Текст книги "Редактировать или удалить (СИ)"
Автор книги: Torry-Katrin
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
На настенных часах без пяти четыре. Безопаснее засечь время.
Прикрыв глаза, я вдохнул полной грудью запах детства и наших любимых вишнёвых пирожков. Могу поклясться, что почувствовал их слегка кисловатый привкус на языке.
Дом…
– Том, поторопись, дорогой, мы опаздываем!
Мама?!
Снова приложившись затылком об стол, я вскочил на ноги, как ошалелый, и в панике заметался по коридору. Пристроиться было решительно негде, разве что… Шторы! Боже, благослови их создателя. Едва не содрав их к чертям с карниза, я все-таки надёжно упаковался в этом единственно укромном месте. Было невыносимо сложно стоять спокойно и не дёргаться. Свершится чудо, если меня не обнаружат, потому что вибрирующая штора – это нонсенс.
– Том!
– Да иду я, ну! – второй голос, мой голос, приближался.
– Не нукай. Вот, надень новые ботинки.
Зашуршало где-то совсем рядом, отчего я ещё крепче стиснул пальцами подоконник, рискуя отломить от него кусочек. Видимо, мама очень быстро передвигалась по комнате, потому что шторы то и дело колыхались от легкого ветерка, вызванного движением.
Ни черта не видно.
– Они мне жмут, – недовольно пробурчал прошлый я. – Можно я пойду в кроссовках?
– Ещё чего. Их давно пора выкинуть на помойку, того и гляди на ходу развалятся. Давай-давай, поживее. И постарайся не помять пиджак в такси. Уже без пяти! Марта меня четвертует.
– Но её печёночный пирог я в рот не возьму! Пусть сама им давится.
– Милый, я тоже не в восторге, но мы должны быть вежливыми. У твоей тёти сегодня юбилей, постарайся быть галантным и не хмурься, когда она будет тебя целовать.
– Если бы только это…
Мама звонко рассмеялась, а я совсем потерял бдительность, заворожено слушая этот мелодичный родной голос, и не заметил, как в дверном замке повернули ключ.
– Вы уходите?
Билл.
Хорошо, что я додумался встать ближе к стене, иначе бы брат имел честь лицезреть спину незнакомого мужика в окне, прячущегося за занавеской.
– Меня огорчает, что тебя это так радует. У тёти Марты сегодня праздник, если ты помнишь, и было бы неплохо тебе навестить её. Хотя бы в такой день, Билл!
– Зачем? – лениво поинтересовался Билл, и, судя по звуку, скинул с ног обувь.
– Знак внимания. Мне кажется, она начинает забывать, что у неё двое племянников.
– Будем считать, что мне повезло.
Мама хотела что-то сказать, но не решалась. Я узнал это по её дыханию.
– Билл, составь нам компанию, – помедлив, мягко попросила она. – Будет весело. Ты нас всех очень порадуешь своим присутствием.
– Могу поспорить, дядя Сэм просто кончит на радостях, а Оливия наденет колпак и станет кружиться в центре зала, разбрасывая конфетти по такому случаю, пока её силиконовые сиськи не отвалятся к херам. Действительно, когда бы я ещё так ох*енно повеселился.
– Давай ты поупражняешься в язвительности в другой раз. И я устала просить тебя не выражаться. У тебя что-то случилось?
– Всё за*бись, но спасибо за заботу, – брат тогда неестественно широко улыбнулся и отвесил театрально низкий поклон. Надо же, как отлично я запомнил его кривляние.
Да, я не забыл этот день. Тётя Марта всё-таки затолкала в меня свой мерзопакостный пирог, а потом меня всю ночь выворачивало наизнанку. Я даже уснул возле унитаза, компактно свернувшись на ванном коврике. От одного воспоминания мутит, ей богу.
– Сейчас некогда, но когда я вернусь, нам с тобой предстоит долгий и обстоятельный разговор, касающийся твоего поведения. Это давно перешло все границы, Билл. Ты не…
– Том тоже остаётся.
