Текст книги "Уничтожить Грейнджер (СИ)"
Автор книги: ToryPuurr
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
В Большом Зале Гермиону охватило некое беспокойство с примесью предвкушения и… вины. Ей казалось, будто все знают не только о платье, но и о запланированном побеге. Когда же Джинни зашла в помещение и, завидев Гермиону, поспешила за гриффиндорский стол, Грейнджер передала той конверт с пергаментом, строго-настрого приказав читать только в том месте, где никто не увидит.
Когда же все разошлись, Гермиона с остальными старостами приступили к снятию маскирующих чар с Большого Зала. Вновь стали появляться украшения, над потолком закружили летучие мыши, а на сцену забралась группа скелетов, настраивающая свои магические музыкальные инструменты. Малфой, как и следовало ожидать, не явился в Большой Зал, что слегка успокоило её. Казалось, приди он, снова началась бы перепалка, и Гермиона не была уверена, что в порыве эмоций не проговорилась бы о своём плане. Всё время, проведённое в Большом Зале, она чувствовала себя не в своей тарелке. Нервозность парила в воздухе, будто кто-то опрокинул бутылёк с зельем, постепенно заполнившим пространство.
Через полтора часа, что показались вечностью, гриффиндорка поспешила в дортуар – переодеваться. Снова застыв перед картиной, с которой с любопытством взирал Старый Барон, поправляя свою шляпу и ласково улыбаясь, в голове мелькнула мысль, что это уже становится привычкой – застывать на месте, прежде чем войти в гостиную и, возможно, встретиться с ним, но Гермиона надеялась, что дело вовсе не в Малфое.
Быстро минув расстояние до спальни, она снова застыла на пороге, но причиной тому никак не касался Малфой – Живоглот облюбовал стол хозяйки и вальяжно развалился на нём, в наглую скинув пергаменты и зелья в склянках, что теперь валялись на полу маленькими разбросанными осколками. Услышав чьё-то присутствие, кот повернул голову и уставился на хозяйку большими жёлтыми глазами. Та, нахмурившись, убрала заклинанием осколки, и сняла Живоглота со стола. Вздохнув, она взглянула на своё отражение в зеркале. Работы предстояло много, хотя бы с волосами, сбитыми в колтун, поэтому она поспешила приняться за дело.
***
Когда Малфой появился в гостиной Слизерина, все были приятно удивлены. Панси просто засияла и не преминула возможностью сесть на диване как можно ближе, практически впечатавшись в бок Драко, положив руку на его колено, перебрасываясь фразами с Дафной, как будто её пальцы не поглаживали его ногу сквозь материю брюк. Вскоре в гостиную ввалился Гойл, вытаскивая из-под мантии несколько бутылок огневиски.
– Как же ты их протащил? – выпучив глаза, саркастически спросил Нотт. Подорвался с места и убежал в спальни под удивлённые взгляды сокурсников. Вернулся он с большой коробкой бутылок огневиски и широченной, самодовольной улыбкой на лице.
– Вот, как надо. Учитесь, детки, – провозгласил он, ставя коробку на стол и усаживаясь в своё излюбленное кресло.
Малфой смерил того долгим, изучающим взглядом, ухмыляясь.
– И как вы собираетесь пронести всё это, – он кивнул на алкоголь, что весь выставили на стол, – в Большой Зал?
Блейз широко улыбнулся, подмигивая Дафне, привлекая этим всеобщие заинтересованные взгляды. Никто ничего не сказал и не спросил – это привычка слизеринцев, хоть и не всех, но все ждут, чтобы человек рассказал сам, не упрашивают. К сожалению, многие из его сокурсников больно уж любят знать всё и обо всех, но с другими факультетами ни в коем случае не поделятся. Блейз развалился на диване, упиваясь царствующей тишиной, и Малфой подумал, что у всех истинных аристократов даже такие вальяжные позы выходят идеально и… по-аристократически. Слизеринцы, что уж говорить.
– Не имею привычки раскрывать свои секреты, – наконец сказал Блейз, прищуриваясь.
Да, вечером на Хэллоуине будет весело. Очень.
========== Глава 14 ==========
Ноги подкашиваются, словно он собирается на первое свидание; как будто он жалкий первокурсник, а не чёртов Драко Малфой. Подходит к зеркалу, что висит в спальнях Слизерина, и придирчиво осматривает себя.
