Текст книги "Все фениксы превращаются в пепел (СИ)"

Автор книги: The dark side of me

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

А может, даже с первой любовью.

Здание лазарета, сразу бросавшееся в глаза из-за белого цвета, стояло отдельно от остальных корпусов. В окнах постоянно горел свет даже днём. Самая новая пристройка из всех остальных участков Академии, где по разваленным стенам любили лазать учащиеся на спор. Но на фоне рассвета стены сверкали зловещим кровавым цветом, словно предупреждали тем самым о чём-то.

Внутри пахло сладкими благовониями и травами. Этот запах напоминал Эрику о детских годах, ещё не обрамлённых тьмой Академии. Мия усаживала его на коленях и рассказывала сказки про доблестных рыцарей, про его предков, предыдущих членов рода Кали. В комнате у старушки всегда пахло растениями, которыми она умело исцеляла раненых. Хоть она и не имела зрения, создавалось впечатление, что Мия умела видеть человека насквозь…

Лекарь с порога кивнул Эрику на одну из свободных кроватей, едва смерив его взглядом. Для такого человека, чуть ли не живущего в четырёх белых стенах, не редкость встречать гостей во время тренировок. А особенно старшекурсников, бьющихся на настоящем оружии. Эрик покорно подошёл к аккуратно заправленной койке, на ходу стягивая с себя плащ и ремень, освобождаясь от тяжести оружия.

Буквально через несколько секунд раздалась осторожная поступь. Такая тихая, едва уловимая. Но всё-таки Эрик сразу определил её – почти каждый курсант и все Учителя ходили незаметно, будто крались к недругу. Даже сам юноша имел такую же привычку, которую намертво вбили ему. Лекарь, мужчина в пожилом возрасте, шагал грубо.

Пятилетний мальчик разместил на тумбочке миску с густой мазью. Чёрные волосы всё время опадали на его большие глаза цвета холодной стали – как любила говорить Нейт. Демьян же всё время возражал, что это цвет льда. Эрик придерживался мнения, что глаза Аластора сияли луной и звёздами, что помогают блуждающим путникам отыскать путь в ночи.

– Лекарь очень занят! – звонко сказал мальчик. Он с рождения обладал таким тоном, звучащим неестественной живостью на фоне общей серости Академии. – Он сказал мне помочь тебе! – Внезапно Аластор стих. – Можно же? Можно, правда?

Эрик не сдержал улыбки, потрепав по волосам своего сводного брата. Всё же хорошо, что Нейт пять лет назад уговорила директора отдать маленького мальчика в лазарет, где он помогал по самым мелким заданиям.

Аластор издал ликующий визг, бросаясь к миске с мазью. Она чуть не упала на пол, но Эрик вовремя схватил её. Мальчик, даже не заметив этого, принялся за лечение.

– Все боятся меня! – разочарованно говорил Аластор. – Не хотят, чтобы я помог им! Вот же плохие! Плохие!

– Просто думают, что ты угробишь их, – понимающе отозвался Эрик.

– Но скоро я стану частью Академии! Ты будешь гордиться мной? Правда, будешь?

В серебряных глазах мальчика всегда светился восторг от мысли обучения в таком адском месте. Он видел только усердные тренировки, изящные бои. Но никогда не думал, каким трудом всё вышло. В семь лет для Эрика тоже стало открытием, когда им показали пыточную во время экскурсии. «Здесь вы будете учиться выдерживать допросы!» – с милой улыбкой сказал директор. Он обожал издеваться над детьми, в этом сомнений никогда не возникало. И когда Эрик думал, что Аластора ждёт то же самое…

– Я всегда горжусь тобой, – Юноша постарался отогнать ужасные мысли.

Через месяц они будут далеко отсюда. «Нет причин для беспокойства!» – успокаивал себя Эрик. Анджела обещала, что заберёт их, когда юноша посвятится в Эклипсы. Именно тогда оковы Академии спадут, и никто не помешает ему и Аластору незаметно скрыться. Нейт быстро забудет о нём, как и Демьян. У них есть дела намного важнее – на их плечи возложится честь своих семей. А особенно на девушку, в чьих жилах текла королевская кровь.