Даже сейчас сердце ёкнуло. А всё потому, что в тот день брат впервые после длительного игнорирования обратил на меня внимание. Ох, и перепугался же я тогда. Застыл столбом возле мамы, борясь с желанием прочистить уши, чтобы проверить, не послышалось ли мне. Я таращился на Билла во все глаза, как идиот, а он был как всегда до боли невозмутимым.
Это неловкое молчание… Даже сейчас, спустя столько лет, вновь слушая эту неуютную тишину, я напрягся всем телом. Мама замялась на пороге, ошарашенная таким заявлением братца не меньше моего.
– Нет, Том идёт со мной. Если хочешь, присоединяйся.
– Это был не вопрос, – холодно произнес Билл. – И Том не хочет туда идти.
– Конечно, он хочет, потому что он уважает и любит своих родственников. Билл, прошу тебя, не начинай. Не время для очередного представления, – устало вздохнула мама и открыла дверь.
– Почему бы нам его самого не спросить?
И ни звука. Словно сама тишина приложилась ухом, подслушивая. Я помню, как две пары глаз нацелили на меня свои ожидающие, требовательные взгляды, придавливая к месту многотонным грузом. Внезапно я, ничего толком и не сделав, оказался в самом эпицентре зарождающейся бури. Кажется, мне тогда захотелось поскорее выбраться на улицу – в помещении вдруг стало очень душно. Меня заклинило, и всё, что я мог, это бестолково моргать, испытывая терпение обоих.
– Тётя Марта расстроится, если я не приду, – подал я, наконец, голос. И как же жалко и неуверенно он прозвучал.
– Ей будет насрать, даже если тебя переедет грузовик, – едко возразил брат.
– Достаточно! – прикрикнула мама, теряя самообладание. – Том, пошли.
– Я хочу, чтобы ты остался… – не унимался Билл, взглянув мне прямо в глаза. Не обращая внимания на мать, словно ее и не было вовсе, он сделал шаг навстречу и протянул мне руку. Дежавю. – …со мной.
Спустя три года я сказал ему «да», не задумываясь, но на тот момент я ещё не был к этому готов. Рядом стояла растерянная мама, а я был послушным ребёнком, который не смел перечить своему родителю. Тогда ещё не случилась та ночь, которая навсегда перевернула мою привычную жизнь.
Поэтому я лишь сглотнул и сипло промямлил:
– Мы ненадолго. Тётя Марта рано ложится, к девяти уже вернёмся. А потом я могу зайти к тебе, и…
Я был похож на игрушку, у которой неожиданно сели батарейки. Я просто не знал, что мы могли бы делать вместе, о чём говорить. К тому времени брат уже успел превратиться в совершенно чужого для меня человека, и он, несомненно, знал об этом.
– Да иди ты на х*й, – на контрасте со значением спокойно, почти ласково сказал Билл, развернулся и пошёл к лестнице.
– Подожди! – зачем-то я окликнул его, хоть и не имел представления, что сказать, если он остановится. Мне просто не хотелось, чтобы он уходил вот так.
– Катись куда хочешь! – выплюнул через плечо брат, даже не обернувшись в мою сторону.
– А ну-ка вернись! – вступилась мама.
– И ты катись! Катитесь все!
Он орал на нас с явным презрением в голосе, ведя себя до того мерзко и высокомерно, словно мы не были его семьёй. Но самое ужасное было в том, что мы принимали это. И покорно проглатывали, не в силах возразить.
Мы с мамой уехали на такси, а разозлённый Билл закрылся в своей комнате. Со второго этаж послышалась жутковатая музыка, доносившаяся из громко врубленных колонок. От этих звуков по коже побежал мороз. Я был уверен, что ими можно было бы с лёгкостью вызвать самого дьявола.
На подкашивающихся ногах я выбрался их своего укрытия, категорически не понимая, что же делать дальше. Дверь маминого кабинета, естественно, оказалась заперта. Безрезультатно подёргав ручку, пришлось признать, что в этот раз всё пошло несколько не так, как я рассчитывал. Да и честно говоря, я и сам не знал, на что именно надеялся.
