Текст книги "Я, арестант (и другие штуки со Скаро) (ЛП)"

Автор книги: The Wishbone

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Место не хуже прочих, кроме того, стоит и в туалет заглянуть. Так что я захожу.

Первое, что я вижу в полутемном интерьере – это длинную очередь, и думаю, может, не стоило заходить? Но, раз уж я до сих пор в нынешних обстоятельствах чувствую себя упорной и выносливой, решаю подождать.

И, пока жду, начинаю придумывать план. Мне будет нужно устроить с далеком встречу. И на этот раз я не собираюсь трусить. Он опасен, но мне нужно разобраться с этой бредятиной, пока все не стало еще хуже. Хотя нет никакой гарантии, что мы скоро встретимся. Особенно, если без брони. Думаю, так с ним будет легче говорить. Хочется знать: а что, если этих монстров много? И как их можно остановить, пока они никого не убили?

Потом я вспоминаю о Льюисе. Том уличном музыканте. Он знал Сека. Может, он будет знать кое-что еще.

Так что у меня теперь есть цель. Есть контакт. Бум!

…

Елки, почему они не могут продавать простой, обычный кофе?

Смотрю на табло, и что я вижу? Латте, мокко, капуччино, монго, эспрессо, айс-кофе, обезжиренный латте. А это что такое? Шоколадно-коричный чумовой латте? Звучит как закуска, не как напиток.

Потом кто-то хватает меня за руку.

– Э-ге-гей!

А теперь, после травмы, мне стоит невероятных усилий и самоконтроля, чтобы не повернуться и не вмазать обидчику по роже. И все же я вздрагиваю и поворачиваюсь, чтобы посмотреть…

Молодая, изумительно стройная женщина, чей внешний вид можно описать только как «безукоризненный». Атласно-черные волосы свернуты в идеальный французский узел. Черно-зеленое короткое платье охватывает фигуру. Но лучше всего заметны эти яркие, миндалевидные карие глаза, которые широко раскрываются, пока она мне усмехается.

– Мелани? Боже мой!

Мы обе кричим, обнимаем друг дружку, взбаламутив всю очередь. Неожиданно меня целуют – дважды в каждую щеку.

– Элиза! Да я сто лет тебя не видела!

– Ну, и где тебя носило?

– А ты как думаешь?

Она не одна. Прямо за нами стоит одна из ее подруг по колледжу. Полненькая, на вид общительная девушка в розовом твидовом пиджаке, в очках с толстыми флуоресцентно-зелеными стеклами и кучей мышиного цвета кудряшек. Она смущенно смеется. Ведь нам всем неловко, правда?

– Элиза, это Дана. Мы вместе разрабатываем узоры.

Протягиваю руку, и меня целуют во второй раз – европейская манера.

Поцелуев больше, чем от парней за целый… год? Мне говорят, что эта Дана из Висконсина.

– Но что вы здесь делаете? – спрашиваю. Мне казалось, сейчас, с их положением художников, они должны бы сидеть в каком-нибудь органическом инди-заведении в кампусе, грызть деревенские сыры и пить заваренные смеси из свежескошенной травы, приправленной коноплей. Но не в «Старбаксе».

– О, да мы просто заскочили, – объясняет обыденно Мелани. – Выпить по чашечке.

– Ага, я тоже. И, бог ты мой, я так этому рада! Ты и правда здесь.

Очередь начинает нас обходить. Нас окидывает неодобрительным взглядом женщина в костюме. Но мне уже плевать.

Мелани обалденно выглядит, с маленькой белой сумочкой в руке, с сияющим видом. Она и ее новая подружка-художница. И вдруг мне становится стыдно. Руки опускаются. По сравнению с ней я выгляжу неопрятной, в заношенных джинсах, как будто пробовалась на роль в «О мышах и людях». Ну и ладно. Она… ну, она изменилась.

И все, что происходит сейчас, вспыхивает, как будто в моей голове магний. Неожиданно мне хочется все ей рассказать. Мне это нужно. Да! Мелани поймет. Она всегда понимала. Она – моя лучшая подруга.

– Мелани, – в конце концов говорю я, понизив голос. – Я тут думала… может, поговорим с тобой кое о чем? В смысле, я пойму, если ты занята.

