Текст книги "Roses and Thorns (СИ)"

Автор книги: thewestwindchild

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

========== I ==========

Небольшие города, тесно приближенные к канадской границе имели свойство становиться не более чем историей, и рассказы о них, совсем как легенды, начинались со слов, что когда-то там была жизнь.

Вопреки ожиданиям Молли, Дерри в штате Мэн не умирал, сколько бы катаклизмов не происходило и, казалось, точно присосался как пиявка, отстаивая значимость земли с пошатнувшимися от времени домами, затерявшимися среди инфраструктуры последних десятилетий.

Молли не ненавидела Дерри до скрежета зубов, хотя бы потому, что, живя в Массачусетсе, она нередко поддавалась приступам ностальгии по временам, проведенным с родственниками со стороны отца, когда она была еще единственным ребенком в семье.

Бабушка любила в штате Мэн непосредственную близость к Канаде, прося, чтобы после смерти ее прах непременно развеяли неподалеку от родного Леви в провинции Квебек. Дедушка был проще и предпочел наслаждаться отведенными годами жизни среди живописных пейзажей, которые пришлись ему по душе после лет слепой жизни в устье реки Гудзон.

До начальной школы каждый день в окружении любящих родственников Молли напоминал праздник, скрывающий факт отсутствия родителей, отправившихся на заработки в поиске лучшей жизни для семьи. Единственная и любимая внучка, гордость семьи преуспевающая в художественной гимнастике и слывущая гуттаперчевой за глаза. У нее были свои цели и мечты, окруженные атласными лентами, булавами и обручами, разнящимися с планами судьбы.

В начале двухтысячных годов мать вернулась довольная округлившаяся, радостно сообщая о том, что у Молли будет брат или сестра, и между строк упомянула, что глава семьи получил хорошую должность в Центре международной торговли. Они бредили лучшей жизнью, которая, по их мнению, заканчивалась на Гудзоне.

До рождения нового члена семьи Молли старалась не воспринимать изменения в стабильной жизни категорично и не хотела настраиваться против того, чтобы быть старшей сестрой. Новая социальная роль, с которой она непременно справиться, и будет благодарна за то, что мама столь далекая от нее раньше проводила все свободное время с первым ребенком на свежем воздухе неподалеку от Кейп-Код.

«После рождения сестры все изменится, – дарил надежду отец. – Мы сдадим наш дом в Куинси и переберемся в Нью-Йорк. Он обязательно понравится тебе, и ты влюбишься в него, как это сделали мы, ведь в него невозможно не влюбиться»

Все изменилось во вторник, когда смог исходящий от разрушенных башен окутал весь город, оставляя сотни людей в страхе еще одного удара, десятки вдовцов и сирот. Молли отпустили с уроков, выразив свои соболезнования и пожелания оставаться сильными в тяжелое время. Она плохо помнила этот день из-за возраста и навалившегося на плечи семилетки гнета стресса. Пожарные и полицейские машины с включенными сиренами и экстренные новости, сообщавшие о списках погибших и горячей линии, на которой диспетчеры обязательно помогут.

В рухнувших, словно карточные домики башнях Молли видела миг между жизнью и смертью. В тот день, который окрестили национальной трагедией, под развалинами оказался не только отец, но и мать, позабывшая о том, что ее тело не придавлено руинами.

В тот год мир расширился за пределы Гудзона, оставив мечты в пользу простой жизни в Куинси с поездками в выходные к заливу Кейп-Код. Джейн был всего год, чтобы она понимала что-то или переживала, зовя папу по ночам. Она просто познавала этот мир шаг за шагом, помогая матери восстанавливаться и смотреть на начало новой жизни.

Больше некому было отвозить Молли на художественную гимнастику, как и нечем, оплачивать. Обязанности старшей легли на ее хрупкие плечи, и каждый день начинался с мантры, что отец бы хотел, чтобы она вела себя как взрослая.