Наверху что-то громыхнуло. Послышались быстрые шаги. Не долго думая, я вновь прошмыгнул за занавеску, притворившись статуей. Но на этот раз всё-таки рискнул подглядеть. Билл спустился с последней ступеньки и воровато огляделся, теребя что-то в руках. Он словно чего-то ждал, бросая долгие взгляды на входную дверь, а затем решительно зашагал в противоположный конец коридора и исчез из моего поля зрения.
Возможно, я рано заговорил о неудаче.
В том направлении было только одно место, куда он мог направиться. Услышав характерные звуки, я понял, что не ошибся.
Билл пробыл в кабинете около пятнадцати минут, и за всё это время я не сдвинулся с места – он мог выйти в любой момент, а я не был готов к объяснениям. Удивительно, как мало мы знаем даже о тех, кто ежедневно находится рядом с нами, о самых близких, не говоря уже об остальных. Разве я тогда мог хотя бы предположить, что брат устроил эту сцену лишь для того, чтобы остаться со мной наедине? Он хотел, чтобы мы сделали это вместе, зашли в этот чёртов кабинет. Совсем как раньше. Ещё одно маленькое приключение только для нас двоих. Но я же, вместо того, чтобы остаться и поддержать его, смалодушничал и ушёл. Как же паршиво…
Спустя ещё пять минут Билл вышел и снова запер дверь. На какое-то время воцарилась тишина, и я уже начал думать, не уснул ли он там, но вскоре услышал короткий вскрик и удар – он со всей дури шарахнул по несчастной двери ногой, после чего стремительно унёсся наверх.
Я простоял посреди коридора целую вечность, соображая, как быть дальше. На всякий случай потоптался возле кабинета, но тот, как и предполагалось, снова был надёжно заперт. Ключ мама всегда брала с собой, куда бы ни шла, и второго экземпляра не было, а если и был, мне о нём ничего не известно. Мда, в следующий раз надо готовиться тщательнее и заранее продумать все нюансы.
Половина времени уже прошла, а я так и не сдвинулся с мёртвой точки. Не выбивать же дверь, в самом деле. Слишком много шума, Билл наверняка услышит, и тогда мне придётся каким-то образом его ликвидировать на время обыска, и совсем не факт, что даже сейчас мне удастся с ним справиться. Дрожь берёт, стоит представить, что может сделать брат, обнаружив чужака в своём доме.
Остаётся «План Б». Окинув мученическим взглядом лестницу, я с тихим ужасом зашагал вверх по ступенькам. Уже после половины пути я насчитал у себя три инсульта, сердце вытворяло что-то невероятное. Никогда не замечал, какие скрипучие у нас ступеньки!
– Это важно. Да, очень!
Дверь в комнату брата была чуть приоткрыта. Он наворачивал круги, нервно грызя ноготь, и периодически орал на кого-то. Позже я понял, что это был Габриэль. Билл, с характерной ему настойчивостью и полным пренебрежением к чужим интересам, требовал его немедленного присутствия, но тот, видимо, не мог выполнить приказ. Судя по длительному молчанию Билла, мрачно слушавшего собеседника, Габриэль терпеливо объяснял причины. Брат раскраснелся как рак, послал француза на три буквы и швырнул телефон на кровать. Затем подорвался к подвесной боксёрской груше, с видимым удовольствием отколошматил её, снова схватил сотовый, отдышался и попросил прощения, в конце обозвав его придурком. Я заподозрил Габриэля в сверхъспособностях, потому что спустя пару мгновений Билл сделал нечто феноменальное, никак не желающее укладываться в моей черепной коробке. Он улыбнулся во весь рот, а затем и вовсе расхохотался как ненормальный. Вот так просто заставил брата сменить гнев на милость?! Чудеса…
В следующие минуты разговора Билл беззастенчиво заигрывал с ним, соблазнительно облизывал губы, словно тот мог увидеть его старания, и щедро отпускал разные пошлые шуточки. С фантазией у него всегда было отменно. В конце этого порно-монолога я пришёл к выводу, что испытываю к французу глубокую неприязнь, а на вопрос «Почему?» у меня сразу же нашёлся самый подходящий, глубокомысленный, отражающий всю суть ответ: «Потому что!».
