Текст книги "Roses and Thorns (СИ)"

Автор книги: thewestwindchild

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

– Хэй, парень, иди сюда, – Ригс позвала мальчишку и опустилась на корточки, чтобы не смотреть свысока. – Ты умеешь хранить тайну?

Он кивнул и настороженно обернулся на клоуна, который уже отчасти расположил его доверие. На такую улыбку нельзя было не ответить.

– На втором этаже раздавали шоколадные конфеты и некоторым попадались с воздушной кукурузой и орешками, – продолжила девушка, вспоминая, что этот трюк когда-то сработал на Джейн, повадившейся выискивать в ее вещах сигареты в школьные годы. – Никому не говори об этом и не подставляй меня, заметано?

Молли заговорщицки подмигнула, замечая огонек немого восторга в глазах ребенка, и дружески похлопала по плечу, направляя подальше от пустынного больничного коридора.

Связка шаров куда-то испарилась, оставив в руках клоуна, по-прежнему, стоящего напротив нее всего один алый шар.

– Молли-Полли! – клоун почти пропел ее имя. – Как узнал, что твоя сестренка прикована к постели решил навестить ее. Думаю, я мог бы развеселить крошку Джейни. ка

Он театрально удивился, взглянув на собственную руку и добавил:

– И подарить ей шарик.

От паясничества, упоминания сестры и коверканья собственного имя по телу пробежала мелкая дрожь как при лихорадке.

Гнев. Один из пяти «ядов» у буддистов и один из смертных грехов в католицизме.

Она никогда не опускалась до рукоприкладства, но каждый раз страстно желала разбить кому-нибудь физиономию, превратить человека в кровавое месиво, заставить харкать до боли во внутренностях, бить до сводящих челюстей и трясущихся рук.

Порой ей становилось мучительно от собственных мыслей и осознания, что подобная сила может таиться в ней, разрушая разум корешком зла.

– Она уже вдоволь повеселилась и в твоих услугах не нуждается.

Молли хотела сказать что-то грубое, едкое и оскорбительное, но предпочла прожигать взглядом, впервые подмечая детали костюма. Нелепые рукава-буфы, будто из начала девятнадцатого века, столь же несуразные оборки, воланы и рюши. Контраст красного и белого при помощи помпонов на месте пуговиц. И белые перчатки как у фокусника в цирке готового достать из своего цилиндра кролика.

Красный шар лопнул в руке клоуна, окрашивая выбеленные больничные стены кровью.

– Ты забыла свою игрушку. Она тебе не особо нужна, да?

– Как жаль, что я уже обзавелась новой!

Еще одной странностью был звон колокольчиков, когда клоун нервно дергал головой. Услышав вновь этот звук, Молли приложила достаточно усилий, чтобы воздержаться от колкости, что «звон в непропорционально пустой голове оглушает весь квартал».

Ярко-синие глаза клоуна вспыхнули по щелчку пальцев, меняясь в желтый почти янтарный цвет.

В какой-то степени Ригс была заворожена этой метаморфозой, схожей с удивлением при первом просмотре фильма, напичканного спецэффектами. Только все это происходило в реальности и голос режиссера с фразой: «Стоп! Снято!» не разнесся бы эхом по холлу.

– Пугай своими сраными фокусами кого-нибудь другого, – освобождаясь от наваждения, выразительно проговорила Молли. – Неужели больше не до кого доебаться, а?

– О, я доберусь до тебя, – наигранно отозвался Пеннивайз, оголяя ряд острых как у акулы клыков. – И потом выпотрошу вместе с дерьмом.

– Занимай очередь, – она сделала шаг назад, не разрывая зрительного контакта, но и не желая больше участвовать в этом театрально-цирковом представлении. – И верни винтовку.

Клоун протянул руку к ее лицу, словно хотел заставить ее замолчать, закрыв рот рукой.

«Мисс Ригс?»

Молли обернулась на женский голос позади нее. Это была невысокая медсестра, любезно раздающая советы по заполнению бумажной волокиты.

– С кем вы разговариваете?

