Текст книги "Защитница веры (СИ)"

Автор книги: Тэсса Северная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Молодой мужчина снова склонился в поклоне и протянул мне руку, помогая спуститься с трона. И я, касаясь своими пальцами его ладони, лихорадочно обдумывала, как бы извлечь максимальную пользу из этого разговора.

Гости расступались перед нашей парой, словно волна перед носом корабля, и смыкались за нашими спинами. Фалько уверенно вел меня к балкону, полузакрытому широкой и тяжелой портьерой, а я… а я витала в облаках, потому как в голове не было ни одной дельной мысли. Благо, свежий воздух и вид дневного города меня чуть отрезвили. Убрав ладонь с руки моего спутника, я оперлась локтями на каменные перила балкона, разглядывая простирающийся неподалеку город, ожидая, пока Фалько начнет разговор первым. Но мой экс-жених молчал, прислонившись боком к светлому камню перил, и, скрестив руки на груди, смотрел на меня.

– Скучали, граф Оташский? – я все же решила прервать затянувшееся молчание, чуть повернув лицо в его сторону, но глядя не на него, а мимо.

– А вы, Ваше Высочество? – Я, не скрываясь, недовольно скривила губы, наконец посмотрев на своего собеседника. Конечно, я не могла быть уверена, что он отвечал вопросом на вопрос из желания скрыть от меня правду, но учитывая не так давно полученную мной информацию про «родовую способность» и то, как со мной говорил отец Фалько, у меня не находилось причин думать иначе. Видимо, что-то в моем взгляде молодой человек уловил, потому как отвел глаза и тяжело вздохнул.

– Эвелин, – вот так, просто «Эвелин?», по старой памяти неудавшегося брака? – Ты же знаешь, я не мог не думать о том, что случилось, о нас и о наших планах…

Я поймала себя на мысли, что мне очень хочется, раскрыв рот, как наивная дурочка, смотреть на этот образец мужской красоты, веря каждому его слову. Только в сознании все тот же червячок сомнения шептал мне про обтекаемость фраз и про то, что думать про планы можно что угодно и как угодно. Интересно, а каково это, жить с человеком, который всегда чувствует, правду ты говоришь или нет? Был ли к этому действительно готов Фалько?

Отведя взгляд, я сплела пальцы в замок, снова рассматривая город и белоснежные стены храма Светозарной, что ослепляли даже с такого расстояния.

– Герцог Эверард сказал, что ты скоро женишься, – я старалась говорить это максимально равнодушно, пытаясь вывести графа на эмоции, и тот с лихвой оправдал мои ожидания. Пренебрежительно фыркнув, Фалько небрежно взъерошил волосы и закатил глаза.

– Отец пару месяцев как подыскивает мне достойную партию.

– Что, осколками девичьих сердец уже можно засыпать рвы крепостей? – я улыбнулась, и граф, коротко хохотнув, кивнул и тут же снова стал серьезным. Серо-зеленые глаза смотрели на меня так пристально, что я буквально чувствовала плотность этого взгляда.

– Ты не передумала? – Я лихорадочно пыталась сообразить, о чем же настоящая принцесса должна была не передумать, но ни одной дельной мысли в голову не приходило – эта взбалмошная девчонка, в теле которой я оказалась, могла придумать что угодно.

– М? Что? – я изобразила глубокую задумчивость и невинно похлопала глазками в сторону графа. Он был явно одного возраста с Эвелин, и если в своем мире я бы скорчила недовольную мордочку на тему того, что он «маловат» для меня, то тут… «Так, надо выбросить эти глупые мысли из головы. Ну, бывает, «любимый цвет, любимый размер», совпали вкусы с предыдущей обладательницей тела, но что теперь, все планы коту под хвост? Ага, разбежались. Нет уж».

– Эвелин, для побега все готово… – он понизил голос и аккуратно коснулся моего запястья кончиками пальцев. Ласково так, поглаживающе… стоп, что? Побег?! Господи, ну почему принцесса была такой безалаберной, романтичной, эгоистичной идиоткой?!

