Текст книги "Роман Брянский"

Автор книги: Сычев К. В.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 56 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

– А вон и его юрта! – крикнул с радостью подъехавший с другой стороны купеческий слуга Волод. – Как жаль, что с нами нет Милюты и Провида! Вот бы они порадовались!

В это время к сопровождавшим русских татарам подъехали новые люди и о чем-то переговорили. Рыжебородый мурза показал рукой на переднюю, купеческую телегу.

Высокий худой татарин с большой треугольной рысьей шапкой на голове и коротенькой, редкой бородкой, пришпорил коня и приблизился к русскому обозу. – Я – толмач, – сказал он на хорошем русском языке Илье. – Покажи-ка мне свою пайцзу.

Илья вновь извлек табличку. Татарин внимательно, не касаясь руками, оглядел ее и что-то быстро сказал рыжебородому.

– Якши, – кивнул тот головой. – Переведи-ка мои слова.

– Кто ты такой и откуда едешь? – вопросил переводчик. Илья ответил.

– Где ты взял пайцзу? – вновь спросил татарин.

– Это подарок самого великого государя и царя. Бату!

Татары о чем-то быстро перемолвились, затем прижали руки к груди и почтительно склонили головы.

– Дальше я не вправе тебя расспрашивать, – промолвил, казалось, напуганный толмач. – Люди нашего повелителя и, тем более, его друзья свободны от пристрастных вопросов. Но поведай, а ты не из тех урусов, какие нынче собрались у государя?

– Ничего об этом не знаю! – удивился купец. – О ком ты говоришь?

– Там у золотого государева шатра стоят ваши русские, – поморщился переводчик. – Князь Михаил из Чернигова со своими людьми…Похоже, что сегодня этот день станет для него последним! Говорят, что наш великий государь сильно на него рассержен!

– Князь Михаил? Здесь?! – вскричал Илья Всемилович. – Надо тогда спешить, если ему угрожает смерть…Мы должны умолить великого царя и спасти его! Скорей же, молодцы!

– Вон туда, он там, – показал рукой толмач. Татары расступились.

– Скачите быстрей, молодцы! – еще раз приказал Илья, махая кнутом. – Вот ведь какая беда!

Купеческий поезд прямо-таки сорвался с места.

Однако не проехали русские и двухсот шагов, как их вновь задержали уже другие конные татары. Даже увидев пропуск, они не расступились перед купцом и его людьми.

– Что такое, почему собрались?! – крикнул Илья. – Вот у меня пайцза государева!

– А ты не горячись, купчина, – произнес вдруг гнусаво на чистом русском языке кто-то сзади. – Тут поблизости царский шатер, и мы не можем туда всех пропускать!

Илья обернулся. На небольшой татарской лошадке сидел здоровенный черномазый детина и нагло улыбался.

– Бродник поганый, – подумал купец. – Ишь, выслуживается перед татарами!

– Говори же, зачем ты сюда едешь? – спросил одетый в татарскую одежду русский. – И откуда у тебя пайцза?

– От самого государя Бату, – ответил Илья.

– Такой же пропуск был и у беспутного князя Михаила, – кивнул головой черномазый. – Но он ему не помог!

– Как? Почему? – вздрогнул Илья Всемилович. – Что же с князем случилось?

– Лишь кучка костей осталась от твоего князя, – засмеялся бродник. – Вон она там лежит, песья радость!

– О, Господи, – простонал Илья, – да как ты можешь такое говорить? Это же наш, русский князь! Грех-то какой, Господи!

– Какой тут грех? – сплюнул черномазый. – Что мне твой князь? Я-то сам не княжеский! Великий хан – вот кто теперь мой господин!

– Однако ты же русский человек! – сурово промолвил купец и огляделся. – Эй, ребята! – крикнул он. – Пошли же к царю! Я не верю этому злодею!

– Погоди, братец, – буркнул со злобой бродник. – Не думай, что если украл пайцзу, то ты уже тут господин! Если татары тебя пропустили, то я ни за что не пропущу! Говори же, где ты взял пайцзу?

