Текст книги "Редактировать или удалить (СИ)"
Автор книги: Torry-Katrin
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)
Пытаюсь вспомнить хотя бы год, когда всё вдруг резко изменилось, когда наша жизнь начала новый отсчёт, но ничего не получается. Кажется, нам было по двенадцать… Брат начал все чаще не ночевать дома, пропадать сутками на улице, шляясь непонятно где и с кем. Возвращался он неизменно взвинченным, нервным и возбуждённым, а иногда даже пьяным. Ему было всё равно, что мы подумаем обо всем этом. Поначалу мама пыталась разговаривать с ним ласково, просила открыться и рассказать, что с ним происходит, но он упорно молчал, и тогда она начинала кричать. Билл не выносил громких звуков, и в отместку швырял об стену всё, что попадалось под руку. Не добившись никаких объяснений такому поведению, мама подсылала к нему меня, надеясь, что уж своему-то брату он точно всё выложит.
Как же она ошибалась… Но я не мог ей отказать, я был послушным сыном. С опаской заходя в его комнату, я чувствовал, что воздух из этого помещения весь куда-то разом исчезает, а стены предательски сужаются, загоняя в безупречную ловушку. От одного его взгляда холодных невозмутимых глаз хотелось бежать, не оглядываясь. Нет, Билл никогда не прогонял меня, он вообще ничего не говорил, потому что знал, что долго я так не выдержу, и как всегда оказывался прав.
Потом я всё-таки решился на разговор. Подошёл к нему вплотную и взял за руку, как когда-то в детстве. Я думал, это поможет ему вспомнить, что он не один, что я всё так же люблю его. Но он отшатнулся от меня, как от прокажённого, резко выдернув свою ладонь, а потом одним грубым толчком вжал в стену и едко зашипел на ухо, словно взбешенная ядовитая змея:
– Не смей. Иди играй в свои игрушки и не лезь во взрослые дела. И ко мне тоже не лезь. Никогда.
В четырнадцать мне сделали сложную операцию. Я пролежал в больнице больше двух месяцев, мучаясь с осложнениями. Врачи дружно твердили, что я родился в рубашке. Билл явился навестить меня всего раз, и то, только потому, что его попросила об этом мама. Никто не говорил мне об этом, я просто знал. До сих пор не уверен, может, виной тому сильнодействующие препараты, вызывающие галлюцинации, но могу поклясться: когда он зашёл, я чётко увидел в его глазах беспокойство, неловкость и даже…стыд.
– Мам, не нужно было его заставлять.
– Знаешь, он плакал. Можешь себе это представить?
– Потому что не хотел идти.
Она устало прикрыла веки и потёрла виски.
– В тот момент он держал в руках твоё фото.
После выписки закрутилось нечто странное. Билл внезапно начал защищать меня в школе, совсем как раньше. Он жестоко наказывал любого, кто покушался на моё здоровье, кто представлял хоть какую-то, даже самую незначительную угрозу. И всё это без слов. Он был моим личным телохранителем и ничего не требовал взамен. Я благодарил, но он будто не слышал и невозмутимо проходил мимо, даже не глядя в мою сторону.
А несколькими месяцами позже началось что-то совершенно необъяснимое. Впервые за несколько лет он посмотрел мне прямо в глаза, да так, что захотелось кричать от волнения и пробирающего насквозь необъяснимого трепета. Билл пытался что-то рассказать мне, что-то очень важное, я чувствовал это, но никак не мог уловить суть, а спросить боялся. Я попросту был напуган и удивлён таким вниманием.
А однажды ночью он пришёл ко мне в спальню, молча залез под одеяло и не дал ни единого шанса сказать ему «нет». Так и начался новый этап наших отношений.
Как-то вечером он пришёл раньше, чем обычно. Это произошло осенью. Едва не выбив дверь, брат вихрем пронёсся мимо нас с мамой к себе в комнату. Он выглядел, как безумец. Будто за ним гналась стая адских псов…
Позже, делая уборку, мама обнаружила незнакомый нож, который лежал в крайне неудачном положении под отломанной половицей и предательски поблескивал. Случилось это зимой. А спустя какое-то время она подкараулила Билла ночью, предусмотрительно выключив везде свет и затаившись в самом тёмном углу коридора. Мама была настроена решительно, во что бы то ни стало намереваясь выяснить, где пропадает её сын и что с ним происходит.
