Текст книги "Редактировать или удалить (СИ)"
Автор книги: Torry-Katrin
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
– Хитрый подлый мальчишка! – весело воскликнул брат с улыбкой до ушей и принялся щекотать меня, приговаривая какие-то детские улюлюканья. Я треснул его по руке. – Но знаешь, люди ведь живут без рук, ног, глаз, даже без мозгов, так что мой тебе благотворительный совет – обнови систему самосохранения, у неё срок годности истёк.
Он оттолкнулся и сел на кровати, взъерошив волосы.
– Когда ты видел его в последний раз?
– Кого?
– Отца. Он жив или вы и от него уже избавились?
– М-даа, похоже, тебе реально в больничку надо. Что-то совсем ты у меня плохеньким стал.
– Можешь издеваться сколько влезет, мне фиолетово.
– Да ну?! – безудержный смех заполнил комнату. Я смотрел на брата, не отрываясь, до боли прикусив кончик языка, чтобы не ляпнуть лишнего. Заметив, что я всё ещё жду ответа, он цокнул и закатил глаза. Как же мне это надоело. – Я видел его тогда же, когда и ты, двенадцать лет назад. Припоминаешь? Серьёзно, Том, тебе лечиться надо, а то завтра проснёшься – имя своё не вспомнишь.
– Вот и отлично, втроём в одну палату ляжем. Хотя нет, подожди… У вас-то с ним больше общего, наверное отдельную выделят.
– Ты чё несёшь, придурок? – вмиг ощетинился Билл.
– Эмоциональная неустойчивость, кажется так? Но у нашего дорогого папочки диагноз наверняка посолиднее будет. Шизофрения какая-нибудь, а?
Я испытал настоящий мазохистский экстаз, наблюдя за братом, за его внутренней паникой, которую на этот раз ему скрыть не удалось. В моих глазах отражались победные фейерверки. Он медленно развернулся, взглядом пришпилив меня к месту.
– Откуда? – прошипел он сквозь зубы. Кажется, я перестарался со спецэффектами. Чтобы получить ответы, мне нужен Билл, а не Халк. Я осторожно положил руки ему на плечи.
– Послушай, я не собираюсь ругаться, я просто хочу, чтобы мы поговорили. Нормально поговорили, понимаешь? Как брат с братом. Спокойно, без взаимных оскорблений и унижений.
– Это она тебе сказала?
– Что? Нет, Билл, мама здесь не при чём, я… , – как же мне ему объяснить? Он как служебная собака-поисковик, только его нюх натренирован на ложь. Я потёр лицо ладонями. Придётся рисковать. – Я всё знаю. И уже давно. Но я так больше не могу. Помоги мне разобраться, Билл. Пожалуйста. Для меня это очень важно, – выпалил и затаил дыхание.
Брат был полностью растерян, сбит с толку, обескуражен. Я впервые видел его таким незащищённым. Такого поворота событий он точно не ожидал, и, судя по блеску в глазах, судорожно соображал, какой линии поведения ему сейчас придерживаться. Сделать вид, что он не понимает, о чём речь и просто проигнорировать меня? Или же завалить наводящими вопросы, чтобы выяснить, как много я знаю? Первый вариант меня не устраивал, поэтому я решил не выпускать ситуацию из-под контроля и сразу отрезать все пути к отступлению.
– Я следил за тобой много раз. И тоже был в том кабинете, читал твою карту, видел справку отца и пистолет.
Билл сощурился и плавно покачал головой. Плохо дело. Я весь похолодел.
– Ты не мог так долго молчать. За всё это время ни намёка… Я бы обязательно раскусил тебя, если бы что-то заметил. Даже сейчас я считываю твои эмоции без труда. Сидишь храбришься, а у самого поджилки трясутся.
– Я не вру.
– Почему ж ты сразу к мамочке с докладом не побежал, а?
– Я испугался. Заблокировал воспоминания, и до недавнего времени они меня не беспокоили. Да и наверняка она мне не поверила бы.
– Спорное утверждение, – окончательно отвлёкся брат.
– Что? Мама… Она знала?