– Этот пропуск мне дал славный Болху-Тучегон! – громко сказал Илья Всемилович. – Если не пустишь меня, то я все ему доподлинно расскажу! И тебе тогда сильно не поздоровится!

Услышав имя ханского любимца, татары, стоявшие вокруг, как по команде, расступились. Нехотя сошел с дороги и помрачневший бродник. Видно, многое значило здесь имя купеческого покровителя!

– Давайте, гоните, ребятушки! – крикнул поспешно купец. – Может, еще успеем!

Но телеги не долго громыхали по широкой дороге между кибитками…Еще поворот, и они выскочили на большое, свободное от строений пространство. Там впереди, окруженная множеством людей, среди желтой бескрайней степи и кустарника, стояла блиставшая золотом огромная ханская юрта. Невдалеке от нее дымились большие затухавшие костры, метались люди, лаяли собаки.

Остановившись у тлеющих головешек, купец слез с телеги и пошел вперед по дорожке между костров. Татары, бродившие вокруг, казалось, не обращали никакого внимания на внезапно появившихся русских. Илья Всемилович со своими верными людьми быстро продвигался вперед. До царского шатра уже было недалеко, когда вдруг купец споткнулся, поскользнувшись, и едва не упал.

– О, Господи! – крикнул он. – Да ведь тут кровавая лужа!

Кровавая полоса тянулась в сторону от дороги. Там, у больших ивовых кустов лежала красновато-черная бесформенная масса. Вокруг этой кучи сновали огромные, лохматые собаки.

– Господи! – прохрипел купец и упал на колени. Страшная догадка поразила его, лишив на мгновение подвижности. – Бедный, бедный князь Михаил!

Татарские собаки, оторвавшись от добычи, с хрипом залаяли на лежавшего купца. Ставр с Володом быстро подскочили к хозяину и поставили его на ноги, поддерживая с обеих сторон.

– Сделайте хоть что-нибудь, ребятушки! – заплакал купец. – Спасите хоть бы кости нашего князя от поругания! Хоть бы похоронить его по-людски…Ох, звери лютые!

– Мы все сделаем, батюшка! – крикнул подбежавший к купцу лекарь Радобуд. – Это дело нехитрое! Эй, Обрад, беги к моей телеге и неси сюда скорей мой черный мешок с пахучей травой!

Столпившиеся вокруг татары с любопытством смотрели на метавшихся русских.

– А теперь, Обрад, – сказал вернувшемуся молодцу одеревенелым языком Радобуд, – пошли же к телу князя. Да посыпай этой травой его кости! Да побольше…Ну-ка, псы, прочь! – крикнул он. – Расступитесь!

Собаки, почуявшие угрозу в словах знахаря, перестали лаять и зарычали, не собираясь уходить.

Радобуд с Обрадом, не взирая на множество лохматых оскаленных пастей, быстро подошли к кровавым останкам князя Михаила и боярина Федора и стали щедро сыпать травяной порошок.

– О, Господи милосердный, какой ужас! – бормотал, делая свое дело, Радобуд.

– Страх же, что нехристи наделали! – вторил ему Обрад, размахивая руками.

Псы как завороженные смотрели на бесстрашных русских и, казалась, оцепенели. Но когда первая щепотка знахарского порошка упала на землю, и до них дошел запах таинственного зелья, собаки, испустив дружный истошный визг, подскочили и, как бешеные, помчались прочь, пугая потрясенных зрелищем татар.

– Ну, вот, батюшка, – промолвил вернувшийся к Илье Всемиловичу Радобуд. – Теперь ни один пес не тронет костей нашего великого мученика! Мир праху его!

ГЛАВА 4
УТЕШЕНИЕ ДЛЯ ДУШИ

– Что поделаешь, княже, если такова воля Господа, – произнес отец Игнатий, сидя на скамье за столом напротив князя Романа. – Уже почти десять лет Господь карает нас злой татарской силой!

