Текст книги "Роман Брянский"

Автор книги: Сычев К. В.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 56 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

ГЛАВА 21
В СОЖЖЕННОМ ГОРОДЕ

Купец Илья ехал верхом по разоренному Киеву в сопровождении своего татарского друга. Болху-Тучигэн сидел на крепком, но значительно меньшем, чем у купца, коне. Его коренастый жеребец, покорный воле хозяина, управлялся движением колен всадника, который так ловко совершал незаметные действия, что, казалось, лошадь и седок – одно неразрывное целое. Илья же выглядел по сравнению с татарином грубым и неуклюжим наездником. Он тоже являл собой гармонию, но другую. Рослый, грузный купец сидел на сытой и тоже казавшейся угловатой лошади. Но это была только видимость. Русский купец с детства был приучен ездить верхом. Только в сравнении со степным всадником, привыкшим бороздить бескрайние просторы, он выглядел так. При совместной же поездке внешняя разница не влияла на скорость движения, и оба всадника быстро объезжали покоренный татарами город.

Илья не мог без содрогания смотреть на развалины древней столицы. От деревянных строений не осталось и следа. Полностью сгорели бревенчатые дома, постройки, некогда огромные, тянувшиеся на большое расстояние, рыночные ряды.

Лишь около десятка каменных домов, местами значительно поврежденных, сохранивших только стены без крыш, сиротливо маячили в центре города. Одни серые руины остались от прежде величественных, златоглавых церквей. Софийский собор стоял мрачный, почерневший. Все двери в храм были выбиты, и ветер гулял по разграбленным внутренним помещениям главного святилища города. Сильно пострадала и Печерская лавра. Правда, монахи были живы и сновали по знаменитому монастырю взад-вперед, наводя порядок: выносили щебень, куски кирпича, камни и прочий мусор, оставшийся от грабителей.

У входа в разоренную лавру Илья остановился и спешился. Его татарский друг остался в седле и безмолвно ждал, когда купец осмотрит развалины. В этот момент один из монахов остановился и подошел к Илье.

– Батюшка Анастас! – удивился купец. – Неужели ты теперь при монастыре? И, как я вижу, надел монашескую одежду?

– Так уже получилось, – пробормотал священник. – Я сюда прибежал сразу же, когда поганые ворвались в город…Хоть бы спасти святую лавру. Потому и одежду сменил на монашескую. Однако татары разорили нашу обитель. Слава Господу, что им нужны были только золото и серебро. Они сорвали со святых икон драгоценные ризы и забрали все бесценные подарки, принесенные в дар нашей лавре знатными людьми…

– А как монахи, неужели и они жестоко пострадали? – воскликнул купец Илья. – Я вижу, что здесь у вас немало церковных людей, значит, они уцелели? Только здесь можно видеть живых русских людей. Больше нигде их нет! Повсюду лишь одни трупы…

– Слава Господу, все монахи живы. Уцелели также все священники и дьячки. Как не удивительно, но поганые татары нас не тронули. Они забрали церковные сокровища, обшарили все закоулки и ушли «в Бозе». Да двери все также повыбили. А как же ты сам спасся?

– Да это – длинная повесть! – махнул рукой купец. – Если кратко говорить, я давно знаю одного знатного татарина…Он и спас меня с семьей, и не позволил разорить мою усадьбу! Все окрест выгорело, и стоит лишь один мой дом…Жутко там: будто в пустыне живу!

– Непросто теперь наладить новую жизнь! – покачал головой отец Анастас. – Вряд ли уже будет наш несчастный Киев прежним славным городом…Для этого понадобится сто лет! Да и некому, увы, возрождать разоренный город! Горожане или погибли, или уведены в плен!

– Как же вам теперь вести службу? – покачал головой купец. – Ведь без прихожан это не служба, а одно горе…

– Станем как-нибудь служить. Места здесь святые! Будем молиться старательно, всей душой Господу, чтобы сжалился над нами и отвратил от русской земли погибель…

Вернувшись к своей лошади, Илья продолжил поездку по городу. Но ничто не радовало его взор. Повсюду, среди золы и пепла, обломков каменных сооружений, кирпичных развалин, оставшихся от некогда величественных теремов знати, в изобилии валялись трупы. Почти все тела погибших были страшно изуродованы. Особенно бросались в глаза тела с растерзанными животами, как будто разорванными бродячими собаками, стаи которых метались по пепелищу.