Когда Блейз увидел, что у Малфоя за костюм, то почти вздрогнул, вылупившись на того.
– Ты что, совсем с дуба рухнул? – он спрашивает таким тоном, будто говорит не с ним, а с идиотом-Тео, когда тот сделал очередную глупость, что стала привычной в его поведении. Это задело. Серьёзно, он давно не маленький мальчик и не волшебник-идиот, наподобие того же Нотта. Он не собирался и не собирается надевать дурацкий наряд в виде какого-нибудь животного, Дракулы или клоуна. Это не для него. Пусть так наряжаются остальные, раз им так хочется.
– Что? – всё, на что его хватило. Выдавил сквозь зубы, стараясь усмирить то, что бушевало в груди. Злость и переживание. Грёбаных три дня осталось, а потом что? Что будет с ним и его матерью? Волан-де-Морту давно плевать на всех, он не будет разбираться в виновности или не виновности кого-либо. Казалось, “Круцио” он произносит как совершенно обыденную вещь, будто просит передать соль за обеденным столом или спрашивает о погоде. «О да, погода просто замечательная, Тёмный Лорд. А вот ваша солонка».
– Попроси кого-нибудь прислать тебе маску, сойдёшь за истинного Пожирателя Смерти. Ах, подожди, ты же им и являешься, – Блейз усмехнулся, почти грустно, глядя на друга, что бросил уничтожающий взгляд на него. Малфой сжал челюсть, приподнимая руку, в которой была серебряная маска. – Серьёзно? Нет, ты серьёзно?!
Малфой хмыкнул, надевая маску на лицо, что прикрывала широкой полосой глаза, оставляя открытыми нос и рот.
– Друг, ты не переживаешь, что некоторых особ нашего замка может схватить сердечный приступ? – Блейз давит едва не вырвавшийся смешок, обещавший перерасти в громкий смех.
– Отчего же?
– Ну-у… – тянет Забини совсем не правдоподобно, будто и у самого желания играть нет. – Потому что не будет видно “твоих красивых глаз”, – заканчивает он немного писклявым голосом, и Малфой понимает, кого тот парадирует.
– Будет видно, Блейз, не переживай. И, думаешь, ей настолько важны “мои красивые глаза”? – усмехается он и отворачивается к зеркалу.
Дверь спальни распахивается и внутрь заходит Нотт, совершенно бледный, одетый во что-то, напоминающее белое платье. Под глазами искусственные синие мешки, а радужки не было видно вовсе, лишь чёрный зрачок небольшой точкой посреди глазного белка. Усмехающийся уголок рта зажимал сигарету, а ставшие почти белыми брови взмыли вверх в немом вопросе.
– Тео, – протянул Малфой, глядя на однокурсника из-под маски, – что с тобой?
– Тебя чем-то заразила наша староста? Говорил же тебе, плохая это идея – с грязнокровками водиться.
Теодор нахмурился, вынимая изо рта сигарету и зажимая её в пальцах. Медленно, шелестя подолом, подошёл к Блейзу, который в шутку отшатнулся, выпустил дым, что серым облаком взмыл под потолок, растворяясь, и прошептал с совершенно серьёзным выражением лица:
– Я должен тебе сказать очень важную вещь. Вам сказать, – добавил он, бросая взгляд на Малфоя. Забини нахмурился. – Это… – он откашлялся. – Это ещё не весь костюм, касатики, – выдал он томным голосом, подмигивая.
Отскочил в сторону, когда Блейз хотел пихнуть его в плечо, заржал, актёрски стирая с уголков глаз воображаемые слёзы, и, потушив сигарету, оставил её в пепельнице на тумбе.
– Идиот. – Малфой покачал головой, плотнее запахиваясь в мантию, будто пытаясь отгородиться от внешних раздражителей. От внешнего всего.
Он словил себя на том, что чуть не начал переминаться с ноги на ногу, как нетерпеливая девчонка. Что за херня творится?
– Не-а, – Нотт покачал головой, улыбаясь как полоумный. – Не угадали. Я приведение, ну. Бу-у! – Он прыгнул прямо к Блейзу, хватая того в крепкие объятия.
Малфой развернулся, наблюдая за представшей взору картиной. Лицо Забини резко переменилось – исчезло недовольное выражение, зато появилось удивление и… некое безумное отвращение, которое, Драко уверен, было наиграно.
