Текст книги "Редактировать или удалить (СИ)"

Автор книги: Torry-Katrin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

– Оставь нас в покое! Слышишь ты, двуличная с*ка?! Больше ты его никогда не увидишь. Он мой!

– Ты что делаешь?! Отдай! – я подался вперёд, чтобы отнять телефон, но брат резко поднял руку вверх, и, не удержав равновесия, опрокинулся на спину. Воспользовавшись его замешательством, я набросился сверху.

– Верни! Это не твой!

– Но вы ведь обо мне говорили, – изрядно запыхавшись, он, тем не менее, виртуозно изворачивался во все стороны, упрямо отпихивая меня свободной рукой и ногами, не подпуская ближе.

Не придумав ничего лучше, я со всей дури ущипнул его за бок. Сработало. Билл завыл от боли и согнулся пополам, выронив мобильник. Подхватив его практически на лету, я быстро вскочил и молнией пронёсся до ванной. Как раз вовремя. Мощный удар чуть не вышиб дверь, едва щёлкнула задвижка. Ещё немного – и слетела бы с петель.

– Открой, засранец! Хуже будет! Я вышибу эту дверь нах*р, слышишь меня? Быстро выходи! Даже не представляешь, что с тобой будет, если не сделаешь сейчас же так, как я сказал! Том, ты труп!

Дверь сотрясалась от ударов ежесекундно, и я вместе с ней трясся с обратной стороны. Прислонившись спиной, содрогался в такт мощным ударам разъяренного брата. Мобильник после долгой паузы снова ожил. Я прижал его к груди обеими руками, как какую-то драгоценность и плотно стиснул зубы. Но это не помогло подавить слишком настойчиво рвущийся наружу нарастающий, глубокий, словно из самой преисподни, крик. И я кричал так громко и так долго, пока в лёгких не осталось ни грамма воздуха. А потом, опустошённый, съехал вниз по стенке как подкошенный. Толчки вдруг прекратились и наступила абсолютная давящая на уши тишина. Яркий свет лампочки раздражал слизистую оболочку глаз. Я понимал, что мама всё слышала. Смысла скрывать больше не было.

– Мама… – стоило произнести это слово, как оно тут же отозвалось острой болью в сердце, заставив меня бесстыдно жалобно заскулить прямо в трубку. – Я так больше не могу, мам… Мама… Он… Не могу так.. Не хочу. Ненавижу его! Я хочу домой. Я не выдержу…

Тревожные спазматические вдохи, часто одолевающие меня при кризисах болезни, привели в чувство. Я смог сосредоточиться на родном голосе. Мама плакала, ласково звала домой, постоянно повторяя моё имя, как мантру, и захлёбывалась в слезах. Тараторила, что давно ждёт моего возвращения, как там мне будет хорошо, как она сделает всё возможное, чтобы я забыл весь этот кошмар, как сильно любит и скучает. И зло шептала слова проклятья, обвиняя во всём Билла, который испортил жизнь не только себе, но и мне. Я с ужасом слушал, с каждой секундой всё чётче и чётче понимая, что так продолжаться действительно больше не может. Или он что-нибудь со мной сделает, или я сам. Два года безуспешных провальных попыток достучаться, прошибить глухую бетонную стену непонимания и безразличия, убедить, вытащить из невидимой тюрьмы, куда он так глубоко и надёжно упрятал нас обоих. Два года в аду. Всё бесполезно. Нужно спасаться самому. Надоело. Хватит!

– Я приеду и больше никогда тебя не оставлю, слышишь? Жди.

«Отбой»

Поднявшись с пола, все страхи куда-то разом испарились, уступая место ничем не обоснованной смелости и уверенности в собственных силах. Тем не менее, плотно сжав зубы, я решительно вышел из ванной.

Не встретив никакого сопротивления и не глядя по сторонам, достал из шкафа запылившуюся спортивную сумку и без разбора начал сгребать свои вещи с полок, сходу утрамбовывая их поплотнее.

– Что… Ч-что ты делаешь? – подал, наконец, голос Билл. Этот обычный на первый взгляд вопрос, а может та интонация, которой он был задан, распалила меня ещё хлеще. Ну уж нет, Билл, даже не надейся. Смена тактики тебе не поможет. Не в этот раз.