Поездки в Мэн стали все реже и совсем прекратились, когда Молли исполнилось одиннадцать, а у бабушки отказали ноги. Мама словно открестилась от родства с семьей мужа, не интересуясь ни тем, в каких условиях свой век доживали старики, ни тем, кто занялся их похоронами, и лишь когда пришло извещение от адвоката с приложением в виде завещания, на лице женщины промелькнула улыбка.

«Вам досталась эта рухлядь в Дерри, девочки»

По завещанию, датированному еще девяносто восьмым годом, дом переходил в пользование старшей и на тот момент единственной внучки. Уже тогда Дерри казался чем-то изжившим себя.

Оказавшись на пороге старого дома Молли не испытывала ничего кроме раздражения. Она собиралась продать его в двадцать один или подписать какую-нибудь петицию на снос старья во имя развития города или еще чего-нибудь. В пыли, прогнивших досках у порога и ржавом почтовом ящике с облупившейся краской не было ничего, за что можно было бы уцепиться и провозгласить памятной вещью прямиком из детства.

Молли бы подожгла это все и уехала, если бы не глупое обещание самой себе заботиться о сестре.

Отец говорил, что братские и сестринские узы всегда хорошо, ведь это не дает тебе ощутить себя одиноким в мире, но Джейн все больше тянула ко дну. До боли наивная, мнительная девочка, поверившая в сказку, и принесшая в пятнадцать в подоле еще один голодный рот, о котором надо было заботиться.

«Я не пойду в школу больше», – заявила она, уговорив мать подписать согласие на получении домашнего обучения.

Молли собиралась уехать, когда племяннице исполнится год, а младшая сестра ближе к восемнадцатилетию, чтобы нести ответственность на своих плечах.

Смерть никогда не бывает вовремя. Мама оставила их тихо во сне, а через неделю Джейн высказалась, что больше не хочет видеть Уильяма – блудного отца своей недоношенной дочери и хочет уехать из Массачусетса навсегда.

Будто бы это было так просто.

Джейн относилась к тем типам людей, которые наивно верили в доброту окружающих, а еще в особую уютную атмосферу небольших городов. Изрядно действуя на нервы, она постоянно вставляла фразу о родовом гнезде, которое стало для нее теплым воспоминанием.

– Дерри – клоака, Джейн, – парировала Молли, и, не глянув на указатель, свернула в нужную сторону. – Старики здесь доживают, а молодежь съезжает, как заканчивается школа.

Перед приездом младшей сестры ей уже приходилось наслаждаться живописностью штата и уборкой мусора, накопившегося за семь лет отсутствия в четырех стенах живой души. В покрывшихся пылью коробках в гараже покоился старый инвентарь и потерявшие лоск ленты как упоминание о несбывшихся мечтах.

– Мы же выросли в этих местах, – с какой-то теплотой произнесла Джейн, накручивая на палец медный локон дочери. – А теперь вырастет и Иззи.

«Не ты, а я»

Джейн считала, что Дерри принял ее со всем радушием, которое может предоставить маленький город новым жителям. Она любила супермаркеты, небольшой парк и кинотеатр, в котором все фильмы показывали с приличным опозданием.

Молли не задумывалась над тем, принял ли ее этот город, где предстояло провести какое-то количество времени, пока стены не обвалятся. Она старалась смотреть на этот мир немного реальней недалекой сестры, видя безразличие и равнодушие горожан, слоняющихся по улицам и обсуждающим подобно дотошным англичанам погоду. Люди смотрели себе под ноги, передавали по цепочке новую порцию сплетен и быстро забывали очередное происшествие как пропажу людей.

– Здесь так мало детей, – как-то обмолвилась младшая сестра, раскладывая коробки с полуфабрикатами в холодильник. – В нашем детстве здесь было куда больше детей, да? Иззи не с кем поиграть, а ведь когда я была меньше, то у меня всегда была большая компания.

– Возможно, наши друзья предпочитают рожать детей не в четырнадцать.

– Здесь все равно спокойней.

========== II ==========

День сменяла ночь, зеленая трава выгорела и на смену ярким краскам пришла гниль и какой-то сумрак.

