Текст книги "Сон на пятницу (СИ)"
Автор книги: tarpusha
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)
– Могу я поговорить с Анной Викторовной? – спросила Нина, жадно глядя на тонкие губы мужчины, которые могли быть такими нежными.
– Нет.
– Якоб, ну не будь таким грубым. Всего один вопрос…
– Какой?
Штольман своей широкой спиной заслонял купе, и Нина не видела, интимная там обстановка или нет. С этой провинциальной дурочки могло статься просто сидеть с Якобом в тесном пространстве и вести нудную беседу о призраках.
– Анну Викторовну в расследовании одной смерти нижайше просит помочь Охранное отделение полиции Санкт-Петербурга, – Нина сказала это со сладкой улыбкой, от которой у Штольмана свело зубы.
– Нет. Всего хорошего.
– Хам, – выпалила Нина уже в закрытую дверь.
«Ну погоди же, Якоб. Я придумаю, как Балясникову угодить, а ты у меня еще вспомнишь, что такое настоящая женщина».
Нежинская успела увидеть, что колец на пальцах у парочки не было, и решила, что при любых отношениях с Мироновой сильно упорствовать Штольман не будет.
«Вспомнишь наши забавы, сладкий мой, и вернешься», – пообещала Нина то ли себе, то ли желанному мужчине, и отправилась в свой вагон, обдумывая, как заполучить обоих для дела и для тела.
…
– Что она хотела? – Анна с тревогой взглянула на действительно раздраженного Штольмана.
– Глупости какие-то. Не обращай внимания.
Он взял в руки журнал и вернулся к чтению.
«Вот и стервятники слетелись. Интересно, что Нежинская на охранку работает, но Анне лучше быть подальше от этого серпентария».
– Яков, у тебя журнал вверх ногами. Что хотела Нина Аркадьевна?
Штольман поднял глаза от прыгающих букв.
Дотянувшись до стоявшей в углу трости, Анна несколько раз сжала ладонью серебряный набалдашник.
– Вот так ты делаешь, когда нервничаешь? Помогает?
Она огладила пальцами оголовник. Штольмана бросило в жар.
– Анечка, мне не помогало, я просто больше ничего не мог сделать, когда ты вертела у меня перед носом этим…
Яков сбился, следя за тонкими пальцами. Девушка сжалилась и отложила трость.
– Турнюром?
– Да, – буркнул он, хотя имел в виду Клюева.
«Какой же ты чудесный, Яша», – Анна улыбнулась и вдруг взвизгнула, когда Штольман одним движением поднял откидной столик, подхватил ее и пересадил к себе в кресло.
– Вот это мне помогает успокоиться, – он зарылся губами в её вырез.
– Тебе платье в груди не жмет? Кажется, тут больше стало…
– Убери свои наглые руки! Ничего не больше, это платье село, – смеялась Анна, шутливо отбиваясь, а он с любовью смотрел на драгоценную свою женщину, доставшуюся ему так нескоро и так незаслуженно.
…
Поезд давно уже пересек Обводный канал и стучал колесами по подъездным путям. Яков привлек к себе невесту.
– Аня, не будем прощаться на вокзале, слишком много глаз. Я сейчас поеду в управление с Захаровым. Надеюсь, что скоро выйду из-под ареста и…
– Ты придешь ко мне?
– Конечно. Как же иначе. Где вы остановитесь, в гостинице?
– У дядюшки на Малой Конюшенной, он давно к себе звал.
Анна приникла к груди Якова. Тревога противно скреблась по сердцу, но девушка решила не показывать виду, Штольману и так придется несладко.
– Яша, береги себя, – она нежно поцеловала его в уголок рта.
– Разумеется. И ты.
Помедлив, Яков вдруг сильно прижал Анну к себе и на долгую минуту замер так, будто пытался надолго запомнить её в своих руках – чудесный запах, нежную кожу, сладкие губы.
«Как же я тебя люблю».
Он с трудом заставил себя оторваться, подал невесте ридикюль, надел котелок.
Глубоко вздохнул и открыл дверь купе.
– До свидания, Анна Викторовна.
– До свидания, счастье мое, – Анна, сдерживая слезы, скользнула пальцами по его ладони и выбежала в коридор.
…
На Знаменской площади Яков вдруг сильно закашлялся. Захаров вопросительно посмотрел на арестованного, умерил шаг.
