Текст книги "Редактировать или удалить (СИ)"
Автор книги: Torry-Katrin
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
– Врёшь.
– Тебе не нужен дом? Какие проблемы, продадим – купим, что понравится.
– Ты не убьёшь её. Не сможешь, – чем больше я вглядывался в непроницаемое лицо брата, тем быстрее таяла моя уверенность.
– Я – нет. Мне нельзя светиться.
– Сделай что-нибудь, она же твоя мать!
– Не могу, – беззаботно пожал он плечами, по-ребячески выпятив нижнюю губу. – А даже если бы и мог… Она единственная преграда между нами. Не будет её – не будет проблем. Ты, наконец, угомонишься и перестанешь брыкаться.
Глухой удар и вскрик. В следующее мгновение я уже смотрел, как Билл оседает на пол, прикрывая рот ладонью. Мне понадобилось несколько долгих секунд, чтобы осознать свой поступок. И только тогда я почувствовал ноющую боль в руке, пальцы которой до сих пор были сжаты в кулак.
– С*чоныш, если ты сломал мне зуб, я тебя кастрирую, – открыв рот, он провёл языком сначала по верхним, а затем по нижним зубам. Они, как и дёсны, были бледно-красного цвета. – Поцелуемся?
От его новой кровавой улыбки мне стало дурно.
– Тварь.
– Какие слова мы знаем. Всё сказал? А теперь слушай меня, – схватив меня за плечи, брат надавил на них с такой силой, что мои ноги подкосились, и я оказался стоящим перед ним на коленях. Ярость и ненависть вспыхнули во мне единым пламенем, активизировав всю дремавшую энергию. Я толкнул брата в живот, встретив препятствие в виде каменного пресса. Только успев подняться, я снова был захвачен в тугие тиски.
– Пусти!
Все мои попытки вырваться были тщетны, я потратил на это последние силы, позволив Биллу повалить меня на кровать. Он сел сверху, по обыкновению сдавив бока коленями так, что даже дышать стало трудно, а любое движение лишь усугубляло положение. Грудная клетка жалобно заныла, когда на неё толчком оперлись руками. Дальше я уже плохо соображал. Брат что-то говорил, я улавливал только повышенные угрожающие тональности и совсем не различал слов. Сердце своими бойкими ударами приносило невыносимую боль. Оно как будто стало лишним и теперь мешалось внутри, отчаянно пытаясь вырваться, но не находя выхода. В глазах потемнело. Я начал терять сознание.
А дальше суета брата, размытые очертания сквозь густой туман, горький привкус таблетки и взволнованный шёпот на ухо.
***
– В чём было наше с Габриэлем главное отличие?
Билл отвлёкся от увлекательнейшего занятия созерцания потолочной плитки и повернулся на бок.
– Он принимал меня таким, какой я есть. Ты же вечно пытался переделать, обтесать, чтобы я стал помещаться в установленные рамки.
Я заторможено кивнул, не зная, кому и зачем, а может просто в знак согласия. Раньше имя этого загадочного француза не вызывало во мне ровным счётом никаких эмоций, так почему же сейчас стоит мне его услышать, как на сердце образуется новый микроожог?
Габриэль. В чём секрет? Ему далось то, чего не удалось никому – приручить стихию, олицетворением которой являлся мой брат. Непросто признаться себе в чувстве несомненно постыдном. Деформированная ревность разъедает меня изнутри, только представлю их вместе. Билл изменил мне всего несколько дней назад не пойми с кем, а я парюсь из-за парня из прошлого, с которым у него ничего не было. Неожиданно мне захотелось ещё раз увидеть Габриэля, посмотреть на него теперь уже другими глазами, узнать поближе. Раз уж выяснилось, что я бессилен против судьбы. Терять всё равно больше нечего.
– Когда вы виделись в последний раз?
Брат откинулся на спину и заложил руки за голову.
– Незадолго до нашего отъезда. Обычно мы встречались на каникулах, когда он приезжал из Швейцарии, но в тот раз он вернулся намного раньше, только на выходные. Сказал, что соскучился, – мягкая мечтательная улыбка тронула его губы. – Помнишь полуразрушенное здание старой школы? Это было наше с ним место. Сколько раз я предлагал по-человечески посидеть в кафе или в парке, но он категорически отказывался, аргументируя тем, что ему всегда меня мало, и он не хочет, чтобы я растрачивал предназначенное ему внимание на посторонних…
Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Как удобно. Всего несколько секунд в отключке, Билл и не заметит.