– А с кем я разговариваю? – попыталась отшутиться Молли вопросом на вопрос. – Конечно, сама с собой! Хотела выпить кофе, но не нашла в ваших лабиринтах кофейный автомат, а потом вспомнила, что специально не брала деньги, чтобы не поддаться соблазну превысить дозу кофеина.

Медсестра неуверенно кивнула, не обращая внимания на расползшуюся по стене кровь.

– Доктор Бишоп готов побеседовать с вами. Пройдемте.

Ригс послушно последовала за девушкой, впустую убеждая себя в том, что это происходит не в ее голове.

========== VIII ==========

кто вырубался в огромных омерзительных кинозалах, переносился в мечты, пробуждался, видя внезапный Манхэттен, выскребал себя из подвалов с похмелья от бессердечного Токайского и ужаса железных сновидений о Третьей Авеню и спотыкался о пороги бирж труда. – Аллен Гинзберг. Вопль

Молли за ночь не сомкнула глаз.

Сидя на краю матраса и вытянув ноги с острыми коленками в несуразных черных босоножках, она устремила взгляд на постепенно светлеющую стену, мысленно отсчитывая время до звонка будильника.

Убедить Иззи, что все будет хорошо, и они справятся (всегда же справлялись), оказалось довольно просто. Отвлекающим маневром служила обещанная прогулка с розовой сахарной ватой и попкорном, от соли которого разъедало губы и еще больше хотелось пить.

«Даже не думай, что я разрешу тебе прокатиться на всех аттракционах, которые здесь есть, – нехотя выкладывая предпоследние наличные деньги, произнесла Молли. – Понятия не имею, зачем тебе эти пластмассовые лошади, но учти, если тебе не понравится или тебя укачает, то это был твой выбор»

Главное, что мы можем дать детям – любовь. Ригс никогда в это не верила, но сейчас осознавала, что это было единственной вещью, которую она бы вряд ли смогла дать хоть кому-то. Молли натянуто улыбалась, фотографируя смеющуюся племянницу, крепко держащуюся за уздечку лошади, на пластиковом боку которой еще можно было разглядеть затертый звездно-полосатый флаг.

Детство Иззи ровным счетом, как и Джейн, сложно было назвать счастливым. Старшей Ригс повезло больше остальных членов семьи по женской линии. Бабушка, родившаяся под конец великой депрессии, мать, выживающая в старом квартале Денвера, а после ютившаяся в домах под снос Куинси.

Молли никогда ни в чем не отказывали. Куклы, парки, кормление уток, катание на пони и различных аттракционах, которых побаивалась мама, и обожал отец, сохранивший в себе мальчишеский задор.

– Ты расскажешь мне сказку? – оттягивая руку тетки, щебетала Иззи, радуясь окружающему миру, так как это умеют делать только дети.

– Еще чего. Я сегодня не намеревалась быть твоей сказочницей-волшебницей. Посмотришь телевизор.

Девочка обиженно выпятила нижнюю губу, но спорить и закатывать истерики не стала. Добиться расположения родственницы было слишком сложно.

– Куда ты уходишь?

Иззи застыла в дверном проеме, ведущему в комнату матери, сонно потирая правой рукой глаз, а в левой прижимала крепче к себе держала тряпичную куклу с розовыми волосами. Тетка, которую она видела исключительно в грубых джинсовых комбинезонах, широких спортивных футболках и фирменной одежде супермаркета замерла у зеркала в одном из легких платьев Джейн, то и дело, одергивая его вниз с испуганным выражением лица, будто бы ее застали не за примеркой одежды, а поймали на воровстве.

В шкафу младшей Ригс всегда фигурировало что-то нежное, почти невесомое и обязательно с «девчачьим» принтом, который делал все вещи женственнее. Мелкий горошек на платье в стиле пятидесятых, рюши на рукавах и кружевная юбка, пудрово-розовые шифоновые блузки и юбки-карандаши.

