Текст книги "Я, арестант (и другие штуки со Скаро) (ЛП)"

Автор книги: The Wishbone

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Сек называл свет Разломом.

Его имя вспыхивает в моей голове. Я кривлюсь. Я хотела о нем разузнать? Ну вот, разузнала. Теперь забыть бы.

Надеюсь, тот парень, ударив, убил его. Он ставил на нас опыты. Как на лабораторных крысах. Потом и на себе. Плевать мне на то, кто такие далеки или откуда они взялись, но Сек может идти куда подальше.

От этих мыслей противный вкус во рту, и я ползу к стене, держась за одну из балок, чтобы устоять на ногах. На этот раз получается, но из глубин желудка поднимается тошнота.

Что-то не так с этим местом.

На стенах ни проводов, ни труб, которых ожидаешь в лаборатории. И почему проход такой широкий? Здесь могут два грузовика разъехаться, не зацепив друг друга. Над головой спиной кита вздымается потолок. Поворачиваю налево. Где свет. Туда. Должно быть, там выход.

Делаю шаг, и ноги скользят по гладкому металлическому полу. Я выкрикиваю:

– Эй?

Мой голос приглушенным эхом катится по проходу. Подошвы негромко звякают об пол. Мне нужно пройти около семисот ярдов.

Сворачиваю за угол.

– Эй? Кто-нибудь меня слышит? Этот тип закрыл меня здесь! Может, вы хотите…

Но я тут же застываю на месте. Слова катятся вдоль стен в тишине.

В стене передо мной – шестигранная ниша около метра в диаметре. А сияет и блестит, как умирающая звезда, огромная настенная лампа. Стекло все в пыли, как будто за ним никто не смотрел, ток неторопливо бежит по нитям. Не Разлом. Из меня словно выпустили воздух. И впереди, и за спиной туннель изгибается.

Я могла бы поклясться…

Как отсюда выбраться?

Прислоняюсь к стене, чтоб не упасть, и вдруг понимаю, что она проржавела. Окидываю окрестности взглядом. Свет лампы проявляет все: сюда уже давненько никто не заглядывал. И пахнет неприятно. Словно реактивами или кровью. Это место как будто изолировано. Медленно приходит в негодность. Медная облицовка выглядит футуристично – но ретро-футуристично, как видели будущее в шестидесятых. Похоже на заброшенный завод. Когда-то давно им пользовались. Но даже представить не могу, куда меня занесло. Что-то в обстановке меня пугает.

Даже лампа, когда я разглядываю ее – что-то не то с тем, как она выглядит. То, как ее удерживают ромбовидные решетки. И никаких заклепок или шурупов. Непривычно.

И тут я наконец замечаю. Холодок в воздухе. То, как болит мой желудок. И уши – как будто сильное давление. Меня не просто тошнит после того броска. Телу не нравится то, что его окружает. Оно резко против. Здесь ему не место.

И тогда, в повисшей тишине, я слышу этот звук. Что-то приближается. Низкий, негромкий гул, словно шум двигателя, постепенно становится все громче и громче. Изгибы туннеля искажают его. Звук механический, но знакомый. И он так внезапно нарушает тишину, что я замираю, ошалев. Он доносится откуда-то из прохода.

Инстинктивно я застываю так тихо, как только могу. Прижимаюсь к стене, замерев.

Первым делом я вижу тень, которая в свете лампы ложится передо мной. Любопытная тень – вся из четких линий, некоторые части выдаются вперед, как у танка. Или…

У далека.

Тот, все еще скрытый в тени, медленно приближается. Да, это далек. Стою, не шевелясь, но этого я не ожидала. Так близко я вижу его во второй раз в жизни. И не нужно вспоминать, что я прочитала с того монитора. Все страхи моего детства заново вскипели и поднялись наружу.

Что он здесь делает? Других далеков? Сколько их здесь, у них?

Далек движется неторопливо, дрожа и вибрируя, словно от старости. Окуляр горит призрачно-белым, не голубым, и слегка помаргивает, постоянно тускнея и темнея.

Он выглядит иначе. Броня скучного темно-серого цвета, маленькие купола, покрывающие его нижнюю секцию, черные. Только очертаниями похож на модель Сека. Выглядит менее мобильно, более округло, и тоже никаких креплений. И тем не менее, он проржавел. Темные полосы, словно грязные слезы, текут по его бокам там, где пролилось масло или другая жидкость.

