Текст книги "Roses and Thorns (СИ)"

Автор книги: thewestwindchild

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

А после вспомнился Юстин. Папуля.

Без десяти девять.

– Я смотрю, ты не особо торопишься на работу.

– Что-то вроде ненормированного рабочего дня, – (звучало неправдоподобно для работников связанных на федеральном уровне), – Я уйду в десять утра.

– В больницу?

Он хмыкнул и сцепил неестественно длинные пальцы в замок.

– Я предпочитаю не говорить о пациентах, ссылаясь на то, что анонимность для их же блага. Но если тебе так интересно то…

Молли резко отрицательно замахала руками. И своего дерьма хватало, чтобы выслушивать чужое про незнакомцев. Пусть хоть подохнут. Ей-то какое дело?

– Мне похуй. Можешь не продолжать.

Ригс всегда была убеждена в том, что добряки, состоящие в организациях на подобии «Армии Спасения» или грешат по-чёрному, что не знают, как еще отмыться от собственных душащих пороков или полоумные. Третьего не дано. Конечно, находились домохозяйки, бросающиеся в благотворительность от нехуй делать, но это, скорее всего, тоже было от не великого ума. Молли не приходило в голову помочь тем, кто существовал за счет пособия и труда других или тем, кто плодился как кролики, а после не знал, куда девать свое потомство, позабыв, что это не котята, которых можно утопить или выгнать трех месячными на улицу добывать себе пропитание жалобным мяуканьем.

Но черт подери. Средний годовой доход социальных работников почти сорок тысяч долларов.

– Раз ты не торопишься, – Молли начала откровенно юлить, но выговорить просьбу напрямую с первого раза оказалось слишком трудно, и она пошла по пути наименьшего внутреннего сопротивления. – И у тебя есть время, то не одолжишь мобильный телефон? Я свой утопила.

Роберт кивнул и вынул из кармана брюк черный телефон. Недорогой (для того, кто может заработать и пятьдесят тысяч долларов). Молли уже вытянула ладонь, но он резко завел руку назад, откровенно насмехаясь.

– И как ты его утопила?

На подобное ребячество хотелось грубо съязвить. Ригс ненавидела, когда в детстве кто-то из старших пытался так сделать или во время командных игр одноклассник держал мяч выше, зная, что та не дотянется.

– Использовала вместо наживки в надежде поймать золотую рыбку.

Она же не скажет правду, что утопила его, пытаясь попасть в ебаный коллектор, держа путь к дренажным тоннелям и трубам. Джейн говорит, что нужно быть чуточку добрее к окружающим, если хочешь у них что-то попросить и не можешь дать ничего взамен.

– Я не буду звонить в соседний штат или еще что-то такое, – немного умоляющим тоном добавила Молли, протягивая руку уже непосредственно к телефону. – Слово скаута.

Он прокрутил его в руках, но все же отдал с какой-то глупой улыбкой с сопутствующими словами: Не утопи.

Пластиковый корпус был прохладным, будто бы все это время находился на столе.

Молли по памяти набрала телефон сестры и принялась вслушиваться в продолжительные гудки в надежде вскоре услышать голос сестры. Она ненавидела это ожидание и, постукивая пальцами по поверхности стола, судорожно стала бегать глазами из угла в угол, будто бы делала зарядку для глаз.

Джейн как назло не отвечала, чем выводила из себя.

Молли почему-то представила, как мама звонит отцу в роковое утро вторника и надеется услышать его голос и оправдание, что он попал в пробку и задержался, не доехав до места работы. Да, точно. У отца был мобильный телефон, кажется, «нокиа» со сменными панелями, чтобы он всегда был на связи.

Роберт протянул ей сигарету воплощенную, по всей видимости, из воздуха, которая была как нельзя кстати. Он внимательно смотрел за выражением ее лица, и как оно менялось с каждым гудком; за напряжением, сковывающим тело до кончиков пальцев. Ригс благодарно кивнула и постучала сигаретой, точно папиросой по поверхности стола.

Черт.

