Текст книги "Я, арестант (и другие штуки со Скаро) (ЛП)"
Автор книги: The Wishbone
Жанр:
Фанфик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
Лицо у Существа такое морщинистое, что я едва могу заметить, как подергивается веко его единственного глаза и мелкие щупальца, растущие из головы. Такие же щупальца, которые у него были в более человеческой форме. Он как будто просел – сплющился, сменил форму, лежа на боку. Как будто у него нет костей. И давайте даже не будем о мозгах, торчащих из его головы. Что за чертовщина?
С каждым вдохом и выдохом его тело беззвучно дергается, пульсирует в такт сердцебиению. Кажется, ему не слишком удобно.
Интересно, думаю я, как это он может так изменяться? Что это вообще такое? Быть такого не может – не в реальном мире. Безумие какое-то. Сумасшедшая трактовка Франкенштейна или супергеройского боевика. Меня трясет аж до внутренностей. За сегодня я повидала слишком много.
Он просыпается. Или из-за тепла, или потому, что почувствовал мой взгляд. Ну прости за любопытство; а кто бы не пялился? Это как вернуться в детство – все эти гадости, от которых глаз не отовать. Но он двигается, приподнимается с непристойно хлюпающим звуком. Потом, моргнув, открывает усталый голубой глаз.
– Эй, привет, – говорю я. Как дрожит мой голос! Надо что-то сказать; быть вежливой, да, даже с гребаным пришельцем. Но учитывая время суток и полученную травму, думаю, стоит простить мой мозг за то, что он не слишком хорошо работает.
– Ты проснулся.
Существо пялится на меня. Тот же глаз, тот же взгляд – это то же существо, которое помогло мне в доках. Он меня знает. Пытается издать звук, но выходит только низкое, булькающее урчание. Пытается пошевелиться и вздрагивает.
– Не надо. Лежи смирно, пожалуйста, – возражаю я.
Честно говоря, теперь, когда оно проснулось, мне требуется сверхчеловеческое усилие, чтобы не убежать с воплями. Может случиться что угодно. Оно может выстрелить ядом. Придушить меня. Изнасиловать (хотя фигушки, у меня есть шокер. Да и, в отличие от популярной японской порнушки, не вижу смысла, с чего бы ему этого хотеть).
Он весь в ссадинах, порезах и больших зеленых синяках. Из ран сочится кровь – красная, как и у нас. Хотя повреждения не такие уж глубокие. Оно не слишком сильно ранено. А может, превращение опасно само по себе? Может, я недооцениваю вред?
Большой, старый покрасневший глаз нацелился на меня. Веко прикрыто, словно существо дремлет.
Но то, как оно смотрит, вдруг отбрасывает меня прочь. Это особенный взгляд – взгляд раненого зверя, бросающего вызов противнику. Демонстративное неповиновение заключенного. Взгляд, который гласит: «Я не боюсь тебя. И не стану терпеть от тебя всякое дерьмо». Взгляд, полный ненависти.
И снова острая боль узнавания. Почему?
– Слышишь, я понятия не имею, кто ты. Но ты тогда помог мне и Карлосу. А я помогаю тебе. Просто... ну, спокойнее, окей?
Пока я говорю, он бесшумно двигается, приподнимаясь. Вот черт. Я его разозлила. Он собирается напасть? Беру себя в руки. Нащупываю шокер – он в заднем кармане, такой твердый под тонким слоем ткани.
Чего я совершенно точно не ожидала, так это телефонного звонка.
Автомобильный гудок родом из двадцатых дырявит напряжение, словно гвоздь стенку. Я отворачиваюсь от Существа и смотрю на куртку – на маленький прямоугольник света, сияющий сквозь ткань. С опаской я перевожу взгляд на диван, но существо не сдвинулось с места. Так и сидит, психованный осьминог-мутант, царственно свесив по сторонам щупальца и глядя на меня холодным расчетливым взглядом.
И хочет, чтобы я взяла трубку.
Я не поворачиваюсь к нему спиной. Пячусь по комнате боком, как краб, и выуживаю из кармана телефон. Номер не определен.
Осторожно, но все же жму «Ответить», дергано подношу трубку к уху.
– НЕРАЗУМНО БЫЛО ПРИНОСИТЬ МЕНЯ СЮДА.
Это заявляет голос из моих детских кошмаров. Потому что голос, звучащий в телефоне, голос существа, сидящего на моем диване, этот скрежещущий, механический отрывистый лай – это голос далека.