У Молли тоже были платья когда-то, но осталось одно с выпускного балла, сшитого по индивидуальным лекалам и больше напоминающим голубую атласную ночную сорочку в пол. Она чувствовала себя нелепо во всем этом и не понимала, почему решилась сменить привычное одеяние на это глупое платье и массивные черные босоножки.

– Что ты, – произнесла Ригс, присаживаясь на корточки рядом с племянницей. – Мне нужно встретиться с моей сменщицей Беллой. Мы должны обсудить график работы и поменяться сменами. Ложись спать и когда ты проснешься, то я уже буду готовить завтрак. Если хочешь, то можешь включить себе какую-нибудь часть «Барби».

– Ты точно не бросаешь меня?

– Увы, но при всем моем нежелании… Я вернусь. И если ты будешь смотреть телевизор или трогать мои вещи…

Молли ненавидела себя в моменты слабости и отчаяния, когда руки предательски опускались, и она находила утешение в баре или объятиях незнакомца. Иногда сочетая и то, и другое.

Глушить свои проблемы в алкоголе было последним делом, но воображая, как все на какие-то мгновения станет менее значительным, а по телу разольется музыка, затмевая мрачную реальность яркими пятнами…. Ради этих моментов Ригс готова была пить залпом.

Покачивая ногой в такт отвратительным слуху ритмам местной музыкальной группы, она старалась раствориться и всеми силами отогнать от себя мысль об озвученных доктором Бишопом восьмистах долларах, которые пророчило первоначальное лечение и обследование. Конечно, была возможность попытать счастье, отвалив большую сумму за страховку, перебрасывая ответственность на страховые компании и не уплачивая будущий счет по расценкам частных приемов.

Восемьсот долларов.

Два месяца работы без полноценных выходных.

Во-семь-сот.

Молли произносила это слово одними губами, смачивая долькой лайма между большим и указательным пальцем руки, чуя как внутри, засосало под ложечкой.

Ей хотелось вновь быть девочкой, стирающей слюной жирный крест, поставленный черным маркером на руке (как предупреждение барменам, что она несовершеннолетняя) или, подрабатывая в кинотеатре, продавать уцененные билеты по полной стоимости тем, кто называл ее за глаза малолетней проституткой. И после смены, осматривая кинозалы на предмет поломки, отдаваться на последних рядах татуированному парню, работающему на автомате с попкорном и газировкой. Его тело всегда источало примесь запахов масла, соли и карамели, а на зубах был налет от вишневой кока-колы.

Она хотела возвращаться домой с шумных вечеринок утром, когда мама уже уходила на работу и, шатаясь, заходить в комнату Джейн, которая примеряя несвойственный образ старшей сестры, разочарованно качала головой или кричала: «Фу!», когда Молли смачно целовала ее в щеку, будто специально заставляя чувствовать, насколько проспиртован организм.

– Запиши на мой счет, – произнесла Молли, посыпая солью смоченный участок кожи, проигнорировав совет знакомого бармена (всегда покупающего продукты с истекающим сроком годности со скидкой), что нужно делать наоборот.

Слизнув соль, Ригс снова захотела быть девочкой, лгущей про встречу с бывшими соперницами с гимнастического кружка в соседнем городе, чтобы лишний раз связаться с дурной компанией и на следующий день, обнимая Джейн за плечи напевать «It’s a beautiful life», меняя голос на строчке: «I just wanna be here beside you»*.

«Лизни! Опрокинь! Кусни!»

– И еще один «Туман»**, – перегнувшись через стойку, крикнула она, добиваясь похожего эффекта в голове. – И все на мой счет.

В какой-то момент музыка лишенная всякого смысла стала звучать благозвучно, обретая смысл.

Протиснувшись сквозь потную толпу ближе к сцене, Молли ободряюще присвистнула, поднимая руки вверх для незаслуженных аплодисментов. Она смеялась, стерев из памяти злосчастную сумму в восемьсот долларов, и растворяясь в безвкусице, которую называли местным инди-роком.

Молли любила прикосновения, электрику тел, случайные связи и кратковременное помутнение рассудка, когда существовало два тела и инстинкты, расслаблялась под ритмичную музыку, чувствуя собственную не утраченную с годами пластичность. Тем были хороши большие города, когда в баре можно было заняться сексом в туалете и больше никогда не встретить этого человека, оставив лишь воспоминания, истинный оттенок которых дело сугубо личное.