– Давай договоримся, – одёрнул меня брат, повысив голос. – Прежде чем вякнуть, ты сначала хорошенько пошевелишь извилинами. Терпеть не могу, когда ты начинаешь тупить. Не хочу, чтобы этот заранее идиотский разговор затянулся. Не трать время и моё терпение, формулируй вопросы так, чтобы не бесить меня. Если бы она знала, чем занимается отец, он бы уже давно был за решёткой.
– Но мама ничего не сделала, хотя была в курсе твоих…особенностей. Я читал характеристику.
– Наверняка думала, что это пройдёт, как насморк. Называла меня своеобразным ребёнком и считала это объяснение исчерпывающим. Кретинка. Конечно, у неё ведь был ты и твоё сердце, в заботе о котором она утонула на года. А я вроде как так, сам по себе, ничего страшного. Хотя разница между нами были лишь в том, что у тебя болело тело, а у меня душа. Как же вы с ней любите их носить… Розовые очки, – после паузы пояснил брат, наткнувшись на мой вопросительный взгляд. – Они намертво приросли к вашим лицам. Не отодрать. Максимум – посадить на них царапину или сделать трещину. Смысл биться, всё равно что муха о стекло.
– Но отец, он ведь тоже…
– У нас разные диагнозы, если тебе интересно. Только не надо думать, что это заразное. Он может быть и не при чём.
– Ага, ветром надуло. В голове не укладывается, ты его ещё и оправдываешь.
– Хочешь сказать, что он специально наколдовал меня по своему образу и подобию? Тогда пойди и выскажи претензии бабушке, она тоже всю жизнь с сердцем мается.
– Не могу понять, – я посмотрел в окно. Мокрый снег, сносимый порывами ветра, плотно прилипал к стёклам и тут же таял, мутными ручейками растекаясь в стороны. – Я помню его сосредоточенное, всегда немножко суровое лицо, неразговорчивые глаза, но так же помню и добродушную улыбку, спокойный ласковый голос, когда он защищал нас перед мамой, находя оправдания любым нашим поступкам. Прогулки с пикниками, невероятные выдуманные истории, скупой, но искренний смех. У нас была счастливая семья. Как же так вышло, Билл?
Брат уставился на меня полными недоумения глазами. Затем подорвался с кровати, выдернул из пачки сигарету и сунул её в рот, тихо ругаясь себе под нос. Щёлкнула зажигалка.
– Пизд*ц, – нервно усмехнулся он, слишком резко выдыхая дым от первой затяжки. – Тебя изучать надо. Вот объясни мне, в каком параллельном мире ты жил, а?
– Что я такого…
– У меня было другое детство! В нём преобладали крики, скандалы, бесконечные выяснения отношений. Какая, к чёрту, дружная семья?! Да они срались похлеще кошки с собакой, аж уши закладывало. Обкидывали друг друга претензиями как тухлыми помидорами. Перед каждой такой бурей они загоняли нас в комнаты, а сами уходили на кухню «поговорить». Она одевала на нас наушники и включала музыку, чтобы мы не слышали, как они внизу срывают голоса. Меня надолго никогда не хватало. Однажды я снял наушники и заглянул к тебе, послушно лежащему в постели с плеером и книжкой-раскраской. Я просил тебя спуститься туда вместе со мной, дёргал тебя за ноги, пытаясь стащить, тормошил за плечи, я умолял помочь мне остановить их. Я говорил тебе: «Том, слышишь, как они кричат, слышишь?!». А ты улыбнулся как дурачок и сказал, что я ошибся. Что это просто телевизор, который работает слишком громко. Снова позорно спрятался в свою ракушку, как трусливая улитка. Больше я к тебе не приходил. Каждый раз я спускался один, прячась за перилами и слушал, слушал, слушал… Потому что не мог иначе. Мне казалось, пока я рядом, ничего не случится. Думал, если что – выскочу из укрытия и всех спасу. Вот моё детство. Ничего общество с твоим, – его горькая ухмылка стрелой проткнула моё сердце, вызвав острую боль в груди.
– О чём они спорили?
– В таком нежном возрасте слова не имеют веса, я запомнил только интонации.
– Он… – почему-то это слово давалось мне с трудом. – Отец когда-нибудь рассказывал, почему они развелись?
– Эта тема была под запретом. Стоило мне заикнуться, как он начинал сатанеть. Только раз как-то напился, позвонил мне, нёс какую-то ахинею в трубку, попросил прийти. Говорит, за*бала она его, поэтому и свалил. Заставляла лечиться. Кстати, вот тебе ещё сюрприз, мамочка-то наша случайно залетела, а потом деваться некуда было. И ей и ему.
