Текст книги "Я, арестант (и другие штуки со Скаро) (ЛП)"

Автор книги: The Wishbone

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Далек с огромной дырой в срединной секции начинает стрелять по баррикаде. Из кучи начинают лететь искры и раскаленные добела обломки, и я в ужасе понимаю, что они попросту испарят ее! Далек продолжает стрелять, пролом все растет и растет.

Достаточно на секунду отвлечься, чтобы выстрел попал в край щита и выбил меня из равновесия. Ударяюсь головой и словно в тумане гляжу, как в моем щите с шипением плавится дыра.

Окончательно зашипев и едко завоняв горелым, баррикада сдается перед далеками. Они катятся вперед, стреляя снова и снова, и как бы моя рука не сломалась под тяжестью щита, который стал заметно меньше. Нужно увести их прочь от Сека. Отвлечь. Нужно идти, и я молюсь, чтобы план сработал.

Далеки все ближе, воздух наполняется тошнотворной вонью. Отчасти это горелая плоть – три почерневших далека, должно быть, попали во взрыв, который мы с Секом устроили. Но ближайший далек, тот самый, с дырой, воняет гнилью. Похоже пахло от Сека, когда мы впервые встретились, но гораздо сильнее, так, что аж глаза слезятся. Этот самый далек уже в пятнадцати футах от меня. Белая, похожая на ржавчину зараза цепляется к краям отверстия, и мне не хотелось бы, но я вижу – внутри болтается что-то вялое и мясистое, как дохлый червяк.

Должно быть, здесь около дюжины далеков, но и одного бы хватило. А в глубине коридора виднеется еще несколько. Я побеждена – омерзительное чувство.

Ближайший далек по пандусу въезжает к панели управления. Он не стреляет. Интересно, почему?

Бежать больше некуда, и я поднимаю щит над головой. Мне осталось недолго. Достаточно одного выстрела, но его нет. Далек очень близко, в нос ударяет вонь болезни, и я собираюсь с силами, затаив дыхание.

Но затем раздается скрежет.

Что-то выдирает лист металла у меня из рук. И он мнется прямо на глазах. Пока лист комкается, словно фольга, сжимается, из-за него появляется далек – он делает это вантузом, сжимает и ломает металл. И я без сил выпускаю щит из рук.

Далек отбрасывает получившийся металлический шарик прочь, целясь окуляром прямо мне в лицо.

– Гребаная хрень, – говорю, кажется, я. Вантуз тянется к моему лицу, и я отступаю. Сек был прав. Внушительная штука, жаль, я ее недооценила.

Продолжаю пятиться, согнувшись, пока не оказываюсь рядом с Секом. Дальше уже некуда. По крайней мере, он погибнет мирно, ничего не почувствует. А я…

И снова взрыв, гораздо громче предыдущих. Обломки и пыль дождем сыплются с потолка. На миг отвлекшись, гляжу в сторону – и, к моему удивлению, туда же поворачиваются и все далеки.

Неожиданно повисает тишина. Далеки прекращают стрелять. И все поворачивают купола в сторону источника звука, мне за спину. Поднимаю голову.

По воздуху летит что-то черное, большое и коническое. Прямо под ним яростно пылают голубоватые круги. Поначалу я принимаю эту штуку за небольшую летающую тарелку странной формы, но потом понимаю, что это другой далек. Не знала, что они умеют летать. А остальные почему не летают? Но тут до меня доходит, и радость захлестывает с головой.

Это броня Сека!

Масштабы облегчения и надежды просто ошеломляют. Сработало. Разлом открыт. У него вышло! На одну блаженную секунду я перестаю замечать обезумевших чудовищ вокруг. Светящийся голубым окуляр черного далека опускается, оглядывая нас и все, что рядом. Сбоку что-то шевелится, и настоящий Сек садится ровно, с трудом моргая. Одним рывком он вытаскивает кабель из головы и отбрасывает на пол.

Все далеки вокруг замерли. Не знают, как реагировать. Пятятся потихоньку, словно броня – это разгневанное божество, решившее улыбнуться им с небес.

– ОПОЗНАН! – кричит один. – ДАЛЕК С ВЕРХОВНЫМ СТАТУСОМ!

Оружие брони описывает круг.

– ОТОЙДИ, ЭЛИЗА, – предупреждает она, мигая лампами. Повинуюсь. И замечаю, что Сек произносит это в унисон с броней. Страшновато выглядит, но мне есть чего еще бояться.

Струя голубой энергии прорезает воздух. И попадает в стоящего рядом далека, который, засияв, взрывается искрами и белым пламенем. Вскидываю руку, прикрывая глаза.