Лёжа в постели на грани между сном и явью, я смутно услышал, как внизу что-то упало, что-то большое и тяжёлое. Звук был глухим и вызвал стаю мурашек по спине… Позже я узнал, что это была мама, упавшая в обморок от зрелища, которое я имею честь лицезреть регулярно. Билл явился с заляпанной чужой кровью одеждой, буквально пропитанный этой мерзопакостной багровой жидкостью, а с обуви его кусками отваливалась липкая грязь. Он стоял посреди холла, с дьявольской ухмылкой разглядывая обездвиженное тело мамы. Это было дико… Настолько дико, что я спустился по стенке на колени, не выдержав. Я был готов и сам помахать ручкой реальности, отбыв в спасительную черную бездну, отключившись на какое-то время вместе с мамой.
Эта картинка с окровавленным братом, словно вырванная из книги иллюстрация, до сих пор стоит у меня перед глазами. Можно было бы стереть её из памяти, перекрыть каким-нибудь счастливым моментом, но вышло так, что все последующие дни становились один чернее другого.
На следующий день по новостям сообщили об убийстве молодого бизнесмена, который в короткие сроки сколотил себе многомиллионное состояние на продаже каких-то левых акций. Тело было найдено в ту же ночь, в отличие от улик. Сопоставить все факты было так же просто, как сложить в уме два и два. Недостающие детали страшной мозаики нашлись, открывая для нас с мамой поистине ужасающую картину. Был грандиозный скандал. Мама кричала, плакала, колотила его кулаками и даже проклинала. Такой я её ещё никогда не видел. Помню свои эгоистичные мысли в тот момент, когда вдруг подумал: а что, если брат ответит, если с ней что-то случится? Я ведь останусь с ним наедине, только я и он. А это даже хуже, чем в одиночестве.
Но Билл никак не реагировал. Он терпел всё и даже ни разу не увернулся. Успокоившись, а точнее, просто-напросто выбившись из сил, мама ушла на кухню, а Билл поднялся почему-то в мою комнату. Я не пошёл за ним. Всё это время я не проронил ни слова и ни разу не вмешался. Не пытался утихомирить мать, когда она в беспамятстве наносила очередной удар. Она только что узнала, что её сын убийца, какое я имел право её останавливать? Точно так же не старался защитить Билла, который, до боли сжав губы, бледный, еле стоящий на ногах, терпел гнев родной матери, выкрикивавшей такие слова, от которых было в сто крат больнее, чем от самых мощных ударов. Как я мог быть на его стороне, узнав, что мой брат-близнец убивает по ночам людей, а потом, возможно даже не переодевшись и не приняв душ, насквозь пропитанный чужой кровью и страхом, залезает ко мне в постель, трогает, целует? Мне было противно… И стыдно.
Нельзя принимать решения на эмоциях. Легко сказать – трудно сделать. Жить под одной крышей с незнакомцем, который, как выяснилось, способен на всё, мама не смогла. Был поставлен ультиматум: либо она вызывает полицию, либо Билл навсегда исчезает из нашей жизни. Конечно, потом она горько сожалела о своих словах, умоляла вернуться, но было поздно. Он почти ничего с собой не взял. Его спортивная сумка, и без того небольшого размера, оказалась полупустой. Мы стояли в холле, мама обнимала меня за плечи и прожигала презрительным взглядом спину брата, застёгивавшего последнюю пуговицу на куртке. Наверное, она уже успела спланировать нашу дальнейшую, спокойную и беззаботную жизнь без него, вот только кое-что, о чём даже не догадывалась, всё-таки не учла.
– Билл, я с тобой!
– Куда ты? Том, очнись, ты не нужен ему! Ему никто не нужен.
– Мама, он же мой брат.
– Спроси его, помнит ли он об этом. Да ты посмотри на него, ему плевать на нас! Даже не думай, я никуда тебя не пущу. Он опасен!
– Он пропадёт без меня… Ты знаешь.
– А без тебя пропаду я.
– Мам, не надо. Я прошу… Всё решено.
