Текст книги "Зелёный рассвет (СИ)"

Автор книги: . Токацин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

– Фриссгейн, их уже нет, – Гедимин неохотно остановился и освободил руку. – Слушай, если интересно. Там есть ирренций и ипрон. Если ирренций лежит с ирренцием, они "горят" – и мы получаем наши излучения, растворяем землю и выходим на поверхность. А если между ними ипрон, они "гаснут" – установка не работает, никуда не выходим. А там было так горячо, что ипрон с ирренцием скипелись в один ком. Потом застыли. А ипрон не так легко расплавить. Придётся отрезать ипрон от ирренция вручную и затолкать, откуда опустился. Надо подумать, как оттуда быстро выбраться, а то правда расплавлюсь...

Теперь задумка Гедимина вообще выглядела самоубийственной, о чём Речник и сказал. Сармат пожал плечами.

– Фриссгейн, предложи свой способ. Думаешь, мне охота лезть в безоболочник?!

Речник понимал, что сармат смеётся над ним про себя, и даже покраснел. Но мысль у него была, и совсем уж нелепой она не выглядела. Попробовать-то можно... он, по крайней мере, не в альнкит забирается!

– Гедимин, а попробуй ещё этим лучом погреть установку с разных сторон, – задумчиво сказал он и впился взглядом в экран. Сармат выразительно вздохнул, но ирренций вместе с ипроном начали вращаться под касаниями луча. Ничего не изменилось.

– Я же сказал тебе, Фриссгейн, что энергии недостаточно! – сказал Гедимин с некоторым раздражением.

– Недостаточно?! – Речник чуть не задохнулся от возмущения, и совершенно неподдельного. – У ирренция, у сильнейшего из лучистых металлов, недостаточно энергии?! Да крупинка его таит достаточно силы, чтобы сжечь целый мир! Это живой огонь, это чистейшая мощь в обличии металла, это же тебе не кусок железа! Он тысячи лет не теряет силы, он никогда не гаснет, не остывает ни на миг! Чистая, сияющая энергия, и так много – да он должен полыхать ярче и жарче звёздного ог...

– Тихо. Термоядерным синтезом мы займёмся позже, – в тихом азартном шёпоте сармата было и восхищение, и тревога. Гедимин склонился над щитом управления, затаив дыхание, и время от времени нажимал на кнопки или рычажки. Фрисс посидел немного на полу, пытаясь отдышаться. Гедимин очень вовремя оттолкнул его – экран полыхнул так, что Речник едва не ослеп, а поверх, из-за стены, прокатилась волна нестерпимого жара. Фрисс, задрав голову, мог увидеть участок оплавленного потолка. С подбором слов и произнесением речей у Речника было неважно, однако сработало и это. И верно – с сарматами не разбалуешься, они и такой хвалы не вознесут...

– Ну как там, хватило энергии? – спросил он с пола. – А то – в альнкит он собрался...

– Фриссгейн, вот сдам тебя на опыты "Неистовому Свету" – будешь им объяснять, кто тебя научил запускать реакторы, – сармат покосился на него, но от экрана не отошёл. – Только больше ничего не говори – и так нагрел до оплавления ипрона. Хорошо, что ирренций более тугоплавок!

Защитное поле всё-таки восстановилось и уместило в себя жар и свет безоболочника, но даже без волн, от которых плавится потолок, Фрисс чувствовал огромную силу, разлившуюся по телу "Идис". Он слышал, как оживают двигатели и притираются друг к другу детали подъёмных опор, как раскалённая сияющая корона окружает станцию под землёй... и как всё тут нетерпеливо ждёт подъёма.

– На опыты так на опыты, но скажи – вставать уже можно? – спросил Речник, опасливо глядя на потолок. Сармат со вздохом поднял его за шиворот и поставил на ноги.

– Нужно, Фриссгейн. Достроим лучистую броню – и начнём плавить не ипрон, а реальность. Я как-то видел, как поднимают станцию... главное, чтобы выдержали опоры. А их ЭМИА-излучение успело изъесть...