Далеки пятятся: искореженная броня пострадавшего с грохотом валится набок. Они выглядят напуганными, и не без причины. Черный далек безусловно устрашает, кроме того, они не ожидали нападения от одного из своих.

– Так все получилось! – говорю с притворным безразличием. Сек кивает.

– Определенно. Ты и сама неплохо справилась. Итак…

Раздается щелканье, словно кто-то трещит костяшками пальцев. Я отвожу взгляд от нависшей над нами брони и с ужасом понимаю, что Сек начинает меняться. Совсем забыла об этом. И, так как ни разу не видела процесс собственными глазами, с увиденным у меня кое-какие проблемы.

Но щупальца разрастаются из-под одежды все дальше, костюм оседает, потому что тело съеживается. Броня опускается ниже и начинает раскрываться.

Сек, напоминающий теперь странноватого осьминога, влезает внутрь, на ходу скидывая футболку и (я отворачиваюсь) спортивные штаны. Затаскивает щупальцем одежду внутрь, и, бросив на меня многозначительный взгляд, закрывает броню.

– ВНИМАНИЕ! – объявляет один из далеков. – ВЕРХОВНЫЙ ДАЛЕК И ГИБРИД – ОДНО СУЩЕСТВО!

– ОН ОСКВЕРНЕН!

– ОН БУДЕТ УНИЧТОЖЕН!

Не слишком приветливые заявления.

– Окей! Что нам делать теперь?

– ВЕРНО; РАЗЛОМ ОТКРЫЛСЯ В ОКРЕСТНОСТЯХ ИМПЕРАТОРСКОГО СЕКТОРА, – скрежещущим стаккато заявляет Сек. Пугающее изменение в голосе.

Луч пролетает в паре сантиметров от меня. Подпрыгиваю, едва не вскрикнув.

– Прекрасно, супер! Но как нам выбраться?

Стебель окуляра Сека разворачивается ко мне, едва не сбивая с ног.

– ЗАПРЫГИВАЙ.

– Чего?

– ОБОД ВНИЗУ БРОНИ! ВСТАНЬ НА НЕГО И ДЕРЖИСЬ КРЕПЧЕ!

Гляжу под ноги и осторожно ступаю на черную поверхность. Места для ног хватает. Но ясно и то, что далеки не предназначены для пассажирских перевозок. Приходиться согнуться, чтобы ухватиться за боковые панели.

Как будто я устраиваю обнимашки с далеком.

– Мне не нравится так стоять! – перекрикиваю я вопли нападающих.

– НЕ БУДУ ОСУЖДАТЬ, – сухо гудит Сек. – ТЕПЕРЬ… ДЕРЖИСЬ… КРЕПКО… ПОДЪЕМ!

Броня дрожит. В ужасе я хватаюсь еще сильнее. Мы медленно поднимаемся в воздух. Пол уходит вниз, мир кренится набок.

Мы летим. И мне это, кажется, не по душе. Цепляюсь изо всех сил влажными пальцами, колени болят. Боже, я вот-вот свалюсь!

Далеки толпятся под нами, стреляя в воздух. Но Сек уклоняется, разворачивается, чтобы выстрелить в ответ, и я продолжаю цепляться, стараясь сдержать тошноту. Мы поднимаемся к изогнутому мосту. Спрыгиваю, ноги дрожат. Перед нами – искореженные остатки входа, над дверью выбит непонятный символ. Ни один далек за нами не следует. Гениально!

– ВПЕРЕД, СЮДА, – зовет Сек, и я бегу, пока он парит позади.

– Так ты умеешь летать!

– МЫ НАЗЫВАЕМ ЭТО «ВОЗНЕСЕНИЕ».

– Не обидишься, если в следующий раз я не полечу с тобой?

– ЭТО ВСЕ УПРОСТИТ. МОИ ТЕХНОЛОГИИ БОЛЕЕ СОВЕРШЕННЫ. НАС НЕ ДОЛЖНЫ ПОБЕЖДАТЬ НИЧТОЖНЫЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ СТУПЕНИ!

Фыркаю.

– Надо же. А все те далеки внизу, они не умеют?

– НЕТ, НЕ МОГУТ. – Он поворачивает купол, глядя назад. – ПОСМОТРИ НА ЭТОТ ГОРОД. КАЛААНН БЫЛ СОЗДАН ДЛЯ ДАЛЕКОВ. ИМ НЕ НУЖНО БЫЛО ЛЕТАТЬ. ОНИ НЕ БЫЛИ СОЛДАТАМИ. ОНИ – ОПЫТНЫЕ ОБРАЗЦЫ, НАВИГАТОРЫ И УЧЕНЫЕ. ОНИ НИКОГДА НЕ ОТПРАВЛЯЛИСЬ НА НАСТОЯЩИЕ ЗАДАНИЯ.