Мазь щипала рану, но это казалось таким пустяком на фоне всего пережитого. Аластор в сотый раз, наверное, уже сказал: «Сейчас будет очень больно! Я сам знаю это! У меня… опыт! Это очень больно, но ты терпи!» Для Эрика мазь просто слегка щекотала рану, не больше.

Через несколько минут в лазарет вошёл лекарь. Оценив работу маленького подмастерья, он что-то буркнул под нос. Либо это была похвала, либо же обычное ворчание на жизнь – Эрик так и не определил. Сама мысль о том, что он отдал Аластора именно сюда, сначала тяжёлым камнем легла на душу юноши. В первое время он не мог смириться, однако мальчику понравилась его работа, даже вечные крики и нетерпеливость лекаря не смогли сломить ещё хрупкую силу воли Аластора. «Он вырастет сильным! – любила причитать Нейт. – Станет воином, победит много врагов! Когда-нибудь он превзойдёт и нас с тобой по силе, Эрик! Такой милашка просто не может не стать великим!»

Мазь сразу дала нужный эффект. Рана затянулась, отдавая приглушённой болью. Эрик вспоминал, как раньше Мия растирала на раненых соки разных растений, и тогда порезы мигом исчезали. «У обычных людей раны заживают очень долго, но у нас по телу течёт не совсем обычная кровь!» – терпеливо объясняла она. В те дни детства Эрик мечтал стать учеником старушки: он любил помогать людям, творить добро. В семь лет он знал наизусть названия многих целебных трав, мог сам приготовить мазь. В глубине души, когда Анджела передала ему ребёнка, юноша мечтал, что малыш вырастит таким, каким рос он – отзывчивым, сострадательным. Аластор грезил лишь о битвах, сражениях. Небо и земля – противоположности, которые притянулись.

Дребезжащий вой горнов впился в разум острыми когтями ястреба.

– Ой! – вскрикнул Аластор от неожиданности, подпрыгнув.

Эрик сжал губы в тонкую линию. Если горны звучат во время тренировок – значит, случилось что-то важное. «Пусть все курсанты соберутся возле главного корпуса!» – словно обрели дар речи бездушные инструменты. На собственном опыте юноша знал, что ничего хорошего это не предвещает. Эрик пощупал плечо, удостоверившись, что мазь сработала окончательно.

– Ты куда? – вскочил Аластор, когда юноша встал с кровати.

– Пропуск собраний приравнивается к верной смерти, – попытался улыбнуться Эрик. – Если Учителя узнают, что у меня была просто маленькая рана, а я лежал здесь…

– Но это не маленькая рана! – надулся мальчик.

– Для них даже отрезанная голова считается маленькой ранкой.

Аластор удивлённо округлил глаза. Потом в них вспыхнул животный интерес.

– И не думай! – одёрнулся Эрик. – Я запрещаю тебе ходить на такое.

Дурак бы понял, что сейчас произойдёт на собрании. Их собирают вот так неожиданно только в двух случаях: первый – во время восстания мятежников. Но Анджела дала ясно понять, что они не собирались в ближайшее время проводить атаки. Тогда остаётся второй, самый верный, вариант – один из курсантов больше никогда не выйдет за стены Академии.

«Ещё один невинный ребёнок встречает смерть».

Аластор хотел возразить, однако, встретившись со свирепым взглядом Эрика, сник. Тёмные брови мальчика сомкнулись в одну линию.

Перед главным корпусом Академии, подле которого разместилась большая арена, уже стояло около тысячи курсантов, вытянутых, как струна жалобно лелеющей скрипки. Несмотря на разные возрасты, цвет волос, лицо, пол, создавалась иллюзия, что здесь собрались одинаковые люди без каких-либо различий. Магия Академии – превращать всех в безликий камень. Плащи униформ развевал лёгкий ветер, несущий на своих крыльях запах крови. У каждого на плечах были помечены серебряными нитками инициалы, блестящие на рассветном солнце. Никто не мог видеть в этих детях личности, скрытой за масками послушных рабов, которых заставили обучаться здесь. Лишь единицы получали удовольствие от пребывания в Академии.