– Как же они тогда столько лет вместе продержались?
– Поначалу всё было нормально, – Билл пожал плечами и стряхнул пепел. – Молодость, секс, любовь, дети, обязательства, домашняя рутина. Отец был львом, запертым в клетке, мечась от одной стены к другой, терпел, пока, наконец, не понял своё предназначение. Тогда-то он ей всё припомнил. Видел пистолет? Эта идиотка хотела в полицию заявить, а он ей доходчиво объяснил, что с ней, а заодно и с нами станет, если она хоть слово пикнет. Посоветовал внимательно смотреть под ноги и не забывать запирать двери по ночам. Вот она и запаслась пушкой, – Билл поперхнулся дымом сквозь хриплый смех. Затушив сигарету, повернулся ко мне, прислонился к подоконнику и скрестил руки.
– Так значит он не с самого начала находился в этой… группировке?
– Попал туда примерно за год. Ему тогда как раз только-только доверили сразу несколько реальных дел, как финальное испытание.
– Я помню, по новостям передавали про какие-то убийства. Весь город о них гудел. Мама нас даже гулять не выпускала.
Продолжать не имело смысла. Билл ответил на мой не озвученный вопрос, нарисовав на лице красноречивую улыбку. В голове разразилась стихия. Своими порывами она сносила и без того шатающиеся стенки моей реальности, медленно, но верно разрушала её фундамент.
– У вас там что, специальный набор, принимаются только психи?
– Справок не требуют, – на удивление спокойно сказал Билл. – Всё происходит совсем иначе. Всем до жопы твоя личная и семейная жизнь, лишь бы качественно и вовремя выполняли приказы, да не отсвечивали.
– Когда он вернулся за тобой?
– На наш двенадцатый день рождения. Поджидал меня у школы в такси. Сказал, что хочет преподнести лучший подарок в моей жизни. Он не соврал.
– Но почему ты? – брови брата поползли вверх, и я поспешил объяснить, – Я хочу сказать… Так принято или он сам захотел внедрить тебя туда и сделать своим цепным псом?
Билл резко оттолкнулся и выпрямился, давя на меня своим ростом и мощью. Это было предупреждение. Я привычно опустил голову в знак смирения, чувствую себя как никогда паршиво. Меня затошнило от собственной безвольности. Когда я снова осмелился взглянуть на него, он уже стоял возле шкафа. Надев прямо на голое тело лёгкие спортивные штаны, брат забрался на подоконник и положил одну руку на батарею.
– Это только его решение. Убедить остальных, что я – выгодное вложение, было непросто. Надо мной смеялись. Знаешь, как сильно всё это было по самооценке? Но в итоге я превзошёл все их ожидания и был награждён высшей степенью доверия. Физический аспект всё ещё остаётся моим слабым местом, но я сумел доказать, что острый ум и преданность делу порой куда важнее беспощадной горы мышц.
– Отец почти не изменился, неужели его никто не узнал? Бывшие знакомые много раз могли встретить его на улице и рассказать маме.
– И что дальше? Разговаривать с ними он бы всё равно не стал. Мало ли, обознались. В городе появлялся редко, риска ноль, чего ему бояться. Когда приезжал, останавливался на окраине, в заброшенном доме, без надобности не высовывался.
– Я думал, он всё это время жил в нашем городе.
– Нет, конечно.
– И как часто навещал?
– Пару раз в неделю, в период интенсивного обучения чаще.
– За что он так с тобой? Внушить ребёнку, что лишать жизней людей – почётно… Каким же чудовищем надо быть.
– Так нас называют лишь ограниченные мудаки с атрофированными мозгами вроде тебя. Те, кто не способен понять наше высокое предназначение, оценить жертвы, на которые мы идём, чтобы очистить нашу планету от черни.
– Не твоя вина, что наш отец оказался мерзким ублюдком.
– Захлопнись, – зло процедил брат, стрельнув в меня глазами как ядовитыми стрелами. – Ещё раз наедешь на него – отхватишь. Ты не имеешь права оскорблять его, не зная всего.