Она набрала повторно, отвела руку в сторону, чтобы вновь включить конфорку при этом удерживая сигарету зубами. Новый знакомый бесшумно поставил локоть на стол, явно не следуя правилам хорошего тона, и вытянул руку, оттопырив один лишь мизинец, будто предлагал перемирие или заключение какой-то сделки.

Молли непонимающе уставилась на него, требуя объяснения.

Пламя. Как по волшебству.

Выдержав драматичную паузу длиной в два гудка, он заговорщицки подмигнул (ей показалось, что это далось ему с каким-то трудом) и растянул губы в фальшиво-дружелюбной улыбке. Она фыркнула, подавляя новый поток воспоминаний, и зацепилась взглядом за трещину в кухонном гарнитуре.

Кажется, что она дома. На тарелке еще горячий омлет, от которого еще идет пар, слышен треск масла на сковороде, брокколи немного подгорели (клетчатка), отец отложил в сторону «Daily News». Мама ругает за то, что она вновь ночью не спала, а пыталась отработать несколько движений, и мало того, что зацепила обручем одну из ваз (которая и выдала ее бодрствование в темное время суток) так еще и набила несколько синяков на руке. Молли подбивало сказать что-то в свое оправдание (например, что с булавами работать скучно, как и с лентой, с которой не пропадает ощущение, что она кошка), но папа лишь подмигнул во время тирады.

Успокаивающий и отвлекающий жест.

– Да? – голос у Джейн тихий как мышиный писк и до боли юный.

– Блять, Джейн, ты сдохла там что ли? – Молли выпалила это на одном дыхании, сдерживая кашель по вине сигаретного дыма.

– Молли?

– Кто же еще? Разве ты не видишь, что это мой номер?

Повисло молчание и, кажется, Джейн собиралась что-то сказать, но вместо этого лишь тяжело дышала в трубку как после марафона.

– Я подумала, что кто-то другой…

Как. Можно. Быть. Таким. Дерьмом.

Молли с большим трудом пресекла желание ударить себя со злости. Конечно, блять, подумала, что это кто-то другой. Она же звонит с другого телефона. Младшая сестра с недавних пор боится незнакомых номеров и всегда просила ее отвечать, если видела неизвестные цифры, загоравшиеся на дисплее.

– Да-да, прости, – последнее слово она произнесла совсем тихо. – Я забыла, что звоню не со своего телефона. Как ты?

Это был глупый вопрос.

– Ничего. Что с твоим телефоном? Я пыталась тебе дозвониться уже несколько раз, но ты не отвечала.

– Там такая интересная история произошла, – отмахиваясь (будто сестра ее видит) Ригс вернула недокуренную сигарету, возвращаясь к глупой привычке переводить взгляд с предмета на предмет. – Вот телефон знакомый одолжил.

«Боб Грей»

Он произнес это одними губами. Сигарета в его руках не тлела.

«Я помню»

Молли переняла манеру разговора, но предусмотрительно прикрыла телефон рукой. Сестре не обязательно знать, кому принадлежит этот номер.

– Ты сейчас одна?

На другом конце провода была слышна возня. Джейн сжимала в руке конец одеяла, натянув рукава фланелевой рубашки (заботливо привезенной старшей сестрой) до кончиков пальцев. Она старалась не смотреть на несколько не выпитых таблеток, из которых при желании можно было смастерить небольшую пирамидку.

Молли быстро преодолела расстояние между комнатой и кухней, чувствуя, что не в силах усидеть на одном месте, когда придется извиваться ужом во время разговора, уклоняясь от неугодных тем.

– Да. Мне скоро на работу.

– Это хорошо. Я знаю, что тебе нелегко и она, наверное, хочет меня увидеть, – уточнять личность не было смысла. – Но я не хочу. Мне больно представить, что от меня теперь никакой пользы. Может быть, появится возможность отправить ее куда-то ненадолго?

– Джейн?