Эрик старался держать безразличие на лице. Но с каждым шагом в груди отзывалось тревожной болью. «Чёрт! Я мог бы остаться в лазарете! Нести наказание намного легче, чем смотреть на это!» – кричало в мыслях. Учителя любили делать зрелища из любого пустяка, выводя в центр на глазах у тысячи курсантов провинившегося. Вопли, мольбы о пощаде разносились ветром, как трагичный реквием, резавший сердце на куски. А поэтому не явиться на такое событие – непростительный грех для старших. Когда Учителям удавалось забрать у курсантов человечность, такие пытки превращались в представления. А особенно их обожала Нейт.

Юноша занял место возле своих сокурсников – товарищей, с которыми он бился плечом к плечу во время нападения клана Тэнэбрэ, с которыми он пережил двенадцать лет ада. Они стояли самыми первыми возле входа на арену, чтобы каждый мог видеть то, к чему стоит стремиться. Почти у всех курсантов последней ступени уже начисто стёрлись эмоции, только давние воспоминания о них. Учителя умеют превращать людей в камень. Если бы не Аластор, Эрик мог бы стать одним из них. Ответственность за мальчика всегда стояла выше, и если юноша раньше считал, что он просто выполняет свой долг перед Анджелой, то сейчас это пустое чувство заменила привязанность. Он видел в Аласторе отголоски умершего брата. Он видел в нём брата. «Единственный курсант с чувством жалости», – смеялся ветер.

Когда директор звонкой поступью вошёл на арену, все разговоры резко смолкли. Даже издали мужчина внушал неподдельное желание убежать, испариться, провалиться под землю. Его глаза всегда светились красным огнём: и в обличье человека, и в обличье Эклипса. Казалось, всю его грузную фигуру составляли только крепкие мышцы. Годы в Академии развили в Эрике инстинкт чувствовать этого зверя на расстоянии, как грозу во время ясной погоды. Он всегда появлялся неожиданно, не нуждающийся ни в чьём представлении – как гибкая пантера, охотящаяся на жертву. Сзади, спотыкаясь, шёл щуплый мальчишка, лет тринадцати-четырнадцати. Тощий до костей, бледный, как снег. Хотя, сказать, что он шёл – слишком громкое заявление. Его небрежно тащили, потому что паренёк почти не мог шевелиться из-за оковавшего его страха. В точности, как и Эрика во время его первого наказания.

– Взгляни же, Матвей, на своих друзей! – Директор вскинул руку, указывая на всех курсантов. – Взгляни на тех, кого ты предал!

Эрик сморщился. «Друзей» – это самое подходящее слово, которое только может придумать человек, управляющий этим хаосом под названием Академия. Даже среди сокурсников велась ожесточённая борьба, и только с годами понимаешь, что в одиночку просто невозможно выжить.

Юноша почувствовал, что медленно покрывался холодным потом. Прямо на него искоса смотрел Учитель. «Я просто пришёл посмотреть на казнь. Я получаю удовольствие от чужих страданий!» – напоминал себе Эрик. За эти годы он научился сохранять нужное выражение лица, что сейчас, чёрт возьми, было не так?!

– Признаёшься ли ты в своём преступлении? – продолжал парировать директор. – Ты знаешь, что проявление жалости к Фениксам карается смертью. Твои сокурсники застали тебя…

– Она умирала! – внезапно закричал Матвей. – Мы же не настолько жестоки, чтобы…

Эрик даже не заметил, как директор молниеносно достал хлыст. Холод пробежался по коже юноши от накрывающих воспоминаний. Каждый курсант проходил через эти позорные пытки, спину каждого украшали шрамы. Но больше всего доставалось тем, кто проявлял жалость к Фениксам. Сосуды боялись как огня восстания, поэтому жестоко расправлялись с самой идеей сострадания к своим же собратьям.

Не успел никто опомниться, как оглушительный вопль громом прокатился по округе. Паренёк упал на колени, но его тут же схватили за локти и, поставив на ноги, заставили голую спину предстать перед следующим ударом. Кровь выделялась яркостью на фоне мрачности Академии. Алый – единственный цвет, приносящий разнообразие в серость здешней жизни. Крики несчастных – чуть ли не последнее развлечение, которого не лишили курсантов. Все одобрительно загудели в ответ, бросали презрительные насмешки в сторону мальчишки.