Рада, что у нас хоть такое преимущество. Но сдерживаю эмоции. Не время для безрассудства – не когда мы так близко к цели.

Мы находимся в туннеле, украшенном ржавыми и потускневшими от времени стальными треугольниками. Он глушит все звуки.

– МЫ ВХОДИМ В ПРИБЕЖИЩЕ ИМПЕРАТОРА, – выкрикивает Сек. – УЖЕ БЛИЗКО!

За нами, глухо и вдалеке, слышатся вопли далеков. Черный далек едет вперед. В конце туннеля виднеется треугольник света.

– Это там?

– ДА! ВПЕРЕД!

Уговаривать меня не надо, я ускоряю бег. Треугольник все больше и больше…

Мимо проносится синяя молния, и я ныряю, уклоняясь. Отражаясь от стен, она ударяет в дверной замок, сыплются искры. Моментально сбиваясь с толку, поднимаю голову. Скрипя многовековой ржавчиной, дверь начинает опускаться.

– Нет!

Видя, что случилось, Сек замедляет ход.

– БЕГИ, ЭЛИЗА! – приказывает он. – БЫСТРЕЕ, ТЫ СПРАВИШЬСЯ!

Я в ужасе и хочу остановиться. А что будет с ним? Он сможет попасть внутрь? И все же бегу, потому что щель становится все уже. Даже я с трудом смогу пролезть. Бросаюсь на пол и протискиваюсь внутрь. Изнутри веет холодом.

– Сек! Ну давай же! – кричу я в щель. На долю секунды замечаю голубой окуляр, который бешено глядит на меня, а потом узкая, с волосок, щель с чудовищным грохотом закрывается.

Тишина.

Я с нарастающей паникой и злостью колочу в дверь. Он в ловушке. Нельзя его бросить! Ни за что! Жму кнопку, но из нее поднимается клуб черного дыма. Не работает.

Потом из-за двери доносится приглушенный голос.

– ЭЛИЗА, ТЫ ТАМ?

Прижимаюсь к ней ухом.

– Сек, мне так жаль…

– НЕ НАДО РАССТРАИВАТЬСЯ, НУЖНО ИДТИ ДАЛЬШЕ. Я ЗАДЕРЖУ ДАЛЕКОВ.

– Но…

Сек перебивает меня:

– РАЗЛОМ НАХОДИТСЯ В ВЕРХНЕМ ЗАЛЕ ИМПЕРАТОРСКОГО ОТСЕКА. НО НА ТРЕТЬЕМ УРОВНЕ ЕСТЬ ВТОРОЙ ВЫКЛЮЧАТЕЛЬ. ОН УПРАВЛЯЕТ ДВЕРЬЮ.

В груди трепещет надежда.

– НАД НИМ ВЫБИТ ТРЕУГОЛЬНИК, – продолжает Сек. – Я ВОШЕЛ С ЕГО ПОМОЩЬЮ. ТЫ БЕЗ ТРУДА НАЙДЕШЬ ЕГО. ИДИ!

– Окей.

– ТЫ НЕ ПРОЙДЕШЬ МИМО РАЗЛОМА. ОН НЕ ЗАКРОЕТСЯ. ЖДИ МЕНЯ ТАМ.

– Но… погоди! А как быть с далеками? Их болезнью? Ты… – Слова замирают в горле. Я зря трачу время. Чтобы помочь ему, нужно бежать как можно быстрее.

– Тогда скоро увидимся. Удачи!

– И ТЕБЕ, – мурлычет Сек, и тогда я бегу прочь.

Я в громадном зале с каменными стенами, освещенном красноватым светом. Похоже на собор – и даже запах такой же затхлый. Форма сводов кажется знакомой. Да. Это форма гигантской статуи далека, стоящей в центре города, только изнутри.

Вдоль стены вьется галерея, медленно поднимаясь вверх, и я иду по ней. Выше и выше, пока не добираюсь до освещенного прожекторами медного потолка.

Врываюсь в полуразрушенную комнату.

Один уровень! Продолжаю бежать, наплевав, что ноги болят. Кажется, где-то раздался взрыв: надеюсь, я не опоздала. В следующей комнате я едва не задыхаюсь, моргая от дыма: над протекшим топливным баком слабо мерцает пламя. Интересно, давно ли оно горит?

Два уровня. Думаю о доме. О голубом небе, мягкой постели. И о горячей ванне – кожа вся пыльная и зудит.

Третий уровень. Схожу с галереи, и, конечно же, в комнате полным-полно выключателей, расположенных так, чтобы мог достать далек. Но унывать рано – я почти сразу нахожу треугольник. Он над ближайшим выключателем.