– Никогда не думала, что когда-нибудь скажу это, но… Кто тебе важнее, он или я?
– Мама…
– Не смей оставлять меня одну! Он же убьёт тебя, он всю жизнь тебе покалечит!
Билл не вмешивался. Он просто стоял и слушал. А когда наши глаза встретились, протянул руку с открытой ладонью. И я, не раздумывая ни секунды, вложил в неё свою. Нет… То было не геройство и даже не попытка что-либо доказать. А зависимость, самая настоящая зависимость, вроде алкогольной или наркотической. Даже сильнее. Мой наркотик был самым мощным, дурманящим и намертво приковывающим к себе. Однажды попробовал – и все, ты влип. Основательно. По уши. Навсегда… Вместо обычного кайфа и эйфории, я получал от Билла плотское наслаждение и чувство полёта, которые накрывали меня каждую ночь. Возможность совершенно безнаказанно касаться его тела и делать всё, что захочется, без стеснения и страха. Я был уверен, что на моём месте мечтал оказаться каждый, кто хотя бы раз видел его, пускай даже издалека. Эти несколько часов, проваливаясь в удовольствие вместе с братом, я чувствовал себя властелином мира, способным обуздать бурю или остановить землетрясение. Чувство полной власти над ним – диким, непредсказуемым и необузданным. Всё это срывало крышу похлеще любого оргазма, но было всего лишь иллюзией, умело созданной братом. А я купился. Повёлся как ребёнок на простейший фокус. Продал душу за… Хотя нет, я её просто отдал даром, слепо веря, что она ему нужна.
Мне было семнадцать. Я подрабатывал в приюте для животных, мечтал уехать в Берлин, поступить в престижный колледж на юриста, и у меня было столько планов…
Сейчас нам по девятнадцать. Мы так и не окончили школу, не получили аттестаты, и сейчас живём на окраине города, снимая на мамины деньги квартиру в доме, предназначенном для сноса. Мама перечисляет мне на карточку фиксированную сумму, хочет помочь, а брат считает, что таким образом она замаливает грех предательства. Я не видел её полтора года. Он запретил. Единственное средство связи – телефон и голос, напоминающий, что меня до сих пор любят и где-то ждут.
Часто мне снится один и то же сон, где мы все вместе. У нас счастливая семья, на лицах сияют искренние улыбки, а впереди ждет большое и светлое будущее. И самое страшное в этих сновидениях то, что они слишком реальны. Просыпаясь, испытываешь такое разочарование, что хочется плакать, как последнему слабаку. Забиться в угол, обнявшись с подушкой, закусить зубами краешек ткани и выть. Не потому, что всё плохо, и даже не из-за жалости к себе. А из-за чёткого, совершенно необъяснимого понимания, что этот сон мог бы быть явью, что это именно та реальность, в которой и должна протекать наша жизнь. Только вот по какой-то причине все настройки сбились, система рухнула, а нас всех отбросило так далеко, что уже нет никак шансов вернуться.
ГЛАВА 5
Чужое сердце – мир чужой,
И нет к нему пути!
В него и любящей душой
Не можем мы войти. ©
Взяв два картонных стаканчика с кофе, Билл приветливо улыбнулся девушке, протянувшей ему сдачу.
– Ну что вы, оставьте себе.
Окинув ее недвусмысленным взглядом, он отвернулся только тогда, когда щёки юной продавщицы уличного ресторана быстрого питания стали похожи на переспелые персики. Очередная тренировка, как всегда успешная. Интересно, а с мужчинами он подобные трюки проделывает? Просто любопытно.
Брат передал мне напиток и тут же спрятал руку в карман, зябко поежившись. Свои перчатки он успешно забыл дома и теперь щеголял покрасневшими пальцами, шевелившимися с некоторым затруднением. На улице явно чувствовался минус, термометра у нас в квартире не было, поэтому оделись мы, мягко говоря, не по погоде. Всё бы ничего, если б не ветер, выдувающий из тел остатки тепла. Не то, чтобы нам приспичило выпить кофе, однако согреться было необходимо. И чем быстрее, тем лучше.
Мы неторопливо двинулись дальше, оставляя за спинами явно очарованную Биллом девушку. Я кожей чувствовал, как она заинтересованно смотрит нам вслед.