– Бля-я! Нотт, фу, отцепись, фу!
Блейз отпихнул ржущего Теодора и принялся отряхивать свою одежду, будто его только что обнял больной человек, болезнь которого передаётся контактным путём.
Малфой засмеялся вслух, видя то, как Забини поглядывает на ржущего Нотта. Мулат сжал губы, исподлобья наблюдая за друзьями, а потом улыбнулся и сам засмеялся.
– Фу, Тео, ты идиот.
– Не-а. Я же сказал, я…
Малфой вскинул руки защитным жестом, прерывая Теодора.
– Да-да, мы поняли, что ты приведение. Вот только не надо лезть ко мне в объятия, я не буду так нежен, как Блейз, – сказал он, ухмыляясь возмущённо открывшему рот другу.
В дверь постучались, и в комнату зашла Панси. Стреляя ярко накрашенными глазами в парней, словно те были мишенями, она прошла к Драко, молча обняла его рукой за шею и, притянув к себе, ликуя и удивляясь, почему он не упирался, поцеловала.
Скользко, мокро, мягко и глубоко. Так, как несколько дней назад он целовал Грейнджер…
Так, стоп. Приехали, Малфой. Ты целовал, Малфой? Блейз прав, ты с дуба рухнул.
Она сама целовала его. Она сама потянулась к нему. Она сама, не он. Но… это же не меняет положение вещей. Почти не меняет, потому что под закрытыми веками не дорисовывается образ Панси. Не дорисовываются её дрожащие чёрные ресницы, которые он может увидеть, открыв глаза; не дорисовывается её тело, что так тесно и так мягко прислонилось к нему. Тело, на которое у него не стоит, несмотря на то, что она так отчаянно прильнула к нему.
Под веками вспыхнул образ Грейнджер с её вечно ужасными волосами, угловатой фигурой, которая… Мерлин, которую он хотел оттрахать в комнате с зеркалами, потому что каким-то неведомым образом он знал, что её тело будет выглядеть соблазнительно, если снять все эти тряпки.
Он просто знал. Он просто хотел.
А Панси вдруг издала тихий стон прямо ему в рот, оторвалась с влажным звуком от его губ и уставилась на его маску, которую так и не снял. По выражению лица Малфой догадался, что она всё поняла. Да, она почувствовала его стояк, решив, что эта реакция на неё.
«Боюсь разочаровать тебя, детка. Ты не возбуждаешь меня», – подумал он, чуть не сказав это вслух. Вот крику-то было бы.
– Фу-у, – протянул Нотт, хмурясь. – Вы ещё потрахайтесь тут. Вам не стыдно, детишки?
– Иди к чёрту, Тео, – бросила Панси, наконец – наконец! – отлепляясь от тела Драко и делая несколько шагов к Блейзу, останавливаясь и оборачиваясь, осматривая Малфоя с ног до головы тем взглядом, который он замечал чуть ли не от каждой девушки в Хогвартсе. “Я тебя хочу” взгляд прожигал в нём дыру, начиная с четвёртого курса. Уже тогда он был желанен, даже девчонки старше его на целый курс не спешили отводить глаза, когда видели его. Он привык к этому, это стало неотъемлемой частью его жизни. Вечные провожающие взгляды, поедающие, ненавистные, прожигающие. Сколько людей, знающих Малфоя-младшего, столько и разновидностей чувств, влияющих на эти взгляды. Но он уже давно привык, абстрагировался от этого, скрылся под своей маской.
– Кстати, Драко, почему ты выглядишь, как Пожиратель Смерти? Хотя, как я догадываюсь, ты вырядился в… Дракулу? Серьёзно?
Малфой закатил глаза и отвернулся, ничего не ответив, чувствуя взгляды на своей спине.
«Нет, Тео, ты не прав. Просто в этом легче будет исчезнуть, но ты не будешь знать об этом. До завтрашнего дня».
– А по-моему, он выглядит очень даже классно, – заметила Панси. – Блейз, ты у нас Франкенштейн?
Забини гордо вздёрнул нос, прищуриваясь. На лицо легла лёгкая улыбка. Он осмотрел себя в зеркале, возле которого стоял Малфой, будто бы удостоверяясь в том, что он и так было ему известно.
