Текст книги "Уничтожить Грейнджер (СИ)"
Автор книги: ToryPuurr
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
Драко посылает желание раздражённо топнуть ногой к чёртовой матери. В самом деле, что с ним? Защитная реакция, частично лишающая страха? Драко прислушивается к себе. Нет, страх на месте, он всё также продолжает сжирать изнутри.
Блейз однажды говорил, что когда влюбляешься, то часто ведёшь себя как идиот, мелешь что попало, делаешь дикие глупости, тем самым позорясь перед человеком, запавшим в сердце.
Это он говорил на третьем курсе, когда приехал в Хогвартс после лета. Тогда он встретил некую Таулию, и влюбился в неё, хотя на следующее лето всё прошло.
Выходит, что Драко влюбился в Тёмного Лорда, раз уже который раз подавляет желание сделать очередную глупость?! Малфой подавил едва не сорвавшийся с губ смешок, но вовремя сдержался. До него, наконец, дошло, что к нему обратились.
Он поднял взгляд на Волан-де-Морта, встретившись с его красными глазами, что неотрывно, в давящей тишине, наблюдали за ним. Вдруг Драко затошнило, и он подавил рвотный позыв. Это ж надо было так перенервничать.
– Да, мой Лорд? – выдохнул он и удивился, насколько спокойно прозвучал голос, даже ни разу не дрогнув.
Застывшие на своих местах бледные фигуры в чёрных одеяниях словно растворялись в комнате, настолько обескровлены были их лица. Тусклый свет свечей не давал в полной мере рассмотреть Волан-де-Морта, за что Драко был несказанно счастлив.
– Даг решил, что имеет право убить девушку для моего ритуала, тем самым сорвав его, но это не значит, что ритуала не будет. Мне нужна новая девушка, замена. Кажется, мне говорили, что они имеются у тебя в поместье.
– Да… – выдохнул Драко внезапно осипшим голосом. Прочистив горло, он исправился: – Да, мой Лорд, это так. Я могу предоставить пять девушек для вашего ритуала.
Глаза Тёмного Лорда смотрят неотрывно, следят за мимикой, за несмелыми глотками воздуха, будто беря его с поличным. Каждый глоток воздуха порождает чувство вины, словно Драко ворует этот воздух, вновь и вновь вдыхая, сжимаясь, зная, чувствуя, что он всё знает, но разве можно иначе, разве можно дышать, не вызывая у этого воскового чудовища подозрения?
Каждый из его выдохов – разоблачение. Будто вместе с ворованным воздухом он выдыхает свои мысли, потаённые желания. Будто сидя за этим столом, сжимая под столешницей руки, выкручивая от нервов пальцы, словно какой-то эльф, смотря в эти красные глаза, он выдыхает в тишину всего себя. В такую вязкую, давящую тишину, что затекает за шиворот, ворочается под рубашкой и намеренно затягивает горловину, будто крича: «Прекрати дышать! Ты выдаёшь себя!». А он не может. Не может не дышать, не может прекратить бояться, не может не разоблачать себя.
Волан-де-Морт задумчиво водит тощим пальцем по столешнице. Вдруг он усмехается и тихо шепчет, только шёпот этот похож на змеиное шипение и он громче дождя за окном, закладывает уши:
– Хорош-шо. Приведи их сюда, – произносит он, а глаза следят за ним, будто впитывают в себя, и Драко щипает себя на кисть, словно удостоверяясь, что он тут, что он не исчез.
Драко покорно склоняет голову.
– Минни! – говорит он, и тяжёлая дверь распахивается.
В комнату медленно заводят пять девушек. Все они накрашены, одеты в шикарные платья, а глаза глядят на всех присутствующих с испугом. Когда же они видят Волан-де-Морта, то задыхаются от страха. Это видно по тому, как вытягиваются их вмиг побледневшие лица, которые не спасает даже макияж, придававший здоровый румянец.
Драко думает, каково им сейчас на том месте? Стоять, ожидая своей участи, трястись от страха. Он-то привык, а эти нежные натуры вот-вот упадут в обморок. Хотя… Разве к этому можно привыкнуть?
Драко осматривает каждую из них и вмиг замирает. Взгляд его приковывает последняя девушка в этом строю – Грейнджер. Волосы её приподняты к верху, а аккуратно закрученные локоны ниспадают на голую спину. Бледной коже лица старались придать нормальный цвет румянами, а губы накрашены несколькими слоями алой помады, что делает её похожей на вампиршу. Это же не кровь, а помада, верно?