– Отвали! – рявкнул так, что он подскочил на месте. Удивление и возмущение, едва заметно сквозившее во взгляде, ему скрыть не удалось. Однако, он промолчал. – Уйди с дороги! – зацепив его плечом, я прошёл мимо к тумбочке.

– Куда ты? – от мимолётного прикосновения его пальцев по спине побежал холодок.

– Домой! Туда, где меня уважают и любят. Где со мной считаются. Туда, откуда я не должен был никогда уходить. А ты можешь и дальше наслаждаться своей мнимой крутизной, мочить людей направо и налево, прикрываясь маской правосудия, и ждать дня, когда тебе перережут горло или упекут за решётку. А я хочу учиться, работать, иметь нормальные отношения. Хочу жить! Без каждодневных унижений и издевательств. Нам с тобой не по пути. Бог свидетель, я пытался… Я сделал всё, что мог.

– Вот так просто? Оставишь меня здесь совсем одного? Кишка тонка!

– Может поспорим? – я, не раздумывая, протянул ему руку.

Глаза в глаза.

– Ты обиделся на меня? – так ласково и приторно, что аж тошно стало. Он подошёл вплотную и взял меня за запястье. – Том, я бы никогда не сделал это с тобой.

Я издал нервный смешок, и, демонстративно поморщившись, выдернул руку. Пусть знает, насколько он мне противен.

– Шутишь? Мы оба прекрасно знаем, что это наглое враньё. Ты и глазом бы не моргнул. А если бы понравилось, то вообще потом с меня не слезал бы. Я тебе не верю, Билл. Ни единому твоему слову.

Быстро одевшись, наспех накинул первую попавшуюся ветровку, подхватил сумку, закинул её на плечо и направился к выходу. Но не успел преодолеть и пары метров, как путь мне перегородил брат с таким жалобным выражением лица, что я даже растерялся на какое-то время, позволив подойти к себе и обнять. Билл прильнул ко мне с таким рвением, будто хотел вытолкнуть меня из собственного тела, и обвил шею руками, буквально повиснув на ней. Раньше он никогда ничего подобного не делал. От тяжести груза я пошатнулся, и мне пришлось в ответ притянуть его за талию, чтобы не упасть.

– Билл, достаточно показательных выступлений. Я не поведусь. Отпусти и просто дай мне уйти.

– Нет. Тебе просто нужно остыть. Это всё её звонок, да? Что она тебе там втирала? Не верь ей. Однажды она уже вышвырнула родного сына на улицу только потому, что он оказался не таким как все. Предпочла избавиться от меня как от мусора, вместо того, чтобы попытаться разобраться и понять. Ей было важнее сохранить безупречную репутацию несчастной матери-одиночки, важнее мнения людей, которым на неё наплевать. Она не пожертвовала ничем ради меня. Вонзила мне кинжал в спину по самую рукоятку и провернула несколько раз, не моргнув и глазом. Предала один раз – предаст и второй.

– Даже не собираюсь выслушивать весь этот бред.

– Ты останешься здесь! – неожиданно громко выкрикнул брат после того, как мне всё-таки удалось оторвать его от себя и небрежно отпихнуть в сторону. В глазах его плескались неподдельный страх и растерянность. Я упивался его отчаянием как самым вкусным вином.

– А то что? Ударишь меня? Что ты сделаешь, Билл? Давай, останови меня! Но клянусь, в этот раз я просто так не сдамся.

Сбросив сумку обратно на пол, я нервно перешагивал на месте, приготовившись к самому худшему. Брат напротив сосредоточенно и задумчиво всматривался в мои глаза, хотя было совершенно очевидно, что мыслями он сейчас где-то очень-очень далеко отсюда. Пальцы сжаты в кулаки, губы сложились в тонкую кривую линию и слегка побелели. Всё тело как перетянутая на гитаре струна. Я не понимал, чего он ждёт, почему молчит, и не стал испытывать судьбу.

– Это всё? В таком случае, мне здесь больше нечего делать.

Я обогнул застывшего в немом трансе Билл и опять поспешил к двери, не забыв прихватить валявшуюся у ног сумку. Три быстрых шага назад – и брат перегородил проход, широко разведя руки в стороны. Я чуть не налетел на него. Хотел возмутиться, но все слова умерли на зачаточном уровне, стоило мне только поднять на него глаза.