На экране снова появились странные громоздкие механизмы, только теперь по ним кое-где струилось сияние, а кое-где ровно горели кольца и пластины накопителя. Фрисс быстро забрался в кресло и затаил дыхание.

– Альнкиты готовы к подъёму. Внутренние системы готовы к подъёму. Внешние системы готовы к подъёму. Полная готовность! – объявил металлический голос.

– Ну так поднимай, – сармат пожал плечами и передвинул самый причудливый и странно украшенный переключатель на всём пульте. Фрисс даже подозревал, что не сарматы сделали эту штуковину. Украшать переключатели – точно не их обычай!

Снизу и с боков давно уже слышался ровный тихий гул. Что-то негромко заскрежетало, комната еле заметно вздрогнула – и начался подъём. Быстрый – Фрисс даже оглох на секунду – но такой плавный, что не качнулась даже сумка с вещами, которую Речник повесил на кресло. Гедимин что-то переключил, и на центральном экране появилась вся громада станции – как гигантская тёмно-синяя рыба, окутанная сияющим облаком, она всплывала из-под земли. Фрисс не слышал грохота и треска, не слышал воя машин, всверливающихся в камень. Станция просто плыла вертикально вверх, по мере подъёма выпуская дополнительные опоры и утапливая их в стены гигантского колодца. Фрисс не был уверен, но ему показалось, что земля, пропустив "Идис", смыкается за ней...

– Исгельт довёл свой проект до конца... Самых мощных альнкитов ему в Пустошах Васка! – услышал Речник тихий шёпот Гедимина. Сармат уже не управлял подъёмом, станция сама знала, что ей делать.

– Я пойду в наши Архивы и напишу про Исгельта Марци в летопись! – сказал Фрисс, надеясь, что это если не обрадует сармата, то хотя бы не обидит.

– Запиши, только от себя не придумывай, – разрешил Гедимин. – А то завернёшь такую тираду, как для безоболочников, и будет у вас в Архивах ядерный взрыв. Зачем?!

– Гедимин, оно же не каждый раз так работает! – немного обиделся Речник. – Ох... А правда, что ты когда-то собрал такую бомбу из двух кусков гранита? Деркин со станции "Эриэл" говорит, что это уже легенда в Ураниуме.

– Деркин преувеличил, как всегда, и это был не гранит, – ответил Гедимин, и больше ничего на эту тему Фрисс не услышал. А станция неторопливо всплывала, далеко было до поверхности, и лучевая броня горела всё ярче – безоболочники, по своему обычаю, нагревались сильнее с каждой секундой, а остужать их было нечем. Гедимин снова засунул в них оплавленный ипрон – броня слегка потускнела.

– Мы становимся как раз между четыремя улицами – Центральной, Сарматской, Восточной и Конара. Стинку придётся кого-нибудь завоевать, если он переживёт наш подъём, – усмехнулся Гедимин. На экране уже виден был Старый Город. Лучи "брони" станции пронизывали его руины, и остатки зданий таяли, рассеивались в воздухе, бесшумно и бесследно. "Реальность плавится," – вспомнил Фрисс слова сармата. Он видел, как разбегаются от тающих развалин сотни и тысячи крыс, некоторых настигает смертоносный свет, другие убегают невредимыми, а кто-то умудряется унести с собой старые трофеи. Речник прислушался к себе – ничего он не чувствовал, даже намёка на злорадство, скорее жалость.

– Гедимин, а что ты будешь делать с городом? С крысами, Фойстами, Клоа? Ты ведь теперь тут самый главный... – спросил Речник. "Так и скажу Астанену. Правитель Старого Города – Гедимин Кет, благороднейший из сарматов. Удивится же Король..." – думал он.

– До весны – ничего, а там видно будет, – сармат пожал плечами. – Клоа, как видишь, уже заинтересовались... С крысами у меня счётов нет, если сами не сунутся на станцию – будут жить. Может, поскромнеют без дармовой Би-плазмы... А поселение Фойстов по весне начну чистить – и от ирренция, и от населения. С ними, так подозреваю, мира не получится...

