Текст книги "Уничтожить Грейнджер (СИ)"
Автор книги: ToryPuurr
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
Наверное, она бежала с улыбкой до ушей к гостиной Гриффиндора, потому что все проходящие мимо ученики смотрели на неё немного удивлённо. Хотя, они правы. Гермиона Грейнджер, строгая староста школы, пролежавшая у мадам Помфри почти неделю, несётся по коридорам замка, безумно улыбаясь. Та ещё картина.
Выбегая из-за угла, Гермиона врезалась в кого-то, чьи руки моментально поймали её, выхватив письмо. Подняла глаза, глядя в ухмыляющееся лицо. Блейз Забини ухмыляется совсем не как Малфой. Не так противно, а даже… тепло? Лучший друг, совсем не похож на светлокожего слизеринца. У него приятное лицо, тёмные глаза в обрамлении чёрных пушистых ресниц, пухлые губы, скрывающие ровные белые зубы. И эти губы кривились, но не презрительно, скорее, удивлённо. Если бы не глаза, в которых засело странное выражение, она бы никогда не сказала, что он слизеренец.
– Любим врезаться в людей, Грейнджер? – он заметил её быстрый взгляд на письмо в его руках, но счёл лучшим оставить инициативу ей.
– Любим забирать чужие вещи, Забини? – она подняла бровь, подбородком указывая на письмо. – Отдай.
– Я не понимаю, о чём ты, – усмехнулся, а в тёмных глазах плясали чертенята.
Серьёзно?
– Отдай, – она придала голосу строгие нотки, но вызвала лишь удивлённо поднятую бровь. Он насмехался над ней. – Сейчас же, Забини.
Сердце сжалось, когда на ум пришла мысль, что он может прочитать письмо, и тогда все узнают о Гарри и Роне. А потом и Волан-де-Морт. Она не могла так рисковать. Она не могла рисковать ими.
– Держи, – он протянул руку с письмом, даже не взглянув на него, всё также не отрывая глаз от её лица.
– Что?
– Держи, ты глухая, Грейнджер? Или неделя у мадам Помфри дала о себе знать? Тебе нужно письмо?
Она забрала у него письмо, сжав в руке. Уголки его губ чуть дрогнули, а в глазах прыгали смешинки. Да что с ними всеми творится? Зло фыркнув, она обошла Блейза, чувствуя его взгляд на спине.
– Ты заходи, вдруг чего. Будет нужна помощь – обращайся, помогу, чем смогу.
Гермиона поперхнулась воздухом, остановилась и спросила, не оборачиваясь:
– С чего вдруг такая доброта, Забини? Я гриффиндорка, не забыл?
– Тебе бы научиться принимать помощь ото всех, кто предлагает, Грейнджер. А то когда будешь действительно нуждаться – друзья не смогут помочь, а от остальных ты нос воротишь. Тебе же хуже, Грейнджер, тебе же хуже, – конец фразы он сказал почти на распев. Затем раздались шаги в противоположную от неё сторону.
Да что с ними сегодня происходит?
*I will be brave
I will not let anything take away
What’s standing in front of me
Every breath
Every hour has come to this.
Комментарий к Глава 5
Изменённая глава.
========== Глава 6 ==========
Вернулась в дортуар Гермиона ближе к полуночи. Быстро пролетев по коридорам, стараясь не попасться, она под недовольное бурчание старого барона прошла в гостиную, прислонившись спиной к картине, закрыла глаза, счастливо улыбаясь.
Джинни визжала от радости, когда узнала, что мальчишки в порядке. А потом плакала на плече Гермионы, обзывая их всеми известными ей словами за то, что исчезли. Луна, Невилл и Уизли тоже узнали о цели «исчезновения» Рона и Гарри. Они также пообещали никому ничего не рассказывать, не искать и не писать им письма. Как бы ни хотелось, этого делать нельзя – они просто-напросто могут неосознанно выдать мальчишек Пожирателям Смерти.
Гермиона просидела в любимой гостиной очень долго, просто болтая с друзьями. Казалось, что все, как и прежде. Что нет никаких проблем, почти как в детстве. Только приключения. Но ни Гарри, ни Рона нет рядом, а ненормальный Малфой продолжает пугать.