Его взгляд глубоко в себе таил что-то зловещее. В нём отчётливо читались угроза и нечеловеческий гнев, вмиг пропитавший собой всё пространство комнаты. Меня притягивали к полу невидимые магниты. Не пошевелиться. Ощущение, будто все силы разом покинули моё тело. Я едва подавил внутри страстное желание рухнуть в обморок прямо здесь и сейчас, тем самым облегчив себе участь.

А затем произошло что-то совсем из ряда вон выходящее.

Билл сокрушённо выдохнул, словно опомнившись, смущённо улыбнулся и произнёс слово, которое я от него никогда раньше не слышал.

– Пожалуйста.

Мне хотелось обернуться и спросить у несуществующих свидетелей: «Эй, вы тоже это слышали?». Но я знал, что за моей спиной никого нет, поэтому пришлось поверить, что это не было обычной слуховой галлюцинацией.

– Том, останься хотя бы до утра.

– Не обсуждается. Я ухожу прямо сейчас, – сделал шаг в сторону, чтобы обойти брата, но он отзеркалил движение и упёрся ладонями мне в грудь, вновь перегородив путь.

– Да послушай же ты. Не упрямься. Куда ты сейчас пойдёшь?

– Всё равно куда. Лишь бы от тебя подальше!

– Том, – я болезненно шикнул. Его цепкие сильные пальцы сдавили моё запястье. – На улице темно и жутко холодно. Автобусы уже не ходят. Ты замёрзнешь и сляжешь с воспалением лёгких в лучшем случае. Готов потратить последнее здоровье, лишь бы пойти мне наперекор? Подумай, стоит ли оно того.

Я высвободил свою руку, но с места не сдвинулся. Все эти немаловажные нюансы я и правда упустил. Билл, очевидно приметив мой сконфуженный вид, продолжил говорить уже чуть смелее, и таким тоном, словно давал совет, но никак не требовал.

– Сейчас мы попьём чай и ляжем спать. А завтра с утра ты поедешь домой. Я и слова против не скажу, идёт? Ты настроен решительно – о’кей, я понял. Не хочу причинить тебе боль, поэтому удерживать не стану. Можешь мне не верить, но я волнуюсь за тебя, и если ты сейчас выйдешь за дверь, я всё равно не усну и пойду тебя искать.

Я в растерянности топтался на месте, то и дело бросая на него недоверчивые взгляды. Лицо Билла было настолько непроницаемым, что мои внутренние радары не уловили никаких тревожных сигналов, которые могли бы уличить его во лжи. С мерзким, словно от вида вгрызающегося в яблоко червя ощущением, что я горько пожалею о своём выборе, спортивная сумка была сброшена на пол. Брат засиял, словно рождественская ёлка, обвешенная гирляндами, но лишь сдержанно кивнул, тут же подхватив мой багаж.

– Я обещаю тебе. Завтра, если захочешь – поедешь домой. Но только завтра. Когда я буду уверен и спокоен, что с тобой не случится ничего плохого.

Чувствовал ли я, что не стоит верить его пламенным речам и заманчивым обещаниям? Надеяться на понимание и неравнодушие, рассчитывать на поддержку?

Несомненно.

И всё-таки я остался. Вопреки дурным предчувствиям, оглушительно звенящим в голове, подобно громогласным церковным колоколам, и вопреки здравому смыслу, который потерял всякую надежду достучаться до меня, и расстроено спрятался в тёмном уголке, став совсем неприметным.

Я остался, потому что хотел ему верить.

Словно лёжа на раскалённых углях, я всю ночь проворочался с бока на бок. В итоге разболелась голова. Отключиться мне удалось лишь на рассвете. Впав в некое состояние забытья, я все же успел уловить пропадающим во сне слухом, как хлопнула тяжёлая входная дверь.