– Да? А я думал, я принц, – лукаво произнёс он, поднимая брови.
– Плохо думал, – хохотнул Нотт, направляясь к двери.
Малфой поправил прядь, выбившуюся из причёски и упавшую на лоб. Казалось, глаза были одного цвета с маской, что немного порадовало. Можно было поставить ещё одну отметку в карточку «Идеально». В нём много идеального, кроме души… и чувств. Разве идеально то, что он испытывает к грязнокровке от слова «грязь»? Он давно забил на то, что порок стал такой же неотъемлемой его часть, как и взгляды в спину и боль. К чёрту боль. К чёрту долбанные мысли о грязи! Сегодня последний спокойный день, так зачем забивать себе голову всяким дерьмом?
– Ты куда? – кинул он уже выходящему Тео.
Тот застыл в дверях, оборачиваясь. Театрально поправил рукой волосы, что чуть не заставило скривиться. У него всё всегда наигранно, что возникает мысль, будто он не может быть натуральным. Будто он весь состоит из фальши.
«Прям как ты, Драко», – проскрежетало подсознание.
Нет, не так. Фальшь присуща им обоим, вот только она у них разная. Теодор делает всё специально, продумывая. Он играет, как актёр, и наслаждается этим. А у Малфоя всё обстоит иначе. Фальшь настолько приелась, что от него самого не осталось ничего настоящего. Скрытность, отцовские нравоучения, обязанность носить маску, скрывать чувства – вот, что наложило метку на него. Навечно. И она не такая, как витая змея в черепе, что находится у него на руке. Эфемерная, но настолько глубокая, что хочется выть, подобно волку. Только вот что-то подсказывает, что вой этот будет совершенно жалким, поэтому и приходится молчать. Просто стоять, закатить глаза и шагнуть к Тео, вновь чувствуя на спине взгляд. Такой, что Драко называет “остановись-взгляд”. Снова Панси, но он не хочет её видеть, и, слава богам, она молчит.
– Я с тобой. – А в ответ молчаливый кивок, и его взору предстаёт белая спина. В принципе, Нотт вполне похож на приведение. А так, как он любит пугать девчонок, упиваясь их визгом, ему, естественно, подходит этот костюм.
– Почему ты решил быть приведением? – спрашивает Малфой, останавливаясь возле дивана. В гостиной были только они, что не удивительно, ведь все сейчас занимаются подготовкой самих себя к Хэллоуину.
– В смысле? – уточняет Тео, кидая взгляд через плечо и улыбаясь уголками губ.
Малфой вздыхает, он не любитель объяснять, он предпочитает, чтобы люди сами додумывали, но сейчас ему слишком хотелось узнать ответ.
– Ты же подкатываешь к грязнокровке, даже платье ей купил за непомерную цену. Так почему ты вырядился приведением, а не принцем, допустим?
Нотт останавливается возле самой картины и говорит, не оборачиваясь:
– Давай прогуляемся. Тут слишком жарко. – И выходит, слыша за собой шаги.
Жарко? В подземельях? Ну да, конечно, Нотт.
– Ну, так?.. – нетерпеливо тянет Драко. Эта ситуация уже порядком начинает раздражать его.
– Она мне не нравится, если ты к этому клонишь. Да… – задумчиво тянет. – Она красивая, в меру, не отвратительная, даже очень привлекательная. Знаешь, такая неряшливая, строгая…
– Нотт, – прерывает слишком быстро.
Теодор шагает рядом. Он не такой, как Блейз, с ним не так, как с Блейзом. Аура другая, да и люди они совсем разные. От Нотта веет чем-то тёмным, даже грязным и порочным. Это так не подходит его внешнему облику и поведению. Вечно ржущий, вечно шутящий невпопад идиот-Нотт. И сейчас – бледный, идущий рядом в темноте и тишине, нарушаемой лишь стуком туфель и громыханием мыслей в голове. Светлые одеяния и тёмная аура. Почти Инь и Ян. Почти параллель, если бы Малфой не имел опыта в общении с подобными Нотту. Такие люди чаще походят на актёров, которых маленький Драко видел в театре, куда ходил со своей матерью. Они играют роль, даже если она им совершенно не подходит, но они играют так умело, что кажется, будто они и есть то, что показывают. И это почти смешно. Тогда, не сейчас. Потому что он знал этого парня с первого курса, но только сейчас, идиот, понял, что Нотт – не тот, кого играет. И это почти заставило остановиться.