– Идиотские у тебя принципы. Когда ты меня трахнешь, наконец? Или так и будем в дочки-матери играть?.. Сам ты ребёнок. Между прочим… Сам малолетка озабоченная! Хочешь меня, чуть ли не слюни капают, а строишь из себя благородного… А вот и пойду! Ага… А вот и попрошу! Он-то посмелее будет, и без претензий на джентльменство и прочее дерьмо. Чего ржёшь?!.. Ничего, потерплю. Это ты обо мне беспокоишься или у тебя комплексы? Ой-ой, как мы заговорили. Рот закрой!.. Что слышал. Не надо меня на х*й посылать, я сам на него давно прошусь, осёл!… Чего я хочу?.. Жрать я хочу, вот чего.
Пульнув мобильный в подушку и рухнув на кровать лицом вниз, Билл экспрессивно выругался. Из всей красочной тирады я разобрал только несколько наиболее часто повторяющихся выражений, которыми он мастерски жонглировал, сочетая их с другими, не менее забористыми. Надо же, ни разу не повторился даже.
Вскоре ругаться Биллу надоело, и он вылетел из комнаты, грозясь расправой всему белому свету, а я едва успел отскочить от двери и спрятаться за ней. И всё же мне везёт… На всякий случай оглядевшись по сторонам, я тенью юркнул в братскую комнату, так гостеприимно распахнутую для меня. Тут же почувствовал себя героем дешёвого боевика, чуть было не расхохотавшись на нервах.
Судя по отдалённому громыханию посуды, Билл действительно решил устроить себе ланч. Что ж, лучше не придумаешь. Если мне не изменяет память, а в последнее время на неё полагаться не приходится, брат не любил подолгу торчать на кухне, управлялся за десять-пятнадцать минут и шёл по своим делам. Значит, примерно столько у меня есть на то, чтобы найти место хранения дубликатного ключа.
В детстве все играли в «прятки». Мы не были исключением. Билл всегда отыскивал меня без особого труда за максимально короткое время, тыча пальцем и смеясь. Он говорил, что я безнадёжен. Сам же он ныкался в таких местах, о существовании которых я даже и не догадывался, а потому всегда искренне завидовал его способности исчезать на ровном месте. Не совру, если скажу, что в будущем это умение ему очень пригодилось. Найдёт везде, из-под земли достанет, а сам спрячется так, что и за год не сыщешь. Стоит ли уточнять, как обстояли дела с поисками у меня? В связи с этим, вот список моих трофеев, обнаруженных после тщательного, на мой дилетантский взгляд, шмона комнаты:
– журнал (порно), одна штука. Торчал из-под подушки. Не уверен, что он его вообще прятал;
– упаковка презервативов. Целая и невредимая, я проверил. Одиноко лежала в шкафчике под трусами. Учитывая, что все вещи стирала мама, а значит, периодически полноправно хозяйничала в нашем белье, могу предположить, что его злодейский план в том и состоял – при обнаружении довести маму до истерики и заставить её выдавать по несколько десятков версий в секунду, одну невероятнее другой. Забавы у него такие были, что тут поделать;
– перочинный ножик. С которым он ни на день не расставался в школе. Играясь им двумя пальцами, он со скучающим видом ходил по коридорам, на зависть старшеклассникам наводя благоговейный трепет на малышню. Учителя смотрели на него с осуждением и при встрече укоризненно качали головами, однако на большее их не хватало. С нравоучениями, по понятным причинам, они не лезли, инстинкт самосохранения был сильнее;
– сигареты. Два блока! В коробке из-под обуви. Чокнуться можно, кто та падла, которая ему их продала?
– учебник «Основы журналистики» и тетрадки с заданиями. Аккуратно и бережно завёрнуты в прозрачный пакет и засунуты за батарею. А ведь мама до сих пор не знает, чем так долго и серьёзно увлекался её сын. Я бы тоже был в неведении, если бы один общий знакомый не проболтался;
– маленький пакетик с зелёно-коричневой шелухой неизвестного происхождения. Завёрнут в тряпочку и связан резинкой. Лежал под матрасом. И думать даже не хочу, что бы это могло быть;
Я сполз на пол, закрыл лицо рукой и сквозь пальцы посмотрел на настенные часы. Половина пятого. У меня осталось двадцать минут. Всего лишь двадцать. А ключа как не было, так и нет. Это провал.