Взгляд Учителя впился сильнее, подобно невидимым иглам, и Эрик, ненавидя всё на свете, вторил радостному гулу. Подумать только – этот несчастный парень сделал какой-нибудь пустяк: отдал часть своего обеда, просто сказал доброе слово, в то время, как юноша готовился к бегству отсюда, чтобы раз и навсегда примкнуть к группе восставших Фениксов. «Я сбегу и больше никогда не буду осуждать невинных!» – утверждал себе Эрик.

Директор жил в своём мире. Он не замечал ничего, кроме обмякшего парня из черни. Тот извивался, изливался слезами, моля охрипшим голосом о пощаде, тем самым приписывая себе больше смертельных ударов. Мужчина будто танцевал вокруг виновного, занося удары раз за разом, без перерыва, без промедления. Эрик едва улавливал элегантные движения директора. За это курсанты прозвали его Танцующей Гиеной. Отточенные чёткие движения поражали всегда, завораживали, приковывали взгляд, из-за чего пытка превращалась в красивый театр для курсантов.

– Посмотри на своих братьев и сестёр! – зарычал директор. – Ты предал их! Предал! Ты посмел забыть о своём происхождении! Фениксы – монстры, унижавшие нас двести лет назад! Им никогда не отмыть позор! А мы чисты!

Паренёк выплюнул кровь, жадно хватая ртом воздух. Для него это была бесценная секунда – секунда перерыва, когда Танцующая Гиена отвлёкся на свои мысли. Его тело покрывали свежие кровоточащие шрамы. «Ему не выжить, Эрик, – шепнул блеющий голосок в голове. – Если его каким-то чудом и пощадят, он умрёт от потери крови или гноящихся ран». Нет! Неужели всё так и закончится…

– Но ведь Фениксы – наши предки… – Воцарилась гудящая тишина. Все застыли в немом изумлении. – Это… они… они родили нас… Получается, что в нас течёт кровь предателей?..

Матвей приподнялся в локте. Говорить для него – как адский круг. Эрик знал это по собственному опыту, вот только его никогда не избивали так, как тех, кто жалел Фениксов. Юноша наловчился прятаться от закона, от Учителей. А этот паренёк… Он публично решил высказать всё, что являлось истиной?..

Мальчишка жалобными глазами, полными слёз, окинул арену. Будто посмотрел в душу каждому из тысячи курсантов, пытаясь найти поддержку, хотя бы крупицу сострадания! Наивный. Глупая надежда, утешение для тех, кто скоро умрёт. Никто и не хотел проявлять жалость к тому, кто пытается открыть глаза на правду. Но он был сильнее. Он высказал это при всех, пока Эрик готовил побег отсюда.

– Почему мы ненавидим Фениксов? – отчаянно спросил Матвей. Сил у него уже не оставалось. – П-почему… Они… они же и создали нас… они…

Прежде, чем парень успел договорить, иридиевый клинок с треском пронзил плоть.

В глазах Танцующей Гиены на миг сверкнул страх, породивший нетерпение. Он обожал убивать жертв мучительно, но сейчас из горла мальчишки фонтаном хлестала кровь. Матвей захрипел, схватившись за глубокую рану, начал биться в конвульсиях. Но через несколько мгновений он перестал шевелиться. В глазах потух огонёк.

Ничего больше. Труп, не умеющий чувствовать, испытывать эмоции, потребности…

– Это происходит со всеми, кто осмелится пойти против Сосудов! – горделиво закричал директор. – Пусть же вороны склюют его здесь и сейчас!

Эрик едва подавил приступ тошноты. «Чёрт. Чёрт! Чёрт, чёрт, чёрт!» – кричал он, пытаясь выдавить последние силы, чтобы держать на лице равнодушие. Никто из курсантов не обратил внимание на последние слова парня. Никто не обратил внимание, что Танцующая Гиена расправился с ним быстрее, не заставив пострадать, как следует. А потому что он просто боялся, что идея о Фениксах проскользнёт в умы курсантов.