– Поехали, парень-далек, – бормочу под нос. Жму кнопку, и она загорается красным. Вдали слышится скрежет. Сек свободен. Победа! Мы оба свободны.

Я снова иду по галерее – она едва заметно снижается. Интересно, насколько высокая эта штука? Думаю, зал с выключателями примерно в верхней части юбки каменного далека, если судить по виду. Но добраться туда реально.

Внезапно я погружаюсь в раздумья. Думаю о том, как вернусь в Нью-Йорк, в Америку, на Землю. Как снова увижу отца, Мелани, Малкольма. Да и к маме надо бы заглянуть. Но как им все это объяснить? Смогу ли я снова вернуться к нормальной жизни?

И тогда я задумываюсь о Секе. А что делать с ним? Вернется на Манхэттен, и его до конца дней упрячут в лабораторию, пока я буду пытаться жить нормально? Неприятная мысль, и на миг я замедляю шаг. Едва ли такая жизнь стоит того, чтобы жить. Его могут обвинить в случившемся. А если я попытаюсь встать на его сторону, объявят, что у меня Стокгольмский синдром. Но это не так, я не была его пленницей.

Шаги сухо отдаются от стен, пока я раздумываю.

«Я останусь там с ним».

Решение настолько неожиданное, что я изумляюсь сама себе. Но потом понимаю, что да, так и будет. Что бы они ни говорили, Сек не чудовище. Я повидала настоящих далеков и теперь вижу разницу. Конечно, он еще тот урод, но у него есть чем с нами поделиться. Сек – самый странный и самый мудрый из тех, кого я встречала, а еще человекодалеков больше не будет. И я так считаю не из жалости. Нет. Теперь он мой друг. И я сделаю, что смогу.

Я наконец добираюсь до конца галереи. Скат обрывается, и я оказываюсь в узком, похожем на трубу коридоре.

Его заливает светом, словно на том конце восходит солнце. Слышится электрический гул, от которого в ушах звенит – и он мне знаком!

Разлом.

Да!

Я добралась!

Сек будет здесь в любую минуту. Он легко обгонит далеков, прорвется, закроет Ралом и освободится. Мысль о доме еще ни разу так меня не радовала.

Сворачиваю за угол.

И что-то бьет меня в грудь. Брызгает кровь, трещат ребра… это не оружие далеков и не осколок от взрыва.

В меня попадает пуля.

====== Глава 26. Кровь и свет ======

Издали эхом доносится выстрел. То, что я слышу его сквозь шум собственного оружия и выстрелы других далеков – просто чудо. Должно быть, его вычленили мои сенсоры. Звук идентифицирован: человеческое происхождение.

Я все это время сдерживал далеков у основания Императорского монумента, но в этот миг я замираю, развернув купол. Гляжу вверх и назад. В мире голубой сепии компьютеры говорят мне куда больше, чем мог бы разглядеть человек. Точное местоположение. Марку оружия, произведшего выстрел.

«Элиза!»

Это единственная моя мысль. Начиная паниковать, я разворачиваюсь прочь от нападающих, но моя срединная секция все еще обращена к ним. Поднимаюсь по склону, наращивая скорость. Продолжая стрелять, начинаю вознесение. Но мое оружие нестабильно. В большинстве случаев оно просто бесполезно вспыхивает и каждый раз требует подготовки.

Вот взрывается, охваченный пламенем, очередной далек и заваливается на других, создавая затор. Но этого мало. Нужно остановить их. Элиза в опасности, а времени недостаточно.

Скольжу на второй этаж. Безумные вопли далеков теряются за полуметровым металлическим листом. Вот! Теперь я знаю, что делать.

Целюсь в пол. Максимизирую подачу энергии на оружие. Огонь!

Вспышка белого света. Когда она гаснет, оплавленное, светящееся покрытие начинает съеживаться, как старая тряпка, а затем разрывается пополам, с оглушительным стоном обрушиваясь на далеков.

Но я не останавливаюсь посмотреть. Нужно двигаться дальше. Мое оружие направлено теперь вперед, и я поднимаюсь по склону. Этаж за этажом, этаж за этажом.

Достигнув купола каменного далека, я в бешенстве и отчаянии штурмую узкий, похожий на трубу коридор. Сворачиваю за угол, к смотровой площадке.

И первое, что я вижу – темная полоса на ржавом полу. Она блестит в свете яркого белого диска, висящего за ней. Это кровь. Не нужно видеть красный цвет, чтобы это понять. И, судя по тому, что я вижу, крови слишком много.

Двигаюсь по следу к центру помещения: именно туда оттащили обмякшее тело. Руки и ноги Элизы дрожат. Она пытается сесть, но не может.