Она бросает взгляд на Дану, та пожимает плечами.

– Ага, вперед. Давайте, наверстывайте упущенное, – кивает ее спутница. Мелани оборачивается ко мне.

– Конечно. На сегодня мы закончили с делами в любом случае.

– Отлично, здорово! Я угощаю.

Так что мы устраивается на шикарном, хоть и потертом кожаном диване за одним из низеньких столиков. У окна – Мелани любит разглядывать людей. Может, мы в обычном, рядовом кафе, но с тем же успехом мы могли устроиться и в гостиничном лобби. Мелани заказала мокко, я взяла баночку газировки. Мы сидим друг напротив друга. Она с улыбкой болтает, пока не поднимает глаза и не видит выражение моего лица. Тогда ее лицо гаснет, и она понижает голос.

– Элиза, что-то не так? Кажется, я говорила тебе не налегать так на спиртное. Что с твоей шеей?

Я качаю головой. Есть в этом что-то постыдное. Мы в кафе, пьем; стоит наверстывать упущенное. Посплетничать. Все, что делают обычные друзья. Все, что мы обычно и делали. Но нет. Я собираюсь вывалить на нее все свое дерьмо.

– В общем и целом, – говорю я, отхлебывая ледяную жидкость. – Ну, ты видела утренние заголовки?

Она кивает, широко раскрыв глаза.

– …Ты что, там была?

– Да, была.

– Я думала, ты уволилась.

– Ага, уволилась. Мой босс – ублюдок, но не в этом дело.

– И какого хрена ты делала в Бруклине?

– Я всегда там работала. Ехать дольше, но больше подходит.

– О… дерьмо. Ну и что случилось? Типа, того парня, не знаю, выпотрошили или что-то вроде, я так поняла из газет.

Вот так. Вот настоящая Мелани. Достаточно странная, чтобы болтать при всех о вскрытиях. Боже правый, рада ли я этой встрече? Если я могу сказать кому-то, то ей уж точно.

– Это только начало. А теперь, ты наверняка не поверишь тому, что я скажу. И, на самом деле, не стоило бы об этом рассказывать. Но… мы нашли убийцу.

Я начинаю рассказывать ей о слайзере. Описываю, рассказываю, как он выглядел сначала, потом, как мы на него наткнулись. Рассказываю, какие у него длинные когти, зубы, как у глубоководной рыбы, и светящиеся глаза, как у нее же. Как оно, скорее всего, прокусило мужчине горло и перетащило труп через стену, чтобы сожрать. Как оно напало на Карлоса. Мелани осмотрела повязку на моей шее. Говорю ей, что все в порядке, когда она начинает волноваться.

Хотя теперь уже слайзер – всего лишь половина задуманной истории, Мелани, кажется, потрясена до чертиков. Судя по опустошенному выражению ее лица, она словно бы услышала самую отвратительную в мире страшилку. Она отодвигается, уставившись на стол.

– Так, в общем и целом, – повторяет она медленно, – на тебя напало что-то сверхъестественное?

– Не совсем сверхъестественное, – поправляю я. – Оно вполне естественно сдохло, когда его протаранил грузовик.

– Элиза, это был пришелец! А ты просто…

– Ага, может быть. – Надо бы поближе к теме. – Но… что еще важнее, это не единственное, что случилось прошлой ночью.

– Что, еще больше? Вторжение? Ты видела этих аллигаторов? Я двоих заметила во вторник у закусочной!

– Я встретила далека, – говорю ей.

Мелани, которая сидит на диванчике напротив, застывает, как доска. Потом я вспоминаю. Тот давний ее страх. Тот бегающий, параноидальный взгляд, который вползал в нее каждый раз, когда мы видели далека или кто-то о нем упоминал. Она ставит кофе на стол с почти вынужденной точностью.

– Ты… что?! – хочет знать она. Неожиданно ее голос становится очень тихим. – Далек. Ты имеешь в виду, ту… машину, которую мы порой видели, когда гуляли?

– Именно.

– В каком смысле ты его встретила?

– В смысле, он был там, на верфи. И помог Карлосу, ну и мне. Если бы не он, думаю, Карлос бы погиб.