– Мне страшно, – голос младшей сестры звучал понуро и был наполнен отчаянием до той черты крайности, что не было сил назвать имя дочери, предпочитая местоимение «она». – Мне хочется чесать ногу, шевелить пальцами, встать и пробежаться по комнате, но… Ее нет, Моллс. Мне говорили, что это пройдет, но желание только усиливается. Сколько оно еще будет длиться? Врачи говорят, что прошло, не так уж много времени, чтобы я привыкла к своему новому положению, но, сколько должно пройти? Еще неделя? Две? Месяц, год или годы?

Старшая Ригс замерзла на мгновение, опуская взгляд на собственные ноги. Она перемещалась на носках по инерции, не отдавая себе отчет и не задумываясь как это неуважительно по отношению к сестре. Почти как заставить смотреть «Танцы со звездами».

– Тебя скоро выпишут, и ты будешь дома. Я, знаешь ли, уже почти собрала полную сумму, чтобы освободить тебя из башни, Рапунцель.

Ложь. Ложь. Ложь.

– Молли?

– Да?

Джейн помедлила будто бы решая, есть ли необходимость в этом вопросе, а после изрекла это со всей свойственной ей проницательностью:

– Ты успела впутаться во что-то?

Хуже.

Она проебала все, что было возможно, не смогла уберечь девчонку и почти на пороге того, чтобы стать бродягой. Заложить последнее и перебраться в многоквартирный дом на Нижней Главной улице и после пойти сраной уборщицей или лучше перебраться под мост другого штата и заночевать в чужом мусоре, питаясь объедками со стола других.

– Единственная паутина дерьма, в которой я запуталась – Дерри, штат Мэн.

Сестра засмеялась. Тихо и сдавленно как над не совсем удачной шуткой из категории черного юмора.

Молли пообещала еще позвонить вечером и следующим утром. И еще как появится возможность, и когда-нибудь решит, что сказать насчет племянницы, опуская мысль, что это целиком ее вина.

Она удалила номер телефона из журнала звонков, где было еще с десяток не записанных номеров в телефонную книгу, гнушаясь собственного любопытства. На какое-то мгновение ей показалось, что сигарета все еще тлеет в руке, но вовремя заметила, что дым шел из пепельницы, которой служила старая жестяная банка из-под сосательных леденцов.

Было бы неловко.

Стой у окна и, плача,

На улицу гляди:

Уродство в своих ближних

Уродливо люби…*

_______________________________

* – Уистен Хью Оден As I Walked Out One Evening (вольный перевод)

** – Персонажи пьесы Теннесси Уильямса “Трамвай «Желание»”

*** – Бланш Хадсон – одна из главных героинь новеллы Генри Фарелла “Что случилось с Бэби Джейн?”

**** – Главный герой романа Эмили Бронте “Грозовой перевал”

========== XVIII ==========

sing sweet nightingale*

Молли казалось, что она бежала на нескончаемой беговой дорожке, то и дело, спотыкаясь и вытягивая руки в надежде ухватиться за что-то, чтобы не упасть.

Сознание выворачивало старые давно погребенные под золой минувших лет воспоминания, извращая их по-своему и выдавая за чистую монету в сновидениях. Молли никогда не открывала сонники по утрам, читая значение той или иной фантасмагории, что привиделась ей, но сейчас это напоминало неудачные игры разума, пожелавшего добить ее.

Время вело собственную игру против нее самой, а она тщетно пыталась уверовать в то, что у нее еще есть шанс выйти победителем. Почему бы и не представить, что раз в жизни ей может чертовски повезти. Ведь так уже было и не однократно.

Она звонила сестре, убеждая ту, что все шло «как надо», пыталась сохранить каждый цент и не занимать ни у кого, хвалясь перед собой мнимой независимостью.

Как-то ночью Ригс почти визуализировала в своей голове диалог как занимает пятьсот долларов (замахнуться на тысячу было совестливо даже в собственной фантазии) у этого-как-его-парня-социального-работника. Почему-то он каждый раз отказывал, ссылаясь на отсутствие таких сумм и непродолжительное знакомство.

Молли взяла две смены уборщицы в той юридической фирме, как только пронюхала, что их сотрудница не брала трубку уже третий день. По причине того, что ее тело, разорванное на части гнило в дренажной системе.