Он словно вышедшая из обращения, устаревшая модель, непрактичная и забытая. Но мое сердце все еще колотится о диафрагму. Естественно, мне страшно.

«Просто стой смирно, – говорю я себе. – Ты в слепой зоне».

Если я не стану шевелиться, укрывшись за балкой, далек меня не увидит. Его окуляр, словно фонарик, светит точно в пол. При таком дизайне у него не должно быть бокового зрения.

Задерживаю дыхание.

Далек так близко, что от его двигателя подрагивают стены и пол. Он движется бесцельно: путь ровный, но что-то призрачное скрывается в его скольжении. Он плотный и тяжелый, но из-за возраста похож на разлагающуюся плоть.

И неожиданно пол прекращает дрожать. Далек замирает на месте.

Дыхание застывает в легких.

Далек остановился. Как будто что-то услышал. От того, что его двигатель молчит, жутко. Ужасно. Опасно. Теперь, оттуда, где я стою, можно сбежать, только обогнув балку. Вдруг окуляр далека поднимается и смотрит прямо вперед. В его центре – маленький черный кружок, словно центр мишени. Или зрачок. Это придает ему потрясенное выражение. Или гневное. Глаз хищника. Наводит резкость.

Он знает, что я здесь.

Тишина рассыпается на части: далек начинает говорить. Его голос раздается через поврежденный от времени динамик, лампы на голове моргают резким светом.

Он говорит на незнакомом языке. Слова агрессивно скрежещут, но в то же время болезненно тянутся. Голос такой высокий, что от него болят зубы. Неожиданно вспоминаю, что рассказывал Малкольм о далеках, когда мы были детьми. Как он смеялся. Шутил о роботе-убийце.

А прямо сейчас я изо всех сил стараюсь не обоссаться. Он наверняка чувствует мой страх.

О, Боже.

«Не шевелись!»

Орудийная башня далека поворачивается в сторону. Сканирует. Что именно? Дыхание? Сердцебиение? Растущее содержание адреналина? Что-то его обеспокоило.

Далек опять начинает говорить. На этот раз я едва не воплю от ужаса.

– ЗАФИКСИРОВАНО НАЛИЧИЕ ЖИЗНЕННОЙ ФОРМЫ. НЕ ДАЛЕКА, – говорит он на идеальном английском.

Слова точные, хоть и не слишком уверенные. Как будто далек впервые пробует говорить на этом языке. Как он это делает?

Легкие болят от недостатка воздуха.

– ТЫ… НАЗОВЕШЬСЯ! – Его голос громкий и катится эхом по коридору. – ТВОЯ ЖИЗНЕННАЯ ФОРМА НИЖЕ ПО РАЗВИТИЮ, ЧЕМ ДАЛЕКИ!

Он огибает угол, и я слышу вой двигателя.

– ТЫ БУДЕШЬ… УНИЧТОЖЕН!

Еще фут, и он меня заметит. И убьет в ту же минуту. Как говорил Льюис. Как написано в лабораторном файле. Потому что так поступают далеки. Только вот не знаю, как он это сделает. Никогда всерьез об этом не думала. Может, далек раздавит меня. Или задушит вантузом. А может, убьет током.

Нет, я не готова! Не могу здесь умереть. Никто не узнает, что произошло. Ученый, который запер меня здесь, где бы он ни был, наверняка хотел именно этого. Улик не останется. Что бы я ни выяснила, я ничего не расскажу.

Но все, что я вижу – это далек.

И не могу понять, почему у чего-то без зубов, когтей и не голодного должна быть логическая причина меня убить.

Неожиданно он появляется из-за балки, занимая все поле зрения. И замечает меня. Его тело разворачивается, загораживая мне путь к бегству. Всхлип застревает у меня в горле.

– Стой!

Крик прорезает воздух. Далек замирает. Затем – медленно, – разворачивается в сторону звука. К началу туннеля, туда, откуда появился сам.

И я тоже поворачиваюсь, следя за его взглядом.

Но это лишнее.

Потому что, пусть даже голос искажается эхом и вибрацией стен, я его узнаю.

Сек.