Взгляд его скользит ниже, пожирает открытую тонкую шею, острые плечи. На Грейнджер надето платье, заставляющее дрожать всё его существо: длинное, до щиколоток, изумрудное с серебряными отливами, от середины правого бедра идёт разрез, разлетающийся при ходьбе, а грудь прикрывают два лоскута ткани, завязывающихся за шеей. Драко кажется, что голых участков кожи больше, чем ткани платья. Все остальные девушки меркнут на её фоне.
«Не знал, Грейнджер, что ты так сексуальна в слизеринских цветах», – думает Малфой, отрывая от неё взгляд.
Волан-де-Морт осматривает их, как вдруг Белла, молчавшая ранее, поражённо вскрикивает:
– Это же подружка Поттера!
Она тычет пальцем в сторону Гермионы, которая во все глаза уставилась на Волан-де-Морта. В её глазах закипает страх и злоба. Ядрёная смесь, и Драко становится по-настоящему страшно.
– Это правда подружка Гарри Поттера, Драко? – спокойно спрашивает Волан-де-Морт, переведя на него изучающий взгляд.
Драко невольно вздрагивает. Переводит взгляд с нетерпеливого выражения застывшего на лице Беллатриссы на Волан-де-Морта, эмоции которого прочесть невозможно. Драко поворачивает голову и напрямую смотрит на Грейнджер, испуг которой можно пощупать руками. Она широко раскрыла глаза, а в них плещется панический страх перед ним, Драко Малфоем. Только он сейчас может решить её судьбу, потому что она в его руках. Подарить ей жизнь ценой шаткой лжи или сломать, растереть её судьбу в руке, словно сухой осенний лист, уничтожить. А она смотрит на него, почти умоляя.
«Не в такой ситуации я хотел увидеть твой страх тогда, на патрулировании, когда приложил тебя затылком о стену в коридоре», – думает он, читая её страх, осязая его.
Однажды вкусив силу Верховоды Судеб, он погряз в этом по самые уши. Погряз в этом восхитительно устрашающем чувстве, когда от одного короткого слова он может спасти, а может уничтожить её.
Драко чувствует прожигающий взгляд Волан-де-Морта на своей скуле, чувствует нетерпение Беллы, которая сдерживается, чтобы не крикнуть «ну!». Он не прерывает зрительный контакт с Грейнджер, когда говорит одно короткое слово:
– Да.
И видит, как в её коньячных глазах рушится жизнь.
Комментарий к Глава 22
Надеюсь, никто не будет против моего заявления в комментарии к части, потому что именно к главе это никакого отношения не имеет, но я хочу поделиться с вами. В этот день я не просто публикую новую главу, сегодня ровно полгода моего пребывания на ФикБуке, и я хочу разделить эту маленькую радость с вами, мои дорогие, поэтому и старалась написать поскорее, чтобы подарить вам её, мою благодарность за то, что вы со мной, в виде текста. Спасибо каждому из вас, кто читает и комментирует. Это очень важно для меня. Просто спасибо за то, что вы со мной! :)
Также воспользуюсь моментом и приглашу вас в мою общую группу с ещё одним замечательным автором – https://vk.com/foggy_band.
========== Глава 23 ==========
Все, о чем я вспоминаю – это момент,
В который исчезла печаль,
Я грустила о падении в пучину страсти, но теперь снова стою на ногах.
Я хочу переписать этот рассказ,
И не только то, что казалось безумным -
Как я могла жалеть о том, что оказалась сильнее, чем я есть?
Lara Fabian – I’ve Cried Enough
Иногда люди даже не задумываются об истинном назначении своих поступков. Люди просто совершают их, как обыденные действия. Просто живут, дышат, делают что-то, а в голове происходит анализ, быстро вертятся шестерёнки, заставляя думать, вспоминать, сопоставлять факты.
Иногда, конечно, бывает некое чувство прострации, когда в голове пусто, глаза отрешённые и так… легко. Будто голова напрочь лишена мыслей, анализ не происходит, даря долгожданный отдых, потому что невозможно работать так вечно, правда?