Два дня = 50 долларов.

Лейсли или Лесли – девушка, так любезно нашедшая за двое суток контакты Баттерли, предложила устроиться на полставки уборщицей на выходные дни, когда здесь не было ни души, но какой-нибудь зевака обязательно спрашивал о перечне услуг, будто было сложно воспользоваться интернетом.

Сам Баттерли ограничил свои амбиции знакомым (до боли где-то под ребрами) Бостоном, округ Саффолк, штат Массачусетс.

11,5 миль разделяет Бостон и Куинси. Автобусы ходят каждые пятнадцать минут, а путь занимает всего 22.

Двадцать две минуты и 11 с половиной миль отделяли бы ее от родной земли, решись она согрешить и бросить все к чертовой матери, чтобы остаться там, у кого-нибудь из старых знакомых.

Молли думала об этом в третий незапланированный выход на работу простой уборщицей и хотела засмеяться в лицо себе семнадцатилетней, кричащей, что до такого не дойдет, и она скорее станет проституткой, чем будет отдраивать чужие комья грязи, насыпавшиеся с подошв. Почти что ебаная Золушка, напевающая себе под нос «пой соловушка»*.

В пятницу она должна была отправиться с пересадками в Бостон. Доехать до Бангора, а после пересесть на поезд и, кажется, еще на автобус.

Ригс взяла за правило каждый вечер считать накопленную сумму денег, стараясь не изымать больше пары долларов на сутки.

Сто долларов – позаимствовала у завсегдатая бара. Услуга за услугу. Она не дала ему напиться и довела до следующего квартала, удостоверившись, что кроме нее никто не посягнет на его прохудившийся кошелек.

Семьдесят пять долларов – три смены уборщицей.

Двести пятьдесят долларов – «аванс» на работе.

Сто долларов – запасы Джейн на «черный» день (не густо).

Жаль, что с возрастом не платят больше за уборку листьев с соседского газона или за услуги няни.

Молли перебирала старые вещи. Снова. Что-то должно было окупить хотя бы потраченные литры бензина на проезд до антикварного магазина. Будь у нее хотя бы работающий телефон, она бы уже усиленно пыталась кому-то продать в интернете ту же винтовку (узнала бы цену и дату выпуска) или какие-то дедушкины альбомы не то с марками, не то с выписанными чеками.

Старая швейная машинка с поломанной на четверть педалью внизу служила подставкой для коробок и сборщиком пыли на горизонтальной поверхности. Джейн попросила ее оставить в память о бабушке по линии матери и чтить предков, а заодно перевезти с собой.

«Когда-нибудь я научусь шить», – младшая сестра всегда питала сладкие иллюзии по отношению к своим талантам и навыкам. «Освою курсы какие-нибудь»

«Знаешь, скорее я заведу чернокожего раба и плантацию»

Машинка, казалось, потяжелела в разы с прошлого раза, когда Молли пыталась загрузить ее в кузов пикапа, буквально слыша, как иголка пробивает ткань, и как стучит педаль и вращается колесо, периодически выходя из строя, напоминая о своем возрасте.

И за эту рухлядь можно было выпросить парочку долларов.

Она отправила на заднее сидение те самые альбомы, чувствуя, что за них можно было выбить куда больше, если бы были знакомые люди в области коллекционирования ненужной ерунды.

Это был комиссионный магазин в прошлом и в настоящее время антикварной лавкой, которая заламывала цену за те же вещи, покрытые добротным слоем песка с переливающимися тонкими нитями паутины в закромах, но уже под именем «специализированного» магазина «Роза и корона». Когда-то его знали как «Подержанная роза. Подержанная одежда».

Слишком вычурно для лавки в Дерри и, кажется, было придумано кем-то другим. Задолго до открытия этого жалкого места.

Но одно Ригс знала точно: во сколько бы ни оценили эти вещи, ей будет мало.