Холодный ветер ударил прямо нам в лица. Билл непроизвольно вздрогнул всем телом, чуть не расплескав горячую жидкость, и сделал небольшой глоток.
– Замёрз? – вопрос, конечно, на миллион долларов. Но мне просто не хотелось молчать, а о чём с ним говорить, я тоже не знал. Поэтому тут же стушевался и сконфуженно замолк, продолжая смирно шагать рядом с братом.
– Если я отвечу «да», ты сильно удивишься? – ехидство, давно ставшее нормой.
Вот так всегда.
– Давай забудем про твою работу хотя бы сегодня, – осторожно предложил я, краем глаза внимательно следя за реакцией.
Мы свернули с дороги и стали спускаться к небольшому водоёму. Недавно вдоль берега установили дюжину скамеек. Обычно по вечерам там сидят влюбленные парочки, удачно прячущиеся от посторонних глаз за крутым склоном и густыми ветками деревьев. Но сегодня мы вряд ли встретим много людей – в такую погоду все предпочитают теплые кафе и горячий шоколад. Одни мы, как обычно, решили выделиться из общей массы и поморозить свои тела.
– Я пока и слова не сказал, – раздражённо процедил Билл и вопросительно зыркнул в мою сторону.
– Ты мог бы просто купить кофе, не пуская в ход свои навыки флирта. И кстати, сдача была бы не лишней. Мы и так на мели, а до следующего перечисления ещё неделя.
Брат отпил из стаканчика и беззвучно рассмеялся, не сводя с меня раскосых прищуренных глаз.
– Не ревнуй, братишка. Хотя, ревность тебе к лицу. Ты становишься таким смешным.
Козёл.
– Я не ревную, просто мне хотелось бы…
– Да брось, почему тебе так сложно признаться в этом? Я вижу тебя насквозь, забыл? – подмигнув, схватился за ветку хиленького деревца, тщательно прощупывая ботинком почву под ногами. После многочисленных ливней земля стала мягкой и жутко скользкой, похожей на противную вязкую кашу. Нет бы спуститься по лестнице как нормальным людям… Но до неё метров двести, потому мы и выбрали короткий, но мерзкий путь.
Рискуя упасть лицами в грязь, мы методично шли дальше.
Я крепко сжал губы, прекрасно понимая, что мне совершенно нечего ответить этой хитрой сволочи.
– Глупости какие, – только и смог пробурчать себе под нос. Он, конечно же, не услышал.
Билл уверенно шёл первым, я плелся за ним, постоянно поскальзываясь и съезжая быстрее, чем планировалось. Иногда хватался за его плечи, чтобы удержать равновесие, а один раз, не заметив оголённого корня дерева, торчащего прямо из размытой земли, и вовсе навернулся, бесцеремонно повиснув на шее Билла и чуть не утянув его за собой.
– Слушай, может, тебя ещё на ручки взять? Ты говори, если что, не стесняйся, – с деланным спокойствием предложил брат, в приглашающем жесте вытянув перед собой руки.
Уши покраснели уже не от холода. Он прекрасно знал, какой я неуклюжий, но было бы не в его стиле упустить возможность поиздеваться. Я окинул его тяжёлым взглядом и отвернулся, тут же проклиная своё до безобразия ребяческое поведение. Правильно Билл однажды сказал: я не взрослый ребёнок, я просто ребёнок.
Успешно углубившись в самобичевание, я не сразу почувствовал тёплое дыхание на своих губах, а затем и мягкий поцелуй. Ноздри защекотал легкий запах сигаретного дыма. Вечный спутник моего брата.
– Ну, не злись, – сладко пропел Билл, проведя кончиком холодного носа по моей щеке и виску. Обхватив шею левой рукой, он начал медленными, волнующими движениями гладить, плавно переходя на лёгкий массаж. Глаза от таких действий закрылись сами собой. – Можешь держаться за меня сколько угодно. Правда, я не против.
– Сам справлюсь, – неожиданно резко отрезал я, отступив на шаг назад. Выпутался из его ненавязчивых объятий и глазами указал вперёд, чтобы он продолжил спуск. Билл фыркнул и показательно закатил глаза, а затем надул щёки и смешно свёл брови к переносице, пародируя недовольного и крайне обиженного малыша. То есть, меня. Он уже повернулся спиной и зашагал дальше, когда мышцы моих губ дернулись, и предательская улыбка расползлась по лицу.