Возвратившись в свою усадьбу, Илья спросил у Болху, что такое случилось с телами убитых. Татарин позвал толмача, и они разговорились.

– А, разодранные брюшины! – улыбнулся Болху. – Это наши люди так порезали покойников! Как только наши воины заняли город, они сразу же стали добывать белый нутряной жир…

– Какой еще там жир? – вздрогнул купец. – Неужели человечий?

– А какой же еще? – засмеялись татары. – Мы собираем этот нутряной жир, потому как это – отменное горючее зелье! Если облить им даже мокрое дерево, оно горит тогда неугасимо! Этот человечий жир наши люди всегда собирают после сражения. Это не простое, но кропотливое дело. Надо вовремя поспеть, чтобы тело покойника не окоченело. В ином случае жир будет совсем непригоден…Требуется только свежий, какой нетяжело растапливать. Эта растопленная влага помогает нам надежно сжигать вражеские города!

Илья Всемилович содрогнулся от отвращения. Побелела и стоявшая рядом Василиса. Перед ее глазами встали страшные, изувеченные трупы, оставшиеся после разорения татарами Вщижа. – Теперь я понимаю почему были разодраны брюшины тех покойников! – подумала купчиха. – А мы тогда свалили это на волков! Но это – дело людских рук! Господи, Боже!

Она схватилась за голову.

Болху глянул на вытянувшиеся лица своих русских друзей и смутился. – Что поделать? – тихо сказал он. – Не мной это придумано…Это делали задолго до славного Тэмучина!

– А кто это такой? – спросил купец, чтобы хоть как-то перевести разговор в другое русло. – Это ваш царь или князь?

– Тэмучин – это создатель нашего великого государства! – ответил Болху. – Он начал славные военные походы. Однако он уже давно умер. Нынче у нас великим ханом его сын Угэдэй…

– А как же тогда славный царь Бату? – воскликнула Василиса, придя в себя после приступа тошноты и удушья. – Разве он тут не самый важный татарин?

– Бату – великий воин и полководец нашего непобедимого войска! – кивнул головой Болху. – Здесь в бескрайней степи он для нас не только хан, но как бы бессмертный Бог! Нет никого, кто осмелился бы его ослушаться. Его слово для нас закон!

– Неужели он такое поощряет? – покачала головой Василиса. – Я думала, что этот Бату мудрый и справедливый повелитель. Однако, выходит, что он весьма жесток и беспощаден!

– Это неправда! Бату не только справедлив, но также ласков, – возразил Болху. – Один только он не добивается побед жестокостью, как прочие полководцы нашего государя Угэдэя! Из-за этого он поссорился с сыном самого Угэдэя Гуюком, который был особенно свиреп с урусами! Гуюк хотел истребить весь ваш народ! Он даже требовал казнить всех пленных урусов! Однако повелитель многих туменов с ним не согласился. Наш славный Бату не просто полководец, но и великий правитель! Ну, а настоящий правитель вершит дела не только жестокостью…

– Тогда зачем же он разрешает уродовать тела покойников? – возмутилась Василиса. – Это же дикость, зверство!

– Я сам, – кивнул головой татарин, – давно против этого. Если говорить правду, не все татары готовы это делать. Только низкие, подлые или рабы собирают жир…Это дело шкуродеров. Но если прикажет военачальник…Тогда мы обязаны повиноваться без лишних слов!

– И ты тоже? – выдохнул Илья.

– И я, – тихо ответил Болху. – Мы все равны перед волей старшего. Но между всеми нами есть разделение обязанностей. Каждый занят своим делом. Мой род древний и ученый. Давным-давно мои предки познали книжную премудрость. Славный Тэмучин ценил ученых людей. Мои предки сначала служили предшественникам великого хана, а затем и самому покойному ныне государю. Потому мы, грамотные люди, освобождены от грязной работы. Для этого есть рабы или младшие воины, когда рабов мало…

– Послушай, славный Тучегон, – спросила Василиса, – ты ведь ведаешь государственными делами. И не раз был посланником. Неужели тебе по сердцу этот труд? Ведь это очень опасно!