У Драко та самая пустота в голове. Так пусто, так тихо, что почти слышно гудение в ушах. Это давит снаружи на виски, заставляя сжать бокал с виски до побелевших пальцев.
Драко бездумно смотрит на мирно висящую занавеску, за которой видно окно. Он подносит бокал к губам, делая большой глоток. Рука дрожит, и приходится глубоко вздохнуть и выдохнуть, стараясь хоть как-то успокоиться.
Скверный вечер.
Драко зло щурится и запускает бокал с недопитым виски в стену. Тонкое стекло распадается на кусочки, осыпая пол, а янтарная жидкость растекается по стене.
В воздухе пахнет осенью, виски и страхом. Страх просочился в каждую щель в поместье, заполнил собой всё пространство, наполнил собой все шкафы, посуду, залез за шиворот и даже вытеснил кислород. Смрад страха просочился в нос, заставляя лёгкие рывками выплёвывать его.
Драко зарывается трясущимися пальцами в волосы, лохматя их, хотя никогда раньше так не делал. Вечно идеальные волосы приобретают беспорядок, но ему не до внешнего вида. Ему плевать на то, как он выглядит, и на то, что от него едко пахнет алкоголем.
Держась рукой за край барной стойки, Драко, пошатываясь, прошёл к дивану, обитому кремовой кожей. Ноги подкосились, и он плюхнулся прямо на диван, издав задавленный «ох». Всё в глазах колыхнулось и закрутилось в бесконечном водовороте событий, возвращая Драко назад, во время, что полностью состояло из вязкого страха.
Драко так сильно сжимает челюсти, что впору услышать хруст зубов. Сердце бьётся где-то в районе горла, норовя вырваться наружу. Драко сглатывает и снова находит глазами тело Грейнджер. Красивое изумрудное платье запачкано кровью. Это платье словно олицетворяет репутацию Драко: такое же запятнанное и тоже кровью.
Грейнджер слабо скулит, скалясь на Беллатрису, которая заливается хохотом.
Драко отводит взгляд, как вдруг его хватают за руку и тянут ближе к Грейнджер. Он прикусывает кончик языка, чтобы не закричать, что не хочет подходить. Он просто не хочет.
– Ну же, Драко, давай! Эта грязнокровка не хочет говорить, где её выродки-дружки! Давай, Драко, заставь её говорить! – кричит Белла, сверкая своими безумными глазами в полумраке.
А в голове тысячный раз повторяется: «Давай, Драко», – отбивается эхом от черепной коробки и мечется в голове, пытаясь найти выход.
И Драко поднимает руку, в которой зажата палочка. Медленно вычерчивает руну, выкрикивая ненавистное заклинание.
Грейнджер снова кричит, и крик её режет по натянутым барабанным перепонкам. Она выгибается, едва не ломая себе позвоночник, а Драко смотрит и опускает руку. Белла увлечена, Белла не замечает этого. Заливается смехом, подлетает к Грейнджер и кричит:
– Где Поттер и Уизли, бесстыжая дрянь?!
А Гермиона почти не слышит, только вновь шепчет: «Я не знаю», – сплёвывая кровь.
– Хорошо.
Белла поднимается, и Драко смотрит на неё во все глаза. Что с ней?!
– Хорошо.
Она вновь подлетает к Грейнджер, доставая из ножен кинжал. Лезвие сверкает в свете свеч, холодит все внутренности одним своим видом. Белла хватает Гермиону за руку и приставляет кинжал. Истерический смех снова заливает помещение.
– Хватит… – шепчет Драко, пытаясь встать.
А комната кружится, кружится и голова. Стены движутся, то наступают на Драко, то удаляются, шелестя занавесками на окнах. Свечи вспыхивают ярким огнём, заставляя жмуриться, а потом резко гаснут, окуная комнату во тьму.
Гермиона лежит на полу, устремив невидящий взгляд в потолок. С обнажённой руки тонкими струйками стекает кровь, а Драко во все глаза смотрит на надпись, сделанную Беллой: «Грязнокровка».
Драко смотрит и почти не чувствует себя. Создаётся впечатление, что он просматривает чужие воспоминания. Огонь свечей дёргается в последний раз, и до слуха долетает звук захлопывающейся двери.
На плечо кто-то кладёт руку, и это почти ломает Драко. Он не готов с кем-либо разговаривать, он не готов слушать и действовать, он просто не будет воспринимать информацию.