Она припарковала пикап на одной из немногих бесплатных автостоянок поблизости, поблагодарив кого угодно за то, что грузовик (который она упорно называла простым автомобилем) был единственной не подводящей вещью с восемнадцатилетия. Надежный точно броня. Правда, немного проржавевшая, но для нее это уже стало благородной ржавчиной (местами на кузове).

В затхлом помещении раздавался треск патефона, и еле различалось пение Эдит Пиаф на пластинке.

Продавец или же сам хозяин выглядел подобающе человеку, который предпочел запереться в четырех стенах, окружив себя отголосками прошлого. Подперев щеку рукой, он смотрел на старую лава лампу, распадаясь на части в состоянии деградации как маленькие частицы внутри светильника.

Старьевщик бросил на нее усталый взгляд, уверенный, что эта одна из тех девушек, что приходят сюда, перебирают старые виниловые пластинки, зачастую не осведомленные по части дискографии новоиспеченных кумиров. Они напоминали ему об утраченной молодости, заставляли придаваться вспоминанием юности, потраченной на наркотики после которых он превратился в подобие овоща, отупевшего и пристыженного на фоне успешных сокурсников, не прожигающих время здесь.

Молли потрясла в руке альбомами для привлечения внимания, не затрудняя себя лишний раз открыть рот. Продавец подал признаки жизни немым кивком и протянутой рукой. Он не хотел доставать лупу, чтобы вглядываться в даты на старых бумагах, как и не хотел смотреть на лица покойников, когда кто-то по дешевке, а то и за даром отдавал фотографии своих родственников, запечатленных в конец эпохи сухого закона.

Ригс смотрела на него с нескрываемым отвращением (к чему он привык, разделяя ее брезгливость). Жидкие редкие волосы старьевщик зачесывал так, чтобы не было видно грядущее облысение, осунувшийся, уставший, заебаный до смерти своим положением в обществе. Трясущимися руками он переворачивал страницу за страницей, будто бы был удивлен тому, что такое дерьмо кому-то пришло в голову собирать. Синие вены и несколько рубцов шрамов почти не бросающихся в глаза спустя столько лет.

Молли еще раз посмотрела на него и сделала вывод, напрашивающийся сам собой: чем так жить, то лучше сдохнуть. Если бы она так выглядела то… Была бы ничуть не удивлена, что жизнь кончается в окружении ненужных вещей, которые жалко донести на мусорную свалку.

Как же там было?

«кто резал себе вены три раза подряд безуспешно, бросал это дело и был вынужден открывать антикварные лавчонки, кто сидел в них, думая, что стареет, и плакал»**

– Вам лучше отыскать этих, – он не мог вспомнить нужное слово. Снова. – Не нумизматов, а других… Они точно смогут сказать правдивую стоимость коллекции.

– Сколько вы отдадите за это?

– Пятьдесят. Максимум.

Гроши.

Молли невольно выругалась себе под нос.

– Еще есть швейная машинка.

Она описала ее как можно красочнее, вырывая из описания слова: «рухлядь», «хрень», «гроб с колесом и педалью».

– Звучит как вымирающий вид, – попытался отшутиться продавец, коря себя за отсутствие чувства юмора как такового. – Это случайно не «Зингер»?

Ригс натянула не менее глупую улыбку, за которой скрывался единственный ответ на большинство, если не на все вопросы: Не ебу.

Старьевщик предложил за нее 170 долларов, что было уже неплохо. Табличка «Винтаж» перекочевала от нескольких поцарапанных пудрениц к швейной машинке.

695 долларов.

Чтобы чувствовать себя уверенней, почти королем этого мира ей требовалось еще 900.

Друзей не предают.

– Как вы думаете, – она произнесла это будто бы, между прочим, рассматривая несколько гребней и атласные ленты. – За сколько можно продать пикап?

– Можно и за пятьдесят шесть тысяч долларов, а можно и за три тысячи.

Конец фразы Молли пропустила мимо ушей. Пятьдесят шесть тысяч. Это как золотой билет на гребаную шоколадную фабрику и протоптанная дорожка к тому, чтобы стать миллионершей. Таких денег она давно не держала в руках, если вообще видела.