Он стоит прямо на входе в туннель, в круге темноты. Его силуэт ни с чем не спутаешь. Стройное тело, поза боевой готовности; похоже на человека вплоть до того момента, пока не заметишь голову – и тогда фигура искажается до неузнаваемости. Я во второй раз вижу его в гибридной форме. Форме, в которой я сильнее всего сомневалась. Меньше всего напоминающей далека.

И – о! – насколько более инопланетным и ошеломляюще знакомым он кажется по сравнению с чудовищем, которое стоит передо мной! Не из металла, но из кожи, и крови, и костей.

Просто небо и земля. И все же я знаю, насколько Сек опасен. Но чувство, которое захватывает меня, граничит с облегчением.

Зато реакция далека совершенно противоположная. Расслабляюще долгий миг он просто смотрит, и я задаюсь вопросом, не сломался ли он, не прекратил ли работать. Затем, словно по какой-то процедуре безопасности, далек начинает пятиться назад.

Теперь между нами достаточное расстояние, чтобы я могла проскользнуть мимо, но не сейчас. Реакция далека слишком любопытная. В ней нет никакого смысла. Она совершенно необъяснимая. Тогда до меня доходит.

Он боится Сека!

Источник тревоги далека делает шаг вперед и выходит на свет. Выглядит он более пугающим, чем я помню: бурый, как сырое мясо, с которого сняли кожу – и это странно, потому что в мутантной форме его кожа зеленая. Но это Сек. Или гормоны, или изменения в генотипе вызывают такое искажение внешности.

– Оставь ее в покое, – торопливо говорит Сек. – Человек не причинит тебе вреда. Она не тал и не хочет навредить тебе. Я тоже.

Перевожу взгляд на далека.

Последний, несмотря на то, что больше походил на робота, выглядел более громоздким и плотным, проявлет эмоции куда сильнее. Его светящийся белым глаз, отмеченный черной, похожей на зрачок точкой, выражает почти комический ужас. Я не отвожу от далека взгляда.

И неожиданно замечаю кое-что еще.

На его корпусе разрастается что-то белое.

Оно цепляется к нему сзади: раньше я бы и не заметила этого, – и оно чешуйчатое, похожее на лишайник. Слишком сухое для плесени, но слишком органическое для того, что находилось там изначально.

Чем-то напоминает ржавчину, ржу.

Белую ржу.

Может, именно из-за нее он так странно действует?

Смотрю на Сек: он тоже ее заметил. Щурится, но я бы не сказала, что в его мимике есть нервозность. Не отводя взгляда от машины, он зовет меня.

– Ты… Элиза? Отойди от него. Иди сюда.

Второй просьбы не требуется. Я проношусь мимо далека, громко топая, и мчусь к гибриду – паранойя толкает меня в спину, раз уж далек оказывается позади. Понимаю, что не могу справиться с дыханием.

Далек разглядывает нас в леденящей тишине. Два не-далека. Глаз на стебельке мечется, переводя взгляд с меня на Сека.

– КТО ВЫ ТАКИЕ! НАЗОВИТЕСЬ! – рявкает далек, и в его голосе звучит ядовитое высокомерие.

Мы с Секом глядим друг на друга, и я понимаю, что он слегка напрягся.

– Он собирается атаковать. Готовься бежать, – говорит мне Сек.

– Почему он тут? – спрашиваю я, борясь с желанием убежать прямо сейчас.

– Ему положено быть здесь, – отвечает он, косясь на меня. – Он все время находился в этом месте. Как раз мы здесь лишние. По крайней мере, ты.

Сек снова переключает внимание на далека, оставляя меня осмысливать сказанное. Щупальца по сторонам его головы не шевелятся. Он заговаривает, обращаясь к машине:

– Я один из вас. Ты не сочтешь меня таким, как сам, больше нет. Мой ранг выше твоего. Ты отпустишь нас.

– ДАЛЕКИ… НЕ ПОДЧИНЯЮТСЯ ПРИКАЗАМ… НЕ-ДАЛЕКОВ! – скрежещет древний механизм. – ТЫ ЛЖЕШЬ! ТВОЯ ПЛОТЬ ОСКВЕРНЕНА! ТЫ НЕ ДАЛЕК!

– Может, и нет.

Неожиданно Сек улыбается. Зачем он так улыбается? Он же не сошел с ума? Это было бы нечестно по отношению ко мне. Единственный спутник – и тот смертный и безумный.

Но далек дергается. Издает звенящий звук – собирает энергию. Поднимает оружие.