Открыв глаза, Гермиона вздрогнула. Тот самый Малфой сидел на диване в гостиной в полной темноте, лишь свет луны слегка освещал помещение. Он сидел и смотрел на неё, и только от этого по спине прошёл неровный строй мурашек.
– Ты знаешь, сколько уже времени? Где тебя носит? – раздражение в его голосе можно было резать ножом и намазывать на хлеб вместо джема.
– Ты мне не мама, Малфой. Что ты тут делаешь? Ты… меня ждал? – она оторвалась от картины, поправляя мантию, замечая, как Малфой скривился.
– Что ты несёшь? Тебя было слышно, когда ты ещё бежала в коридоре. Как думаешь, я бы смог спокойно спать, если бы услышал твой топот в гостиной?
– Я тихо хожу! – Вздёрнула подбородок, чувствуя внутри просыпающееся раздражение. Лучше злиться, чем бояться. Давай, Гермиона, ты дашь отпор этому хорьку.
Всего лишь Малфой, всего лишь…
– Да ладно? Ты сама-то веришь в то, что говоришь? Как же ты меня бесишь, Грейнджер. Было бы замечательно, если бы ты отказалась от должности старосты, дабы освободить меня от своего присутствия.
…Малфой.
– Где ты была?
– Что? – она даже злиться перестала. Как? Как так можно? Сначала плеваться желчью, раздражая, а потом затыкать её такими вопросами. Да какое ему дело?
– Ты глухая? – Положил ноги на стол, проследив за её взглядом. – Я спросил: где ты была?
– Да какое тебе дело? – озвучила она свой вопрос. Какого черта он достает ее?
– Ты с кем-то трахалась? – верхняя губа дернулась в отвращении, а глаза сверкнули в темноте, будто и не человеческие вовсе.
Гермиона вздрогнула, как от удара. Напряжённая тишина повисла между ними.
– Что? – она задохнулась. Сделала шаг к нему, сжав кулаки.
– А, ну да. Ты же фригидная сука, на тебя даже Потти с Уизелом не посмотрели, куда уж остальным, – выплюнул, наблюдая с извращённым удовольствием, как даже в темноте на её щеках заметно проступает румянец.
– Пошёл к чёрту! – Подлетела к дивану, указывая на Малфоя пальцем. – Ты, мерзкий хорёк, говори свои… пошлости кому-нибудь другому, понял?! Не смей при мне…
– А то что? – заткнул её, поднимая бровь, склоняя голову к плечу. Так, что пара прядок упали ему на лоб.
– Что?..
– А то что, Грейнджер? Что ты мне сделаешь? Позовёшь Поттера и Уизли? Они исчезли, сбежали от тебя. А что ты есть одна, без сторожевых псов? – Спустил ноги со стола, подаваясь туловищем к ней, и произнес, отделяя каждое слово вязкой паузой: – Что ты есть?
– Я личность, Малфой. Личность со своими моральными устоями, мнением и правилами, никем не навязанными. А кто ты? Неудавшийся Пожиратель Смерти? Слизеренский ублюдок? Психически неуравновешенный подросток? Пешка Волан-де-Морта?
– Ты забыла опасного сукина сына, – усмехнулся он, но Гермионе показался волчий оскал. – Прежде всего, я опасен, Грейнджер, для тебя. Лучше бы тебе держать свой острый язычок за зубами, а то опомниться не успеешь, как его тебе вырвут, – выдохнул, внутренне ухмыляясь, замечая тревогу в её глазах, – вместе с твоим подбородком.
– Что ты несёшь?
Она отшатывается, делает шаг назад.
Давай, Грейнджер, беги.
– Истинную правду. Только и всего, – прошептал он, вставая с дивана, замечая, как она пятилась назад. Боится… Ох, Грейнджер, ты ещё увидишь меня во всей красе.
– Что ты… – выдохнула она, прислоняясь спиной к стене.
Живот свело, а ладони вспотели. Малфой приблизился, загадочно ухмыляясь. Она зажата между ним и стеной. Движение, и по обе стороны от нее – его руки.
Как тогда…
Тёплое дыхание достигает её лица, и тут приходит сумасшедшая мысль.
С ними со всеми творится что-то неладное, наверняка!
Гермиона судорожно выдыхает, приподнимаясь на цыпочках, чтобы быть на равне. Не достает, все равно ниже. Стоит, прижав ее к стене, пригвоздив взглядом. Стоит, не шевелясь, и наблюдает… с интересом, с вызовом. Будто… Будто ждёт. Чего?