Приближающийся топот и скрип ступенек застали меня врасплох. Что-то он рано управился. В который раз за день почувствовав себя героем фильма, на этот раз комедийного, я как умалишённый заметался по комнате, не зная куда бежать, куда податься. И, пожалуй, впервые в жизни проклял свой немалый рост. Конкурентно-способным оказалось только одно-единственное место. Ловким манёвром сёрфингиста я плашмя проскользил по полу и занырнул под кровать, трясущимися руками пытаясь сильнее натянуть на свою сторону часть покрывала. Дверь, явно вышибленная с ноги, шумно распахнулась, и я услышал, как позвякивает посуда. Всё-таки я клинический идиот. Если бы не моё, мягко скажем, неудобное положение, я бы отвесил себе смачный подзатыльник. Ну как, КАК я мог забыть о его дурной привычке есть в своей комнате?!
Пока Билл освобождал поднос, произошло событие, которое потрясло меня до глубины души и заставило глаза до краёв наполниться мокрой солёной дрянью.
Ко мне в укрытие забралась кошка.
Совершенно обычная, ничем не примечательная, фиг поймёшь, хрен разберёшь какого окраса кошка. Таких десятки, сотни тысяч. Однажды я забрал её из приюта, в котором подрабатывал летом. Приподняв головой спасительный край покрывала, она с нескрываемым любопытством уставилась на меня своими зелёными глазищами, в которых читался вполне очевидный немой вопрос: «А ты что за хрен с горы?». И я её отлично понимал. Лежит какое-то неопознанное тело, занимает территорию, молчит и не шевелится. Однако Кэсси – так её звали – факт моего присутствия ничуть не смутил. Покружившись на месте, она примостилась прямо у меня перед носом, в последний раз бросив контрольный взгляд на застывшего в ужасе меня, и начала преспокойно вылизываться.
Казалось бы, что тут шокирующего? Будто кошек никогда не видел. Да только этой кошки, там, в моём времени, уже два года как нет в живых. Задавили. И вот она здесь, передо мной, целая и невредимая, ходит, дышит – существует. Я уставился на животное как на восьмое чудо света, забыв про всё разом. А меж тем, меня в любую секунду мог обнаружить брат, пребывающий сейчас в не самом радужном настроении. Надо срочно брать себя в руки, иначе вся моя «экспедиция» накроется медным тазом.
Пока я, уткнувшись носом в ковёр, занимался аутотренингом, успешно изображая труп, мобильный Билла снова ожил. Брат остановился совсем близко от меня. Судя по всё ещё надрывающейся мелодии, он почему-то не спешил отвечать. Его босые ноги были всего в каких-то полуметрах от меня, и я прилип к ним взглядом. Более того, обнаружил, что моя рука живёт отдельной жизнью и тянется к ним. А в голове столько обрывочных мыслей, ни одну за хвост не поймать, не обличить в слова, чтобы хотя бы самому понять, какого лешего со мной творится. Всё, что я смог вычленить из этого хаоса – непреодолимое желание коснуться этих ног. Все эти перемещения явно хреново на меня влияют. Может быть, если я тоже сойду с ума, мы с Биллом станем лучше понимать друг друга?
– Алло, – напряжённо отозвался брат, – Дома.
И надолго замолк. Не знаю, кто ему звонил и что говорил человек на другом конце провода, но брат определённо нервничал. Он так и не сдвинулся с места, поджимая и разжимая пальцы ног. Затем последовало несколько коротких, скупых ответов. Тон, которым они были произнесены, показался мне очень странным. Таким тоном обычно разговаривает подчинённый со своим начальником. Вроде как уважительно, но в то же время предельно серьёзно, с долей внятно присутствующего страха. Любопытство съедало меня заживо.
– Я сегодня не хочу… Просто не хочу.
Голос Билла дрожал, переходя на шёпот. Я содрогнулся от обречённости, звучавшей в каждом слове. И не верил своим ушам. Всю свою жизнь я был убеждён в непробиваемости и бесстрашии брата перед кем бы то ни было, и вдруг…
Впрочем, дальнейший его монолог дал мне надежду на то, что так оно и есть. Похоже, таким оригинальным способом Билл просто-напросто сдерживал себя, но в итоге терпение кончилось, и он взорвался.