Где-то невысоко пролетела ворона, своим громким карканьем заставив меня подскочить. Посмотрел на брата – он шел, как ни в чём не бывало. Как всегда прямая осанка, уверенная походка, независимый вид. А сзади семеню я, несмотря ни на что чувствуя себя защищённым.
В голову постучалось воспоминание.
В детстве мы с Биллом часто ходили в небольшой лес рядом с нашим домом. Сейчас там расположена обустроенная парковая зона. Мы брали с собой еду и разжигали костёр в самой чаще, пекли над огнем картофель и бекон, забив на все правила пожарной безопасности. Билл садился напротив и заговорщическим тоном объяснял, что это только наша с ним территория, и что мы можем делать здесь всё, что пожелаем. А если кто-то посмеет помешать, то злой дух леса, с чего-то вдруг находящийся под нашим подчинением, утащит его на край света и сбросит оттуда в пропасть. Я всегда чувствовал себя в полной безопасности рядом со своим братом, потому что точно знал: никто и ничто не посмеет тронуть меня, пока он со мной и держит за руку. В нём всегда чувствовались необъяснимые сила и мощь, которые не давали усомниться в правильности всех его действий и слов. Я верил ему. И зависел настолько, насколько это вообще возможно.
Иногда доходило до абсурда. Однажды Билл тяжело заболел, и я впервые гулял в нашем лесу один, постоянно оглядываясь – боялся, что за мной наблюдают. Реагировал на каждый шорох, позорно вздрагивал от звуков непонятного происхождения. Мне мерещились тени и движение за кустами, казалось, что деревья гнут свои уродливые руки-ветки к земле, чтобы схватить меня. До того случая мы всегда были вдвоём. Везде. И тогда, боязливо озираясь по сторонам и чувствуя себя как никогда уязвимым, я понял, что придя сюда в одиночестве, я нарушил равновесие и разозлил Его. Я знал, что в случае опасности ко мне никто не придёт на помощь, что злой дух леса подчиняется только брату, а я над ним не властен – я такой же враг, как и все остальные.
В тот вечер я впервые потерял сознание. Прямо в лесу. Организм перенасытился адреналином, и больное сердце дало сбой. Последнее, что помню, это то, как бежал со всех ног и плакал.
Я пролежал там несколько часов, прежде чем меня нашла и отвезла в больницу пожилая пара, по счастливой случайности выбравшаяся на прогулку. Всё остальное время, пока Билл болел, я не выходил из дома и закатывал страшные истерики, если мама силой пыталась вытянуть меня на улицу. Ей даже пришлось поставить раскладушку в комнате брата, потому что я ни в какую не желал с ним расставаться. У меня появилась фобия, от которой я, кажется, так и не излечился.
– Когда ты планируешь следующий переезд?
– А что?
– Мы уже довольно долго торчим в этом городке, – я пожал плечами, а потом тихо добавил: – По сравнению с другими местами, конечно же.
– Тебя что-то не устраивает? – безразлично осведомился брат. Я насторожился и даже замедлил ход, пытаясь уловить в его интонации какие-нибудь предостерегающие полутона, но ничего такого не заметил. Скорее всего, он сосредоточился на дороге и слушал меня в пол уха, отвечая исключительно из вежливости.
Тропинка стала пологой. Мы почти дошли.
– Ты действительно хочешь знать?
Точно, сам нарываюсь. Нашёл время дерзить и проявлять ничем не обоснованную смелость. Моё чувство самосохранения иногда отключается в самые неподходящие моменты.
Билл ничего не ответил. Когда он встал рядом, на его лице снова застыла эта проклятая улыбка, глядя на которую, хотелось сброситься с ближайшего моста, лишь бы больше никогда не видеть её. Она словно говорила: «Это последнее, что ты видишь в своей жизни, приятель». Ледяные пальцы забрались мне под свитер и остановились на пояснице, не гладя, но царапая и раздражая холодом чувствительную кожу.