– Ерунда, Алексей. Бери пролетку на Пантелеймоновскую, я здесь подожду, – Штольман отошел к зданию Николаевского вокзала и прислонился к стене.
«Что-то сыро сегодня. Хотя был я и в местах посырее. Главное, что тепло», – он растер грудь и взглянул на хмурое петербургское небо, низко лежавшее над Невским и обещавшее скорый дождь.
…
Из дверей вокзала Нежинская, как ястреб, следила, куда и с кем направились Миронова и Штольман.
– Летите, голубки, скоро встретимся. Надеюсь, что в разных местах.
====== Часть 27. Чужая взятка ======
Едва войдя в кабинет на третьем этаже управления полиции, Яков вздрогнул от крика.
– Как?! – орал Михаил Иванович Савченко, непосредственный начальник Штольмана в Секретном отделе.
– Как вы могли? – Савченко, которому было около шестидесяти, стоял у своего стола и экспрессивно стучал кулаком в такт каждому слову.
Яков прошел на середину большого кабинета, поздоровался и осмотрелся. Он уже отвык от этого крика, но знал, что он означает. Так Михаил Иванович изображал работу с подчиненными для лиц, не знакомых со спецификой Секретного отдела – всерьез орать на агентов, часто рисковавших жизнью, можно было только в определенных пределах. Да и обращение на «вы» подсказывало, что все это – театр.
Так и оказалось, на гостевом стуле в углу сидел рыжий мужчина лет тридцати с важным лицом.
– Опытный полицейский! Талантливый следователь! Как? – устав кричать, главный секретный сыщик потер покрасневший кулак и сел в кожаное кресло.
– Приветствую, господин Штольман. Проходите, садитесь.
– Вы кто? – как ни в чем не бывало, спросил Савченко Захарова уже нормальным голосом.
Юный городовой из Затонска доложился по форме, и хозяин кабинета махнул рукой.
– Идите, погуляйте. Нет, стойте.
– Яков Платонович, вы этого юношу знаете?
Штольман кивнул.
– Способный, смелый полицейский. Принимал со мной участие в нескольких операциях. Конечно, пока не хватает опыта.
– Опыт – дело наживное, – начальник отдела подошел к юноше ближе и пристально взглянул в глаза.
– Стоять смирно! Отвечать на вопросы! – рявкнул он над ухом Захарова.
Тот даже не дрогнул и остался стоять навытяжку, вперившись в старшего по званию. Хотя и почувствовал, что из него будто душу вынимают – была такая особенность у пронизывающего взгляда Савченко.
– Хм, – Михаил Иванович одобрительно хлопнул парня по плечу.
– Вопросы тебе в другом месте зададут. Пойдешь ко мне в отдел, если канцелярия пропустит? Рекомендация Штольмана дорогого стоит.
– Так точно! – пискнул Алексей.
– Все, ступай. Найди внизу первый отдел, скажешь, Савченко велел проверить на благонадежность.
– Сотрудников не хватает, – пожаловался Савченко в воздух, и наконец обратил внимание на ерзавшего на стуле рыжего мужчину в очках.
– Вам чего, Спицын?
– Так господин Штольман же… – Спицын вскочил со стула, поправил сползшие очки и показал Савченко бумагу, которую до этого держал в руках.
– Тьфу ты.
– Яков Платонович, тут на вас подметное письмо пришло, вот копия, – руководитель отдела небрежно передал бумагу Штольману.
– Говорят, вы взятки берете. Что-то я не видел у вас палат каменных, куда вы их деваете?
– На свадьбу коплю, – буркнул Яков и прочитал:
«Настоящим извещаю, что в Невское отделение Русско-Земельного банка на имя господина Штольмана поступили большие средства. Прошу обратить внимание на возможное злоупотребление».
– Оригинал не подписан?
Савченко вздохнул.
– Не подписан. Но господин Спицын из надзора за полицией утверждает, что видел в банке запись о поступлении средств, как не оприходованных и ожидающих владельца.
– Как вы это объясните, господин Штольман? Это взятка! На несколько тысяч рублей золотом! – взвизгнул Спицын, подскакивая к Якову и тыча пальцем ему в грудь.
– Вот же морковка драная! Пап, давай я его штемпелем стукну! – вознегодовал Митя, до этого державшийся тихо.