Два чудовища за одну ночь. Эта штука – не просто машина. И не была ею. Только скрывала тягучий, оплывший кусок плоти. Каким-то образом оно может подключиться к моему телефону и поговорить. Оно может менять форму. Но последнее я пойму только позже, сейчас я только пытаюсь переварить информацию.
Медленно, чрезвычайно медленно опускаю телефон на стол, экраном вверх.
– Это ты говоришь? – удостоверяюсь я. Оно моргает. Подтверждающий знак.
– ТАК... ТОЧНО, – скрежещет голос. Медленно, словно не хватает энергии или слабая связь.
– Далек. Тот черный танк... штука в Мидтаун Уэст?
– ВЕРНО.
Очередная волна понимания захлестывает меня. Волна паники. Машина-убийца, так говорил Льюис. Я не сомневалась в этом, когда была маленькой. И не очень умно сомневаться в этом сейчас.
В моей комнате убийца.
– Из-звини, – бормочу я, растеряв всю храбрость. Трусиха года, не иначе. Слайзер, ага, со слайзером я могла справиться. Но не с этим. Не с ним. Не с кем-то умным, говорящим, мыслящим и отравляющим мой слух ненавистью.
– Я не знала. Я не думала... со всеми этими, э... превращениями и... о, Господи.
Я вижу, какой он внезапно огромный, заполняющий все поле зрения, зеленый, презрительный и чудовищный. И вижу, как он закатывает глаз.
– ЕСЛИ БЫ Я ХОТЕЛ ТВОЕЙ СМЕРТИ, – трещит механический голос, – Я БЫ ДАЛ СЛАЙЗЕРУ УБИТЬ ТЕБЯ.
Я долго и упорно смотрю на него. В его взгляде есть что-то стальное. Его лицо, каким бы ужасным ни казалось, выглядит древним, старым. Оно повидало гораздо худшую дрянь. Он не станет возиться со мной. И не лжет. Я с трудом сажусь. Он дело говорит.
Тишина. Далек, потому что да, это именно он, протягивает пару щупалец и обхватывает стакан. На стекле остаются густые полосы слизи. Я ошалело наблюдаю, как он играючи поднимает его и тянет к себе. Неожиданно становится виден его рот, прячущийся между двух щупалец. Далек делает глоток, и его тело раздувается. И снова, победив страх, меня охватывает благоговение, совсем как в детстве. Он делает это с такой легкостью! Это как следить за улиткой, которая ест салат – немного противно, но ужасно интересно. И мой страх чуть-чуть отступает. Я сижу напротив кошмара из моего детства, и миллиард вопросов квантовыми частицами бомбардирует мой мозг. И что самое удивительное – облегчение, потому что я жива.
Сквозняк колышет шторы. Все еще холодно. Отопление в этой квартире включат в лучшем случае в конце ноября. Достаточно сказать, что хозяйку квартиры я не слишком-то люблю. Дождь за окном барабанит все громче. Я принесла в дом пришельца. Я не бросила его на улице, чтобы он подхватил воспаление легких. И, боже милый, там полно тех, кто все-таки его подхватит. Я жива, здесь и сейчас. Снаружи мир живет своей жизнью. А мой внеземной гость сидит и молчит.
Телефон снова вибрирует.
– ЗАЧЕМ ТЫ ПРИНЕСЛА МЕНЯ СЮДА? – спрашивает далек. Неожиданно я теряюсь.
– Мне... мне показалось, что ты ранен, – начинаю я. Он с грохотом ставит стакан на стол: стекло покрыто прозрачной слизью. – А ты помог мне выбраться, так что не бросать же тебя умирать. И... – Да какого черта? – Думаю, мне просто стало любопытно.
– ТЫ ГЛУПАЯ, – говорит мне Пришелец.
– Ага. Думаю, так и есть.
Я это признаю. Смотрю, как он движется. Как поднимает извивающиеся щупальца. Пластик трещит. Далек выглядит усталым. Если бы он был человеком – самым обычным парнем, – я бы смогла выяснить две главных вещи. Он очень старый. И очень устал.
Я обдумываю это, пытаясь расслабиться. А это вдруг оказывается совсем нетрудно. Что он мне сделает? Я набираюсь смелости и говорю:
– Я видела тебя раньше. – Это комментарий, и он требует подтверждения. Далек закрывает глаз. Спит. А может, умер.
– ВЕРОЯТНО, – гудит телефон. Этот медленный голос подходит его динамику.
– Ты изменил форму.
– ВЕРНО.