Кошмарная картинка искаженного лица Сека – и я даже не знаю, видела ли его на самом деле, – врезалась мне в память, и, пока я говорю, вспыхивает, словно факел. Кто он такой? Что он такое?..

Мелани окидывает меня пытливым взглядом. Может, рядом с ней на столе и лежит дизайнерский клатч, а на ней узкое и коротенькое платье, но в ее движения вкралась серьезность. Неожиданно она уже не такая милая, зато трезвая, как стеклышко. Новости, которые я рассказала, застали ее врасплох.

– В каком смысле ты называешь его «он»? – Мелани почти шипит. А я замолкаю.

– А, вот и… здесь-то все и запутывается. Он не просто робот, Мелани.

– Продолжай.

Я тру губы.

– Он был… ну, он был, типа, человеком. Гуманоидом. Но не совсем, что-то вроде… гибрида. Между парнем и каким-то моллюском. А моллюск водит этот механизм. Он умеет менять форму.

Она мотает головой.

– Никакого смысла в этом нет.

– Он разумное существо, о чем я и говорю. Из плоти и крови. Слайзер ранил его, и он изменился. Я знаю, что оно больное, но… я забрала его в свою квартиру, чтобы удостовериться, что он в норме.

– Что ты сделала?!

– Все было в порядке.

– Но… так же просто нельзя! Ты понятия не имела, что он мог сделать!

– Тс-с-с! Знаю, знаю! Но, слушай, при любых других обстоятельствах я бы скорую вызвала.

– Мы обе читали тот комикс!

– Мелани! Все было не так!

– Поверить не могу. Мы что, правда об этом говорим?

– Эй.

Она замолкает, глядит на меня, словно я из психушки сбежала. И я ее за это не виню.

– Я просто говорю, что не считаю это слишком разумным, – подтверждает она. – Но я верю тебе. Пожалуйста, имей это в виду.

– Правда? – я удивлена. Мне казалось, самым трудным для нее теперь будет именно поверить мне.

– Ну, мы же обе видели эту штуку, так? – Мелани говорит размеренно, словно пытаясь объяснить сказанное самой себе, используя логику. – И… ты говоришь, это не просто механизм, но что-то вроде организма? Типа киборга?

Я киваю.

– Который может менять форму. Я… действительно не могу придумать, как такое объяснить. Разве что галлюцинацией. Но страшная штука была…

Пока я говорю, до меня доходит:

– Он был таким… человечным! И он здесь, на Манхэттене. Он не такой, как киберлюди; те просто холодные безжалостные машины. По сути, зомби, маскирующиеся под людей. А он не такой. А если что-то такое же, как люди, значит, оно такое же умное. Он опасен.

– Я… могу это понять.

Мы привлекаем внимание. Пожилой мужчина, склонившийся над газетой, окидывает нас подозрительным взглядом. Знаю, место для такого разговора не слишком подходящее, но в каком-то смысле на нас обеих шикнули. Я выпрямляюсь. Щеки горят.

– Слушай, прости. Извини. Это не очень-то честно по отношению к тебе. Думаю, это звучит совсем чокнуто.

Моя подруга пожимает плечами. Она позволяет себе понимающе усмехнуться.

– Ну, здесь ничего не меняется. Самую малость… оживленно для субботнего утра!

– Ага.

Она поднимает чашку, обняв ее ладонями, и делает долгий глоток.

– Дело в том, – продолжаю я, понизив голос до шепота, – что этот слайзер убил человека. И я не уверена, что тот, кого мы видели, тут один. А если где-то есть еще слайзеры, надо выяснить, откуда они взялись и как их остановить, пока никто не пострадал.

– Дай угадаю, ты думаешь, эта Штука может тебе помочь?

– Уверена в этом. Кем бы он ни был, он что-то знает. Должен знать. Даже если нет, я видела, какие у этого далека есть технологии. Да и в любом случае: зачем еще ему быть на верфи?

Мелани кивает, оставив чашку в сторону.

– А можно я кое-что скажу?

– Ага, естественно.

– Не надо.

– Прости?

– Просто… не надо.

Я моргаю. Довольно разумная просьба. Но это серьезно.

– Ну, не то чтобы я собиралась одна за ним таскаться…

– Нет, ты не понимаешь.