– Или палец сломаю! Убери от папы свою сосиску, закорючка!
Штольман поднял бровь.
Савченко с мученическим выражением лица оттащил мужчину, рисковавшего услышать что-то крайне язвительное от обычно сдержанного следователя.
– Яков Платонович, скажите что-нибудь. Мне работать надо, а не этим… – начальник отдела смял бумагу и бросил в мусорную корзину, – заниматься.
– О данных средствах ничего не знаю. Если вы еще не выяснили, то счета в Русско-Земельном банке у меня нет, я вообще там был один раз, – сказал Штольман.
– Были же! – обрадованно потер ладонями Спицын.
– Когда и по какому поводу?
Яков вопросительно глянул на Савченко.
– Это допрос?
– К сожалению, Яков Платонович, господин Спицын имеет некоторые полномочия. Вы, наверное, не в курсе, но с первого числа в департаменте объявлен месячник чистых рук. Да, да, не смейтесь, знали бы вы, какие объявления теперь красуются каждый божий день на наших уборных…
– Мойте руки перед и зад? Не мойте руки в аквариуме, рыбки дохнут? Об этом творчестве ваших полицейских я тоже доложу куда следует, – пригрозил Спицын.
Митя захохотал.
– О, пап, можно я ему в карман рыбку брошу?
– Извольте, – смяв улыбку, решил помочь руководителю Штольман.
– В разработке дела о финансах, ради которого я был послан в Затонск, возникла необходимость поставить ловушку второму аферисту, который до той поры не был выявлен. Я сделал вид, что закрыл дело об убийстве графини фон Берг, и вот, извольте, реакция не замедлила последовать. Я, правда, рассчитывал на то, что попытаются убрать меня, чтобы к делу больше вопросов никогда не возникало, но этого преступники сделать не успели. Возможно, собирались сделать это здесь, в столице, вдали от Затонска, как бы без связи с тем убийством. А возможно, таким образом мне просто отомстили. Теперь можно снять с поступивших средств отпечатки и найти финансиста. Есть основания полагать, что у него сломана нижняя челюсть с левой стороны.
Савченко довольно улыбнулся.
– Благодарю за службу, Яков Платонович. Будет отмечено в вашем личном досье. Фамилия и псевдонимы финансиста уже известны из допроса поступившего Неклюдова – Казимир Возняк, Стефан Новак, Матеуш Домбровский, а вот про челюсть тот умолчал. Немедленно разошлю эту примету и после поимки полностью закроем дело.
– Спицын, вы удовлетворены?
Визг надзорного чиновника начал утомлять Савченко, но тот не унимался.
– Каким это образом? Завтра же я принесу вам оригиналы документов из банка, и вы поймете, что такие суммы не могут быть присланы просто так! Это же куча денег! А Штольмана вы что, сейчас отпустите? Я этого так не оставлю!!!
Начальник Секретного отдела повысил голос.
– Прекратите мне угрожать, господин Спицын! С господином Штольманом разберемся согласно имеющейся процедуре, а утром мы с вами встретимся еще раз. Не смею больше задерживать.
– Дежурный! – рявкнул он в приоткрытую дверь. – Агеев, где тебя носит! Проводить!
– Яков Платонович, – он устало взглянул на следователя, – вы же видите, как все складывается. Переночуйте внизу в КПЗ.
Издевательски щелкнув каблуками, Яков коротко кивнул.
– Так точно-с!
Савченко подождал, пока негодующий чиновник в сопровождении дежурного покинет кабинет.
– Вот же упал на мою голову…
– Не серчай, Яков, видишь, надзор оживился, сплошные проверки. Ладно, не первый раз. Тебе за раскрытие премию выпишу, без шуток. Что-то еще?
– Да, Михаил Иванович. После завершения этого дела я собираюсь покинуть службу.
…
В ответ на возмущенное «Что?!» Яков пояснил, что собирается жениться и это, несомненно, помешает ему так часто и так надолго выезжать на поручаемые дела. И что он не хотел бы ставить молодую жену под удар сопровождающих его работу провокаций, шантажа и интриг.
– Нда… – немного успокоившийся начальник отдела побарабанил пальцами по столу.
– Действительно, следователям моего отдела, даже такого ранга, каким ты являешься, разрешение на брак у нас давать не принято. Не семейная у нас служба, признаю. Тебе я могу разрешение выхлопотать, разумеется, но ты же не об этом… Невеста-то красивая?