– Ты же сам её хочешь. – А вот из-за этого он остановился.
– Что? – тупо переспросил, не веря своим ушам.
Нужно засмеяться, бросить испепеляющий взгляд, покачать отрицательно головой! Нужно… А он просто стоит и смотрит на Нотта, того, кого узнаёт впервые. Впервые за семь лет.
– Не притворяйся, Драко, – говорит тихо, но уверенно. И куда подевалась привычная нотка весёлости, что была всегда в голосе? – Мы с тобой знаем, что детка Грейнджер изменилась. Ох, как изменилась. – Он поворачивается, глядя на Малфоя в упор. Глаз почти не видно, только чёрный зрачок, и это пугает. Действительно пугает, потому что он стоит, весь бледнющий, словно настоящий призрак, смотрит, не мигая, а уголки губ ползут вверх в почти болезненной улыбке. – Я же вижу эти твои взгляды в её сторону. Я помню твою реакцию, когда ты узнал, что я к ней подкатываю. Я же вижу, как ты реагируешь на неё. И нет, Драко, не пытайся доказать обратное. Мы с тобой знаем правду, не так ли? – Быстрым движением язык проходит по его нижней губе, и в том есть что-то безумное, завораживающее. – Мне не нужна она, ну, по крайней мере, как девушка. Я хочу её тело. Её запах сводит с ума, не так ли, мальчик мой?
– Что за херню ты несёшь? – получилось как-то почти жалко, будто он боится. Просто вопрос-выдох, а в голосе мысли роют дырку в черепной коробке.
– Вот только не говори мне, что не хотел завернуть её сладенькое тело в латекс и трахать в комнате с зеркалами, – в словах порок, пошлость в тоне, а глаза блестят.
– Я… – сглатывает. Почему в горле стало так сухо? – Я не хочу её. – Оправдание. И в эти слова не верит ни он, ни Нотт. И они это прекрасно понимают, потому что Тео вздыхает, качая головой, улыбаясь, как больной ублюдок, а Малфой стоит, сжимая кулаки, медленно сатанея. Потому что в нём пробудилось новое, хорошо забытое чувство – страх. И это совершенно ему не нравится.
– Пошли. Скоро всё начнётся, я не хочу ничего пропустить, – говорит Тео уже нормальным голосом, будто он снова тот прежний идиот-Нотт, но вот только глаза по-прежнему блестят, пока он не отворачивается и не делает медленные шаги дальше.
***
Блейз с Панси, Дафной и Гойлом подоспели к парням, когда те были уже почти перед самой дверью в Большой Зал. Когда они вошли внутрь, то не смогли сдержать поражённого вздоха. Помещение преобразилось просто до неузнаваемости. Полутьма помогала настроиться на нужный лад, а медленная музыка, доносившаяся со сцены, на которой играла музыкальная группа скелетов, была слегка пугающей, но так подходила под обстановку и праздник в целом.
– О нет! Фу, летучие мыши! Ненавижу их! – провизжала Панси, хватаясь за руку Драко, будто бы ища в нём защиту.
– Ничего в них страшного нет, Панс, успокойся! Не будь такой глупой, – раздражённо бросил Малфой, убирая руку девушки и шагая к столу с пуншем.
Компания слизеринцев удивлённо уставилась на его спину. Панси повернулась, вопросительно глядя на Блейза.
– Ничего, детка, просто у него была тяжёлая ночь. – Он покачал головой, не сводя взгляд с друга. – Идите, развлекайтесь, – бросил он, натянуто улыбаясь, и последовал к столу с пуншем.
– Что с ним? – спросила Панси, грустно глядя на Дафну.
Нотт положил руку ей на плечо, слегка сжав, и заглянул в глаза.
– Всё в порядке. Идёмте развлекаться, – обратился он уже ко всем и пошёл вглубь редкой толпы.
Блейз отмахнулся от разодетого пикси, предлагающего ему стакан пунша, и стал по другую сторону стола от Малфоя, засунув руки в карманы своего одеяния. Блондин поднял на него болезненный взгляд и вылил в себя содержимое очередного стакана.
– Тебе бы покрепче чего-нибудь, друг.