– Драко, пройдём в другую гостиную.
Грубый голос окутывает против воли, а Драко не хочет этого, он ненавидит этот голос и человека, которому он принадлежит, но, несмотря на это, ноги уже несут его к выходу.
Драко с трудом садится на диван, его штормит, а горло жутко дерёт, не говоря уже о тошноте. Какой чёрт дёрнул его пить это хреново огневиски?!
Драко чувствует тяжесть на своей душе, теперь она стала ещё темнее, и от этого не отмыться вовсе. Пальцами оттягивает горловину рубашки, которая, кажется, душит. Не выдерживает и дёргает её, отчего пуговица отрывается и отскакивает от дивана на пол. Даже чёрная бусинка смотрит на него с жалостью и некоторым презрением.
– Идите к чёрту, – шепчет он. – Все к чёрту!
Тошнота подкатывает к горлу, а комната снова гаснет в воспоминаниях.
Яксли сидит на диване Драко и ухмыляется, смотрит свысока, будто это не он каких-то полчаса назад чуть не наделал в штаны. Пьёт чужой виски, как воду, заглатывает и заглатывает, ставя стакан на стол со стуком.
Селвин разместился в кресле. Он пьёт меньше, но тоже усмехается.
– Видал, какой шрам Беллатриса сделала нашей грязнокровочке?
Грубый смех заливает комнату, и Драко кажется, что ему становится тяжелее дышать.
– Нашей? – раздражённо удивляется Драко.
Он поднимает брови в вопросе, не сводя напряжённого взгляда с Селвина, который, кажется, ничего не замечает. Делает большой глоток, морщится и отставляет бокал, удобнее устраиваясь в кресле.
– Да, нашей. Ты не первый, кто испробовал грязнокровочку на вкус, – ржёт он.
Смех на мгновение заглушается стуком мысли в голове. Драко хмурится и отставляет бокал на стол.
– В каком смысле «не первый»? – осторожно спрашивает Драко, ощущая жгучее желание ошибиться.
Селвин прыскает от смеха. Его взгляд, слега расфокусированный от алкоголя, находит лицо Драко. Лицо искажает противная ухмылка, а изо рта вылетают грязные слова, которые Драко не хочет слышать, в которые не хочет верить.
– Помнишь тот день… Точнее, ту ночь, в которую тебе приспичило зазвать нас в Хогвартс, м? – глаза его блестят. – Так вот, пока мои парни мочили твоих школьников, я нашёл комнату, в которой меня с распростёртыми объятиями ждала грязнокровная шлюшка…
Драко сжимает кулаки, почти слыша скрип свое челюсти.
– …и как накинулась на меня. Короче, её сладенькое тело пришлось мне по вкусу. О, а как она кричала. М-м, просто прелесть. Ну, ты же знаешь, её трахать приятно. Уверен, ты не раз ей вставлял…
Драко был не так пьян, как они. Вскинуть палочку и направить её на Селвина – секунда дела. Рука вычерчивает знакомую руну, а воздух разрезает крик. Бокал падает на пол, заливая ковёр недопитым огневиски, что растекается, впитываясь в светлый ворс.
***
Занавеска в спальне слабо колышется, пропуская лёгкий пряный аромат опавших листьев. Осень наполнила собой комнату, мягко окутывая застывшую на одном месте Гермиону. Тёмные ресницы слиплись из-за слёз, которым она позволила течь по щекам, опадая на ткань платья, что быстро впитывала влагу в себя.
В комнате пахло не только осенью. Воздух был наполнен густым запахом крови и пониманием. Дрожащие пальцы Гермионы перебирали испачканный кровью подол платья. Свежие раны левой руки болезненно ныли, но Гермиона не смела опустить взгляд на ненавистную надпись.
– Грязноковка… – одними губами произнесла Гермиона, быстрым движением языка увлажняя их, ощущая на языке солёность.
Двадцать минут назад её перенесли в спальню, и все эти двадцать минут она сидела на кровати, смотря в одну точку.
А мысли тягучие, мысли вязкие, растягиваются, заполняют всю комнату, заползают в лёгкие, мешая дышать.
Вздох – в лёгких гниль, словно под опавшими листьями. Шелестит, копошиться, зовёт к себе.
Выдох – а дышать не легче. Воздух перекрыт. Воздуха нет.