Штольман улыбнулся.
– Очень.
Он мог бы не обращать внимания на отсутствие разрешения, необходимое для всех чиновников, и жениться за мзду, но ему было противно это. И такой вариант не устранял из жизни Якова то, чего он хотел избежать во что бы то ни стало – опасность для Анны.
– У тебя есть кем меня заменить, Михаил Иванович.
– Да полно, – фыркнул Савченко. – И народу не хватает, и толковых с гулькин нос. Вон твой Захаров – взять возьму, а на дело послать – воробьев смешить, ему еще учиться и учиться. А дела кто будет раскрывать? Вот в тебе я уверен.
«Поэтому и ухожу», – Яков твердо смотрел на начальника, и тот тяжко вздохнул, понимая, что выбор у него небольшой.
– Мне еще три года до пенсии, а так бы тебя продвинул. О, хочешь, рекомендую в Сыскной отдел, там тоже всегда вакансии, и дела почти всегда в черте города. Если так сделаю, не уйдешь? С меня наверху голову снимут, если я тебя потеряю. Ты, конечно, ершист не в меру, но... сам знаешь.
– Тогда отпуск, – кратко попросил Яков. – Свадьба.
– Штольман, ты вообще-то под арестом, а торгуешься, – удивился Савченко и тут же ухмыльнулся.
– Договорились. Неделя – успеешь? На свадьбу позовешь?
– Три. Когда я последний раз в отпуске был?
– Проваливай в свою камеру, Яша! – уже в открытую засмеялся начальник Секретного отдела.
– Сходи поужинай сперва, в кутузке, сам знаешь, одна баланда.
– Агеев!
В дверях появился пунцовый от сдерживаемого хохота дежурный.
– Проводи потом Яков Платоныча в КПЗ, пусть камеру нормальную выберут, без крыс, с матрасом. Это для прикрытия. Ты чего ржешь?
– Там этот… Спицын… На него, похоже, все наши тараканы сбежались.
– Подивиться?
– Руки помыть, – согнулся от смеха Агеев.
– У него на спине кто-то мелом написал «Найдешь таракана – помой ему руки!»
...
Позавтракал Штольман вместе с Савченко в кабинете начальства, куда расторопный дежурный принес чай, а также бриоши и крендельки из облюбованной сыщиками кондитерской на Литейном.
– Ну как, Яков, жизнь тюремная? – хохотнул Михаил Иванович, но тут же извинился.
– Прости, забыл уже. Входите, – крикнул он на стук в дверь.
Встрепанный Спицын вбежал в кабинет и вывалил на стол разлетевшуюся кучку бумаг.
– Извольте, господин начальник Секретного отдела, – надзорный демонстративно не заметил Штольмана.
– Свеженькие облигации четырехпроцентного займа Северо-Кавказкой железной дороги, на предъявителя, каждая на 125 рублей золотом. Двадцать штук. Почти три тысячи рублей! Не фунт изюму, между прочим!
Яков без интереса взглянул на сине-зеленые листки, а лежавший рядом конверт подтянул поближе.
– Не трогать, арестованный! – взвизгнул Спицын и стукнул Якова по руке.
– Михаил Иванович, – сжав ладонь, Штольман посмотрел на начальника, и во взгляде его читалось «Убери его от греха».
Савченко взял конверт и увидел сверху надпись: «Кому», а на дюйм ниже печатные буквы «ШТОЛЬМ АННЕ».
– Господин Спицын, вы издеваетесь?
Он передал бумагу чиновнику.
– При чем здесь Яков Платонович?
Потрясенный, Спицын поднес конверт к глазам, затем снял очки, протер их, напялил на нос и взглянул снова.
– Лупу дать? – спросил Яков.
– Отпечатки не затрите, а то улики преступления века уничтожите.
– Пап, там нет отпечатков, – рядом с ухом отца хихикнул Митя.
– Я конверт в банке подменил, пока эта рыжая штафирка по этажам бегала. Бумажки переложил, как было.
Штольман повел подбородком.
«Вот же шельмец. У паренька преступные наклонности. Надо воспитывать».
Отвернувшись в сторону, он шепнул одними губами:
– Спасибо.
