Текст книги "Я, арестант (и другие штуки со Скаро) (ЛП)"

Автор книги: The Wishbone

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)

– А теперь Сек, я уже говорила, что хочу услышать. О Разломе, будь добр.

Долгое время мне не хочется ничего отвечать. Но Дениз ждет. И терпения ей хватит. Меня всегда раздражали ее попытки достучаться до меня. Вечно эта дипломатичность, это ожидание.

Но внезапно я понимаю, что она пытается сделать. Она применяла ко мне насилие, но только однажды. И, сколько бы я ни сбегал, ни отказывался повиноваться, подобного больше не случалось. Дениз считала меня разумным существом, и, чтобы добиться отклика, решила относиться ко мне, именно как к существу, обладающему разумом. Когда я стал гибридом, то требовал дипломатичности. Именно это Дениз и предлагает мне сейчас. А после нерациональных поступков Тайера я решаю согласиться.

Итак, я рассказываю ей. О том, что все это время планировал настроить Разлом так, чтобы он достиг Скаро. О том, как Тайер пытался устранить Элизу после того, как она по ошибке прочитала файл на его компьютере. Щемящее чувство – далеки с той стороны все еще живы, а планета столь же безжизненна, какой мы ее и оставили. Но внезапно моя память озаряется важной деталью.

– ДЕНИЗ, ДАЛЕКИ БЫЛИ ЗАРАЖЕНЫ БАКТЕРИЯМИ. МЫ С ЭЛИЗОЙ МОГЛИ ЗАНЕТИ ИХ. НУЖНО ПРОВЕРИТЬ.

– Уже проверено, – к моему удивлению отвечает Дениз. Слушая мой рассказ, она почти не проявляла эмоций. – Пока ты был без сознания, мы сделали это первым же делом. Тебя, твою броню и девушку.

– И?.. – с тревогой спрашиваю я.

– Заражение было, – заявляет она, и меня начинает трясти. – Мы взяли пробу, но в стерилизации смысла не увидели, раз уж бактерии оказались мертвы.

– МЕРТВЫ?

Дениз медленно моргает.

– Боюсь, им оказался не по вкусу состав атмосферы.

Ну конечно. На Скаро, после того, как обвалилась крыша, но до взрыва. Один из далеков подобрался к Элизе, но перестал функционировать. Подвергся воздействию проникшего извне воздуха, и бактерии погибли – вместе с носителем. Итак, мы вне опасности. И я понимаю, что далеки, должно быть, тоже погибли. Город пострадал слишком сильно и перестал защищать своих обитателей. Они покоятся в мире. Мне казалось, я буду чувствовать утрату, но я ничего не смог бы сделать и, сохраняя им жизнь, принес бы только больше мучений.

– Значит, в основном ты использовал нас. – Дениз снова садится. Ни разу не видел ее такой по-человечески усталой. – Мы взяли тебя сюда, а ты воспользовался нашими ресурсами и оборудованием ради собственных целей. А я считала, что Разлом тебе нужен только для того, чтобы завершить… трансформацию.

– ПОДТВЕРЖДАЮ.

– Ты знал что-нибудь о тех далеках? Вы планировали вторжение?

Я использовал спутники. Доступные мне телескопы. Защита города Калаанн заблокировала все мои сигналы. Я всерьез считал, что один во всей вселенной.

– НЕТ.

– Ну ладно. Тогда чего ты хотел?

Вопрос совсем легкий. Я отворачиваюсь, гляжу в стену.

– ХОТЕЛ НАЧАТЬ ВСЕ СНАЧАЛА. ХОТЕЛ ДОВЕРШИТЬ НАЧАТОЕ. ОСВОБОДИТЬСЯ. УЗНАТЬ, ВЫЖИЛО ЛИ ЧТО-НИБУДЬ НА МОЕЙ РОДНОЙ ПЛАНЕТЕ.

«Я был по горло сыт тем, насколько испорчено человечество. Как только я начал верить в него, то понял всю его слабость, способность опустить руки и сдаться. Льюис, которому я верил, надругался над собственным телом и разумом. А потом эти ученые, которые грозились запереть меня. С меня было довольно. Я хотел сбежать. Освободиться от оболочки. От Нью-Йорка. Но теперь…»

– Патрик Тайер отправился за тобой, понимаю. Он ранил мисс Бирчвуд. Но почему не вернулся?