– Напрасно матушка ездила в Орду, – грустно промолвил Роман Михайлович. – Какую справедливость она там искала? У батюшки было много врагов! Не татары, так свои сородичи оболгали бы меня…Кому хочется, чтобы сын ненавистного им князя Михаила унаследовал Чернигов?

– Не сердись, княже, – ободрительно пробасил священник. – Что Господь не делает, все к лучшему! – Он огляделся: яркий солнечный луч прорезал через небольшое оконце мрак княжеской светлицы, оживил побеленные бревенчатые стены и смягчил суровые черты лиц двух собеседников. – Посуди сам, теперь Андрей Всеволодыч будет нести все тяготы великого княжения! И давать отчет Орде, а также Господу! Да сам будет возить подарки и дань со всей земли! Я знаю князя Андрею с его малолетства и думаю, что он вряд ли будет мешать тебе и твоим братьям спокойно править своими уделами из-за мягкости нрава и кротости. Князь Андрей – страстный охотник! Он любит и порыбачить как подлый мужик, он весьма горяч и до красивых девиц…Такой великий князь не опасен нашему Брянску. Ты, княже, сможешь с ним всегда договориться. Главное – признай на словах его великое княжение, а там – живи и управляй своим уделом, как тебе нужно!

– Это правда, отец Игнатий, – улыбнулся молодой брянский князь. – Пусть же сам Андрей Всеволодыч общается с треклятой Ордой. Вот и будет это ему платой за липовую власть и покорность Орде! А мы тут за лесами и болотами будем вершить свои дела! Я говорил своему покойному батюшке, – Роман Михайлович приподнялся и пристально вгляделся в голубые, лучистые глаза отца Игнатия, – что черниговский стол по праву принадлежит князю Андрею. Не важно, что он родился от молодой жены моего деда и намного моложе моего батюшки. Не захотел вдовствовать тогда мой покойный дедушка, князь Всеволод…Это было его право! Потому и князь Андрей – дядя мне по деду – теперь самый старший в нашем роде! Не буду с ним ссориться! Лучше плохой мир, чем славная, но кровавая война!

– Твоими бы устами да мед пить, князь Роман, – улыбнулся отец Игнатий. – Ты приехал к нам в Брянск на благо нам и на радость! Думаю, что под твоей властью наш город не будет знать ни горя, ни позора!

– Вот что, отец, меня сейчас тревожит, – вновь нахмурился Роман Михайлович. – Ведь матушка не вернулась из Орды в Чернигов! Уехала в Холм к брату Даниилу! Возраст-то у ней не девичий: пятьдесят два года! Куда там путешествовать? Приехала бы сюда в Брянск. Была бы не гостьей, а хозяйкой!

– Эх, княже, кто знает, как там, в поганской Орде, ее дело обернулось, – покачал головой священник. – Мы лишь знаем, что она не добилась для тебя черниговского стола. Может быть, она поссорилась там с твоим дядькой и сильно огорчилась на решение татарского царя…Бог ей судья! Может и получит она в Холме покой да утешение, нужные ей!

– Там что-то произошло, – кивнул головой брянский князь. – Моя матушка очень горда и недоступна к тем, кого не уважает! А князь Андрей у батюшки был не в чести. Ладно, когда-нибудь узнаем, в чем там дело, может только в одной оскорбленной гордости…Впрочем, давай-ка, отец Игнатий, перейдем к делам нашим семейным. В следующем году исполнится шесть лет моему сыну Михаилу. Пора объявлять его отроком. Надо назначить к нему дядьку, выбрать ему друзей-товарищей, чтобы из них потом получились надежные воины и заступники. А вот что делать с младшим моим Олегом – не знаю…Да вот опять княгиня родила дочь. И снова хилую. Видно, не судьба мне иметь дочерей. А если одни сыновья останутся, боюсь, как бы не было между ними ссор…Все в Божьих руках, но не дай Господь! Что будем тогда делать?