Промискуитет, не нимфомания.

В Дерри сложно найти того, кого-то кого бы ты не знал или не встречал на следующий день в переулке или он бы не зашел в супермаркет за баночным пивом, сублимированным кофе в жестяной банке по акции «две по цене одной» и гадостью вроде твинки***.

Ригс плохо помнила, что было после бара, и кто был ее спутник, чей ремень часов на запястье холодил, соприкасаясь с обнаженной кожей, когда его пальцы еще в баре скользили по ее телу.От него пахло портвейном или одеколоном, и он был одним черным пятном в воспоминаниях случайно разбавленных вкраплениями красного от боли подвернутой ноги.

Она помнила только то, что оставила влажный поцелуй на его щеке в знак немой благодарности. Такой же, как и всем прошлым любовникам, давая другим шанс высказать восторженные речи.

Механический звон будильника на мобильном телефоне был мгновенно прерван. Первый сигнал всегда раздавался в шесть тридцать утра, а последующие пять шли с интервалом в пятнадцать минут.

Мысль о восьмистах долларах горела на губах шотами текилы.

«Никогда больше не заниматься сексом с парнями из Дерри»

Пропитанная с головы до ног табачным дымом с примесью травы, в мятом платье с незаметными человеческому глазу следами чужих прикосновений, и запекшейся кровью на подвернутой счесанной об асфальт ноге, она поднялась с матраса, оставляя у двери босоножки и ощущая с каждым шагом липкость на внутренней стороне бедер от чужой спермы.

Блядство.

***

«…Побыть средь других, коснуться кого-нибудь, обвить рукой слегка его иль ее шею на миг – иль этого мало?

… Видели ль вы безумцев, сквернящих живое тело свое?

Они не скроют себя и не могут скрыть.» – Уолт Уитмен. «О теле электрическом я пою»

______________________________

* – Песня шведской поп-группы Ace of Base – “Beautiful Life”.

I just wanna be here beside you (Я просто хочу быть здесь, рядом с тобой)

** – Текила с пивом (мексиканский ёрш). Смешивают 33 грамма текилы и 330 граммов светлого пива выпивают залпом. В США эту смесь называют «Туманом», поскольку она очень быстро опьяняет.

*** -Твинки (англ. Twinkies) – золотой бисквит с кремовым наполнителем.

«Промискуитет» – хаотичные половые сношения с многочисленными партнёрами.

========== IX ==========

Оно видело различное число представительниц женского пола. Созерцало за их рождением, взрослением; от девочки к девушке, от девушки к женщине, становление матерью и начало новой жизни. Купель рождения.

Оно видело их тела: пухлые детские с умиляющими матерей складками, нескладные подростковые с узкими плечами с первыми половыми признаками и сформировавшихся женщин.

Человеческая природа примитивна.

Страхи, пороки, недостатки.

Это было забавно. Наблюдать за ней в человеческой шкуре и то, как она уверена в собственной безопасности за не укрепленными стенами и бесстрашна в глазах окружающих. Оно чувствовало ее следящий взгляд, опасающийся, что сейчас что-нибудь украдут из-под носа, а возмещение ущерба ляжет мертвым грузом на плечи сотрудников.

Согнув колени, она раскладывала товары для дома, создающие иллюзию уюта, и как-то банально думала о сестре.

– Мисс?

Она дернулась (как и в первую встречу), не отдавая себе в этом отчета, и повернувшись, выжидающе посмотрела на него, не чуя настигающей опасности.

У людей разные глаза. Разрез, цвет радужки. Карие, зеленые, серые, голубые, черные.

– Где у вас отдел с товарами личной гигиены?

Она кивнула, выпрямляясь и непроизвольно хрустя суставами. Среднего роста и сутулится, светлые пушащиеся волосы затянуты в хвост. Усталый взгляд, который сложно скрыть за напущенным весельем или перекрыть косметикой.