Сосуды могли рождаться только от Фениксов. Таков извечный закон подлой магии. Будь отец Фениксов или же мать, неважно – всегда родятся два ребёнка с противоположными силами. Феникс и Сосуд – два брата, неразрывно связанные между собой. Поэтому владельцев огненной силы не истребляли до конца – специально для рождения Сосудов и непрерывности их существования. Или же их крали у сбежавших Фениксов. Так случилось и с Анджелой. Эклипсы убили её сына-феникса, а сына-сосуда отправили в Академию для промывки мозгов.

Эрик долго смотрел на безжизненное тело Матвея. «Мальчик из черни» – так называли Сосудов, чьи родители приходились рабами. У них не имелось фамилии. Фамилии носили только те, кто происходил из знатного рода Фениксов, которые до сих пор борются за свою независимость. Фамилией все подчёркивали долг истребить своего отца или свою мать. Но Нейт всегда была проклятым исключением.

Кто-то боязливо одёрнул юношу за плащ. Сначала он не обратил на это совершенно никакого внимания – кто-нибудь случайно зацепил, такое бывало часто. Но кто-то назойливо продолжал теребить кусок ткани, пока Эрик раздражённо не обернулся.

Аластор должен был задёрнуть голову, чтобы полностью посмотреть в глаза юноши. Мальчик едва доставал сводному брату по колено, из-за чего он постоянно ныл, жалуясь на то, что он маленький и никчёмный.

– Я велел тебе оставаться там! – зашипел Эрик, нахмурившись. Внутри всё встрепенулось от холодеющего ужаса.

– Почему ты против, чтобы он смотрел на это? – К ним подошла Нейт. Её униформу всё ещё украшала кровь, пролитая на тренировке. – Он должен знать, что ждёт его.

– Да! – тут же отозвался Аластор. – В этом же нет ничего! Все смотрят – и я хочу!

Эрик глухо зарычал от распирающего гнева. В голове не хотело укладываться – как маленький ребёнок хочет видеть кровь, мёртвое тело? Как такое возможно?!

– Ты мелкий, в жизни ничего не видел! – Юноша слегка шлёпнул мальчика по голове. Тот тихо ойкнул. – А я старше, значит, опытнее. Ты должен слушаться меня!

– Эрик, – покачала головой Нейт, – позволь ему узнать, что такое жестокость. Ты слишком опекаешь его. В стенах Академии. Неужели ты думаешь серьёзно, что он не видит, что творится вокруг?

– Он ребёнок! – огрызнулся юноша. – Он не должен знать о таком!

«Через месяц мы будем сидеть у костра рядом с Фениксами, рассказывая друг другу сказки!» – утешал себя Эрик. Через месяц они с Аластором совершат то, за что держат в темницах и пытают самыми жестокими методами. Юноша вздрогнул, оборачиваясь на место, где лежало тело Матвея. Если он не будет осторожен, их ждёт то же самое.

– Но я тоже буду убивать! – Аластор сильнее вцепился в ткань униформы. – Все говорят, что убивать – это обычное дело. Разве не так?

В серебряных глазах мальчика сверкало негодование. В таком возрасте он только создаёт себе представления о мире, деля всё на чёрное и белое. Вот только нормальные дети обводят в белый цвет сострадание, жалость, любовь. Все эти качества ушли в черноту у тех, кто воспитывался в Академии.

Однако Нейт была права – этот мальчик рождён для сражений. В нём текла кровь самого ужасного человека, чей отголосок Эрик жаждал подавить с самого рождения. Но какие бы усилия он ни прилагал, Аластор становился всё более похож на Танцующую Гиену. Когда-нибудь правда о его рождении выплывет на поверхность. Когда-нибудь.

– Аластор Кали! – Эрик повысил голос, и мальчик вытянулся в струнку. – Как будущий курсант Академии, ты обязан учиться, готовиться ко всему, что ждёт тебя впереди. Не смей отвлекаться на такие пустяки! Что ты сейчас должен делать?

– Учиться читать и писать, – разочарованно вздохнул мальчик. – Но это скучно!

– Я нашёл для тебя книжку с картинками, – сквозь боль улыбнулся Эрик. – Пошли в мою комнату.

В глазах Аластора сверкнул восторг. Он радостно закричал, кидаясь прочь.