– Я знаю достаточно! Ничто не способно оправдать его поступок. Он сломал жизнь тебе, мне, маме, он разрушил всё, что у нас было.
– А ничего и не было! – оглушил меня безумный крик. – На руинах вальс не спляшешь. Как был каждый сам по себе, так и остался. Отдельно, бесконечно далеко. И между этими тремя точками бездонная зловонная пропасть.
– Господи, невероятно, сколько мусора в твоей голове! – чувствуя приближение паники, я совершал пугающее по своему масштабу и сути открытие. Не в состоянии больше контролировать себя, схватился за голову и принялся мерить шагами комнату, то приседая и качаясь, то подпирая лбом стенку, дубася по ней руками. – Если бы не он, в твоём сердце не накопилось бы столько гноя, ты бы не обозлился на весь белый свет, не оттолкнул нас с мамой. Если бы не он, ты закончил бы школу, поступил в колледж и зажил нормальной жизнью подростка. Если бы не он… Мы по-прежнему были бы братьями. Он не человек, Билл, он моральный урод, а ты защищаешь его, восхищаешься им, словно… – поражённый догадкой как громом, я остановился. – Он приставал к тебе?
– Чего-о?
– Я спрашиваю, эта тварь лапала тебя? – не заметил, что почти кричу.
– Приплыли, бл*ть, – в театральном жесте он хлопнул себя по коленкам и уставился на меня с широко распахнутыми глазами, в которых ясно читалось удивление с отблеском неприкрытой издёвки, – Скажи, и часто тебя такие фантазии посещают? – его откровенно глумление задело меня и я вспыхнул.
– Ты невозможен! Я попросил всего лишь поговорить, хоть раз в жизни восприми меня всерьёз, – как маятник я шатался по комнате из стороны в сторону. – Чёрт возьми, Билл, я же помочь хочу! Пойми, наконец. Но без тебя мне не справиться, я чувствую это. Откройся, подскажи, дай хотя бы крошечную зацепку. Я в тупике и никак не могу найти выход. Должно быть, я сделал что-то не так, пошёл не по тому пути или где-то споткнулся. Ты и отец, вы… – не обращая внимания на таращащегося с недоверием брата, я подлетел к нему вплотную и схватил за руку, которую он тут же поспешил высвободить. – А что стало бы с тобой, если бы отца… Если бы его убили или он умер от болезни, неважно – тогда они оставили бы тебя в покое?
– Не знаю, что ты принимаешь, и где это берёшь, но я собираюсь перерыть всю квартиру, чтобы выяснить, какого хрена с тобой происходит.
– Билл, ты… ты просто… Просто ответь, ладно? – все моральные силы ушли на то, чтобы не взорваться. Брат подозрительно косился, совершенно сбитый с толку моим поведением.
– Два варианта: либо ликвидировали, либо взяли под свою опеку, что вряд ли, никому неохота подставляться, нянчась с подростком. О том, чтобы отпустить, не может быть и речи – в первые же дни я узнал столько, что в случае огласки с головой хватило бы засадить их всех на несколько пожизненных.
Надежды умерла в зародыше. Но несмотря на это, я без колебаний признался себе, что такой ответ принёс мне облегчение. Убить отца – значить стать таким же, как он. Даже если бы его смерть была единственным шансом избежать трагедии, у меня не хватило бы сил с ним справиться и довести дело до конца. Со стопроцентной вероятностью я пострадал бы сам. Попасть в прошлое легко, но вернуться обратно – целое искусство. Два «прыжка». Целых два. Всего два. Много это или мало, я пока понять не мог.
От напряжения разболелась голова. Дошел до кухни, плеснул в стакан воды и выпил залпом, сполоснув затем лицо. Билл молчаливо следил за мной из комнаты. Немного придя в себя, я вернулся к настороженно наблюдавшему брату.
– Отец знал про нас?
– Шутишь? Да он бы живьём меня в асфальт закатал. Он видел, как я мучаюсь без тебя, но списывал это на «особую близнецовую связь». Прикинь, верил во всю эту лабуду. Но конечно ему и в голову не могло прийти, насколько эта связь у нас особая, – его губы растянулись в хитрой улыбке. – Но всё тайное рано или поздно становится явным, – приспустив штаны, Билл оголил часть бедра. Тонкий, но заметный шрам в десять сантиметров бледной полоской спускался по боку к ягодице. Конечно, я и раньше видел его, но на все мои предположения и вопросы о его происхождении брат отвечал упорным молчанием. Я никогда не придавал этому значения, ведь таких меток у него по всему телу целая дюжина. – Он был крайне расстроен такой новостью. Как видишь, толерантность не его благодетель. Даже не знаю, чем всё закончилось, если бы в нашу драку не вмешались.