– Ну, княже, это не мое дело растить воина, – громко промолвил священник. – Если надо научить наукам, то это мне по силе, но о воинах-наставниках сыну лучше поговори с тиуном Ефимом Добрыничем и со своим огнищанином Ермилой. Они найдут и дядьку для княжича и сотоварищей ему. А с Олегом не спеши: пусть подрастет княжич. Ведь ему всего два года! Вот окрепнет, встанет на ноги, тогда и подумаем. А может, приставить к нему моего ученика, монаха Серапиона. Этот Божий странник весьма набожен и учен. И княжич Олег тогда полюбит нашего Господа так, как это нужно духовным людям…

– Духовным? – вздрогнул князь Роман. – Ты думаешь, что это лучше? А вдруг что случится с Михаилом, не дай, Господи?

– Ну, что ж, тогда раскрестим…Но мы пока не будем делать из него монаха. Это так, про запас. Попробуем соединить ратное учение с духовным.

– Вот это лучше, – вздохнул молодой князь. – Ты это хорошо придумал!

– И твоя дочь, князь, Агафьюшка, – продолжил свою речь отец Игнатий, – вовсе не собирается умирать. Княгиня попросила меня недавно дать ей святой водицы…Ну, так вот. Быть твоей дочери писаной красавицей! Я пожелал ей долгих лет и благословил на счастливую жизнь! Верь мне, князь, пройдет полтора десятка лет и твою Агафью сосватают за великого и славного мужа, истинного добра-молодца!

– Что ж, благодарю тебя за благословение дочери и полезные советы о сыновьях, отец Игнатий, – улыбнулся Роман Михайлович. – Ну, а теперь я не буду тебя больше задерживать. Кликни-ка там ко мне Ефима Добрынича!

Священник кивнул головой, встал из-за стола и, благословив светлую, непокрытую княжеской шапкой голову молодого князя, быстро вышел в просторный коридор.

Вслед за ним в светлицу вошли верные княжеские слуги – воевода Ефим Добрыневич и домоуправитель Ермила Милешевич.

– Садитесь на скамью, напротив меня, – бросил князь Роман и, не дождавшись пока они усядутся, приступил к делу.

– Тут вот, Ефим Добрынич, мне сказала супруга, что ты сильно огорчил и даже смутил свою жену Варвару…, – промолвил он. Ефим покраснел, надул щеки, но смолчал. Ермила с недоумением посмотрел прямо в лицо князя, голубые глаза которого излучали насмешку. – То-то ты уговорил меня, чтобы я послал лучшего твоего дружинника Милорада в Севск воеводой, да еще без жены! А тем временем, его супруга отяжелела и вот сейчас, как мне сказала княгиня, родила от тебя дочь, мой верный Ефим Добрынич! Что ты об этом скажешь?

– Что я скажу, княже? – пробормотал Ефим. – Не знаю, что тебе молвить…Не имею права тебе врать, но и правду стыдно говорить!

– А ты говори! – кивнул головой князь. – Не стесняйся. Все мы тут мужской половины…Может, что поймем. – Он неожиданно улыбнулся и подмигнул своему тиуну. – Что, загулял, Добрынич?

– Да, так и есть, – кивнул головой, успокоившись, княжеский воевода. – Как бы тебе сказать? Ну, вот приглянулась мне Мирина, жена Милорада…Надо признать, что мы с ней уже давно пребываем в крепкой и неизбывной любви…

– А как же Милорад? А твоя супруга?! – воскликнул в недоумении князь.

– А что Милорад? – пожал плечами Ефим. – Тот уже давно все понял. Он – мужик крепкий в рассудке! Не связан ни с попами, ни с молитвами. По-своему понимает благочестие, по старинке. Он сам любит женок и не с одной, помимо супруги, разделил свое ложе. И в Севск он ушел не один: прихватил с собой любовницу. Уж больно красива была та девица, покрупней и помоложе Мирины. Что касается Варвары,…то я признаю, что ей такое не совсем приятно. По сути, все знают, что только что родившаяся у Мирины дочь – от меня! Но что поделать? Я ведь люблю и Варвару! Я же не ухожу от нее! Да и прожил я с ней немало лет! Нажили детей. Живем небедно. Я хожу к ней через каждый десяток дней со всем вниманием…А больше не могу! Я сам ей говорил, когда мы сходились, что я старый человек и не могу ей дарить свою любовь каждый день. И надо это понимать!