Дружба предавалась, продавалась и стоила пятьдесят шесть тысяч долларов.

– Все зависит от года выпуска, состояния, модели, – он поспешил развеять убеждение, что всякий пикап обходится в 56 тысяч зеленых, заприметив огонек в ее глазах. – Пикап 2012 года будет стоить столько. Я уверен.

– Мне нужно продать свой автомобиль. «Шевроле», год выпуска примерно конец семидесятых, состояние…. Хорошее.

– Вам за него никто не даст больше семи тысяч. Будет счастьем, если какой-то дурак поведется и отдаст все семь. В основном, за такое не берутся много отдавать. Они сложны в обслуживании. Чуть что сломается, и не отыщешь подходящую деталь, а чинить тоже никто не берется. Молодежь в сервисах не видела ничего старее конца восьмидесятых.

– Мне нужно его продать, – с прежней настойчивостью и мольбой в голове произнесла она. – Отличный грузовик, двигатель мощный, имеется зимняя резина и еще пол бака бензина. Ни одной поломки, – признавать свой истинный возраст еще хуже, чем оповестить противника о поражении. – За пять лет.

Продавец пожал плечами, недоумевая, почему в век технологий и поиска любого ответа в мировой паутине, кто-то еще задавал вопросы живому человеку. Он бы не стал спрашивать о верности узла на петле у кого-то.

– Если вам станет легче, то я спрошу, кому срочно требуется «шевроле». Но я бы посоветовал поместить объявление хотя бы в газете.

Молли кивнула напоследок, а старьевщик впервые за прошедшие годы ощутил себя полезным, а не безвольным мешком с говном, гнилыми костями и красным желе.

***

«Филателист!»

Он крикнул в пустоту, вспомнившееся случайно слово, когда за окном уже смеркалось, и до истинного названия собирателя марок не было ни кому дела.

________________________

* – “Oh, sing sweet nightingale” или “Пой соловушка” в русской адаптации, которая как-то повстречалась мне звучала в мультфильме “Золушка” 1950 года.

** – Аллен Гинзберг “Вопль”.(Бесконечный источник вдохновения)

Сомневаюсь, что по упомянутому выше маршруту ходят поезда, но пусть будет так.

Название магазина “Подержанная роза. Подержанная одежда” взято непосредственно из романа “Оно”.

========== XIX ==========

I’m in a parked car, on a crowded street

And I see my love made complete.

The thread is ripping, the knot is slipping

Love is blindness.

Я в припаркованной машине, на людной улице,

И я вижу, что моя любовь обрела завершённость.

Нить рвется, узел затягивается,

Любовь – это ослепление.

– U2 – “Love Is Blindness”

Благие вести пришли за день до поездки в Бостон.

Старьевщик отыскал какого-то парня из близлежащего округа, которому срочно потребовался пикап. Цена договорная с условием, что одна сторона после не заламывает вверх, а другая не называет самую низкую, которую можно вообразить.

Молли не удивилась бы, узнав, что продавец «Роза и корона» спустился в ад, чтобы отыскать этого парня, которому понадобился автомобиль прямо сейчас. На самом деле, старьевщик не потратил и больше получаса в поиске подходящего покупателя, но, уже договорившись, вновь испытал утерянное чувство важности собственной персоны.

Большая часть карт в покере, лучи удачи, половина необходимой суммы.

Ригс могла назвать это как угодно, но это было везением, не так ли? Чертовским ебучим везением под конец круга в преисподней.

Можно было отменить визит к Баттерли и сбежать с деньгами.

Но часть силы, что твердила о злых умыслах, померкла за чувством долга и целью завершить начатое.

Молли собиралась даже навестить сестру, с которой не говорила почти сутки. Роберт Грей исчез вновь, занимая почетное место «отличного любовника» и «хуевого человека», что можно было обозначить кликом: «Бинго!». По крайней мере, он ей не надоедал, не учил жить и не пытался разузнать что-то о семье, что все еще добавляло ему очков, чтобы вырваться в финал под овации «Мудак Года».