Молчание. Вот и все. Если я скажу правду, на меня снова навесят ярлык убийцы. И тогда меня запрут навсегда – в лаборатории или камере. Чтобы изучать. Чтобы я сгнил в одиночестве.

– К слову, у него были дети. Сын и три дочери, все взрослые. Мы не были с ним близки, но ты понимаешь, что они потребуют ответов. Захотят расставить точки над «и».

Денис произносит это будничным тоном, словно трагедия смерти – банальная мелочь. Да, он мертв. Далеки застрелили его. Он бы страдал.

– Сек, ты убил Тайера? – спрашивает Дениз.

Лгать бесполезно.

– ДА. НО ПОЙМИ, ЭТО БЫЛА САМОЗАЩИТА.

Она вздыхает. Может, это вздох облегчения, а может, и вызванный раздражением. Но я не ожидаю ее следующих слов:

– Он выстрелил в мисс Бирчвуд и, в страхе от собственной ошибки, застрелился сам. Судя по медицинским записям, Тайер был неуравновешен. Все понятно.

Сбитый с толку, разворачиваюсь к ней.

– ТЫ ОШИБАЕШЬСЯ. Я ПРИНИМАЮ…

– Без каких-либо обязательств, мистер Сек, – чопорно перебивает меня Дениз. – Ваша подруга, мисс Бирчвуд, все подтвердит.

Подбираю щупальца не в силах поверить в услышанное. Значит, все скроют? Обстоятельства смерти Тайера сфальсифицируют. Не понимаю.

– В КАКОМ СМЫСЛЕ? – с подозрением уточняю я.

Дениз наклоняется вперед.

– Потому что правительство обеспечивает весьма скромное финансирование. Мы работаем под эгидой университета, и нашей работой интересуются частные инвесторы. А после твоего появления… ЦРУ просто жаждало, чтобы мы изучали тебя и держали подальше от проблем. Им так было меньше работы. Мы взяли тебя – денег стало больше. Кроме того, твой интеллект – важный актив для Центра. А после ухода Тайера образовалась достойная вакансия.

Я, запертый в крохотной комнате мутант, не нахожу для нее ответных слов.

– ТЫ ОМЕРЗИТЕЛЬНА, – говорю в конце концов, – ТЫ ДУМАЕШЬ, КАК ДАЛЕК.

Губы Дениз искривляет поистине гадкая улыбка, в уголках глаз проступают «птичьи лапки».

– Рада, что ты так думаешь. Полагаю, это значит, что в дальнейшем ты станешь помогать нам?

Обдумываю сказанное.

– ПРИ ОДНОМ УСЛОВИИ.

– И каком же?

Стараясь выглядеть непринужденно, устраиваюсь на кушетке поудобнее.

– Я ХОТЕЛ БЫ ПЕРЕБРАТЬСЯ ПОДАЛЬШЕ ОТ ЭТОЙ ВОНЮЧЕЙ ДЫРЫ. БУДУ ПРИЗНАТЕЛЕН ЗА ПОДХОДЯЩИЙ ДОМ. И, ПОЛАГАЮ, МНЕ СТАНУТ ПЛАТИТЬ?

В конечном итоге, послеоперационная муть в моей голове рассеивается. Нож, колющий мою грудь, угомоняют болеутоляющими. Галлюцинации приходят и уходят, и я учусь привыкать к ним. Постепенно признавая, что никогда не сумею забыть, как побывала на Скаро, что до конца дней своих буду видеть кошмары. Навсегда останусь только частью себя самой, и никогда не смогу поделиться этим с близкими. Новости об убийстве президента делают все только хуже.

Меня заставили пообещать держать все в секрете. Пообещать дать подписку о неразглашении – сделать невидимыми Разлом и мое столкновение с далеками. Хотя во всем этом есть и преимущества. И довольно заметные. Но пока мне еще только предстоит узнать о них – я лежу под капельницей и отбиваюсь от шквала вопросов научных шишек.