– Нелегко быть посланником! – кивнул головой татарин. – С этим по опасности не сравнится ни одна битва! Мы, татары, считаем послов скорее смертниками, чем воинами. Однако каждый монгол – настоящий воин!

– А почему вы так считаете? – удивился купец. – У нас лишь самые степенные и уважаемые люди бывают послами…Таких не посылают на неизбежную смерть…Конечно, есть угроза для их жизней, но она невелика…Так уж принято, что убийство посланников – недопустимое дело!

– Но ведь ваши коназы убивают послов! Вот они убили когда-то моего батюшку! Теперь я – посол по наследству…Великий Бату хотел освободить меня от этого бремени, но я сам решил продолжать дело моего батюшки! Я своими делами мщу злодеям за его пролитую кровь!

– Об этом не слышал, – пробормотал Илья. – А вот тогда с вашими послами случилась какая-то нелепость…Русские люди всегда уважали послов…Возможно, ваши послы повели себя грубо и оскорбительно перед князьями? Наши князья горды и надменны: их нельзя обижать! И вы тогда не сразу пошли к князю, но стали уговаривать горожан, чтобы те сдали город! Кому же такое понравится?

– Возможно и так, – кивнул головой Болху, – но, я думаю, там все было иначе… Пойми только одно: послов отправляют к врагам не только говорить о делах и мире…Посланец должен отвлекать врагов и лукавить, чтобы показать себя не лютым врагом, а ласковым другом. И если враг поверит этому, у наших воинов не будет жарких дел! Наши послы, порой, добиваются славных побед без кровавых сражений!

– Ну, а если ваши враги не поверят этим послам? – покачала головой Василиса.

– Но все равно будет польза для нашего войска! – улыбнулся Болху-Тучигэн. – Можно задержать врага, если твои люди оказались в тяжелом положении: затянуть, к примеру, переговоры, а ослабевшее войско тем временем отвести. Бывает и такое…

– Но это же настоящее лукавство! – вздрогнул Илья. – А если такой замысел выяснится, то беда не минует несчастных послов!

– Ну, тогда уже ничего не поделать! – бросил Болху. – Останется только умереть! Но монгол сыздетства этого не боится! Мы всегда готовы к смерти!

Потрясенные услышанным, купец с женой молчали.

– А почему ты называешь себя монголом? – спросила, нарушив установившуюся тишину, Василиса. – Мы говорили пока только о татарах…Неужели татары и монголы – один народ?

– Весь наш народ называется монголами, – кивнул головой Болху, – потому как мы все – потомки великого предка. Однако татары сейчас – самое главное и благородное племя среди всех монголов. Издавно мы составляли костяк всего войска Тэмучина как самые сильные и храбрые! Да и сам Тэмучин, которого потом нарекли Чингиз-ханом, вышел из татарского племени!

– Значит, татары, как бы царское племя среди прочих монголов или ваши лучшие люди? – кивнул головой купец.

– Да, именно так, – с гордостью ответил его татарский друг. – Мы – лучшие среди равных!

После этого разговора купец пригласил Болху-Тучигэна и толмача к обеденному столу. Пищу готовил купеческий повар по совету Василисыных охранников, побывавших в гостях у татар. Те научились искусству варить баранину так, как любили степные воины. Гости остались довольны.

После трапезы татары отправились в ставку своего повелителя, а купец с Василисой уселись в своей светлице и стали думать, как жить дальше.

– Вот, Василисушка, потеряли мы нынче свое второе пристанище, – мрачно промолвил Илья. – Думали, что навеки в Киеве обосновались, а вон как все обернулось!

– Неужели ты не веришь, что город будет скоро восстановлен? – возразила жена. – Киев, это тебе не Вщиж, здесь лежит слава русской земли! Вот вернутся беженцы, и все тогда образуется…

– Где там, матушка! – промолвил с горечью купец. – Разве ты не видела сегодня наш город? Остались только одни руины…Враги разграбили даже святые церкви…А именитая Десятинная церковь до основания разрушена! Там лежит только битый кирпич! Раскопано и разрушено все княжеское кладбище! Разграблена дочиста Печерская лавра!