Воспоминание №4
Как просто, что было недавно так сложно.
И сложным вдруг стало вчерашнее просто. ©
Билл болтал без умолку. Мой обычно скрытный и немногословный брат обнажил душу перед своим приятелем так легко и даже привычно, что я тут же заподозрил неладное. Уж не закинуло ли меня в одну из параллельных реальностей?
Габриэль слушал молча, с непритворным обволакивающим вниманием, на все вопросы о себе отвечал коротко, понимая, что Билл задаёт их скорее из вежливости, и тут же возвращал разговор в прежнее русло. Возникающие долгие паузы он не заполнял, терпеливо ожидая, когда Билл снова заговорит. Я ощущал себя преступником, без права вторгнувшимся на чужую запретную территорию. Эти время и место не принадлежали мне. Они были только для них – интимная обстановка, не предусматривающая кого-то еще. С вороватым, почти детским любопытством и волнением, с ненормально горящими от стыда щеками, я подсматривал за ними, словно малолетний хулиган, в замочную скважину двери. Я не должен был видеть это, но хотел.
Парни забрались на ровную поверхность кирпичной кладки. Судя по общим очертаниям обвалившейся стенки, раньше там находилось окно. Француз принёс мягкую подстилку и две бутылки пива. Билл оказался повернутым спиной ко мне, из-за широкой балки, к которой он прислонился, я мог видеть только его правую часть, зато Габриэль с этого ракурса был как на ладони. Свесив ногу, он потягивал пиво мелкими частыми глотками и без конца зачёсывал назад густые каштановые волосы, в чём не было никакой необходимости – они и так лежали послушно. Вот выпендрёжник!
Повзрослевший и возмужавший, с вечно задумчивыми глазами и сдержанной улыбкой, он производил впечатление исключительно правильного по всем фронтам персонажа. Таких обычно ни в чём не подозревают, они до самого финала морочат всем голову, и только потом показывают своё истинное лицо, неожиданно оказываясь теми еще подонками. Этот иностранец не так прост, как может показаться на первый взгляд. Он мне никогда не нравился. Я словно каким-то левым звериным чутьем улавливал в нем подвох. Вот только какой? В конце концов, этому должно быть объяснение. И ведь не аховый красавец – мимо пройдешь, даже не обернувшись ему вслед. Но есть такой тип людей, которым стоит только открыть рот, слегка изменить выражение лица, просто улыбнуться или сделать вот такой привычный жест – и божественный свет, слепленный из нечеловеческого обаяния и харизмы, проникает во всех, кто находится в непосредственной близости от эпицентра. Страшные люди! Это же чистой воды гипноз. Взгляд не оторвать, это правда. «Природный магнетизм» – теперь я понял, что имел ввиду брат.
Когда Билл спросил про некого Шеннона, Габриэль вдруг заметно оживился, изобразив на роже до неприличия довольную улыбку. Напыщенный индюк.
– И что, он тебе дал? – с сомнением спросил брат и выкинул бутылку.
– Да, друг мой печального образа, от меня ещё никто не уходил неудовлетворённым.
– Брешешь!
– А если обижусь?
– Ты ж говорил, он натуральный продукт. Вот так взял и сдался без боя?
– Почему же без. Мне ли рассказывать тебе о волшебных свойствах алкоголя.
– Фу, как подло.
– Эй, за кого ты меня принимаешь? Я не какой-нибудь грязный извращенец. Ну ладно, разве что совсем чуть-чуть. Он был в здравом уме и светлой памяти, я лишь слегка подтолкнул его на путь истины и разврата. Между прочим, выпил он всего ничего. Знаешь, как это бывает, хотел казаться пьяным больше, чем был на самом деле. Вроде как, делай, что хочешь, и тебе за это ничего не будет, программа «ни стыда, ни совести» в действии, а потом благополучно спишем всё на злых спиртных демонов. Схема проверенная, сбоев не даёт.
– И тут ты.
– И тут я.
– Коварный соблазнитель с манящей улыбкой.
– И взором горящим.