И только один человек пережил то же, что и я. И как только мне становится лучше, пока легенда об одиноком оппозиционере с ружьем еще не вышла в свет и меня не перевели в другую больницу, я спрашиваю, можно ли его увидеть. Пулю вынули три дня назад. Кажется, мое душевное состояние в порядке.

Доктора и медсестры считают, что это плохая мысль. Но Дениз думает, что вреда от этого не будет.

Итак, около полудня Сек приходит в мою временную палату и устраивается в одном из шикарных кресел, стоящих у кровати. Палата мне нравится. Судя по размеру, здесь раньше был конференц-зал – до того, как его торопливо заставили медицинским оборудованием. Унылые прямоугольные стены, прямые линии и побелка из «Баухаус» восхитительно земные. Никаких металлических арок или перечниц. Я упиваюсь этим. Здорово быть дома.

Несмотря на более сложный наряд – рубашку с черным воротником, льняные брюки и черные кожаные туфли, – Сек кажется таким же инопланетным. Но внезапно понимаю, что мне нет до этого дела.

– Отлично выглядишь.

Голос хриплый после сна и лекарств.

– А ты выглядишь… лучше, – отвечает Сек. – Для того, в кого стреляли, в смысле. О. Это не было… нетактично?

Смеюсь.

– Ни в коем случае! Как будто с этим что-то еще можно сделать.

Сек неловко улыбается и смотрит в сторону. Жаль, что действительно сделать больше ничего нельзя. Боль – та еще сука, пульсирует в том месте, гле игла с трубкой вонзается в руку, и это мешает. Не слишком-то приятная ситуация, но лучше других вариантов.

Сек кажется задумчивым и печальным. Трет запястье левой рукой, старается занимать как можно меньше места в кресле. Если оставить Скаро в стороне, вспоминается та ночь в моей квартире. Он изгой. Помнится, поначалу он казался мне таким странным – гремучая смесь любопытства и детского страха. Но мы вместе столько всего пережили. Поделились опытом.

– Итак, полагаю, именно сейчас наши пути разойдутся, – безучастно говорит Сек, и я вдруг понимаю, что именно его все это время беспокоило. – Ты вернешься к прежней жизни и прежней работе, а я стану зарабатывать на пропитание и жизнь в Колумбии до конца дней своих.

– Зарабатывать на пропитание? – повторяю. – Чего, тебе работу, что ли, предложили? Инопланетянам можно здесь работать? Это… это отлично!

Сек тонко улыбается.

– Ну, разумеется, это будет неофициально. Я пытался вытрясти из них квартиру, но мне отказали. Но, кажется, они считают, что мое экспертное мнение окажется кстати.

В этих новостях слышится нотка горечи.

– Но ты тогда останешься здесь? В смысле, тебе не разрешат выбираться из Центра?

– Элиза, я убил Тайера. Прикрытие ничего не меняет. Он погиб из-за меня, и поэтому я опасен.

– Опасен? Ты? Но если сравнивать тебя с чудищами со Скаро, далек из тебя просто никакой! Ты все эти годы жил в Нью-Йорке и даже мухи не обидел!

– Чтобы стать убийцей, достаточно и одного мертвеца, – проницательно заявляет Сек. – И у меня длинный послужной список.

Качаю головой. Смысл в его словах есть. Закон есть закон. И все же, мы так тяжело боролись, чтобы вернуться на Землю, и то, что Секу не дадут даже взглянуть на нее, заставляет меня едва не орать от обиды. Тайер был маньяком. Что бы ни сделал Сек, он оказал всем большую услугу. Как минимум, убил Тайера из милосердия. Наверняка это можно как-то обойти. Ломаю голову, перебирая в уме законы об оружии. Конечно, они смогут сделать разрешение? Ведь черному далеку разрешалось раньше таскаться по городу.

Глаз Сека блестит. Понимаю: он наверняка возмущен всем, что с ним случилось. Я так многим ему обязана и едва в силах думать, что он останется здесь в плену.