Моя подруга наклоняется вперед. Понижает голос до еле слышного шепота. И вдруг фоновый шум, запах кофе, стон пароварки, суета разговоров – все становится неважным. Атмосфера накаляется. Мелани смотрит мне прямо в глаза. И внезапно она уже не та девушка, с которой я знакома с младших классов. Ее острые, раскосые глаза, круглое лицо, безупречно гладкое благодаря тональной основе выглядит, словно фарфор. Похожее на лицо куклы. Или статуи.

– Я хочу сказать, – продолжает она, – не доводи это до конца. Не приближайся к этой штуке. Забудь о ней. Ты столкнулась с тем, чего не понимаешь. И никто не понимает. Пока. Может, в прошлом понимали. Но далек – не обычный. Он не из этого мира.

Голос у нее таинственный. Это изменение так меня вымораживает, что я даже не знаю, как реагировать.

– С чего ты взяла?

– Во-первых, думаю, когда что-то не просто необычное, но чрезмерно, безумно, непостижимо необычное, то лучше к этому не лезть, – объясняет Мелани. – Во-вторых, ты что, не помнишь эту броню? Разве ты не видела ее в другом месте?

Напрягаю мозги ради нее, но качаю головой.

– Не-а, не скажу, чтобы видела. Разве что их и раньше было несколько, но они одинаковые.

Мелани щелкает языком.

– Лондон, прошлый год? Когда напали киберлюди? Ты что, не смотрела новости? Те НЛО, которые появились откуда-то с неба и начали во всех стрелять. После этого число жертв выросло на двести человек!

Я морщусь. Мелани права, но, так или иначе, в прошлом году я была очень загружена. У меня случился кризис, а мир решили захватить, и при этом я оказалась на передовой. Я и правда не особо обращала внимания на что-то другое. С чего бы я должна беспокоиться о том, что творится в Лондоне?

– Мелани, ты что, правда так считаешь?

– Черт, Элиза, да я это знаю! – неожиданно взрывается она, раскинув руки в стороны. Все в кафе поворачиваются и смотрят на нас. Повисает неудобная пауза. Мелани заливается краской и бросает на меня убийственно ядовитый взгляд. Не такой, каким на тебя смотрят лучшие друзья. Это больно. Я примирительно улыбаюсь череде любопытных лиц, и мы ждем. Как только все вернулись к своим делам, Мелани начинает снова.

– Есть очень четкие кадры того, что там происходило. А этот твой далек похож на них, как две капли воды.

Это слегка задевает. Окей, что если я слегка зациклилась на этом? Может, я переборщила с этим разговором и зашла слишком далеко? Но не понимаю, с чего вдруг Мелани неожиданно на меня налетела. Если уж на то пошло, это она завела этот разговор так далеко.

– Тогда ладно, – пытаюсь рассуждать я. – Если ты думаешь, что это именно он, почему мы еще живы? Почему он не навел на нас свои космолазеры и не покрошил в капусту?

– Это предупреждение, и ты будешь полной дурой, если продолжишь.

Внезапно вся ситуация становится омерзительной. Моя газировка стоит нетронута, слегка наклонившись – жидкость кренится к краю. Я смотрю на гламурную девушку, которая, насколько я знаю, была человеком, которого я знала лучше всех. Внезапно я не уверена, что это правда. На самом деле, я злюсь. Конечно, я собираюсь последовать за далеком. Это моя работа. Теперь, когда я знаю, что делать, я морально обязана сделать это. И кто эта девчонка на каблучках, чтобы указывать мне? Я чувствую, как злобно кошусь на нее.

– Ну и что ты знаешь? – огрызаюсь я, неожиданно не в силах остановиться. – О реальном мире? Целыми днями торча за мольбертом, с кучкой геев вокруг? Я пытаюсь сделать так, чтобы людей не убивали так грубо, так бессмысленно. Сама! И где ты была все это время? Со своими шикарными прихиппованными дружками и идеальной семейкой?

Ой.

Мелани Тэн пялится на меня, обдумывая, как бы ответить на мою словесную пощечину. В животе все дрожит. Что я наделала? Она поджимает губы.

– На самом деле, Элиза, знаешь что? Ты и правда не знаешь обо мне ничего. Или о том, как я живу.