А зачем он нужен? Зачем, если всё потеряно. Она не смогла помочь Гарри и Рону, она в заключении у этого ублюдка, а теперь она просто девушка для ритуала Волан-де-Морта.
Мир померк, мир исчез. Часы остановились, им больше незачем жить. Время растянулось, износилось.
Гермиона переводит глаза на окно, за которым тьма. Едко пахнет дождём. Слишком холодно и слишком влажно, но это не важно. Там, за окном, тьма зовёт в свои объятия, и так хочется поддаться, ринуться к ней, как к единственному освобождению. И часы из коридора будто услышали мысли Гермионы, вновь зашлись, заработали, отстукивая секунды. Тихие, почти неслышные звуки отбивали в голове Гермионы слова: давай, давай, давай.
Давай, Гермиона.
Давай, освободись.
Это же часы виноваты, верно? Часы заставили её подняться с кровати, безвольно переставляя ноги. Часы нашёптывали, настукивали ей указания.
Давай, Гермиона Джин Грейнджер, освободи себя.
Гермиона останавливается прямо перед распахнутым окном, за которым тьма, свобода. Они, как русалки зазывали своим пением моряком, зазывают Гермиону к себе. Только она не моряк, она грязнокровка.
В голове становится пусто и тихо. Так почти давяще, почти страшно, необходимо. Необходима просто тишина, покой. Эти дни не только изрядно потрепали её, они сломили напополам, выкинув, как безвольную тряпичную куклу, которая уже не нужна. Ах, нет, нужна. Её ещё используют для грязного ритуала Волан-де-Морта, что б он сдох.
Губы Гермионы растягивает улыбка, почти такая же больная, как и у Малфоя раньше. Вот только сегодня пировать будет она. На свободе.
Гермиона осторожно стаёт на подоконник, держась руками за оконную раму.
Огонь уже лижет ей пятки, а трос вдруг обрывается. Впереди уже нет спасения, если оно и было. Впереди только бездна и темнота. Вязкая, холодная, но – к чёрту – освободительная. Она не привыкла сдаваться, она никогда не сдавалась, она не из таких. Но она устала постоянно убегать от этого огня. Просто устала. Лучше остановиться и спрыгнуть с троса вниз. К чёрту огонь, к чёрту размытое, такое эфемерное спасение. Его нет. Не для неё.
Лучше ведь спрыгнуть самой, чем отдаться огню?
Гермиона закрывает глаза, по щеке скатывается слеза. К чёрту жизнь. Они сломили её, он сломил.
– Победа на твоей стороне, Малфой, – шепчет она, чувствуя, как в лицо дует ветер. – Простите, Гарри, Рон… Джинни. Простите…
***
Мир рушится, Драко, рушится. Твой маленький мирок, что ты так тщательно выстраивал, замазывал щели, он раскалывается на маленькие кусочки. Ты этого хотел?
Драко жмурится, боясь открыть глаза и заглянуть в эту тьму, потому что она утянет его за собой, поглотит полностью.
Когда план «Уничтожить грязнокровку» обрёл такой поворот? Хотя… Ты же хотел уничтожить её, верно? Чудесно, радуйся, Драко, максимум через месяц она умрёт.
– Нет! – хриплый вскрик раздался в тёмной комнате.
Драко подскочил с дивана, рухнув на него обратно, схватившись руками за голову. Всё кружится. Так темно и размыто в комнате, что почти хочется кричать.
С третьей попытки поднявшись, он, шатаясь, побрёл на второй этаж, где находилась Грейнджер.
***
В глазах всё размывается от слёз. Последний всхлип срывается с губ перед тем, как…
Распахивается дверь в спальню, заставляя Гермиону вздрогнуть. Раз – и она оказывается ногами на полу, крепко прижатой к чужому телу.
– Дура… Грейнджер, какая же ты дура… – чьи-то губы шепчут в волосы.
И Гермиону прорывает. Слёзы льются по щекам, плечи вздрагивают, и она рыдает, как не рыдала ещё никогда. Рыдает и лепечет срывающимся голосом, уткнувшись в чужую грудь.