Я вздрогнула, отдернула руку и строго посмотрела на стоящего рядом графа, а он, в свою очередь, вдруг прищурился, снова резко напомнив мне своего отца, словно бы прислушиваясь к чему-то.

– Эвелин? – в его голосе промелькнуло подозрение. Что-то почувствовал? Плохо, плохо!

– Прости, Фалько, но все очень сильно поменялось в последние пару дней, – я постаралась сделать действительно грустный голос и отвела глаза, играя в «принцессу, обремененную долгом». – Не будет никакого побега. Я больше не принадлежу себе, – удачно запомнившаяся фраза из какого-то мыльного сериала здесь пришлась как нельзя кстати.

– Это из-за… – пальцы мужчины снова коснулись уже моей правой руки, но на этот раз он подошел куда ближе – я практически упиралась плечом ему в грудь.

– Да. И не только из-за нее. – «Не могу же я тебе сказать, что мне божество тут пообещало маму из родного мира выписать». – Я многое переосмыслила за эти последние пять дней. Я не могу бросить отца, не могу оставить королевство…

– Так убеди его просто отдать корону, ты же говорила, что у тебя почти получилось, – сильные пальцы цепко сжимали мое запястье, а я, ошеломленная, опустив голову и взгляд вниз, пыталась осмыслить то, что услышала. Так значит, Эвелин не просто собиралась сбежать в какие-то эфемерные дали со своим женихом, но еще и убедить отца сдать королевство без боя? Конечно, я могла бы трактовать подобное как попытку заботы со стороны избалованной и наивной принцессы, но с трудом представляла, как к этому относился ее отец. Неудивительно, что его реакция на мое признание была столь адекватной. Очевидно, что мы с настоящей принцессой были настолько разными людьми по характеру, что мои слова, подкрепленные его чувством правды, сыграли лучше всяких заверений.

Пальцы, крепко обхватившие мое запястье, вдруг разжались, а сам граф Оташский сделал полшага в сторону.

– Фалько? Тебя ищет… хм, прошу прощения, Ваше Высочество, – низкий, чуть грубоватый голос прервал нашу с графом, постепенно выходящую за грани дозволенного, беседу. Я обернулась и увидела высокого, широкоплечего и черноволосого мужчину, чье лицо скрывала маскарадная маска, один в один такая же, как у Фалько. Более массивный по фигуре, не такой изысканный, не такой грациозный. Если старшего сына герцога я могла сравнить с изящной рапирой, то сейчас под моим взглядом был двуручный меч. И, судя по мельком брошенному на меня взгляду, я ему не нравилась, хотя мне могло и показаться. Может, его эмоции были направлены не на меня, а именно на…

– Элиас, пошел вон, – Фалько гневно скривился, но его младший брат даже ресницами не дрогнул, не сводя с него тяжелого взгляда серых глаз. Я бы с обладателем такого взгляда так не разговаривала.

– Ваше Высочество, мой брат вынужден вас покинуть. Прошу прощения, – еще один хлесткий взгляд в мою сторону, у меня перехватило дыхание, но я постаралась не подать виду. «Нет, все же ему не нравлюсь именно я». Элиас подошел к брату, опустил ему руку на плечо и несильно надавил, заставляя, однако, моего спутника сжать губы в тонкую нить.

– Я выкину тебя из герцогства вон, как только отец…

– Вот когда станешь герцогом, тогда и поговорим. Прошу прощения, Ваше Высочество. Некоторые семейные дела не терпят отлагательств. Прощайте, Ваше Высочество.

Элиас буквально протащил своего старшего брата за плечо к выходу, отодвинул портьеру и, отпуская плечо Фалько, несильно толкнул того вперед, в зал. После – повернулся, коротко поклонился мне и исчез за тяжелым бархатом, отгораживающим балкон от тронного зала.

И только после этого я перевела дух. Тяжелое, хладнокровное презрение, обволакивающее меня с того момента, как взгляд серых глаз коснулся моей фигуры, наконец исчезло, удалилось, растворилось в море людских эмоций, что бушевало за портьерой. Вместе с ним исчезли гнев и ненависть Фалько.