Людей легко прочитать как открытую книгу по мелочам вроде походки. Некоторые сексуально вызывающе двигают бедрами при ходьбе, другие, опуская плечи, передвигаются мелкими шаркающими шажками, показывая свою тщедушность миру. Оно видело людей с семенящей походкой и тех, кто неестественно задирал голову и выпрямлял спину, кто двигался с перекатом на носок или был расслаблен.

Она шла порывисто молча приглашая проследовать за ней к необходимому ряду. Театрально вскинув руками, она указала на правую сторону, уставленную тюбиками зубной пасты, флаконами шампуней, показывающими результат маркетинговых исследований, завлекающих громкими обещаниями, а затем налево, где покоились упаковки влажных и сухих салфеток, антисептиков и ватных дисков.

– Тесты на беременность, смазки и презервативы слева, – уточнила она, будто бы мужчина настолько ограничен или мог спросить только об этом и прийти исключительно за этим, сузив свой ежедневный туалет до воды из-под крана.

Она вернулась к своей работе, поглядывая в сторону кассы, заменяя одного из сотрудников, чей ребенок пропал. Ее напарница устроила кофе-брейк, оставив магазин на нее и охранника, подпирающего мясистой рукой крупное лицо и бездумно смотрящего в камеры видеонаблюдения. Жалкий человек, чья власть заканчивалась на распоряжениях сдать вещи в камеру хранения.

Заметив его движение, она прошла за единственную работающую кассу обреченно, вертя на пальце маленький ключ от аппарата. Под глазами черными комочками осыпалась дешевая тушь, немного кожной сыпи на щеках, расширенные поры, выдающие еще юный возраст и бейдж с именем, криво прицепленный на форменную одежду.

– Еще сигареты.

– Какие?

– На ваш вкус.

Она закатила глаза, думая, что это дешевый флирт и потянувшись, невольно оголила нижнюю часть живота, достав самую дорогую пачку из предложенного ряда, действуя в интересах прибыли магазина.

От зажигалки Оно отказалось, протянув нужную сумму, когда она спросила: «Наличный или безналичный расчет?».

– Приятного вечера, – бросила она вместо необходимого «Удачного дня».

Девушки любят красить волосы, в различную цветовую палитру уходя от «вороньего крыла» к «Голливудскому блонду». Они меняют маскировку, переодеваясь в облегающие платья, красят ногти в ярко-красный цвет, убеждая себя в том, что показывают свою внутреннюю свободу.

Они похотливы до взглядов, одаряя игривой улыбкой на алых губах, твердящей о неудовлетворенности, сексуальной готовности и попросту привлекающей внимания.

Человек зауряден и следует животным инстинктам, обманывая себя стремлениями к познанию. Люди варились в своем котле времен, не суясь в чужие жизни, создавая ощущение полного отрешения. Их не беспокоили соседские переживания.

Об этом Оно точно знало.

Человек смертен и одновременно с этим вечен в несчетных воплощениях жизни.

«Любовь к телу мужскому или женскому превосходна, ведь тело само превосходно,

Совершенно тело мужчины, и тело женщины совершенно

Выраженье лица превосходно,

Но сложенный хорошо человек выражен не только в лице…»*

Она сидела в баре, покачивая ногой, и делая глоток за глотком дешевого алкоголя. Человека можно сломать лишними промилле алкоголя в крови.

Люди наивно полагали, что секс – высшая точка наслаждения, но им не с чем было сравнить, да и глупо было выдвигать это убеждение, ни разу не испробовав страх на вкус.

Спектр эмоций сужен до безобразия, и экстаз наступает при помощи фрикций.

Радости плоти.

«Отлив, порожденный приливом, прилив, порожденный отливом,– любовная плоть в томленье, в сладостной боли»*

Возвратно-поступательные движения и они уже на пике своего удовольствия готовы издать протяжный стон, закатить глаза, пыхтеть, звать мать или Господа.

Оно смотрело лишь перед собой, придерживаясь мнения, что если облить тело горячей кровью и пропитать страхом, то и от этого процесса можно получить должное удовольствие.