Ей как-то пришла мысль, что он мог выполнять свою работу таким своеобразным образом, наслушавшись сплетен о последней шлюхе-алкоголичке и ее залетевшей сестре, но тогда бы уже сыпались письма с угрозами, обвиняющие речи, в которых она бы представала злом в плоти, а жилплощадь пристанищем порока.

Она собиралась после сделки, которая должна была завершиться получением денег, заглянуть к сестре и передать еще вещи. Перебирая вешалку за вешалкой, Молли пыталась представить, чтобы захотела надеть будь у нее только одна нога.

Возможно, ничего и укрыться пледом в гробу.

Ригс встретилась с покупателем и старьевщиком как главным в организации на нейтральной территории, будто бы они собирались не осуществлять куплю/продажу автомобиля «с рук», а толкали друг другу нелегальное оружие, привезенное откуда-то из Мексики.

В таком случае она бы отдала предпочтение паре бутылок текилы.

Нейтральная территория подразумевала под собой платную автопарковку, где первые пятнадцать минут были бесплатными и въезд был исключительно по белым пластиковым карточкам с заметными царапинами.

Человек вызвавшийся купить пикап выглядел карикатурно и отчасти напоминал типичного фермера или лесоруба: клетчатая фланелевая рубашка, брюки цвета хаки на подтяжках (неужели нельзя было найти достойную альтернативу в виде комбинезона?) и старые потертые ботинки на грубой «тракторной» подошве.

Будто бы она сама выглядела лучше.

Последние дни Молли буквально падала от усталости, не находя себе места и не могла позволить себе банальный поход в прачечную. Ей было попросту не до этого. Свежая одежда кончалась слишком быстро, а та, что была постирана наспех, не успевала высохнуть, оттого имела неприятный запах сырости, когда утром подвергалась инквизиции горячим утюгом.

Утром Ригс надела на себя одну из рубашек с отвратительными желтыми пятнами подмышками от дезодоранта и засаленным воротником, который постаралась скрыть за распущенными волосами и надетой поверх джинсовой куртки почти на два размера больше нее самой, отчего рукава приходилось закатывать.

С рабочей одеждой дела обстояли куда радостней.

Они все не стали расточать драгоценное американцами время на бесполезные разговоры и обменялись кивками головы в знак приветствия. Фамилии, имена, стандартное и безразличное «Как ты?» осталось за бортом формальностей.

Покупатель, нахмурив густые брови, осмотрел кузов и салон, бросил многозначительный взгляд на грязные автомобильные коврики и несколько трещин на приборной панели, которую Ригс с утра тщательно пыталась отполировать и придать презентабельный вид. Она плохо помнила, как ей достался автомобиль, кажется, за даром от старых знакомых в убитом состоянии.

– Сколько вы рассчитываете получить за него?

Он произнес это, смерив оценивающим взглядом пикап, выискивая недостатки. Ноги на ширине плеч, напряженность во всем теле словно готовился к нападению.

Молли подбивало сказать сумму, которую она действительно хотела получить.

Пятьдесят шесть долларов.

Ни центом меньше.

– Все зависит от той начальной цены, которую вы готовы заплатить.

– Ну, не рассчитывайте больше чем на 4 тысячи долларов.

– Четыре с половиной. Недавно заменяли масло и шипованная резина как раз для зимы в северном штате. Отлично противостоит непогоде в лице гололедицы и в результате машину не заносит на поворотах.

Молли говорила это так, словно работала в автосалоне, вселяя веру в каждое слово. Конечно, пикап может горы свернуть и не горит в огне. Конечно, машина заводится с первого раза без каких-либо заминок, и магнитола ловит все радиостанции.

Конечно.

– Четыре триста и договоримся. Вы же помните, что ваша задача перевезти его в Йорк без повреждений?

Чего блять.

– Штат?

– Округ. Вам не нужно покидать границу штата, но привезти как можно скорее. Тут езды всего два или три часа. 190 миль от силы. Я бы и сам перевез, но это подарок отцу. У него, кажется, такой был в молодости и выпал на долю моего детства. Даже запах в салоне тот же.