А на полу рядом с ней, словно в еще более сильной агонии, сжимается никто другой, как Патрик Тайер. У него на коленях, под скрещенными руками, лежит штурмовая винтовка. Он прошел через Разлом и застрелил Элизу.

– ПРОЧЬ ОТ НЕЕ!

Меня охватывают ужас и ненависть куда более мощные, чем я когда-либо ощущал. И в этот миг я хочу убивать. Годы тишины и пацифизма, проведенные в Нью-Йорке, моментально смыты прочь. Я хочу, чтобы Тайер умер. Он ранил мою подругу, и из-за него она погибнет. Он поднимается на ноги. Я навожу на него прицел, готовлю оружие.

И это становится моей самой большой ошибкой. Потому что Тайер быстрее. Раздается выстрел, и все вокруг чернеет. Моя броня кружится, и я понимаю, что произошло. Он попал в окуляр! Самое слабое место далеков. Я слеп.

Меня поглощает смертельная чернота. Снаружи ничего не видно, и я корчусь, пытаясь сбежать. Паника может довести меня до безумия.

Но я все еще могу слышать.

– Господи, – задыхаясь, произносит срывающийся мужской голос. – О боже.

– ЭЛИ-ЗА? – зову я, и, к моему облегчению, говорить я еще могу. – ЭЛИ-ЗА, ПРОШУ, ОТВЕТЬ…

Откуда-то из пустоты неразборчиво клокочет женский голос. Она в сознании. Но от боли, слышащейся в нем, меня охватывает страх.

Нужно добраться до Элизы. Стрелять в Тайера нельзя, есть риск попасть в нее. Я продвигаюсь вперед. Раздается шаркающий звук. Щелчок механизма.

– Н-нет, – слышится голос Тайера. – Н-нет, т-ты… н-не подходи! Стоять!!!

Замираю. Гнев кипит внутри меня.

– ТЫ ЗАСТРЕЛИЛ ЕЕ! – реву. – ЗАЧЕМ?

Задыхающийся голос отвечает:

– Я бы… я бы… я ждал тебя! – говорит Тайер, словно огромный ребенок, заплаканный и жалкий. – Это в-вышло случайно. Я не хотел! Н-не знал, что первой придет она.

Снова двигаюсь вперед. Но затем Элиза испускает крик – наполовину болезненный, наполовину, кажется, даже гневный.

– Н-нет, держись подальше, – предупреждает Тайер, неожиданно заговорив очень быстро. – Иначе я прострелю ей голову. Стой на месте, или она… она умрет!

Элиза все равно умрет. Она будет сопротивляться, это в ее натуре. Но для этого ей не хватит сил.

– ЧЕГО ТЫ ХОЧЕШЬ?

Перекрывая отдаленный гул Разлома, Тайер откашливается и сплевывает.

– Чт-тобы ты… остался здесь, – отвечает он. – Здесь… где бы это ни было. В аду, где тебе самое место. Я же вернусь через разлом, а ты расскажешь, как его закрыть.

Значит, вот и все. Мне суждено остаться и умереть на Скаро. Нет. Я не смогу. Но затем вспоминаю об Элизе. Теперь у нее есть шанс.

– ТОГДА ЗАБЕРИ ЕЕ С СОБОЙ, – умоляю я. Слышу чье-то движение.

– Нет, – неуклюже бормочет Элиза слабым, надломленным от боли голосом. – Только с тобой… я… я обещала.

– Я не стану брать ее с собой, – заявляет Тайер со внезапной неумолимостью. – Она заговорит. Расскажет всем, что случилось!

– Что?.. – начинает Элиза, и вот она, борьба. Только она сводит ее к словам: – Что ты пробил во мне сраную дырку?

– Нет!!! – верещит он голосом, полным безумия. – Обо всем… таком!!! Расскажешь об этом чудовище! О том, что Колумбийский научный центр держал его у себя, кормил, верил ему, даже зная, что он из себя представляет! Убийца! Но нет, не я. Я хороший человек! Единственный среди всех в этой чертовой отрасли! И я все делаю правильно.

Слушаю, пытаясь наметить в темноте путь. Он безумен, а его слова ранят. Но я не обращаю на них внимания.

– ПОЧЕМУ ЖЕ ПРАВИЛЬНО? – слышу собственный вопрос. – КАК Я МОГУ БЫТЬ ЧУДОВИЩЕМ, А ТЫ – ХОРОШИМ, ЕСЛИ ИМЕННО ТЫ НАЦЕЛИВАЕШЬ ОРУЖИЕ?

Повисает долгая пауза. Раздается тяжелое дыхание Тайера. Время заканчивается. Скоро появятся далеки. Но Элиза истечет кровью еще раньше.