Нейт долго смотрела вслед ребёнку, даже когда он исчез далеко за стенами зданий. Эрик начал дышать глубже, чтобы успокоиться. Чёрт, она же находилась так близко! Просто протянуть руку… «На твоих глазах убили невинного человека, а ты думаешь об этом?» – шикнул голос совести.

– Ты пропустишь завтрак, – осторожно начала Нейт.

– Да, – пожал плечами Эрик.

Занимаясь с Аластором, юноша часто жертвовал пищей. Девушка делала одолжение и приносила в комнату его порцию еды. Но Эрик предпочитал, чтобы Нейт вообще ничего не делала. Эрик обучал своего брата фотьянскому – языку Фениксов, запрещённому среди Сосудов. Была с Аластором такая игра – хранить секреты. За молчание юноша давал маленькие подарки вроде саморучного самолётика из палочек или бумажного оригами. Но если Нейт случайно увидит записи мальчика на фотьянском…

– Ты выглядишь усталым, будто всю ночь не спал, – парировала девушка.

– Бессонница. Я не могу уснуть из-за грядущего испытания, ты же знаешь.

«Ну, это похоже на правду», – одобрительно отметил Эрик. Многие не могли уснуть из-за этого. Юноша сам боялся последних испытаний, но не так сильно, как мысль о том, что его выведут на чистую воду. Пять лет в Академии превратились в настоящий ад, полный страха, холодного пота, дрожания. Не было ни одного спокойного дня. Но смотря, как растёт Аластор, Эрик понимал цену своих нечеловеческих трудов.

– Как рана? – Нейт сама решила перевести тему. Уж слишком она обременяла и её, и его.

– Уже зажило. Царапинка.

Эрик неожиданно даже для самого себя двинулся с места, вслед за Аластором. Он просто не мог терпеть Нейт из-за любви и одновременной ненависти к ней. Не Академия испортила её, она родилась с мыслью об истреблении Фениксов, их превращении в безвольных рабов. В глубине души Эрик ожидал, что девушка позовёт его, но она осталась стоять на месте, смиряя его неодобрительным взглядом. «Почему ты так странно себя ведёшь?» – читалось в её взгляде.

Юноша быстро нагнал Аластора. Вместе они поднялись в комнату, которую делили они с Нейт и Демьяном. Его товарищ сейчас наверняка пропадал либо на необязательной тренировке, либо на завтраке. Поэтому Эрик, облегчённо вздохнув, достал из-под кровати книжку с записями на фотьянском языке.

Помещение было очень тесным, а особенно для четырёх человек. Только самое необходимое: шкафы, стулья, столы, небольшое окно, кровати. Но даже в таком маленьком царстве можно сразу понять, кто где жил. Место Нейт всегда пребывало в чистоте, без пыли, всё заправлено и в вечном порядке. Демьян не заботился об этом от слова совсем. Эрик же делил свою кровать с Аластором, поэтому и стол, и шкаф всегда переполняли вещи.

– Аластор! – тут же воскликнул Эрик, когда увидел, как мальчик потянулся к одному из кинжалов Демьяна.

– Я хочу уметь драться! – надул щёки Аластор. – Хочу быть мужчиной!

– Чтобы быть мужчиной, надо для начала слушаться старших. А ты хоть знаешь, что такое быть мужчиной?

Аластор на миг задумался. Потом быстро покачал головой в сторону, вопросительно посмотрев на Эрика.

– Быть мужчиной… это…

Юноша тут же потянулся к книге, которую носила с собой Нейт, как спасительный амулет. Книга о революции девятнадцатого века, когда Сосуды свергли Фениксов с власти.

Эрик открыл издание на странице с красивой картинкой, где была изображена битва между Фениксами и Сосудами. Художник не поленился нарисовать везде кровь, безжизненные тела, добавить мрачных красок. Но несмотря на это, в иллюстрации чувствовалась сила воли и духа, отвага, честь. Два клана знали, что идут на верную гибель, но никто не убежал с поля боя. Небо окрашивали огненные цвета вперемешку с чёрными, как символ вечного противостояния.

– Посмотри на этих воинов, – улыбнулся Эрик. – Они храбрые. Они знают, что могут не вернуться домой, но ради чести своего клана идут в сражение. Они терпят любые трудности, не знают страха.