ГЛАВА 10

Когда человек доходит до последних пределов безнадёжности и отчаяния, когда он инстинктивно чувствует, что в нём уже не осталось никакой собственной силы и что сила эта никогда не проснётся, он ищет помощи из вне. И чем эта помощь фантастичнее, невозможнее, тем она начинает казаться ему вернее. Это последний крик отчаяния, последнее возмущение природы. ©

Ни ключей, ни телефона, ни записки. Ничего. Он просто ушёл и запер меня. Дверь – единственное, что оставалось надёжным в квартире. Попытаться выломать? Бесполезно, это лишь наделало бы много шума и привлекло внимание соседей, которые наверняка тут же бросились бы звонить в полицию. Вариант выбраться через окно тоже был сразу забракован. Верхний этаж, ни единого выступа, а внизу голый асфальт. Я сравнил себя с настоящим пленником, которому отрезали все пути к бегству.

Билл, сука, что ты задумал? Куда ушёл? Когда вернёшься? Какого хрена вообще происходит?

Разбив кулак о стену в кровь, я почувствовал себя гораздо лучше. Боль отвлекала. Обшарил комнаты в поисках ключей: перевернул все ящики вверх дном, выпотрошил шкафы, поднял матрас и пролез по его тайникам, о которых, как он думал, я не знал. Пусто. Этот предатель забрал всё, полностью лишив меня любой связи с внешним миром. Всё, кроме сигарет. Я взял пачку. Рядом стояла пепельница, вся переполненная. Брат не имел привычки курить по ночам, и вчера вечером, я помню точно, она была пустая.

Горький дым заполнил мои лёгкие, и по всему телу прошлась волнительная дрожь. В шестом классе я сделал свою первую и последнюю затяжку. Билл не учил меня курить, он просто протянул мне сигарету, и я взял её. Помню, так глубоко втянулся, что из глаз тотчас брызнули слёзы. Я закашлялся, схватился за горло и от страха рванул к маме за помощью. Я подумал, что задыхаюсь. Тогда мы оба отхватили по полной. Он привык выслушивать подобного рода нотации, а для меня тон мамы стал настоящим потрясением. Она впервые накричала на меня. Она была очень расстроена моим поведением. Всё то время, что я стоял и выслушивал её гневную тираду, она сиюминутно охала и не переставала сокрушаться, какие мы разные, как брат плохо на меня влияет, и за что ей вообще всё это. А потом, когда сил на крики не осталось, подозвала меня, посадила на колени, крепко прижала к себе и заплакала.

«Маленький мой, ты понимаешь, что в любой момент твоё сердечко может не выдержать и остановиться? Навсегда, понимаешь? И тогда моё тоже перестанет биться. Ради всего святого, Том, не будь эгоистом!»

Да. Вот так и сказала. И тысячу раз была права. Единственное же, о чём думал я, сунув в губы сигарету – как круто я буду смотреться, выдыхая ровные изящные колечки дыма, которые всегда так умело пускал отец.

В какой глубокой заднице была моя голова, когда я согласился остаться? Каким идиотом надо быть, чтобы верить ему после всех тех потоков вранья, которые он вливал в мои уши на протяжении стольких лет? Невероятно! Я снова повёлся. Но на этот раз тебе не удастся меня запугать. Я буду бороться, слышишь, Билл? Всё кончено.

Где ты?!

***

Он вернулся около полуночи. Тихо открыл дверь и бесшумно вошёл, будто боясь кого-то разбудить. Отыскал меня глазами, а затем, как мне показалось, облегченно отвёл взгляд. Так и продолжил стоять коридоре, не обращая на меня никакого внимания. Его безмятежность и молчание вызвали во мне бурю негодования. Внутри всё кипело от возмущения и раздражения, хотелось, чтобы он, наконец, прекратил выводить меня из себя и сказал бы хоть что-нибудь. Через несколько минут, когда я уже мысленно метал в него гром и молнии, моё терпение лопнуло, как надутый до предела воздушный шарик.

– Может, объяснишь?

Билл вздрогнул от звука моего голоса, сжал пальцами левую руку чуть выше локтя и весь съёжился, как будто бы ему было очень холодно, или он вот-вот собирался рухнуть на пол без сознания. Конечно это очередной трюк, чтобы разжалобить меня. Как низко. Даже для него.