– С глазами, полными намёков.
– И томным голосом глубоким.
– Требую подробностей.
– Попа слипнется.
– Сдуреть, ему же тридцатник!
– И жена есть.
– Дети?
– Полный набор.
– Похотливый пёс! – Билл покатывался со смеху.
– Энтузиаст-экспериментатор, – деловито поправил француз, подняв вверх указательный палец. – В таком возрасте их как раз тянет попробовать чего-нибудь новенького. Кто посмелее – идут до конца, остальные довольствуют малым.
– Ну и как он?
– Ломался недолго и только для вида, но бл*ть, я от одного его неубедительного «не надо» чуть не кончил. Шепчет какую-то ахинею словно в бреду, то отталкивает, то тянет обратно, скулит как побитая собака и стонет как дешёвая шлюха, а в глазах слёзы, представь зрелище. Думал, не выдержу, натяну без подготовки – так меня пробрало.
– Погоди минутку…
– Что?
– Лапшу с ушей сниму. Ну не мог взрослый мужик так просто взять и раздвинуть ноги!
– Ему и не пришлось.
– Только не говори, что…
В ответ Габриэль лишь широко улыбнулся и поиграл бровями.
– Везучий сукин сын!
– Спинка у него, что надо. Крепкая, гибкая. Кажется, раньше он прыжками с шестом занимался, спортсмен, короче. У меня так стояло, до утра прокувыркались, даже не помню, как вырубился.
– Пиздишь как дышишь. Где доказательства?
– Фигня-вопрос.
– Ты… Ты ещё и снимал всё это? – воскликнул брат, когда француз с интригующей неторопливостью доставал мобильник.
– Повторяю вопрос: за кого ты меня принимаешь?
– Не прибедняйся.
– Фото устроит? – Габриэль подполз ближе, устроившись между коленками Билла, и положил на них локти, пару раз провёл по экрану телефона, а потом отдал его ёрзающему от любопытства брату, – На, смотри и завидуй, мальчик.
– Он спит.
– Как ангел.
– Не катит, – возмутился Билл. – С открытыми глазами нет? Может это какой-то левый чел, не так уж хорошо я помню твоего Шеннона.
– Он не мой, – отмахнулся француз. – Я что, по-твоему, в процессе должен был фоткать, как я с ним объяснялся бы потом? Когда уснул – тогда и щёлкнул. Здорово же ты меня недооцениваешь. Оскорбиться что ли хоть разок для приличия.
– Ты чудовище, Габ. Обходи церкви и монастыри за километр, а то вдруг твоих внутренних бесов начнёт выворачивать наизнанку прямо на виду у прохожих, – Билл произнёс это с таким ехидством, что француз поморщился, словно ему под нос подсунули кучу свежего смердящего навоза. – Зато я узнал, как ты выглядишь после траха. У тебя тут такое лицо…
– Какое? – спросил Габриэль, прищурившись. Одно движение, и он уже почти лежал на брате.
– Незнакомое мне.
– Да… Но знаешь, это можно исправить,– он плавно подался вперёд, рукой скользнув по бедру Билла. Этот низкий, ласкающий слух голос вызвал у меня странные и неуместные эмоции. Я встряхнул головой, чтобы прогнать наваждение. Билл же никак не реагировал, словно выпал из реальности. И его можно было понять.
В какой-то момент брат резко свёл ноги, зажав между колен коварного француза. Тот громко шикнул и отдёрнул руки.
– Чёрт, я… – начал было оправдываться брат, но не нашёл подходящих слов и просто закрыл глаза.
– Не надо.
Габриэль вернулся на свое место у стены. Оба молчали. Я попытался поменять положение, поскольку сидеть на корточках было адски неудобно. Левая нога затекла и уже успела основательно занеметь. Однако, время я выбрал неподходящее. Акустика в пустых помещениях всегда была сильной, поэтому я сильно рисковал. Одно неосторожное движение, малейший шорох – и я выдам себя с потрохами. Капелька пота щекотно стекла по моему виску.
– Так что было дальше? – как ни в чём не бывало поинтересовался брат. Габриэля этот более чем нелепый вопрос должен был, как минимум, озадачить. По крайней мере, именно такая реакция должна быть у нормального человека после всего случившегося, или правильнее сказать, не случившегося. Но, похоже, я ни черта не разбираюсь в людях. Француз поднял на брата внимательный взгляд, в который раз убив меня своей невозможно притягательной улыбкой. Круто же я промахнулся. – Дай отгадаю: вы отключились, а утром ты проснулся в гордом одиночестве.
