Текст книги "Роман Брянский"

Автор книги: Сычев К. В.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 56 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

ГЛАВА 18
ВОЛЯ ТАТАРСКОГО ХАНА

Киев пылал. Из-за густого дыма, валившего со всех концов, трудно было дышать. Однако татарские воины не обращали на это внимания и сновали взад-вперед по большим улицам, вывозя из разрушенного города все, что попадало под руку. Особые отряды объезжали с факелами руины и подбирали трупы своих бойцов, погибших при штурме и сражениях на улицах. А трупов было немало! Несмотря на то, что великий город продержался немногим более двух недель, его защитники отчаянно сражались, понимая, что спасения не будет.

Целых три тумена потеряли захватчики в боях, а это было очень много! За весь свой первый зимний поход на северо-восточную Русь они не имели такого урона! Что касается киевских воинов – княжеских дружинников и ополченцев – то от их сорокатысячного войска осталось всего две сотни израненных, до смерти уставших людей. Весь изрубленный, едва стоявший на ногах воевода Дмитрий, был захвачен татарами в плен и, обвязанный со всех сторон арканами, доставлен в шатер великого полководца Бату, установленный в двухстах шагах от полуразрушенных киевских стен.

Швырнув воеводу Дмитрия, истекавшего кровью, перед своим повелителем, татары выскочили из шатра, оставив пленника лежавшим на полу.

Бату сидел неподвижно в окружении своих любимцев, лучших полководцев, толмача, первой жены и о чем-то про себя размышлял.

– Так вот какой этот злой воевода! – сказал вдруг громко он. – Лежит теперь в прахе… Почему же ты сразу не покорился моей силе?

Толмач подошел к пленному русскому и пнул его ногой. – Сказывай, собака, почему ты не покорился моему славному повелителю? – буркнул он.

– Никто мне об этом не говорил, – возразил, едва шевеля языком, Дмитрий. – Ведь ты, великий царь, не присылал ко мне людей и не говорил со мной о сдаче города…Однако же ты безжалостно обложил наш город и начал к нему приступать…У меня совсем не было выбора…А как бы ты сам, могучий государь, поступил на моем месте?

Толмач перевел.

– А разве можно посылать к вам послов? – возмутился Бату. – В прошлом году твой коназ Мыхаыл перебил моих посланцев! Нечего и говорить об этом!

– Так то ж был Михаил, – пробормотал киевский воевода. – А мы не друзья тому князю, но лютые враги! Мой князь – Даниил Галицкий! Он совсем недавно занял Киев и разогнал без жалости всех людей того Михаила, злодея и клятвопреступника! Вот если бы ты, великий царь, послал ко мне своих людей, я не стал бы с тобой сражаться… Невозможно одолеть такую великую силу!

– Ты – не глупый воевода! – улыбнулся Бату, встал и подошел к Дмитрию. – Эй, слуги! – крикнул он. – Поднимите-ка этого уруса!

Подбежавшие рабы быстро подхватили киевского воеводу под руки, поставили на ноги, но он едва не упал снова.

– Да, ты отважно сражался, – покачал головой Бату. – Весь избит и изранен…Вот так должен сражаться истинный воевода! Поддержите его! – крикнул он слугам. – А теперь говори,…Дэмитрэ, как ты думаешь, сможешь ты служить мне, повелителю сотен туменов?

– Будет, государь так, как угодно Господу…, – пробормотал отважный воин.

– Ну, это не совсем ясно, – усмехнулся татарский полководец. – А как твоему Господу угодно?

– Не бывают победы и поражения без воли Господа, – тихо ответил Дмитрий. – А это значит, что Господь вложил в твои руки карающий нас меч. Вижу, что мы прогневали Господа, если ты нас так беспощадно разгромил. Быть тебе по тому нашим высшим судьей. Значит, мы должны тебе покориться…Потому, я готов послужить твоей высшей силе, но не против русской земли! Я – не изменник!

– А тебе и не надо воевать против урусов! – кивнул головой Бату. – Их земли больше нет! Вот захватим последний улус твоего коназа Дэнилэ, а там пойдем дальше на закат Солнца, чтобы покорить другие земли! Пойдешь с моими воинами?