Я едва не плачу. Но беру себя в руки и тщательно подбираю убойное слово, которое, надеюсь, все улучшит.

И потом я вижу.

Кое-что я сразу не заметила. Потому что не видела Мелани так долго, что замечаю сейчас.

У нее вертикальные зрачки.

Овальные, грубо говоря. Но если приглядеться, это становится ясно. На темных глазах это трудно, но зрачки – как у кошки. Или как у игуаны, которую я видела в зоопарке.

У Мелани глаза ящерицы.

Она моргает, а они все такие же.

– Так что, – продолжает Мелани, вставая и беря сумочку, – ты и правда не имеешь никакого права это говорить.

Я смотрю ей вслед и молчу.

Но Мелани права.

Я и правда о ней ни черта не знаю.

И это всегда был Роджер, так? Давай-ка подумаем. Он был единственным парнем, который за ней при мне ухлестывал. Или встречался с ней. Я сыграла свою роль в этом, может, даже существенную. Но это всегда был Роджер, в выпускных классах. Помню, как ревновала поначалу, но теперь понимаю: то, как Мелани постоянно говорила о нем, было слишком зациклено для нее. Может, она просто была таким человеком. Очень любящим. Возносящим своего кавалера на пьедестал.

Но, возможно, в отличие от многих, у них было кое-что общее.

====== Глава 13. Хороший человек ======

Его зовут Патрик Тайер. В этом году ему исполнится сорок пять. Он не особенно выдающийся образчик. В среднем, он на полголовы выше большинства своих коллег. Мышино-серые волосы, припорошенные интересной сединой. Асимметричное лицо, гладко выбритое и отмеченное долгими годами занятий анализом, изучением, обдумыванием, оцениванием, планированием и руководством. Такой тип лица, кажется ему, привлекает внимание противоположного пола. Ему говорили, что в нем много индивидуальности. Что им нравится его ленивый правый глаз, задумчивый и зеленый, как и левый. Нравится, что левый уголок рта загибается вверх, словно он про себя посмеивается над шуткой. На самом деле, в эти дни ему очень трудно найти что-то смешное вокруг.

Тайер всегда будет уверять себя, что он – хороший человек. Так надо. Это его единственное утешение, единственное спасение. Если ему самому удастся поверить в это, тогда, если кто-то и узнает правду о том, чем он зарабатывает на жизнь, может, удастся поверить и этому человеку? Он чувствует себя единственным нормальным среди глупцов. Нет – среди психов. Его коллеги не глупы. Они знают, что делают. И в этом основная причина, почему он считает, что их исследование зашло слишком далеко.

В 17:09 наверху небо снова проливает слезы над Нью-Йорком. Тайер с тремя коллегами (фактически с четырьмя) стоит возле каталки в центре зала. На них больше нет респираторов, – к его большому облегчению, потому что тяжелая маска всегда давит на нос и вызывает кровотечение. Но пластиковые защитные костюмы все еще необходимое условие. Жесткое искусственное освещение заливает голые бетонные стены лаборатории слепящим, стерильным блеском.

На каталке, ссутулившись, сидит существо, которое в последнее время так сильно затрудняет Тайеру жизнь.

Далек Сек вернулся. Большинство в лаборатории считает это досадным. О его пропаже заявили в 21:00, прошлым вечером. Поднялась очередная паника, посыпались очередные вопросы. Как он сбежал? Как исследовательский центр мог так долго оставаться без наблюдения?

И это не впервые. Далек уходит, когда хочет. Но всегда возвращается, как домашняя кошка. Колумбийский исследовательский центр вынужден предоставлять ему свободу. Или это, или они все рискуют жизнью. Тяжелый прессинг.

Экземпляр выглядит изможденным. Пришлось вызвать метаморфоз; довольно трудно было убедить его покинуть броню. Однако, впридачу к обычному набору морщин, покрытых слизью придатков и пигментных пятен, его корпус покрывает сеть царапин и кровоподтеков. В текущий момент их лечат. Глядя на это из своего угла комнаты, Тайер сдерживается и не кривится. Так, будто даже видеть лицо этого существа ему трудно. А теперь им перепадает удовольствие разглядывать всю верхнюю часть его тела. В верхнечелюстных пазухах скрывается пара отверстий, похожих на китовые дыхала, расширяющиеся и сокращающиеся, когда оно дышит. У них то же предназначение, что и у человеческих ноздрей: получение кислорода. Остальное же его туловище, мясистая, бурая масса с несимметрично разбросанными выступами и без привычных деталей – пупка, сосков, – такое же жуткое, как у мумии из гробницы.