– Ты всегда можешь ее менять?
– НЕТ.
Это поднимает намного больше вопросов. По одному за раз.
– Ясно. Это... – «Ты насильник? Нет, забудь». – Кажется, когда ты это делаешь, тебе очень больно?
Сам далек что-то бормочет. Телефон говорит:
– ЭТО НЕСУЩЕСТВЕННО. ДАЛЕКИ ДОПУСКАЮТ БОЛЬ.
– Окей.
Может, я задаю не те вопросы, но разговор обостряется.
– А ты...
Но Существо сдвигается в сторону и приоткрывает глаз.
– БУДУ БЛАГОДАРЕН ЗА ВОЗМОЖНОСТЬ ПОСПАТЬ.
Он укладывается. И снова, кажется, немного растекся в стороны. Думаю, с ним все будет нормально. Прикусив губу, киваю. Встаю, скрипнув паркетом.
– Ага. Конечно.
Я осторожно тянусь и нащупываю телефон, все еще со включенным экраном, но молчащий.
– У тебя есть право. Я не против, если ты... э... захочешь остаться, когда я уйду. Оставлю запасные ключи. Если можешь, отложи свои превращения на потом, пока я здесь.
Добравшись до спальни, я придвигаю к двери стол; очень тяжелый, ага. Осторожность не помешает.
Тут до меня наконец доходит, что, наверное, я вела себя невежливо. Неземная жизнь – все дозволено, решите вы. Гляжу обратно в комнату – он валяется там, бледный, занимая весь диван, и мерно дышит. Полагаю, эта картина надолго запечатлится в моей памяти.
– Могу я спросить еще одну вещь? – осведомляюсь я в пространство.
– ...МОЖЕШЬ.
– Как мне тебя называть? У тебя есть имя, или ты просто... далек?
Свет мигает.
– У ДАЛЕКОВ НЕТ ИМЕН, – говорит Существо после короткой паузы. Телефон в моей руке рявкает. – НО У МЕНЯ ЕСТЬ.
Странно. Так он не считает себя далеком?
– МЕНЯ ЗОВУТ СЕК.
Сек. Без сомнения инопланетно, коротко и мило. Веско. Стоит принять к сведению.
– Тогда спокойной ночи, Сек.
Нет ответа.
Решив, что разговор окончен, я нажимаю отбой.
Выключаю свет.
Закрываю дверь.
====== Глава 11. Время; как оно течет ======
«Трудно понять структуру Времени. Оно эластично. Оно может изменять форму. Степень его пластичности выходит далеко за пределы человеческого понимания и, если уж на то пошло, за пределы понимания многих других разумных форм жизни. Мы не ошибались. Мы никогда не сомневались в наших силах. Мы осознавали риск.
Так что мое решение преследовать далека Каана оказалось катастрофически неверным.
Можно было ожидать гораздо худших последствий. Мне удивительно повезло. Я сохранил рассудок. Но не форму.
Зима 1933 года выдалась чрезвычайно холодной. Жить на Земле было трудно. Прошло три года с тех пор, как он сбежал. С тех пор, как мы потерпели неудачу в наших замыслах. И прежде чем я собрал достаточно энергии, чтобы попытаться последовать за ним.
Я всегда превосходил своего противника, или считал, что превосходил. Против его упорства я мог поставить свой интеллект. Я считал его мертвым. Он потерпел неудачу. Должен был потерпеть. Я почти погиб, следуя за ним. Невозможно, чтобы он выжил.
Однако благодаря этим событиям я в состоянии изложить природу времени. Понимаете, в то время как оно считается непрерывным, как я уже говорил, в действительности его стоит рассматривать с другой точки зрения. Похоже, что у времени есть совесть. Иначе говоря, оно живое. Оно способно принимать или отвергать, его воздействие меняется, и его можно обмануть. Мы бы сочли подобные особенности несущественными. Не в нашей природе обращать внимание на такие вещи.
Чтобы предпринять путешествие во времени, как правило необходимо судно. Когда в 1933 году я его предпринял, в моем распоряжении была моя первоначальная броня. По вполне очевидным анатомическим причинам путешествовать внутри этого приспособления было невозможно более. Так что я применил темпоральный сдвиг, полностью подвергаясь воздействию временной воронки.
Попытка провалилась. К тому моменту, когда я осознал, что именно пытался осуществить мой бывший соратник, было слишком поздно. Меня отбросило от барьера и швырнуло обратно на Землю. Через пятьдесят один год после того, как я отправился.