– Дважды мимо. Оклемался я только к трём часам дня. Поднимаюсь и первое, что вижу – перепуганного Шеннона в одном полотенце с краснущими глазами. Могу поклясться: ревел, и явно долго.
– И горько, – сочувственно заключил Билл.
– Не исключено. Стоит, значит, боязливо так придерживает полотенце одной рукой – и что я там не видел? -, а другой рыщет по полу. Брюки искал, бедняга. Я так понял, он надеялся свалить до моего пробуждения. Увидел меня, сразу весь напрягся, заметался и как давай какую-то чушню нести. В саду, говорит, кусты герани вянут, надо витамины для земли купить, удобрить, а то каюк цветочкам. Потом стал про дочкин день рождения что-то плести, типа, она x-box хотела. Про мировой кризис даже мне впаривал и ситуацию на бирже, представляешь? И прочую х*ету, на которую мне насрать.
Билл восхищенно присвистнул.
– Чёрт, да ты сломал его, как сухую ветку! Вот это эффект! Как бы он умом не тронулся.
– Я не ломал, лишь согнул, – француз был спокоен и невозмутим. Интересно, он вообще когда-нибудь проявляет эмоции, свойственные простым смертным?
– Скажешь это себе, если увидишь его фото в разделе некролога или в цикле передач о суициде.
– Не лечи, а…
– Нужно было оставить его в покое, – Билл покачал головой.
– Гуманист ёб*ный, – соскочив вниз, француз встал напротив Билла, засунув руки в карманы. За такие словечки в адрес Билла я бы тут же неслабо отхватил. Но, похоже, на Габриэля его неисчерпаемый гнев не распространялся. Поэтому наглец все еще был цел и невредим, и беспечно покачивался на пятках перед моим братом. Нет в мире справедливости. – Так забавно слушать от тебя эти высокоморальные рассуждения, а что у самого рыльце в пушку…
– Не приплетай сюда Тома, ясно?
– Я молчу.
– Ты слишком громко думаешь.
– Проехали.
– Обиделся?
– Нет.
– Или всё-таки…
– Нет.
– А то ты бьёшь и любишь с одинаковым выражением лица, поэтому уточняю.
– Вот сейчас я как никогда близок к насилию.
– Сексуальному или…
– Нарываешься.
Несколько секунд они буравили друг друга напряжёнными взглядами, первым не выдержал Билл, издав непонятный хрюкающий звук и залившись смехом. Габриэль лишь покачал головой, спрятав снисходительную улыбку в уголках рта, и подошёл ближе.
– Если серьёзно, как у вас с ним?
– Всё хорошо.
– Ага, вижу, – он пристроился сбоку, подвинув брата. – То-то ты весь светишься от счастья.
– Не спрашивай об этом, – мрачно попросил Билл.
– Уже спросил.
– Он по-прежнему послушен, делает всё, о чём я прошу, не перечит, старательно изображает пофигизм, а сам только и ждёт, когда я им займусь. Это выше моих сил – уйти. Иногда сижу около него часами, как приклеенный. Да он и не против, такой… податливый.
– Этого ты добивался?
– Да.
– Но?..
Билл развернулся, доставая резинку для волос, чтобы собрать их в хвост. Перехватив руку брата, француз сам заботливо заправил за ухо чёрную волнистую прядь. Это было до того мило, что меня чуть не вырвало. И, кажется, не меня одного, потому что Билл отклонился назад, чтобы избежать ещё одного прикосновения. Так-то лучше.
– Не надо, а то привыкну, – вяло улыбнулся брат, а я сжал кулаки. Всё не так. Ему понравился этот жест. Ему было приятно…
– Ну всё, я так больше не могу.