Она прикоснулась губами к его щеке в конце в немой благодарности, торопливо поправляя подол чужого платья.

Человек. Ничего больше, чем человек.**

___________________________

* – Уолт Уитмен – “О теле электрическом я пою”

** – Sevdaliza – “Human”

========== X ==========

Every Sunday’s getting more bleak,

A fresh poison each week.*

Каждое воскресенье мрачнее предыдущего,

Каждую неделю свежий яд.

Холодильник был пуст. Прокисшие остатки молока отправились в раковину, любые сладости были подъедены Иззи, которая хватала все, до чего могла дотянуться.

Обязанность покупать продукты всегда принадлежала Джейн, а Молли приносила с работы то, что можно было вынести без особого урона собственной репутации.

В деревянной хлебнице оставался старый хлеб для сандвичей местами покрытый пятнами зеленой плесени, который незамедлительно полетел в мусорное ведро.

Сегодня Молли предстояло пережить всю смену и следить за племянницей, которую не на кого было оставить. Это были единственные моменты, когда просыпалась жалость, что друзьями в городе ни одна из сестер не обзавелась.

Конечно, если вдоволь обрывать телефонные трубки всех знакомых или дальних родственников, с которыми они виделись от силы пару раз на громкие мероприятия вроде чьей-то свадьбы или похорон, то возможно, кто-нибудь по счастливой случайности решил отправиться в никому не нужный и забытый Дерри.

По вине маленького чайника во рту стоял привкус пластмассы и дешевого кофе, не отличимого по виду от земли залитой кипятком.

Контраст горячей и холодной температуры в купе с напитком добавили немного бодрости, не снимая с тень усталости.

На смену заплесневелому хлебу пришла ¼ буханки трехдневной давности, предназначавшейся изначально для уток. А в углу кухонного шкафчика за кофейной банкой обнаружилась еще не распечатанная банка арахисовой пасты.

– Иззи, если ты хочешь ехать со мной на работу и не собираешься голодать до обеденного перерыва, то завтрак на столе, – предупредила Молли племянницу, бросая в раковину с характерным звоном грязный нож. – Поторапливайся.

На потрескавшейся по краям тарелке покоились два сухих куска хлеба плотно смазанных арахисовым маслом.

– А ты не будешь завтракать? – поинтересовалась девочка, откусывая кусочек.

– Я уже, – солгала она, завязывая влажные волосы в хвост. От одного вида арахисовой пасты к горлу подкатывала тошнота. – Если бы ты меньше копалась, то мы бы позавтракали вместе.

Молли не была в восторге от работы, которая предусматривала мартышкин труд, доброжелательность и заученную фразу: «Приношу свои извинения за доставленные неудобства», будто бы ей было не похуй, что кто-то не глянул на срок годности йогурта и загреб в потрепанную корзинку все, что располагалось на уровне глаз.

Прибавляя к названным факторам, мизерную зарплату и не блещущий умом и сообразительностью коллектив, состоящий из тех, кто не смог найти свое место в жизни и предпочел существовать за сущие гроши на периферии.

Здесь бывало хорошо в ночные смены, когда в магазине было ни души и, отключив камеры, якобы от перенапряжения, можно было кричать, отшвыривать коробки с небьющимися предметами ногой и при изменении ассортимента сбрасывать все с полок, надеясь, что после небольшой встряски вещи, как и прежде, будут выглядеть презентабельно.

– Зачем ты привела ее? – бросила Сара, отрываясь от своего отражения в сферическом зеркале. – Ты же знаешь, что будет скандал и всем достанется.

– Серьезно? Может, тогда мне посидеть с ней дома пока ей не исполнится двенадцать?

Сара закатила глаза, возвращаясь к единственному занятию, которое у нее выходило лучше всего на свете – самолюбованию. До рабочего дня оставалось десять минут, и пока менеджер выводила жирную линию, выходя за контур губ, Молли довела Иззи до «святая святых» супермаркета – служебного помещения, лишенного естественного источника света. Причина немого восторга заключалась в неизвестном и манящих словах, которые девочка еще не могла прочесть: «Посторонним вход воспрещен».