Мы все сошли с ума и прямо сейчас летим в ад.
Воображение рисует мамино лицо и мягкий поцелуй в лоб в моменты, когда Гермиона злилась на что-то. Пуф – и все проходило.
– Пуф, – полузвук-полувыдох срывается с ее губ. Малфой ловит этот звук и насмешливо изгибает бровь. А в следующую секунду она вскидывается и достаёт губами до его губ и касается их, выдыхая. Ощущая горячую шероховатость. Надавливая, ощущая его тёплое дыхание на щеке, зажмуриваясь.
«Что ты творишь?!» – кричит всё её существо, но она просто игнорирует все разумные мысли.
Ощущения обострились, а сердце готово было выпрыгнуть из груди в любую секунду. Сейчас он оттолкнёт её. Сейчас он ударит её, выкрикивая гадости, вытирая рот рукавом, сплёвывая ей под ноги. Сейчас… Давай. Давай же. Просто оттолкни и уйди отсюда. Уйди-уйди-дай-мне-уйти!
Но он не отталкивает. Скользит рукой к шее, к подбородку, слегка надавливая большим пальцем, раскрывая её рот, ныряя в него языком.
А она вдруг задыхается. Задыхается от жара, внезапно охватившего её; от ощущений, накрывших её с головой; от руки, грубо держащей её за подбородок; от его властного языка, ведущего битву с ней. Битву? Да она проигрывает, так и не начав бороться.
Мерлин-блять-господи. Он целует ее. Малфой-выродок целует ее!
Он целует её, заставляя раскрыть рот почти до хруста, а она позволяет. Она сама потянулась к нему. Сама нарвалась. Надеялась спугнуть, выкинула самый невероятный трюк и попалась. Он поступил как всегда – непредсказуемо. Гермиона задыхается, чувствует чужой язык во рту, напористый, горячий. Малфой целует, но держит на расстоянии.
Отстраняется, так резко, что она почти теряет равновесие.
Драко отходит на шаг, ухмыляясь, отчего хочется провалиться сквозь пол. Щёки вспыхивают, когда он цокает языком, глядя на неё почти восхищённо. И… начинает смеяться. Мерзкий ублюдок.
Вся дрожь прошла моментально. Остался осадок. До того неприятный осадок, что хочется выдрать его ногтями, только бы не чувствовать, не ощущать его на себе. И в себе. О Мерлин, Малфоя стало так много, что, кажется, он забирает весь кислород, существующий для них двоих. Хотя, уже нет никаких их. Не было. Есть только он, а она… просто исчезла.
Гермиона упала в своих глазах так низко, что возникло ощущение отвращения. Не привычного – к нему, совершенно иного, намного хуже – отвращение к самой себе.
Предательские слёзы подступили к глазам, но она лишь зло сморгнула их.
– Гре-ейнджер… – противно тянет её имя. В который раз. Как и всегда. – Вы посмотрите на неё. Вот это да… Серая мышь, книжный червь, фригидная сука. И всё в одном флаконе. И что же ты делаешь? Целуешь меня? С ума сойти. – Он щурится, усмехаясь.
Ком подступил к горлу. Фригидная?
– Меня хотя бы не трахает половина Хогвартса, в отличие от твоей подружки, Малфой! – гнев наполнял её, давая силы. Такие необходимые силы, потому что, кажется, что вот-вот он разорвёт её на куски. Одним только взглядом.
Он знал, что Панси девушка лёгкая на подъём, отказать в таком она не сможет. Просто не хочет. Он знал это, но когда это говорит она… Когда эти слова вылетают из её грязного рта, да ещё и с такой злобой, с такой ненавистью… Хочется не просто ударить – убить, размазать по стенке. Чтобы знала, с кем говорит. Кому, чёрт возьми, говорит.
– Вот она-то грязная. Может, я и фригидна по сравнению с этой шл…
Удар.
Удар по щеке.
Голову будто кидает в сторону, а щёку прожигает огонь. Его огонь. Он горит, глаза не просто метают молнии, они убивают наповал. В глазах злость, злость и только злость. Ни ненависти тебе, ни презрения.
Доигралась.