– Да задолбало меня быть мальчиком на побегушках! Я хочу настоящее дело! Я ведь готов, ты сам говорил!.. Ничего ты не знаешь… Неважно.
Прикрыв ладонью динамик, Билл чертыхнулся и с чувством долбанул по кровати. Повертелся на месте, а потом опустился на пол, прислонившись спиной к книжному стеллажу. Чёрт… Вот сейчас ему бы немножко наклониться…всего один мимолетный взгляд в мою сторону и…
Я вспотел как мышь. Вероятность моего обнаружения стала запредельно высокой.
– Да… Я просто… Больше не буду… Хорошо, обещаю… Не подведу. Я же сказал! Не кричу я… Понял. Знаю, что бывает. Сказал же, замяли… Я не грублю. Но… Успокоился… Точно. Через час буду.
Совсем убито закончив разговор, Билл облегчённо выдохнул и вытянул босые ноги. В такой позе он просидел меньше минуты, не шевелясь, затем поднялся и принялся рыться в шкафу. Выбранные вещи, футболку и спортивные штаны, он кинул прямо на пол и начал раздеваться. Я же застыл в предвкушении. Теперь уж точно ничто мне не помешает пробраться в кабинет. Если надо будет, выломаю дверь. Что случилось и кто виноват – пусть сами разбираются. Не велика беда, в конце концов, дверь можно и заменить. Возможно, даже успею организовать аккуратный погром без порчи имущества. Для пущей убедительности. На грабителей вряд ли подумают, красть я ничего не собираюсь, а вот неадекватные подростки, забирающиеся в чужие дома не ради наживы, а ради развлечения, вполне подойдут для версии. Тем более райончик у нас отнюдь не спокойный.
Что-то тихо звякнуло и приземлилось прямо перед моим носом.
Ключи.
Я кретин. Всё это время Билл таскал их с собой, а я как дурак перерыл тут всё вдоль и поперёк. И сейчас они просто выпали из его штанов. Мне даже в голову не пришло, что он просто ещё не успел их выложить.
– Да бл*ть, что за день!
Я чуть не закричал, когда брат приземлился на колени и зашарил рукой под кроватью. Если он нагнется чуть ниже – конец. Нетерпеливая, ищущая ладонь скользила в опасной близости от меня. Левее, Билл, левее! С мыслями, что я совершаю самую крупную ошибку в своей жизни, я медленно, молясь всем существующим богам, пододвинул чёртовы ключи в его сторону. Билл спугнул кошку, ухватив её за хвост, но потом всё-таки нащупал искомое и поднялся на ноги. Я же нервным движением вытер со лба пот, облизал пересохшие губы и вспомнил, что нужно дышать.
Больше никогда не буду жаловаться и упрекать судьбу за свою невезучесть, клянусь.
– А ты, крыса шерстяная, что тут забыла? Тома нет, решила ко мне поласкаться прийти? Обойдёшься. С коленок его не слазишь, а как он за порог, так сразу ко мне, да? Не кошка, а проститутка. Чего смотришь?
Брат присел на корточки и потрепал Кэсси по голове. Та тут же выкрутилась и отпрыгнула, крайне недовольная таким обращением.
– Какие мы нежные, – цокнул Билл и взял кошку на руки. – Я ведь тебя не бью, с лестницы не спускаю, в туалете не запираю, водой не обливаю, даже поджопника ни разу не отвесил. Можно сказать, сдерживаюсь из последних сил, и никакой благодарности. Тома ты всё равно любишь больше. Наверное, если бы не сырные шарики, ты бы вообще сюда и носа не показывала. Конечно, все любят Тома! Мама любит Тома, я люблю Тома, один только Том никого не любит. Кроме себя самого. Он ведь у нас весь такой расчудесный, да? Всё, кыш отсюда, некогда мне с тобой возиться, труба зовёт.
С этими словами брат сбросил кошку на кресло, предварительно чуть отодвинув его. Затем подковырнул плинтус, открыв внизу стены небольшой проём, и опустил туда ключи. Я чуть не умер на радостях. Стоит признаться, что сам бы я хрен нашёл этот тайник.