С этими словами Габриэль обхватил шею Билла и прижался к его губам. Брат отреагировал на это шумным вздохом, но только и успел вцепиться в его запястье, которое почти сразу же отпустил, в прямом смысле развязав французу руки. Власть друг над другом и бесконечная нежность – вот два главных составляющих этого поцелуя, этих изначально неравных отношений. То, с какой осторожностью, необъяснимым трепетом Габриэль прикасался к моему брату, поразило меня до глубины души. Я вдруг отчётливо осознал всю его личную трагедию, все его несбывшиеся мечты стали осязаемыми для меня. Они вырывались из запечатанной наглухо коробки с надписью «Билл», заполнив собой всё окружающее пространство. Он действительно любил его, болел им и не хотел выздоравливать.
– Умеешь ты застать врасплох, – заметил Билл, слишком поспешно убрав руки с плеч француза, словно его удивило то, как они там вообще оказались.
– У каждого свои таланты, – Габриэль потрепал его по волосам, совсем как маленького ребёнка.
– Не делай так больше, – попросил брат, пряча взгляд. Невероятно. Я не узнаю его.
– А если буду?
– Это не кокетство. Ты знаешь, я не умею.
– Тогда в чём дело?
– Ты так стараешься, а я… Боюсь, однажды ты возненавидишь меня за то, что я не могу ответить тебе тем же.
– Так ответь. Не можешь, но ведь хочешь.
– У меня…
– Том. Я помню, – ладонь неспешно поползла по боку Билла, задрав его джемпер. Француз рассеянно смотрел на оголённый участок тела с таким выражением лица, словно ему только что сообщили, что у него рак. – Приезжай ко мне.
– До каникул ещё три месяца.
– Ты не понял, – сделав несколько шагов назад, Габриэль прислонился к стене. – Насовсем.
– Что? Это невозможно, – брат попытался улыбнуться, но вышло откровенно хреново.
– Закончишь школу, поступишь в колледж – не обязательно в мой, любой, какой захочешь, я помогу.
– Габ, нет, – твёрдо сказал Билл, посмотрев на него исподлобья.
– Тебе нужно уехать отсюда, я чувствую, что этот город губит тебя, ты…
– Не могу.
– Начнём всё заново. Вместе.
– Я не могу! Оглох ты, что ли?! – закричал брат, вскочив на ноги. Француз и бровью не повёл.
– Почему? – полнейший штиль в голосе. Билл обессилено простонал и закрыл лицо руками. Сложно объяснить, когда даже не можешь сказать, что не имеешь права покидать страну. – Знал бы, что твоя блажь в виде влечения к брату продлится так долго и примет такие серьёзные обороты, я бы не отступил тогда. Надо было привязать тебя к себе, и так держать.
– Ты не понимаешь.
– Если не я, то кто?
– Это только моё бремя. Не хочу вмешивать тебя во всё это дерьмо, радуйся, дурак, – заметно смягчился Билл.
– Игра затянулась и стала слишком опасной. Заставь себя отказаться от Тома.
Билл уставился на Габриэля с ошалелым видом, а затем рассмеялся. Чистой воды истерика.
– Заставь себя отказаться от меня! Давай, чего ты, это же так просто, ну! Как вы меня все за*бали! Каждому от меня что-то нужно, и всем начхать, чего я хочу!
На этот выпад француз отреагировал как всегда очень для него естественно, то есть никак. Скрестив руки на груди, он с глубокой задумчивостью смотрел на пыхтящего Билла. Безучастность и спокойствие Габриэля действовали на него как красная тряпка на быка, того и гляди начнёт ногой землю рыть.
– Вот что, – начал француз. – Я думаю, есть смысл больше нам с тобой не встречаться.
Брат замер как вкопанный. Уж не знаю, насколько француз просвещен в науке расшифровки жестов и их значений, у каждого свой набор, но что касается Билла, то его особенности были изучены мною вдоль и поперёк. А вот заметит ли его лучший друг, какие эмоции тот сейчас так старательно пытается подавить? Потухшие глаза и нервное подрагивание пальцев на руке оповестили меня о том, что брат на грани срыва.
– Вали, – даже голос не дрогнул.