– УНИЧТОЖИТЬ!

Тогда меня охватывает паника.

– Беги! – говорит гибрид.

И, резко развернувшись, бросается прочь по коридору. Бегу следом, но спотыкаюсь, когда прямо за спиной все взрывается жаром и белыми искрами.

– Сек!

Заметив, что я упала, он мчится назад и поднимает меня на ноги. На запястьях остается слизь, но это ерунда.

– Следуй за мной, – приказывает он, и в тон его словам за спиной раздается леденящий стон двигателя далека.

Я бегу следом. Туннель тянется и тянется, неизменный, но все более ветхий. Вскоре мы мчимся бок о бок, слишком большая рубашка чернеет в углу зрения. Я опасаюсь далека. Он прямо за нами, серый силуэт. Я его слышу, но он движется все тише. Далек гораздо медленней нас. Слава Богу! Я сглатываю пересохшим горлом, и тут наш путь резко сворачивает. Сек скользит, чтобы вписаться в поворот.

– Сюда!

Мы мчимся по запутанному лабиринту. Каждая новая балка-ребро выглядит все более ржавой, словно возраст отгородил ее от мира, а время все продолжало сочиться из стен. А конструкция? Зачем? Зачем эти изгибы?

Мы проносимся через участок, залитый светом, и мое любопытство нарастает, я задерживаю дыхание. Свет золотистый – сияющий предзакатно-желтый, проникающий сквозь ячейки стеклянных сот. Или мне кажется, что стеклянных. Они такие плотные, что, возможно, это хрусталь. Поначалу мне кажется, что свет льется снаружи, и это означает, что мы на поверхности, но в нем есть уродливая искусственность. Даже на мой взгляд видно, как часть ячеек помаргивает. Снова электрический свет.

Я отмечаю все это мимолетно, скрывая под тонким слоем страха, но случайно гляжу на гибрида и вижу, что он тоже очарован. Да, он снова обгоняет меня, может, метров на сто, но я вижу, как он поворачивает голову, окидывая взглядом изгиб туннеля.

И все же, невзирая на умирающую красоту, все кругом нервирует и вызывает клаустрофобию. Плевать на далека: шестое чувство все громче подсказывает мне, что что-то не так.

Далек все еще за нами, его скрежещущие вопли катятся по коридору. Но мы снова сворачиваем, и я больше не ощущаю спиной этот слабый белый свет.

Задыхаясь, я обращаюсь к гибриду. Мне нужны ответы.

– Окей, может, сейчас совсем не время, – начинаю я, – раз уж мы бежим из последних сил от киборга-убийцы. Но, может, ты все-таки скажешь, где мы?

– Я объясню, когда мы будем в безопасности, – отвечают мне.

– С этой штукой за спиной?

– Не стоит его переоценивать, он поврежден. Огневая мощь существенно снижена. Он нас не убьет.

– Отлично…

– Но попадание вызовет серьезное повреждение нервной системы и судороги.

– О. Еще лучше. Здесь еще много далеков?

Вдруг мы напоремся на другого?

Сек качает головой.

– Понятия не имею.

Я вот-вот собираюсь продолжить дознание, но внезапно туннель заканчивается, и я скольжу, чтобы остановиться. На мгновение мозг отказывается верить тому, что видят глаза. Клаустрофобия тает, как снег, сменяясь прямо противоположным.

Мы выбежали на балкон, окружающий по периметру огромное пространство. Высокие медного цвета колонны по обеим сторонам от нас тянутся вверх, к сводчатому потолку, слабо и издали сияющему тем же золотистым светом, что и хрустальные ячейки в туннеле. Наш балкон довольно высоко: я рискую заглянуть на нижние ярусы и отшатываюсь – резко кружится голова. Глубина – как у шахтного ствола, пол – крохотный шестигранник внизу, повторяющий очертания потолка. И никакого ограждения: ничего, что не дало бы нам свалиться за край.

Сек поворачивает голову влево и вправо, поднимает руку и трет обнаженный мозг, словно в замешательстве. Но я больше не вижу его. Потому что совершенно неожиданно тошнота, которую я ощущаю с тех пор, как попала сюда, достигает пика. Нет, дело не в высоте. Я из Нью-Йорка, это мне привычно. Но очертания, конструкция самого этого места и его нарастающая неправильность – все заставляет правду всплыть. Мне это не нравится. Не хочу об этом думать!