– Туда, на закат, пойду, великий царь! – ответствовал разбитыми губами киевский воевода. – Без пощады буду разить не только венгров, но и злобных поляков! Они нападали на нас как шакалы в годы княжеских междоусобиц. Покарай же их своей рукой, великий государь! Они уже давно заслужили жестокую кару!

– Ну, что ж! – засмеялся довольный татарский повелитель. – Тогда…Эй, мои верные слуги! – Он хлопнул в ладоши. – Несите-ка сюда кумыс! Вот мы и увидим, как примет этот урус и батур наше священное питье!

Дмитрий с жадностью схватил большую чашу с кобыльим молоком, протянутую ханским рабом, и быстро, одним махом, осушил ее до дна.

– Подайте еще! – приказал Бату.

Дмитрий выпил еще.

– Ну, как? – спросил великий полководец. – По душе тебе наше питье?

– Очень вкусное, государь! – воскликнул оживший русский военачальник. – А можно еще малость, славный повелитель?

– Вот так урус! – удивился Бату. – Такого мы еще не видели! Неужели у коназа Дэнилэ все воины такие? Налейте-ка ему еще и отведите его в черную юрту, чтобы отлежался! Теперь этот урус – мой воин…Да, вот еще! Всех пленников и воинов Дэмитрэ, тогда, оставьте живыми: они нам скоро понадобятся! Ну, а теперь, поведай-ка нам, мой верный Болху, как тебя спасла уруска!

Болху-Тучигэн, одетый в изящный овчинный тулуп, который сшили ему умельцы вщижского купца Ильи, приблизился к усевшемуся в свое мягкое, устланное коврами кресло, Бату.

– Мой славный повелитель! – поклонился он. – Я уже говорил тебе это не один раз!

Бату улыбнулся и покачал головой. Вельможи и советники великого полководца с тревогой переглянулись.

– Дерзок Болху, – прошептал Субудэй. – Говорит все, что хочет!

– Значит, он – любимец славного Саин-хана! – буркнул Орду. – Ему все дозволено!

– Ну, коли так…, – кивнул головой Болху-Тучигэн, – если тебе хочется… – И он вкратце рассказал еще раз о своем счастливом спасении.

Когда повествование закончилось, татарские сановники некоторое время молчали, обдумывая услышанное и смакуя изящную речь ученого Болху.

– Да, вот ведь случаются чудеса! – покачал головой Бату. – Только что удивил нас один урус, а вот теперь слышим о других…Видно, что бывают разные люди даже среди урусов…Это удивительно: мы всегда считали урусов дикарями!

– Да, так и считали! – усмехнулся Субудэй-батур. – Что они умеют? Сидят себе в деревянных юртах за глухими лесами…Не научены разводить ни овец, ни лошадей! Что такое их лошади? Это быки или коровы! Не могут вынести и дня в пути!

– Моются водой! – с презрением поддакнул Урянх-Кадан. – Смывают запах своих предков! Воистину дикари! Едят рыбу! Как презренные шакалы!

– Однако же нашлись среди них такие люди, которые почтили наш великий народ истинным уважением! – возразил Бату. – Разве вы не понимаете, как непросто им было спасать нашего Болху? А если бы люди Мыхаыла об этом узнали?

– Узнали, повелитель! – кивнул головой Болху-Тучигэн. – Вот почему они вывезли меня тогда ночью из города…Чтобы спасти от слуг того злого коназа!

– Так, значит, урусы спасли тебя дважды?! – вскричал Орду. – Тогда их заслуга велика! Это серьезное дело!

Вельможи возбужденно загудели, кивая головами.

– Да где же они теперь? – спросил вдруг известный полководец Мэнгу, доселе молчавший и с презрением слушавший все разговоры. Наконец, заинтересовался и он. – Живы ли они после взятия города? Знаешь ли ты об этом, Болху?

– Я тогда приказал, чтобы наши воины не трогали ни дом этого славного купца, ни его усадьбу! – бросил Бату. – А для этого я послал особый отряд, когда наши люди ворвались в город. Все сожжено и разграблено вокруг усадьбы. Мы также не стали убивать всех пленников: скоро будут полезны. Купец Илья и его люди сидят в своем доме, окруженные пустыней. Это им награда за спасение моего любимца!