Блейз наклонился над одним из стаканов и сделал странное движение, а затем подал его Драко. Тот принял стакан и, не отрывая взгляда, проглотил содержимое. Ни один мускул на его лице не дрогнул.
– У тебя с собой? – спросил он, кивая на карманы мулата.
– Что с тобой? – моментально спросил Блейз.
Малфой скривился, снова поправляя выбившуюся прядь волос из причёски. Что с ним? Он сам хотел знать ответ на этот вопрос уже который год.
– Ничего, – бросил, смотря куда-то поверх плеча Забини.
Покачал головой, беря очередной стакан с пуншем, поднося его ко рту… И замер.
– Тогда почему… – Блейз замолчал, хмурясь. Проследил за взглядом друга и обернулся, глубоко вдыхая.
Грейнджер вошла в Большой Зал, и, в прямом смысле этого слова, у всех перехватило дыхание. Мерлин… Привычно торчащие в разные стороны волосы, больше напоминающие гнездо, теперь волосок к волоску были собраны в замысловатую причёску приподнятых кудрей. Локон, одиноко лежавший на правом плече, казалось, вбирал в себя весь свет свечей, становясь золотым, переливаясь, словно драгоценность, почти ослепляя.
– О боже… – прошептал Блейз, а Драко мысленно с ним согласился.
Стакан медленно опустился на стол, разливая содержимое, потому что Невилл, мешавший полноценному обзору, наконец-то отошёл в сторону.
И Мерлин тысячу раз!..
То, во что была одета Грейнджер, горело, в прямом смысле этого слова! Языки пламени извивались на подоле её платья, доходя почти до колен. В этом было что-то завораживающее, влекущее, отчего Малфою захотелось броситься в этот огонь и сгореть заживо, даже если для этого придётся стать перед грязнокровкой на колени. Нет, перед Грейнджер. Потому что эту девушку, эту невероятно красивую девушку, что дарила смущённые улыбки почти каждому, никак нельзя назвать грязнокровкой! Это богиня в облике простой смертной с невероятной фигурой. Бледную кожу подчёркивало ярко-красное, почти алое, почти похожее на кровь платье, и Малфой был уверен, что это кровь и есть. Его кровь, кристально чистая, яркая и такая же кипящая, бурлящая, как и в его венах прямо сейчас. И если можно сойти с ума от красоты, то он уже давно лишился разума. Малфой задержал дыхание, когда она нервно облизала губы. Проследил за этим движением, вспоминая её вкус, возобновляя это воспоминание. Прикрыл глаза, не в силах смотреть на неё, но не мог оторваться. Две тонкие бретельки держали корсет, плотно облегающий её… грудь. Малфой сглотнул, слыша своё учащающееся сердцебиение. Глупый орган, если так дальше пойдёт, то его сердце остановится, не выдержав. И, чёрт, пускай это будет так, потому что, он уверен, это пламя, сжирающее её подол, сейчас перебросится на всё платье и сожжёт его к чертям. Тогда он сможет увидеть её бледное, невинное тело. Сможет коснуться, провести пальцами, попробовать вкус её кожи губами, сгорая изнутри, потому что она… смотрит ему в глаза.
Стоит в компании этих идиотов: Невилла, младшей Уизли и странной светловолосой девчонки. Стоит, слушая их, а глаза неотрывно следят за ним, смотрят, почти впитывая, почти сжигая и… Он готов стать перед ней на колени, ибо он горит прямо сейчас, потому что она смотрит на него. Нежные губы приоткрываются, а зубы закусывают кончик языка, и вот она – нет! – отводит взгляд и что-то отвечает этим придуркам. Малфой на выдохе закрывает глаза, считая про себя. Раз, два… Три… Но ни черта не помогает, потому что ноги уже несут его к ней. Потому что надо… просто надо. К ней, сейчас, срочно. Потому что он сгорит, он чувствует этот огонь. И он хочет сгореть, в ней.
Он почти рычит, когда чья-то сильная рука перехватывает его выше локтя, тормозя. Поворачивает голову, прожигая глазами лицо мулата, и шипит:
– Забини.
Но это никогда не действовало. Никогда, так почему что-то должно измениться сейчас?
– Ты куда собрался? – обеспокоенно спрашивает мулат, бросая взгляд на Гермиону. – К ней? И что ты собираешься сказать? «Привет, извини, ты так классно выглядишь, что я пересмотрел своё отношение к тебе и пришёл сказать, что хочу тебя»?