Стало ясно, что путешествие оставило свой след.
Отправляясь, я находился в своей эволюционной форме.
Но Время запомнило ослабланное, маленькое, моллюскоподобное существо внутри металлической раковины. Мою исходную форму.
Когда в 1984 году я достиг реальности, то находился на полпути между двух форм.
Мой случай не единственный. Таймлорды переживали подобные изменения. Они становились отчасти детьми, отчасти взрослыми – наиболее нестабильная из виденных форма.
Я предвижу, однако, что с открытым доступом в Пустоту это влияние можно обернуть вспять. Но я не не стал бы пытаться. Последствия будут слишком серьезными».
(Далек Сек, в разговоре с доктором Дениз Алсуотер, 18 января 2008 года. Записано и расшифровано Фредриком Хайнкелем)
Проснувшись, первым делом я слышу бубнеж какого-то тупого диктора, звучащий из часов-приемника. Затем раздается наигранный голос Уинтерс, которая говорит что-то об англо-американских отношениях. Терпеть не могу новости – скучно до зевоты. Но все же мне кажется, самое мудрое сейчас – знать о том, что творится в мире. И, кроме того, слушать о «Вэллианте» – это нечто!
Неясный, белесый свет струится из окна. Свет розовеющего рассвета над шумными улицами и дымящими трубами, рассвета над влажными улицами, по которым вот-вот польется поток машин, где перекрикиваются мусорщики, где просыпаются у порогов пьяницы и так много людей бредут с бодуна по этим мокрым туманным улицам, между кирпичом, и бетоном, и сливными решетками, и проводами, торчащими из ниоткуда, где горячий воздух гонит по асфальту мусор, и тот шелестит на ветру.
Рассвета, когда мне пора вставать. Черт. Я проспала всего два часа. Шея раскалывается. Прямо горит, больно до чертиков. Поднимаю руку: она перевязана. Потом замечаю, что стол придвинут к двери, что нет лампы, старого кассетника и ноута, и думаю: «Странное место для стола».
Потом вспоминаю.
На моем диване спит, свернувшись, зеленый пришелец с щупальцами. Вздрагиваю от страха, сдерживаю тревожную тошноту, и тут в моих ушах звенит радостное возбуждение.
Сек, так его звали, верно?
Я соскакиваю с кровати – так и спала, не расстилая постель, поверх покрывала, – и иду к двери. Даже не помню, как двигала стол – так я устала. Но сейчас уже нет. Нетушки.
Вопросы, все вопросы двухчасовой давности проносятся в моей голове. Вот мой шанс. Ностальгия, мои давние споры с Малькольмом о космосе и пришельцах. Об этом пришельце.
О Боже, это все так по-настоящему теперь.
С какой ты планеты? Давно живешь в Нью-Йорке? Есть еще такие, как ты? Как ты подключаешься к своему роботу? Ты и правда мужик или просто похож на него?
И другие, более практичные.
Что ты делал в доках? Что к чертям такое этот слайзер, правда? Он твой? Откуда он? Он там жил всегда (потому что, боже милый, до прошлой ночи я никогда не видела раньше так сильно изорванного тела)? Слайзер следил за тобой? У тебя есть разрешение на твое оружие? Ты кого-нибудь на самом деле убивал?
Честно говоря, последний вопрос беспокоил меня сильнее всего.
Двигать стол еще более неудобно, чем я ожидала. Если моя квартира крошечная, то спальню в основном занимают шкаф и кровать. Когда я пытаюсь вернуть стол на место – по стороне за раз, – мои мышцы и синяки ноют, жалуясь. Стол бьется в мои колени. Я ударяюсь пальцем ноги и громко матерюсь. Он скребет по ковролину, но у меня получается.
Открываясь, дверь слишком громко скрипит. Надеюсь, оно не разворчится, если его разбудить.
Комнатка залита тем же приглушенным утренним светом, и первое, что я вижу – жалюзи подняты. Потрясенная, я колеблюсь.
Далек сидит, устроившись на подоконнике. Его мозг темными изгибами выделяется на фоне здания за окном. Кажется, он оборачивается на скрип двери, его щупальца стекают с подоконника на пол, сворачиваясь, словно длинные хвосты. Они не похожи на осьминожьи – каждый поделен на части, словно дождевой червяк, и отливает зеленым. Кажется, далек о чем-то думает.
Как он туда забрался? Он не кажется слишком-то ловким. Должно быть, он проснулся давным-давно. И пялится на просыпающийся город. И я не уверена, что хочу знать причину.