– А как же священники? – всплеснула руками Василиса. – Неужели убиты?

– Слава Господу, все церковные люди живы, – ответил Илья. – Я встретил нынче нашего батюшку. Жив и здоров! Однако одет в монашескую сутану. Они не убивают попов. Слава Господу хоть за это!

– Я думаю, что не все киевские люди погибли, – сказала Василиса. – А живые скоро вернутся и возродят Киев.

– Такого не будет, женушка, – покачал головой купец. – Этот город теперь не поднять! Сгорел весь рынок…Теперь торговля не возродится! А купцу без этого не жить! Значит, надо нам отсюда уходить!

– Куда же, Ильюшенька? – вскрикнула Василиса. – Где же мы теперь укроемся? Вот отдохнут татары и пойдут на галицкую Русь, как говорил нам Тучегон. Начнут громить земли князя Даниила…Не до нас будет татарам, и несчастные беглецы вернутся в город!

– Ладно хоть послали тогда вовремя Ермилу! – кивнул головой купец. – Наверняка он уже в Галиче и все поведает князю Даниилу! Дай, Господи, чтобы наш Ермила не попал в поганский плен!

– Уж не попадет, потому как я повесила ему на шею табличку или пайцзу, как говорили наши молодцы, – сказала Василиса. – Татары не задержат владельца этой таблички! Это их священный пропуск!

– Так-то оно так, – согласился Илья. – Однако никто не знает, что еще может случиться!

– У нас есть и другая беда, Ильюшенька, – тихо сказала Василиса. – Кончаются продовольствие и корм для скота…Хватит только до весны…Наши запасы иссякают как вода. Надо серьезно об этом подумать…

– Весной и уедем, – кивнул головой Илья. – Вот только Днепр станет судоходным…

– А разве наши ладьи уцелели? – промолвила Василиса. – Этому я совсем не верю!

– Я не подумал об этом, матушка, – покачал головой купец. – Конец настал нашим корабликам! Татары сожгли все деревянное. Значит, придется выбираться на телегах. Благо, хоть они у нас есть. Сложим свой скарб на повозки и поедем до Брянска. А там увидим, стоит ли остановиться. Если надо, подадимся на Смоленск или Великий Новгород…Тяжело покидать свое дело, но нам не привыкать к разным там переездам!

В это время со двора послышались громкие крики. Купец выскочил наружу и окаменел. Слуги заносили в широко раскрытые ворота одного из Василисыных охранников, Милюту, который громко, отчаянно кричал.

– Запирайте же скорее ворота! – замахал руками купец. – Что тут приключилось?

Слуги быстро выполнили приказ хозяина, закрыв вход в усадьбу, и потащили в дом полумертвого Милюту.

– Убили его, батюшка, – хныкал молоденький паренек, купеческий сторож. – Вышел Милюта за калитку, а там поганые ехали. Ну, вот они из лука и стрельнули!

– Ох, Господи! – вскричал Илья. – Я же вам не разрешал выходить из усадьбы! Разве вы не знаете, кто у нас теперь хозяева? Почему меня не послушались?

– Батюшка наш, Илья Всемилич, – пробормотал сторож. – Он сам пошел, говоря, что ему скучно сидеть дома…Да вот вышел там на улочку…

– Ладно, – кивнул головой купец. – Что теперь делать?

Когда он вернулся в дом, над бедным Милютой уже хлопотал знахарь Радобуд.

– Ну что, – спросил его купец, – тяжелая рана?

– Рана-то тяжелая, – ответил лекарь. – У него в боку – татарская стрела! Но, думаю, будет жив! Хотя работа предстоит нелегкая: татарскую стрелу так просто не вытянешь…

– А ты, голубчик, постарайся, – Илья потрепал по плечу лекаря. – Не таких на ноги ставил!

– Вот и сидим мы, Ильюшенька, в осаде, – промолвила подошедшая к ним Василиса, – и нет возможности куда-нибудь выйти. Особенно без татарского сопровождения. Разве это жизнь? Теперь я согласна, что нам надо уезжать отсюда. На всю жизнь не спрячешься за спину Тучегона? А если он погибнет? Такова правда войны! Разве ты не слышал слова Тучегона? Там, среди татар, есть ненавистники русских людей! Если бы наша судьба от них зависела, мы бы тут живыми не сидели!