– Я не…
– Не хочешь. Я знаю. – А в глазах обратное. А в глазах правда, и это бесит больше всего. Заставляет сжать челюсти, бросая в её сторону последний взгляд. Многозначительно дёрнуть рукой, что держит Блейз, и посмотреть ему в глазах, шипя:
– Я в порядке. Идём.
И Блейз отпускает руку, хотя Драко не сказал куда “идём”. Что-то в его взгляде подсказывает, что он и так понял, потому что разворачивается и следует к столу, за которым расположилась их компания, не беспокоясь о том, что Малфой может сейчас броситься к Грейнджер, чтобы… что? Что он в действительности скажет ей?
Драко вздохнул и пошёл за Блейзом. Он слишком хорошо знает его. Слишком, но это даже хорошо, потому что в случае вдруг чего он сможет прикрыть его. Впрочем, он же любит помогать и спасать, вот сегодня он и пригодится.
***
Джинни берёт Гермиону за руку и тянет в сторону закусок. Они останавливаются, но вместо того, чтобы взять лимонные дольки, что предложил включить в меню один из старост, младшая Уизли разворачивается к подруге лицом и складывает руки на груди.
– Что? – спрашивает Гермиона, борясь с желанием закатить глаза, потому что тонко сжатые губы Джинни напоминают ей раздражительного Малфоя.
– Ты тоже собираешься меня бросить? – шипит она, смотря блестящими от слёз глазами.
Гермиона открывает рот, чтобы ответить, но ей этого не позволяют, выставляя руку вперёд.
– Нет, не надо говорить, что ты не бросаешь меня, потому что ты поступаешь так же, как и Гарри с Роном. Они исчезли, бросив нас с тобой, а теперь ты хочешь отправиться за ними… И я останусь одна! Я… Ты же понимаешь, Гермиона… – Джинни прикладывает руки к лицу, отворачиваясь.
– Джинни, прошу. – Гермиона кладёт руку на плечо подруги, и этот жест ей напоминает неумелые утешения Гарри. От этого становится горько, но она глубоко вдыхает. – Я должна, ты понимаешь, должна найти их. Я не могу просто оставаться в Хогвартсе, ничего не делая, не помогая. Это важно, ты сама это прекрасно знаешь. Я не бросаю тебя, я хочу найти их и помочь. Я должна.
Джинни отрывает ладони от лица, но слёз нет, хотя глаза по-прежнему блестят.
– Я с тобой…
– Нет, – отрезает Гермиона, убирая руку. – Ты нужна здесь.
Джинни вздыхает, нахмуриваясь. Поправляет волосы, которые она оставила распущенными, лишь слегка завив их. Снова вздыхает, качая головой, а потом улыбается.
– Ты прекрасно выглядишь, Гермиона. Откуда такое платье?
Гермиона тоже слабо улыбается, отвечая:
– Ты тоже, Джинни. Давно готовила. – Надо же, врёт и не краснеет. У кого научилась? – Давай вернёмся к нашим, а то Невилл и так чувствует себя неловко.
Джинни прыскает от смеха и медленно направляется к столу, что заняла Луна, разодетая в костюм Солнца, и Невилл, надевший костюм каких-то растений.
– Когда ты собираешься отправиться искать их? – голос Джинни дрогнул.
– Сразу после бала. Завтра меня уже не будет.
– Хорошо. Мы придумаем что-нибудь, – отвечает слишком быстро, поглядывая на Гермиону.
– Грейнджер, можно на пару минут? – раздаётся чей-то голос сзади, и девушки оборачиваются.
Нотт в костюме приведения стоит, протягивая руку, и улыбается. О боже, что у него с глазами?
– Зачем? – спрашивает Джинни, стушевываясь под его резким взглядом.
– Я пойду, Джинни, иди к нашим, – тихо говорит Гермиона, поворачиваясь к подруге. На губах появляется слабая улыбка.
Уизли хмурится, но разворачивается и продолжает путь к друзьям уже одна. Гермиона поворачивается к Нотту, что уже порядком устал держать руку протянутой, поэтому нервно дёргает ею, продолжая улыбаться. Нахмурившись, она подаёт свою руку, касаясь его холодных пальцев, и удивляется сама себе. Нотт галантно наклоняется и целует тыльную сторону её ладони, не отрывая глаз от её лица, наблюдая, как на щеках проступает румянец.