Бату с улыбкой посмотрел на Болху-Тучигэна и продолжил: – Съездил бы ты, Болху, к своим спасителям и привез бы Илю с женой сюда, ко мне! Мне самому захотелось увидеть тех необычных урусов! Ну-ка, спасли нашего человека! Да еще против воли всех дикарей! Я совсем не верю: неужели они – настоящие урусы?

Советник великого полководца приложил руку к сердцу и немедленно вышел из шатра. Кликнув слугу и приказав привести лошадь, он поспешно вскочил в седло и помчался в сторону киевских развалин…

А в это время измученный брянский сотник Ермила, снявший с головы татарский треух, стучал в ворота купеческой усадьбы. Подбежавший к глазку слуга Ильи Всемиловича быстро глянул и, узнав земляка, впустил его внутрь. – Заходи же скорей, Ермила Милешич! – крикнул он. – Не то беда приключится!

В сопровождении слуги Ермила вошел в двери купеческого терема и только здесь спокойно вздохнул полной грудью. Хорошо запертый дом почти не пропускал уличного дыма. В полумраке, в большой гостиной комнате, собралась вся семья купца Ильи со слугами. Сам хозяин дома полулежал на скамье, прислонившись к стене. Рядом с ним сидела Василиса. Слуги разместились у другой стены, противоположной хозяину, и занимали три больших длинных скамьи. Они слышали шум, треск пламени, ужасные крики и ждали своей судьбы.

Увидев вошедшего Ермилу, купец радостно вскрикнул: – Ну, слава Господу, что ты жив, Ермила! Мы с Василисой только что о тебе говорили! И много говорили! А тут – стук в ворота! Сам Господь тебя спас от лютой погибели! Ну, садись, сердечный друг, а я прикажу накрыть стол…Небось, голоден?

– Нет, Илья Всемилич! – покачал головой Ермила. – Не до трапезы теперь…Я так бежал, что, проскочил весь город, от Грецких ворот…Уж не думал, что тебя увижу…А тут вон какое чудо! Поведай же, как вам удалось уцелеть. Кругом ведь одни татарские разъезды! А я добрался я к вам лишь благодаря этому странному одеянию!

Только теперь купец и его слуги заметили, во что одет брянский сотник.

– Господи преславный, да ты под татарина вырядился! – воскликнул Илья Всемилович. – Как же это тебе удалось?

– Да вот раздел одного поганца в темном закутке! – буркнул Ермила. – А что оставалось делать? В русской одежде я бы до вас не добрался…

– Ну, уж смекалист! – улыбнулась Василиса. – Ты всегда был смышленым молодцем, мой славный земляк. Не подвела тебя смекалка и теперь!

– Так как же вы уцелели? – вновь спросил Ермила. – Неужели сам господь Бог вас защитил?

– Такое невозможно без воли Господа! – улыбнулся Илья Всемилович. – Нам крепко повезло! Как-то прошлом году моя Василиса подобрала на рынке избитого и умиравшего татарина…Ну, моя милосердная жена его выходила…, а когда этот татарин выздоровел, мы выпустили его в широкую степь. Но он был большим человеком у татар и любимцем самого их царя! Вот нам и награда за его спасение! Татары нас не тронули!

– Неужели они такие благодарные? – изумился Ермила. – А я слышал, что они злые, беспощадные и безбожные!

– Видно, для кого как, – возразила Василиса. – Однако смотри: они бывают благодарными!

В это время раздался сильный стук в ворота.

– Господи, помилуй! – завопили перепуганные слуги. – Пришел и наш горестный черед! Мы теперь пропали!

– Перестаньте каркать, бестолковые! – громко крикнул купец, разом остановив панику. – Эй, Волод, отведи-ка ты Ермилу в светлицу и переодень его там. Пусть думают, что ты мой верный человек. А ты, Ставр, надень-ка это на шею, – он протянул слуге поблескивавшую серебром пластинку, – и беги отворять ворота. Неужели сам Тучегон к нам пожаловал?