Гермиона прикладывает руку к щеке, смотря на него в упор. Он ударил её. Снова. Да сколько можно уже ее бить? Скула болит, и кто-то будто прорвал плот, сдерживающий слёзы. Гермиона попыталась остановить их, но не вышло. Слишком долго они копились, слишком долго она держала их в себе.
– Что ты…
– Заткнись! Заткнись! – Он вскидывает руку ладонью к ней, останавливая. – Не говори ничего! Ни слова, Грейнджер. Иначе я убью тебя. Клянусь, я убью тебя!.. – Закрывает глаза, втягивая такой необходимый сейчас кислород. А его нет. Будто кто-то уже поглотил весь воздух. Ну, конечно, Грейнджер.
Малфой открывает глаза от резкого крика, разрывающего ушные перепонки.
– Так убей!!! – она орёт, чувствуя, как дерёт в голосовых связках. Завтра она охрипнет, точно. – Убей меня сейчас! Ты же ненавидишь меня, так чего медлить?! Давай, трус, сделай это! И нам всем полегчает, правда?
А он молчит. Даже злость из глаз исчезла. Малфой просто стоял и смотрел на неё, взлохмаченную, плачущую с красными гневными глазами. Сколько в них боли и ненависти. Не дай Мерлин утонуть в этом карем море. Он захлебнётся, просто захлебнётся. Она убьёт его, если он начнёт тонуть в ней.
– Дура. – Она сжала зубы, вздёргивая чёртов подбородок, но раздражение не появилось. – Какая же ты дура, Грейнджер. Твоя чёртова гриффиндорская смелость сведёт тебя в могилу.
– Ты мерзкий ублюдок! Я ненавижу тебя!
Её трясло. В голове будто лопалась сотня шипящих пузырей, пульсируя болью в висках. В глазах помутилось от слёз. По горлу будто прошлись лезвием, царапая его изнутри, что каждый глоток давался с трудом. Горло пересохло, першило.
Хотелось кашлять, но она боялась, что выхаркает все внутренности, поэтому просто стояла напротив него, прижатой к стене и тряслась.
Тряслась от злобы, от ненависти, от боли в голове и горле. От предательских слёз, что не хотели останавливаться, делая её слабой в его глазах.
– Я ненавижу тебя… Ненавижу, – Гермиона шептала, боясь повысить голос.
Казалось, что горло вот-вот разорвётся от недосказанных слов, стоит ей начать говорить чуточку громче. Тех слов, о которых она потом пожалеет, если Малфой с ней ничего не сделает.
Стоп. Она боится Малфоя? Да чёрта с два!
– Ты же обещала, что я никогда не увижу твоих слёз. – Гермиона вздрогнула. Даже не от его слов, а от голоса. Такого тихого, с хрипотцой, будто он сам кричал несколькими часами ранее. – Ты не сдержала слово, Грейнджер. Плохая девочка. – Он не сдвинулся с места, лишь наклонил голову к плечу, спокойно наблюдая за ней.
Как можно быть таким разным?! То целует ее; то бьёт её по лицу, выбивая искры из глаз; то стоит и спокойно наблюдает, как она трясётся, показывая ему свою слабость.
– И не увидишь, – прошептала она, тыльной стороной ладони стирая слёзы, задевая щёку и морщась. – Ты отвратителен, Малфой, просто отвратителен.
Гермиона глубоко вздохнула, будто это единственное, что она может сделать, оставаясь собой. Но… она уже потеряла себя и свою гордость. Лишь остатки, словно мелкие осколки, остались безвольно лежать на дне её искалеченной души. Гермиона оторвалась от стены, хотя Малфой уже давно не держал её. Вздёрнула подбородок и взглянула Драко на грудь. Смотреть в глаза отчего-то не хотелось. Она боялась увидеть в них своё отражение с позорным выражением лица. Сейчас он победил её, но только сейчас. Впереди ещё полно времени, Малфой за всё ответит.
– Ты очень плохо меня знаешь, Грейнджер. Интересно, что бы ты сказала, узнай меня поближе, услышав все мысли? – он спросил шёпотом, наклонив голову к плечу. В глазах плясали черти.