– Ну хорошо. Видимо, я не достоин твоего внимания. Ты прав, тут и говорить не о чем, – я встал с кресла, вышел к нему в коридор и снял куртку с вешалки. Сумка была собрана с прошлого вечера. – В конце концов, меня всё это больше не касается. Теперь это только твоя жизнь, – я застегнул молнию, подхватил багаж и открыл дверь. На пороге опасливо обернулся, однако брат даже не шелохнулся. Его била крупная дрожь. Необъяснимое чувство тревоги нарастало с каждой секундой и выгрызало изнутри чёрную дыру, которая безжалостно всасывала в себя всю мою решимость. Я не мог сделать последний шаг и пересечь черту. Что-то было не так.

Брат медленно опустил руку, и моё дурное предчувствие мгновенно усилилось в сто крат. Выглядывающий из-под ветровки край светло-серой футболки весь был покрыт бледно-розовыми разводами. Чтобы это ни было, но пятна явно застирывали наспех.

– Что это? – просил я, приклеенный к порогу с распахнутой дверью.

Билл поднял голову и впервые за всё это время посмотрел мне в глаза. То, что я в них увидел, заставило меня чуть не оторвать дверную ручку – с такой силой я в неё вцепился. Билл был в ужасе. И казалось, что он сам не понимал, как такое возможно. Страх и недоумение причудливым образом смешались и застыли на его лице. Пройдясь по нему придирчивым взглядом, я обнаружил несколько капель алого цвета на его грязных, некогда былых кроссовках. В том, что это кровь, не было никаких сомнений. Страх пережал лёгкие тугой хваткой. Я отшатнулся назад, машинально захлопнул дверь, и, облокачиваясь о неё, прикрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями и успокоить обезумившее сердце, которое со всей дури долбило в грудную клетку. Всё это было слишком. Слишком, чтобы задумываться о причинах и следствиях. Самые страшные догадки и опасения ринулись наружу неконтролируемым потоком. Мне стало дурно, земля начала уходить из-под ног, захотелось сесть. Липкий холодный пот прошибал насквозь, окутывал всё тело, словно медуза щупальцами. Я подошёл к брату и распахнул края его крутки, одновременно приподняв футболку до самой шеи. Он был чист. Никаких ран, царапин или даже синяков.

– Чья кровь? – я хорошенько тряхнул его за плечи и Билл наконец открыл рот, однако не произнёс ни слова. – Где ты был, Билл, отвечай! Ты ездил к ней, да? Ты был у неё? Что ты сделал, Билл, что ты сделал?!

Неожиданно он резко увернулся и ударил меня по рукам.

– Я не хотел! Она сама виновата! – закричал брат. Вены на его шее и висках вздулись от напряжения.

Эти последние его слова добили меня четким хуком. В глазах опасно потемнело, и я был вынужден осесть прямо на пол. Прислонился спиной к стене, тут же ощутив неприятный мертвый холод, и обхватил голову руками. Давление резко подскочило, и явственно ощутил, как закипает кровь. Гул в ушах заглушал все внешние звуки, поэтому о том, что Билл приземлился рядом, я узнал только когда он попытался засунуть мне что-то в рот. Я не слышал, что он мне говорил – подбитое резким приступом зрение едва улавливало лишь быстрое шевеление его губ. Кое-как сообразив, что к чему, взял из его рук стакан с водой, запил таблетку и закашлялся. В носу мерзко защипало. Я всхлипнул и тут же получил несколько лёгких ударов по щекам.

– Только не отключайся! Слушай мой голос, Том, ты понимаешь меня? Слушай голос. Всё хорошо. Она живая, слышишь? Живая. С ней всё в порядке.

Проморгавшись, мне удалось сфокусировать взгляд. Брат, сидя на корточках, испуганно смотрел на меня сверху.

– Тогда чья это кровь? Где она? Что ты с ней сделал, ублюдок? – я попытался встать, но ноги будто залили цементом.

– Она в больнице. Ранение серьёзное, лезвие вошло глубоко, но жизненно-важные органы не задеты. Я звонил, представился коллегой по работе. Она в реанимации – потеряла много крови. Очень много, – шёпотом закончил Билл, и, поджав губы, отвернулся.

Я закрыл глаза и чётко увидел белоснежную палату, врачей, услышал шорох их невесомых халатов, подол которых развивался от быстрых, но отточенных до автоматизма движений, звуки приборов, грохот инструментов о поверхность стола. Они перебрасывались короткими фразами. Главный хирург спокойным и хладнокровным тоном отдавал приказы ассистентам. А в центре всего этого действа мама, на стерильной твёрдой поверхности, утыканная иголками, трубками и проводами. Бледная, изнеможенная, беззащитная. Совсем одна.