Плавно оттолкнувшись, Габриэль молча пересёк комнату, но на пороге вдруг замер, резко пригнувшись. Он недоуменно обернулся. В полуметре от него по стене стекали остатки пива, а внизу валялись осколки, поблёскивая в полоске света. Я вовремя закрыл себе рот, еле сдержавшись, чтобы не предупредить об опасности. Обескураженный происшествием, француз некоторое время заторможено моргал, уставившись на разлетевшуюся вдребезги бутылку, с остервенением запущенную в него. Но уже в следующее мгновение он перевёл взгляд на Билла, который как ни в чём не бывало переместился обратно к окну и уже закуривал сигарету, неистово щёлкая зажигалкой. Если бы можно было делать ставки, то я пошёл бы ва-банк и поставил на то, что драки или жёсткой разборки тут не избежать. Но Габриэль снова меня удивил. Молнией метнувшись вплотную к брату, он выхватил из его пальцев сигарету и четким движением вышвырнул её в окно.
– Иди на х*й! – Билл ожесточенно пихнул его в грудь, сразу потянувшись за новой пачкой. Француз невозмутимо выкрутил у него всё это добро, и всё так же, без слов, дальним броском отправил в кусты. На какой-то момент мне сделалось дурно: сейчас Билл без лишних расшаркиваний загрызёт зарвавшегося француза и даже не подавится – так он рассвирепел.
На сей раз я не слишком ошибся. Габриэль согнуло пополам от душевного удара кулаком в живот. На секунду он растерялся, но быстро собрался, вскинулся и яростно сбил моего брата с ног, придержав его за шкирку у самой земли. Затем заломил пытающиеся сопротивляться руки и выполнил поперечный захват. Судя по ошалевшему лицу Билла, не я один офигел от приёмчиков француза.
Похоже, в этом помещении только у меня одного не было секретов. Брат извивался змейкой, багровея от напряжения и пытаясь укусить друга за шею, но тот каждый раз ловко уворачивался, тем самым ещё сильнее взвинчивая его. Сделав подлую подножку, Биллу всё-таки удалось разбалансировать Габриэля и освободить одну руку. Выцарапать глаза, вцепиться в горло и перекрыть дыхание, или просто вмазать по морде – так бы поступил даже я в подобной ситуации, но Билл выбрал другой путь в решении проблемы. Как всегда неожиданный, но очень эффективный, надо признать. Столкнувшись лбом с французом, он лизнул Габриэля от подбородка до носа. Брат хищно улыбался, наслаждаясь потерянностью француза, который, однако, имел полезное в быту качество – быстро брать себя в руки. Он ответил такой же псевдо-улыбкой, бережно положив ладонь ему на макушку. Парочка ненормальных. Билл расслабился, ведь он не видел, что в это время француз аккуратно наматывает его волосы на свой кулак. Рывок вниз и пронзительный крик, эхом отразившийся от стен. Конечно, брат давно без особого напряга мог бы вырваться и навалять лягушатнику по первое число. Несмотря на высокий рост и куда более убедительную комплекцию, Габриэль априори уступал ему в искусстве боевых навыков. Билл не боялся вызвать подозрения, он просто не хотел сопротивляться. И если его друг мог только догадываться об этом, то я знал наверняка. Рот Билла был атакован очередным поцелуем, на этот раз совершенно иным. Дерзость, превосходство, желание уничтожить и обладать безраздельно – вот что ставило этот танец жалящих языков. Оставив неубедительные попытки сопротивления, Билл обвил шею француза, как питон крупную добычу, и повис на нём, кусая его губы, безжалостно их терзая, то ли желая наказать, отомстить за то, что хотел бросить, то ли отпустить себя навстречу страсти, доказать, что ничего не забыто, что он по-прежнему принадлежит ему, но просто временно сдан в аренду.
Я не должен был здесь находиться. Подсматривать, погибая от стыда, не в силах оторваться от самого возбуждающего зрелища, которое я когда-либо видел. Мне стало страшно и легко одновременно. Я смотрел на них, и пульс мой учащался. Смотрел, и ногтями царапал бетонный пол от нетерпения и злился, когда Габриэль застывал, чтобы посмотреть брату в глаза, перед тем, как снова вторгнуться в его рот. Мне хотелось закричать: «Не останавливайся!». Я еле сдерживался, что бы не подползти к ним на коленях и униженно просить, просить, просить… И поймав себя на это разрушающей мысли, я понял, что мне мучительно и бессовестно всё равно. Я не испытал тех космических масштабов чувств, разъедающих сердца влюблённых. Ни ревности, ни сожаления, ни гнева. Ни-че-го. Только безудержное любопытство и восхищение.