Однако на следующее утро купеческий слуга, следивший за порядком в усадебном дворе, пришел к хозяину с радостной улыбкой. – Батюшка Илья Всемилич! – промолвил он, поздоровавшись и почтительно поклонившись. – Татары ушли из города!

– Да как же такое случилось? – удивился купец. – А мы ничего не знаем! Даже славный Тучегон с нами не простился! Неладно тут что-то…Не верю, что они ушли…

– Только десять дней хозяйничали, – бормотал слуга, – да вот ушли по другим делам или опять на войну!

– Откуда ты об этом узнал? – рассердился Илья. – Неужели выходил из усадьбы без моего дозволения? Я не раз говорил об этом!

– Да не выходил я, батюшка…Теперь мы во всем тебя слушаем, – ответствовал слуга. – Тихо же кругом стало…Или не слышишь?

– Да, уж доподлинно, – кивнул головой купец. – Я этого не заметил. Думал же, что как-то сегодня необычно…А тихо-то уж! Мы привыкли к татарскому шуму. Никто и не надеялся на такую тишину! – И он отправился к Василисе.

– Ну, что, матушка, ничего не заметила? – спросил купец жену, когда вошел в кладовку, где Василиса разговаривала с горничной.

– А почему ты это спрашиваешь, Ильюшенька? – удивилась такому вопросу жена. – Я ничего нынче не приметила…

– А ты вслушайся! – кивнул головой купец. – Что слышно?

– Да уж ничего, – покачала головой Василиса и вдруг вздрогнула. – Тихо, батюшка, тихо! Ушли, значит, поганые!

– Да, видимо, ушли, – согласился Илья. – Значит, мы спаслись от напасти!

В это время в ворота усадьбы постучали. Стук оказался таким звучным, как будто кто-то бил по забору изо всей силы.

– Ох, видно, пришел Тучегон, чтобы напоследок попрощаться! – воскликнула Василиса. – Беги-ка, Волод, отпирай побыстрей ворота!

Однако это был поп Анастас, тот самый, которого недавно встретил купец Илья в Печерской лавре.

– Будьте же здоровы, люди добрые! – пробасил священник и перекрестил усадьбу. – Ну, слава Господу, купец: защитил тебя наш всемогущий Спаситель!

Илья подошел под благословение.

– Ну, что, батюшка? – спросил он. – Уехали поганые? Мы тут сидим и не знаем, в городе ли они еще?

– Уехали, Илья Всемилич, слава Господу, – кивнул головой священник. – Одни только мы горемычные тут остались! Хвала Господу, что вы целы-невредимы!

– Да, только Божьим промыслом, батюшка, – пробормотал купец, приглашая отца Анастаса в дом. – Входи и откушай с нами то, что нам послал Господь!

– Да, уж не думал я, что мы с тобой свидимся, – сказал за столом батюшка, вкусив Василисыной наливки. – А когда я увидел тебя намедни возле славной Печерской лавры, так подумал, что мне померещилось. Каким же чудом ты спасся от напасти? Да еще и дом в целости сохранился! Удивительно все это!

– Нет здесь ничего удивительного, – ответил купец. – Так уж получилась, что по Божьей воле моя Василиса спасла жизнь одному знатному татарину…

– Жизнь? Татарину? – нахмурился поп Анастас. – Да еще знатному? За что же тогда?

– Да спас меня этот татарин, когда поганые разорили мой родной город Вщиж, – улыбнулась Василиса. – Там тогда уцелела по воле того славного татарина только горстка беззащитных женок…

– Ты говоришь о каком-то чуде! – пробормотал священник. – Похоже на сказку или волшебную былину! Ни за что бы в это не поверил, если бы своими глазами не увидел нетронутыми ваши дом и усадьбу…

– Так уж получилось, – кивнул головой Илья. – Видимо, это было угодно господу Богу. Моя Василисушка такая жалостливая!

– Все в руках Божьих, – буркнул отец Анастас. – Ничего без Его воли не бывает! Вижу, что вы заслужили Господню милость, если вам так повезло!