– Что ты ненормальный псих, Малфой, – она слабо ухмыльнулась, качая головой. Обошла его стороной, продвигаясь вдоль дивана к лестнице. Когда она была прямо перед ней, Малфой тихо прошептал, но слова будто вонзились в её спину маленькими иголочками, заставляя сжать челюсти почти до хруста, лишь бы не проронить ни звука:
– Да, Грейнджер, я ненормальный. Но ты не знаешь насколько. Придёт время, и ты узнаешь, вкусишь все мои странности сполна. И тогда ты поймёшь, кто такой на самом деле Драко Малфой. Но тогда уже будет поздно что-либо предпринимать. Очень поздно, Грейнджер.
Захотелось рассмеяться от этого пафоса. Запрокинуть голову и смеяться до боли в животе и выступающих слёз. Но она только прыснула, на секунду зажмурившись, а в следующую секунду она уже ступила на первую ступеньку, наполовину скрываясь во тьме. Сзади послышались шаги, и Гермиона напряглась, но Малфой не пошёл за ней. Шаги притихли, а потом захлопнулась картина. Куда его черти понесли?
Гермиона зашла в свою спальню и спустилась на пол. Ноги уже не держали, а руки безвольно обмякли. По щекам заструились слёзы, и она даже не пыталась приглушить всхлипы.
Было обидно. Не столь за его сказанные слова, а за свои, невысказанные. Она столько хотела выкрикнуть ему прямо в лицо, глядя глаза в глаза, наблюдая, как изменится выражение его лица, как радужки наполнятся гневом. Она хотела высказать ему всё, что накопилось за все эти года, но почему-то молчала. Просто молчала, ощущая, как в горле лопаются горячие пузыри, словно кипящая вода, обжигая всё внутри.
Да, она и кричала. Но кричала, защищаясь от него, а не нападая. Она лишь давала слабый отпор, не найдя в себе силы высказать всё. Просто не смогла. И из-за этого Гермиона сидела, прислонившись спиной к двери, ощущая горячим затылком холодную поверхность, и тряслась от слёз, всхлипывая. Так обычно плачут маленькие девочки, когда их никто не видит, когда можно не стесняться и плакать во весь голос. Но Гермиона никогда так не плакала. Она никогда не плакала так, даже когда была маленькой девочкой.
***
Малфой шёл по тёмному коридору, не беспокоясь о том, что его могут заметить. Он давно наплевал на правила, а соблюдал некоторые только для «приличия». Пламя на факелах трепетало, когда он проходил мимо. Внутри у него горел огонь похлеще этих безобидных огоньков.
Драко Малфой был в ярости. А вывела его эта сука-Грейнджер. Но он тоже не остался в долгу, хотя его это не очень-то успокаивало. Да, она получила сполна, но…
Он поддался. Кому? Ей? Она его соблазнила? Нет. Даже попытки соблазнить его самых искусных совратительниц были тщетны, куда уж этой грязнокровке. Но её порыв… Она же сама потянулась к нему? Сама. Он, даже имея совершенно искажённый рассудок, не полез бы к ней. Вообще и ни при каких обстоятельствах.
Не полез бы?.. Рассудок твердил, что нет, а существо трепетало от воспоминаний. Чёрт! Что с ним творится?!
Малфой закусил губу, стараясь отвлечься, считая факелы.
Раз, два, три. Она казалась такой невинной и хрупкой, когда он прижал её к стене, даже не касаясь, а в глазах-то всё равно горел мятежный огонь.
Четыре, пять, шесть. Что-то в тот момент мелькнуло на её лице. Какое-то странное выражение. Почему он не заметил? Или он не хотел замечать?
Семь, восемь. Поворот. Девять. А потом она поднялась на цыпочки, а он не отстранился. Потому что ощутил её запах. Запах грязнокровки! И он отдавал яблоками и чем-то… Орехом, наверное?
Стоп. Малфой остановился, зажмурившись, будто это ему поможет. Провёл рукой по лицу, стараясь смыть её взгляд.
К чёрту грязнокровку, к чёрту этот чёртов орех с яблоками, к чёрту этот день! Ему нужно отвлечься. И чем скорее, тем лучше.
В коридоре снова застучали каблуки его обуви. Вскоре Малфой прошёл в гостиную Слизерина. Конечно, никто ещё не спал. Все, кто остался в гостиной, расположившись на диване и креслах, вскинули на него головы.
Малфой не смотрел ни на кого из них, кроме одной. Её глаза удивлённо уставились на него, а губы расплылись в улыбке, когда он двинулся к ней.
– Идём.
Одно слово, и Панси уже тут как тут. Обхватывает его руку и послушно идёт за ним, улыбаясь, как майская роза.