– Чего ты хочешь?..
– Пойдём, выйдем? – спрашивает он и, не дожидаясь ответа, ведёт её к дверям Большого Зала.
***
Малфой опрокидывает в себя очередной стакан огневиски, даже не удивляясь, как Блейзу удалось пронести алкоголь в Большой Зал. Мысли его заняты Ноттом, что очень непривычно и совершенно неприятно. Что-то пугающее и тёмное есть в нём. Он кажется даже хуже, чем сам Малфой, что заставляет проронить нервный смешок.
– Тебе весело, сладкий? – интересуется Панси, отправляя в рот фруктовое канапе, облизывая губы слишком пошло, что могло бы сойти за недвусмысленный намёк, но Драко слишком плохо, чтобы реагировать хоть как-то, поэтому он лишь сухо кивает, отводя взгляд.
Осматривает зал, замечая, что Грейнджер постаралась на славу. Большой Зал действительно хорошо украшен. И да, ему это нравится. И летучие мыши, парящие между свечей под потолком; и музыка, играющая не надоедливый мотив, под который он начинает настукивать носком туфель; и маленькие столы, накрытые цветом его факультета, что очень и очень удивительно; и спокойные пикси, разодетые в странные фиолетовые одёжки, предлагают стакан пунша Нотту, который отмахивается, продолжая идти к выходу из Большого Зала с Грейнджер; и тыквы…
Стоп. Глаза возвращаются к бледной спине Нотта, который улыбается, рассказывая что-то Грейнджер, которую держит за руку и которую хочет!
Зубы сжимаются сами собой, и он вскакивает, а ноги уже несут к выходу. Рука Забини снова перехватывает его выше локтя, и Драко хватает ума не въехать тому в челюсть, потому что это начинает выводить из себя. Потому что он на пределе. Потому что тёмные глаза смотрят удивлённо, а сильная рука не отпускает. А в груди грёбаный огонь и “не дай бог” в голове.
– Драко? – удивлённый тон заставляет почти зарычать.
И будто кто-то проткнул иголкой мыльный шар, который лопнул, как лопнуло что-то у него в груди, выливая, выплёскивая всё на Блейза, который с каждой секундой всё больше хмурился. Потому что надо срочно. Потому что она, Грейнджер, там, с ним, с этим Ноттом. Потому что он не идиот, он хуже, он может сделать… Что сделать, он не знает, не придумал, знать не хочет, но нужно срочно идти. Нужно бежать за ней, может быть поздно. Просто нужно прямо сейчас за ней, в противном случае он не простит. И, кажется, Блейз что-то понимает, смотрит Драко в глаза и отпускает руку. А ноги уже несут в двери.
В голове что-то гудит, кричит, пищит, а грудь будто сжали железным обручем, и Драко оборачивается, смотрит по сторонам, думая, что в него кинули какое-то заклинание. Но нет. Все ходят, сидят, танцуют, улыбаются и ничего не подозревают. Конечно, откуда им знать, что Нотт увёл Грейнджер из Большого Зала? Им нет никакой разницы, чёртовы ублюдки.
Музыка давит на голову так, что, кажется, она вот-вот взорвётся. Руки толкают дверь, и он вылетает в холодный коридор. Крутит головой по сторонам, замечая огненное платье, что скрывается за поворотом, и бум. Просто бум. В голове что-то щёлкает, а сердце пропускает удар. Ноги отрываются от каменного пола и несут по коридору. Факелы трепещут, когда он пролетает мимо, и ощущение, будто он летит. Не чувствуя тела, не чувствуя душу, что давно прогнила, потому что в голове бешеным набатом стучит одно слово: «спасти». Стучит, наверно, быстрее его сердца, которое бьётся где-то в глотке. Зачем, от кого, почему спасти? Он не знает, понятия не имеет, а в голове это слово пробивает кору мозга, метается, расплавляется так, что он уже не может разобрать буквы, потому остаётся лишь бежать, слыша одно: «спастиспастиспасти».
Спасти её необходимо. Просто вырвать из рук суки-Теодора и размазать ему морду о стену. С удовольствием наблюдая, как его кровь стекает по камню.