И тогда неожиданно в моей голове начинает зарождаться план. Секретность Центра не слишком-то хорошо охраняется. Невероятно, что все это время такая сложная сеть лабораторий скрывалась в центре Манхэттена, но для научного центра с высоким уровнем секретности они допускают слишком много просчетов. За то, что я стану держать рот на замке, они будут должны, так что я смогу попросить об одолжении.

Сек замечает выражение моего лица и вопросительно глядит на меня. Наклоняет голову набок – странный, почти собачий жест.

– О чем ты думаешь, Элиза? – спрашивает он.

– Думаю, что, – отвечаю, – нужно перекинуться парой слов с этой стервой, доктором Алсуотер. Я говорила, что ухожу из полиции?

– Не говорила.

– Что ж, думаю, стоит подыскать себе подходящую работенку.

Комментарий к Глава 27. Предложение Переводчик не отвечает за рояли в кустах и провалы обоснуя :)

====== Эпилог. Начос с сыром (ради чего мы живем) ======

Среда, девять тридцать утра. Еще только сентябрь, но воздух уже дышит осенним холодком. Я проснулась час назад. В груди все еще резко пульсирует боль, хотя мало-помалу становится полегче. Откидываю одеяло – золотистый свет, пробивающийся сквозь шторы, бросает отблески на цветочный узор простыни, – и иду в ванную. Вода в душе благословенно горячая: одна из тех вещей, которые я оставляю на авось. Нижний правый угол зеркала, висящего над раковиной, пошел трещинами. Умываюсь, наношу тональник и редкую роскошь – подводку для глаз, но волосы оставляю как есть. Пока я одеваюсь, запиваю таблетки водой, накидываю потертую джинсовую куртку и беру телефон, пол опасно скрипит. Надо мной живет парочка алкашей. Хозяйка квартиры постоянно поднимает арендную плату и наплевательски относится к обстановке. Квартира далеко не идеальна.

Как здорово, что через неделю я переезжаю.

Когда я запираю дверь, черный далек уже ждет меня на тротуаре. Подъезжает ближе: шум двигателя глушат машины и скрежет мусора, который носится за ветром по асфальту туда-сюда.

– Готов? – говорю далеку.

– ГОТОВ, – гудит он в ответ, сверкая лампами на куполе.

– Хорошо. Итак, чем займемся?

Шагаю вдоль потрескавшихся плит, Сек плавно разворачивается и едет рядом.

– ТЫ РЕШАЕШЬ. УДИВИ МЕНЯ.

Колумбийскому центру придется за многое ответить. Они обнаружили, что гибрид далека опасен. А еще – что он слишком дорого обошелся, и это стало для них делом первостепенной важности. Но самым главным – тем, что создавало больше всего проблем, – оказалась независимость его суждений и потрясающие способности к знаниям. И пока не погиб человек, до них это не доходило. Тайер видел в Секе угрозу. И не без причины. Его путь был усеян телами. И жертвами экспериментов. Я это знаю и прекрасно понимаю. И буду ненавидеть – его или его часть, – за сделанное много лет назад. Ничего из случившегося после не способно исправить прошлое. Но все же кое-что изменилось.

Далеки рождены, чтобы ненавидеть всякое другое живое существо. Они не остановятся, пока не очистят вселенную от всех форм жизни, не являющихся далеками.

Так что Сек, последний выживший представитель вида, не слишком-то годный пример.

Кажется, Дениз уловила в моем плане смысл. Раз они неожиданно предложили своему образцу работу – значит, отнеслись как к равному. И она выглядела довольной, как будто надеялась, что ее об этом спросят.

– Надо же, – отозвалась я с больничной койки, когда Сек ушел.

Дениз казалась смущенной. Пусть амбициозным людям довольно часто приходит на ум, что они могут ошибаться, признают они это крайне редко. Здорово было видеть ее растерянность.

– Что ж, я никогда не сомневалась в его интеллектуальных способностях. Я с самого начала пыталась поговорить с ним.

Я едва не вздернула недоверчиво бровь, но поняла – Дениз не врет. Переплетя пальцы, она, словно задумавшись, поднесла их к губам.

– Мы хотели понять, что же из себя представляет человеко-далек, но как он может разобраться сам в себе? Такое нужно изучать не в лаборатории, а в реальном мире.