Что младшему графу Оташскому успела сделать принцесса, что он ее настолько презирает? Одни вопросы…

Еще с пару минут я стояла на балконе одна, вдыхая прохладный воздух и наблюдая за полетом птиц, а потом мое одиночество прервал Рудольф, ведя ко мне женщину, ради которой и затевался весь этот балаган с балом.

Глубокого, кроваво-винного цвета закрытое платье, со шлейфом и высоким разрезом с правой стороны до самого бедра, демонстрирующим штаны и ботфорты на невысоком каблуке. На левом бедре, прямо поверх платья, перевязь с клинком. Левая половина лица и большая часть лба закрыта сплошной черной маской, анатомической, но все же – сплошной, полностью закрывающей левый глаз! Этой даме не хватало только широкополой шляпы со страусиным пером и кобуры с револьвером, чтобы вскочить на борт испанского галеона и заявить, что никто не пострадает, если не окажет сопротивления. Марьям превосходила все мои самые смелые ожидания и уж тем более – свой благовоспитанный (и скучный) портрет, который висел в замковой галерее. В свободной руке эта шикарная женщина несла кубок и, как я могла заметить, не стеснялась применять его по назначению. Впрочем, резкий взгляд фиалкового глаза можно было сравнить только со свистом стали в воздухе – герцогиня Васконская была трезва как стеклышко и явно настроена на деловую беседу, вне зависимости от того, какую роль она изображала перед гостями замка.

Следом за королем шел Альвин, с настолько серьезным выражением лица, что сразу было видно: ему дали ответственное задание. Король с герцогиней вошли на балкон, Альвин закрыл за ними портьеру, оставаясь по ту сторону, а я бросила короткий взгляд на Рудольфа, пытаясь что-то усмотреть в его лице, хоть какую-то подсказку о том, как себя вести.

– Эвелин, моя прекрасная девочка, как ты похорошела! – Марьям тут же отпустила локоть Рудольфа, чтобы крепко меня обнять. Я, чуть оторопев, аккуратно коснулась ладонями ее спины, выразительно глядя на короля, которого, кажется, моя реакция забавляла. В объятиях меня сжимали крепко, но не долго, обдав запахом вина, мяты и пряностей. «Королева пиратов», как я мысленно окрестила герцогиню, отстранилась, окинула меня внимательным взглядом, а потом – сделала неглубокий реверанс. – Большая честь для меня находиться в присутствии защитницы веры Светозарной.

Я чуть склонила голову, отвечая уважением на уважение. От слова этой женщины зависел успех всей моей затеи, так что я бы и сама в реверансе присела, будь я уверена, что это не сочтут чем-то излишним.

– Прежде чем мы поговорим о деле, – герцогиня выразительно изогнула бровь, снова поднимая на меня свой завораживающий взгляд, – я бы хотела задать личный вопрос, если это не возбраняется. А может быть даже и два.

Я кивнула. Что ж, вопросы были ожидаемы, однако я даже предположить не могла, что Марьям Васконская захочет у меня узнать. Хотя…

– Какая она? Ты же говорила с ней?

Я снова кивнула, медленно, не сводя взгляда с единственного видимого мне глаза герцогини. Конечно, Рудольф говорил, что Марьям весьма набожна, и можно было бы предположить, что ее заинтересует моя встреча с божеством, однако…

– Она иная. Похожа на человека внешне, но не человек, конечно. И, да, я с ней говорила, – я увидела требовательный вопрос во взгляде, которым меня одаривала Марьям, и продолжила, осторожно подбирая слова. – Она… я ее развеселила. Сначала разозлила, потом развеселила. Видимо, она что-то увидела во мне, что ей пришлось по вкусу, и потому избрала меня, – я замолкла. Мне больше нечего было сказать – все остальное касалось только меня и Светозарной, и нашего с ней договора.

– Пришлась по вкусу… – Марьям повторила мои слова эхом, потом вдруг прижала ладонь ко рту, издав сдавленный смешок, и кивнула. – Хорошо сказано, Эвелин. Спасибо, мне это было важно, правда, – герцогиня взяла себя в руки, хотя на ее губах блуждала странная усмешка, резко контрастирующая с бесстрастной маской. Я бросила вопросительный взгляд на короля, но он лишь качнул головой. Значит, тоже не имел понятия, что это все значило.