Ригс бросила раздраженный взгляд на старьевщика, который не хило подставил ее, отняв пару часов времени на ебаную перевозку, а после на покупателя, который нервно дергал рукой, полагая, что это не бросается в глаза.

– В субботу утром, но благотворительность я не занимаюсь. Сверху еще двести долларов.

– Сто.

– Сто семьдесят или отвозите самостоятельно.

– Сто пятьдесят, – он сплюнул в сторону, скрещивая руки на груди. – Сто пятьдесят конечная цена.

– Мне нужна гарантия, – Молли прислонилась плечом к еще своему пикапу. – Половина суммы и пусть машина будет на «нейтральной» территории, если вы мне не доверяете, что вполне логично и взаимно, то это наилучший вариант.

Покупатель поднял ладони в мирном жесте в ответ на эту тираду, показывая, что готов принять условия и подозрения оправданны с обеих сторон и не надуманны. Было принято решение оставить машину на этой парковке и «так уж и быть» он доплатит еще сраные сто долларов, чтобы местное хулиганье не разбило все к чертовой матери, а подозрительного вида хозяйка не кинула его на деньги.

– Субботним утром она уже будет у вас, – Ригс похлопала ладонью по капоту. – Координаты напишите сейчас или передайте через посредника.

(На последних словах старьевщик прыснул)

– Вы хорошо ориентируетесь в этой местности? – покупатель задал этот вопрос, очевидно полагая, что такая девушка вполне могла зарабатывать на жизнь тем, что крутила «баранку» и посылала каждого, кто мог подрезать ее на дороге. Когда-то ему удалось увидеть такое явление как женщины-дальнобойщики и их душевые на автозаправках, которые были грязны в равной степени, как и уборные для лиц противоположного пола. – Кеннебанкпорт?

Название не помешало бы продиктовать по буквам.

Она чуть было не ответила прицепившимся в последнее время бранным выражением, но вспомнила о материальной стороне вопроса, которая обеспечивала вежливость и учтивость.

– У меня есть навигатор, и мой путь часто пролегал на юг. Дороги мне знакомы.

Это не было ложью. Лишь отчасти. Навигатор был на мобильном телефоне, который утонул, и лишь в бардачке еще можно было отыскать потертую старую карту штата Мэн для автомобилистов, сделавшая хорошую услугу, когда Молли впервые отправилась в Дерри.

Они разошлись в разные стороны, преследуя разные цели. Старьевщик-продавец в жалкой антикварной лавчонке с чувством выполненного долга собирался вернуться на работу, убежденный, что никто не ломился в закрытую дверь. Будущий обладатель пикапа двинулся к супермаркету, в котором работала Молли, решаясь отметить вполне успешную сделку банкой пива, хоть жена устроит встряску за пристрастие к алкоголю. А сама Ригс совсем непривычно шла по улице, ощущая, как сумка-мешок набитая свежей одеждой и парочкой изданий, относящихся к желтой прессе, бьет по ребрам с каждым шагом, и ноги гудят после первых трех кварталов до автобусной остановки.

В молчании она чувствовала, как сходит с ума, говоря с самой собой в голове, проклиная такой неудобный Дерри, и вполголоса кричала в пустоту, пытаясь обогнать автобус нужного маршрута и прибыть на остановку раньше.

Карман приятно грели две с половиной тысячи долларов, которые в сумме с честно (или почти честно) заработанными деньгами давали чуть больше трех тысяч.

Молли планировала перед посещением городской больницы перевести наличные на карту. Хоть и чувствовать шелест купюр бывавших в неизвестно чьих руках, хранящих частицы кокаина (кажется, так было указано в какой-то статистике) и содержащих целую историю своих владельцев куда приятней поглаживания пластиковой карты.

Еще большое электронное табло сменяющееся курсом валют, температурой в здании и на улице, а в конце часами дало понять, что она пропустила разрешенные часы посещений.

В крыле детской больницы все равно были люди, когда Ригс ворвалась, доставая собственный одноразовый халат (который стал многоразовым в целях экономии) и после юркнула в один из коридоров.