– Малыш, а чего ты вдруг…
– Заткнись.
И она затыкается, послушно следую за ним.
Послушно… Это слово совершенно не ассоциируется с Грейнджер, делая её интересной.
Чёрт. Интересной? Кто-то сходит с ума, Малфой?
– Или уже сошёл…
– Что? – Панси вскинула на него свои тёмные глаза.
– Ничего. – Он завёл её в спальню, захлопывая дверь и снова затыкая Панси. На этот раз поцелуем.
Послушная, податливая. От одного прикосновения уже стонет. Сколько фальши, дорогуша. Но глотка хорошо разработана.
Малфой слегка тянет её за волосы вниз, и та понимает. Опускается на колени перед ним и без труда расстёгивает пуговицу и ширинку.
Интересно было бы увидеть Грейнджер в таком положении. Даже добровольно-принуждённо. Наверняка, она работает не так хорошо, как Панси, но разнообразие…
– Малыш, ты слишком напряжён, расслабься.
– Просто заткнись. – Он запускает руку в её волосы, закусывая губу, когда ощущает её наигранно несмелые прикосновения языка.
Всё, что сейчас нужно – умелый рот Панси. Это поможет ему забыться на время. На несколько минут, пока он не изогнётся дугой, придерживая рукой её голову, рыча, как зверь, и кончая. А перед глазами стоит совсем не та, что доставила ему удовольствие. А та, которую он должен проучить. И… почему бы не включить в сценарий такую сцену, м?
***
Гермиона на закоченевших ногах добралась до ванны и встала под горячий душ. Помутневшее сознание пришло в норму, а слёзы смылись струями. Как там мама говорила? Что бы ни случилось, тебя выручит душ и крепкий чай.
На чай не оставалось сил, поэтому она просто легла в кровать, глядя в потолок. Живоглот юркнул к ней и лёг на живот, утробно урча. Гермиона впустила пальцы в густую шерсть, закрывая глаза.
Где-то вдалеке послышалось уханье совы. Вскоре на задворках сознания появился странных звук, схожий со стуком по стеклу.
Гермиона поморщилась, повернувшись набок, отчего Живоглот громко фыркнул и улёгся к ногам. Звук раздался ещё раз, вынудив открыть глаза. В комнате было темно, но Гермиона решила не брать палочку.
Стук в оконное стекло раздался снова, и она ступила на холодный пол босыми ногами. Подошла к окну и распахнула его, впуская в комнату морозящий воздух и белоснежную сову. Птица покружила над Гермионой и села на спинку стула. Когда лапа оказалась свободной от письма, птица взмыла под потолок и вылетела в окно.
Письмо снова жгло руки.
========== Глава 7 ==========
Малфой не остался с Панси на ночь. Он почти никогда не спал с ней рядом, не оставался до утра. Потрахались и разбежались. Да, она, конечно же, хотела большего. Она всегда хотела больше. Ей не хватало внимания, поцелуев, прикосновений, но она сама же липла к нему, словно лопух, который еле отдерёшь. Панси хотела, чтобы он обнимал её при всех, но разве это не будет показухой? Да, Малфой и показуха очень близки, но только когда это играет ему на руку. Какой смысл доказывать всем, что Панси крута? Он человек, а она может спать с кем угодно, что она и делает, и о чём знает почти каждый.
Он не винил её в этом. Малфой сам развлекался со многими девушками Хогвартса. Он сам собой управлял, по крайней мере, в замке. С кем спит Паркинсон, ему не интересно. Да хоть с самим Снейпом! Ему наплевать.
Малфой не питал к Панси никаких чувств. Он хотел её. Периодически. А не с ней, так с другой. Мало что ли юбок в замке?
Однажды Малфой даже выпорол Панси. По её соглашению, но криков от этого не поубавилось. Да что там? Она орала, как свинья, которую жестокий мясник резал тупым ножом.
Но удовольствие было. И у него, и у неё. Правда, Панси потом неделю не могла спокойно сидеть, но она светилась, будто он позвал её замуж, что однажды и предположил вслух Забини, за что получил слабый удар под рёбра. Шуточный – Малфой пребывал в хорошем настроении – но ему всё же хотелось отбить эту дурацкую мысль из головы друга. Что за ересь он придумал? Когда Малфой вздумает жениться, он найдёт самую красивую девушку, а не такую, как Панси. Трахается неплохо, но тупая, как пробка, и надоедлива до дёргающегося века.