– Чистить от ирренция? А ты не будешь, как "Флан" и "Скорпион", сливать светящуюся воду в Реку или старое топливо по берегу рассыпать? – подозрительно спросил Речник. – Странно – чистить, чтобы самому же опять запачкать.

– Что я думаю о Гвенноне и его станции, ты знаешь, – Гедимин недовольно посмотрел на Фрисса, оставив в покое безоболочники. – Я – ликвидатор. Ничего лишнего с моей станции наружу не попадёт. Или попадёт, но в хранилище. А с Городом – посмотрим... я отправил данные дозиметрии в Ураниум-Сити, пусть решают, чистить окончательно или нет.

– Хорошо бы, решили чистить – и он снова стал местом для живых! Хоть лесом, хоть тростниками, но не светящейся помойкой! – Фрисс с надеждой глядел на сармата.

Безоболочники погасли окончательно. Снова ирренций погрузился в ипрон и явно не собирался с ним разлучаться до следующего запуска. Гедимин махнул рукой. Нагрузка на опоры под станцией стала максимальной, "Идис" теперь поднималась понемногу, с перерывами и тихим лязганьем из-под фундамента. Фрисс видел, как место разрушенного завода занимают здания станции. Да, сорок альнкитов – это очень много и энергии, и места...

Он немного волновался, что главная труба станции будет спрятана за мёртвыми домами, но нет – она оказалась выше, и ветвистые мачты над альнкитами тоже были немаленькие – эту станцию будет видно издалека!

– Любопытно, Фриссгейн... в Лес крысы бегут, даже в Реку бросаются, а на север или юг – ни шагу, – хмыкнул Гедимин, наблюдая за беглецами. Река у затонувших кораблей кипела водоворотами – Речные Драконы не собирались терпеть крыс в своей воде! Фрисс пожалел драконов, которым придётся такое есть – как бы не заболели!

– Умные, – усмехнулся Речник в ответ. – Может, тебе приручить их? Была бы армия...

Казалось, что станция уже вся вышла на поверхность – она остановилась и долго набиралась сил для последнего рывка. Вход, бывший недавно наклонным жёлобом, выпрямился, превратился в обычные ворота, ведущие в центральное здание. Тяжкий скрежет под фундаментом – и над шахтой поднялась широкая массивная платформа, и станция прибавила в высоте на целый рост Древнего Сармата. Опоры слегка прогнулись, земля вокруг них схлопнулась – и наконец "Идис" замерла. Свечение вокруг неё погасло окончательно, только на двух мачтах горели красные огни – их хорошо видно было в наступающих сумерках.

– Теперь уже точно – поиск твой закончен, и вот твоя станция, наполненная силой и сиянием, – сказал Фрисс и быстро пригнулся. После запуска безоболочников хвалебные слова следовало говорить очень и очень осторожно!

– Ты прав, Фриссгейн, – сармат смерил его долгим взглядом. – Почти прав. Ураниум-Сити ещё ничего не знает. Надо сообщить...

Он выдвинул "усы" неведомого прибора на левой руке и прикоснулся ими к пульту – в этом месте были небольшие отверстия, окружённые странными узорами, и как раз под "усы" они и подошли. Внутри щита что-то пискнуло, тихо засвистело, и сармат быстро нажал пару десятков кнопок. Ряд незнакомых значков прополз по одному из экранов – и пропал, а на большом вдруг разгорелись с тройной яркостью огни на мачтах – и Фрисс увидел два мощных луча, с вершин мачт устремившихся на Запад. Лучи медленно погасли, и Гедимин спрятал и "усы", и прибор.

– Удивятся же там сарматы! А здесь-то как удивятся... – присвистнул Речник. – А остальные альнкиты запустишь?

Гедимин отошёл от пульта, устроился в кресле и залпом выпил из контейнера почти всю Би-плазму, даже пряностями её не посыпав. Речник увидел усталость в его глазах. Но всё-таки он ответил:

– Вот наберётся хотя бы по десять сарматов на каждый альнкит – тогда и начну запускать. А это небыстро. До зимы хоть бы проверить их все, пять тысяч лет без присмотра – не шутки...