Аластор радостно округлил глаза, похлопав в ладоши.

– Тебе надо стать таким же, – продолжил Эрик. – Мир несправедлив ко многим. И когда-нибудь меня не станет рядом, а тебе придётся решать самому, как поступать. Поэтому возьми в пример таких мужественных, благородных, сильных, решительных.

– Тогда я вырасту таким же, как и ты! – в глазах Аластора мелькнула не свойственная ему серьёзность.

Эрик почувствовал, как сердце пронзила сотня игл.

– Ч-что?.. – только и выдохнул он.

Аластор притих, опустив голову.

– Ты думаешь, что я не стану похожим на тебя? – подавленно спросил он.

Эрик дрожащими руками прижал к себе брата. Тот пискнул от неожиданности, непонимающе смотря в глаза юноши. Он крепко сжал его в объятьях.

– А знаешь что… – дрожащим голосом прошептал Эрик. – Давай ты останешься таким, какой ты сейчас. Тебе не нужен пример для подражания!

«Это у тебя должны учиться», – мысленно добавил он через слёзы.

====== Глава II. Испытание. ======

Мягкое сияние луны пробивалось через потрескавшиеся стёкла, напоминавшие скорее пожелтевшие от времени витражи, нежели окна, наполняя тесную комнатушку зловещими тенями. Мрак всегда рождается из света – зло восходит из неправильной доброты. Как бы Эрик ни пытался увидеть голубоватое свечение, в глаза бросалась только тьма, порождаемая самой же луной. Предметы растворялись, теряли прежние очертания, превращаясь в чёрные силуэты. Храп Демьяна, смешивавшийся с лёгким шелестом листьев за стеной, казался глухим шёпотом призраков, которые хотели что-то сказать. Что-то очень важное, что-то, что юноша посмел забыть в стенах Академии.

Под боком мирно сопел Аластор. Все пять лет он делил кровать с Эриком, несмотря на бесчисленные уговоры перейти в госпиталь. Юноша только закатывал глаза от такой упрямости, однако в глубине души испытывал облегчение каждый раз, когда Аластор давал твёрдый отказ. Мальчик цеплялся за ткань его одежды, прижимаясь всем своим крохотным существом во время кошмаров, а Эрик чувствовал, как маленький комочек тепла пробуждает в нём всё то, что беспощадно подавляла Академия. Хоть это безобидное, на первый взгляд, существо всё время воровало одеяло, из-за чего юноша привык спать в холоде. «Он не готов к правде», – вздохнул Эрик. Слишком мальчик был маленьким, беззащитным…

Совсем таким же, как и он сам двенадцать лет назад.

Нейт тоже не спалось этой ночью. Её выдавало прерывистое дыхание, постоянные ворочанья. Раскиданные по подушке волосы сияли безжизненным железом под луной. Более жутко становилось, когда она открывала глаза, и свет звёзд падал на её глаза, отражая в них глубинное равнодушие. У всех людей Академии был один и тот же взгляд – точно холод, точно пустота после смерти.

Тишина давила на сердце, поэтому Эрик, осторожно встав с кровати, чтобы не разбудить Аластора, подошёл к окну. Пальцы невольно коснулись ледяного стекла, от чего в душе прокололись вновь кровавые шипы бессердечия. Каждая вещь в Академии имела призрак жестокости, каждая улыбка – маска. Словно всё, что находилось здесь, в чёрных стенах, заколдовали. Только Аластор оставался единственным человеком, на которого чары не подействовали.

– А я думала, что только я волнуюсь перед испытанием, – послышался тихий, но всё же звонкий голос Нейт.

– Чего же ты боишься? – изломил бровь Эрик. – Ты одна из лучших курсантов! Выносливей тебя я нигде не встречал!

Девушка не ответила, и это насторожило юношу. Всегда уверенная, всегда мстительная Нейт, готовая вести за собой целую Империю, неожиданно не нашла слов. Эрик быстро ущипнул себя, чтобы проверить, не сон ли это.

– Но ведь… – Она запнулась. – Не все… не все выходят оттуда. Даже самые лучшие.