Малфой решил вернуться в дортуар, в свою спальню. Грейнджер не должна быть в такое время в гостиной. Скорее всего, она забилась в свою нору с книгой в руках или уже спит. Если, конечно, не льёт по нему слёзы. Или из-за него. В любом случае, ему нахер не сдалась она и её переживания. А то, что она переживает, он знал наверняка. Он был уверен в этом.
Он ощутил почти раздражение только из-за того, что представил, как дрянная грязнокровка плачет. Вроде, он должен был получить от этого удовольствие, ведь он хотел, чтобы она страдала, но почему-то внутри было только раздражение.
Малфой устал от этого. Ненависть прожигала в нём дыру, что скоро Грейнджер сможет отчётливо увидеть её у него в груди.
Да, его ненависть находилась в груди, разрастаясь от сердца и заражая артерии. Сердце давно превратилось в сухой комок, слабо гоняющий кровь по телу. Если бы не вечное раздражение, он бы, наверно, давно скопытился. Казалось, только это и поддерживает в нём жизнь. Но от этого настолько тошно, что он громко фыркнул, не обращая внимания на скривившиеся лица на картинах в коридоре.
Ему плевать на всех и вся. Его все бесят. Это привычно. Настолько привычно, что возникло ощущение, будто он ненавидел всех с самого его рождения. Были ли люди такими всегда или только перед ним ведут себя, как последние бараны? Наверное, всегда. Но он замечает это каждую секунду и каждую секунду ненавидит их.
Он привык к этому чувству уже давно. Но за эти несколько дней что-то изменилось. И это ох как не нравилось Малфою. В нём появилось ещё какое-то чувство. И оно, будто инородное тело, ворошилось внутри, давая знать о своём существовании, но, не разрешая раскрыть себя и все свои намеренья.
Малфой пытался разобраться в себе, но это не удавалось ему давно, так почему в этот раз что-то должно измениться? Но что-то подсказывало, что странное чувство было направленно на грязнокровку Грейнджер. И это ещё один пункт в списке причин ненависти к ней. А этих списков безмерное количество, а причин ещё больше. Составлял ли он действительно эти списки? Нет. Но он всё равно каждый день находил причины ненавидеть её пуще прежнего. Это было вроде стимула: «Найди грёбаный недостаток Грейнджер и получи конфетку». Правда, он задолбался это делать, но каждый день искал минусы в грязнокровке почти на автомате.
Его нервировало в ней всё. Абсолютно всё, начиная от походки, заканчивая именем. И этим чёртовым подбородком! Он ненавидел её так сильно, так горячо, что мозг уже начинал закипать, булькая, а из ушей чуть ли не валил дым, как в том фильме, что Панси упросила посмотреть вместе.
Малфой глубоко вздохнул и поморщился, будто каждый вздох порождал сильнейшую боль в каждой клеточке его тела, но ничего не болело, кроме головы.
После Панси мысли метались, словно сошли с ума, как и их хозяин, а в теле была приятная истома. Всё, что сейчас хотелось, – рухнуть на кровать и закрыть глаза, ощущая, как под веками неприятно щиплет, словно он просидел на пыльной улице, практически не моргая.
Малфой проигнорировал недовольное бурчание старого барона на картине, запоздало заметив, что тот одет в синий камзол, а на голове у него совершенно глупая шляпа.
Картина за спиной захлопнулась слишком громко, но на лице Малфоя покоилась злобная ухмылка. Он знал, что подобный звук может разбудить Грейнджер, если она ещё не спит. Такая маленькая, по-детски глупая мысль о мести скользнула в его голове, и он прыснул от смеха.
Да, Малфой, ты явно двинулся мозгами. Малфои не мстят так глупо, громко хлопая дверьми, они мучают, а потом благородно позволяют уйти из мира сего, ссылаясь на то, что это лучший выбор в случившейся ситуации. Хотя, так оно и было.
Драко поднялся в спальню и, не раздеваясь, упал на кровать. Он устал. Он смертельно устал, но цель ведь даёт жизненные силы? Раз так, ему отведено время, у него есть цель. Не всё ещё потеряно.