В комнате все еще темно, но я не трогаю выключатель.
– Так ты встал, – говорю с улыбкой.
Тогда, не придумав ничего лучше, или менее неудобного, я бочком иду к стойке, высматривая кофейник. Мой гость слышит, как я стучу, и поворачивается, оставляя на подоконнике следы. Я вздрагиваю. Это сморщенное лицо, этот глаз сосредотачивают на мне внимание. Не то чтобы этого нельзя было пережить, но его взгляд острый, словно через прицел. Он прищуривается.
Я бросаю ошарашенный взгляд на кофейник, который держу в руке. И стараюсь делать вид, что передо мной обычный человек.
– Эм... хочешь? В смысле, кофе?
Сека это не впечатляет. Надо бы взять телефон. Но, кажется, я оставила его на зарядке.
– Ты... ты будешь еще проделывать эту... штуку с телефоном? – спрашиваю с надеждой.
Гляжу на ладони и понимаю, что взяла панировку для мяса вместо Нескафе. Ага. Ну и что? Меня отвлекают.
Существо медленно моргает, и я прямо чувствую исходящие от него волны сарказма. Круто, как ему удается изображать сарказм, как он это делает? Таким же взглядом на меня смотрели мой учитель истории, мой брат и иногда Мелани.
Потом он поднимает щупальце, сгибая его, как руку, и трижды стучит по стеклу. Танг-танг-танг. Привлекает внимание. Хочет, чтобы я посмотрела за окно.
Отставляю кофейник в сторону.
– Что там?
Подхожу, и он поворачивается, быстро и упрямо, так, чтобы я проследила за его взглядом.
И вот он где.
Припаркован на тротуаре, словно минивэн. Такси, готовое его подобрать. Такой неуместный среди серых тротуарных плит, геометрически точный и черный, как смоль. Его глаз-камера направлен прямо на нас, поблескивает голубым. Броня приехала за далеком.
Я опускаю взгляд на самого далека, жителя брони, и он смотрит на меня в ответ. Маленький, похожий на кальмара. Моллюск. Который прячется в раковине.
И меня окатывает странным, выматывающим разочарованием.
– О.
Он окидывает меня взглядом с головы до ног, резким взглядом.
– Так ты хочешь наружу? Ну, наверное, я слегка псих, но я не против, если ты останешься.
Он булькает. Как будто даже обижается.
Снова выводы. Поднять свое дряблое тело на метр он может, но скорее всего не справится со ступеньками.
– Хочешь, чтобы я тебя несла? – Я не скрываю отвращения.
Он слегка наклоняется. Крошечный осьминожий кивок.
Я пожимаю плечами. Но мне ведь не хочется этого делать! Это же как помогать старику, страдающему недержанием. Нет, я не хочу, чтобы это звучало жестоко. Хотя и гарантирую, что вам знакомо это чувство.
Я помню его одежду. Да. Наклоняюсь, сгребая ее в руки. Они воняют, но не только им самим. Еще порохом, сыростью из-за дождя. И слайзером. Все не слишком-то вкусное.
Чтобы принести далека сюда, мне пришлось соврать. Один из копов, дежуривших у тела, подвез меня домой. Я сказала, что в свертке моя одежда – правдоподобное объяснение, раз уж я тащила его так далеко.
«Ну и крепкие же у тебя духи, дорогуша», – заметил он, выразительно бурча. К счастью, он смотрел на светофор, когда сверток дернулся. Должно быть, он подумал, что запах оставил покрытый слизью нападавший. Кроме того. Никто не знал, что их было двое.
Черная парка, офисные брюки и легкая хлопковая рубашка, белая, но, к несчастью, вся в пятнах. Размера примерно сорокового. Понятное дело, одежда не сочетается друг с другом. И выглядит поношенной, как будто ее одолжили. Хотя по качеству рубашки можно сказать, что она относительно новая. И все еще мокрая насквозь. А еще пара тяжелых черных ботинок, тоже неизношенных, новых. Покрытых коркой высохшей слизи.
Я отпираю двери и подвешиваю всю эту коллекцию между руками, словно гамак.
– Сюда.
Существо разглядывает меня. Он понимает. Я наклоняюсь к нему и стараюсь не дергаться, когда он вскарабкивается с подоконника, и его вес давит меня к земле.
Собирая все свои силы, я выношу Сека, далека, наружу, на холодную лестницу.