– Еще меня интересует, конечно, с какой целью ты все это затеваешь. Чего хочешь добиться? – взгляд фиалкового глаза блуждал по моему лицу, я молчала, чуть прикрыв глаза. Ясное дело, что мне стоило быть максимально искренней и при этом пройтись по очень тонкой грани лжи. «Хотя, почему сразу лжи?» Я внезапно ощутила, что все, что мне представлялось правильным ответить на заданный вопрос, мне действительно близко.

– Я хочу свободы. Своей свободы, в первую очередь. Я хочу право решать, строить свою судьбу своими собственными руками, хочу, наконец, чего-то да стоить, а не просто «занимать место». То, что я родилась принцессой, еще не делает меня безропотным трофеем. Я хочу добиться права голоса, для себя и для королевства. Мне слабо верится, что Ариман легко откажется от поглощения и присоединения этих земель к тем, что он уже поработил, но меня тошнит от одной лишь мысли, что эта земля и этот народ окажутся проданы, переданы под власть другого божества, как скот! Что их будут заставлять верить или, еще хуже, приносить в жертву, как было во времена Божественной Войны... – я сделала паузу, набирая воздух, и сжала кулаки, глядя в единственный глаз Марьям. Герцогиня хранила непроницаемое выражение лица, и я не могла понять, плохо это или хорошо. Мои слова о богине так взволновали ее, а теперь… Что ж, мне оставалось лишь закончить свою речь и ждать, что будет дальше: – Они сами должны решать, чего они хотят. И для того, чтобы у них был этот шанс, нужно сделать так, чтобы Ариман начал считаться с нашим королевством. Чтобы его победа над нами более не казалась ему малокровной и легкой. А для этого королевство должно вновь стать единым, как было когда-то.

Я замолчала, выдохнувшись и чувствуя себя на удивление успокоенной, и отвела взгляд, пытаясь погасить вдруг поднявшийся из глубины души гнев. Да, в этой речи было очень много «я» и претензий на личную выгоду. Но кто может меня осудить за это? Герцогиня? Не смешите мои туфельки! Кто как не выходец из привилегированного сословия, женщина, стоящая у руля своего герцогства так много лет, может понять мое желание стоить чуть больше, чем мне положено по праву рождения?

– Рудольф, когда ты сказал, что твоя дочь настроена серьезно, ты мне солгал… – Я неверяще замерла, слепо уставившись на каменный парапет балкона. Что? Это я-то настроена не серьезно?! Я, едва сдерживаясь от злобного шипения, стараясь подавить рвущийся на волю резкий выдох, подняла взгляд на Марьям. – Она не просто настроена серьезно... Она же готова глотку Ариману перегрызть. Я бы на его месте трижды подумала, стоит ли вообще подходить к принцессе, про брачную ночь даже говорить не стану, – герцогиня, закончив фразу, сделала глоток из своего кубка и отсалютовала мне им, а я ощутила себя воздушным шариком, из которого медленно стравливается воздух.

– Я дам войско. Но, – «королева пиратов» сделала многозначительную паузу, а потом продолжила, глядя уже больше на Рудольфа, чем на меня, – не просто так. Снабжение столицы для меня достаточно хлопотно, так что, если вся ваша военно-политическая кампания увенчается успехом, я хочу пятнадцатую часть от всех доходов, что будет приносить Фиральское герцогство в королевскую казну, в течении десяти лет.

Допив вино из кубка, герцогиня улыбнулась мне довольно и чуточку лукаво. Так вот откуда были эти неустановленные поступления средств в гроссбухе! Все эти годы Марьям поддерживала корону на плаву! Но как? Откуда такие средства?

– С вашего позволения, я оставлю вас обсудить этот маленький нюанс. Ваше Величество, Ваше Высочество… – герцогиня Васконская присела в грациозном реверансе и покинула балкон, на прощание по-матерински потрепав растерявшегося Альвина по щеке.