Я принимаю решение. Оно рискованное. Но нужно заставить Тайера понять.

Начинаю меняться внутри брони. Деформация не так ужасна, как бывало раньше, и процесс не настолько медленный. В крохотном и тесном пространстве я снова становлюсь тем, кто напоминает человека. Мне придется рискнуть.

Броня раскрывается, и меня приветствуют румяные отблески света, которые становятся все ярче. Когда я выпрямляюсь, Тайер, с отвращением на изможденном лице, целится в меня из винтовки. Элиза свернулась в позе эмбриона у его ног. Ее рубашка вся в крови, такой темной, что кажется черной.

Делаю шаг вперед.

Тайер поднимает оружие.

– Еще один шаг, и… – предупреждает он, но его голос срывается. Лицо все мокрое от слез. Непонимающе гляжу на него. Что же я сделал такого, чтобы ему хотелось из-за этого смерти невинному человеку? Чтобы вызвать в нем такую ненависть? Гляжу на Тайера, отчасти видя в нем себя. И внезапно мне становится жаль его.

Опускаюсь возле Элизы на колени, и мои руки дрожат. В броне ее пронести нельзя. Я в ней слеп.

Подхватываю ее под плечи и колени, кровь заливает мою кожу.

Тайер все еще целится, но теперь винтовка ходит ходуном.

Элиза вздрагивает, когда я пытаюсь поднять ее. Глаза ее открыты, но зрачки расширены, огромные, как у совы. Элиза протягивает руку и обнимает меня за шею. А Тайер все еще не стреляет. Выпрямляюсь. Делаю шаг, затем второй. Подальше от человека с ружьем. Прохожу под дугой арки в соседний отсек – туда, где сияет Разлом.

– Мы, далеки, убийцы. Ты прав, – говорю так, чтобы Тайер слышал. – Все далеки такие. Мы убивали и убивали, желая очистить вселенную от тех, кто не похож на нас.

Я прошел мимо Тайера. Я не могу его видеть. В любой момент пуля может пробить мой открытый мозг, и все будет кончено. Но каждый момент отложенной гибели дает мне возможность сделать еще один шаг к безопасности.

– Мы убивали из ненависти. Но и из страха тоже. И, если подумать, что такое ненависть, как не одна из форм, которую принимает страх? Убиваешь врага, потому что боишься, что он сделает то же с тобой. Так что мы с тобой не так уж и отличаемся.

Чувствую, как бьется у Элизы сердце. Ее пальцы слабеют. Мы цепляемся друг за друга. Прижимаю ее крепче. Перед нами висит Разлом – жемчужно-белый, брызгающий искрами плазмы. Он заливает это ржавое, омертвелое место жгучим светом. Выстрела все еще нет.

Разворачиваюсь, чтобы посмотреть Тайеру в глаза. Он держит палец на спусковом крючке, но все его тело трясется. В глазах страх. Но боится Тайер не нас. Себя.

Он медленно опускает винтовку.

И неожиданно его тело, изогнувшись дугой, вспыхивает белым, и так ярко, что сквозь плоть виден скелет. Он кричит. Я отшатываюсь. Память о боли, настолько мучительной и всепоглощающей, что вынести ее не сможет никто, бьет меня с той же силой, с какой, наверное, и Тайера.

Извиваясь, он валится на пол.

Из жерла туннеля, гудя, появляется далек, его броня облеплена сводящей с ума ржавчиной. Он снова стреляет. Винтовка выпадает у Тайера из рук. Он еще жив. Сразу он не умрет. Выстрел слишком слаб для убийства. И спасти его нельзя. Но я вижу, как вперед выезжает моя броня. Ну конечно! Механизм самозащиты. Двигаюсь я, движется и она. Преграда между нами и далеком.

Элиза кашляет, дрожа всем телом. Времени нет. За долю секунды я собираюсь с мыслями. Раздается последний выстрел.

Я касаюсь разлома, и мы загораемся.

Жар – ослепляющий, жгучий, рвущий на части. Он охватывает меня, охватывает Элизу. Выдержит ли она? Не станет ли шок от переноса слишком сильным?

Но затем, словно волна из ледяного потока, я обрушиваюсь на каменный пол. Элиза выскальзывает из рук.

Потом я слышу крики паники. Слева – пульт управления, плотный и знакомый. Свет отражается от огромной стеклянной стены.

Люди в белых халатах. Колумбийский исследовательский центр, Манхэттен.

Мы снова на Земле.

К нам мчится Дениз. Волосы распущены, на лице ни следа обычной ледяной твердости, а губы искажены криком, которого я не слышу. Юноша с каштановыми волосами, чье имя Хайнкель, поднимает голову, отвлекшись от панели, и переводит взгляд с меня на Элизу. Вокруг толпятся еще люди в белых халатах, но я едва замечаю их.