– Зачем же ты признался ему?
– Не я, а мой славный псевдо-друг, которого я по неопытности и дурости подпустил ближе, чем следовало. Доверился, как последний идиот, рассказав о своей тайной хронической страсти к собственному близнецу. Эта крыса решила возвыситься в глазах моего авторитетного отца, наивно решив, что опорочив его родного сына, выдав все его низменные желания и испоганив репутацию, получит расположение и привилегии, раз уж он такой молодец, что ставит работу доносчиком выше сомнительной, фиктивной, но всё-таки дружбы. Но недолго он ликовал.
– Ты отомстил? И тебя за это не наказали? – завороженный рассказом и материальным подтверждением его финала, я запоздало обнаружил, что касаюсь белёсой выпуклой линии, так нелепо и безобразно смотревшейся на смуглой коже. Брат, к моему стыду, следил отнюдь не за моими пальцами, а за лицом. И бог знает, что он смог на нём прочесть в тот момент. Я убрал руку и засунул её в карман. От греха подальше.
– Хуже пришлось, если бы оставил всё как есть, отпустив предателя без показательного урока. Больше он трепаться не сможет, потому что нечем.
– А отец, вы до сих пор общаетесь?
– Куда деваться. Примерно через месяц, когда первый шок и гнев улеглись, он припёр меня к стенке и потребовал объяснений. Больше всего он интересовался причинами. Его извращённая натура и хромая душа беспомощно скулила и корчилась в муках, уязвлённая таким поворотом событий. Я расширил горизонты, избавился от колючей проволоки, доказав, что у греха нет предела, и, кажется, он до сих пор мне этого не простил. Сын обскакал отца, взлетев по шкале аморальности на несколько делений, оставив его далеко позади.
– Звучит так, будто ты этим гордишься.
– Едва ли. Но для меня выгоднее, чтобы все думали именно так. Если бы выяснилось, что я заставил тебя, со мной бы и разговаривать не стали, а так… как я уже говорил, до нашей личной жизни им нет никакого дела.
– Причины. Что ты ему ответил?
Брат передёрнул плечами.
– Правду. Что подыхал, глядя на тебя каждый день, не имея возможности прикоснуться так, как мне хочется. А хотелось много и неприлично. Что чуть не свихнулся, когда впервые обнаружил, что меня возбуждает в тебе всё, вплоть до твоей робости, приправленной порочной невинностью и дурацкой привычкой ходить по дому в коротких шортах, задирая ноги, куда ни попадя. Как у меня там колом стояло, а я не смел до себя дотронуться, ведь это означало бы окончательное и бесповоротное поражение. В слезах и ярости прикусывал край подушки или одеяла, морально умирая под гнётом собственных фантазий, – Билл присел на пол, широко раздвинув согнутые в коленях ноги. Он пристально посмотрел на меня снизу вверх, приглашая последовать его примеру, но я не спешил выполнять его немую просьбу. Этот жест взволновал меня так сильно, вызвав одновременно бодрящий страх и непреодолимое жгучее желание противостоять. Совершенно новое чувство, до этого мне неведомое и оттого такое пленительное. Как обычно, брат безошибочно определил моё состояние, и, едва заметно поджав губы, отвёл взгляд, продолжив говорить «мимо». – Мне казалось, ты делаешь это специально. Ходишь передо мной полуголый, такой доступный и соблазнительный, смотришь глазами затравленного ягнёнка, когда мы не можем разойтись на узкой лестнице или стыдливо прячешь взгляд, по макушку заливаясь краской в ванной, забыв запереть дверь. Почему ты стеснялся меня? Мы же братья, – с ехидством заметил брат. Это было подло. Я заскрипел зубами от досады и унижения, впрочем, внешне ничем себя не выдав. По крайней мере, так мне хотелось думать.