Естественная смена времен года лишенная шарма присущего крупным городам.

Молли помнила рождество в Нью-Йорке, а еще в Куинси и до смерти отца праздники имели какой-то смысл, а после превратились в каникулы и уборку снега за пять долларов в соседних домах.

Кабельное телевидение пострадало из-за обильного снегопада, старики, которых за полгода точно свору собак успела подкормить Джейн, прочно заперлись в своих домах, открытым текстом показывая отсутствие расположения к совместному времяпрепровождению.

Скука.

Джейн предлагала отправиться в Огаста или съездить в центр Дерри в поиске каких-нибудь развлечений и на худой конец выбраться из дома и как в старые времена поиграть в снежки, но получила абсолютное безразличие со стороны старшей сестры.

– Ключи от пикапа у меня в куртке. У меня еще три ночных смены и мочить ноги я не хочу. Заболею – сдохну.

Иззи зудела и слонялась по дому то и дело обо что-то спотыкаясь и с грохотом роняя, вызывая приливы раздражения. У нее было не так много игрушек, чтобы удавалось занять на целый день, отвлекая лишь приемами пищи. К несчастью для Молли, племянница имела чрезмерную активность, именуемую в народе шилом в одном месте.

«Было намного лучше, когда она просто плакала и не умела говорить, – как-то обмолвилась тетка. – Не нужно было делать вид, что я слушаю ее пустой лепет»

Джейн была плохой матерью для Иззи, но хорошей старшей сестрой какой привыкла показывать себя для окружающих. Она не особо оглашала родство с Молли, считая ту слишком грубой и чуждой, не вписывающейся в антураж идеального небольшого города.

Никто не помнил девочку удивляющую умением крутить больше семи алюминиевых обручей одновременно. Времена триумфа Молли в памяти местных жителей стерлись также быстро, как и все остальное.

Что-то прекрасное наравне с ужасными событиями терялось в неравной схватке с рутиной.

Когда Иззи в очередной раз без спросу схватила один из обручей в попытке прокрутить тот на руке, последовал ожидаемый грохот металла при столкновении с полом. Молли чертыхнувшись, ударила ладонями по старому овальному столу и спешно проследовала к источнику шума.

– Сколько раз я повторяла тебе, чтобы ты не трогала мои вещи?! Сто? Двести? – выхватив предмет из собственного детства, Молли бросила очередной взгляд на племянницу – без выговора не обойтись.

Джейн, замерев в дверном проеме, соединяющем кухню и комнату, служившую когда-то гостиной, лишь пожимала плечами. Воспитательная часть давалась ей крайне трудно, а чтение книг по материнству не несло никаких плодов. Иззи никогда не слушалась как дочь и воспринимала ее исключительно как человека, с которым можно было поедать сладости, смотреть телевизор, играть во дворе и говорить о сущей ерунде, избегая порицаний от злой тетки, вселившейся в тело молодой девушки.

– Иззи, ты знаешь, почему в Дерри почти нет твоих ровесников и приходиться наслаждаться обществом единиц – Молли вернулась в комнату, на ходу закатывая рукава старого свитера надетого поверх рубашки. Выражения ее лица не отражало злобы, что уже можно было счесть за хороший знак. – Они все были непослушными совсем как ты, а в Дерри сотни лет живет то, что забирает детей и поедает их плоть в качестве расплаты за поведение.

– Что живет? – шепотом спросила девочка, цепляясь за руку матери. Значение слова плоть ее волновало не меньше.

Молли, сжав губы в тонкую линию, лишь развела руками, предпринимая последнюю попытку посмотреть хоть один рождественский фильм. Страшные легенды, которыми запугивали ее еще ребенком, потрясающе действовали на впечатлительных младших членах семьи.

– Это же неправда, да? – в той же манере спрашивала Иззи, надеясь, получить утешающий ответ у Джейн, также пожимающей плечами. Это казалось обычной страшилкой, но весьма убедительной, если учесть тот уровень преступности, который в Дерри, казалось, бил рекорды Чикаго.