– Не думаю, что вы когда-либо имели дело с образцом, – решилась добавить я. – Только с личностью. Он создавал Разлом не чтобы кому-либо навредить. Только чтобы сбежать с его помощью.

Дениз медленно кивнула.

– Итак… полагаю, мы договорились?

– Думаю, да.

– И, на мой взгляд, с сентября вы будете изучать право здесь, в университете?

– На ваш взгляд, да. А мне нравится, куда все обернулось.

Итак, Сек получил свободу, а мне платят неплохие денежки за то, что я присматриваю за ним. Я как бы присматриваю за условно осужденным, или что-то вроде телохранителя, как порой в шутку называю себя. Подождем пару недель, посмотрим, как все пройдет. Но на первый раз мы оба решили, что обычная прогулка по Сити – отличный вариант.

Стартуем у моего дома. Я в кроссовках и далек, скользящий рядом. Пройдемся мимо магазинов и пиццерий, мимо Эмпайр Стейт и Таймс-сквер, а потом – в Центральный парк. По всем туристическим местам. Клише, которое так привычно ненавидеть.

Погода великолепна. Улицы ползут по склонам вверх, но пускай из-за этого мы движемся медленней, да и обычно это меня бесит, сейчас все в порядке. У нас целый день впереди.

И, кроме того, далек, кажется, в полном восторге. Разглядывает все и вся, интересуется разноцветьем толпы, киосками с хот-догами, смотрит на дорожные знаки и светофоры, вращает куполом в разные стороны, возбужденно подрагивая окуляром. Он так похож на щенка, что я не могу сдержать смех.

Ныряем в мексиканскую закусочную, чтобы позавтракать, появляемся оттуда с двумя коробками начос, плавающих в густой сальсе и залитых ядовито-желтой субстанцией, в которой едва можно опознать сыр. Сек, которому не доводилось пробовать мексиканскую еду, придерживает коробку вантузом и раскрывает броню. С подозрением проверяет щупальцем, потом пробует.

– ЧИСТЕЙШАЯ… АМБРОЗИЯ! – восклицает он, но спустя пять секунд приканчивает бутылку колы и просит воды.

– Слабак! Они не острые.

– НЕ ОСТРЫЕ? ОНИ РАЗЪЕДАЮТ МНЕ РОТ! ПОЧЕМУ ТЫ КАЖДЫЙ РАЗ ПЫТАЕШЬСЯ УБИТЬ МЕНЯ С ПОМОЩЬЮ ЕДЫ?

– Да ты безнадежен, – упрекаю его я, высматривая лавочку, чтобы съесть свою порцию. Небрежное появление Сека на публике потрясает прохожих, которые несколько раз оглядываются на зеленое чудовище со щупальцами, сидящее в броне. Но, как настоящие нью-йоркцы, они торопятся дальше и не задают вопросов.

К двум часам мы проходим мимо Эмпайр Стейт. Не торопимся и разглядываем окружающих, которым, кажется, еще сильнее хочется разглядывать нас. Неудивительно. Секу достается куча странных взглядов. Некоторые фоткают его на телефон. Но ему все равно. Как по мне, в таком внимании есть что-то нездоровое. Никто не знает, кто Сек такой. Никто не знает, что далеков стоило бы опасаться. Интересно, еще кто-нибудь, кроме Мелани, изучал внимательно новостные сводки за прошлый год?

И, если уж о Мелани, я не видела ее со времени того спора в «Старбакс». Она отвечала на смски, мы чатились, но у меня сложилось впечатление, что Мелани меня избегает. И я ни разу не упоминала, пускай с радостью бы это и сделала, ни о Скаро, ни о договоренности с Секом. Хотя Мелани знает о том, что меня подстрелили. Мы просто разошлись. Печально, но так уж вышло. Может, когда-нибудь она решит устроить встречу. Нужно просто потерпеть и подождать.

– Я ЕГО ПОСТРОИЛ, – неожиданно говорит Сек, когда мы проходим под тентом, накрывающим вход в Эмпайр Стейт. Сумасбродность этого заявления вытряхивает меня из задумчивости.

– Что, прости, ты построил?