Брат пылко отдавался французу, беззастенчиво стонал, закатывая глаза, и отвечал с не меньшим усердием. Они выглядели безупречно, ослепляя, лишая ориентиров, и я шёл на этот свет, как завороженный, не разбирая дороги. Габриэль умирал. Умирал и возрождался как феникс из пепла. Казалось, отними у него сейчас Билла, и он расплачется, как ребёнок – громко, с надрывом, так горько и тоскливо, чтобы всем стало ясно, что он без него не может. Нельзя было не заметить испуг в его глазах, когда он слишком нетерпеливо, слишком бесцеремонно задрал джемпер брата, чтобы до белых пятен сжать голые худые бока, до лопаток вверх по спине и обратно, под пояс джинсов, сминая ягодицы, на всякий случай придерживая, чтобы не сбежал. Но он зря волновался. Брат притянул его за бёдра, вжавшись в пах, и гордо вскинул подбородок. Этот жест подействовал на француза как спичка, брошенная в канистру с бензином. Весь его хвалёный самоконтроль полетел к чертям собачьим. Он начал интенсивно подталкивать брата к подоконнику, спотыкаясь о кирпичи и бутылки. Билл недовольно мычал, однако, с готовностью скрестил ноги за его спиной, когда Габриэль не слишком изящно усадил его на окно. Задница моего брата, очевидно, являлась его излюбленно частью тела, и, судя по манипуляциям, у него были далеко идущие планы на её счёт. Но им не удалось сбыться. Оторвавшись от губ Билла, он недоумённо глазел на ладонь, по-хозяйски прошмыгнувшую в его ширинку.
Заставить меня слушать эти стоны и прочие охи-вздохи – самая изощрённая пытка небесных сил. Я сел, зажмурил глаза и хорошенько встряхнул головой, убирая с сетчатки глаз чётко отпечатавшуюся картинку беспредела, творившегося от меня всего в нескольких метрах. Просто взять и разрыдаться от того, насколько гармонично они смотрелись вместе, убить обоих за учинённое бесчинство, или вообще выйти и присоединиться – я так и не решил, чего хотел сильнее, грёбаный я извращенец. Прав был Билл, похоже, безумие передаётся воздушно-капельным.
Возня и требовательное «повернись» всё-таки заставили меня выглянуть. Габриэль крутанул брата на девяносто градусов, от чего тот ударился локтём и в отместку лягнул его по ноге.
– Закатай губу, плэйбой, – твёрдо сказал Билл, поправляя одежду.
Француз красноречиво заломил руки за голову.
– Заколебал вы*бываться. Клянусь, проще изнасиловать. Связать, раздеть и трахнуть.
– Силёнок не хватит.
– Проверим?
– У тебя была возможность три года назад, но ты благополучно её просрал! – взбеленился Билл. – Поезд ушёл, стой на перроне и маши платочком!
– Гадёныш мелкий, – с кривой ухмылкой констатировал француз. Вот это выдержка, я впечатлён. – Рекомендую впредь закрывать окна на ночь и не ложиться спать голым.
Глаза брата потеплели. Он жалел Габриэля, я знал это, потому что и сам сейчас испытывал это чувство к человеку, от чьей самоиронии и беззащитности перед обстоятельствами щемило сердце. Билл, виновато поёжившись, сделал шаг навстречу и положил ладонь ему на грудь.
– Разряд, – сказал Габриэль и сделал глубокий вдох.
– Не исчезай, – сдавленно просипел брат. Бессмысленная просьба, учитывая, что всего через несколько недель он сам пропадёт со всех радаров.
– Чего ты хочешь?
Билл поморщился, очевидно, восприняв этот простой вопрос по своему, словно за ним крылся иной смысл.
– Я не могу оставить его. Не могу, понимаешь? Как объяснить то, что объяснению не поддаётся… Мне правда очень жаль, – совсем убито закончил Билл, опустив руки.
– И что в нём такого особенного? Чем он лучше меня? – прохныкал Габриэль, спародировав маленького обиженного ребёнка, чем вызвал улыбку до ушей у моего брата.
– Между прочим, ты очень сомнительный подарочек. Растление Шеннона, эротик-шоу со мной…
– О, какой же ты зануда, – перебил француз, закатив глаза.