Илья вздрогнул и встретился глазами со священником. Он заметил тяжелый, подозрительный взгляд и ощутил смутную, нараставшую откуда-то из глубины души тревогу.

ГЛАВА 22
ДЕРЗКИЙ БЕЖЕНЕЦ

Наплыв многочисленных беженцев превратился для маленького Брянска в настоящее бедствие. Ефим Добрыневич не знал, что делать. Поселить всех страждущих в немногочисленных избах городского посада было просто невозможно. Да и остальные подесенские поселения, принадлежавшие бывшему Вщижскому княжеству, были переполнены людьми.

Приходилось повсеместно валить лес и наскоро строить барачные поселки. Даже в большом тереме, который воевода построил на случай приезда князя Михаила Черниговского, поселились гости: два киевских боярина, чудом уцелевших после взятия татарами великого города, и епископ Порфирий со своими секретарями-монахами.

Понимая, что в крепости нужно иметь еще больше жилых домов, воевода Ефим серьезно занялся строительством. Рядом с Покровской церковью заложили еще один терем. Постепенно удлинялась и крепостная стена. К концу 1240 года вся Покровская гора была превращена в мощный крепостной бастион. Прибывавшие беженцы заселили всю западную сторону от Покровской горы до огромного оврага. Поскольку на всей примыкавшей к крепостной стене площади места не хватало – а воевода вообще запретил кому бы то ни было строиться на расстоянии ближе пятидесяти шагов от крепостной стены – люди стали поселяться в оврагах и по берегу Десны. Вскоре временные избы, шалаши и землянки раскинулись и к югу, обогнув большущий овраг.

В конце декабря Ефим Добрыневич решил объехать со своим конным отрядом все поселение, чтобы прикинуть, какую же общую площадь заняли беженцы.

В одно морозное утро всадники выехали из крепости и, спустившись по хорошо утоптанной дороге вниз к берегу Десны, двинулись на юг, огибая Покровскую гору и овраг, поросший густым лесом и кустарником.

Повсюду, куда бы ни бросили взгляды всадники, виднелись либо землянки, либо шалаши, из которых поднимались вверх синеватые струйки дыма. Дымок струился и из оврага, где также поселились беженцы.

Доехав до другого оврага и не обнаружив в нем поселений, Ефим махнул рукой в сторону противоположную реке Десне. На площадке между двумя оврагами виднелось несколько землянок. Всадники направились туда, но лошади стали спотыкаться, пятиться, чувствуя подъем, и пришлось остановиться.

Привязав лошадей у ближайших деревьев и оставив охрану, воевода с десятком своих дружинников полез вверх. Подъем был не крутой, но достаточно долгий, и когда Ефим со своими людьми достиг, наконец, ровной местности, они уже изрядно устали и едва переставляли тяжелые от налипшего снега сапоги.

Отряхнув снег и немного постояв, Ефим направился к ближайшей землянке, покрытой большим бело-голубым сугробом, из которой торчала длинная черная труба.

– Подождите, – сказал он своим спутникам. – Я войду один и посмотрю, как здесь живут беженцы.

Воевода подошел к небольшому утоптанному в снегу спуску и медленно приблизился к маленькой, в пол роста взрослого человека дверце, открыв которую он отшатнулся. В ноздри ударил кислый запах неухоженного, грязного жилья и немытых человеческих тел. Войдя в помещение и закрыв за собой дверь, Ефим некоторое время стоял у самого входа в большую яму, привыкая к темноте. Было тихо, но присутствие людей явственно чувствовалось: откуда-то доносились сопение, храп, тихий разговор. Присмотревшись, воевода увидел в глубине земляного подвала большой, грубо сколоченный из досок, стол и сидевшую за ним женщину. Она держала в руке ткацкое веретено и со страхом смотрела на незнакомца. Невдалеке у небольшой печурки, труба которой виднелась снаружи, сидел невысокий широкоплечий мужчина средних лет с густой окладистой бородой и подбрасывал в открытую дверку, из которой поблескивало, освещая мрачное помещение, пламя, небольшие поленья. Он тоже замер, увидев незваного гостя, и с удивлением на него уставился.