Повисла пауза. Рудольф молчал, выжидающе смотря на меня. Я отвечала ему тем же.

– Пятнадцатая часть, это много? – я не выдержала первой и нервно прошлась по балкону, от края до края, чувствуя, как пальцы сами по себе начали теребить рукав роскошного платья.

– Это у тебя надо спросить, ты у нас финансовый гений, не я, – король усмехнулся на мое немое возмущение и тут же примирительно поднял ладони перед собой. – Ладно-ладно. Я не особо хорош во всех этих счетоводческих делах, но пятнадцатая часть – это обычная компенсация за участие в военных действиях. Конечно, никто не платит ее десять лет, она высчитывается с захваченных средств, но так как мы никого не захватываем и не грабим, то я считаю подобное предложение достаточно уместным.

Я кивнула, мотая на ус ценную информацию не только о местных порядках совместных грабежей, то есть, военных кампаний, но и о том, что мой отец расписался в собственной экономической беспомощности.

«Нет. Так не может продолжаться вечно. Но разговор о том «а дочь ли я тебе, или где?» стоит отложить до более приватной обстановки. Нельзя даже допускать возможности, чтобы кто-то услышал подобные вопросы!»

Поправив рукав, я еще несколько мгновений смотрела на лежащую у подножия замка столицу, а потом – кивнула.

– Значит, мы принимаем это предложение.

– Отлично, – Рудольф моментально откликнулся, а мне от чего-то стало не по себе. Он так легко отпустил меня, словно бы не было того разговора, не было всех его переживаний… Я невольно попыталась вглядеться в лицо короля, найти там что-то, что подсказало бы мне, а переживал ли он за меня на самом деле, как за свою дочь. Мой взгляд, конечно, не остался незамеченным. Рудольф хмыкнул, подошел и встал рядом, опираясь локтями на каменные перила, как это не так давно делала я сама.

– И что теперь тебе не так, Эва?

Я, покусывая губу, начала ощущать себя дурой. Весьма неприятное чувство, между прочим, но достаточно правдивое: то требую отпустить меня воевать, то недовольна, что меня отпускают. Как говорил персонаж моего любимого ситкома: «Не можешь сдержать эмоции – иди в чулан, никто не любит истеричек». В чуланах сидеть принцессам не полагается, а второй забег по замку мог и не сложиться так удачно, как с Альвином.

– Все в порядке, я… – я тут же замолкла, натыкаясь на насмешливый взгляд короля. Ну да. Я врала, вернее, пыталась врать ходячему детектору лжи. К успеху шла, угу. – Ладно. Меня просто зацепил тот разговор… не идет из головы, – я опустила голову и начала старательно исследовать взглядом пространство под балконом, надеясь, что ощущение неловкости не выльется стыдливым румянцем на щеках.

– Забудь, Эва. Я… вспылил. Прости. Не надо было мне это говорить, – голос короля звучал чуть глухо, и я, бросив на того короткий взгляд, заметила болезненно-тоскливое выражение на его лице.

– Я тоже очень по ней скучаю, – все же я не решилась протянуть к его плечу руку, хотя мне этого очень хотелось. Рудольф кивнул, зажмурился на мгновение, а потом я снова увидела его таким, каким уже привыкла: доброжелательным, насмешливым и чуточку уставшим.

– Ну, Ваше Высочество, ваша миссия на сегодня окончена, а моя еще только начинается. Отдохни как следует, видит Светозарная, ты этого заслуживаешь, – король улыбнулся мне, и я невольно улыбнулась в ответ. В пару размашистых шагов Рудольф оказался у портьеры и, в сопровождении Альвина, ушел через расступившееся перед ним людское море.

«Что он там сказал? Отдохнуть как следует? Понятия не имею, как следует отдыхать принцессе, но вот вино мне сейчас точно не помешает. Все же, я – молодец! И заслуживаю определенной награды. Осталось теперь только узнать, предполагается ли на этом празднике жизни еда?»

Глубоко вдохнув, я почувствовала, как на лицо наползает довольное и благостное выражение, и приступила к выполнению новой поставленной цели – отдыхать как следует.