– А как же ты даришь свою любовь той Мирине, если так состарился? – усмехнулся Роман Михайлович.

– А вот с Мириной у меня дело идет по-другому! – ответил напрямую Ефим. – Стоит мне ее только увидеть, и со мной происходит что-то неведомое! Ну, как сказать, загораюсь я на нее, вот и все! Как же отказаться от такой сладкой женки?

– А ты не отказывайся! – махнул рукой князь. – Душа, как видишь, свое возьмет. Ты мне нужен как сильный и здоровый воин, поэтому я не собираюсь тебе мешать насыщать свою плоть. Но только, чтобы это было не прилюдно! Понял?

– Понял, княже, – улыбнулся Ефим Добрыневич. – У нас тут есть свой домик. За крепостью, в овраге, названном тобой Верхним Судком. Там мы и встречаемся…Подальше от людей и моей Варвары…А там, пусть женки думают и говорят, что хотят!

– Это же блуд, тяжелый грех! – вмешался вдруг в разговор молчавший доселе Ермила. – Ты бы, Ефим Добрынич, как-то освободился от этой напасти!

– Однако же, Ермила, – рассердился воевода, – хоть ты мне друг и верный товарищ, а вот, оказывается, не хочешь войти в мое положение!

– Да что ты, Добрынич! – замахал руками Ермила. – Спи с кем хочешь, а я тебе не указ. Но получается, как в поговорке: седина в голову, а бес – в ребро!

– Сам бы подыскал себе красную девицу и не гнулся бы перед своей Аграфеной, как ивовый прут! – буркнул Ефим. – Если будешь любить только одну, рано состаришься!

– А что, Добрынич, разве взаправду можно постареть, если хранить жене верность? – вопросил неожиданно молодой князь. – Неужто это так пагубно для плоти?

– Именно так, княже! Женку надо почаще познавать: каждый день! – воскликнул, разгорячившись, Ефим. – Это всем известная истина! Воздержание опасней самой тяжелой болезни! Все зло идет от этого мужскому полу! Мне такое говорила Мирина, а уж она-то весьма сильна в знахарстве и всяких там ухищрениях…

– Ну, и чудеса ты говоришь, Добрынич! – бросил Ермила. – Что-то я такого не заметил…Однако, вот тебе крест, – он истово перекрестился, – я не изменял своей женушке!

– Ну, это пока ты еще молод, – возразил Ефим. – С годами плоть и душа на одну женку засыхают. Непременно нужно взбодривание! Посмотри вокруг: сколько женок и девиц томятся без мужей! Им также нужны любовь и ласка. Вот взял бы какую и пригрел! Мне бы твои годы, я, как говорят, всех бы кур перещупал!

– Так где же встречаться-то? – заколебался Ермила. – Надо все делать тихо и тайно…А вдруг Аграфена узнает, тогда не оберешься горя! Да дети растут…Какой им от этого пример?

– Ну, дети – дело серьезное, – покачал головой воевода Ефим, – однако же надо о себе подумать…Если же есть возможность приголубить девицу…Срубим еще один домик. А я поговорю с Мириной. Подыщем тебе не одну женку!

– Да брось ты это, я пошутил! – смутился Ермила. – Все это просто, но я не хочу изменять Аграфене!

– Твоя Мирина – видная женка, – вновь заговорил князь Роман. – Я сам люблю, если говорить правду, красивых женок и вряд ли бы от нее отказался…Вот почему я тебе сочувствую, верный мой тиун. Я бы сам…Как бы сказать? Моя супруга после родов стала такой болезненной, что я заскучал по хорошей женке…А тут вот лето, жара, мне так тошно по вечерам! А супруге все дело лишь до новорожденной дочери!