– Уверен, Блэйк в восторге, что у него такой блудливый парень.
– А вдруг он за моей спиной оргии устраивает?
– Оргии? Этот божий одуванчик?
– В тихом омуте, знаешь…
– Это про тебя, а Блэйку бежать надо и как можно быстрее, без оглядки.
– Да брось. Может, я люблю его.
– Чегоо?? – Билл откровенно веселился.
– Регулярно и качественно. Грех жаловаться. Могу и это доказать.
– Избавь меня от своих грязных снимков.
– Бери выше. Над этим десятиминутным роликом я трудился не покладая рук и некоторых других конечностей больше месяца. Хочешь взглянуть? – он снова полез за телефоном, но Билл остановил его на полпути к карману. Француз, смеясь, повиновался его немой просьбе.
– В тебе умер порно-режиссёр.
– Ещё не вечер. Я молод, привлекателен и амбициозен, открою свою студию и приглашу тебя на главную роль. Уж извини, но быть тебе связанным в кружевных чулочках. Или обтягивающие кожаные штаны с ремнями, что выбираешь?
– Заткнись, – Билл так скрутил его сосок, чтоб французу пришлось встать на цыпочки и молча глотать воздух.
– О да, малыш, не останавливайся.
– Когда станешь знаменитым, выполни одну мою просьбу.
– Какую? – Габриэль потянулся к его волосам, за что тут же получил тычок пальцем в живот.
– Если мы столкнемся на улице, сделай вид, что не знаешь меня.
– Как грубо.
– Не хочу иметь ничего общего с таким форменным извращенцем.
– Кстати об извращенцах, – хитрый прищур зелёных глаз предвещал недоброе. – У вас с Томом случайно…
– Нет!
– Облом, я бы зазырил. Хоть и разные, но близнецы, кончиться можно, какая экзотика. Позови меня как-нибудь, установлю в твоей комнате скрытую камеру.
– Что ты несёшь, идиот проклятый, – Билл вовсю ржал над французом, на лице которого ясно читалась тихая радость от того, что удалось перевести разговор в мирное русло. Габриэль оказался отличным дипломатом. – Неужели реально стал бы смотреть такое? Ай-яй-яй, как нехорошо!
– Дай-ка подумать: двое смазливых сладких мальчиков, с гибкими, жилистыми и потными от страсти телами, с одинаковыми чувственными ртами, занимаются сексом с элементами морального БДСМа. Хмм… Наверное, ты прав, это нехорошо. Это ох*енно. Ну же, Билл, уважь друга, сделай подарок ко дню рождения.
– Ладно, ладно! – брат поднял руки вверх. – Сдаюсь, я принял твоё сообщение – «не суди и не судимым будешь», окей, всё, уяснил.
– Чудно. Но в каждой шутке… – подмигнул француз.
– Убью тебя!
Габриэль вертелся из стороны в сторону, пытаясь стряхнуть повисшего на нём Билла. Они беззлобно переругивались, одаривая друг друга едкими замечаниями, и хохотали в голос. Но внезапно оба замерли. И тут я струхнул – две пары глаз вонзились в мою сторону. Я не был уверен, что успел вовремя спрятаться. Онемев от страха, я только тогда понял, что, переставляя ногу, задел небольшое старое зеркало, которое было прислонено к стене, а сейчас лежало рядом, расколотое на две части.
– Ты слышал? – донёсся до меня напряжённый шёпот брата.
– Кажется, разбилось что-то.
– Совсем рядом.
– Наверное, крысы шарятся, или ветер, тут вон какие сквозняки.
– Том?
Я чуть не умер на месте, услышав своё имя. Ясно, что он обращался не ко мне, а к Тому двухлетней давности, но легче от этого не стало. Встрял как раз я.
– Что твой брат тут забыл?
– Тш-ш, тихо! Я его знаю, он не в меру любопытный змеёныш, и вполне мог проследить за мной.
– Куда ты?
– Пойду проверю.
– Брось, никого там…
– Вон он!
Такую прыткость я не демонстрировал со времён школы, когда Дирк Беккер гнался за мной до самого дома, матерясь на всю улицу. Это была сладкая месть и она того стоила. Я вырезал на его заднем кармане физкультурных штанов сердечко, в таком виде он и явился на занятие.