А его руки так крепко прижимают её, нежно гладят по спине. Гермиона рыдает, выплескивая всё, что накопилось за это долгое время. Рассказывает про Гарри и Рона, которые сейчас неизвестно где, неизвестно что с ними. А она так рвалась помочь им, но не смогла, потому Нотт увёл её из Большого Зала, перенёс в Малфой-мэнор, а теперь её используют для ритуала Волан-де-Морта. Рассказывает, захлёбываясь злобой, как ненавидит его. Сжимает руки на его рубашке и не понимает, почему позволяет обнимать себя, зарываться носом в её волосы, поглаживать спину. И не понимает, почему это так успокаивает. До такой степени, что она перестаёт дрожать, а слёзы высыхают на щеках.
– Ненавижу, – последнее дрожащее слово повисает между ними. Последняя попытка вернуть реальность, но её нет. Просто нет. Пух – испарилась, исчезла, прямо как эльф.
Какого чёрта она успокаивается в объятиях человека, который наслаждался, измываясь над ней?! Теперь, когда она на грани от смерти, погрязшая в душевных терзаниях, с разорванной душой и телом, с бурлящей ненавистью в груди, позволяет обнимать себя тому, кого ненавидит всем сердцем. Это просто нереально, это просто не с ней! Этого не может быть. И почему она не оттолкнёт его, не расцарапает аристократическое лицо, на котором вечно эта гадостная ухмылка? Какого чёрта она продолжает обнимать его, уткнувшись лицом в тёплую грудь, когда он разрушил её жизнь?
А разве она уже не сдалась?..
– Умница. Принцесса… – раздался слишком знакомый голос над ухом.
Гермиона застывает, когда дверь в её спальню распахивается, и на пороге останавливается Драко Малфой.
*All I recall is the moment
Sadness is fading away
It is for passion I’m falling but now I’m back on my feet again
I wanna rewrite the story
Not even what seemed insane
Комментарий к Глава 23
Доброе время суток! Хочу порадовать вас новой главой, хоть и маленькой. Извиняюсь за долгое отсутствие, этому был ряд причин. Также хочу пригласить вас в группу (общую с двумя замечательными авторами – Kotogosim и Raven Weiss) – https://vk.com/foggy_band
Буду рада новым лицам. :)
Спасибо за прочтение! :)
========== Глава 24 ==========
Забери меня с собой сейчас…
Ведь мир – это сумасшедшее место.
И когда все стены рухнут,
Ты поймешь, что я здесь надолго.
И я не стану ничего менять.
Lifehouse – Between The Raindrops ft. Natasha Bedingfield
Гермиона лежит на кровати, свесив руку, касаясь холодными пальцами шёлкового покрывала. Почти не моргая, она бездумно смотрит на балдахин, вбирая спёртый воздух в легкие. Сил нет, эмоций нет, а ведь только десять минут назад в её спальне сцепились Драко и Теодор.
Странно, любопытно… было бы. А ведь нет ничего. В душе пусто, в голове – не лучше.
Кончать жизнь самоубийством? Попытка упущена, пыл спал, его заменила тишина и безэмоциональность. Какого чёрта? Но ведь так правильно, да? Нужно жить.
Где-то там страдают Гарри и Рон. На них вся надежда, у них в руках жизни всего магического мира. И ведь не только магического. Страшно представить, что сделает Волан-де-Морт, если он получит власть.
Нет! Этого не будет. Никогда.
Гермиона Грейнджер не опустит руки, не сдастся, пока где-то там, далеко от её заточения, Гарри и Рон пытаются спасти их всех. Она не может позволить себе слабости.
Играй, Гермиона. Надень маску, сыграй роль послушной грязнокровки, потерпи. А поймаешь момент – беги. Поймаешь возможность – спаси, помоги Гарри и Рону остаться в живых.
Потерпи, гордость, всё ради жизни.
Тяжко прикрыв веки, Гермиона сжала в кулаках покрывало. Пока она жива, она не сдастся.
***
Теодор Нотт запахнул мантию, пониже натягивая капюшон. Он бесшумно проскользнул за главные ворота Малфой-мэнора, на мгновение кинув озлобленный взгляд на одно из окон, в котором горел свет. Тёмная фигура наблюдала за ним.
– Пьяный ублюдок, – зло прошептал Нотт. – Ничего, подожди, осталось совсем немного. Скоро ты, грязнокровочка и её жалкие друзья сдохнут. Не волнуйся, мы захватим и покорим весь мир. Все лягут нам в ноги. Не останется просто другого выбора. Хотя я не против поиграть с этой Грейнджер.