День закончился истерикой девочки всюду видящей нечто, собирающееся ее забрать, и от этого еще больше захлебывалась очередным потоком слез, на который не действовали даже угрозы рукоприкладства.

– Обязательно это было говорить? – шикнула Джейн, пытаясь укачать всхлипывающую Иззи, потерявшую всякий запал на новую порцию бессмысленных рыданий. – Она же ребенок.

– Пусть привыкает, – в привычном для себя тоне отозвалась Молли, переключая каналы по телевизору. – Меня на работе каждый день пожирают с дерьмом и ничего. Не хнычу.

– Это же неправда, да? – прохрипела свой вопрос девочка, решив, что мучающий вопрос важнее притворства спящей.

Молли закатила глаза, поворачиваясь в сторону племянницы готовой при положительном ответе вновь начать терроризировать и без того разваливающийся на части дом.

– Откуда я знаю? Те, кто видят – не возвращаются. Если Оно и живет, то я с ним незнакома. Не забивай себе голову ерундой, но и не забывай, что это может быть и реально. Ты же не хочешь проверить это на собственной шкуре?

Иззи отрицательно покачала головой, сжимая руку Джейн, выступившей в который раз в роли спасительницы.

– Ну и умница. Будь хорошей девочкой и не мешай мне смотреть телевизор.

========== III ==========

«Я видел лучшие умы моего поколения сокрушенными безумием, подыхающими с голоду бьющимися в истериках нагими» – Аллен Гинзберг. Вопль

Молли просыпалась каждый день с ощущением того, что она проживает чужую жизнь, а не свою. Хотя кто бы в здравом уме бросил все, чтобы уехать сюда, пойдя на поводу у младшей сестры, не отличавшейся умственными способностями? Если бы не Иззи, то все было бы намного проще.

«Это всего лишь сгусток клеток. Почему ты не сделаешь аборт?»

«Дети всегда счастье, Молли. Этот ребенок принесет в вашу жизнь чудо»

Молли не любила детей. Дело было не в ответственности, которая грузом ложилась на плечи. Ребенок не поймет, почему сегодня обойдемся без ужина, не будет доедать старые консервы. Как итог, отравится или заработает что-нибудь хроническое в юном возрасте, и нужно будет возиться со страховкой.

Джейн была взрослым ребенком. Разве что в качестве развлечения регулярно разгуливала по двум крупным супермаркетам на весь город, а не бросалась в истерики и не билась на полу как в припадке эпилепсии.

И если в первом супермаркете на Джейн Ригс, крутящую в руках упаковку печенья, никто не обращал внимания, то во втором, в котором Молли занималась выкладкой товара, это изрядно действовало на нервы. Когда младшая сестра приводила Иззи и разрешала носиться по магазину или колотить ногами по продуктовой тележке.

Молли жаждала найти то место, где бы ее точно никто не достал из членов семьи, не повесил новых обязанностей и не доводил до белого каления каждое мгновение, дергая за рукав. Дом редко был не только тем местом, где прикладываешь голову. Лишь глубокой ночью, когда она нарочно брала ночные смены, осуществляя выкладку нового товара взамен проданного или разбитого, изменяла, белые ценники на броские кричащие о скидке желтые вкладыши или попросту коротала время в пустом зале.

Дома все ложились спать рано, и вероятность застать младшую Ригс у телевизора в три часа ночи ровнялась нулю, что несказанно радовало. На кухне всегда приманкой для тараканов служили крошки от печенья на столе и чашка с недопитым холодным кофе еще с завтрака Молли. Иззи не убирала свои игрушки, так и не особо спешила скрыть следы преступления, когда брала без спросу тот же злополучный обруч.

Молли жалела о той жизни, что давно оставалась лишь детскими мечтами. Она потеряла себя, гибкость и годы возможной карьеры на семью, которая не воспринимала ее, приравнивая по выносливости к рабочей лошадке со смерти отца.