«Ты больше не на Манхэттене, Элиза», – говорит оно.

«На самом деле, сомневаюсь, что ты даже где-то рядом».

«Это не Земля».

Глядя под ноги, стараюсь стряхнуть это ощущение. Нет. Это смешно! Невозможно! И тогда, могу поклясться, что-то далеко внизу зашевелилось.

Оно скользит по центру шестигранного пола, такое же серое, как и наш преследователь, но крохотное и очень далеко. Другой далек. Он не видит нас.

Когда гибрид замечает его, то принимает решение.

Он мотает головой и бежит влево. В стенах – устья коридоров, некоторые закрыты тяжелыми металлическими дверями. Не округлыми, но высокими и трапециевидными. Неожиданно нам попадается открытая, и Сек врывается внутрь.

– Давай, – шипит он.

Я забегаю следом, грудь разрывается – слишком много всего. Чувствую себя незваным гостем, но с облегчением замечаю, что в комнате пусто. Тотчас же Сек бросается к дверному проему, к небольшому круглому куполу, встроенному в металл. Он бьет его кулаком, и, к счастью, дверь, скользнув, закрывается. Но теперь за нами тупик. Бежать некуда.

Сердце тяжело болтается в груди, все болит. Опускаюсь на пол – тот весь покрыт металлической сетью, скрывающей яму, полную проводов. Плевать! Свет мигает, и это бы меня напрягло, если бы я так не устала. Едва не убили. И мы все еще в опасности. Раны на шее мучительно ноют. Но так же мучительно ноет моя голова от тучи вопросов, плавающих в ней.

Сек, задыхаясь, как и я, бредет в середину комнаты и сползает на пол, ложится, опираясь на локти. Может, из-за внезапного приступа одиночества, а может, потому, что далек – настоящий далек, – теперь далеко, меня накрывает волной неожиданного отвращения. Почему я оказалась заперта именно с ним? С таким изуродованным. Злобным. И то, что он хотя бы наполовину похож на человека, совершенно не помогает.

Он – то существо, которое я оставила спать на диване дождливой летней ночью. Я это знаю. Тот же глаз, багровые пятна на лице на тех же местах, и на руках тоже, повторяя те, что были на щупальцах.

На него тяжело смотреть, особенно теперь, когда он так обессилен. Как рыба, выброшенная из воды, хватающая ртом воздух. Может, ему уже тысяча лет.

Далек не видел в нем далека, так ведь? Но и я не вижу в нем человека. Не могу. Не совсем. Чем больше пытаюсь, тем сильнее он меня пугает. Особенно учитывая убийства. И прочее, что я читала. Тогда как он может вести себя с другими – в ловушке, в плену двух своих состояний?

Но сейчас не время для жалости. Нужно решать насущные проблемы.

Я поворачиваюсь к Секу.

– Эти штуки не смогут сюда забраться, верно?

Он сглатывает пересохшим ртом. В прошлый раз, в гибридной форме, я видела его всего мельком, но уверена, что он не был настолько тощим.

– Нет, не могут. – Он неуверенно машет рукой в сторону двери. – Они не смогут пробиться сквозь нее, она из поликарбида. Тот же материал. Один из немногих, которые не в силах разрушить далек. По крайней мере, не без труда.

Совсем небольшое облегчение. Собираюсь с силами и задаю главный вопрос.

– Что это, блин, на место? Где мы вообще? И что с другими далеками? Он тоже здесь заперты?

Словно от усталости, он закрывает глаз. Или от беспокойства. Черт, а с чего бы ему не беспокоиться?

– Нет, они не заперты. Хотя сбежать не могут. Зато можем мы.

– Но где мы? – повторяю я вопрос. Хотя и не уверена, что хочу это знать.

Когда гибрид отвечает, то произносит слова медленно и тихо, словно говорит сам с собой. Словно признавая, что победа – Пиррова, что мечта, к которой он стремился, которую превозносил, грязная и недостойная. Но когда Сек произносит эти слова, тонкая пленка, защищающая мой рассудок от этой ужасающей, непостижимой мысли, лопается и исчезает.

– Там, в Нью-Йорке, когда мы вошли в контакт с Разломом, должно быть, мы прорвались. Это сработало. Это наконец сработало!