Когда мы выходим на улицу, по тыльной стороне моих рук начинают бежать мурашки. С прошлой ночи лужи еще не высохли. А по небу, розовеющему закатом, бродят угрожающие, сердитые тучи.
Мой гость булькает, и я оказываюсь лицом к лицу с машиной, которую всегда называла далеком. Она не такая высокая, как я помню. Но, наверное, я выросла.
С металлическим воем его голова-купол поворачивается ко мне. Голова Сека. Я вздрагиваю, осознав, что тот, кто ее контролирует, сидит в этот миг у меня на руках. Этот голубоватый свет, круглый, как луна. Камера. И глаз. Ну вот, все по-новой.
– Как ты это делаешь? – спрашиваю я, и он раздувается. Ага, снова здорово. Лампы по сторонам купола мигают.
– ТЕЛЕПАТИЧЕСКОЕ УПРАВЛЕНИЕ.
– Ты привел это сюда... просто силой мысли?
– ЭТО ТРЕБУЕТ БОЛЬШОЙ КОНЦЕНТРАЦИИ, – отвечает странная машина. Тот же визгливый, скрежещущий лай. Прямо как из телефона. Прямо как я помню.
В паре кварталов отсюда ревет мопед. За забором воет собака. Мы не одни. Я в спадающих кроссовках, ночнушке и желтых штанах с пингвинами. Как будто одно это не странно. Мимо прогуливается чувак в наушниках и джинсовой куртке, окидывает нас долгим, тяжелым взглядом. Усталая темнокожая женщина, которая держит большого зеленого кальмара возле самой большой в мире перечницы. Теперь он должен понять, насколько все это кажется странным мне.
Окидываю взглядом броню далека сверху донизу. Какая она странная! Полусферы в нижней части. Хромированный стебелек глаза, глянцевый вантуз – оба торчат вперед, но прошлая острота исчезла. Все изменилось. Ржавчины больше нет. Вместо тусклой припыленности – полировка. Кто-то эту штуку вычистил. Может, он не всегда мог менять форму. А может, кто-то сделал это за него. И броня настолько черная, что прямо втягивает свет.
И, пока я рассматриваю ее, раздается острое шипение – словно вырвавшийся наружу пар. Она открывается.
Оболочка раскалывается посредине, открывая невидимое, казалось, в механизме. Две половины средней секции ныряют вниз на ранее невидимых шарнирах и гидравлике, а черные фрагменты юбки опадают и раскрываются, словно лепестки футуристического робоцветка. Мне приходится отступить на шаг. Все это происходит медленно. Так что это не цельный механизм: никаких переплетений процессоров и мигающих огоньков. Вместо этого – небольшая полость под куполом, закрепленная впереди. Запахи масла, дезинфекции, сырости и плоти бьют меня под дых. Я борюсь с кашлем.
Одна из крошечных аномалий. Из странных вещей, которые можно увидеть в Городе, иногда, если повезет. Фрагмент абстрактного граффити. Скульптуру из хлама. Открывающегося далека.
Я знаю, для чего эта полость. Она для компьютера, жесткого диска далека. В данном случае – для настоящего мозга.
Сек извивается у меня на руках, сворачивая самые задние щупальца.
– ПОДОЙДИ БЛИЖЕ, – командует он, так что я поднимаю уже уставшие руки, и он прыгает прямо в полость, как лягушка. С неожиданной силой, выбивая меня из равновесия, и подтягивается на диск – платформу, в виде которой сделан низ полости. Поворачивается. Отбрасывает свои придатки назад, и они переплетаются, словно корни, в лесу проводов. Потом моргает.
– ЭЛИЗА БИРЧВУД, – заявляет он.
– Да. И пожалуйста.
Я отскакиваю, видя, как пара проводов змеится вниз из купола. Они вворачиваются в мягкие ткани мозга существа. Стебельчатый глаз дергается.
– ХОЧУ ВЫРАЗИТЬ БЛАГОДАРНОСТЬ. ТВОЯ ПОМОЩЬ НЕОЦЕНИМА.
– Что ж, я тоже так думаю, – отвечаю. Мне холодно. И у меня все еще куча вопросов. Оболочка начинает закрываться. Успеваю поймать взгляд кальмара-мутанта, зеленого на черном, а потом щель запечатывается наглухо. Теперь это просто механизм.
Светящийся глаз-камера целится мне в лицо, остальное тело вот-вот готово двинутся. Если мне есть что сказать, надо говорить сейчас. Но тут он начинает разворачиваться прочь. Голова поворачивается последней. Сек катится по тротуару.