Было бы хорошо, если бы он был жив, и все было как раньше. Они бы гуляли вдвоем по заливу Кейп-Код или по центральному парку, высматривая такие чужие стеклянные высотки сияющие сотней, а может и тысячей огней с наступлением сумерек.

От воспоминаний и осознания о сломанной и никчемной жизни в носу предательски защипало. Какая же она жалкая бывшая гимнастка, не реализовавшая себя нигде кроме собственных фантазий.

Бесшумно подняв обруч с пола, Молли ощутила прежний холод алюминия и, поддавшись моменту, выбежала из дома, будто бы сейчас кто-то мог ее отругать за это. С непривычки обруч несколько раз норовит сорваться в руке, когда она прокручивала его между большого и указательного пальца. Пластмассовые казалось, были изготовлены для тех, кто боялся настоящей работы и стойкости. Тех, кто не хотел чувствовать боль.

Пластина била по костяшкам пальцев, напоминая, что завтра будут желтые синяки и теперь не похвастаться выносливостью в схватке с металлом.

Молли поменяла руки, ощущая прежнее расслабление от процесса. Голос отца в голове поддерживал ее, разве что не аплодировал как в первый раз, когда она блестяще выступила, не застеснявшись судий.

«Тебе нужно будет какое-нибудь броское имя, если ты будешь выступать в цирке. Представляешь себя в ярком блестящем костюме на большой арене, заполненной людьми, желающими увидеть тебя? Они все будут говорить о тебе как о Гуттаперчевой Молли»

«Я не хочу быть в цирке. Я хочу представлять Америку на соревнованиях и принести победу»

Отец из воспоминаний засмеялся, напоминая, что все в руках самого человека и дорога под ногами идущего. Боже, храни женщину с амбициями.

Нужно было сразу догадаться, что она не была особенной, да и все хорошее, что видел в ней отец, было лишь благодаря слепой родительской любви. Ни цирка, ни городских соревнований.

Горько усмехнувшись себе под нос, Молли повертела в руках предмет из прошлого, пытаясь натянуть ту улыбку, с которой она могла бы выходить под купол цирка, и неестественно откинув руку назад, постаралась сделать реверанс, раскручивая на правой руке все тот же обруч.

Могло быть и хуже.

Залп выдуманных аплодисментов смолк, стоило ей поднять голову и выпрямить спину. Она попыталась вырисовывать знак бесконечности, но рука предательски задрожала, и следом послышались уже настоящие овации ничем не походившие на фантазию.

Обруч выпал из руки и откатился в сторону.

Молли ошарашенно посмотрела по сторонам, но никого не было, и в соседских окнах был погашен свет и плотно зашторены окна. Паранойя и переутомление.

В детстве ей всегда казалось, что кто-то может увидеть ее тренировки и будет подсмеиваться. С возрастом это опасение ушло, но она могла поклясться, что несколько раз видела, как пожилой мужчина из дома напротив сидел на крыльце в плетеном кресле и не сводил глаз с нее, а порой и с Иззи.

Желание и прошлый азарт пропал также быстро, как и появился. С прежней бесшумностью Молли внесла предмет в дом, оставив на том же месте, и не убирая чашку со стола, скрылась в комнате.

Здесь всегда стоял запах сырости и в беззвучии настигали странные мрачные мысли о том, что случилось с дедушкой и бабушкой, почему отец не опоздал на работу и террористы выбрали своим объектом именно ту башню, где работал папа, а не любой другой небоскреб.

Как бы сложилась ее жизнь, если бы не родилась Джейн, и все шло бы по заранее выстроенному плану идеального будущего.

«…Видения! предзнаменования! галлюцинации! чудеса! экстазы! все уплыло по американской реке!

Мечты! поклонения! озарения! религии! полный корабль чувствительной чепухи!» – Аллен Гинзберг. Вопль

========== IV ==========

Иззи было запрещено входить в комнату тетки, но это был экстренный случай, на который не распространялись подобные правила.