…
Обросший, похожий на старовера Штольман смотрел на нее укоризненно.
– Анечка, не думай обо мне, – сказал он с хрипом в горле.
Подняв руки с гремящими цепями, он показал их ближе, и Анна увидела кровоточащие запястья.
– Меня уже не спасти. Роди сына, расти его, и просто забудь про меня.
…
Анна проснулась. Сердце колотилось так сильно, что готово было выскочить из груди. Серое небо низко висело над Екатерининским каналом, стальная полоска которого была видна из окна гостевой спальни.
– Яков, – прошептала девушка.
– Опять этот сон…
Но она тут же поняла, что не права. Этот сон был про будущее.
...
После позднего завтрака в полупустом доме Петра Миронова раздался звонок. Открывшая дверь пожилая служанка зашла в столовую и растерянно сказала, что просят Анну Викторовну.
Двое неброско одетых мужчин представились сотрудниками Охранной службы, предложили проехать с ними. Без сопровождающих. Петр Иванович воспротивился было, но один из мужчин оттеснил его в сторону и сказал:
– Не дергайтесь, господин хороший. Мы охраняем Государя, вашу царевну уж не потеряем. Вернем в целости и сохранности.
Анна спустилась вниз. Из экипажа помахала рукой Нежинская, и, скрепя сердце, Анна подошла ближе.
– Что вы хотели, Нина Аркадьевна?
– Короткий визит, Анна Викторовна, ничего предосудительного или опасного. Насчет Штольмана.
Сердце Анны пропустило удар и оставило в теле холод.
– Что насчет Штольмана?
– Садитесь и узнаете.
…
Анна не очень хорошо знала Петербург, но, выходя из экипажа, увидела на доме табличку «Гороховая, 2». Дядя рассказывал, что в этом доме располагалось управление царской охранки.
На первом этаже ее встретил похожий на хорька мужчина и вместе с Нежинской провел в какую-то комнату, где уже сидел грузный седоусый господин с тяжелым взглядом.
Он поздоровался.
– Анна Викторовна Миронова? – спросил он густым голосом.
– Да.
– Я руководитель Охранной службы Балясников. Буду краток. Мне требуются ваши услуги в поиске убийцы Александра Крамме. Убит на днях при загадочных обстоятельствах. Если поможете, я замолвлю словечко за небезызвестного вам господина Штольмана, который в настоящее время арестован.
– А если не помогу? – Анна сжала в руке ридикюль. Больше всего на свете ей хотелось сейчас расцарапать этому седоусому лицо, но она держалась.
– Викарчук, – надменно бросил седоусый, – разъясни.
Хорек охотно приступил к пояснениям. За полчаса до этого, когда Нина принесла весть об аресте Штольмана по линии Секретного отдела, Викарчук немного поспорил с Балясниковым. Секретарь предлагал не давить сразу на бедную девушку, а для начала попросить ее поговорить со своими духами насчет Крамме.
Но руководитель охранки, предпочитавший жестокие и эффективные методы, был неумолим – не будем терять времени на препирательства, сказал он, пусть дамочка сразу поймет, что я не шучу.
И сейчас секретарь понял, что в данном случае начальник был прав.
– Дело в том, многоуважаемая Анна Викторовна, что мы, Охранная служба, обладаем неограниченными полномочиями. И если мы захотим… Вы улавливаете мысль?
– Не вполне.
– Если мы захотим, господин Штольман просто исчезнет где-то в тюрьме. Навсегда. Так что все зависит от вашего желания нам помочь.
Анна, холодея от страха за любимого, вспомнила свой сон.
«Яшенька... Тебе легкие надо лечить, а они тебя в сырую камеру… Боже…»
Сомнений в том, что Охранная служба может сделать все, что захочет, у нее не было.
– Что нужно узнать у господина Крамме? Кто его убил?
…
Штольман попрощался с Савченко и вышел на улицу, решив пешком дойти до Малой Конюшенной. У темной подворотни близ Фонтанки его притер плечом крепкий мужчина в котелке, парень помладше обогнал сбоку. Яков насторожился, но тут же резкий тычок под ребра заставил его согнуться, а несильный, точно рассчитанный удар по голове – потерять сознание.
Втащив Штольмана в закрытый экипаж, мужчина постарше крикнул: – На Заячий остров!
На этом острове стояла Петропавловская крепость.
