Текст книги "Роман Брянский"

Автор книги: Сычев К. В.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 56 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

ГЛАВА 9
НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА

Купчиха Василиса ехала в запряженном двумя сытыми каурыми лошадьми возке. Было прохладно, дул сильный ветер, принося, порой, со стороны Днепра редкий, моросящий дождь.

Купец Илья позаботился о своей супруге и пристроил к возку большой деревянный тент, защищавший от мокроты и ветра. Впереди на облучке сидел извозчик Радомил, а по бокам шли пешком с каждой стороны по два, вооруженных длинными ножами и с дубинками на поясах, охранника, готовых в любой момент защитить и свою хозяйку, и ценный груз. Охранники были свои, вщижские, преданные купцу Илье люди. Они тоже потеряли всех своих родных и близких в разоренном Вщиже и теперь были как бы младшими членами большой патриархальной семьи.

Илья Всемилович был богатым, уважаемым во многих городах Руси купцом. В свое время он унаследовал от умершего во время «поветрия» отца довольно большую лавку и многочисленные склады разнообразных товаров во Вщиже. Но поскольку его отец скончался, когда Илье было всего десять лет, он сам с товарами в дальние края не ездил. Этим занимались приказчики, как оказалось, честные и деловые люди, из года в год приумножавшие богатства молодого купца. Торговали в основном пушниной. Зверя в ту пору в лесах было великое множество. За один сезон вщижские охотники сдавали в купеческую контору до трех тысяч только куньих шкурок, а белок было и не счесть! Хорошо продавались в крупных городах – Великом Новгороде, Чернигове и Киеве – и волчьи шкуры. Это был там очень ходкий товар! А волками буквально кишели леса Подесенья!

Продавали также и шкурки зайцев. Они, правда, были недороги. За одну серебряную арабскую монетку, по форме напоминавшую чешуйку большой рыбы, или куну, как ее называли, в былые времена можно было купить до 15 заячьих шкурок. Белка стоила в пять раз дороже, а куница – в пятнадцать! Хорошая волчья шкура могла быть продана в Великом Новгороде тоже по цене куны, а вот на юге был высокий спрос в основном на дешевые меха для простонародья. Правда, в последние годы, арабские монеты стали редкостью, вместо них цену куны имели либо какие-то необходимые и недорогие товары, либо меха и шкурки животных. У купца Ильи было немало серебряных монет, и он использовал их в качестве подарков слугам или для подкупа наделенных властью людей.

Одно время купеческая контора Ильи Всемиловича вывозила и сбывала на юг продовольственные товары: соленую и сушеную рыбу, икру, овощи и зерно. Но из-за того, что на Руси эти товары были достаточно распространены и цены на них не всегда располагали к выгодной торговле, постепенно от них отказались и стали заниматься только мехами.

Когда купец Илья возмужал и достиг двадцатилетнего возраста, он стал сам совершать дальние поездки на своих больших четырнадцативесельных судах и за полтора десятка лет увеличил свои богатства в четыре раза! К тому времени он уже был женат, имел двух сыновей, которые учились у него торговым навыкам и были достойными ему помощниками.

Когда монголы сожгли и разграбили Вщиж, молодой купец не был разорен. Весь товар он успел вывезти и выгодно продать. Сгорели лишь хозяйственные постройки, пустые склады и большой, немногим уступавший княжескому, терем.

Душевная боль и отчаяние были вызваны лишь смертью матери – верного друга и наставника – воспитавшей в Илье трудолюбие, практичность и неуемную жажду жизни. С этой потерей он не мог смириться и каждый раз в церкви со слезами на глазах поминал свою любимую матушку.

Однако жизнь продолжалась, и надо было искать новое место для постоянного пристанища: не век ведь странствовать! Вот и решил Илья Всемилович уехать навсегда из родного края на юг в полюбившийся ему город великого князя Михаила – Киев. Здесь ему повезло. В самых удобных центральных торговых рядах киевского рынка продавалась лавка погибшего в Переяславле-Южном купца. Его вдова долго не торговалась и за пять серебряных слитков – гривен – Илья стал хозяином выгодного места. С его умением вести дела, ладить с соседними торговцами и простым людом, доходы неуклонно возрастали, и к осени 1239 года вщижанин достиг высокого положения в городе.

Теперь он уже мог позволить себе построить огромный для всей своей семьи и челяди дом и взять на службу целый штат прислуги – от домоуправа до хорошо вооруженных и обученных охранников. Всех своих вщижских слуг он поставил над вновь нанятыми киевлянами, чтобы земляки следили за их работой. А в охрану принимались только самые преданные, соотечественники, им можно было доверять все! Купец так организовал свое хозяйство, что все в нем были обязательно чем-нибудь заняты, поэтому в семье не было праздных и бестолковых. Даже свою любимую Василису он загрузил делами. С первого взгляда, нетрудными и приятными. С утра она привозила в лавку дополнительные товары со складов. После обеда отвозила домой все, что не находило долгого сбыта. Купчиха, кроме того, ездила и по всему рынку: узнавала цены на товары у других торговцев, получала сведения о приезде новых купцов, о ценах на товары в разных городах и даже о политических событиях! В ту пору рынок был источником всех новостей!

Таким образом, у Василисы была интересная и разнообразная работа. Не умея читать и писать, простая вщижская женщина вбирала в свою память все, что узнавала, и рассказывала потом мужу по вечерам, не забывая ни малейшей подробности. А уж Илья Всемилович умел выгодно использовать получаемые сведения! Так, в мае, накануне приезда в город византийского купца Деметрия, он уже знал, что греки собирались сбыть дешевые, но яркие ткани, не нашедшие покупателей на берегах Дуная, по довольно скромной цене. Поэтому он, не дожидаясь, пока корабль разгрузят, в первый же день проник на его палубу и договорился об оптовой покупке всего товара. Затем, наняв грузчиков и дополнительную охрану, он перевез на свои склады ткани и стал ими выгодно торговать. К осени греческая материя была продана, и доходы превзошли все ожидания! Вщижский купец открыл для себя с помощью находчивой супруги один интересный закон: большие доходы получаются не от сбыта дорогих товаров богачам, а от продажи самых употребительных, доступных каждому простому человеку! Конечно, это не значило, что Илья Всемилович не торговал и товарами для знати. У него была своя небольшая ювелирная лавка, где часто толпились не только богатые горожане, но даже иноземцы, изысканные вкусы которых тоже находили удовлетворение в торговом ряду предприимчивого купца.

Итак, купчиха Василиса везла в лавку мужа целую телегу небольших глиняных горшков, скупленных сразу после гибели Переяславля-Южного у киевских гончаров. Купчиха проведала, что эти сосуды потребуются горожанам для припрятывания своих богатств на случай осады города врагами. Пусть и не Бог весть какой доход, а все же деньги!

Правда, горшки пролежали без толку больше полугода, и только вот сегодня, как стало известно о падении Чернигова, всю их первую партию раскупили с молотка! Илья послал к жене слугу с просьбой прислать еще глиняных изделий. И вот Василиса везла ему товар на тряской телеге, боясь гнать лошадей, чтобы не разбить посуду. Охранники, сопровождавшие купчиху, радовались: не нужно было бежать. Они спокойным шагом шествовали в сторону рынка, перебрасываясь иногда между собой короткими фразами. Прислуга любила Василису. Та была доброй и щедрой женщиной. Каждый день охранники получали от нее достаточные деньги и на прокорм, и на пропой. И сегодня утром Василиса выдала каждому из них по две стеклянных бусины – хватит и на пирожок, и на кружку хмельной браги. А на праздничные дни, каких в ту пору на Руси было немало, Василиса выдавала каждому слуге по целому стеклянному браслету, а то и по пригоршне шиферных пряслиц, чтобы достойно отпраздновать святой день! В большие же православные праздники им делал подарки сам хозяин – Илья Всемилович! Каждый слуга получал из его щедрых рук по целой куне – серебряной арабской монетке, которую многие предприимчивые подручные не тратили: берегли на черный день. И это все давалось сверх обычной платы! Словом, хорошо жилось слугам у заботливого купца!

Когда Василиса прибыла в лавку, она обратила внимание на необычное оживление. Толпы горожан бегали взад-вперед по рынку и буквально расхватывали товары. За какой-нибудь час разошлись все горшки, привезенные купчихой, опустели забитые тканями полки, исчезли даже товары для знати: золотые и серебряные украшения, сосуды, драгоценные камни.

– Что же сегодня творится? – хмурился купец Илья. Такая живость покупателей уже не радовала его, а тревожила.

– Сходи-ка, Василисушка, в дальний конец, – задумчиво сказал он, – да порасспроси-ка там людей, что такое приключилось? Неужто враги идут к нашему славному Киеву? А может, мор у Греков или в Великом Новгороде?

Василиса понимающе кивнула мужу головой и кликнула охрану.

– Да возок-то с собой прихвати! – посоветовал Илья Всемилович. – Кто знает, вдруг будет нужен! Не надо тогда обходить людские толпы. Даже праздные зеваки уступят тебе дорогу.

Василиса покорно села в возок, с которого сняли верх, и, сопровождаемая верными людьми, медленно двинулась в сторону рыночной площади. Вдоль рядов она ехать не могла, ввиду их узости, и направилась по главной дороге, тоже переполненной людьми. Вознице приходилось постоянно останавливаться, кричать на прохожих, а то и расчищать дорогу кнутом. Не однажды охранники выбегали вперед и оттаскивали в стороны лежавших то тут, то там пьяниц: их в этот день было так много, что бедные телохранители просто измучились и истекли потом.

Наконец показалась рыночная площадь, и Василиса услышала какие-то непонятные, резкие звуки. Это была чужеземная речь, сопровождаемая криками на русском языке. Купчиха вздрогнула, когда звуки стали слышны отчетливее.

– Господи, да это же татарская речь! – подумала она. Страх сковал ей душу. Первой мыслью было бежать отсюда подальше, хоть на край света. Но вместо этого, Василиса прижалась ко дну возка и оцепенела.

Между тем, повозка приблизилась к источнику шума, и перед глазами испуганной женщины предстало неожиданное зрелище.

В самом центре торговой площади стояли, сгрудившись, татарские всадники. Василиса насчитала одиннадцать воинов. Все в той самой одежде, в тех же рысьих шапках, но без луков, сабель и копий. Всадники были безоружными! Купчиха, глядя на них, тряслась, как в лихорадке. Охранники, видя испуг своей хозяйки, склонились перед ней и стали ее успокаивать.

– Не бойся, матушка, – громко промолвил бывший вщижский пастух Ставр, – враги-то неопасны! Они сюда приехали, как ты видишь, матушка, не ради войны, но ради покоя. Слышишь, как их толмач говорит по-русски?

– Вонючий бродник, изменник! – буркнул другой охранник, бывший грузчик Волод. – Смотри: чешет по-русски, как по-писанному!

– Да уж не плети ты, Волька! – махнул рукой с другого конца возка охранник Милюта. – Все ты ищешь изменников! А если бы ты попал в поганский плен, как бы тогда говорил? Ну, а если есть жена и малые дети? Молчишь, так не мели тогда чушь!

– Плен, – подумала Василиса, перед ее глазами встали страшные сцены насилия в избе вщижского пасечника. – Ну, уж тогда лучше смерть!

С площади все еще доносились крики татарских всадников, и переводчик уже в который раз повторял все те же фразы. Наконец, до купчихи стал доходить смысл вражеских слов.

– Так они хотят, в самом деле, по-доброму заключить договор! Значит, тогда не будет войны! И Киев наш навеки спасется! – громко сказала она, широко раскрыв глаза.

– Известно, матушка, что войны не будет! – поддержал ее Ставр. – Договорится наш князь с татарами. Слава Господу, что поганые не хотят войны!

Вдруг раздался звон. Высокий, стройный монгол, стоявший спиной к Василисе, с силой ударил по большой металлической пластине, висевшей на шесте, который торчал из-под его седла. Воцарилось молчание, и тут тишину нарушил властный и громкий голос татарина. Переводчик вслед за ним сказал: – От имени Бату-хана, великого полководца, Гуюк-хана, Мэнгу-хана, Байдар-хана, их славных темников и многих-многих воинов, покоривших весь мир, говорю вам, жители знатного города: наш повелитель посылает вам свое мудрое слово!

Переводчик замолчал и вновь заговорил знатный татарин. Василиса прислушалась и вздрогнула: да это же он! Не помня себя, она встала, спустилась с повозки на землю и пошла к группе татарских всадников.

– Куда же ты, матушка! – крикнули охранники и бросились за ней. Но купчиха не слышала ничего и никого, кроме знакомого всадника. Она обошла татар и глянула в лицо говорившего. Да, это был тот самый татарин, который тогда, во Вщиже, остановил жестоких насильников и увел их полчища из разоренного города. На нем был тот же самый коричнево-красный богатый тулуп, но на груди не поблескивала серебряная пластинка. Шапка была не рысья, а соболья, украшенная блестящими, видимо золотыми и серебряными, подвесками. Татарин замолчал, и переводчик вновь обратился к народу.

– Знайте же, урусы, что великий полководец не хочет сжигать ваш город! Неужели вы не знаете, как он разрушил и погрузил во мрак забвения тысячи ваших городов? Те города проявили свое упрямство воле нашего государя! Если же и вы будете противиться воле великого государя, то и вас постигнет жестокая участь!

– Что же вам от нас надо? – закричал вдруг кто-то из толпы. – Мы совсем не хотим кровавой войны, но вот не знаем, как с вами договориться!

Переводчик обернулся к властному татарину и что-то сказал ему на гортанном языке. Глава татарского отряда выслушал его, кивнул головой и быстро произнес несколько слов.

– Вот что вам говорит Болху-Тучигэн, великий господин, – повернулся к киевлянам толмач. – Не шибко дорого вам мир и покой обойдутся: каждый год по куне от дома!

Толпа зашумела.

– Да, по куне, по одной! Но не больше! Однако если не смиритесь и не станете данниками непобедимого полководца Бату, тогда да покарает вас Господь беспощадным мечом!

– Ишь ты, как не богато: по куне от дома! – раздался вдруг зычный, гневный окрик.

Василиса оглянулась и увидела подъезжавшего к татарам всадника. Тот был одет в платье простого киевского горожанина, но дорогой конь, посеребренные ножны меча и кинжал в богатой оправе выдавали в нем знатного человека.

– Постойте-ка, я уже видела этого молодца! – вскрикнула Василиса. – Ну-ка, ребятки, поглядите, неужели не признали?

– Да это же – княжеский дружинник, матушка! – молвил Волод. – Смотри, их тут немало собралось! Зачем же они вырядились по-простому!?

В это время заговорил главный татарин, и опять установилась тишина.

– Чего же вы сомневаетесь? – перевел толмач. – Всего куна – это не такая уж высокая плата! Князю да в городскую казну больше платите да еще церкви десятину!

– Ах, так вы хулить святую церковь!! – выкрикнули переодетые княжеские люди. – Мало вам, что осквернили и пожгли Господни храмы?! Так вы пришли теперь и кощунствовать! Бей же их, молодцы, без пощады!

Но толпа стояла неподвижно, и, казалось, не слышала призывного клича.

– Бейте же нечестивых, горожане! – закричал старший дружинник. – Да хватайте их безжалостно!

Глава татарского посольства выехал вперед и громко произнес, обращаясь к провокаторам: – Мы – посланцы великого хана! И доведем все условия до вашего князя! Вы не имеете права убивать посланников! Сам Бог не простит вам такого злодейства! А Бог один для всех!

Толмач быстро перевел его слова, и вновь стало тихо.

Но уже буквально через минуту вооруженные русские всадники с яростью набросились на маленький татарский отряд.

– Бей их! Рази гадов! – истошно заорали нападавшие.

Этот дикий, протяжный вопль «завел» толпу, которая сначала зашевелилась, заволновалась и, наконец, разъярилась. Люди закричали, засуетились. Кто выхватил дубину, кто поднял камень…Надменные татары, как подкошенные, попадали со своих лошадей. Обезумевшие люди бросились со всех сторон, каждый пытался ударить ненавистного язычника.

Глядя на это, Василиса стала выходить из состояния оцепенения.

– Молодцы! – крикнула она своим охранникам, которые плотным кольцом окружили ее, защищая от возможной опасности. – Вы видели татарина в красноватом тулупе?

– Видели, матушка! – ответствовали парни.

– Так вот, ребятушки, надо его спасти!

– Да как же, матушка? – изумился Волод. – Разве это правильно? Это же враг, лютый и безжалостный!

– Каждому – по куне за это! Или по десяти, ребятушки, если вызволите того жалкого татарина! Именно он спас меня тогда случайно во Вщиже! Быть бы мне покойницей, если бы не он!

– Ну, если так! – крикнул Ставр. – За тебя мы готовы в огонь и воду!

И охранники, забыв обо всем на свете, как угорелые, помчались к разъяренной толпе. Не прошло и минуты, как они, побитые, растерзанные и грязные, вылезли из общей кучи, таща по земле большой бесформенный красноватый тюк.

– Вот он, тут, матушка! – воскликнул с радостью Волод, вытирая пот со лба. – Это твой татарин!

– О, Господи! – пробормотала Василиса, глядя на неузнаваемый, обезображенный труп. – Что ж они сделали с этим несчастным! Давайте же, тащите убитого на воз!

Толпа в это время продолжала терзать останки ненавистных татарских послов и не обращала внимания на купчиху и ее спутников.

Тело знатного монгола удалось без помех погрузить на повозку, и телега медленно поехала в сторону купеческого дома. Василиса сидела рядом с прикрытым армяком трупом и думала горькую думу.

– Так что же теперь делать? – рассуждала она про себя. – Татары не простят такого злодеяния! Вот ведь какой несправедливый князь Михаил!

Ей стало до боли жалко знатного татарского посланца. Она вспомнила, как он внес свежую струю воздуха в ту избу, где над ней издевался насильник. Как он разогнал это злодейское сонмище. И заплакала…

Вдруг неожиданно из-под армяка раздался хриплый, протяжный стон. Василиса вздрогнула и приподняла закрывавшую голову трупа ткань. На нее с любопытством смотрели живые темно-карие глаза. Никаких признаков страдания не было видно на разбитом вкровь лице отважного татарина, но только презрительная улыбка.

– Жив! – вскрикнула купчиха и перекрестилась. – Ну, слава Господу! Значит, такова уж его судьба!

ГЛАВА 10
СЛОВО ОТЦА ИГНАТИЯ

Лесник Ермила ехал на вщижское пепелище по делу. Он хотел договориться с городецкими мужиками о новых вырубках в лесу. Ефим Добрыневич прислал из Брянска людей с сообщением о том, что он собирается расширять княжескую укрепленную усадьбу, чтобы превратить ее в настоящую боевую крепость.

Несмотря на наличие густого и годного для строительства леса в окрестностях самого Брянска, местный управляющий не хотел уничтожать защитную полосу усадьбы. Он знал, что во время первого нашествия на Русь монголы избегали нападений на окруженные лесами поселения, и те счастливо уцелели. Поэтому опытный воин и хороший хозяин решил добывать лес в пятидесяти верстах от вверенной ему усадьбы. Стволы деревьев можно было без труда сплавить вниз по Десне и использовать на стройку.

Ермила уже больше года прожил с семьей в своем лесном домике. Постепенно затягивались душевные раны, жизнь входила в обычную колею, только вот дети больше не спрашивали по вечерам отца, когда же они снова наведаются в гости к своим дедушкам и бабушкам. Малыши как-то сразу повзрослели и посерьезнели и, хотя родители старались избегать с ними разговоров о случившемся несчастье, все же дети поняли и осознали по-своему, по детски, весь ужас вщижской трагедии. В ту пору было не принято много говаривать и, тем более, задавать назойливые вопросы взрослым: малыши довольствовались тем, что случайно слышали и видели…

Ермила довольно быстро преодолел на своем откормленном коренастом жеребце лесную полосу, проскакал вдоль озера Бечино и приблизился к берегам Десны.

Первые дни декабря 1239 года были снежными и морозными. Лишь только небольшая санная колея, тянувшаяся со стороны Городца по замерзшему руслу совершенно засыпанной снегом реки, свидетельствовала об обитаемости поселения.

Лесник выехал на лед с удобной стороны и осмотрелся. Справа невдалеке виднелся небольшой свайный мост, построенный прошлой весной для доставки бревен. А от него шагов за триста в сторону Городца тянулись как бы впившиеся в берега, почерневшие и полузасыпанные песком, обломки уничтоженных монголами вщижских судов. Их было так много, что мужики, начавшие собирать обгоревшие корабельные доски сразу же после погребения тел несчастных жертв набега, скоро устали и отказались от этого. Да и распоряжений по очищению берегов от мусора никто из управляющих не давал. Без того было много дел, и люди понадеялись, что со временем течение реки само уберет жалкие остатки речного флота.

Ермила подъехал к огромному, наполовину обгоревшему, но все еще величественному, выдолбленному из одного тысячелетнего дубового ствола, челну, возвышавшемуся над всей кучей корабельного праха. Этот замечательный корабль принадлежал самому князю Олегу Вщижскому! Не раз выходил на нем властный вщижанин в походы по водным просторам Десны. За версту был виден огромный красный парус с изображением лучистого солнца…И вот теперь, пробитый татарскими топорами, почерневший от копоти, торчал этот челн, обреченный на погребение в тине и песке, из замерзшей береговой грязи, являя собой грустное и жалкое зрелище.

– Господи, прости же грехи несчастного князя Олега! – пробормотал Ермила и натянул узду. – Царствие ему небесное!

Жеребец вздрогнул и быстро поскакал через реку в сторону нового поселения, наскоро отстроенного на пепелище.

Когда лесник подъехал к избе нынешнего вщижского старосты Вершилы, того самого городецкого мужика, с которым он встретился еще в марте 1238 года на деснинском льду во время бегства с семьей от татарского погрома, его, как оказалось, с нетерпением ждали.

В большой светлой комнате за столом, уставленным снедью, сидели, попивая хмельную брагу, Вершила и два неместных мужика.

– О, Ермила Милешич! – крикнул один из них, увидев лесника. – А мы только что о тебе говорили! Это хорошо, что ты тут объявился!

Ермила без труда узнал княжеских вояк, охранявших в прошлом году брянскую усадьбу.

– А что тут приключилось? Зачем вы пожаловали? Неужто по мою душу? – встревожился лесник. – Неужели опять беда пришла?!

– Садись, Милешич! – улыбнулся самый молодой из воинов, лучник Крайко. – Откушай-ка с нами бражки, а там и поговорим!

– Вот это дело! – поддакнул его старший товарищ, копейщик Путило. – Испей-ка с дорожки, а там все обсудим. Слава Господу, что ничего прескверного не случилось!

Ермила сел за стол, и молодая хозяйка сразу же поднесла ему полную чашу…

– Тут, Ермила Милешич, есть до тебя такое дело, – начал Путило после приема еще двух чаш. – Захотел наш Ефим Добрынич, чтобы ты сегодня же с семьей приехал в Брянск. Премного дел у нас там накопилось!

– А как же тогда лес и сторожка? – пробормотал лесник, но Крайко перебил его: – Некогда тут, Милешич, думать! Тяжкие времена для землицы нашей наступили. Теперь, после разгрома Чернигова, подходит черед Киева! Князь Михаил уже давно присылал гонца: готовить ополчение для защиты Киева! Но это не для тебя! Это для нас, знатных воинов! – Он ударил себя кулаком в грудь и с гордостью посмотрел на собеседников. – Мы еще раньше послали в Киев один отряд. Теперь нужно много воинов! Уж найдем выход! Однако же нам потребны и стражники для княжеского имения!

– Но я же только лесник…, – пробормотал Ермила.

– Но мужик ты крепкий! – хлопнул его по плечу староста Вершила. – Разве не сумеешь оборонить крепость?

– А как же супруга и дети? – вздохнул лесник.

– Да в Брянске будете все вместе жить. Хватит там углов и харчей. Вот поезжай туда и увидишь, каким стал Брянск за этот год! Велики перемены! Теперь это могучий город! – ответствовал Путило. – Добрая половина Чернигова туда перебежала!

– А за сторожку свою не горюй! – добавил Крайко. – Мы вот тут с Вершилой Силычем посоветовались…Он скоро найдет лесника…А там уж все образуется…Вот одолеем поганых, и тогда ты вернешься восвояси, если тебе так мил этот лес…

На следующее утро Ермила, собрав свои пожитки, отправился с семьей на видавшем виды возке по хорошо известному маршруту в Брянск. Всю дорогу он, недовольный, ворчал о несвоевременной поездке, о суровой зиме, о требовательности брянского управляющего и даже о проклятых татарах!

Аграфена покорно молчала и тихо ждала, когда успокоится муж.

– Смирись, Ермилушка, – сказала она, когда лесник перевел дух и затих. – На то они власть, чтобы жизнями простых людей ведать! Ты же слышал, что будешь сидеть тут в Брянске и охранять княжескую усадьбу. А это не так уж плохо. Да все мы тут с тобой рядышком! Подружилась я с Варварой Деяновной. Веселее нам тут будет!

Дети слушали разговор родителей и молчали. Они были по-своему рады отъезду из лесной сторожки. Брянск мыслился ими как интересное, многолюдное место. Да и сверстники там для них были! У многих воинов имелись семьи. Кроме того, они еще в прошлом году познакомились с детьми Ефима Добрыневича. Вот уж наигрались! Что им теперь дремучий лес!

Брянский управляющий встретил гостей с распростертыми объятиями: Ермила, практичный и трудолюбивый, хороший собеседник, полюбился ему с первой встречи. Во время застолья Ефим Добрыневич рассказал леснику об известных ему событиях в Киеве. Оказывается, великий князь Михаил покинул стольный город со всем семейством: уехал в Венгрию к тамошнему королю за помощью.

– Великий князь не надеется на свои силы в деле обороны нашей древней столицы! – подытожил он свой рассказ и уныло покачал головой. – Но мне не верится, что венгры окажут нам помощь! Когда беда на Руси случается, иноземцы идут с огнем и мечом по нашей землице, чтобы то, что другие еще не взяли, прихватить! Нужно надеяться только на свою силу!

– Кто знает, что надо? – возразил Ермила. – Князь-то есть князь…Он больше нас знает, что для нашей земли надо! Может так и должно быть?!

– Прескверное дело! – поморщился Ефим Добрыневич. – Если он увез свою семью, значит, нескоро мы увидим своего князя! Один мой славный соратник, княжеский посланник, поведал, что даже его старшая дочь Феодулия, недовольная отцовским отъездом, ушла из княжеской семьи и одна подалась в суздальскую землю, в какой-то монастырь!

– Вот как! – кивнул головой лесник. – Значит, беда грозит Киеву!

– Да они еще послов татарских перебили! – бросил управляющий. – Правда, поговаривают, что сами киевляне это сделали…Но я-то знаю всю правду! Ох, уж горяч и нетерпим наш пресветлый князь!

– А что, Ефим Добрынич, – переменил тему разговора Ермила, – ты хочешь, как я вижу, превратить эту усадьбу в большой город? Я тут подъезжал к имению и видел множество землянок и шалашей…Далеко окрест работный люд суетится!

– Так и есть, Ермилушка, – улыбнулся княжеский управитель. – Сюда, в лесной край, бегут со всех концов русской земли. Из одного только Чернигова почти семьсот человек приехали! А что я могу? Вот помог им срубить времянки. Да ведь холодно теперь! Однако верю: сумеют русские люди пережить это тяжкое время…Послал я также сотню человек в городки и села по реке Десне. А по весне надо еще избы вокруг княжеской усадьбы рубить. Тогда и крепость расширим. Княжеский гонец мне говорил, что сам великий князь сюда пожалует! Не век же ему на чужбине скитаться! И возродится древний Брянск, руины которого в прахе лежат в трех верстах отсюда, вверх по Десне.

В это время хлопнула дверь, и в трапезную вошел местный священник, настоятель Покровской церкви отец Игнатий.

– Доброго здоровья и благословение Господне на вашу трапезу! – громко сказал он, перекрестившись на иконы.

– Будь здоров и ты, святой отец! – ответили, вставая, Ермила и Ефим Добрыневич с женами. Поп перекрестил их и присел к столу на свободную скамью.

– Вкусите, отец, – засуетилась хозяйка Варвара. – Вот дичина жареная, и тут же – брусничка! Примите же меда чарочку на доброе здоровье!

– Благодарю, хозяюшка, – промолвил густым приятным басом отец Игнатий. – Приму с превеликим удовольствием! – Он опрокинул чарку меда и причмокнул губами. – А напиток этот весьма крепок! Вижу отменную хозяйку!

Варвара порозовела от удовольствия.

– Ну, так о чем вы нынче говорите? – спросил священник, прожевав кусок кабаньей ветчины. – Видно, о нашей русской земле и нежданных бедах?

– Уж так, отец, – промолвил Ефим Добрыневич. – Заодно мы обсудили дело возрождения древнего Брянска! Хочу, чтобы здесь был большой город…Разве мы зря назвали так нашу усадьбу – «Брянск»? Это значит, что наш город грозный и бранный!

– Неужели ты захотел возродить тот город, который стоял на Чашином кургане? – улыбнулся отец Игнатий. – Это – доброе дело! Пусть же будет славный город с таким именем! А знаете ли вы, какая судьба постигла этот город в давние времена?

– Расскажи нам, святой отец! – попросила хозяйка. – Ты ведь человек превеликой учености! Читал древние книжицы! Мы все тут темные люди и едва знаем грамоту! Ходят разные слухи о том Чашином кургане! Говорят, что не прошло еще и ста лет от тех дел!

– Ладно, расскажу, – кивнул головой священник. – Дело это нехлопотное.

И, пригубив еще чарку крепкого меда, он начал свое повествование.

– Еще при великом киевском князе Владимире Красное Солнышко, в год святого Крещения Руси, началось обширное строительство крепостей. Великий князь решил создать мощную засечную полосу по всем рекам, чтобы защитить свою землю от степных хищников. Они всегда досаждали русской земле. От них никогда не было покоя! И вот княжеские люди начали рубить малые крепости…А одна из них была воздвигнута на месте старого вятичского поселения как раз напротив того места, где речка Болва впадает в Десну. Ты прав, – кивнул он головой Ефиму. – Слово «Брянск» тогда понималось как «грозный», «бранный»! Тогда думали, что городская крепость будет твердым орехом для врагов! Сам славный княжеский воевода Волчий Хвост воздвиг там большой терем! Это и есть та «чаша», давшая имя кургану. Многие славные киевские воеводы там побывали. Они взимали дань с местных язычников для своего славного князя! Все леса в ту пору были переполнены язычниками! Бывало, что язычники прибегали к православному кресту! Была здесь и церковь, пусть деревянная, но достаточно большая, чтобы вмещать всех верующих во Христа! Как вы знаете, я воздвиг там, года два тому назад, на месте старой церкви часовенку! Землица-то эта священна! Ну, вот, русские люди, прибежавшие со всех концов нашей земли, начали собираться вокруг той крепости или терема. Кого там только не было! Даже воры и разбойники объявились! Здесь осели и славные умельцы, гончары и плотники, бежавшие тогда от своих жестоких правителей!