…Уж лучше бы Рудольф велел мне идти в библиотеку и просидеть там до самого утра!

9. Глава о культурной апроприации и неуместных улыбках

Вам приходилось есть красное сочное яблоко и натыкаться в самой сердцевине на мерзкого червяка? Многие человеческие существа походят на такое яблоко – особенно в наши дни «Вечеринка в Хэллоуин» – Агата Кристи

Медленно открыв один глаз, я тут же закрыла его, ощущая ломоту в висках и легкое покачивание всего окружающего меня мира.

Голова болела, во рту была настоящая засуха, глаза реагировали на свет так, словно мне пытались их выколоть каждый раз, когда я приоткрывала веки. Попытка оторвать голову от подушки принесла мне вихрь новых ощущений в виде стремительно подкатывающей к горлу тошноты, одновременно с этим – чувства острого голода и желания умереть. Прямо сейчас и, желательно, не совершая более никаких телодвижений. Как там было? «Мама, я не могу больше пить»?

– Ваше Высочество, вы...

– Тшшш..., – я, тихо зашипев, поморщилась не только от голоса Миры, но и от звуков своего собственного и очень аккуратно приоткрыла один глаз.

Служанка смотрела на меня, как смотрят на нерадивую дочь-старшеклассницу, пришедшую со школьной дискотеки подшофе и недоползшую до собственной кровати. Где-то глубоко в душе у меня зашевелился червячок стыда, но я волевым усилием загнала его поглубже – я взрослая женщина, имею право пить сколько хочу! Особенно, учитывая все текущие обстоятельства.

– Я принесу вам отвар из трав, – видя, что я сейчас мало приспособлена к активной жизнедеятельности, Мира сжалилась и вышла из комнаты, аккуратно прикрыв за собою дверь. Я, никак не отреагировав на ее выход, лежала в кровати, преисполнившись жалости к самой себе и заодно – пытаясь восстановить ход вчерашнего «банкета». Память услужливо подкидывала мне вполне безобидные фрагменты моего маленького алкогольного срыва. С течением времени все великосветское общество разделилось на две неравные группы: меньшую – постарше и основную – «молодняк», в который вошла и я. Мы обсуждали моду, и, кажется, я весьма впечатлила Фрея Маривского своими познаниями в конной езде... На этом месте моя память давала некий сбой, а так как активное шевеление извилинами сейчас приносило мне весьма ощутимую боль, я решила, что вряд ли там могло произойти что-то действительно существенное. В памяти плавали обрывочные воспоминания о весьма невинных играх: местное подобие ручейка, потом, кажется, прятки... Я, наморщив лоб от нахлынувшего головокружения, перетерпела пару особо неприятных мгновений и, медленно выдохнув, приняла для себя строгое решение не пить больше ничего, крепче травяных отваров. Очевидно, это тело было куда более восприимчивым к алкоголю, чем мое, родное. «Эх, кажется, мне стоит привыкнуть к тому, что оно больше не мое, по крайней мере – на какое-то время. Ладно, главное, что я, вроде бы, ничего не натворила, да и что-то подсказывает мне, что остальная молодежь пошла вразнос вслед за своей принцессой, если даже не впереди нее».

Скрип двери прервал мои унылые размышления, и я, снова приоткрыв правый глаз, увидела Миру, что несла перед собой поднос с исходящимся паром кувшином и кружкой, и Мари, в руках которой я не без удовольствия заметила пряжу и спицы. Правильно, пусть дите будет при деле и учится всему, что ей может пригодиться в этом суровом и жестоком мире такого вкусного вина и такого жуткого похмелья...

Пока мне подтыкали подушку под спину, помогали из лежачего положения принять полусидячее, вручали в руки глиняную кружку, источающую ароматы мяты и барбариса, в мою голову настойчиво возвращались размышления про игру в прятки. Почему-то мне казалось очень важным это воспоминание, но оно было настолько зыбкое, словно я не просто перебрала с алкоголем, а получила несколько добрых ударов по голове. Сделав пару осторожных глотков из кружки, я признала напиток весьма годным к употреблению, единственное, чего в нем не хватало для полноты вкуса, это ложечки меда, но сейчас мне было и так неплохо.