Эрик сжал руку в кулак. Об этом испытании предупреждали с самого первого курса, но юноша никогда не волновался по поводу него – нечего терять. А сейчас, когда Анджела отдала ему Аластора, всё изменилось. Если всё пройдёт гладко, они сбегут отсюда, навеки забыв об Академии. Но грядущее испытание стояло непреодолимой преградой. Большинство просто проваливало его, и таких ссылали в тюрьмы на опыты. Выживших удостаивали честью, поздравлениями, славой… Цена его же выживания – свобода.

Нейт просто не могла провалить испытание. Она – единственная дочь Императора, на которую взвалилось много груза ответственности. Эрику легче было поверить в то, что Танцующая Гиена умел чувствовать, чем в провал девушки.

Юноша отпрянул от окна, медленно подходя к Нейт. Обычно они в детстве, вместе с Демьяном, любили прижиматься друг к другу, чтобы согреться в холодных стенах или утешить, когда становилось совсем страшно. Но в последнее время они будто отдалились. Дружба начала меркнуть, и Эрик вновь хотел вернуть те давние воспоминания. Эту единственную память, гревшую его и хранившую лучшие времена для троих друзей.

– Эрик… – прошептала Нейт.

Юноша присел на её кровать. Девушка поддалась поближе, пока трепетно не соприкоснулась с ним. В васильковых глазах на несколько секунд разбился лёд, за которым скрывалась не свойственная ей нежность. Губы пугливо изогнулись в дрожащей улыбке, и Эрик улыбнулся в ответ, чтобы не смущать подругу. Эклипсы не должны уметь выражать радость, но эта ночь была исключением. В эту ночь они могли насладиться жизнью перед предстоящими пытками жизни. Юноша провёл рукой по её щеке, наклонив голову ближе к её лицу. Так близко, что он мог ощутить её дыхание…

В комнате стало слишком тихо.

Эрик мигом отпрянул, холодея. Только сейчас он понял, что храп Демьяна прекратился, а значит, что и он не спит. Нейт за одну секунду приняла безразличное лицо, будто между ними не пробежалась искра.

– У нас опять дружеские ночные посиделки, а меня не позвали? – сонно прошипел Демьян, небрежно плюхаясь рядом.

Эрик недоверчиво взглянул на друга. Тот незаметно подмигнул.

– Да как тебя разбудишь! – Нейт усмехнулась.

– Просто мы давно не собирались втроём, – сказал Эрик. – Это же получается, наша последняя ночь здесь, как курсантов.

«Или как людей», – хотел добавить он, но вовремя осознал, насколько это прозвучит жестоко даже в стенах Академии.

Всё так и будет. Пережить очередной день кошмара, дабы во время церемонии посвящения в Эклипсы сбежать. Безумный восторг и алкоголь заставят стражу потерять бдительность, из-за чего пропажа двух людей из Академии станет заметно только через несколько дней, когда ажиотаж уляжется. К этому времени Эрик с Аластором должны будут пересечь огромные владения Леса, а затем скрыться в лагере мятежников во главе с Валерией Даной. Её группа воссоединится с группой Анджелы Кали в деревне Порохово через две недели. План казался превосходным, однако вспоминая, что Аластор не приспособлен к долгим хождениям, Эрик чувствовал покалывание в груди. Он – просто маленький мальчик, который даже не имел понятия о мире за чёрными стенами. А постоянные переходы с места на место наверняка утомят его. А если Демьян или Нейт заметят его пропажу всего через несколько часов, – что вполне вероятно, – то погоня отправится незамедлительно, и тогда Аластор познает настоящую боль в ногах.

– В последнее время ты странный, – голос Демьяна вывел Эрика из раздумий. Сначала наследник рода Кали не придал значения, но затем понял, что слова друга обращались именно к нему. По спине пробежал холодок. – Раньше мы так весело проводили время вместе… А сейчас между нами словно стена выросла!

– Я боюсь, вот и всё, – пожал плечами Эрик. Бессчётное количество уроков, на которых учили держать безразличное лицо, не прошло даром. Вот только на этих же уроках шло угадывание мыслей лишь по одному взгляду, а Демьян обожал проворачивать такие штуки. – Если я провалю испытание? Если не смогу…