– Что сработало? – Меня начинает трясти. – О чем ты говоришь вообще? Там и здесь – небо и земля…

Гибрид глядит на меня. Взгляд его огромного, единственного голубого глаза пронзает насквозь.

– Не Земля. Скаро, – говорит он. – Это Скаро, мертвая планета. И я вернулся.

====== Глава 20. Босиком на Скаро ======

Комментарий к Глава 20. Босиком на Скаро Кажется, самая крупная глава в фике. Молчу, молчу про физику.

Фатом, он же морская сажень – мера длины, равная 6 футам (1,8 метра).

Я говорю это. Такое знакомое слово! Резкий консонанс первого слога. То, как оставшаяся часть скатывается с языка. Я здесь. Осмелюсь ли поверить в это? Осмелюсь ли, после всех ночных мечтаний под индиговым небом земли или в лишенной воздуха камере, погребенной под городом?

Я вернулся на Скаро.

Но все гораздо, гораздо масштабнее обычного возвращения. За сотни лет я – первый наследник каледов, вдохнувший воздух этой планеты. Я, далек Сек, первый в веках. Почву под ногами я тоже почувствую. Поднимусь на поверхность, не прячась больше в клетке. Я больше не заперт в броне. Вот оно, освобождение! Великолепно! Что я сейчас чувствую, восторг? Чем бы это ни было, невероятное ощущение.

И даже сказанное – лишь половина чуда. Здесь есть далеки. Далеки живы! Они живут тут, на Скаро. Просто представьте, сколько усилий мы приложили, пытаясь возродить наш вид после Войны времени. Чтобы найти подлинных далеков. Мы украли корабль-тюрьму и вскрыли ее в небе Земли. В подземельях мегаполиса, так похожего на наш, я рискнул жизнью и подверг себя боли, только чтобы мы снова смогли ходить. И за все это время стоило всего лишь обратить внимание на родную планету. Нам не хватало энергии, да. Мы были арестантами, задержанными на неопределенное время. Но мы могли выждать и перезарядиться. Как я мог быть настолько слеп? Тай и Джаст остались бы в живых. Каан не предал бы меня и не исчез.

Я не превратился бы в кощунственное убожество, которым стал теперь.

Как эти далеки выжили?

Разве это имеет сейчас значение?

Элиза, темнокожий человек, сидит рядом, прижав колени к груди, и разглядывает меня. На ее лице выражение недоверия или ужаса. Я рад, что не в одиночестве: есть кому разделить со мной триумф возвращения на планету моих предков. Хотя, кажется, в этот момент она не слишком восхищена достигнутым. Таковы уж люди.

Нужно только решить, куда нам следует направиться дальше. Разумеется, к поверхности – это всегда входило в мой план. Но теперь его частью стали другие далеки. Нужно ли мне предпринять попытку войти с ними в контакт? Они меня не примут, зато я смогу помочь им. Возможно, освободить их от брони. Но никаких больше попыток гибридизации с людьми. Не на этих далеках. Здесь есть Элиза, но она – друг. Она храбрая. Будет неверным использовать ее, да и любого другого фигуранта, который этого не желает. В качестве основы, возможно, я использую собственную генетическую структуру.

Мои мысли прерывает человеческий голос. Очень слабый. Ранее он звучал громко и уверенно, но теперь дрожит. Так мог бы говорить ребенок.

– Что такое Скаро? – бормочет Элиза. Я не учел, что она не может этого знать.

– Родная планета далеков, – поясняю я. – Именно отсюда мы начали свой путь к покорению вселенной.

– Родная… планета?

– Да.

Она отводит взгляд. Беззвучно шевелит губами. Я начинаю объяснять:

– Тот сияющий диск, которого ты коснулась в исследовательском центре, был порталом. И перенес тебя сюда.

Говоря, я изучаю окружающее пространство. Мы в наблюдательном пункте – невысоком, тускло освещенном помещении, из которого далеки ранее следили за уровнем радиации на поверхности. Много веков назад на стенах бы горели голографические экраны, в размытом монохроме демонстрируя все внешние части города. Но потом случилась Война времени. Все дееспособные единицы покинули планету. И были стерты из истории, если не считать Культа Скаро и Императора, чей прах теперь только засоряет космос. Продолжая говорить, я не могу не изумляться тем, насколько по-новому это ощущается.