Зачем они тратят время на разговоры с ним, задается вопросом Патрик Тайер? Он не человек. К нему стоило бы относиться как к вирусу на предметном стекле. Его стоит изолировать. Но нет. Вот они, поддерживают общение с ним. С этим отвратительным, извращенным убийцей-психопатом. После ряда провокаций они выяснили и это. Тайер видел, как оно смотрит на них. Эти внезапные голубоватые вспышки, словно пламя газовой горелки. Эти взгляды, полные чистой ненависти. И все же, они с ним сотрудничали. Поэтому Тайер и верил, что это зашло слишком далеко. Они неспособны понять предупреждающие знаки. Они больше не те, кто может считаться людьми.

Он вспоминает тот вечер, когда далека доставили к ним. Это было начало декабря прошлого года. За это отвечал отряд особого назначения. Власти знали, что неопознанный объект уже долгое время обитает на улицах Манхэттена. Первые отчеты датировались 1984 годом и рассматривались, как едва ли что-то большее, чем городская легенда или предмет неизученных пока теорий заговора. Их игнорировали вплоть до 11 сентября. Все знали, кто за это в ответе.

Потом, наряду с киберлюдьми, случилось нападение в Лондоне. А вместе с ним – подозрительность, вопросы безопасности. Одним августовским вечером тяжелый военный грузовик (в какой-то степени его даже ждали) заехал в хранилище, и неподвижную грузную машину, зловещую и черную, опустили на бетонный пол.

Тайер вспоминает: поначалу она ни на что не реагировала. Никаких признаков, что она действует, не говоря уж о чем-то живом внутри. Глаз-камера опустился вниз, придатки неясного предназначения на фронтальной стороне – тоже. Заржавленная, покрытая грязью поверхность свидетельствовала в пользу того, что машина функционировала довольно долгое время. Но директор департамента никогда не судила о книгах по обложке. Когда к машине подошли, собираясь распилить, она покачала головой. Сказала, что не хочет, чтобы оболочку повредили. И отправила ее на сканирование.

Доктор Дениз Алсуотер была ведущей фигурой в своей сфере. В свое время она получила бесчисленное множество наград – признание мастерства в передовых исследованиях.

Но ее звездный час давно позади, и поэтому она руководит лабораториями Колумбийского университета. Она лучшая, а центр нуждался в лучших. Как и ей, Тайеру не предоставили особого выбора в смысле занятий. Его сферой была медицина: исследование эффективности использования органов животных при трансплантации человеку. Тогда он обрадовался сообщению о том, что его повысили. Это было четыре года назад.

Дениз сейчас здесь, и, как обычно, пытается поддерживать отношения. Ее волосы стянуты в пучок, очень тугой, натягивающий смуглую кожу ее черепа. Она крупная женщина – строго говоря, с лишним весом. Любовь к еде – единственная ее человеческая слабость. Но ее лицо – как чистая доска. Ничего не выказывает.

Она использует обычные продуманные доводы. Что его поступок был рискованным, что его могли увидеть, что могли вызвать спецназ, чтобы его поймать. Но резко замолкает, когда гибрид прокашливается и говорит хриплым, напряженным голосом:

– Эксперимент удался.

Молчание. Ученые переглядываются. Сек выпрямляет спину. Вот еще. Еще жутковатая... человечность. То, как существо двигается.

Один из молодых ученых, парень в дорогих очках и с каштановой шевелюрой, отваживается задать вопрос.

– Можно... хм... спросить, что привело вас к подобному заключению, мистер Сек?

Сек, крайне возмущенный тем, что его назвали «мистер», резко поворачивается к нему.

– В случае, если это ускользнуло от вашего внимания, – начинает он, – в городе было зафиксировано множество случаев наблюдения инопланетных форм жизни. Я могу быть прав, считая, что на человека, чье тело прошлой ночью нашли в Бруклине, совершила нападение и убила форма жизни, известная как слайзер.