Мария села на свою кровать, с интересом рассматривая мое «помятое» Величество, а я подумала, что подаю ребенку не самый лучший пример, однако читать нравоучительные проповеди не стала. В конце концов, воспитание детей не было моей сильной стороной хотя бы за счет отсутствия младших братьев и сестер, и я была уверена, что Мира справится с этим гораздо лучше, чем я.

Сделав еще десяток мелких глотков целебного напитка и ощущая, что тошнота проходит, а головная боль – отступает, я позволила себе довольно зажмуриться. Все же жизнь не такое говно, когда ты принцесса и тебе приносят чем похмелиться прямо в кровать. Стоило мне расслабиться и окинуть первым осмысленным взором свои покои, как я наткнулась на лежащее на диванчике возле стены лошадиное седло.

В голове зазвенела тонко натянутая струна моих подозрений. Какого черта в моих покоях делает седло?

– Мира, а что оно тут делает? – Я, кивнув подбородком в сторону лошадиной экипировки, поморщилась от легкого покалывания в затылке, что вызвал этот немудреный жест.

– Лежит, Ваше Высочество, – невозмутимо, но с легкой стервозинкой в голосе ответила мне моя служанка. Очевидно, что-то вчера все же случилось. Ох, дурная голова ногам покоя не дает!

– И что я вчера натворила? – обреченности в моем голосе мог позавидовать любой актер драматического театра, читающий Гамлета. Однако, если актеру сценическая обреченность была нужна, то у меня она была вынужденной и от того – малоприятной. Мира вздохнула, а я ощутила этот вздох первым гвоздем в моей крышке гроба.

– Вы, госпожа, вчера были несколько... несдержанны в алкоголе, – начала моя верная служанка, но я, преисполнившись мрачных настроений, перебила.

– Говори как есть. Ее Высочество надралось вчера в щи.

Мира, чуть округлив глаза, переварила мое высказывание, потом мимолетно улыбнулась, оценив и явно запомнив фразу, и кивнула.

– Да, именно так. Подробности мне неизвестны, но, по слухам, вы покорили сердце графа Фрея, победили в игре в прятки, отвесили оплеуху вашему бывшему жениху, застукав его на конюшне с другой женщиной, обругали его, на чем свет стоит, а потом уснули где-то в коридорах дворца. Вас к покоям доставили помощник капитана стражи и младший граф Оташский. С седлом в руках. Как мне сообщили доставившие вас благородные мужи, вы наотрез отказались с ним расставаться, – она замолчала, и я, с мучительным стоном, закрыла глаза. Это ж надо было так ужраться! Какой позор! Что сейчас обо мне думают все окружающие и дворянство? Еще и тащили через весь замок, как пьянь подзаборную. Да еще и кто! Альвин и этот Элиас, будь он неладен!

– Все очень плохо, да, Мира?

Служанка опять вздохнула, поправила чепец, что казался неотъемлемой частью ее внешнего вида, и успокаивающе мне улыбнулась.

– Нет, Ваше Высочество. На самом деле, простите мне эту дерзость, будь я на вашем месте, я бы графа Фалько еще и не так бы отчихвостила. Он вас совершенно, абсолютно недостоин! Ну а по поводу ваших... кхм... увеселений... так вчера весь замок гудел, особенно молодые аристократы. Я бы даже сказала, что вы вчера весьма уверенно возглавили менее официальную часть праздника. Ну а ваш танец и песня про стаканы на столе произвели настоящий фурор.

«Это конец».

Я, слушая успокаивающий голос этой во всех отношениях замечательной женщины, понимала, что на самом деле это был полный провал. Моя память, опираясь на слова Миры, потихоньку начала реконструировать события прошлой ночи, пусть не целиком и не всегда связно, но я поняла, почему игра в прятки меня так беспокоила. Очевидно, я, мало того, что хорошо спряталась, но и нашла то, что не ожидала найти. Видимо, устроила весьма показательный скандал, который я помню только по размазанным картинкам и весьма испуганному лицу Фалько, которое всплыло в моей памяти белым пятном среди полумрака конюшни. Что говорила (и, упаси все боги этого мира, куда посылала), я не помнила абсолютно. Почему утащила с конюшни седло – воспоминания тоже умалчивали.