– Послушай, княже, – встрепенулся Ефим Добрыневич, – а не полюбить ли тебе Аринушку, дочь Мирины? Больно хороша та девица! Семнадцать лет, а мужской силы еще не познала! Не раз я ей говорил, чего, мол, не ходишь в Иванову ночь на реку: давно бы пора иметь жениха! Если бы ты видел ее, княже, что груди, полные, тугие, что стать, ну, прямо как для тебя! Она себе цену знает! Так мне прямо и сказала, что не сойдется с простолюдином!

– Это та, с золотыми волосами? – вздохнул вопросительно князь. – Да, такой красавицы я даже в Каменце не видел! – Он перекрестился – Но как она это примет? Полюбит ли она меня? А вдруг побоится, а я не хочу добиваться любви силой. Не сладко такое, но низменно!

– За это, княже, – уверенно промолвил Ефим Добрыневич, – не беспокойся. Как же можно тебя, такого статного молодца, не полюбить?! Тогда мы…, – он бросил в сторону сердитый взгляд. – Но, думаю, все уладится!

– Надо бы там, в Судке, срубить небольшой терем, с оградой и дружиной. Да псов позлей подобрать. Что там твой домишко? Где нам отдыхать после охоты? Подумай-ка об этом, Ермила! – распорядился князь.

– Все сделаю, княже, – ответствовал верный огнищанин. – Будет теремок и крепостца. Как скажешь, тогда и возьмемся за дело!

– Тогда поскорей начинай, – кивнул головой князь, – а то моя душа совсем от скуки истомилась…Да баню срубите. Собери мужичков, но только без шума…Важно, чтобы не дошли до княгини недобрые слухи. Однако же если моя супруга что и приметит, она не будет шуметь…А теперь, Ермила, поведай-ка мне как ты съездил в Чернигов и как поклонился праху моего батюшки. А ты, Добрынич, сходи-ка да приведи сюда,…– князь подманил к себе поближе воеводу и что-то сказал ему на ухо.

Как только Ефим Добрыневич удалился, княжеский домоправитель Ермила начал свою подробную повесть о посещении им священной черниговской земли. Князь внимательно его слушал и не перебивал.

– Уже на другой день, княже, мы, спустившись на струге по Десне, приплыли в Чернигов. Сразу же вечером я пошел к великому князю Андрею и поздравил его от твоего имени с ханским ярлыком…Я стал спрашивать его, как он съездил с твоей матушкой в Орду. Но князь почему-то уклонился от дальнейшего разговора и только поблагодарил тебя за добрые слова. Пришлось мне уйти в гостевую избу. Город едва отстроился. Там я отсчитал на пепелище изб, так, с десяток…Городских стен до сих пор нет. Лишь стоит небольшая крепость на месте княжеской усадьбы: острый частокол. Этот забор идет по кругу, а внутри него – княжеский терем, амбары да скотные избы…Дух там не шибко приятный! Свиньи бегают. А пройдет дождь, так остаются грязные лужи, а в них чумазые детишки копаются. Похоже, что жизнь зарождается, но не очень быстро! А тот гостиный дом стоит за оградой, никем не защищенный. Значит, городу сейчас никто не угрожает, иначе бы все оградили забором…Там же, в гостиной избе, жили, кроме меня, монахини. Они занимали весь верх того дома, а я поселился внизу, в маленькой келье…

Видимо, кто-то рассказал тем монахиням о моем приезде по твоей воле, а может, они сами догадались, что я прибыл по важному делу, и не успел я присесть, как их служанки пригласили меня наверх на беседу. А те служанки хоть и были одеты во все черное, их одежда была весьма опрятна и добротна. Я сразу догадался, что те монахини – знатные женки! Оказалось, что две из них – твои сестры, княже! Но их монашеские имена такие мудреные. Одну зовут матушкой Ефросиньей, а другую – Феодосией. Они приехали из суздальской земли! – Князь вздрогнул. – Их очень уважали там, у князя Андрея. Та, что Ефросинья, настоящая святая! Светла лицом, а красотой – равна небу! Она передала тебе, княже, свое благословение и молвила, что молится за тебя… – Сестрица Феодулия,…– пробормотал князь Роман. – Другая же твоя сестрица – лицом построже. Такая же красивая и высокая, но видно, что старше. Мне потом сказали, что она – мать молодого князя Бориса, того, что привез тело твоего батюшки в Чернигов для погребения. Она рассказала мне со слов своего сына о жестокой смерти твоего батюшки и о том, как удалось князю Борису Васильковичу с превеликим трудом избавить тело святого мученика от псового поругания. Ему в этом помог один смоленский купец по имени Илья. Он выкупил святые тела самого князя, его верного боярина и отсеченную голову твоего батюшки, какую поганые совсем не хотели отдавать! Я уже подумал, а не Илья он Всемилич, о котором я тебе не один раз рассказывал. Скорее всего, это был он, мой верный друг! Однако никто не смог подтвердить эту мою догадку. Думаю, что настанет время, и мы все об этом узнаем…

Мы все вместе ходили на могилу твоего батюшки в местный монастырь. Поплакали, помолились. Там, на могиле великого князя я сказал все, что ты мне передал. А сестрицы твои, княже, истинные святые! Молились даже за князя Ярослава, убитого в другом татарском царстве! Я молчал, но слезы сами собой текли по щекам, хоть и не был твой батюшка в дружбе с покойным князем Ярославом…

– Смерть все стирает, – пробормотал князь Роман и перекрестился. – Когда-то покойный князь Ярослав рассказал мне при встрече в Каменце, будто один монах предрек, что он умрет в одно время с моим батюшкой: в один год, в один месяц и даже день от рук одного врага! И, как видишь, все это сбылось! А князь Ярослав тогда смеялся над тем пророчеством!

– А может, не зря! – возразил скорбным голосом Ермила. – Эти великие люди умерли не в один день! Мне рассказала твоя старшая сестра, в миру княгиня Мария, что татары погубили твоего батюшку двадцатого сентября, а князя Ярослава – тридцатого сентября…Совпадают только год и месяц…И смерть они приняли в прошлом году от разных врагов. Князя Ярослава отравили, как доподлинно узнали, в монгольской земле, в каком-то великом Ханстве. А твой батюшка погиб от меча в Сарае поганого Батыя! Из-за этого я не думаю, что сбылось предсказание! Совпадения просто случайны. Вот увидели враги светлые лица великих воинов, испугались, что есть на Руси такие князья и решили умертвить наших мудрых правителей, чтобы обезглавить нашу землю!

– Ты хорошо сказал, Ермила, – улыбнулся Роман Михайлович. Его лицо осветилось тихой радостью и добротой. – Благодарю тебя, мой верный слуга, за службу и доброе слово!

Ермила встал и низко поклонился.

– Садись, Ермила, – махнул рукой князь. – Расскажи-ка подробней, как выглядит моя сестрица Мария.

– Не совсем ладно, княже, – с грустью промолвил Ермила. – Худющая такая и вся желтая, вот только большие глаза, небесного цвета…

В это время из простенка донеслись шаги и чей-то тихий говор. В дверцу княжеской светлицы постучали.

– Входите же, входите! – громко сказал князь Роман и вдруг весь сжался, окаменел, почувствовал какую-то ребяческую, почти детскую робость.

Светлица только сейчас оправдала свое название. В открытую дверь вошла необычайно прелестная девушка, озарившая светом своей красоты, казалось, даже темные углы княжеской комнаты.

Златокудрая, голубоглазая, рослая девушка с высоко поднятой головой смело подошла к княжескому столу, низко поклонилась, коснувшись раскинувшимся ливнем волос половиц, и промолвила: – Это я, князюшка, Арина, дочь твоего верного слуги. Я готова тебе служить, как и мой батюшка, верой-правдой!

Звуки приятного нежного голоса привели молодого князя в необычайное волнение. Махнув одной рукой слугам, чтобы они удалились, Роман Михайлович, указал другой дрожавшей рукой девушке на скамью.

– Садись, Аринушка, – с трудом проговорил он и перевел дыхание. Сердце молодого князя бешено колотилось.