– Зачем? – я повторил этот вопрос несколько раз, пока не сорвался с шепота на надрывный крик. Ладони, которыми я всё это время остервенело долбил по полу, уже не ощущали боли, потеряв чувствительность. Билл протиснулся между моими коленями, извернувшись каким-то немыслимым образом, и прижал меня к себе. Его руки быстро заскользили по моей спине и плечам. Будто он возомнил себя скалолазом, который, чтобы не сорваться в пропасть, отчаянно ищет, за что зацепиться. Я взвыл ещё громче и замотал головой, уворачиваясь от его назойливых губ. Он ещё раз ударил меня по щеке, на этот раз приложившись гораздо сильнее.

– Это был несчастный случай. Случайность! Слышишь? Ну посмотри же на меня! – два пальца по подбородком грубо дёрнули мою голову вверх. – Я не собирался её убивать! Какой бы дрянью она ни была, смерть для неё – слишком простое наказание. Я мог бы покончить с ней уже давно, в любой момент, но ведь не сделал этого, понял?! Я приехал к ней, чтобы просто поговорить, сказать, чтобы она оставила нас в покое и не давала тебе ложных надежд, не терзала твоё сердце и душу. Попросил её сделать одно единственное одолжение, так нет же! Эта бешеная начала орать, а когда я уже собирался уходить и отвернулся к двери, она так тихо подошла, что я… Я не успел среагировать, не успел понять… Нельзя было подкрадываться ко мне со спины! Она сама виновата, идиотка! – брат весь дрожал, и я трясся вместе с ним, как при землетрясении. – Я хотел вызвать скорую, но побоялся, что мой голос запишут на плёнку. Хорошо, что мне не пришлось этого делать. Тётя Магда как раз подъезжала к дому. Я вышёл через заднюю дверь, спрятался за деревьями через дорогу и наблюдал оттуда. Машина приехала быстро.

Эта картинка живо предстала перед глазами. Я высвободился из объятий брата и медленно, опираясь о стену, встал на ноги. Меня тошнило.

– Нет, не трогай, – я отмахнулся от Билла, пытавшегося придержать меня, и начал обуваться.

– Куда ты?

– Куда-нибудь. Не могу сейчас находиться с тобой в одной квартире.

– Я никуда тебя не пущу в таком состоянии.

– Отпустишь, если хочешь ещё раз увидеть меня живым! – железная лопатка для обуви стрелой пролетела по коридору и сбила стоящий в комнате светильник. Казалось, сейчас я мог взорвать весь этот дом к чёртям собачьим одним лишь взмахом руки. – И ты не пойдёшь за мной, ясно?! Я спрашиваю тебя, ты всё понял? Посмотри на меня! Загляни мне в глаза, Билл, и скажи, что я блефую! Скажи, на что я сейчас не способен?

Поколебавшись, он сделал показательный шаг назад и больше не смотрел в мою сторону.

***

Совсем рядом просигналила машина, и, не сбавляя скорости, умчалась в ночь. Я шёл по обочине, покачиваясь от порывистого морозного ветра, который проникал мне за шиворот, игриво забирался в рукава куртки, под штаны… Ветер был всюду. Он был во мне. Было настолько холодно, словно я вышел на улицу совсем без одежды. Я поднял воротник, засунул руки в карман и прижал локти ближе к телу. Стало терпимее. Хотя скорее это подействовало мое обычное самовнушение.

Молодая парочка с залитыми алкоголем зрачками задела меня початой бутылкой вина. Хихикая и глупо извиняясь, эти двое зигзагообразными движениями спустились вниз по улице. Я проводил их взглядом и двинулся дальше уже по тротуару.

Круглосуточные кафе и рестораны зазывно сверкали неоновыми вывесками, таксисты с невозмутимыми лицами загружали в свои машины шумные компании, чтобы отвезти их в клуб развлекаться дальше, «ночные бабочки» сомнительной наружности с энтузиазмом приманивали немногочисленных потенциальных клиентов, не стесняясь в выражениях и жестах. Одна из них успела зацепиться и за меня. Удивительно, насколько разительно преобразовывается город в тёмное время суток. Как если бы магазин игрушек, радующий своими разнообразными товарами детишек днём, с наступлением сумерек, словно оборотень, превращался бы в секс-шоп. Причём менялась не только продукция, но и продавцы. Территория одна – задачи разные.