Далек поднимает окуляр, указывая на небоскреб, нависший над нами – залитый солнцем, сверкающий сотнями окон.

– ЭТО ЗДАНИЕ. ЭМПАЙР СТЕЙТ БИЛДИНГ. С 1929 ПО 31.

Недоверчиво фыркаю.

– Да ну нафиг, быть не может.

– МОЖЕТ. КУЛЬТ СКАРО ПЕРЕХВАТИЛ ЭТОТ ПРОЕКТ.

Гляжу на него, он невинно смотрит в ответ.

– Заливаешь, – с нежной издевкой протягиваю я. – Какого лешего бы тебе понадобился небоскреб?

– ТЕБЕ БЫ НЕ ХОТЕЛОСЬ ЭТОГО ЗНАТЬ, – зловещим голосом отвечает далек.

Мы целый час проталкиваемся сквозь Таймс-сквер, и я задним умом понимаю, что идея была не очень. А с учетом внушительных объемов Сека мы движемся даже медленней. Мельком предлагаю Секу брать плату за то, что его фотографируют, подняв телефоны, кучи людей, но тут же беру свои слова назад: Сек воспринимает идею всерьез и требует с толпы перепуганных корейцев двадцатку.

После этого я утаскиваю его с площади как можно быстрее. Сек смущенно поясняет, что видел парня в костюме Элмо, который делал то же самое.

Когда мы добираемся до Центрального парка, солнце начинает садиться. В воздухе пахнет подгнившей листвой и влажной травой. Теперь Сек ведет меня, и мне нравится, что тут относительно тихо. Уже поздно, и парк постепенно пустеет. Останавливаемся на притененном деревьями мосту, смотрим на белесое небо, отражающееся в озере. Мне нравится бывать здесь с друзьями, когда идет снег. Сек притормаживает рядом, глядит на воду.

– ПОЛАГАЮ, ВСЕ БУДЕТ НЕ ТАК, КАК ПРЕЖДЕ, – замечает он, нарушая молчание. Поднимаю голову.

О чем это он? В смысле, обо мне или о себе? Так или иначе, он прав.

– Конечно. Но мне кажется, это даже к лучшему, – отвечаю, глядя, как буро-красный лист плывет по воздуху и, пустив по поверхности рябь, нежно опускается в воду. – По крайней мере, сейчас я знаю, что вернулась домой.

Вспоминаю боль на мамином лице – она, заламывая руки, притащила в больницу огромный букет гладиолусов. Теперь мы с ней разговариваем. Папа помчался в аэропорт О`Хара и взял билет на самолет, чтобы меня повидать. Даже Малкольм умудрился вырваться из офиса и привел с собой жену и мою племянницу, которая все таращила глаза. Здорово было увидеть их. Может, стоило бы чаще получать смертельные ранения?

– РАД СЛЫШАТЬ, – замечает Сек, и его скрипучий голос становится тише. В конце концов, должен же быть в этой штуке регулятор громкости.

– А ты как?

Голубой глаз далека глянцево поблескивает в сумерках.

– СТРАННО. КОГДА Я ВПЕРВЫЕ ПОНЯЛ, ЧТО ОСТАЛСЯ ОДИН НА ЗЕМЛЕ, В 1930-М, ТО НЕ ЗНАЛ, ЧТО ДЕЛАТЬ ИЛИ ДАЖЕ КТО Я ТАКОЙ. ВЕРНУЛЬСЯ НА СКАРО БЫЛО МОЕЙ ГОРЯЧЕЧНОЙ МЕЧТОЙ.

Терпеливо слушаю. Гостиница «Плаза» начинает постепенно мигать огоньками.

– НО ТЕПЕРЬ, ПОБЫВАВ ТАМ, Я КОЕ-ЧТО ПОНЯЛ – ТО, ЧЕГО НИ ЗА ЧТО НЕ ХОТЕЛ ПРИЗНАВАТЬ. Я БОЛЬШЕ НЕ ДАЛЕК. И В КАКОМ-ТО СМЫСЛЕ… ЭТО МЕНЯ БОЛЬШЕ НЕ ВОЛНУЕТ.