– Да потому что я не знал, что и думать. Ты так смотрел на меня, как будто я сделал тебе что-то плохое и теперь ты меня ненавидишь. Одним своим видом внушал такой глубинный ужас, который я ни до, ни даже после не испытывал. Наверное, интуитивно улавливал твои сбившиеся импульсы, понимал, что с тобой что-то не так, но наша связь, раньше казавшаяся мне нерушимой, развалилась, и я перестал понимать тебя без слов. У меня и в мыслях не было… заигрывать с тобой.
– Знаю, – так тихо, что я едва услышал. – Но гораздо проще свалить всю вину на тебя, что я и сделал. Пытался убежать от фатальной катастрофы, прячась в спасительном самообмане. Потом и он растворился без следа. И осталась только безобразная реальность. Наталкиваясь на тебя дома или в школе, я боролся с двумя диаметрально противоположными, но одинаковыми по силе желаниями: избить до полусмерти или зажать в угол и получить всё, о чём грезил несколько бесконечных месяцев.
– Жалеешь, что не выбрал первое?
Тяжёлый взгляд исподлобья заставил меня замереть на вдохе.
– Иногда.
Прикусив губу, я активно кивал, пытаясь подавить возникшее в горле першение. Я предвидел такой ответ, но не подозревал, что воплотившись в звуковую оболочку, он сможет причинить такую боль. Не вытерпев, я всё-таки откашлялся.
– Прости, – шёпот опалил мои уши.
– Нет, ты…ты всё правильно делаешь… То есть, я хочу сказать… – теперь в носу зачесалось, словно в нём взорвалось сразу тысяча газовых пузырьков. Да что ж такое… – Спасибо за честность. Правда, это… очень важно для меня, и…
– Том, – брат прикрыл веки и потёр виски. Я запаниковал. Молчи, Билл, умоляю, молчи! Я не хотел больше слышать ни слова.
– Почему не Габриэль? Он ведь много для тебя значил.
– Такое ощущение, что твоя цель получить от этого разговора как можно больше комплиментов в свой адрес. Много, но не достаточно, понятно? Он был скорее другом, братом не по крови, но по духу. Замкнутый, ощетинившийся против всего внешнего, со мной он становился собой, пылким любовником, учителем, забота обо мне сквозила в каждом его слове, в каждом жесте. И я растворялся в этом внимании, почти болезненной ласке, в его фанатичной любви. Сделай мордочку попроще, Том, представь, меня тоже можно любить, и любить сильно, просто так, ничего не требуя взамен. Он знал о тебе, поэтому страдал, мучая себя и меня, приняв бесповоротное решение не позволить нам зайти слишком далеко. Это раздавило бы нас обоих. Габриэль…мой мудрый друг. Думал, я хочу использовать его, и в какой-то степени был прав. Я истерил, доводил его до бешенства, бессовестно пользуясь своим особым положением. Однажды он связал меня по рукам и ногам во время одного такого приступа, я тогда в очередной раз пришёл к нему требовать полноценного секса, – Билл запрокинул голову, рассмеявшись. – На каждое его «нет» я взрывал ещё хлеще, а этот непрошибаемый гад с каменным лицом смотрел на моё представление. Ну а потом он просто скрутил меня и бросил на кровать. Я извивался как уж и орал благим матом, а он сидел в кресле и читал книжку! Правда, свою вину он сполна загладил тем же вечером, заставив меня кричать уже по другому поводу. Клянусь, чуть не скончался, он выдавил из меня все соки.
– Вы были бы отличной парой.
– Если бы не ты.
– Если бы не я.
Повисла неловкая пауза. Билл закрыл глаза, а я не мог отвести от него взгляда. Вот и выяснилось, что чужой человек всего за один год сблизился с ним так, как мне не удалось за всю жизнь. А всё потому, что я никогда по-настоящему не пытался. Если бы не паталогическое влечение, значил бы я для него хоть что-то?
– Знаешь, о чём я часто думал, когда только познакомился с ним? Смешать бы вас как два ингредиента одного лекарства, может тогда эта смесь и вылечила бы меня. Каждому из вас не хватало чего-то, что было в другом. Тебе здоровой самоуверенности, смелости, дерзости и природного магнетизма Габриэля, его мужской энергии, жёсткости, в конце концов, чтобы справляться со мной. А ему… Хотя, о чём я говорю, он был совершенен, понимаешь? Вспоминаю и не могу придумать ни одного недостатка. Он ни в чём не виноват. Дело только во мне. Наверное, я был проклят, и теперь до конца своих дней вынужден биться в агонии собственных чувств к человеку, который никогда не ответит взаимностью. Ты моё проклятье, Том. Но я не намерен гореть в одиночку. Смирись, вот увидишь, станет легче.