– А та особа, с которой он собирался уединиться, она хоть красивая? – не пойми зачем поинтересовалась я у Миры. Мне не сказать, что было обидно. Я на графа Фалько, в отличие от настоящей принцессы, никаких планов не строила, да и все же что-то в нем меня настораживало, особенно, после вчерашнего разговора, но вопрос почему-то возник. Спишем на загадочную женскую натуру.

Открыв глаза, я покосилась на пристально смотрящую на меня служанку, что тут же отвела взгляд.

– Мира, ты же не думаешь, что я буду портить кому-то жизнь из-за того, что этот хлыщ не умеет держать себя в руках, а свой... – я осеклась, решив, что подобное высказывание уж чересчур экспрессивно для моего высокого положения, да еще и при Марии, которая все это время весьма заинтересованно грела ушки на нашем разговоре, даже не пытаясь маскироваться вязанием.

Мира кивнула, оценив мою сдержанность, и пожала плечами.

– Обычная девушка, Ваше Высочество. То ли отчаявшаяся, то ли не очень умная, то ли не очень воспитанная, – в голосе почтенной матери двух взрослых сыновей прозвучали осуждающие нотки. Очевидно, желания молоденькой служанки провести ночь «на сеновале» с графом она не одобряла.

Меня не покидало ощущение, что тем вечером я натворила больше, чем упомянула Мира, но она то ли не знала, то ли не хотела меня расстраивать еще больше. Тяжело вздохнув, я допила отвар, поставила кружку на прикроватный столик и, откинувшись на подушках, задумчиво уставилась в потолок.

Во всей этой истории мне казалось странным, что к покоям меня притащил не кто нибудь, а граф Элиас Оташский. Я не могла ошибиться вчера – моя единственная божественная способность работала как часы и ясно сообщила мне, что он меня крайне недолюбливает. Может быть, в нем взыграло чувство жалости? Или он, внезапно, оказался этаким рыцарем и решил не бросать «даму в беде»? Главное, чтоб от этого мне не оказалось еще больше вреда.

– Мира, а гости уже разъехались? – я понятия не имела, сколько сейчас времени. По моим биологическим часам время было пить минералку и сожалеть о вчерашних глупостях, а больше они ничего не сообщали.

– Нет конечно. Кто же будет уезжать утром после королевского приема? Обед, вечерний променад. Его Величество наверняка устроит конные скачки, скорее всего, в них будет участвовать граф Маривский. Не удивлюсь, если и вас попросят... – Мира выразительно посмотрела на свою воспитанницу, сидящую на кровати, и та с самым благовоспитанным видом принялась вязать, медленно и неловко щелкая спицами.

– Меня? Что, кто-то хочет, чтобы я свернула себе шею как можно быстрее? – я саркастически скривилась.

– Ну вчера же не свернули, – возразила служанка, заставив меня так и замереть с глупо открытым ртом.

Это еще что значит?

– А вчера я делала... что? – мне было даже страшно задавать этот вопрос. Может быть, они что-то в вино добавляют? Я так не гуляла со времен студенческой молодости, но там-то все как раз понятно – яблочные «три топора», пара «дошираков» на всех и гуляй, рванина, от рубля и выше.

– И это не помните? Ох, может быть, мне позвать магистра Фарраля, вы точно хорошо себя чувствуете? – Мира обеспокоенно вгляделась в мое лицо, но я отрицательно помотала головой. Мне тут еще чародея не хватало, еще заподозрит что, так проблем не оберешься. При всем своем желании узнать об этом мире как можно больше, Фарраль представлял для меня опасность первого уровня – чародей был близок к семье, обладал неустановленным для меня потенциалом, и мне меньше всего хотелось, чтобы такой полезный человек вдруг начал играть против меня.