– А сколько всего сарматов ты возьмёшь на станцию? И откуда ты их возьмёшь? Создашь, как вы создаёте? – заинтересовался Фрисс. Он как-то не думал, что Гедимин с кем-то согласится делить станцию...

– Четыре тысячи, может, больше. Много перенаселённых станций – те же ваши "Флан" и "Скорпион", да и "Эджин", и у нас в Ураниуме много лишнего народу. Весной начну собирать... это годы и годы, Фриссгейн, – сармат погасил все экраны щита и тяжело поднялся с кресла. – А создавать негде. Слишком умные крысы разломали все автоклавы, боялись, что сарматы в них самозародятся. Опять же надо чинить... Фриссгейн, как твоя мутагенная мазь – помогла хоть немного?

– Это воинский бальзам, и он очень полезный, – мирно ответил Фрисс. – Ещё два дня, и всё затянется. Гедимин, ты теперь командир станции – а где положено спать командиру станции? Никогда не был там, где вы живёте, а не работаете...

– И ни к чему тебе там быть, – отозвался Гедимин, укладываясь на пол. – Командир станции спит там, где он нужен. А в жилых корпусах сейчас свалка из крысиного барахла и груды радиоактивной пыли, крысами же притащенной. Спи тут, знорк, хоть не засветишься...

За ночь "Идис" несколько раз заглянула в сны Фрисса – осторожно и ненадолго, и ничего не сказала ему. Он даже рад был, что станция общается с Гедимином, а не с ним. Кажется, они друг друга понимают. Вот пусть ему она и снится!

Видимо, ночью сармат и станция обсудили многое: Фрисс ещё не успел проснуться, а Гедимин уже нашёл по указаниям "Идис" один из немногих уцелевших скафандров. Почти все они были испепелены вместе с чудищем, в которое превратились сарматы... Эа-мутация очень заразна, станция хотела обезопасить тех, кто её, возможно, найдёт, от этой чудовищной болезни. Сохранилось всего несколько защитных костюмов, запрятанных в тайники.

Этот скафандр был окрашен в цвета станции – тёмно-синий, с оранжевой надписью на спине, причём надпись была тлакантская. Сарматы Исгельта не знали Шулани, тогда этой письменности просто не было. Фрисс немного надеялся, что удастся восстановить скафандр "Флана", но крысы изодрали его в клочки, оставалось только сжечь.

– Спасибо, Гедимин, теперь я смогу приходить к тебе на станцию, – сказал Фрисс, забравшись в новую защиту. – Разрешаешь? Не пристрелишь меня на пороге, как крысу?

– Фриссгейн, я действительно такой отморозок, каким ты меня рисуешь? – сармат даже обиделся. – "Идис" будет защищать тебя, как меня, везде, куда дотянется. А я тебе всегда рад. Приходи. Будем запускать альнкиты без помощи техники и находить в канализации залежи урана и тория. Или ещё что-нибудь сотворим.

– Конечно, сотворим. Ещё и не такое! Гедимин, а если ещё что-то потерялось пять тысяч лет назад, и весь ваш народ не может это найти, зови меня – такие приключения нельзя пропускать! – обрадовался приглашению Фрисс.

И всё-таки что-то тревожило Речника – теперь, когда призраки Старого Города отступили, а изыскания Гедимина успешно завершились, он вспомнил о летящем времени и о войне, так и не завершённой до его отбытия в Город. Что там творится, в Энергине, в Замке, в Фейре, на Истоках Канумяэ? Фрисс заторопился домой, на Реку, в мир живых...

У Гедимина тоже были дела, в которых Речник уже не мог ему помочь. Огромная сложнейшая махина – полностью в его власти, и соскучившийся за века дух-хранитель, и горы крысиных трофеев и запасов – кто знает, какой опасности и ценности?

– Хранитель за меня дезактивацию не проведёт, – вздохнул Гедимин и снова повесил сфалт на плечо. – Пойдём в убежище! Заберёшь свои вещи, а я заберу свои и провожу тебя до стены.