Он закрыл глаза, а под воспалёнными веками возникло лицо Грейнджер. Он хотел помучить её, он хотел уничтожить её. Он хотел её.
***
Дрожащие руки отбросили письмо в сторону и сжали виски. Грейнджер зажмурилась, а потом поддалась рвению и подняла пергамент, бережно кладя его на стол. Она знала, что что-то непременно пойдёт не так. Если бы она была с ними… Но она не с ними, она застряла в Хогвартсе, а поэтому должна оставаться сильной.
Глубоко вздохнув, она приложила похолодевшие ладони к лицу, пытаясь совладать с собой. Она знала, что что-то пойдёт не так, и оказалась права. Первый раз, когда это не в радость ей.
При трансгрессии Рона чуть не расщепило, в последствие образовалась глубокая рана на плече. Гарри спас его, найдя в сумке настойку бадьяна. Рон писал, что ничего страшного, что всё нормально, но она-то знает, что эти слова написаны для одного – её спокойствия. Они думали, что она ничего не поймёт. Гермиона усмехнулась. Всё она понимает, всё, что они пытаются скрыть. Но теперь у них другая проблема – как уничтожить крестраж? Заклинания не помогают, ничего не помогает.
Гермиона убрала руки от лица и устало вздохнула. В голове уже начали бегать шестерёнки, активно разрабатывая план помощи мальчишкам. Да, они просили ничего не писать и не отсылать им, но она просто не может не помочь им. Гарри и Рон не в Хогвартсе, у них нет нужных книг и способа найти их, а у Гермионы есть.
Устало потерев виски, она подошла к шкафу. Нужно было переодеться и лечь спать – завтра будет тяжёлый день.
***
Утро вырвало Гермиону из сна слишком резко. Нахмурившись и протяжно застонав, она сжала переносицу, пытаясь усмирить уже появившуюся головную боль. Внезапно слева от неё через стены раздался громкий стук. Что-то тяжёлое упало на пол, наверняка разбившись, потому что после послышалось чертыханье Малфоя и раздражённое: «Репаро». Что он там делает так рано? Гермиона бросила взгляд на часы, висевшие на стене прямо над её рабочим столом, что находился напротив кровати. Только начало шестого! Гермиона вставала в семь утра, что уж говорить о Малфое? Услышав ещё один стук, на сей раз это было похоже на удар кулаком, Гермиона раздражённо уронила руки на кровать, отчего лежавший рядом Живоглот забурчал, вставая и потягиваясь, переводя жёлтые глаза на хозяйку. Гермиона зажмурилась, глубоко вздохнув и, пересилив себя, поднялась с кровати, морщась от холода. Бросив взгляд на окно, она нахмурилась. Вчера ночью оно было закрыто, а сегодня утром оно нараспашку, и холодный воздух уже заполнил её комнату. Поспешно закрыла со скрипом окно, и её взору бросилось письмо, что со вчерашней ночи лежало на столе. Гарри, Рон… Им нужна помощь, хоть они и просили ничего им не писать, но они не смогут справиться без неё. Если бы она была рядом…
Прошлёпав по холодному полу босыми ногами и подгибая пальцы, она вытащила из шкафа большое полотенце и зашла в ванную, намереваясь принять горячий душ. В комнате Малфоя послышались шаги, затем хлопнула дверь. Он не будет ломиться в ванную, а значит можно спокойно наслаждаться горячими струями. Вода распластала её волосы по телу, и Гермиона откинула их на спину. Потянувшись за шампунем, она вздрогнула от очередного хлопка дверью и выронила баночку. Подняв её, Гермиона кинула раздражённый взгляд на дверь, ведущую в спальню Малфоя. За ней раздался тяжёлый стук, а потом и голос слизеринца:
– Грейнджер, ты вздумала там всё утро просидеть?!
От такой наглости Гермиона чуть снова не выронила баночку, вовремя поставив её на полку. Она хотела проигнорировать его, но норов взял верх:
– Я только зашла, успокойся, Малфой!
– Немедленно выходи.
Теперь не только горячие струи лились на неё сверху, а и огонь негодования разгорался внутри, а Малфой подбрасывал поленья в её костёр.
– Нет! Подождёшь! А если так уж невтерпёж – сходи в ванну старост.
Она могла поклясться, что за дверью раздался скрип зубов. Раздался ещё один не менее раздражённый удар, а затем голос Малфоя:
