Текст книги "Сон на пятницу (СИ)"
Автор книги: tarpusha
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
В поезде на Петербург был всего один вагон с мягкими спальными местами, и тот был почти распродан. Свободными оставалось два купе первого класса.
Штольман, саркастически подняв бровь на выделенные полицмейстером средства, взял билеты на свои деньги и кивнул унтеру:
– Идем, Захаров. Будем спать, как придворные, твое купе третье.
Полицейский хотел что-то сказать, но Штольман его успокоил: – Алексей, даю слово – из поезда никуда не сбегу. Можешь не дежурить в коридоре, я утром сам постучусь.
…
Накрапывающий вечером дождик превратился в ливень, и Петр Иванович, отфыркиваясь, пожалел, что забыл зонт.
– Аннет, может, вернемся? – спросил он племянницу, в нетерпении вставшую с сиденья открытой пролетки.
– Железная дорога за такую ночь не заржавеет, а вот я – да. Еще поезда будут.
Анна даже не взглянула на дядюшку. Она не обращала внимания на лившиеся с полей шляпки потоки воды, на прохладный ветер, и лишь смотрела вперед, желая оказаться впереди мчащейся пролетки.
«Я успею. Нельзя, чтобы Яков так уехал. Я успею».
– Побыстрей, пожалуйста, – тронула она за плечо кучера. – Очень надо успеть.
…
Поезд почему-то никак не отправляли. Вытянувшись на обитом плюшем диване, Яков задумался. Ареста он не страшился. Вот за что, или вернее, за кого он действительно беспокоился, так это за Анну. Но тут он ничего поделать не мог, разве что надеяться на Вальцова и дополнительно оставить с Анной еще одного очень юркого охранника.
Он позвал Митю, и мальчишка тут же откликнулся.
– Ну пап... – в голосе призрака было смущение. Мама ему нравилась, но оторваться от новоприобретенного отца он просто не мог.
– Пожалуйста, не отсылай меня, я хочу с тобой!
Штольман вздохнул.
– Ладно, что с тобой делать. Хочешь, почитаю вслух? Только у меня сказок нет.
Он перебрал в саквояже взятые с собой журналы. Там оказались «Военно-медицинские вести», «Журнал министерства внутренних дел» и ...
– Есть иллюстрированный справочник оружия. Про пистолеты.
– Да! – обрадовался Митя.
– Ты только картинки быстро не пролистывай!
На изображении Смит-и-Вессона призрак хихикнул: – Папа, а если я в полиции служу, мне револьвер дадут?
...
Анна бегом бежала по мокрой платформе, по которой сновали грузчики в форменных плащах и запаздывающие пассажиры, и торопливо заглядывала в каждое окно стоявшего под парами состава.
«А вдруг они не поездом, а конным экипажем отправились?» – страх не найти любимого бился у Анны в горле. – «А, вот синий».
С подножки синего вагона, куда не пускали простолюдинов, спрыгнул Петр Иванович и поймал Анну за локоть: – Аннет, сюда. Я дал проводнику денег, он сказал, что уступит свое купе, и что господа полицейские в третьем и шестом. В третьем – юный городовой, так что вперед, дорогая.
Он подал руку племяннице, помог взобраться на высокие ступеньки и любезно улыбнулся проводнику.
– Тебе согреться надо, Аннет, – крикнул он вслед девушке, но та уже ничего не слышала, и Миронов махнул рукой.
«Разберется Штольман, не мальчик. Мне бы чем согреться?»
Поезд, предупреждающе загудев, громыхнул сцепками.
Приоткрыв дверь шестого номера, Анна скользнула внутрь. В купе никого не было.
«Яков вышел? Но он же под арестом…»
Она осмотрелась. Стены купе были обиты деревом, напротив уютного диванчика, обитого зеленым плюшем, стояло такое же кресло с резным подлокотником. На диване лежал аккуратно свернутый алый плед. Анна выглянула в окно, за которым из-под зонтов махали путешественникам провожающие.
«Ой, Яков же наверняка голодный. И я поесть забыла. Как тут окно открывается?»
Она, оберегая плечо, дернула высокую фрамугу, босиком забралась на откидной столик и глубоко перегнулась через окно, подзывая мальчишку-коробейника.
…
Освежившись в умывальной, Штольман вернулся в свое купе и сразу наткнулся на знакомые ботиночки. По ногам тянуло вечерним холодом. Яков поднял взгляд. Крепкий женский задик, облепленный насквозь промокшей тканью, вертелся так и эдак, рискуя уронить свою владелицу со столика.
Анна, пятясь, наполовину вернула себя в купе. Полезла в ридикюль за мелочью, расплатилась, получила от мальчишки бумажный пакет с пирожками. Краем глаза уловила тень позади себя и обернулась.
На нее с мягкой улыбкой смотрел Штольман. Пиджака на нем не было, жилета и галстука – тоже, рукава белой рубашки были подвернуты. Руки Яков спрятал в карманы, чтобы не обнять тотчас любимую, ведь он сильно сердился на нее. Но улыбка постоянно возвращалась, и Яков ничего не мог с этим поделать.
– Барышня, от жениха убегаете? Сюда или отсюда?
На перроне заливисто свистнул отправляющий, и состав тронулся.
====== Часть 24. Дождь и его последствия ======
От резкого толчка поезда девушка едва не упала, но Штольман подхватил ее, поставил на пол и тут же встревоженно сказал:
– Аня, ты вся промокла. У тебя есть во что переодеться?
– Ой! – только заметила Анна состояние своего платья.
– Нет, я как-то быстро собралась…
– Куда? В Петербург?
– Конечно, – Анна сняла шляпку, отлепила от груди мокрую ткань и не заметила, как недоверчиво покачал головой Штольман.
– А вы думали, Яков Платонович, я в Бологое за покупками? Папенька мой дал вам согласие на брак, ну и вот…
Он закрыл окно и потянул вниз тяжелую штору, укрывая купе от посторонних глаз.
– Что вот, Анна Викторовна?
«Вот же самоуверенный нахал! Все ему скажи!»
– Вот я здесь, – Анна не собиралась признаваться вслух, что побежала за любимым в ночь при известии о его аресте. Хотя это было и так понятно.
– Яков, мне холодно. Где тут можно раздеться и согреться?
Он красноречиво показал ладонями на купе.
«Не хотите помогать, Яков Платонович? Сама справлюсь».
– Отвернись, – подождав, пока Штольман сделает это, Анна потянула себя за влажное платье и тут же поняла, что не справится.
– Ах нет, закрой глаза и дай руку. Вот тут пуговицы, чувствуешь?
Еле заметно улыбаясь и не закрывая глаз, он расстегнул длинный ряд пуговок на спине Анны. Влажные ее волосы пахли дождем и сиренью, и мужчина решил, что глаза стоит закрыть, чтобы насладиться этим чудным ароматом. Позже. Сейчас ему хотелось поцеловать хрупкий выступающий позвонок, и Яков легко подул на него.
Шея Анны покрылась мурашками. Она глубоко вздохнула.
– Теперь помоги с рукавами, они липнут.
«Не только они», – не отводил Яков взгляда от сахарных плеч, пока Анна стягивала рукава платья вместе с нижней рубашкой.
Девушка чуть толкнула его попкой, освобождая себе место у столика.
– Подвинься, Яков. Ты закрыл глаза?
– Ммм, – ответил он. Только непрошеный гость сейчас мог отвлечь его от вида роскошных бедер Анны, с которых она медленно…
Медленно!
… стаскивала промокшую одежду.
«Ах ты негодница», – вновь заулыбался Штольман.
Протянув руку к двери, он задвинул щеколду и жестом, который малыш-призрак уже выучил, отправил его из купе.
«Брысь отсюда» – значил этот жест.
«Да я и не видел ничего!» – возмутился Митя, который с самого появления Анны в купе сидел на багажной полке.
«Вот еще, глядеть, как вы милуетесь. Баба Геля уже сколько лет говорит, что я еще маленький, а я… Ладно, родители, пойду пузыри пускать» – и мальчишка действительно отправился в умывальную к волшебному мылу Николаевской железной дороги.
Анна наклонилась, чтобы выбраться из нижней юбки, и белоснежные кружевные панталоны, до верха которых тоже добрался дождь, гладко обрисовали ее попку. Яков шумно вздохнул.
– Ты не смотришь? Отвернись! – Анна глянула через плечо, и он послушался.
В зеркало встроенного в купе шкафчика ему было видно еще лучше. Анна, заведя за спину локти, развязала ленты бюстгальтера и бросила его в кучку мокрой одежды на кресле, а затем взялась за резинку панталончиков.
Яков сглотнул. Он уже перестал надеяться, что выдержит эту пытку. Анна, томительно медленно скользя ладонями по бедрам, сняла панталоны. Обнаженные ее ягодицы были в дюйме от руки Штольмана. Он раскрыл ладонь и почти дотронулся до крутого изгиба, ну тут же сжал кулак.
Кожа Анны над бедром будто загорелась. Она потерла там рукой, и Якову пришлось смежить веки на мгновение, иначе он тут же бы накрыл ее ладонь своей и...
– Яша, дай пожалуйста плед, – не поворачиваясь, Анна показала рукой на покрывало на краю дивана.
Штольман, сам успевший взмокнуть в прохладном купе, сквозь стук колес и нарастающий шум в ушах не сразу понял, о чем просит Анна.
Она попятилась, все еще спиной к Якову. Задела его бедром, скользнула по ногам попкой. Нащупав плед, потянула к себе. Укрылась им и повернулась, наконец, лицом.
Глаза Якова приобрели цвет штормового неба, а взгляд стал таким тяжелым, что Анна едва не задохнулась от вспыхнувшего внизу живота огня.
– Ты точно, – Анна с трудом отвела глаза от застежки брюк Штольмана, – не подглядывал?
Он что-то промычал. Произносить что-либо вслух он бы сейчас не рискнул, в горле слишком пересохло. Анна сделала шаг вперед, Штольман отступил, и она увидела незамеченное ранее зеркало.
– Обманщик, – она царственно запахнула алое покрывало, будто укрывшись плащом королевы.
– Я не смог не смотреть, – кашлянув, признался Яков севшим голосом. – Ты такая красивая.
– Скажу, чтобы чаю горячего принесли, – он сделал движение, чтобы дотянуться до звонка проводнику, но Анна покачала головой.
«Сердится он, ишь. Смотрит, а рукам волю не дает. Ну хорошо же...»
– Сядь, пожалуйста, – девушка легко толкнула Штольмана на диван.
Подтянув края своего одеяния, она забралась на колени Якова лицом к нему. Мужские руки сами, будто против воли хозяина, обняли ее, и Анна, спрятав улыбку, прижалась лицом к теплому плечу.
– Яков, за что тебя арестовали?
Он не отвечал, скользя губами по влажным прядям, любуясь нежным румянцем, вдыхая сирень. Сжал в ладонях края покрывала и замер так, стараясь успокоиться.
– Не о чем волноваться, Анечка. Мой арест, особенно с твоим появлением, больше похож на отпуск. Тебе тепло?
Она кивнула и уткнулась в его шею.
– Спасибо, что в который раз спас меня, и прости за этот глупый поступок с Максаковыми.
– Я была дурой, когда подвергала опасности себя и малыша. И тебя.
Штольман недоверчиво приподнял ее подбородок, посмотрел в глаза и в небесной их глубине увидел искреннее раскаяние. Какой-то сложный, давящий узел внезапно развязался у него на сердце. Дышать стало легче.
– Мной рискуй сколько угодно, милая. Собой – нет, умоляю. Я не…
Он запнулся.
«Я не смогу жить, если потеряю тебя».
– Я не хочу, чтобы ты пострадала.
Анна повела плечами. Тяжелое покрывало съехало на пол, и в зеркале напротив Штольмана отразилась картина, от которой его самообладание дало трещину – изящная шея Анны, прикрытая намокшим узлом каштановых волос, хрупкие лопатки. Стройная спина. Тонкая талия над соблазнительным изгибом, нежные ямочки поясницы, упругая пышность попки на его коленях. Его кажущиеся темными на белоснежной коже пальцы.
Яков закрыл глаза. Ладони его обхватили талию Анны, приподняли, губы слепо нашли бархатную нежность груди. Девушка тихо вскрикнула. Тут же она каким-то неведомым ранее женским чутьем поняла, как доставить любимому удовольствие. Опустилась на коленях, скользнув мягким животом по твердости, и вновь поднялась, и вновь опустилась.
Несмело шепнула: – Так?
Рваный сперва ритм сменился ровным, и Якову приходилось стискивать зубы, чтобы не закончить прямо сейчас.
Его выдержка исчезала при взгляде на обнаженную, невыносимо прекрасную Анну, губы которой были закушены, а глаза прикрыты. Влажные пряди упавших каштановых волос ласкали его, когда она склонялась, лобзая.
– Яша...
Он сжал ее грудь и нашел языком коралловую горошину.
– Яшенька... – простонала она, подаваясь навстречу так сильно, что он глухо охнул, одним движением подхватил, перевернул на спину. Мгновенно разделся и накрыл собой.
Прошептал в бьющуюся на горле жилку: – Да, милая. Держись.
– Люблю.
…
Стыли на столике пирожки в бумажном фунтике, ровно стучали колеса на стыках. Изредка гудел паровоз, предупреждая столпившиеся на переездах экипажи, мелькали огнями городки и деревеньки, ласково шуршала листва. За окном дышала свежестью майская ночь, а с высоты чистых небес подмигивали влюбленным звезды, слышавшие это тысячи раз. Но каждый раз они улыбались, как в первый.
– Люблю.
====== Часть 25. Знакомая из прошлого ======
Вытянув занемевшую руку, Штольман ощутил на шее касание Аниных волос и ее легкое дыхание. Он осторожно повернул голову. Порозовевшие ото сна щечки, припухшие губы любимой и обвившее его бедро пробудили Якова окончательно.
Он подумал, что, несмотря на неудобство узкого диванчика, так прекрасно давно уже не высыпался, и с сожалением приказал себе не будить Анну.
«Пусть отдохнет, Штольман. Успеешь еще», – он осторожно, стараясь не потревожить девушку, встал, набросил на нее съехавшее покрывало, с хрустом потянулся. Взгляд упал на разбросанное на кресле кружевное нижнее белье, и Яков спешно оделся, опасаясь, что еще минута в таком чудесном окружении, и он забудет свои благие намерения.
– Доброе утро! – позвала его все-таки проснувшаяся Анна, и протянула руки.
Зарывшись в теплые объятия, он благодарил небеса за эту девушку, с которой был знаком так долго и только в последние дни обрел счастье.
– Аня… – он ответил на нежный поцелуй, с трудом оторвался от таких сладких губ и вымолвил:
– Спасибо, что вернулась ко мне.
…
– Никуда не выходи. Я посмотрю, как там мой Захаров, и закажу завтрак, – Штольман закрыл за собой дверь купе, сожалея, что на нее нет ключа.
– Как я выйду, я же раздета, – пробормотала Анна, выбирая белье из так и не высохшей за ночь одежды.
Она представила, как идет по вагону в алом покрывале, и нервно хихикнула.
«Хорошо мужчинам, брюки, рубашка, и пошел себе. А я пока все это влажное натяну, вечность пройдет. О!» – мелькнувшая у нее мысль требовала воплощения.
…
– Добренького здоровьица, – в коридоре солидный господин из соседнего купе вежливо поклонился Штольману.
– Вы умываться? Там что-то странное, я бы не советовал.
Заподозрив, в чем дело, Яков переспросил: – В каком смысле странное?
Получив в ответ неопределенное пожатие плечами, он решительно прошел к тамбуру. Из-за двери уборной вылетел молодой человек с широко раскрытыми глазами и застывшим на лице ошеломленным выражением, и Яков заглянул внутрь.
По узкой комнатке летали мыльные пузыри. Их было так много, что они заполнили все свободное пространство, а в забытой кем-то мисочке кружился, будто ложка в стакане, бритвенный помазок. Рядом на полке валялось разбитое пенсне.
– Дмитрий! – строго сказал Штольман, открывая окно.
– А?
– Прекрати пугать пассажиров.
Пенсне поболталось в мыльной воде, сделало залихватский полукруг и оставило за собой порцию веселых, переливающихся радугой пузырей, тут же цепочкой поспешивших в окно.
– Красиво же! – восхитился Митя, но увидев показанный отцом кулак, заныл: – Ну па-ап!
Штольман вздохнул. Энергии юного призрака могло хватить на троих обычных мальчишек.
– Набери маме цветов с луга, она обрадуется. Только постарайся этим букетом никого не напугать. От поезда не отстанешь?
– Х-ха! – Митрофан от радости уронил пенсне в клозет.
– Запросто! Могу еще лягушек наловить, они так смешно прыгают. Надо?
– Нет, лягушек не надо.
Яков провел ладонью по скуле.
«Вот же постреленок. Кстати, побриться надо, у Ани кожа такая нежная, а я как варвар. И медицинский журнал почитать, там что-то было про беременность…»
…
Чуть высунувшись из купе, Анна покрутила головой и, никого не заметив, пробежала по вагону. Дверь умывальной комнаты как раз открылась ей навстречу.
Только мгновение ушло у Штольмана, чтобы понять, что за прекрасное видение перед ним. Тут же он схватил Анну за локоть и втащил в уборную.
– Анна Викторовна! – сердито воскликнул он. – Что это такое?
Кокетливо поправив на груди мужскую рубашку, выуженную из саквояжа Штольмана, Анна сказала: – А на что это похоже? Мне, между прочим, тоже надо освежиться. Кстати, мне идет?
– Даже слишком.
Высокая грудь до отказа натянула белую ткань, пуговка на уровне кармана уже вырвалась из петли. А черные запасные брюки следователя, подвернутые на несколько дюймов, слишком подчеркивали бедра.
Яков внутренне застонал.
«Штольман, заканчивай с этим, измучил уже девушку», – прикрикнул он на себя, сунув руки в карманы.
– Вы меня с ума сведете, что одна, что другой, – сказал он и осекся, Митя ведь просил «маме» про него не рассказывать.
– А кто это другой?
Не ответив, Штольман на секунду прижал к себе невесту, такую привлекательную в мужской одежде, и пробормотал:
– Прошу, не ходи так на людях. Мне придется от тебя мужчин револьвером отгонять.
– Яша, да уйди уже! – Анна нетерпеливо подтолкнула его к двери.
– Да, да, извини. Жду тебя снаружи.
«Яков Штольман, ты будешь меня и в уборной охранять? Ох, в кого же меня угораздило так влюбиться», – Анна посмотрела в зеркало и удивилась своему отдохнувшему, несмотря на бурную ночь, виду. Даже поврежденное вчера плечо не давало о себе знать.
– Все-таки вы на меня хорошо действуете, Яков Платонович, – сказала она. – Вас можно как лекарство перед сном принимать. В терапевтических дозах.
Подпиравший дверь уборной плечами Штольман улыбнулся.
«Дозу, Анна Викторовна, я вам сам отмерю».
…
По вагону, явно торопясь, шла какая-то дама, за которой следовал высокий господин, и Штольман посторонился. Вдруг дама остановилась, как вкопанная.
– Якоб! – воскликнула она.
Штольман едва не выругался.
– Нина Аркадьевна, – голос его был сух.
«Вот же черт принес».
Прошедшие годы Нину не пощадили, она была все так же стройна, но морщинок в углах глаз прибавилось, а лицо приобрело выражение, несколько побитое жизнью.
– Идите, Серж, – повелительно махнула бывшая фрейлина спутнику, и тот, поколебавшись, с извинениями обогнул Штольмана и прошел в следующий вагон.
– Якоб, сколько лет! Как давно я тебя не видела, а ты все так же хорош, – она протянула ладонь в надушенной перчатке для поцелуя, и Штольман, сжав губы, изобразил приветствие.
Он не собирался поддерживать обращение на ты, тем более, когда в комнатке за тонкой стенкой умывалась Анна.
– Все по-прежнему, Нина Аркадьевна.
Пара минут прошли за пустым разговором. Яков пытался осторожно оттеснить Нину в тамбур, но та стояла, как приклеенная, и на откровенно односложные ответы задавала новые и новые вопросы, лучась как будто искренней улыбкой.
– Да-да, Серж, секундочку, – отвернувшись, крикнула Нина в громыхающий конец вагона.
Именно в этот момент на руки Якова со словами «Папа, держи!» из открытого окна упало несколько ландышей.
– О, Якоб, как это мило! Откуда ты их взял? – подхватила цветы женщина, когда Штольман неловко попытался сделать вид, что это не его.
Поезд остановился с резким толчком.
Нина упала на руки Штольману.
Чуть покачнувшись в дверях, из уборной вышла Анна.
Она увидела, как к Якову прижимается и тянется губами знакомая из прошлого, произнося слова благодарности за какие-то цветы. Ощутив, как немеют ладони, Анна узрела в руках бывшей фрейлины белые ландыши. Одна рука Штольмана крепко поддерживала женщину за спину, вторая лежала под... грудью?
– Яков Платонович?! – ледяным тоном произнесла Анна.
Яков пытался удержать на лице невозмутимость, но скорее там читалось желание очутиться подальше отсюда.
– О, Анна Викторовна, – поцеловав замершего на месте Штольмана в губы, поздоровалась Нина.
– Якоб, как всегда, галантен. А вы все так же видите ваших… эээ… привидений? Но о чем это я, ведь ходили слухи, что вы потеряли свой дар, и это, наверное, к лучшему. Как вы странно одеты... Увидимся, Якоб, – женщина сладко улыбнулась Штольману, махнула рукой и исчезла за железной дверью, которую для нее до сих пор держал высокий молодой человек.
Ландыши Нина забрала с собой, но один цветок упал на пол.
Анна медленно сделала шаг вперед и подняла стебель.
– Якоб?
Штольман попятился в темный коридор.
Вне себя, Анна хлестнула жениха по груди белыми колокольчиками.
– Галантен, как всегда?
Со спины к Анне подошел Петр Иванович, который придержал племянницу за талию и спросил:
– Что за шум, Аннет? Доброе утро, Яков Плато…
Быстро нырнув за железную дверь, Яков остановился перед сцепкой. Дальше идти он не собирался, опасаясь вновь встретиться с Ниной, да и глупо было бегать по вагонам от рассерженной невесты. Он развернулся лицом к только что покинутому вагону.
Кипящая гневом Анна высвободилась из рук дядюшки и вышла в тамбур.
– Увидимся, Якоб? Что это значит, господин Штольман??? Вы что, встречаетесь с этой…?
Бросив цветок на пол, она вдруг разрыдалась и убежала обратно, а в купе закрыла задвижку и упала на диван.
«Сколько лет эта Нина будет портить мне жизнь? Но и Яков наверняка сам встречался с ней по своим шпионским делам! Может, она ему какие-то услуги оказывает, и он ей за это благодарен... Какие, интересно, услуги?» – слезы сами лились из глаз, и Анна, расстегнув на груди рубашку Якова, вытерла слезы тканью.
Поезд стоял в чистом поле. Островком тянулась к солнцу березовая роща, по деревенской дороге медленно тащилась телега, запряженная в понурую лошадку. На горизонте белесо слепила глаза озерная гладь – озер и болот на пути к Петербургу было бессчетно.
Штольман с Петром Ивановичем подошли к двери купе, Яков подергал за ручку. Тут же Миронов полез в карман.
– Секундочку, – он вытащил поездной ключ, подходящий ко всем замкам, и сунул его в замочную скважину. – Позаимствовал у проводника, – объяснил Петр Иванович.
Но ничего не произошло.
– Наверное, сломан…
– Аня, открой, пожалуйста, – позвал Яков.
Не дождавшись ответа, он потер подбородок и сказал Миронову: – Петр Иванович, рад вас видеть. Могу я попросить вас побыть здесь, чтобы Анна не убежала куда-нибудь еще?
– Разумеется, – кивнул будущий родственник.
– А вы куда?
…
– Пап, а маме цветочки понравились? – спросил резвившийся над поездом призрак в самое ухо Штольмана, и тот едва не слетел с верха вагона.
Яков присел, ухватившись ладонями за изгиб горячего металла – больше на крыше зацепиться было не за что.
– Очень, – буркнул он.
– А еще я для нее яблоко у дядьки стащил! Правда, прошлогоднее, – мальчишка попытался вспомнить давно забытое ощущение вкуса и с сожалением вздохнул. Но тут же хихикнул:
– Давай потом вместе в лес сходим? Я прятаться хорошо умею, буду тебя и маму пугать!
– Ох, малыш. Посмотрим.
…
Все еще всхлипывая, Анна услышала странный стук в окно. Она подняла голову. В открытой фрамуге окна появилась одна нога в кожаном ботинке, затем другая, и через мгновение Штольман ловко соскочил внутрь. Обтерев грязные руки платком, Яков сел рядом с девушкой и обнял её.
Она пихнула его локтем. – Уйди. Видеть тебя не хочу.
– Аня…
Уклонившись от сердитых кулачков, Яков прижал к себе любимую и поцеловал ее в мокрые глаза.
– Анечка, все это недоразумение. Разумеется, я не встречаюсь с Ниной Аркадьевной, я уже много лет ее не видел.
– А зачем ты ей цветы подарил?
– Я не дарил, – абсолютно уверенно сказал Штольман.
Анна все еще не понимала, но теплые руки и губы Якова сделали свое дело. Она прижалась к своему мужчине и спросила:
– Точно?
Он серьезно кивнул. Анна вздохнула.
– Поцелуешь меня?
…
– Смотри, что для тебя передали, – Яков показал на лежавшее на столе крупное яблоко.
– Ой. А кто?
Штольман вытащил нож, отрезал дольку и нежно коснулся ею губ Анны.
– Мальчишка. Сказал – угости там, в поезде, самую красивую.
– Так и сказал? – улыбнулась она.
– Так и сказал, – он усадил её на колени и с удовольствием смотрел, как Анна кладет в рот дольки одну за другой.
За дверью раздался настойчивый стук. Яков посадил Анну к столику, застегнул ей пуговки на рубашке и открыл дверь. В купе вошли Миронов и молодой унтер-офицер:
– Аннет, все в порядке?
– Яков Платонович, вы же говорили… Здравствуйте, Анна Викторовна, – Захаров очень удивился присутствию девушки.
Штольман вышел в коридор объясниться с полицейским, а дядюшка с тревогой взглянул на Анну.
– Дорогая, ты хорошо себя чувствуешь? Последнее время ты так нервно на все реагируешь, как будто беременна.
Закашлявшись, Анна с трудом проглотила кусок яблока и замахала рукой.
– Дядя!
– А... Ну да... Конечно, нет, как я мог подумать, – Миронов шлепнул себя по губам.
– Ну отдыхай, отдыхай...
Выйдя в коридор и закрыв за собой дверь, Петр Иванович сочувственно похлопал Штольмана по плечу.
– Поздравляю, Яков Платоныч. Терпения вам...
…
Сидя в кресле, Штольман читал прихваченный с собой журнал по медицине. Вдруг Яков побледнел. Перечитав строки, он взглянул на девушку, тут же вскочил и пересел к ней на диванчик.
– Смотри, что некий господин Снегирев пишет.
Анна, заинтересовавшись, склонилась над журналом.
– Новое кровеостанавливающее средство… – прочитала она.
– Не здесь. Вот.
– Считается, что до 7-8 недели акушерского срока женщинам, вынашивающим своего первого ребенка, не стоит… – она подняла голову. – И что?
– То, что мы… – Штольман в панике взглянул на невесту.
– Ты хорошо себя чувствуешь?
Она всплеснула руками.
– Яков, и ты туда же? Я чувствую себя прекрасно. Кстати, в Париже о Снегиреве я слышала, он действительно профессор, уважаемый и опытный медик. Но в моем случае он может ошибаться.
– Может. Но ты и ребенок мне слишком дороги, – хмурясь на свою беспечность, Яков вернулся в кресло и углубился в статью.
Не вполне понимая, о чем речь, сидевший на багажной полке Митрофан довольно кивнул.
«Да, берегите меня, папа глупостей не скажет. А потом мне еще надо братика. Двух. И котенка!»
====== Часть 26. Охранка ======
В Малой Вишере Нежинская сошла с поезда и в комнатке при зале ожидания встретилась с седоусым господином. Доложив о проведенных в Москве изысканиях, Нина обмолвилась, что встретила по дороге следователя Штольмана и его знакомую Анну Миронову.
– Миронова… – пожевал губами Балясников, начальник Охранного отделения полиции Петербурга, которое одновременно подчинялось столичному градоначальнику и негласно конкурировало с Секретным отделом департамента. В глазах и складках тяжелого рта начальника охранки отражались властолюбие и жестокость.
– Что-то я слышал про нее… Викарчук?
Узколицый, похожий на хорька секретарь, сидевший у стены, доложил, не вставая:
– Была известна пять лет назад как медиум. Ваш предшественник Варфоломеев хорошо о ней отзывался. Помогла в расследовании нескольких странных дел в Затонске Тверской губернии. По докладу нашего осведомителя на днях Штольман раскрыл дело о финансовых убытках лиц, близких к царской семье, при этом госпожа Миронова вновь общалась с потусторонним миром.
Балясников усмехнулся.
– Викарчук, когда ты все это узнал?
– По докладу – только что. Связи-с, Андрей Васильевич! – с хитрым выражением на лице ответил секретарь. Он не стал добавлять, что молодцы Секретного отдела, не теряя времени, сразу же допросили бездвижного Неклюдова и выбили из него все о махинациях финансиста и гипнотизера.
– Молодец, Викарчук.
– Так вот, Нина Аркадьевна, – руководитель охранки вновь взглянул на женщину.
– Наше дело об убийстве господина Крамме не терпит отлагательств. Если оно произошло из-за политики, то нужны срочные действия, иначе царской семье грозят неприятности. Пусть госпожа Миронова поможет нам.
Он встал из кресла и прошелся по комнатке.
– Я не похож на этих замшелых деятелей с Пантелеймоновской, которые ни во что не верят. Есть на этом свете многое, что обычным людям неподвластно, а умным следует необычных при себе держать, – причисляя себя к умным, Балясников повелительно махнул рукой на стоявший под парами состав.
– Отправляйтесь немедленно обратно. Приложите все усилия, чтобы достичь с Мироновой взаимопонимания. Я закончу здесь и вскоре вернусь в столицу, доложите.
Нина кивнула. Свободному агенту Охранного отделения, которым она нынче числилась, возражать начальству можно было крайне редко.
– Вельяминова я возьму с собой, – показала она на сопровождающего её молодого человека.
– Согласен. Серж, вы случайно не увлеклись Ниной Аркадьевной? – хмыкнул Балясников, – Она известная ветреница.
Сергей Вельяминов, отпрыск захудалой ветви старинного рода, покраснел. Охранка загоготала.
…
В купе второго класса Нина присела в кресло напротив спутника и задумалась. Там в спальном вагоне она смогла держать лицо, но перед собой можно было не таиться. При виде красавца Штольмана, которого будто и годы не брали, необоримое желание вспыхнуло в ней, а сердце ухнуло в пятки и вновь быстро забилось. В руках Якова ей до смерти захотелось тех еще, затонских, объятий и всего, что было меж ними до вмешательства Мироновой.
Она исподтишка взглянула на Вельяминова. Молод, статен, привлекателен. Но разве можно сравнить красоту забавного, пусть и крупного, щенка и матерого волка, каким, в ее представлении, был Штольман? Быстротечные интимные встречи с Сержем позволяли Нине как из ручья напиться, но с Якобом это был океан.
Нина поерзала в кресле.
Сергей понимающе улыбнулся – смущаясь перед старшими мужчинами, с этой дамой он был раскован и знал, что она любит.
– Ниночка Аркадьевна, поедем сразу ко мне, на Сенную?
Она согласно смежила ресницы.
«А затем – к делам».
…
– Взгляни, какая красота, – Анна через окно показала Штольману на широкий Волхов.
Яков кивнул, любуясь не водной гладью, а своей женщиной. В открытое окно пахнуло свежестью с реки. Сдерживая саднящее ощущение, Штольман вышел в коридор и откашлялся уже за закрытой дверью.
– Голубчик Яков Платонович, – сказал полный господин из соседнего купе, еще утром отрекомендовавшийся столичным клиницистом Захарьевым, – вам с таким кашлем не в Петербург надо ехать, а на юг. Сырой климат столицы вам вовсе не подходит.
– Заходите, если будет время, ко мне в клинику, – он дал Якову визитку.
– Спасибо, – улыбнулся Штольман, – это ничего, пройдет.
– Вы недавно не болели? Очень похоже на запущенную простуду.
Яков отрицательно повел подбородком, а вышедшая вслед за женихом Анна встревоженно спросила:
– Григорий Андреевич, это не туберкулез?
– Нет, нет, Анна Викторовна, кашель не похож на чахоточный. Но я бы рекомендовал вам, господин Штольман, вплотную заняться своим здоровьем. Иначе можно подхватить воспаление легких, а это уже крайне опасно.
– А что бы скажете про… – Анна начала расспрашивать соседа подробнее, и Яков вернулся в купе. Он не собирался тратить время на походы по врачам, своего собственного начинающего доктора ему было вполне достаточно.
…
Нежинская из конца вагона наблюдала за Анной. Та выглядела влюбленной и заботливой, а Штольман в тот краткий миг, что застала Нина, – скорее раздраженным.
Она подошла ближе.
– Анна Викторовна, – начала она, растянув губы в улыбке, – можно вас на пару слов?
С Нежинской Анна не хотела беседовать ни о чем. Она поблагодарила Захарьева за советы и зашла в купе, а перед Ниной вырос Штольман.