И все? Он просто уходит? Чувствуя странное смущение, я шагаю за ним. Кроссовки неприятно хлопают по асфальту. Мы проходим мимо ржавых пожарных лестниц и серебристых мусорных баков, небрежно сваленных кучей.
– Эй, далек.
Лампы мигают.
– ТЫ ХОЧЕШЬ ПООБЩАТЬСЯ?
– Ну, ага. Одного парня убили в Ред Хук прошлой ночью. Слайзер убил.
– ЭТО ВПОЛНЕ ВЕРОЯТНО.
– Ты был свидетелем, – поспешно бормочу я. – Мне надо... опросить тебя. Что ты делал на погрузочном доке?
Далек соскальзывает к обочине, и, когда я догоняю его, поворачивается ко мне.
– Я ПРЕСЛЕДОВАЛ СЛАЙЗЕРА, КАК И ТЫ, – отвечает он, его голос трубно гудит посреди в остальном тихой улицы.
Ну, хоть что-то. Я скрещиваю руки на груди.
– Итак, ты знаешь, откуда взялась эта штука?
Повисает пауза.
– НЕТ. НЕ ЗНАЮ.
Отмодулированный, короткий ответ. Нет? Серьезно?
– Не знаешь?
Голова поворачивается, глаз поднимается, разглядывая плоские крыши над нами.
– Я ПРИШЕЛ ПРОШЛОЙ НОЧЬЮ, ЗНАЯ О ЕГО ПРИСУТСТВИИ. ЭТОТ ВИД НЕ ПРИСУЩ ДЛЯ ДАННОЙ ПЛАНЕТЫ. ЕГО ПОЯВЛЕНИЕ... НЕ ПРОСЧИТЫВАЕТСЯ...
Приходится согласиться с этим.
– Сек. Что тебе известно?
Далек не отвечает.
Делаю трудный шаг.
– Кто ты такой на самом деле?
И смотрю только, как он переваливается через бордюр и выезжает на дорогу.
– ЭТО СЕКРЕТНЫЕ СВЕДЕНИЯ. РЕКОМЕНДУЮ НЕ ДЕЛАТЬ ПОПЫТОК СЛЕДОВАТЬ ЗА МНОЙ.
Он выезжает на противоположную сторону – голубой свет разливается по асфальту, и я клянусь, механизм поднялся и приземлился на тротуаре. Он поворачивает налево и ускользает с глаз долой. Мимо проезжает мотоциклист. Все снова как обычно. Только вот на самом деле нет. И никогда не будет. Думаю, я только что повстречала самую странную, самую обескураживающую и самую пугающую личность, с которой только могла столкнуться.
Послушав его совет, я не иду за ним. Какой в этом смысл?
Я тяжело вздыхаю и провожу рукой по волосам. Кудряшки больно цепляются за пальцы.
Полагаю, мне нужно докопаться до сути всего этого. В конце концов, это моя работа. Я спросила. Но он так и ушел, оставив меня несолоно хлебавши.
Поворачиваюсь и медленно иду обратно по улице. Глаз улавливает движение. Я смотрю.
Серебристый аллигатор с длинным, острым, как ряд ножей, спинным плавником копается в мусоре, принюхиваясь в темноту своей длинной колючей мордой. Такого же я видела на овощном рынке. Меня это почти не удивляет теперь.
Возможно, далек знает кое-что и об этом.
Но в одном я уверена на все сто.
Даже если я бросаю работу, то оставлю все в наилучшем виде.
Хрена с два я брошу это дело.
====== Глава 12. План и совет ======
И, конечно, все тут же в газетах. В «Дейли». И в «Пост». Но не в «Таймс». У них там беспокоятся об историях покрупнее.
«Изувеченное тело найдено в доке Рэд Хук».
«ШОКИРУЮЩЕЕ УБИЙСТВО В БРУКЛИНЕ»
«УБИЙЦА – МОНСТР. ЗЕМЛЯ НА ГРАНИ НОВОГО ВТОРЖЕНИЯ?»
Заголовки толпятся на стенде газетного киоска и орут мне в лицо, пока я прохожу мимо. Вижу размытое фото распахнутых ворот на первой странице «Дейли Ньюс»; там мы нашли тело, и я думаю, что как раз стоит остановить мгновенье. Я здесь не одна.
Но я стою ближе всех, и продавец, парень в кожанке и мятой бейсболке, требует, чтобы я проходила. Я иду, но сначала покупаю «Дейли Ньюс».