====== Часть 28. Тюрьма ======
– Не хочу говорить, – буркнул дух Александра Крамме, журналиста, освещавшего в еженедельнике «Петербургские вести» жизнь царской семьи.
Анна подавила желание закричать, ведь в соседней комнате ждала охранка, а где-то там, в одиночестве и темноте, за толстыми стенами – Яков.
– Пожалуйста, Александр Михайлович. Кто вас убил?
– Да с какой стати мне вам говорить? Что я от этого получу? Деньги мне уже не понадобятся. Жена ушла, дочь вырастет – про меня и не вспомнит.
– Может быть, вы что-то не успели сделать? Я попробую помочь, – Анна уловила в словах печального духа желание высказаться.
Он тоскливо вздохнул.
– Тут вы правы. Я глупец, пропустил в жизни все самое важное. Кропал статьи в журнальчик, гнался за известностью, был на короткой ноге с благородными домами Европы, а с женой разругался и дочку потерял.
Он всхлипнул.
– Она ангелочек. С такими милыми кудряшками, как у настоящей принцессы… У меня всего одна фотография осталась, там ей четыре годика. Жена увезла ее в Лондон, и сказала, что я больше её никогда не увижу.
– Хотите, напишу ей письмо от вашего имени? Она умеет читать?
– Да, да! Буду благодарен! Напишите, что папочка ее любит, всегда будет любить. Я для нее книжку написал, на свои средства издал, перешлите ей. Называется «Сказки для крошки», псевдоним Саша Лютиков. Глупо, я знаю, но деткам вроде нравится.
– Хорошо, – записала Анна адрес. – Скажите все-таки, кто вас убил?
…
Анна вышла к сотрудникам охранки. Под гробовое молчание девушка рассказала, что ипохондрик Крамме, разочарованный бесцельной жизнью и потерей дочки, совершил затейливое самоубийство из своего рассказа. Его детективы не печатали, своих средств для издания было мало, однообразные заметки о царском дворе, в которых слова лишнего нельзя было сказать, ему обрыдли. Журналист установил револьвер с легким спуском на окне, нацелил на себя, к спуску привязал бечевку и издалека дернул.
Балясников с задумчивым лицом взглянул на Викарчука. Тот почесал висок.
– Нну… Могло и так быть… Револьвер от отдачи упал на улицу, улица шумная, никто не услышал. Вместе с бечевкой. А мы-то дом напротив проверяли, думали, он лишнего узнал, из окна пристрелили. Может, какая телега с сеном проезжала, туда и оружие упало.
– Теперь помогите Штольману выйти из-под ареста, – твердо сказала Анна.
Балясников усмехнулся на ее требовательный тон.
– Мне нравится ваша работа, Анна Викторовна, но тут я ставлю условия. Предлагаю следующее. Будете служить у меня, оплата высокая, в наградах не скуплюсь. Но и результатов требую отличных, а не так, шаляй-валяй, лишь бы отболтаться. Это у меня не пройдет!
Он подошел к девушке и взял ее за подбородок.
– Согласны?
Она ледяными пальцами отбросила руку начальника охранки.
– Штольман.
– Штольман? Будет сидеть, ему не привыкать. Пока вы не проведете с нами... скажем, полгода. Петербург – город неспокойный, да и в Москве шалят, можем и туда вас отвезти, если потребуется.
– Как думаешь, Викарчук? – он взглянул на секретаря. – Как оценить эффективность работы госпожи Мироновой?
Анна ощутила, как судорожно сжался низ живота. Стараясь не подать виду, она положила ладонь на живот.
«Полгода! Маленький мой, все будет хорошо. Мы вернем твоего папу. Только бы не заплакать».
– Судя по нашей статистике, хороший дознаватель успешно завершает 7 дел из 10, – сказал хорек.
– Эээ… Перед нами юная дама, Викарчук.
– Анна Викторовна, вот мои условия. Проведете половину успешных дел из порученных за полгода, будете богатой и абсолютно свободной. И следователь Штольман будет свободен. Но я уверен, что вы и дальше продолжите работать со мной.
«Яков заболеет и умрет за эти полгода!» – Анна со всей силы впилась ногтями в ладони, чтобы не разрыдаться перед охранкой.
«Я пойду в управление полиции, к генерал-губернатору… К Государю! Нельзя же так!»