– Будьте здоровы, хозяева! – громко сказал Ефим и слегка поклонился.

– Будь здоров и ты! – ответил мужик. – Откуда ты к нам пришел и зачем?

– Я – здешний воевода, – кивнул головой Ефим. – Решил посмотреть, как вы тут живете, чтобы узнать о ваших трудностях…

Услышав эти слова, мужик быстро встал и поясно поклонился Ефиму.

– Тогда добро пожаловать, – сказал он. – Садись же сюда, на скамью, у этого стола. А ты, Мирина, – обратился он к жене, – поищи-ка харчей, чтобы угостить нашего гостя!

– Уж не знаю, Милорад, – покачала головой женщина, – захочет ли такой знатный человек вкусить наших скромных харчей…

– Я пришел не «вкушать», но лишь на вас посмотреть! – возразил воевода, присев на скамью. – Я знаю о вашей бедности…Оно понятно, что вам пришлось бежать в такой холод без одежды и пожитков да еще неведомо куда…

– Да, славный господин, вся наша одежда на нас, – кивнула головой женщина. – Да еще с нами дети: лежат втроем на одной постели. Слава Господу, что хоть смогли утеплить наше жалкое жилище! Не знаю, доживем ли мы до весны?

– Вы бежали из Киева? – спросил Ефим Добрыневич.

– Нет, мы бежали из Глухова, – покачал головой Милорад. – Убежали сразу же, как только узнали, что татары осадили Киев…А наш город они сожгли еще раньше, вслед за Черниговом. Тогда мы укрылись в лесу, а когда поганые ушли, вернулись назад на пепелище. Но не успели мы начать рубить избу и обзаводиться утварью, как снова наехали поганые. Тогда через Глухов проезжал князь Андрей Всеволодыч, брат Михаила Черниговского – он шел из Стародуба – ну, и мы узнали от его людей об осаде Киева и новом набеге татар на черниговскую землю. Пришлось из-за этого бежать…Слава Господу, что хоть добрались сюда на своей телеге…Здесь, неподалеку от города, пала наша лошадь. Съели уже половину ее туши, а другую…

– А другую – пожрали серые волки, – прибавила с грустью хозяйка. – Мы оставили ночью часть туши возле шалаша. Сначала тут у нас был шалаш. Да стоял лютый холод! А наутро вышли…и увидели лишь одни обглоданные кости! Значит, у нас побывали серые разбойники!

– Где же вы теперь добываете харчи? – удивился Ефим. – Одними словами детей не прокормишь! Да еще лютой зимой!

– Где Бог даст! – покачал головой хозяин. – Едим все съестное! Да еще лес тут рядом. Волки часто приходят или прочие звери. Вчера вот пристрелил матерого волчищу. Добыл мясо…Это, конечно не говядина и не свинина. Но что поделаешь? А шкуру того волка я славно отделал…Вот подсушу ее теперь да после продам. А там и хлебца можно раздобыть! Только бы не заболеть, тогда будет совсем плохо. Мы живы, пока есть руки и ноги!

– Ну, если вам тут совсем станет невмоготу, тогда подавайтесь ко мне в крепость, – промолвил воевода. – Я помогу вам чем-нибудь!

– Этого не надо, батюшка, – улыбнулся Милорад. – Благодарю тебя за добро: Но мы не жалкие нищие! Нет у нас привычки ходить с протянутой рукой. А свои беды мы ни на кого не перекладываем! Дотянуть бы только до весны, а там уже надежно встанем на ноги!

Ефиму понравилось такое высказывание беженца. Гордость и сила воли, которые проявил незнакомый мужичок, возвышали его в глазах брянского воеводы.

– А сам ты кто? – спросил Ефим. – Уж не охотник ли?

– Нет, я – кожемяка, – кивнул головой Милорад. – Немало я выделал кож на своем веку! Так изловчился, что даже не пользуюсь особыми снадобьями, чтобы в целости сохранить кожу и меха! Вот, смотри! – Он протянул воеводе большую, натянутую на деревянные колышки, волчью шкуру. – Ни одного иссечения, ни одной язвочки! Шей хоть сейчас шубу!

– Ого-го! – воскликнул воевода. – Ну и матерого волчищу ты задрал! Да это – целый теленок! Как же тебе это удалось?