Статья, как и надо, ужасная. Данные насчет тела, зоны нападения, полицейские комментарии. Тем не менее, нигде не упоминается о настоящей природе убийцы. И это чертовски кстати.
Я взяла выходной. Решила, что раз уж увольняюсь из полиции, не страшно, если я денек проведу наедине с собой. Отдохну, восстановлю силы. Особенно последнее. Потому что сейчас, как никогда, мой разум весь в огне.
Словно мой мозг вынули из головы, спрятали в коробку и вытрясли всю жизнь вплоть до дюйма, прежде чем заменить. Все выглядит иначе.
И меня трясет не только из-за эмоций.
Прежде чем выйти, я стащила повязку с шеи – посмотреть на рану. Лучше б я этого не делала.
Два длинных, черно-красных, мрачных пореза стянули мою плоть. Кожа вокруг них распухла и болела. Я выпила две таблетки ибупрофена, чтобы унять боль. О том, чтобы в такую погоду надеть шарф, и речи быть не могло, так что я просто прилепила повязку обратно. Попыталась не обращать внимания на ввалившиеся темные глаза и безумную прическу. Вместо этого я попробовала как-то уравновесить это подобающим макияжем.
Порезы были отвратительные – и на вид, и по ощущениям. Они бы смотрелись круто, будь я ниндзя-ассассином или вечно нарывающимся героем боевика. Но увы. Мне двадцать три, и я живу в Челси. Боевые шрамы мне ни к чему. Это попросту неудобно. Но хуже всего, что их устроил мне какой-то пришелец, и, думаю, что бы ни было в прививках от столбняка, такую инфекцию оно не вылечит. Нужно было поговорить с Секом. Правда нужно. У него наверняка есть какие-то космо-медицинские ноу-хау.
Опять двадцать пять.
Этот гребаный далек все изменил, и я не могу выкинуть его из головы.
Резкое похолодание закончилось, но небо решило не любезничать и не разгонять тучи. В итоге получаем душный, сырой день, двадцать пять градусов тепла максимум, и шорты как-то даже не наденешь.
Я выуживаю из шкафа первые попавшиеся джинсы – узкие, которые сдавливают ноги. Поверх – длинный желтый жилет, а на него – тяжелую холщовую куртку, которую мама купила мне на позапрошлый день рождения. Я сражалась с пришельцами. Мне нужны крутые очки-авиаторы, чтобы довершить образ. А сейчас, надеюсь, ни один ко мне и на пару миль не приблизится.
Я проталкиваюсь сквозь толпы людей. Сквозь мимолетные обрывки разговоров. Люди смеются. Кричат. Я не смотрю по сторонам, переходя дорогу, но, когда толпа рассасывается, тоже ухожу. Мне надо прогуляться. Посмотрим, получится ли дойти хотя бы до парка. А потом до «Тако Белл».
Железные аллигаторы. Гигантские слизни с медвежьими когтями. Моя жизнь растворилась в каком-то садистском сюрреализме, и это меня пугает.
И Сек.
Как механизм он был угрозой. Я всегда это знала. От него у меня волосы дыбом вставали.
Он. Да, Сек сейчас для меня – «он».
Потому что внутри механизма оказалось существо, немного похожее на человека. Умеющее ходить, говорить. И мыслить тоже.
Дело не в том, что оно выглядит таким уродливым. Таким мутировавшим, искореженным, измочаленным и растекшимся. И даже если оно таким появилось на свет, тоже не важно. Дело и не в том, что, когда ему больно, или оно устало, или ослабело, то оно съеживается в размерах и пропорциях, как термоусадочная пленка.
Дело в том, что оно может думать.
Вот киберлюди, во всяком случае, казались тупыми и беспрекословными, только выполняли приказы и маршировали, как оловянные солдатики.
Разумная жизнь. Что-то такое же умное, как человек.
Прошлой ночью я его встретила, и потом просто отпустила.
«Он все еще где-то там».
Я могла стоять прямо рядом с врагом человечества. И ни черта не случится. Только через мой труп.
Внезапно, я перевожу свои таинственные измышления в резервный режим, потому что приближаюсь к кое-чему знакомому. «Старбакс». Над головой маячит зеленый логотип, самодовольная русалка ухмыляется, разглядывая улицу сверху. Так-то лучше. Мне сейчас нужно что-нибудь нормальное.
Я собираюсь пройти мимо, но внезапно понимаю, что ужасно хочу пить. Латте, или чего-то вроде фраппуччино – вот это мне по душе! – а может, даже лимонада выпью.