– Решил испытать моё терпение? – не убирая оскала, брат лениво склонил голову набок. Кончик его языка нарочито беззаботно гулял между неровными белыми зубами.
– Просто спросил, – вяло промямлил я. Черт, я жалкое ничтожество. Ведь именно таким он и видит меня. В такие минуты я буквально физически ощущаю, как он откусывает от меня по кусочку, издевательски неторопливо, тщательно пережёвывает, демонстрирую свою власть, упиваясь ею.
– Вот скажи, Том… Как ты думаешь, какое у меня сейчас настроение?
Я бестолково пожал плечами, просчитывая возможные варианты ответа на любое своё слово.
– Отличное, братишка. У меня ох*ренное настроение, поэтому по-хорошему прошу: не порть его, иначе будут последствия, ты же знаешь, – он болезненно цапнул меня двумя пальцами чуть выше подбородка. – Если всё понял, поцелуй.
Билл засунул руки в карманы, всем своим видом выражая ожидание. А мне до зуда в пальцах захотелось ему вмазать. Толкнуть в грудь с такой мощью, чтобы он упал и взвыл от боли, как ударенная тяжелым сапогом собака. Чтобы хоть на секунду этот самоуверенный кусок камня, по насмешке судьбы доставшийся мне в братья, почувствовал, каково это – страдать и не иметь возможности изменить это. А потом поднять его за шкирку, хорошенько встряхнуть и со всей дури долбануть в челюсть, стерев с его физиономии эту проклятую ухмылку. Как бы я хотел… Но вместо этого коротко кивнул в знак повиновения, и, притянув его за талию, послушно подарил глубокий поцелуй. На другой он сейчас не согласился бы.
Изо рта рассеянным облачком вырвался пар. Оторвавшись, я посмотрел на губы брата. Чуть приоткрыты, один уголок приподнят в полуулыбке. Он не отступил, а я всё так же держал его за бёдра. Пальцы без перчаток вяло игрались со змейкой моей куртки, то расстёгивая, то застёгивая молнию обратно. Ход его мыслей в эту минуту предугадать было несложно, поэтому необходимо было торопиться, пока он не завёлся ещё сильнее. Я накрыл его руку своей, и, бросив виноватый взгляд, разомкнул объятия.
– Я тут подумал…
– Тебе вредно, – жёстко пресёк меня брат.
Развернувшись на месте, он пошёл дальше. Что я опять сделал не так? Ошарашенный такой выходкой, я простоял неподвижно несколько секунд, провожая взглядом его удаляющуюся спину, прежде чем сорваться и догнать.
– Просто хочу поговорить. Мы же можем поговорить? – я поравнялся с ним и заглянул в лицо, надеясь увидеть там заинтересованность в разговоре, но он даже не взглянул на меня.
– Билл?
– Можем, – бесцветно бросил брат.
И то хорошо.
Я забежал вперёд и пошел спиной, периодически оглядываясь, чтобы не споткнуться. Он даже не замедлил шаг.
– Я тут недавно вспоминал детство, когда папа ещё не ушёл от нас, а ты не игнорировал наше с мамой существование. Помнишь, как хорошо нам было вместе?
– Нет, – холодный тон вызвал желание поёжиться.
– Нет? Билл, что за глупости, я не верю тебе.
– А придётся.
Он спихнул меня с дороги, словно надоедливую собачонку, вертящуюся под ногами и мешающую идти. А затем, не говоря больше ни слова, невозмутимо зашагал дальше.
– И с какого момента у тебя память отшибло? – прокричал я вдогонку.
Ответа не последовало. Билл гордо вышагивал впереди, не обращая на меня никакого внимания.
По венам забурлила злоба. Сплюнув под ноги, я в два шага настиг его и развернул к себе лицом, дернув за локоть. Вышло чуть грубее, чем я рассчитывал. Брат посмотрел сначала на свою словно тисками зажатую руку, а затем на меня. Во взгляде его сквозило непривычное удивление и даже растерянность. Ну да, ещё бы, ведь его младший брат так редко бывает борзым, как тут не удивиться?
Гнев исчез так же быстро, как и появился, и я запоздало осознал всю необдуманность своего порыва. Билл молча сканировал меня глазами. Тугой ком в горле, образовавшийся под этим взглядом, застрял где-то посреди трахеи, разрешая дышать только наполовину.