Два раскладных стула в углу, шатающийся пластмассовый стол больше подходящий для пикников и холодильник, напоминающий своим дребезжанием о замене компрессора.

Все, что можно было предложить непоседливой трехлетке – бросить альбомные листы и старые афиши промоакций с лайтбоксов, позаимствовать с подсобки акварель и кисточки и дать задание на свободную тему. Желательно на весь день.

– Еще нужна вода, – разложив несколько кисточек перед собой, серьезно произнесла Иззи, в своем воображении видя себя художником.

Тетка послушно кивнула, доставая из шкафчика одну из чашек перевернутых вверх дном.

– Эй, Сара, – привалившись плечом к двери, Молли держала указательным пальцем за «ручку» чашки. – Если бы у тебя была возможность кому-то нагадить, то кто бы это был?

Девушка пожала плечами, постукивая красным ноготком по так некстати зависшему кассовому аппарату.

– Начальству?

– Банально. Давай еще.

– Тогда тебе или охраннику, хотя нет. Тебе или тошнотворной суке Белле.

Молли победоносно щелкнула пальцами, жестом показывая, что Сара попала в самое яблочко. Она еще собиралась добавить, что была бы не прочь плюнуть в кружку и ей самой, но вовремя прикусила язык, ставя перед племянницей наполненную на половину чашку с водой.

Вдохновение и творческий запал Иззи иссяк также быстро, как вода в стакане приобрела бурый оттенок. Она уже нарисовала все, что хотела и знала как один из последних рисунков, бумага которого еще пузырилась от количества воды, понравится Джейн и та обязательно похвалит ее способности.

Сара, по которой Молли часто нелестно проходилась за ужином, оказалась очень дружелюбной и пару раз угощала конфетами, а после пригласила посидеть рядом с ней у кассы, но ничего не трогать.

Работа взрослых глазами ребенка казалась какой-то серьезной игрой, в которой все было как-то не по-настоящему и скучно. Внешний вид охранника, носившего пустую кобуру на поясе в глазах ребенка, производил и то больше впечатления, чем тетка и несколько грузчиков, которые развозили на грохочущей с облупившейся краской тележке коробки со сладостями, ящики с молочными продуктами в стеклянной таре, забавно звенящими соприкасаясь друг о друга или изредка перекидывались накладными, в которых необходимо было поставить хотя бы крестик.

Однажды Иззи удалось проследить весь процесс привоза горячего хлеба завода неподалеку. Тогда после разгрузки последнего поддона Джейн вытащила длинный «французский» багет, и они наслаждались его запахом, чувствуя, как рот наполнялся слюной, а желание услышать хруст свежей выпечки, становилось куда сильнее, чем свод железных правил супермаркета.

***

– Еще не утомилась?

Молли уходила на обед последняя хотя бы потому, что можно было оттянуть время и никто не подгонял, указывая, как белый кролик на часы. Напарница Сары, которая приходила в полдень, когда по прогнозам должен был увеличиться поток людей, любезно принесла бумажный пакет фастфуда, решив проблему с обедом.

Иззи отрицательно покачала головой и продолжила болтать ногами, то и дело пачкая штанины родственницы.

Наверное, нужно было ощущать укор совести за то, что растущий организм вынужден питаться с одного стола и еще не соблюдает режим в виде дневного сна, которым одно время бредила Джейн, но у детей слишком много энергии, которую они не тратят в мирное русло, а предпочитают скандалить, поддаваясь прихотям.

Вытерев губы от жира салфеткой, Молли уже собиралась возвращаться к тому, чтобы привести полку после криворукой Беллы, расставившей все на полке бытовой химии по собственному желанию, а не по сраному регламенту, который был неизменен с начала работы магазина, как Иззи включила канючащий режим.

– Я хочу посмотреть, что ты делаешь, – скулила она, пока тетка делала глоток энергетика, который незаметно пронесла в помещение, не заплатив. – Я буду осторожна.