В неприступной крепости Молли не было ничего особенного, а старые мебельные гарнитуры, которым бы больше подошла роль дров были завешены простынями. Кровать была разобрана и прогнившие от старости ламели служили чем угодно, а сам каркас давно нуждался в реставрации. Матрас в центре комнаты служил спальным местом, как и расположившаяся на расстоянии вытянутой руки старая настольная лампа. Эта комната больше остальных требовала капитального вложения средств, но на ремонт не было ни денег, ни желания.

Иззи была слишком мала, чтобы объяснить то, что произошло, и как она оказалась в ванной комнате, если еще пару минут назад все кругом было погружено во тьму.

– Тетя Молли, – девочка произнесла это почти шепотом. Мужественность и храбрость, которая овладевала ей во время проникновения в комнату, испарилась, стоило посмотреть на спящую родственницу. – Молли.

Она попыталась разбудить ее еще раз, тряся за плечо, как это делала Джейн по утрам, но Молли лишь отвернулась, закрывая лицо рукой. На костлявых руках обтянутых бледной кожей виднелись синие вены и желтые синяки. Ночью она не была в настроении снять с себя одежду и, оставив старые кеды у двери, бросила рядом джинсовую куртку не удосуживаясь донести предмет гардероба хотя бы до стула.

После трех безуспешных попыток Иззи громко крикнула имя тетки у последней над ухом и затрясла изо всей силы плечо.

– Если я сейчас встану, то вырву тебе руку, – прохрипела она, не открывая глаз и вытянув руку в то место, где предположительно могла стоять племянница. – Сколько раз я говорила не трогать меня?

– Оно забрало Джейн!

Молли нехотя открыла один глаз и, пытаясь сфокусироваться на пятне, которое быстро принимало обличье надоедливой родственницы.

– Кредиторы не смогут забрать ее. Она несовершеннолетняя и скорее всего, вышла в магазин, как и всегда.

С социальными работниками им не приходилось связываться хотя бы по той причине, что многие жители Дерри жили еще хуже, чем они. Все долги, которые оставались в Куинси были погашены заложением имущества, и не имелось ни одной причины, которая могла бы навести на них подозрения.

– Это было Оно! Оно, которое забирает непослушных детей! – от набежавших воспоминаний, которые сплелись в один клубок Иззи начала хныкать, пытаясь объяснить что-то на понятном ей самой языке, состоящем из услышанных слов взрослых с проглоченными окончаниями.

У Молли были веские причины, чтобы выставить девочку за дверь и списать все на то, что у детей богатое и отчасти больное воображение и эта история всего лишь выдумка с целью привлечения к себе внимания, несмотря на то, что притча про мальчика, кричащего «волк» рассказывалась неоднократное количество раз.

– Прекрати! Замолчи или говори внятно и четко как тебя учили, – прикрикнула Молли, поднимаясь на локтях. – Иззи, – уже как можно мягче произнесла она. – Это всего лишь страшные сказки, которыми пугают в детстве. Оно не существует и все это тебе приснилось. Я же говорила тебе не смотреть телевизор перед сном.

– Это правда, – всхлипнула Иззи, поправляя забрызганную кровью и грязью штанину комбинезона. – Он забрал нас и собирался убить. Клоун.

Последнее было абсурдом, но больше походило на правду. Еще вчера Молли видела сквозь стекло какого-то клоуна, но не обратила на него ни малейшего внимания. Суббота и людей в городе достаточно много, поэтому заподозрить что-то было бы сложно.

Первая мысль о последователе Гейси* сменилась подозрением, что это мог быть Уильям, жаждущий встречи с дочерью или решивший посмеяться в лицо беглянке Джейн. В представлении Молли он всегда был психом, хотя бы потому, что решился трахнуть ее сестру и не позаботился ровным счетом ни о чем, кроме своих желаний.

– Куда он забрал вас? Ты знаешь, что если все это исключительно выдумка, то я выпорю тебя публично, и мне не будет стыдно.