Речник с радостью согласился, и они снова вышли на улицу Старого Города – последний раз в этом году. Серые тучи висели над руинами, их клочки цеплялись за высокие башни и трубу станции, холодный ветер свистел в провалах окон, а ирренций еле заметно мерцал в тёмных закоулках.

– Твоя станция этот город очень украсила, – заметил Речник. Больше ни к чему было тихо говорить и прижиматься к стенам, прятаться и убегать. Никто в этом городе не мог причинить им вред. Они прошли по Восточной улице, и по Сарматской (кто знает, может, стараниями "Идис" она снова оправдает своё название?), и мимо загадочного здания, отмеченного "Энергией Атома" (как Фрисс жалел, что излучение там слишком сильно, а его скафандр недостаточно надёжен!), между притихшим космодромом и селением Фойстов... На Площади Победы одинокий Фойст, обезумевший то ли от жажды крови, то ли от страха, напал на Фрисса – и рассыпался пеплом, сожжённый невидимыми лучами "Идис". Речник даже не успел достать обломки мечей.

Когда пришло время сворачивать в переулки, Фрисс остановился и долго смотрел на мёртвые дома. Улица Брайана Вольта, славного исследователя миров и народностей – для людей, первооткрывателя ирренция – для сарматов... Речник уже немного к ней привык.

И укрытие, столько дней спасавшее от крысиных зубов, когтей Фойстов и смертоносных лучей... Фрисс подобрал потрёпанный спальный кокон – пользоваться им уже нельзя было, слишком долго он лежал в мёртвом городе, даже самое "чистое" место которого не свободно от сияющей пыли. Его пришлось сжечь. Снова Речник вымок в резко пахнущих растворах (большую их часть Гедимин собрал – они ещё нужны были ему, чтобы отмывать станцию) и там же прополоскал травяные оплётки – в них предстояло возвращаться. "Чтобы весь ирренций этого города остался здесь," – так сказал Гедимин, оглядывающий убежище с некоторой тоской.

– И уходить не хочется, – вздохнул Речник, устраиваясь на рилкаровой плите, под которой давно не было Би-плазмы и полусобранных сарматских украшений. – Наверное, даже по этой слизи без вкуса и запаха буду скучать!

– Любитель ненаправленных мутаций, – хмыкнул Гедимин. – Ладно, давай сюда свой толчёный мутаген... Как он там называется – куана?

Фрисс отдал ему все остатки куаны из кошеля для пряностей и пожалел, что так мало купил. Он уже и не ждал, что сармата заинтересует людская еда... От других пряностей Гедимин отказался. Изыскатели сидели в укрытии, смотрели на руины и серое небо, ели Би-плазму с приправами... Речник подозревал, что до самой смерти не забудет весь этот поиск.

– Я забыл отдать тебе кое-что, Фриссгейн, – Гедимин достал из-под брони какие-то предметы, поместившиеся в его кулаке. – Это не станция и не альнкит, этим не надо управлять, но этой энергии хватит тебе, твоим родичам и союзникам на несколько веков, хоть бы вы начали плавить сталь или обогащать уран. Штуку эту нашёл ты, а я зарядил её... это не содалит, Фриссгейн. Это реакторный накопитель с "Идис". Возьми.

– Реакторный накопитель? – эхом повторил Речник. Сармат держал в руке тот самый обломок, который Фрисс подобрал в своё время на заводе. Блеклый камешек налился тёмной синевой, и редкие белые полоски на нём казались молниями на ночном небе. Он пульсировал в руке, излучая тепло, и Фрисс чувствовал, что в блестящем камешке спрятана мощь сарматского альнкита. Гедимин сомкнул вокруг обломка ветвистые "усы" одного из приборов и показал Речнику результат измерений. Фрисс уважительно кивнул, хотя понятия не имел, что именно там светится и много это или мало. Он и так знал, что "хватит всем на несколько веков" – чистейшая правда.

– Вот спасибо! Это целое море энергии... не пожалеешь потом? – спросил Речник.

– При сорока альнкитах? Не должен пожалеть-то, – пожал плечами Гедимин. – А это оправа для твоего камня. Не очень получилось, но зато не потеряется. Погоди, приделаю попрочнее...