– И не думайте, Анна Викторовна, что вы или ваш Штольман в этом городе кому-то интересны, – по глазам видя, о чем думает девушка, охладил ее Балясников.
– Никто вам не поможет. Это я вам обещаю.
– Согласны? – он подождал минуту в полной тишине.
– Как пожелаете. Викарчук, передай, кому следует, пусть заключенному еды и питья не дают. Чего зазря средства казны тратить.
– Слушаюсь-с…
– Стойте.
Анна закрыла глаза, а когда открыла, они были сухи.
– Согласна. Если вы дадите ему прогулки и нормальную… камеру.
– Через пару недель посмотрим. Зависит от вашей лояльности, – изобразил компромисс начальник охранки.
– Приходите завтра в десять, Анна Викторовна, дело найдем, у нас и нераскрытых полно. Ступайте. Госпожа Нежинская, проводите.
– Викарчук, – после того, как дамы вышли из комнаты, Балясников подозвал секретаря.
– Государь император собирается поохотиться в Беловежье, мне надо обеспечить охрану, еду туда. Следи, чтобы госпоже Мироновой не попался на пути какой-нибудь горячий молодец, пусть страдает по своему следователю и работает лучше. И присмотри за Нежинской, больно шустра. На Вельяминова надежды уже нет.
…
На улице Анна, отойдя от ненавистного подъезда, перешла улицу и зашла в парк, раскинувшийся перед желтыми зданиями и золотой иглой Адмиралтейства. Села на первую попавшуюся скамейку и только тут дала волю слезам.
«Яшенька... Ты же предупреждал, чтобы нас вместе не видели, а я, дурочка, кинулась за тобой в поезд и теперь… Это я во всем виновата».
Внезапно девушка с ужасом догадалась, что именно в такой обстановке, под давлением, среди шпионов и предательства, прожил Штольман полтора года в Затонске. И ни разу не обмолвился о своей настоящей службе, чтобы не подвергать её, Анну, опасности.
«А я сердилась, будто ты только мне принадлежал. Ничего вкруг себя не видела».
«Яков, я все сделаю, чтобы ты вернулся живым и здоровым», – утерла она слезы.
– Анна Викторовна, – окликнула ее Нежинская.
Анна подняла голову.
«С каким удовольствием я прибила бы тебя, мерзкое создание, ведь это ты сообщила обо мне в охранку. Но меня тут же посадят за решетку, а Яков заболеет».
– Не убивайтесь так. У меня есть для вас еще один выход. Готовы слушать?
…
Нина села на скамью, расправила юбку и сказала: – По своим каналам я могу, не раскрывая себя, разумеется, сообщить о незаконном аресте Штольмана в управление полиции, придав этому политическую окраску.
– Я сама смогу это сделать, – вскинулась Анна.
Нежинская зло рассмеялась.
– Попробуйте. Вон тот молодой человек вас и за порог не выпустит.
Взглянув в указанном Ниной направлении, Анна увидела лениво прислонившегося к дереву мужчину, который приезжал за ней на Малую Конюшенную.
– Вас будут пасти, милочка, до тех пор, пока не убедятся в вашей лояльности. И дядюшку вашего, и кого бы вы там не попытались нанять. Охранная служба – не начальное училище, дорогая. У них много людей и бессчетно средств. Оказывается, вы слишком хороши, как медиум, чтобы не постараться вас заполучить. Слава идет впереди вас, Анна Викторовна.
Нина наклонилась ближе и понизила голос.
– Полиция и охранка – давние неприятели, и они не преминут схлестнуться по такому поводу на высшем уровне. Могут полететь головы, но это уже не вашего ума дело. Штольмана, разумеется, освободят, ведь я сообщу им, где его держат.
– Где именно?
– Дорогая моя... Разве вы не понимаете?
– Госпожа Нежинская, прекратите говорить загадками. Что вам нужно?
Женщина с неискренним дружелюбием похлопала в ладоши.
– Вот уже это деловой разговор.
– Я освобождаю Якоба. Вы освобождаете его от вашего присутствия. Я даже куплю вам билет, куда хотите. Затонск, Сибирь, Европа.
– Какие у меня гарантии?
– Никаких, – хмыкнула Нина.