И снова сработал защитный механизм. Я думал о чём и о ком угодно, только не о маме. Мысли бумерангом возвращались обратно, не долетая до цели. Как быть дальше? Что теперь будет? Я был уверен только в одном – мне нужна помощь.

Несмотря на то, что пальцы на ногах, нос и уши уже получили лёгкую степень обморожения, возвращаться обратно в квартиру было нельзя. Меньше всего на свете мне сейчас хотелось видеть брата и слушать его никому не нужные нелепые оправдания. Я остановился, чтобы поправить сбившийся под курткой свитер, когда боковым зрением уловил какое-то движение справа. На невысоком бордюре, рядом с клумбой в пакете с мусором копошился крохотный чёрный котёнок. Своим розовым подвижным носиком он деловито вынюхивал что-нибудь съестное. Заметив моё пристальное к нему внимание, малыш застыл на месте с поднятой вверх лапой и уставился на меня своими жёлтыми, как первые одуванчики, глазами.

– Эй, дружок, как тебя сюда занесло? – сделал два шага вперёд и медленно, чтобы не спугнуть животное, присел на корточки. Однако котёнок в тот же момент выгнул спинку и весьма впечатляюще зашипел, всем своим видом говоря мне: «иди куда шёл!».

– Да ты просто копия Билла, – я улыбнулся, придвинулся чуть ближе, и, стараясь не делать резких движений, протянул к нему руку. Тот, очевидно почувствовав, что я не представляю для него никакой опасности, отвернулся и снова принялся интенсивно ворошить мусор. Однако же его косой недоверчивый взгляд преследовать меня не перестал.

Пришлось изрядно погоняться за этим чумазым созданием, прежде чем мне удалось его поймать и взять на руки. Я расстегнул куртку, поёжился от в момент окутавшего всё тело ледяного ветра, и засунул его за пазуху. Котёнка нещадно трясло то ли от холода, то ли от страха. А скорее всего от того и от другого сразу. Все бродячие животные боятся людей, стараются держаться от них подальше. И правильно делают.

– Ну что, приятель, будем греться друг от друга? Как тебе такая идея? – он закопошился, устраиваясь удобнее, и, зарывшись мордочкой в складки теплого свитера, успокоился и удовлетворенно замурчал. Взгляд его стал рассеянным, бдительность ослабла, а веки начали постепенно тяжелеть и закрываться.

– Такой чудной, – я погладил его за ушком и, бережно придерживая, застегнул молнию.

Не оставлять же его здесь. Домой нести тоже не вариант, брат терпеть не может животных, но я уже начал чувствовать ответственность за жизнь этого беззащитного пушистого комочка. Что-нибудь придумаю.

Но стило мне лишь поднять голову и обвести взглядом пустующую улицу, как многотонный груз проблем со всей тяжестью придавил меня своей важностью и неразрешимостью к мерцающему от света фонарей асфальту.

Я плотнее прижал к себе котёнка.

– Может твой новый хозяин и спятил, но, кажется, я знаю, кто нам может помочь.

***

«Ничего более абсурдного ты просто не смог придумать, да, Том? Это ж надо было! Припёрся в этот грязный, вонючий переулок в надежде на… А, собственно, на что? На то, что добрая фея явит себя в ярком, переливающемся свете, и взмахом волшебной палочки быстренько устроит твою жизнь? Нет, серьёзно, ты реально рассчитывал на нечто подобное? Прошёл через весь город, чтобы снова оказаться здесь, в этой жопе мира, в месте, где с прошлого раза количество различных отходов, распиханных по коробкам, пакетам и просто валяющихся под ногами увеличилось вдвое, где находиться стало ещё противнее, до тошноты? Так что ли? Кого ты хотел здесь встретить? Молчишь? Ещё бы. Клинический идиот – это про тебя. Запомни, а лучше – запиши.»