– Видишь ли, люди построили на Манхэттене Разлом, – продолжаю я. – После того, как была открыта другая брешь, в Лондоне, через которую прошли киберлюди. – Я лично в ответе за создание того Разлома, но не сообщаю ей этого. Время – сложная вещь. – Люди нашли способ прорваться сквозь ткань пространства, и, раз уж я находился у них в плену, то привлекли меня. Но я воздействовал на него в своих интересах. Повысил уровень энергии и сменил координаты, чтобы Разлом открылся сюда.

Элиза кивает, но не произносит ни слова. Просто пялится в стену расфокусированным взглядом.

– Именно так появился слайзер, – говорю дальше. Интересно, она меня слышит? – Они обитают на Скаро. Должно быть, Разлом открывался в другом месте. Когда он проник, я смог определить. Следовало нейтрализовать его и изучить, чтобы понять, как он попал сюда.

– Ясно.

– И именно так мы и встретились. Так что… я солгал. Но не во всем. Я знал, что слайзер появился со Скаро, но не как именно это случилось. Пойми. Я не проявлял… коварство или что-то вроде.

Человек вздрагивает. Поначалу я задаюсь вопросом, не замерзла ли она. Здесь, на Скаро, очень холодно. Возможно, на поверхности будет теплее.

Должно быть, я обязан ей. Меня окатывает волной… как это называется? Сочувствия.

– Той ночью меня могли убить. Ты помогла мне. Не дала властям меня обнаружить. Я перед тобой в долгу. Без тебя меня бы здесь не было.

– Меня бы здесь не было, – негромко повторяет она.

– А теперь ты увидишь великолепие Скаро. Только подумай: за много веков мы первые независимые формы жизни, которые попали на эту планету! Да, раньше здесь бывали люди, он они не считаются, потому что их приводил сюда таймлорд, а после появления здесь они…

Я не оканчиваю фразу, потому что в этот миг Элиза поднимает руку, отворачивается, и ее тошнит. От неожиданности и отвращения я отшатываюсь. Должно быть, дело в разнице атмосферных давлений, думаю я поначалу. Ее тело еще не приспособилось.

Но потом, когда кашель и рвотные позывы подходят к концу, Элиза оборачивается ко мне, глядя ввалившимися карими глазами. Так она плачет! Она осторожно вытирает рот и прижимает ладонь к переносице. Потом начинает всхлипывать, все ее тело дрожит при каждом вдохе. Кажется, Элиза что-то бормочет – чье-то имя? Возможно, матери.

Я могу только сидеть и смотреть на это в растерянности, чувствуя себя глупо. Не знаю, что делать. Эмоции всегда вводили меня в замешательство, и я не имею понятия, как справляться с ними, если они исходят от другого. Далеком было проще. Я мог не обращать на них внимания или смотреть с пренебрежением. Но не теперь.

Ни с того ни с сего место, в котором мы находимся, перестает иметь значение. Весь восторг, который я ощущал минутами ранее, испаряется. Теперь я просто смотрю на Элизу, пытаясь понять. В конце концов она вытирает лицо и шмыгает носом.

– Итак, – угрюмо произносит Элиза, – я застряла на планете в миллиардах миль от дома, вернуться не получится, и, скорее всего, я умру. Верно?

Не знаю, как и ответить.

– Не… обязательно, – осторожно подбираю слова. – Вполне возможно, ты не умрешь.

Элиза кашляет, из ее глаз плещется новая волна слез. Она пытается не обращать на нее внимания.

– Ага, но что насчет далеков? Они не успокоятся, пока мы не умрем.

– Я же говорил, что у них недостаточно энергии, чтобы убить нас, – отвечаю я, задаваясь вопросом, верна ли эта информация. – Я не собираюсь оставаться в городе, буду искать выход. Есть тайные ходы, давно забытые. Со времен войны с талами прошли годы, должно быть, атмосфера должна стабилизироваться. Ты можешь пойти со мной. Мы сможем выбраться отсюда.

Элиза мотает головой: копна коричневых кудрей на ее голове подпрыгивает.

– Я не хочу на поверхность. Я хочу домой.

Чувствую новый укол сочувствия. Так больно и так знакомо, словно старая рана, полученная в забытой битве. Теперь я понимаю. Она в ловушке. И я был в ловушке на Земле. Хотел выбраться, но не знал, куда – или не имел возможностей для этого. Я не могу более рассматривать родную планету как дом, потому что очень, очень давно здесь не был. У далеков нет понятия «дома».