– Охраняй дом, чужих не пускай, если что, замяукай их до смерти, – наказал животному Билл, накинул на плечи рюкзак и был таков.
Входная дверь захлопнулась и наступила гробовая тишина. Я выполз из-под кровати и перекатился на спину, чтобы перевести дыхание. В области груди неприятно покалывало, на каждом вздохе сердце будто натыкалось на торчащий из стены гвоздь. Адреналин хлестал из ушей. Подошла Кэсси и ткнулась своим мокрым носом мне в подбородок, заставив открыть глаза. Стоявшие напротив электронные часы красными маячками высветили на экране цифры.
«16.39»
***
Прежде, чем зайти в кабинет, я поставил на мобильном будильник, на случай, если находка окажется уж очень неожиданной, и я забуду о времени. Ещё в комнате брата я заметил, что ключа два. Один стандартного размера, видимо от самой двери, второй совсем крохотный. Уже оказавшись внутри, я вдруг вспомнил. В мамином письменном столе было четыре выдвижных ящичка, и в те редкие моменты, когда нам с Биллом, подгоняемым любопытством, на свой страх и риск удавалось прошмыгнуть туда, верхний ящичек никогда не поддавался, как бы мы его ни дёргали. Будто его навеки заклинило. Мы тогда дружно решили, что он попросту сломан, и конечно не заметили крошечного отверстия прямо над ручкой. Хотя теперь мне стало кристально ясно, где в первую очередь следует искать.
Вопреки всякой логике, прежде всего я перерыл все остальные ящички. В них обнаружились лишь горы разной макулатуры: от наших свидетельств о рождении до счетов за дом и медицинских карт. В нижнем скопилась стопка медсестринской документации. Мама каждый вечер заполняла какие-то бланки, что-то переписывала, поэтому её указательный и большой пальцы постоянно были вымазаны то синими, то чёрными чернилами. Словом, на глаза мне не попалось ничего из того, что могло бы вызвать интерес или маломальское удивление.
Время шло, но я не торопился. Где-то в глубине души мне совершенно не хотелось открывать этот злосчастный верхний ящик. Более того, я бы испытал ни с чем не сравнимое облегчение, если бы он оказался пуст. Но бездействие в моём случае было сродни проигрышу.
Выдвигал я его аккуратно, медленно, будто обезвреживал бомбу. Потом подумал, как, должно быть, по-идиотски я выгляжу со стороны, обозвал сам себя параноиком и резко дёрнул за ручку.
Следующий порядок действий сложно было идентифицировать. Сначала я вытаращил глаза так, что стало больно, затем присвистнул и, подавившись воздухом, откашлялся. Или всё было с точностью наоборот, не помню. Разинув рот, я с ошалелой улыбкой вытащил наружу предмет, который уж точно никак не предполагал обнаружить в кабинете у родной матери. Мышцы руки напряглись под его тяжестью, гладкий чёрный металл приятно холодил кожу, вызвав всплеск эмоционального возбуждения. Пальцы автоматически, будто только этого и ждали, обхватили рукоять. Я ощутил себя кем-то другим, вглядываясь в своё мутное, искажённое отражение в найденном пистолете, поддавшись импульсам, которые до этого момента мне никак не удавалось уловить. Я втянул ноздрями воздух и закрыл глаза. Оружие пахло свободой и властью.
«Убивать легко. Гораздо легче, чем ты можешь себе представить» – однажды сказал Билл.
Закружилась голова. Пришлось отложить пистолет в сторону, дулом к стене. Вряд ли мама стала бы держать его заряженным в доме, но испытывать судьбу не хотелось.
Неужели Билла так взбудоражил пистолет? Неожиданно, согласен, но вполне объяснимо. Слабой хрупкой женщине, живущей с двумя детьми в огромном доме, нужны хоть какие-то гарантии безопасности. Хотя не исключено, что подросток с буйной фантазией мог прийти и к другим выводам. Одно странно, почему брат так яростно долбанул по двери? Подумаешь, пистолет. Совсем не повод для злости. Впрочем, когда это он нуждался в поводах? За день его настроение менялось чаще, чем длинная стрелка часов показывала новую цифру.