– Стрелой и рогатиной, батюшка, – улыбнулся мужичок. – Надо умело владеть оружием при нашей жизни! Я, слава Господу, не только кожемяка…Не одни волки сломали об меня свои зубы! Я показал поганым, какие бывают русские люди! Если бы тогда хватило стрел…Ни одна бы мимо не пролетела!

Ефим Добрынич с восхищением посмотрел на собеседника. Милорад ему нравился все больше и больше.

– Слушай, мужичок, – промолвил задумчиво воевода, – а может, ты на службу ко мне пойдешь? Дам тебе жилье и харчи в крепости. Сначала поживешь в моем служебном доме, где обретаются мои холостые дружинники. Я найду тебе там место. Уж в тепле да не в обиде! А там дальше решим…Я бы не хотел, чтобы такой полезный человек погиб в лютом холоде!

– Ну, не так уж тут холодно! – пробормотал Милорад, но Мирина толкнула его в спину. – Молчи, дурень! – возмутилась она. – Добрый человек протягивает тебе руку помощи, а ты еще споришь!

– Ну, тогда соберетесь? – вопросил воевода.

– Разве прямо сейчас?! – вскрикнули одновременно и муж, и жена.

– Да, именно сейчас! – подтвердил Ефим. – Поднимайте детей! Одевайтесь и быстрей выходите из своей жалкой хижины!

– В один миг, батюшка! – засуетилась обрадованная Мирина. – Эй, дети! Быстро собирайтесь!

Из глубины земляной комнаты донеслась возня.

– Я выйду наружу, – сказал воевода. – А вы тут пока собирайтесь, до крепости недалеко. Пойдете с нами!

Дружинники уже стали замерзать в ожидании своего военачальника и вынуждены были быстро ходить взад-вперед, потирая коченевшие даже в шерстяных рукавицах ладони.

– Ну, слава Господу, что ты, наконец, вышел! – весело крикнул здоровенный мужик Одинец, увидев поднимавшегося из земляной дыры воеводу. – Мы тут думали, что ты, Добрынич, встретил там смазливую бабенку и приголубил ее? Тогда бы мы тут померли от лютого холода!

– Ладно уж, неженка! – буркнул Ефим Добрыневич. – Не можешь постоять на морозе самую малость! И это воин! Чай, не нагой! Стыд и срам!

– Уж не бранись, батюшка, я просто пошутил, – улыбнулся детина. – Какой тут морозец? Ну, что ты там увидел?

– Подождите, – промолвил воевода. – Я встретил там очень хороших людей! Говорят, что из Глухова. Решил взять их с собой в крепость. Уж очень мне понравился мужичок. Он будет отменным воином! Ермилушке на смену…Царствие ему, небесное!

Воины дружно перекрестились.

– А может, тебе женушка его приглянулась? – засмеялся другой богатырь, Удал. – Ты, Ефим Добрынич, хоть и в летах, но мужик знатный: не упустишь красную девицу!

– Да будет вам, молодцы! – порозовел довольный воевода. – Я ничего там такого не заметил. Баба у него, вроде бы, обыкновенная…Правда, там в темноте было плохо видно, однако я ничего особенного по женскому голосу не приметил…

В это время послышались возбужденные голоса, и из землянки стали вылезать дети. Сначала вышла высокая, худенькая девочка с большими золотистыми косами и пронзительными голубыми глазами.

– Как Божий ангел! – пробормотал, протирая глаза, копейщик Егор. – Какая красавица!

За ней один за другим выбрались двое мальчишек лет шести-семи, тоже златокудрых и голубоглазых. Все дети были опрятно и со вкусом одеты в добротные овчинные полушубки и красивые меховые шапочки.

За своими отпрысками следовал невысокий коренастый мужичок. Поднявшись наверх, он почтительно, поясно поклонился брянским дружинникам. Те таким же образом ответили на приветствие, ибо внешний вид одетого в красивую волчью шубу беженца, сохранившего свое мужское и просто человеческое достоинство в таком нелегком положении, внушал глубокое уважение.

– А где твоя супруга, мужичок? – спросил с насмешкой Удал. – Заставляет нас ждать?