Он забрал у Фрисса камень и осторожно приварил к странной конструкции из мелких деталей. Конструкцию протянул Речнику. Она висела на широком ремешке из чёрного скирлина. Речник растерянно взял штуковину в руки – и увидел перед собой... рыбу. Странную рыбу из металла, стекла и реакторного накопителя, с грустными выпуклыми глазами, прозрачными плавниками, натянутыми на провода, синюю, серую и белесую – как этот мёртвый город под ливнем. Фрисс поднял её на руке к облакам и посмотрел снизу... небесная рыба, космический корабль, отвыкший от космоса и не привыкший к воде. То ли из бездонной пустоты плывущий навстречу Реке, то ли из Реки заглядывающий в холодные руины. Призрак Старого Города...

Фрисс и Гедимин попрощались у стены, в желтеющих зарослях искажённых растений, между миром прошлого и миром живых. В сумке Речника лежали тлакантские деньги, зеркальное стекло безумной древности, чертёж летающей платформы и план Старого Города – подробная сарматская карта с зонами заражения, туннелями и крысиными лабиринтами. Рыба из стали и реакторного накопителя висела у него на груди – может, Гедимин и считал, что у него не получилось украшение, но для Фрисса эта штука воплощала весь легендарный поиск. Он несколько раз оглянулся, пробираясь по колючим травам пограничья – Древний Сармат стоял у стены, смотрел ему вслед, и тающее зелёное сияние обнимало его за плечи. А над призрачными руинами гордо возвышалась сине-чёрно-оранжевая труба. "И посмотреть приятно," – хмыкнул Речник, думая, что Астанен его радость не разделит. Правитель всегда считал, что трёх станций слишком много для одной Реки – а тут ему нашли четвёртую!..

– Кьяа... – звук из кустов был на редкость тихим и скромным, но издала его всё-таки Крыса Моджиса. И очень знакомая крыса. Конт, мелкий полосатый мутант! Фрисс выхватил оружие. Вот что проклятым тварям в городе не сидится?!

– Кьяа! Тихо! Говорим! Мирно говорим! – Конт присел на задние лапы и неуклюже всплеснул передними. – Только говорим! Не дерёмся!

– О чём нам говорить, Конт? – спросил Речник, у которого уже не было сил на удивление. – Хамерхет тебя прогнал?

– Хамерхет злится, – Конт издал тонкий писк, видимо, изображающий вздох. – Все боятся. Говорим? Тот сармат – бешеный – станцию – не взорвал? Он живой?

– А то, – Фрисс ухмыльнулся. – Гедимин спас и станцию, и всех вас от мучительной смерти. А тебе что, полосатый?

– Кьяа... Совсем бешеный! – в голосе Конта слышалось большое уважение. – И ты тоже. Вы сильные! Я с тобой иду? Тебе помогаю? Нужен?

Нет, силы на удивление у Речника ещё остались. Он чуть не сел там, где стоял. Теперь крыса-переросток набивается к нему в товарищи...

– Не нужен, – покачал головой Фрисс. – Ты хитрый, Конт. Предал Вилзана, предал Хамерхета, предашь и меня. Иди к своим дружкам и ешь ирренций.

– Кьяа... Тогда – к сармату? Он бешеный. Станция – самая сильная. А я – хитрый. Будем вместе. Кто справится?! – Конт вопросительно посмотрел на Речника. – Иду к нему?

– Конт, кто же тебе помешает? – хмыкнул Фрисс. – Иди. Может, возьмёт к себе. Только станцию не трогай, они этого не любят.

– Понимаю, – сказал Конт, глядя то на город, то на Речника. – Пойду. Ты сильный. Бывай!

Крыса шмыгнула в искажённые травы и затерялась в них. Фрисс попытался представить себе реакцию Гедимина на визит крысы-переростка с деловым предложением. Потом оглянулся на город – и сармат, и станция давно скрылись из виду. Речник покачал головой и быстро пошёл по тропинке, вьющейся в Высоких Тростниках...