– Вы знаете об этом создании?

Сотрудники лаборатории уже неплохо знали о новом живом существе. Как только полицию выставили за дверь, раздавленный труп чудовища доставили в центр, и теперь оно лежит, после смерти сдувшееся, как огромная вялая оболочка, на одном из прозекторских столов.

Через долю мгновения Сек криво улыбается. Его лицо отвратительно морщится, когда он это делает.

– Да, знаю. – Его ответ, как всегда, односложный, звучит так, словно он пытается объяснить что-то ребенку. И теряет терпение. Он продолжает: – Разлом открывался, и с другой стороны возник свободный проход. Я убежден, что эти формы жизни по ошибке проникли сюда сквозь проходы и застряли на Земле.

Парень с каштановой шевелюрой, которому отвечает Сек (кажется, его фамилия – Хайнкель), прокашливается.

– Как такое возможно?

Сколько ему, девятнадцать? Едва ли был на первом курсе, когда его выдернули сюда. Специализируется на физике. Понадобился им, чтобы изготовить сыворотку. Он выглядит по-детски смущенным и глупым, не в своей тарелке. Может, испугался? Скорее всего.

– Мы всего лишь активировали Разлом внутри камеры. А вы говорите, что действующие порталы открылись в других местах?

Существо закрывает глаз, заставляя парня заткнуться, заставляя заткнуться всех остальных идиотов. Лаборант, который стоит ближе всех к нему, тот, который перевязывает рану на его спине, наклоняется слишком близко. И тут же отшатывается. Вот оно! Голубая вспышка. Дурной глаз.

Еще Тайер вспоминает тот день, когда броня впервые открылась. Он вспоминает, как Дениз стояла в хранилище. Она была в подобающем пластиковом костюме, и черный респиратор выделялся на его белом фоне. Охранники, стоявшие по сторонам, тоже были в респираторах, но вместо костюмов химзащиты носили бронежилеты. Прошло всего два дня. Они без устали изучали машину. Сканировали. Обнаружили подтверждающие данные. Пульс. Форму. Но открыть не могли. Дениз все еще отвергала возможность использовать резаки.

Как раз тогда она и ввела в оборот политику переговоров.

– Я убеждена, что ты разумное существо, – заверила она обыденным тоном, словно делала замечание по поводу формы одежды. Но машина не двигалась. На ее черной броне танцевали отблески света.

– Мы решили физически не повреждать тебя. Мне показалось, ты это оценишь.

Никакого ответа. Один из охранников шагнул вперед.

Электрощуп в его руке выглядел до странного тяжелым. Охранник включил ток.

– Итак, я никогда не против опробовать новые методы, – сквозь потрескивание объяснила Дениз. – Я понимаю, что ты попробуешь использовать огневую мощь, чтобы защититься. И скажу: если ты ранишь кого-нибудь, выстрелишь первым, то твой защищенный статус снимается. Тебя перевезут на правительственную базу и будут допрашивать. В данной ситуации, я этого не хочу. Так мы упустим все возможности. Мы можем объединить усилия. Никто здесь не боится смерти.

Все в комнате боялись, не считая Дениз. И она это знала. Ей нравилось блефовать. Тогда она еще не знала, что все шансы складываются в ее пользу. Оружие Сека не работало последний десяток лет.

– Это твой выбор, – продолжила она, отступив на шаг. При движении ее костюм зашелестел. – А теперь, если мои расчеты верны, и внутри этой оболочки действительно находится разумное существо, тогда ты должен быть в состоянии ощутить все, что мы совершим сейчас, например, с электросетью этого устройства. Потом снимем показания с приборов. И будем знать, возможно ли сотрудничество. О, и не волнуйся. Физического ущерба мы не причиним – ни тебе, ни твоей оболочке.

Машина все еще не двигалась и не издавала звуков, вплоть до того, как охранники шагнули вперед, подняли оружие. Запахло горелым. Горячим металлом.

Потом – вспышка. Из механизма.

Голос, металлический, как и его владелец, прокатился по залу.

– В ЭТОМ, – сказал он. Охранники замерли. Щупы так и не коснулись оболочки. Все смотрели. Ждали.