Молли с большим усилием заставила себя подняться и на всякий случай проверить лоб девочки на наличие жара. Лучше бы если весь этот бред был вызван наличием температуры. Отыскать в нераспакованных с переезда коробках жаропонижающее намного проще, чем в единственный выходной выбраться неизвестно куда.

Требовать от трехлетки с ограниченным словарным запасом подробное описание преступника или местоположение было бесполезно, хоть она и была частым слушателем «взрослых» разговоров касающихся бытовых тем.

– Ну, хорошо, – Молли зачесала пятерней волосы назад. – Как ты оказалась здесь, а Джейн в другом месте? Ты сбежала и почему разбудила меня только сейчас? И вообще, какого черта вас понесло разговаривать с чужим человеком? Сколько раз я должна повторять тебе, что нельзя разговаривать с незнакомыми людьми?

В этом был определенно ее собственный промах. Она никогда не проверяла поздним вечером, кто был дома, не видя в этом необходимости. Иззи ребенок, но Джейн… Пойти за незнакомцем было верхом глупости. Она же не девочка, чтобы повестись на ерунду, которую обычно вешают на неокрепшие умы.

Девчонка говорила про трубы совсем как в ванной, наталкивая на единственное место, где в Дерри можно спрятаться, куда не суются федералы и никогда не находятся волонтеры, лишь детишки из белых гетто готовы ступить туда за деньги – канализация.

В небольшом городе не так много мест, где можно исчезнуть из-под взглядов вездесущих знакомых. По крайней мере, в этом уверена Молли. Лет в семь она с местными мальчишками часто была неподалеку, смотря за тщетными попытками бравых смельчаков добраться до середины пути или спрыгнуть неподалеку с карьера, но никогда не набиралась смелости пройти до конца трубы. Неизвестность всегда пугает.

Кто-то подавал прошения с просьбой заварить вход в трубу, но пустые обещания остались словами. Никому нет дела до того, что в этих трубах дохнут кошки, а их разложившаяся шерсть плавает в реке.

«Беспокойтесь сами о своих любимцах. Вы за них в ответе»

Молли не боялась спуститься к самому черту в преисподнюю, промочить ноги в чужой моче или столкнуться с Уильямом, высказав ему все, что вздумается, поблагодарив за содеянное. Желательно еще харкнуть в лицо и прострелить яйца, предложив взять под свою ответственность двух особ близких к олигофрении.

Она оставила Иззи в салоне пикапа с пачкой печенья и наставлением, что если кто-нибудь потревожит ее, то сразу же звать на помощь, привлекать внимание соседей и бежать из дома в сторону супермаркета.

У самой Молли не было выбора должного оружия, с которым можно было наброситься и нанести не тяжкие телесные повреждения, минуя статью и судимость. Старый дедушкин топор был туповат и явно не относился к той категории оружия, чтобы выдвинуть предположение повышенной самообороны, как и винтовка по состоянию, оставшаяся прародителями-конфедератами с гражданской войны. Перцовый баллончик – банально, а травматический пистолет был давней мечтой.

***

Пробираясь по заросшей старой тропе к знакомой трубе, Молли искренне надеялась, что ранним утром воскресенья никто не встретит ее с этой винтовкой в руке и не поинтересуется куда она направляется.

Ноги прели в старых резиновых сапогах на размер меньше, не предназначенных для долгих маршрутов. Если это и в самом деле не Уильям, а какой-нибудь серийный убийца то Молли понятия не имела, как следует обороняться, чтобы не оказаться за решетку. Если Джейн уже мертва, то придется иметь дело с социальными службами и заниматься удочерением надоедливой девчонки. Или закрыть глаза на всякое родство сдать в детский дом и начать все с чистого листа, не думая о совести и моральных соображениях.

Вопреки старым детским сказкам здесь было лишь темно, сыро и под ногами хлюпала вода, просачиваясь в сапоги. Где-то вдали было слышно, как капает вода и завывает ветер. С каждым пройденным футом связь на мобильном телефоне, сообщая об отсутствии сигнала, и внутренний голос твердил о достижении точки невозврата. Если им предстоит сдохнуть в канализации и труп обглодают жирные крысы, то это будет один из худших исходов событий.