Нотт шёл быстро, периодически прячась за деревьями, будто его кто-то преследовал. Это чувство не покидало его до самого леса, где он быстро свернул с тропы в чащу, спрятавшись за широким деревом.
Сумерки заволокли всё вокруг, лишь лучи луны пробивались сквозь ветви деревьев, освещая мокрую землю. Вдали послышалось уханье совы, а затем треск палок. Кто-то приближался. Нотт вытащил волшебную палочку, его лицо исказила улыбка.
– Хочешь сыграть со мной? – раздался голос Тео, прежде чем он кинул Ступефай в незваного гостя.
***
Грустно, страшно, до невозможности отвратительно находиться здесь. Чувства вернулись и… лучше бы не возвращались. Голова гудит от мыслей, попытки создать план побега постоянно проваливаются.
Во-первых, Малфой-мэнор полон магии, за ней, Гермионой, следят все, кому не лень. Ну конечно, она ведь нужна самому Волан-де-Морту, будь он трижды проклят.
Во-вторых, чертовски хочется жить. В помощь всему магическому миру, назло Малфою и Волан-де-Морту.
А на душе тяжело, такая вязкая слабость во всём теле и на душе.
Маленькая беззащитная девочка, лишённая магии, свободы и надежды. Кто ты сейчас? Без своих книг, без интеллектуальных соревнований? Одна. Совсем одна.
За окном шумел ветер, пробираясь в комнату, заставляя леденеть тело. Холодно, но плевать. Отсюда надо выбираться.
И сейчас самое время для этого.
Твой огонь, Малфой, сжёг мой трос. Встречай меня, темнота, прими в объятия.
Прими и помоги.
***
Сколько ещё чертовых дней будет необходимо прожить? Не сдирая давно приросшую к душе маску. Она впиталась, растворилась во всем теле, в костях, в мышцах. Этот небольшой трюк – коронная фишка Малфоев. Скрытые эмоции, напускное спокойствие. Только каждый ёбаный раз все крушится. Маска разлетается на части, рассыпается к ногам золотой троицы. Им удавалось делать это с легкостью, не утруждаясь.
А что сейчас? Где они? Поттер и Уизли тщетно пытаются «спасти» мир. Они всегда пытались геройствовать. И это всегда получалось. Но не в этот раз. Им не совладать с Волан-де-Мортом.
Просто потому, что война слишком затянулась для этих троих.
Смелые? Безрассудные.
Гордые? Несомненно.
Но что теперь? Что творится с их жизнями? Что вообще творится с этой жизнью? Какого чёрта всё повернулось так?
Слишком много вопросов, Драко. Слишком.
Мир поделён на две части: те, кто победят, и те, кто проиграют. Тут уже не играет роли «чёрное и белое», «плохие и хорошие». Главное – в конечном итоге быть с теми, кто выиграет. Только так можно спастись. Чёртова смелость и гордость погубит троицу.
Все нуждаются в золотом мальчике. А его нет.
Они слабы. Все они.
Они далеко. Пытаются, ломают себя, но… Война – для взрослых. Этим троим не выиграть.
Двоим.
Грейнджер… Какого чёрта Волан-де-Морту нужно от тебя? Что в тебе такого?
Маска срывается. Это финал. К чему мы пришли? Где чёртовы аплодисменты, овации?
Лишь гробовая тишина. Тьма. Холод. Пробирает до костей, что хочется кричать, раздирать кожу до крови.
Что там, впереди? Скажите, как доберётесь. Всё слишком далеко, слишком чужое. Не для Драко. Не его. Ничьё.
Впору заявить о находке. Вот оно, будущее. Кто потерял?
А все промолчат. Просто потому, что будущего нет. Будущего нет. Его нет. Нетнетнет.
То, к чему все стремятся, не имеет смысла. Что задумал Теодор? Что будет с Грейнджер? Кто победит?
Какая к чёрту теперь разница? Трос сгорел, пламя поглотило его. Пламя поглощает нас.
Зажжённая сигарета выпадает из дрожащих пальцев Малфоя. Приземляется на ковер, возле занавески. Светло голубой занавески, под цвет глаз Нарциссы.
Одного слова достаточно, чтобы всё испортить.
Одной бутылки достаточно, чтобы вызвать пьяную апатию.