Действительно, у ворот купеческой усадьбы стоял, улыбаясь своей белозубой улыбкой, смуглый, одетый в купеческий полушубок, недавний гость Ильи Всемиловича. Его сопровождал конный отряд татарских воинов, которые почтительно, на расстоянии, ожидали распоряжений. Дыма уже было меньше. Все деревянные постройки вокруг исчезли, как по мановению волшебной палочки. Потоки холодного воздуха заполонили мертвое пространство. Ветер беспрепятственно дул из степи, и выбежавший на улицу Ставр стал замерзать.

– Входи же, Тучегон! – сказал он дрожавшим от страха голосом. – Уж очень холодно!

– Ладно! – хлопнул его по плечу татарин. – Якши, Стэр, будем пойти до дому!

Когда Болху-Тучигэн вошел в купеческую гостиную, все в ожидании встали. Но татарин, как ни в чем не бывало, подошел к купцу Илье, прижал одну руку к глазам, а другую – к сердцу и низко, поясно, ему поклонился. Купец ответил на поклон и резко прижал его к себе, обнимая. – Ты жив, слава Господу, Тучегонушка, – пробормотал он. – Вот ведь каким стал молодцем!

– Якши, якши, купец Иля! – вторил ему татарин. – Ты мне содеял, так ладно, Иля, я твоя ладно…содею! – Оторвавшись от купца, он подошел к Василисе и тоже ей поясно поклонился…

– Ох, Тучегонушка, как мы по тебе соскучились! – всплакнула купчиха. – Все о тебе говорили…Вот ведь какой ты важный человек! Мы даже не думали об этом! Что же нам теперь ждать, Тучегонушка?

– Хорош, хорош, якши, хатун урус! – бормотал Болху-Тучигэн, гладя Василисе руки. – Хорошо тебе станет…Аман же врагам только! Ты…нету врага, а добрая, так…друк…Бату же…коназ великий есть. Он друк тебе также!

Татарин показал знаками, что хочет пойти в ту комнату, где он не так давно лежал израненный. Илья приблизился к гостю и сам повел его туда.

Болху-Тучигэн вошел и оглядел тускло освещенное свечой купеческого слуги помещение. Затем он подошел к большой опрятно застеленной кровати и встал перед ней на колени. Обхватив руками свое бывшее ложе, он долго что-то бормотал, покачиваясь.

– Благодарит постель за то, что ему служила, – прошептала Василиса мужу. – Видишь, какие у них поверья, почитают и хвалят даже рукотворное…А нам говорили, что они бессердечные люди…

– Хорошие люди есть везде, Василисушка, – ответил купец. – Их нужно только уметь находить. А в этом ты у меня такая славная и способная!

После монолога у своей бывшей постели татарский посланник вышел в коридор и обратился к купцу. – Иля, – сказал он, – меня прислал сюда мой великий повелитель, славный Бату, за тобой и Василисой. Он хочет вас видеть и сказать вам доброе слово!

Но купец ничего не понял. Болху-Тучигэн обратился к Василисе, но и она никак не могла разобраться, что хочет их татарский друг. Тогда посланник Бату, поколебавшись, прижал руку к сердцу и направился к воротам. Открыв их, он что-то крикнул татарским всадникам, стоявшим на улице. От них отделился один воин, спешился и вошел в усадьбу.

– Вот тут со мной толмач, – заговорил Болху-Тучигэн, вернувшись в дом. – Я думал, что сам все вам скажу, но теперь вижу, что плохо знаю ваш язык. Придется говорить через него.

Толмач быстро перевел слова посланника. Купец кивнул головой и прислушался.

Когда до него, Василисы и челяди дошло, что хотели татары, вся гостиная наполнилась криками и стонами.

– Не уходите, батюшка! – завопили слуги. – На погибель вас уводят нечестивые!

– Замолчите! – рассердился Илья. – Или вы совсем обезумели? Зачем такое говорите? Если великий царь пожелал нас увидеть, значит, на то царская воля! Пойдем же тогда с тобой, Василисушка?

– Куда же деваться, – пробормотала купчиха. – Как говорят: двум смертям не бывать, но одной не миновать!

Татарский толмач перевел их слова.