– Хочешь помочь – не мешай, – сдалась Ригс, отправляясь к рабочему месту и вежливо уступая племяннице табуретку.

Протирая коленями кафельный пол, который оставался грязным после стараний уборщицы, и время от времени поднимая глаза на верхние полки, Молли невольно вспоминала родную мать. Она даже была уверена, что родительница похлопала бы по спине, заставляя выпрямиться и держать осанку.

«Совсем уже спина колесом. Выпрямись! Никакой физической подготовки, а держишься благодаря старой растяжке. Не держи книгу перед лицом – посадишь зрение»

Усмехаясь собственным мыслям, девушка пробежалась глазами по криво вырезанным и также неровно расставленным сотрудниками ценникам.

– Да еб твою, – не сдерживаясь в выражениях, она хлопнула ладонью по ноге, заставив Иззи как и окружающих неподалеку вздрогнуть. – Пиздец просто, – тяжело выдохнув, Ригс протянула один из кривых прямоугольников племяннице, добавляя уже мягче:

– Отнеси на кассу и попроси, чтобы распечатали другие.

Видит Бог, будь здесь эта блеющая овца, Молли влила бы ей в глотку отбеливатели для белья и заставила бы сожрать регламент.

Ригс пробежалась глазами по стеллажам, ярким упаковкам стирального порошка (будто бы сложно воспользоваться прачечной), различным отбеливателям и усилителям цвета, которые варьировались в цене, но по консистенции и запаху разливались из одного чана.

– Привет.

– Ну, привет, – хмыкнула она себе под нос, не поднимая глаза на обладателя голоса.

Дисциплина.

Пункт семь в должностной инструкции: «Мы обращаемся к посетителям, желая им доброго утра/дня/вечера, выслушиваем их пожелания и приносим извинения».

Никакой фамильярности. Выговор.

Восемьсот долларов.

Смотря себе под ноги, Молли выпрямилась и завела руки за спину, считая, что сейчас важно не ляпнуть чего-то неуместного и не харкнуть в лицо, если посетитель с лишней сотней долларов всеми флюидами будет показывать свое господство перед обслуживающим классом.

– Добрый день, – она натянула неестественную улыбку, налаживая зрительный контакт, пытаясь совершить невозможное: вернуть время и исправить произведенное «первое» впечатление. – Чем я могу вам помочь? Товары личной гигиены через ряд справа.

Долговязый, знакомые черты лица, скулы, худоба, граничащая с болезненной.

Молли точно видела его хоть раз, хотя бы здесь, снующим среди отделов с заебывающим вопросом, где и какой товар находится, как будто было сложно смотреть самому по сторонам и на яркие вывески.

– Как твоя нога? Мы вчера были в баре.

– Как и еще одна треть города.

– Вчера ты обещала продемонстрировать растяжку и, кстати, здорово, – пояснил он, крутя в руке бутылку газировки из морозилки, попутно стирая конденсацию с пластика. – В баре было слишком людно, но ты оступилась в переулке.

Это походило на правду.

Демонстрация чего-то со смыслом: «Что бы ты ни сказал, я сделаю это. Вот увидишь». Почти как в юности, когда на спор прыгали с карьера или танцевали на стойке или столах. Выпить больше всех, показать, что ты тоже можешь сделать что-то лучше остальных, оставаясь негласной звездой вечеринки.

«Никогда не заниматься сексом с парнями из Дерри»

Мужчина собирался сказать что-то еще, но Ригс прервала его, подняв указательный палец.

– Это с тобой я вчера, – она нарочито понизила голос, подбирая выражения лучше. – Переспала в переулке?

Немой кивок головы. Проводить языком по внутренней стороне щеки было излишним.

Если сложить факторы прошедших дней и не то вспомнить, не то разделить на жителей Дерри, то получался не самый худший вариант, если, конечно, после она не станет фермой ИППП и ЗППП.

Иззи, как и положено всем детям вернулась в не самый подходящий момент, протягивая еще теплые после лазерного принтера листы с новыми артикулами, а после прячась от посторонних глаз за спину тетки.