Одной искорки зажжённой сигареты достаточно, чтобы подпалить особняк.
*Take me now
The world’s such a crazy place
When the walls come down
You’ll know I’m here to stay
There’s nothing I would change
========== Глава 25. Конец ==========
Как тяжело ходить среди людей
И притворяться непогибшим,
И об игре трагической страстей
Повествовать еще не жившим.
И, вглядываясь в свой ночной кошмар,
Строй находить в нестройном вихре чувства,
Чтобы по бледным заревам искусства
Узнали жизни гибельной пожар!
Велико очарование волшебной силы огня. Он лизал небо, возвышаясь над землей, словно пытаясь убежать, оторваться от своей надоедливой любовницы. Он махал огненным хвостом, как лиса, он был как птица. Птица, которая столько лет ходила по земле и наконец-то может летать. Она ходила слишком долго, готовая в любую секунду взмыть в небо, развернув свои огромные крылья, отбросив тень на весь мир. Дым затмевал очертания величественного особняка. Огонь распространялся, как мальчишка, перепрыгивающий с оконных деревянных рам на карниз и ввысь. Он цеплялся рыжими когтями за стены, ссыпал вниз каменную кладку, карабкался выше, заглатывая, поглощая все. Дерево скрипело, трещало и сдавалось под напором. Дом корчился от боли и плавился.
– Пожар, – кричали домовики, носились из коридора в коридор. В их глазах плескалась ядовитая паника. Страх. Всепоглощающий страх был так же силен, как огненный монстр, пожирающий Малфой-мэнор.
Треснули окна, влетев внутрь и рассыпавшись по мягкому ковру. Острые языки огня ворвались внутрь, кинувшись оглаживать занавески, расползаясь по полу, добираясь до дивана и стягивая обивку.
Огонь разгорелся, загудел в камине. Нарцисса открыла глаза и прикрыла на мгновение. Слишком ярко. Уже утро?
– Госпожа! Госпожа! – закричал эльф, с ужасом в глазах кидаясь к ней. – Огонь! Пожар! Нужно убираться!
Нарцисса оттолкнула схватившую ее маленькую ручку. Где-то должно было остаться вино.
– Госпожа! – заверещал эльф.
Гул в камине увеличился – и вдруг выстрел. Камин выплюнул огонь в гостиную и разлетелся на части.
***
Он ворвался в еще не занявшуюся дверь с заднего двора. Вбежал внутрь, едва не столкнувшись с эльфами, в панике хватающими вазы и прочие предметы интерьера, кричащие и не понимающие, что им делать.
– Ты! – он выхватил из мерехтящий паники одного эльфа, приподнял его за шкирку и встряхнул. – Где хозяева?
Эльфа трясло в ужасе, он таращил глаза полные слез и не мог сконцентрировать взгляд. Трухануло еще раз, посильнее. И эльф моргнул.
– Драко Малфой? Нарцисса? Где они? Отвечай!
Эльф прижал уши к голове, в глазах снова вспыхнула паника, но уже осмысленная. Он затрясся с новой силой, будто вспомнил что-то, какое-то незавершенное дело, за которое теперь ему грозят оторвать голову.
– Нонни не видел хозяина, – жалобно заскулил он. – Хозяин был расстроен! О! Очень расстроен. Он приказал Нонни принести коллекционную бутылку покойного…
Блейз раздраженно сморщился и прикрикнул:
– Найди его и выведи отсюда. Живо!
Он откинул трясущийся комок от себя и резко повернулся к бегающим вокруг эльфам:
– Найти хозяев и вывести их на улицу!
Эльфы тут же кинулись в рассыпную, словно все это время им необходимо дать лишь одну команду, иначе в их маленьких головах вскипала чертова каша, грозящая политься из ушей.
– Чертовы… – прошипел Блейз и в ту же секунду ему в спину полетели осколки взорвавшегося стекла. Пламя влетело в отверстие и набросилось на занавески, спрыгивая на цветы в вазонах. – Блять!
Он вовремя отскочил и сразу сорвался к главной лестнице. Наверх. Взгляд скользнул по части открывшейся гостиной и выхватил лишь языки пламени, пожирающего ковер.
“Не знаю, можно ли смотреть на пожар без некоторого удовольствия”, – пронеслось у него в голове голосом Малфоя младшего.