– Кроме той, что я тоже не желаю Якобу гнить в тюрьме. Разумеется, я смогу, в отличие от вас, посещать его и в заточении, но сами понимаете…
Анна понимала. Она верила в то, что Нине нужен был Штольман и что она сможет его освободить.
«Она будет с Яковом. Она. Но только в этом случае он выйдет. Боже, дай мне сил…»
На языке Анны появился металлический привкус отчаяния, сердце стучало с перебоями, будто умирая.
– Гарантии как раз нужны мне, дорогая. Вы обещаете мне, что не будете искать Якоба, встречаться с ним, слать ему весточки и писать письма. Даете слово?
Встав со скамейки, Анна выпрямилась и взглянула на высокий шпиль Адмиралтейства. В глазах ее была такая горькая, неизбывная тоска, что даже видавшая виды Нежинская поежилась.
«Яшенька, услышь меня. Я люблю тебя и хочу быть с тобой. Но больше всего я хочу, чтобы ты жил. Прости».
– Даю.
– Когда вы сможете его освободить? Я смогу в последний раз взглянуть на него?
– Нет. И когда – не скажу. Теперь Штольман не имеет к вам отношения. Вы – чужие люди.
– Я уеду только тогда, когда вы это сделаете, и не раньше.
– О-о-о! – с удивлением протянула Нина.
– У котенка прорезались зубки? Как сказал Балясников, здесь не вы ставите условия. Как только я принесу вам билет, немедленно собирайтесь. Я прослежу за вашим отъездом, и только тогда сообщу в полицию, где держат Штольмана. Вы меня поняли, Анна Викторовна?
Жестокость в голосе Нежинской поразила Анну.
– Поняла, – опустив голову, тихо промолвила она.
– Хотя бы одно письмо я могу ему написать? Иначе Яков не поверит, что я просто так уехала, и будет искать меня, несмотря ни на что.
«Дура я. Зачем я это сказала, ведь так и было бы…»
– Разумеется, именно об этом я и хотела вас попросить, Анна Викторовна, – умерила вспыхнувшую было надежду бывшая фрейлина, ныне сотрудница Охранной службы Государя.
– Постарайтесь написать поубедительнее. Если я увижу в лице Штольмана, читающего ваше последнее письмо, хоть каплю надежды, то наш договор не имеет силы. Поверьте, за годы нашего общения я изучила Якоба очень хорошо. И тогда вы будете служить в охранке, он будет сидеть. Шесть месяцев в тюрьме тянутся очень долго, а ведь Штольман уже не молод.
– Идемте в экипаж, там и напишете. Я тоже почитаю.
…
– Папа! – возмущенный голос мальчишки не отразился эхом от толстых стен, и Яков ненадолго задумался над этим странным эффектом.
– Да, Митя.
– Ты что, так и будешь здесь сидеть?
Штольман встал с топчана и взглянул в высокое зарешеченное окошко.
– Рано еще. Надеюсь, расписание смены постов тут не изменилось, – он говорил тихо, чтобы не услышал стражник в коридоре.
– Помнишь, я тебе в поезде револьвер Смит-Вессона в книжке показывал?
Саквояж с журналами и деньги у Якова, разумеется, отобрали, а трость с серебряным набалдашником осталась где-то в подворотне на Фонтанке.
– Ага!
– Рассмотри их пока у охранников. Там посреди защелка, если ее нажать, револьвер как бы переламывается пополам, и тогда из барабана можно достать патроны. Попробуй, позже пригодится. С замком на камере поиграйся, только на свободной, не на моей.
На пути сюда Штольману накинули на голову черный мешок, а запястья сковали наручниками с тяжелой цепью. Мешок он стащил сам, с наручниками решил не торопиться – щель глазка камеры то и дело заслоняла чья-то тень.
Донельзя обрадованный своим предполагаемым участием в побеге, Митрофан заорал:
– Тер-р-рористы всех камер-р-р! Пр-р-росыпайтесь! Я вас всех освободю!
– Не надо всех, малыш. Я не собираюсь поднимать всеобщий мятеж. Иди, делом займись, мне надо еще подумать.
Штольман не понимал, за что его так внезапно бросили в казематы Трубецкого бастиона Петропавловки, но одно было ясно – это сделала не полиция. Раз посадили без суда и следствия, значит, и бежать можно, не раздумывая.
«Никогда бы не подумал, что буду радоваться, что уже сидел здесь».