– Прости, – виновато прошелестел я, медленно разжимая пальцы и отпуская ткань его куртки. – Хочу задать тебе вопрос. Всего один. Пожалуйста.
– Слушай, ты гулять хотел, вот и гуляй. Если это опять твои бредовые мысли и мечты, то оставь их при себе. Мне это не интересно.
– Один вопрос. Ладно? Это важно. Только ответь честно, хорошо?
Билл скрестил руки на груди и склонил голову, вопросительно приподняв брови. Его губы скривились, показывая всё недовольство и нетерпение.
Я подошёл ближе, собираясь с мыслями.
– Ты никогда не задумывался, что в твоей жизни всё могло быть по-другому, если бы не некоторые обстоятельства и события прошлого?
Брат раздражённо фыркнул и пнул безобидно валявшиеся на земле камни.
– Ненавижу, когда ты начинаешь это делать.
– Что?
– Пороть всякую чушь ни с того, ни с сего.
– Это не… – я глубоко, но прерывисто вдохнул морозного воздуха, чтобы успокоиться, и тут же почувствовал, как он обжёг мои лёгкие. – Я имею в виду, неужели тебе никогда и ничего не хотелось изменить в своём прошлом?
– Нет.
– Совсем ничего? – я импульсивно всплеснул руками и криво ухмыльнулся. Этого не может быть. Ни за что не поверю.
– Я говорил тебе уже тысячу раз и повторю снова – меня в моей жизни всё устраивает.
– Всё?
– Абсолютно. Хотя нет, кое-что есть.
Я замер. Неужели?..
– Я бы вернулся в прошлое, нашёл Изумрудный город и попросил бы у Гудвина мозги для своего младшего брата.
Широкая хищная улыбка тут же исказила его лицо. Он подмигнул мне и хотел было уйти, но я снова схватил его за плечо, разворачивая.
– Хорошо. Ты говоришь, тебя всё устраивает. Окей. Давай-ка посмотрим. Тебе девятнадцать, ты не окончил школу, не поступил в колледж, живёшь на чужие деньги, не работаешь и не имеешь никаких шансов быть принятым на работу, потому что ничего не умеешь. Ты беден, убиваешь людей, дружишь с преступниками, а впереди у тебя нет ничего, кроме боли, болезней, страха и одиночества. Такова твоя идеальная жизнь? Это именно то, что делает тебя счастливым?
– Да нет, почему же. Есть одна неприятная деталька.
– Да ну? – я прищурился. – И что же это?
– Близнец, который еб*т мне мозги каждый день. В остальном моя жизнь безупречна, – с каждым словом змеиный шёпот рядом с моим ухом становился всё громче. – Пойми уже, что эти твои глубокомысленные беседы бесполезны! Это чушь, понимаешь? Пора бы снять свои грёбаные розовые очки и выкинуть их к чёртовой матери! Мечтатель хренов… Ты посмотри на себя. Ноешь и ноешь круглыми сутками, давно в зеркало смотрелся? Посмотри, может, увидишь то, что вижу я каждый день.
Выплюнув это, он сделал паузу, чтобы перевести дух. А я только стоял рядом и впитывал в себя словесные помои, которыми брат так щедро поливал меня.