Что-то движется слева, на берегу. Поначалу мне кажется, что это белка, но, приглядевшись, понимаю, что оно гораздо крупнее – а еще от его бока отражаются городские огни.

– Эй! – выкрикиваю я, указывая пальцем.

Это Магнетон. Одно из странных, похожих на аллигаторов существ, которых я видела в Адской кухне. Он обнюхивает землю, словно ищет еду.

Сек с удивлением глядит, как я пробегаю по мосту и мчусь между деревьев. Еще четверо странных созданий ошиваются здесь, на траве. И, кажется, им здесь нравится. Их металлические шкурки перемазаны грязью, а пластины-лезвия, торчащие из спины, ярко блестят, отражая свет. Кажется, находка Разлома пошла им на пользу. До странного очарованная, я делаю еще шаг и вдруг замечаю: магнетоны собрались вокруг другого человека. Он сидит на коленях и кормит их с руки. И чувствует себя рядом с этой мелочью вполне расслабленно. И неожиданно я его узнаю.

– Льюис Коулман? – зову я и смущенно вжимаю голову в плечи, когда он оборачивается. Но ведь он был в тюрьме! А что еще непонятнее – я так рада его видеть, а стоило бы держаться подальше. Он отвечает немного смущенной улыбкой и встает.

– Эй! Ты Элиза, верно?

Мы шагаем друг к другу, а магнетоны, звеня, словно колокольчики на шее у коров, разбегаются в стороны. Льюис неплохо выглядит. Лицо не такое изможденное, и всклокоченные волосы пострижены. Когда я останавливаюсь, не подходя ближе, он тоже замирает на месте, и мы молча стоим, не зная, что сказать.

– Так ты не в тюрьме, – все, что я могу выдавить. Льюис отвечает вопросительным взглядом, так что добавляю: – Мне на работе сказали.

– А, ясно. Ну… нет, обвинение в хранении мне так и не предъявили. Я был в рехабе. Э… а ты неплохо выглядишь.

– Серьезно? – стараюсь говорить непринужденно. – Меня подстрелили из-за твоего далека. Ну, правда, это было пару месяцев назад.

Я тут же жалею о своей привычке откровенничать, потому что на лице Льюиса расцветают ужас и тревога.

– Прости, что? Что случилось?

– О, нет, это не он меня подстрелил! Нет, он вообще… э… никакого отношения к этому не имеет. Это был какой-то недовольный. А ты был прав, Сек – действительно приятный парень. Страшноватый, но ничего так.

Беспокойство на лице Льюиса все то же.

– Так ты в норме? – спрашивает он.

– Типа того.

Льюис кивает, глядя, как магнетон резвится в кустах живой изгороди. Мы молчим. Кажется, со странностями и чудесами мы сможем управиться.

– Так ты, значит, нашла Сека? – с легкой грустью в голосе предполагает он.

– Именно так.

– Ну тогда передавай ему привет.

– Нет смысла. – Слева раздается знакомое урчание брони. Льюис поднимает голову и его лицо озаряется совсем детским изумлением. – Сам ему скажи.

Черный далек выезжает на поляну и, увидев нас, останавливается.

– НАДЕЮСЬ, Я НЕ ПОМЕШАЛ. – Он переводит взгляд на Льюиса. – ДАВНО НЕ ВИДЕЛИСЬ, КОУЛМАН.

Льюис издает звук – нечто между вздохом и недоверчивым смешком, – и пятится назад. Это не маниакальный наркоманский смех, скорее, счастливый. И я немедленно чувствую, как загораются щеки. Льюис переводит взгляд с меня на Сека, с Сека на меня.

– Боже мой! Не думал, что хоть раз снова тебя увижу. И… так вы знакомы?

– Можно и так сказать, – начинаю я, но тут же сдаю назад. – Но не в том смысле! Да елки, что со мной сегодня?

Стою рядом с Льюисом, а черный далек окидывает нас проницательным и хитрым взглядом, тепло светя окуляром. Как будто что-то о нас знает и вот-вот собирается поддразнить по этому поводу.

Лица его не видно, но это и не требуется. Я и так знаю: Сек наверняка улыбается.

конец