«Джейн»

Она не хотела выдавать своего присутствия, и даже произнося имя сестры одними губами, слышала, как оно разносится эхом по всему коллектору.

Джейн. Джейн. Джейн.

Молли была уверена, что ходит по кругу, будто бы попала в особый лабиринт, который никогда не прекратится и не имеет ни выхода, ни входа. Чем дальше она продвигалась, тем чаще натыкалась на гниющие куски материи или обувь, вынесенную сюда с помоями.

Джейн.

– Молли?

Голос сестры был слишком близко, будто бы она стояла все это время позади.

– Джейн?! Джейн, где ты? – девушка пыталась кричать как можно громче, но снова и снова слышала лишь собственное эхо, растворяющееся во тьме.

Это все могло быть исключительно игрой подсознания, и разум выдавал желаемое за действительное. Батарея на телефоне садилась, показывая, что осталось меньше двадцати процентов, а связи по-прежнему нет.

Уже позднее отмываясь под горячей струей крана, Молли могла бы списать все на наваждение или путь как из хлебных крошек. В какой-то момент, когда отчаяние вернуться наружу достигло пика, она увидела свечение вдали.

Это было сердце коллектора, куда сводилось несколько труб и груда ненужных вещей.

Джейн была, по меньшей мере, без сознания, что можно было установить по вздымающейся грудной клетке на бетонном полу, окрашенном в алый цвет. И кругом ни души.

«Что же случилось с Бэби Джейн?»

– Джейн, очнись, – девушка попыталась привести сестру в сознание легкими пощечинами. Ее лицо во мраке казалось пепельно-серым. – Нужно выбираться отсюда.

– Молли, – она зажмурилась, отгоняя от себя видение, которое никак не желало испаряться. – Оно убьет тебя. Ты должна вернуться.

Старшая сестра в свою очередь будто бы не слышала ее мольбы, осматривая обезображенную левую ногу. Задняя область голени была окровавлена и прокусана до кости. Молли прикоснулась губами ко лбу, как когда-то учила мама, ощущая жар. Скорее всего, заражение крови и конечность придется ампутировать.

– Прекрати говорить чушь. Ты можешь подняться? – это был глупый вопрос, но мысль о том, что придется протащить на себе сестру, вселяла ужас, если прибавить обстоятельства погони. – Надо уходить, пока никого нет.

– Оно уничтожит тебя, – голос Джейн срывался, а нижняя губа слегка подрагивала. – Уходи. Оно здесь.

Взгляд младшей сестры был направлен в одну точку, зрачки расширились.

Молли резко обернулась, сжав рукоятку винтовки, но позади нее никого не было. Гора ненужных вещей приковала к себе внимание. Она состояла из детских игрушек, проржавевших от времени самокатов и велосипедов, колясок для кукол и куклы-голышки, которые по виду сохранились с 50-х годов прошлого века. Дорогие фарфоровые куклы с отколотыми лицами и пустыми глазницами и когда-то золотыми синтетическими волосами.

– Джейн, – Молли встала на одну из игрушек, потягиваясь за одной из вещей коллекции. – Это же мои булавы. Я забыла про них, когда кончилось лето. Я, кажется, одолжила их кому-то и уехала. Разве такое возможно, Джейн? Откуда оно здесь?

Она прокрутила предмет в руке. Совсем как пятнадцать лет назад. Только серебряная лента стерлась и инициалы, выведенные сбоку стали незаметными.

– Оно сзади! – хрипло выкрикнула Джейн, указывая пальцем куда-то в сторону. Как и прежде на ее лице застыла гримаса нескрываемого ужаса от того, что находилось в непосредственной близости.

Молли мгновенно обернулась, держа пальцы на спусковом крючке винтовки. Если сейчас предстоит выстрелить в брюшную полость и задеть какой-нибудь жизненно важный орган, то ей не миновать тюрьмы, но разве найдется смельчак среди равнодушных жителей, который полезет искать труп в коллекторе?