Но отчаяние мне знакомо, да. Желание опустить руки, бросить все. Именно так я чувствовал себя после судьбоносной ночи, когда главный эксперимент провалился и Доктор освободил меня, бросив на Земле.

Теперь же все наоборот. Человек очутился в ловушке, а я там, где должен быть. Гипотетически.

Не зная, что еще делать, придвигаюсь ближе и шепчу:

– Эй! Элиза, все будет хорошо. Ничего с тобой не случится. Я этого не позволю.

Элиза поднимает голову, блеснув глазами.

– Мне страшно, – шепчет она.

– Знаю, – мягко отвечаю я.

– А есть ли… есть ли способ вернуть меня на Землю?

Я помню, что говорила мне Дениз. Разлом вот-вот выключат. В лаборатории скоро обнаружат мое отсутствие. Тайер умнее, чем кажется, он скроет случившееся так, что его ни в чем не обвинят. Возможно, сочтут, что я всего лишь снова сбежал. Или покончил с собой. В любом случае Разлом отключат. Вернуться мы не сможем, если не создадим подобный с нашей стороны. Но это потребует времени и ресурсов: ни того, ни другого у нас нет.

Я качаю головой.

– Прости, Элиза, но не думаю. Я не хотел, чтобы подобное случилось.

Из ее горла снова вырывается всхлип, и меня охватывает забытый инстинкт, унаследованный от людей: обнять ее и сказать, что она в безопасности, говорить успокоительную ложь. Я не стану этого делать. Я могу только остаться с ней и надеяться, что этого достаточно.

В тот момент снаружи кто-то таранит взрывостойкую дверь с такой силой, что та вздрагивает в раме.

Элиза подпрыгивает, ее рыдания стихают.

С другой стороны доносится металлический вопль, слегка приглушенный дверью. Далеки настигли нас.

– УНИЧТОЖИТЬ!

Ему вторит следующий:

– ЭТО ПРЕПЯТСТВИЕ БУДЕТ ПРЕОДОЛЕНО!

И еще один:

– ДАЛЕКИ – ВЫСШАЯ РАСА!

Их там еще больше.

Мы с Элизой как один вскакиваем на ноги. Колени слегка дрожат, и я с сожалением вспоминаю, что большую часть двух суток не употреблял ничего в пищу.

– Окей, – медленно говорит Элиза, отбросив печаль ради прагматизма. – Итак, кажется, сейчас для меня главное – выжить. Войти они не могут, знаю, но как бы выйти нам?

Я оборачиваюсь и указываю направление. С другой стороны помещения – еще одна дверь, выключатель тускло помаргивает. Я подбегаю и жму на него. С болезненным грохотом барьер начинает подниматься.

Далеки снова штурмуют вход: на этот раз металл со стоном прогибается.

– В коридор, – приказываю я, – беги и слушай мои указания. Вперед!

Элиза ныряет под дверь – та поднялась только наполовину, – а я следую за ней. Коридор за ней гораздо темнее встреченных нами ранее, но (слава Давросу!) я понимаю, что он поднимается вверх.

– Что теперь? – слышу крик Элизы, хотя видеть ее не могу.

– Прямо вперед, ощупью вдоль стен, если нужно. Но поторопись.

Слышу, как стучат ее шаги по металлу, но из-за спины доносится мощный треск: дверь пульта поддалась. В коридор прорываются злобные вопли далеков – явственней, чем когда-либо.

Я ошибался, веря так сильно в прочность далеканиума.

Бросаюсь вверх по склону, пока не догоняю человека. Мы, по моим сведениям, в шести уровнях под поверхностью: я посчитал, когда мы попали в вестибюль. Так как частично Город находится под землей – фатомы и фатомы забытых уровней, – нам невероятно повезло, что Разлом вынес нас сюда, а не в глубинную секцию. Навскидку я могу предположить, где мы: должно быть, в экологическом секторе. Жаль, что броня не со мной, тогда бы я знал точно. Когда речь заходит о безопасности и умственных способностях, броня имеет свои преимущества: нет нужды все запоминать, раз уж в любую секунду можно получить доступ к файлу. Будь я внутри своей транспортной машины третьей модели, мы бы знали наше точное местоположение, словно разложив карту.