– Сказать, что я вижу, братец? – едко продолжил Билл. – Унылое говно, которое только и умеет, что жаловаться на жизнь и сопли на кулак наматывать. Почему ты считаешь, что ты прав? А, Том? Какое имеешь право осуждать меня и требовать измениться? Может, начнёшь с себя? Ну, для начала… Покажешь мне пример и всё такое. Да, я убиваю ублюдков, и что с того? Кто-то марки собирает, кто-то бабочек коллекционирует, а у меня вот такое хобби, какая разница? Их тоже, может, не все понимают. Этих людей и меня объединяет одно – мы счастливы. Мы занимаемся любимым делом, и ср*ть хотели на таких, как ты – бесхарактерных, бесхребетных амёб, мешающихся под ногами, только и умеющих жалеть себя, и обвинять других в том, чего они понять, в силу своей тупости и ограниченности, просто не могут. Не надо ставить всех на один уровень с собой. Никогда не задумывался, что кто-то может быть выше тебя? Что кто-то думает не так, как ты? Что кто-то – о, боже! – может быть не согласен с тобой? Моя жизнь – мой выбор. Вот только ты считаешь, что и твоя жизнь – тоже мой выбор. Ведь так? Малыша Тома забрали из дома силой, заставили жить со злым братом, а теперь держат взаперти под страхом смерти. Какой я жестокий и нехороший. Да вали, куда хочешь! – резких взмах руки перед лицом заставил меня вздрогнуть. – Я не держу. Давай, проваливай! Если я такой плохой, если я тебе противен и не устраиваю по всем параметрам, тогда какого же хрена ты всё ещё со мной, а? Может, боишься, что я умру ненароком без Тома, а его потом совесть замучает? Или, быть может, так сильно любишь, что не можешь прожить без меня и дня? – Билл схватился за сердце и театрально приложил ладонь ко лбу. – Или нет, дай-ка угадаю, – нараспев протянул он, притянув меня к себе за воротник. – Да тебе просто смелости не хватает. Трусливый зайчонок, при первой же опасности прячущийся в укрытие. Неуверенный в себе маменькин сынок, который за всю свою жалкую жизнь не принял ни одного самостоятельного решения. Прикрывающийся чужими спинами, не способный…
– Прекрати! Заткнись немедленно!
Я сбросил его руку и машинально попятился назад, чуть не споткнувшись о плиту. Мир резко помутнел и начал терять четкие очертания – в глазах всё плыло, тело покрылось мурашками. В груди возникла до омерзения знакомая тяжесть и боль, будто кто-то игрался, тыкая в сердце острыми булавками. Облокотившись о дерево, непослушными пальцами достал из внутреннего кармана пакетик с таблетками, трясущимися движениями высыпал на ладонь сразу две и запрокинул голову, проглатывая спасительное лекарство. Ноги почти не держали, резко растеряв силу, поэтому пришлось съехать спиной вниз по стволу. Неприятный треск оповестил о том, что я разорвал куртку, зацепившись некачественным материалом за кору. По фигу.
Билл с легкой заинтересованностью наблюдал за моей дрожащей у подножия дерева фигурой, не выражая никакого беспокойства. Я поднял на него взгляд, хрипло выдыхая:
– Зачем ты так?
– В этом твоя проблема, Том. Ты не хочешь знать правду. Тебе комфортнее жить в иллюзиях. Любое соприкосновение с реальностью шокирует тебя.
– Нет. Я уверен, что ещё не поздно всё изменить. Я хочу, Билл, я и правда хочу этого.
В горле запершило. Я откашлялся, зажмурившись, и снова поднял на него слезившиеся глаза. Брат сел рядом, оперевшись пятёрней о влажную и холодную землю, и почти ласково потрепал меня по щекам, чтобы быстрее привести в чувство.
– Пора повзрослеть.
Я упрямо замотал головой, уворачиваясь от его прикосновений, ощущения от которых сейчас были сродни касаниям листьев ядовитого плюща. Я не мог сдаться, ведь я точно знал, что прав. Прав.
– Всё могло быть иначе.
– Не начинай.
– Что-то пошло не так, что-то случилось семь лет назад. Тебя будто подменили. Кто это сделал с тобой, Билл? Что это за тварь?
– Это мой выбор.
– Не лги мне. У тебя зрачки забегали, зачем ты мне врёшь? – я запрокинул голову и потёр переносицу, чтобы отогнать глухой истеричный смех, рвущийся из легких. – Я угадал, да? Попал в точку. Я ведь знал, что ты сам не мог до этого додуматься. Ты всегда был раздражительным, грубым, властным, но жестоким – никогда. Расскажи мне. Что бы там ни было, я пойму.
– Ты что, не слышишь меня? Не суй свой нос, куда не следует.
– Да я помню, ты уже говорил мне это. Оттолкнул меня, и что из этого вышло? Умоляю, Билл, пока не поздно повернуть всё вспять, поговори со мной, откройся… Я хочу помочь. У мамы есть знакомый психиатр в центральной клинике, он бы мог заниматься с тобой бесплатно, уверен, вместе мы справимся.