– Смириться? Как это сделал ты?
– А что тебе ещё остаётся? – его губы скривились в издевательской ухмылке. – Что ты можешь?
– Бороться.
– Против меня? Ну-ка, ну-ка, поделись стратегией.
– Нет, не против, а за. За жизнь, за будущее, которого у нас нет, за маму… За всё то, что отец отнял у нас. На нём лежит груз ответственности, и ни ты, ни я не должны помогать нести его. Если мы не можем исправить то, что было, нужно хотя бы попытаться исправить то, что будет, – эта угнетающая, бьющая в виски мысль уже несколько раз всплывала на поверхность. Я потерпел поражение. Всё бесполезно. Прошлое слишком спрессовано, чтобы я мог втиснуться между слоями, вычистить один и заменить другим. Наверное, та старушка заранее знала, что я проиграю, тогда к чему всё это? Я узнал правду, без которой бы легко обошёлся, но теперь моя жизнь, какой бы дерьмовой она не была, станет ещё более нетерпимой.
– Только не начинай, ты же знаешь, меня тошнит от твоей лирики. Предупреждаю.
Я опустился на пол, усевшись по-турецки напротив него, и взял его ладонь в свою, внимательно следя за реакцией. Это гарантия моей безопасности и дополнительного времени в случае экстренной ситуации. Когда я касаюсь его, он всегда держится до последнего, не вырываясь даже на точке кипения, будто я зверёк, которого можно спугнуть одним резким движением. Ещё одно маленькое наблюдение, из которого пришла пора извлечь пользу. Билл сделал вид, что не заметил этого жеста.
– Наши отношения – это чёрная дыра. Она засасывает нас всё стремительнее, по пути истязая тела и души. Ты же видишь, как я подавлен, потому что сам все эти годы пребываешь в схожем состоянии. Нет, послушай меня, – заметив, что брат хочет возразить, я ещё крепче сжал его руку. – Можешь считать это официальным признанием, исповедью, покаянием, как хочешь… Да, мне действительно хорошо с тобой… в постели. Хоть и не с чем сравнивать, но я почему-то уверен, что лучше мне не будет ни с кем, и это…просто убивает, уничтожает по крупице, я превратился в заложника собственного тела, которым управляешь ты, Билл. Так виртуозно, что я не в силах сопротивляться. Мне остаётся только завороженно следить за твоими манипуляциями, втайне надеясь, что однажды кукловод сжалится и обрежет нити, отпустит свою любимую куклу и подарит ей долгожданную свободу. Твоя близость необходима мне как солнце и воздух, но я хочу, чтобы с телесной она заменилась на духовную, такую, как в детстве. Хочу нуждаться в тебе, но иначе. Давай найдём компромисс. Ты отпустишь меня, из этой квартиры, города, а я буду приезжать к тебе так часто, как только смогу, буду оплачивать жильё и обеспечивать тебя всем необходимым, но нашим прежним отношениям должен прийти конец. Вместе мы справимся. Взгляни на себя! Любой ляжет к твоим ногам, стоит только поманить. А я… Я хотя бы попробую, каково это – быть с кем-то другим. Ты заслуживаешь любви, о которой говорил и мечтал всё это время. На самом деле я тебе не нужен…
Я подавился словами, когда Билл выдернул руку, ловко оттолкнулся от стены и вскочил на ноги. С совершенно дикими глазами он смотрел сверху вниз, заставив меня высоко задрать голову. Я инстинктивно напрягся и отклонился назад, оперевшись на руки. Чёрные пряди волос перекрывали половину его побагровевшего лица, скулы заострились, а белые клыки из-под подрагивающей верхней губы привели меня в ужас.