Мой вечный спутник, внутренний голос, услугами которого я пользовался не так часто – а зря – продолжал читать мне нотации и разносить в пух и прах всю мою «теорию вероятности». От злости на самого себя я несколько раз со всей дури пнул контейнеры с мусором, отчего крышки с них отлетели на несколько метров, сделали пируэт в воздухе и с грохотом упали на дорогу. Что-то прокричав в пустоту, я обессилено упал на колени и закрыл лицо руками. Котёнок под курткой беспокойно завертелся. Каким бы призрачным ни был этот шанс, но он был, и я в него верил. А сейчас его нет. И верить больше не во что. Чудес не бывает. Точка. Финал. Что я могу сделать для мамы, если даже сам себе не могу помочь? А вдруг она не выкарабкается, закроет глаза и больше никогда не откроет – умрёт, исчезнет, испарится, растает как первый снег, а мне так и не удастся увидеть её в последний раз. Обнять, крепко прижать к себе, поцеловать и тысячу раз попеременно прошептать «прости» и «люблю».

А что, если….

А что, если…

Из груди вместе со сдавленным коротким выкриком, вырвался мощный поток воздуха, словно кто-то сзади со всей силы вдарил мне по спине.

Да как ты мог, Билл?! Как ты смел? Как вообще ты можешь дышать после того, что сделал с нашей матерью?!

Я опёрся ладонями о землю, до скрежета сжал зубы и закрыл глаза, пытаясь унять поднимающееся с самого глубокого и тёмного дна нечто ужасающее и опасное, название которому я пока ещё не знал. Слёзы уже текли по щекам и шее, капали мне на пальцы, обжигая кожу.

– Слезами горю не поможешь.

Знакомый голос прорезал плотную тишину. От неожиданности я резко отпрянул назад, усевшись на пятую точку, и тут же ощутил как острые ледяные шипы вонзились в поясницу. Котёнок разрывался, мяукал так громко и пронзительно, что закладывало уши. Животное металось под курткой как заведенное, впиваясь когтями в грудь. Со стороны я должно быть выглядел как мультяшный персонаж, когда его сердце от сильного испуга начинало колотиться так мощно, что выпирало из груди то в одном месте, то в другом.

Женщина в элегантном синем пальто стояла напротив меня, не выпуская из рук зонтик, и внимательно следила за вознёй кота, который, по всей видимости, вовсе не собирался успокаиваться. В какой-то момент мне даже показалось, что это она заставляет его бесноваться и безжалостно раздирать когтями мою грудь. Я сглотнул и прочистил горло.

– Вы всё это время были здесь?

– Я здесь, потому что ты здесь. Чего ты боишься?

Я засомневался, а стоит ли отвечать и вообще затевать разговор.

– Мой брат… Он мог идти за мной.

– Об этом не беспокойся. Он не увидит тебя, даже если пройдёт в сантиметре мимо.

Я огляделся по сторонам. Стояла неестественная тишина. Ветер качал ветки деревьев, от сильных порывов хлопали крышки мусорных баков, но не было слышно ни звука. Как в немом кино. Она молчала.

Встряхнул головой, подумав, что у меня просто заложило уши.

– Чего ты хочешь, Том? Чего ты на самом деле хочешь?

А что я теряю? Пусть даже эта бабка никто иная как сумасшедшая, я её не знаю, она меня тоже. Хотя конечно этот вопрос спорный. Разве я называл ей своё имя? В любом случае хуже не будет. Некуда. Это полнейший абсурд, но… Сейчас я готов поверить во что угодно.

– Я не знаю, что мне делать. Всё зашло слишком далеко. В какую бы сторону ни пошел – везде тупик. Мама в больнице, и я чувствую, что она… – грудь снова сдавило невидимой дугой, глаза болели и щипали от слёз. Я зажмурился, перевел дыхание и натужно выдохнул: – Она не выживет, понимаете? Не сможет. Билл всегда бьет слишком четко, даже если удар был всего лишь рефлексом. А брат… Я больше не могу ему верить. Соврал он или сказал правду – это уже не имеет никакого значения. Всё плохо. Всё очень плохо. Настолько, что я говорю сейчас с совершенно незнакомым человеком, открываю ему душу, хотя даже не уверен в его существовании. Кто вы такая? Почему я? Откуда столько про меня знаете? – я уже почти кричал. – О Боже… должно быть я и правда умом тронулся!