– В ЭТОМ... НЕТ НЕОБХОДИМОСТИ, – сказал далек, и его голос эхом отразился от стен. Потом глаз медленно поднялся, внезапно вернулся к жизни. Зажегся синеватый круг.

Со свистом оболочка раскрылась.

Такое случилось только раз. Только, чтобы утихомирить мутанта. Но охранники в любом случае носили электрощупы.

Существо не забыло, думает Тайер. Мы покойники. Почему мы доверяем ему? О, Боже.

– Для этого случая я использую метафору, – бормочет гибрид в корявые, сжатые в кулаки ладони. – Переведу на человеческий язык. Впрочем, неточно. Вообразите, что роняете камень в спокойный, глубокий пруд. Представьте это себе.

Ему это нравится, эта игра. Притворяться человеком. Умно. Заинтересовывать людей. Вовлекать их.

– Если вы бросите маленький камень, то и круги будут маленькими.

Ученые во главе с Дениз слушают. Ее глаза глядят внимательно, остро.

– Бросьте камень побольше, круги увеличатся, и так далее. – Его глаз все еще закрыт, пока оно раздумывает, утомившись от этих остолопов. – Когда вы бросите камень, достаточно большой, чтобы от него полетели брызги, капли от всплеска создадут новые круги. И вода дольше будет волноваться.

Ученые смотрят. Они выбиты из колеи, Тайер знает, он и сам ошеломлен простотой этого описания. Они не привыкли к такому. Потом медленно Хайнкель кивает.

– Итак... погодите, хочу понять. Вы применяете принцип камня по отношению к потребляемой механизмом Разлома энергии?

Сек коротко кивает.

– Именно.

– Используя больше энергии, – это Дениз, – мы непреднамеренно создаем небольшие разломы, вне центра.

Это не вопрос. Она уверена.

Тайер ничего не привносит в эту дискуссию. Не его сфера. В любом случае он не хочет иметь с этим ничего общего. С него хватило. Среди них всех он единственный хороший человек.

Гибрид снова кивает.

– Да. И то, что я обнаружил прошлой ночью, подтвердило мои подозрения.

Тайер невольно переводит взгляд на истерзанное туловище существа. «Обнаружил, несомненно».

Оно чувствует себя так уверенно, отмечает Тайер. Но он помнит и другое. Он помнит крики, практически мольбы, когда существо извивалось на столе – хирургические лампы сияли во всю мощь, – окруженное сетью мониторов и соляных трубок, шесть часов подряд. Это была его идея. Его опыт. Его часть небольшого компромисса. Если они хотят изучать его, то должны возместить ущерб. Обеспечить ресурсами. А в ответ он поможет своим экспертным мнением. Знаниями, которые были на голову выше среднего. Подобного они ожидали. И все же далек застал их врасплох.

Но он все прекрасно знал, все это время. Он прекрасно знал, что отращивать заново кости, ткани, мышцы и кожу будет долго и опасно. И болезненно. Последнее, разумеется, было малозначимым фактором. Прямо до тех пор, пока они не начали процесс. От этого у Тайера с души воротило. Он видел то же на лицах коллег. Дрожь. Фальшивое спокойствие. Взгляды в сторону. Это было безумием. Выжить после такого будет невозможно.

Но Сек справился. Разумеется, справился, мелкий больной ублюдок. Чудовище. Убийца.

Патрик Тайер никогда не верил в карму.

– Погодите, – говорит Хайнкель. Все взгляды обращаются к нему. Включая гибрида – его лицо в тени, потому что сзади светит лампа. Хайнкель молод, но в своем деле он спец. Выглядит он отрешенно. Задумчиво. – Что мы получим в результате?

Он переводит взгляд с лица на лицо, и Тайер вздергивает подбородок. Может быть, он здесь не один?

– Итак, мир – реальность – это вода, верно? И по нему идет рябь, когда мы открываем разломы. Насколько сильно оно в итоге может все разъебашить?

Никто ничего не ответил.

– Не говоря уж, – продолжил он, – о том, что внеземные существа бродят по улицам самого густонаселенного города северного полушария. Мы понятия не имеем даже о том, куда его может занести. Какая обстановка. Как это повлияет...