Оп-па… А вот и патроны.
Я открыл притаившуюся в углу ящика коробку. Выглядят как настоящие. Офигеть. Был уверен, что оружие пневматическое. Ну, мама…
Больше там ничего не было. Кроме двух связанных между собой папок. Первая, верхняя, совсем тоненькая. Нижняя же была надута запиханными в неё бумагами. Хотел положить назад, предположив, что это очередные мамины профессиональные документы, но глаз зацепился за надпись на белой узкой бумажке, приклеенной сверху, на которой аккуратным ровным почерком было выведено: «Билл Каулитц».
Конечно же, я открыл.
На первой странице оказалась чепуха вроде анкетных данных: информация о родителях, адрес, телефон, в уголке – фото брата… Класс пятый-шестой, не больше. Лицо предельно серьёзное, без намёка на улыбку. Сбоку на другой странице подпись и таким же почерком другое имя, смутно мне знакомое.
«Миранда Фишер».
Мысленно многократно прокрутил это имя на быстрой перемотке. И тут меня, наконец, осенило. Миранда Фишер, наш школьный психолог. Вот уж не знал, что Билл ходил к ней… Впрочем, даже я один раз побывал на приёме, таков порядок. Обследовали всех, без исключения. Эта молодая женщина проработала в нашей школе всего два года, перед тем как уйти в декретный отпуск и больше не вернуться. Она никогда не приставала с расспросами, но поговаривали, что ей достаточно было посмотреть тебе в глаза, чтобы понять, в чём дело. Угощала чаем с конфетами и со всеми вела себя как с равными. Все мальчишки от семи до семнадцати готовы были предложить ей руку и сердце. И я в том числе. Мой друг и одноклассник Тревор, не будь дураком, иногда даже специально прогуливался перед её кабинетом с грустным видом, чтобы его, такого разнесчастного, пожалели. Наверняка на каждого заводились такие карты…но что карта Билла делает у нас дома?..
Я пролистал дальше. Разнообразные тесты, пара рисунков, характеристика. Читать было некогда, взгляд выхватывал лишь отдельные слова и фразы.
Импульсивность с ярко выраженной тенденцией действовать без учёта последствий…
Отсутствие самоконтроля…
Неустойчивость настроения – кто бы сомневался, правда.
Вспышки гнева…
Повышенная раздражительность, возбудимость в сочетании со вспыльчивостью, злобностью, злопамятностью, мстительностью…
Постоянно всем недоволен, ищет поводы для придирок…
Не рассудителен, не способен дать спокойную и холодную оценку ситуации…
Не переносит возражений. Нетерпелив…
Не считается с интересами других… Эгоистичен.
Активен, однако не способен к длительной целенаправленной деятельности. Неуступчив.
Предварительный диагноз: Эмоционально-неустойчивое расстройство личности. Импульсивный тип.
Примечание: на повторный приём не явился.
Мда… Ну что же, вполне похоже на правду. Психологический портрет удался, как под копирку. Теперь у всего этого безумия хотя бы есть название. Только легче почему-то не стало. Я удивлён, шокирован, поражён? Едва ли. Просто официальное подтверждение догадок, констатация факта. И кстати, она его явно пожалела, может, с первого раза не всё разглядела? Я бы поставил диагноз покруче, если бы разбирался в терминах. Странно, что с таким пёстрым букетом отклонений он справлялся со своей «работой». Нехило же его надрессировали.
Ко второй папке скрепкой был прикреплён листок, на первый взгляд напоминавший больничную справку. На подобных в школе выписывали освобождения от физических занятий. Ну и почерк…
Я зажмурился и проморгался, восстанавливая резкость.
Ого… Направление на лечение в психиатрическое отделение. Адрес нашей городской больницы. Чёрная дыра моих неведений сейчас заметно расширилась.
5 мая, 1992 г.
Девяносто второй?
Я повертел папку. Должно быть ошибка, но нет, цифры – единственное, что не было изуродовано почерком до неузнаваемости. Ерунда какая-то. В девяносто втором мы с Биллом ещё даже ходить не научились.