Элиза прижимает руки к груди. Между пальцами проступает кровь. Изогнувшись серпом, она лежит лицом ко мне. На миг мы встречаемся взглядами. И что-то вспыхивает. Улыбка. Возможно, благодарная. Но затем Элиза закрывает глаза и роняет голову на пол.

– Помогите ей! – слышу собственный голос. Я почти выкрикиваю эти слова. – Спасите ее и отключите Разлом! Разрушьте его! Но помогите ей!

Краем глаза замечаю огромный и массивный объект, опускающийся за нашими спинами из Разлома. Чувствую жар, дрожь электричества. Всего мгновение – и я узнаю собственную броню. Но мне плевать.

Людей охватывает хаос. Хайнкель качает головой. «Они не могут его отключить». Тратят зря время. Мои пальцы становятся скользкими, а одежда вся в пятнах от крови Элизы. Она заливает клинически чистый бетонный пол. Вытекает прочь из нее. Из моей подруги. Нужно, чтобы они спасли ее.

Никто не ожидает голубого луча, который вырывается из пустой брони. Достаточно и крохотной мысли. Хайнкель ныряет в сторону: панель управления, заискрив, вспыхивает пламенем. Разлом дрожит и рвется, словно смятый парус. Усики плазмы заливают комнату, а я гляжу на Элизу. Разлом деформируется, ревет, а затем исчезает навсегда.

Но это больше не имеет значения.

Внезапно из-за спины меня хватают чьи-то руки, оттаскивают прочь. Я не пытаюсь сопротивляться.

«Спасите ее».

Ученые сгрудились вокруг Элизы. Теперь я ее не вижу. Знают ли они, что делать? Со всеми теориями, с жизнью в уединении, смогут ли они на самом деле спасти человеческую жизнь?

Руки тащат меня к стене. Человек, стоящий рядом, неловко вертит что-то маленькое в пальцах.

«Спасите ее. Прошу».

В руку вонзается что-то острое.

И я больше ничего не вижу. Не чувствую.

====== Глава 27. Предложение ======

Потолок содрогается. Влажный, мясисто-красный, словно слизистая оболочка пасти какого-нибудь чудовища. А до того там были личинки. Их жирные белые тела извивались на полу, вытекали из-под кровати, из-под моей кожи. Понятия не имею, откуда они взялись, или как я сюда попала, или где именно находится это самое «сюда». Знаю только, что устала. Хочу спать. В груди дыра, и она болит. Каждый стук сердца, каждый пульсирующий толчок сердечно-сосудистой системы – и снова, снова ударяет невидимый нож. Может, если я усну, он исчезнет? Если я провалюсь в глубокий, глубокий сон, беспробудный, я больше этого не почувствую?..

Из моей руки тянутся трубки. Словно корни из растения. Не знала, что у меня есть корни. Но затем раздается пиканье – издали и негромко, но ритмично, как и боль. Откуда этот звук? Что он значит? Я знаю, что лежу. В кровати. Кровать удобная. Но подушка слишком плоская. Она должна быть мягкой и пушистой, чтобы в ней можно было утонуть, впасть в забытье, чтобы тот нож перестал меня резать. Тогда я буду в безопасности…

Рядом появляются и исчезают силуэты. Лица затуманены масками. И волосы прикрыты. Может, у них нет ни лиц, ни волос? Только маски. Может, такая у них кожа. Меня бы не удивило, если бы они оказались пришельцами. Слишком уж много я их повидала, чтобы удивляться. Они кишат вокруг. Держат за запястье. Слепят глаза ярким светом. А когда пиканье и колющая боль становятся чаще, собираются вокруг кровати. И называют имя.

«Элиза? Элиза Бирчвуд, вы меня слышите?»

Это мое имя? Думаю, меня так звали. Но это было очень давно. Еще до того, как нож начал вонзаться в мою грудь. И мне уже все равно. Я хочу только спать. Спать и про все забыть…

Я был готов пожертвовать своим телом, своим достоинством, даже собственной жизнью во имя Культа Скаро и всего, чему он служил. И по той же причине я принял на себя потенциально смертельный выстрел из бластера далеков, одного из моих собственных далеков, ради спасения Великого Человека. Тогда я должен был погибнуть.

Я часто задавался вопросом: выжил ли я по чистой случайности или это была судьба? И решил, что никогда не стану принимать как должное это новое тело, этот второй шанс, который так редко выпадает.

Но ради того, чтобы выжила Элиза, я принял бы тысячу пуль от Тайера.