– Думаешь, мне всё это нравится? – крик волной отразился от стен. Плотина прорвалась. – Жить с таким ничтожеством как ты?! Одолжение он решил мне сделать, мудак! Да я тебя ненавижу, презираю и отторгаю всем своим существом, это ты понимаешь, нет? Если бы не моё помешательство, от тебя и мокрого места не осталось бы. Мне стыдно, что ты мой брат, и что ещё абсурднее – близнец. Раз за разом жестокость побеждает ещё более губительное чувство – жалость. К тебе, Том. Ты жалок и бесполезен, ты никому не нужен, исчезнешь – вряд ли кто заметит. Убогость фантастически сочетается в тебе с эгоизмом, хотя в какой-то мере объясняет её. Ты трахаешь меня, потому что тебе хочется. Точка. Не ищи себе оправданий, трусливый зайчишка, в них никто, даже ты сам, не верит. Даже сейчас, о чём ты думаешь, мой милый? Уж не о том ли, как я дьявольски хорош в гневе? Может быть, вспоминаешь наши ночи, как вколачивал меня в матрас и бурно кончал, купаясь в моей милости? О, не стоит смущаться, все свои. Неужели нельзя принять, что ты извращенец, каких свет не видывал? Знаешь, а это просто. Нужно только перестать барахтаться в зыбучих песках. Ты мазохист, братишка, причём ядерный.
– Мне было четырнадцать! Ты перехватил меня в таком возрасте, когда у меня вставало на всё, что шевелится.
– Ну надо же, а твои друзья знали о потенциальной опасности? – брат жеманным жестом прикрыл рот.
– Они не клеились ко мне в отличие от тебя!
– Братишка, не огорчай меня. Ты отдался бы любому, кто проявил интерес, так получается?
Я застонал от бессилия. Голова закружилась, когда я встал на ноги.
– Каждый фанат в тайне мечтает хотя бы косвенно быть причастным к своему кумиру. Он готов на всё или на многое, чтобы прикоснуться к нему, поймать на себе его взгляд, улыбку. Просто быть рядом, неважно в каком качестве. И это влечение, непреодолимая тяга одновременно отягощает их и возносит. Это чувство не подвластно контролю. Ты был моим кумиром, Билл. Яркой ослепляющей звёздочкой на сером тучном небосводе. Я всегда был лишь твоей тенью, неудавшейся копией, но обижало меня не это, наоборот, я раздувался от гордости, когда кто-то восхищённо упоминал о тебе, неважно, в каком ключе. Тебя боялись и уважали, а я боялся и обожал. Мне было так страшно, когда ты пришёл ко мне, даже не представляешь насколько, но хочешь правду? Я знал, что рано или поздно это случится. Сам того не понимая, я был готов, я принял это как данность, так, как ты и хотел. Мы использовали друг друга, каждый для своих целей. Ты выдавал за любовь свои сексуальные отклонения, а я… Я тешил своё самолюбие, притворяясь безобидной жертвой опытного охотника. Поэтому не надо сравнивать себя с другими. Ты верил в свою ложь точно так же, как и я верил в свою. Мы в одной упряжке, только движемся в противоположных направлениях. Этот фарс затянулся, тебе не кажется? Пора остановиться, подсчитать убытки, сделать выводы и начать всё заново. Наш союз оказался губительным для обоих. Теперь каждый сам за себя. Я уезжаю домой, сейчас мама как никогда нуждается во мне, а ты делай, что хочешь. Надоело.
– Страшный ты человек, братец. К мамочке, значит, намылился, – Билл задумчиво постучал пальцами по подбородку, а затем сделал шаг на меня. – Накладочка вышла. Боюсь, что из больницы она так и так уже не вернётся. Видишь ли, путь её заказан при любом исходе. Не выживет – земля ей пухом, но если придёт в сознание, мы будем вынуждены сделать так, что бы оно снова покинуло её, на этот раз уже навсегда. Она может начать болтать лишнее. Конечно, есть шанс, что ей не поверят и спишут всё на шок от пережитого, но ножевое ранение зафиксировано, мы не можем так рисковать. Сосед или родственник, та же тётя Марта, подтвердит, что наши с ней отношения всегда были, мягко скажем, натянутыми. Так что для неё же будет лучше тихо и мирно покинуть наш бренный мир. Ты же не собираешься жить один в пустом доме, где всё будет напоминать о ней? С твоей-то склонностью к сантиментам. Хотя разок съездить придётся, нужно будет оформить наследство.