Итак, я в Колумбийском центре, лежу на матрасе в комнате А44. Лекарство, вколотое мне, превратило меня в вялый клубок щупалец. Кто-то решил дать мне одеяло, и я, не в силах шевельнуться, лежу под ним. Но сон – не выход. Пока я не узнаю – нет. Отвлекаюсь, изучая трещины между плитками пола, снова и снова. А когда я гляжу в полоток, на нем пляшут образы, словно из фильма со старой черно-белой пленки.

В них я вижу Элизу. Порой в голубом монохроме – она кивает мне и бежит. Порой она просто стоит, высокая и гибкая, под кровавым небом Скаро.

А порой я вижу ее ребенком. Воспоминание неуверенное, но ясное: я знаю, что оно настоящее. Она мала – даже для ее возраста. Темные кудрявые волосы завязаны в хвостики, большие любопытные глаза, она стоит в переулке, рука поднята в полузамахе.

Воспоминание меняется. Теперь Элиза выше, настороженно глядит темными глазами. Она могла бы стать совсем другим человеком. Теперь она сидит, а ее волосы по-мальчишечьи короткие. Это ночь нападения слайзера. Она выглядит усталой, но живой и любознательной, испуганной, но упрямой. Глядит на меня со смесью трепета и легчайших намеков на сострадание. Боится меня, но видит во мне равного.

Вижу ее смеющейся, дерущейся, в грязной рубашке, с растрепанными волосами. Она была такой юной, такой полной жизни. Порой ее юмор оказывался слишком уж черным, порой она паясничала и язвила, была готова бросить обидное слово, упрямо стоять на своем. Не отступать ни за что.

Лежу, не двигаясь, и понимаю: если этот человек погибнет, часть меня умрет вместе с ней. Часть, которой знакома жалость, самоотверженность и доброта, которая умела заглянуть сквозь металл и кожу и оценить саму душу. Часть меня умрет. Не знаю, что увидела во мне Элиза.

Но в ней я увидел великолепие.

В Элизе я увидел редкую вещь. Не напарника, не любовницу, а друга.

Я дрейфую между сознанием и бессознательностью. Живу еле-еле. Просто жду. Пиррова победа – вернуться на Землю пустой оболочкой. Ради чего мне, убийце и отщепенцу, жить? А ей так много дано.

Проходят, наверное, века, прежде чем за дверями камеры вспыхивает свет. Щелкает замок. На пороге появляется знакомая фигура доктора Дениз Алсуотер. На ней белый халат, но ни защитного костюма, ни респиратора больше нет. Лицо усталое, разгоряченное.

Она приносит с собой табурет, ставит на пол и садится. Мы лицом к лицу: никакого стекла, никаких охранников. Серые глаза встречают мой взгляд, и я отчаянно пытаюсь прочесть в них знак, какие-нибудь новости.

«Спасите ее!»

Повисает долгое молчание. Потом она делает глубокий, судорожный вдох. Достает из кармана мобильный и кладет, между нами, на пол. Я знаю, что Дениз имеет в виду. Хочет поговорить.

– Знаешь ли, ты всех поднял на уши, – начинает она. – Твое исчезновение обошлось нам в сотни долларов. Еще немного – и нам бы устроили официальное расследование ЦРУ, а потом и ЮНИТ. А теперь исчез Патрик Тайер, и на этот счет очень много вопросов. А потом еще и твоя подружка…

Не отвечаю ей, но внимательно смотрю.

– Я хочу знать все, Сек. Хочу знать, что произошло – с Разломом, и что ты обнаружил на той стороне. Тебя не было три дня. Ты должен был где-нибудь оказаться.

– ЭЛИЗА… – доносится из телефона мой голос. – КАК ОНА? ОНА ЖИВА? ОНА…

Дениз втягивает носом воздух. Впервые в жизни я вижу, как ей неловко.

– Мисс Бирчвуд перенесла серьезную травму грудной клетки и сломала несколько ребер.

Мое сердце колотится в бешеном ритме.

– К моменту, когда мы смогли оказать ей медицинскую помощь, она потеряла много крови – пришлось сделать ей переливание.

Закрываю глаз, пытаюсь выбросить прочь слова, и боль, и страх. Дениз ждет. Потом, очень мягко, сообщает последние новости.

– Мы смогли остановить кровотечение, и теперь ее состояние стабильно. Так что, отвечая на твой вопрос – да, она жива.

Услышав известие, я вспоминаю, что надо дышать. Элиза в порядке, это все, что мне требуется знать.

– Необходимо еще извлечь пулю. Сообщить семье. Мы придумаем историю для прикрытия, разумеется. И ей придется подписать условие о неразглашении, если ее переведут в другое место.

Дениз произносит это с ноткой нетерпения, словно речь о повседневной рутине. Но слова приносят мне утешение.