– Да не бойтесь! – засмеялся Болху-Тучигэн. – О какой смерти вы говорите? Думайте сейчас о почете от великого повелителя! Вас не смерть ожидает, но великая награда! Только вот…, – он обернулся к переводчику, – расскажи им все подробней! Как войдете в государеву юрту, так старайтесь не задеть ногами порога! Это у нас – великий грех! И низко, как только можете, поклонитесь великому полководцу…Или встаньте на колени…А там увидим, как у вас получится…

– Получится, – пробормотал Илья. – Не грех – встать перед царем на колени, если он – Божий ставленник! Хоть и разная у нас вера, но Бог для всех один!

Болху-Тучигэн улыбнулся: – Вот вы, какие смекалистые! Вам нечего сомневаться: великий полководец будет доволен!

– Оно конечно, Большой Тучегон, – кивнула головой Василиса, – мы все сделаем так, как нужно!

Они стали быстро собираться. Слуги выкатили во двор большую повозку и запрягли ее двумя сытыми сильными лошадьми. И вот, наконец, купец с супругой и двумя слугами в сопровождении конного татарского отряда выехали в сторону степи.

До глубокой ночи в купеческом доме царили тревога и смятение. Слуги едва сообразили накормить Ермилу, который после небольшого отдыха сидел на опустевшей скамье и с тревогой думал горькую думу.

– Что ж теперь делать? А если не вернутся купец с женой? Что же задумали там враги? – проносились в его голове мысли.

Спать не хотелось, несмотря на усталость: ведь более двух недель он толком и не отдыхал! Да и сколько всего пришлось пережить! Перед глазами брянского сотника проходили картины недавних сражений на стенах города, гибели боевых товарищей. – Где же мои соратники? – думал он. – Спаслись ли они? Как же так получилось, что они потерялись?

Где-то к рассвету в ворота постучали. Стук был свой, условный. Слуги подскочили, радостные: – Вернулись наши дорогие хозяева!

Действительно, в гостиную медленно и спокойно вошли купец Илья и его супруга. Сам Илья Всемилович выглядел обескураженным, удивленным. Василиса же радостно улыбалась.

– Ну, что там, батюшка? – подбежал к супругам знахарь Радобуд. – Все обошлось, во славу Господа?

– Обошлось, Радбудушка, – ответила Василиса. – Вот, смотри, идем с пожалованием! – И она остановилась посреди комнаты, показывая рукой на грудь: с шеи свисало огромное, испускавшее зеленые лучи, изумрудное ожерелье. – Это – царский подарок!

Ермила бросил взгляд на купца и оторопел: на шее Ильи Всемилича висел на массивной золотой цепи большущий крест-распятие, усыпанный драгоценными камнями! – Батюшки, – пробормотал конюх Савелий, – да это же поповский крест! Как же ты осмелился его взять?

– А куда мне было деваться? – отмахнулся Илья. – Это – царский дар! Разве он мне нужен? Мы тут подарки принимаем, а там льется русская кровушка! Что нам оставалось? Тучегон нам сказал, что с царем нельзя спорить…Бери царский дар и нахваливай!

– Ну, а какой лицом сам царь? – спросил потрясенный Ермила. – Страшен, небось, как лютый зверь?

– Какое там! – воскликнула Василиса. – Ну, вот мы вошли тогда в царский шатер при свете ярко горевших щеп. Шатер у них называется юртой…С осторожностью перешли порог: боялись его задеть! А как внутри остановились, так сразу же бухнулись в ноги грозному царю: сильно испугались! Тогда великий царь, сидевший на троне, громко молвил…

– Голос у него похож на Тучегонов…, – вмешался купец Илья. – Толмач же нам сказал: – Вставайте, почтенные люди! – Ну, мы встали, а царь…лицом такой, будто наш Тучегон ему родной брат! А может…так…Что мы знаем? Вот государь преподнес нам подарки. И пообещал по такому случаю не казнить пленных киевлян и больше не разрушать города! Однако, что тут еще можно разрушить? От города остались одни обломки!

– О! – вмешался Ставр, сопровождавший в поездке купца. – Мне тогда у царского шатра сказал наш славный Тучегон, что царь пожаловал вам великое благодеяние: он хотел оставить от города одну пустыню! И только ради вас он отказался от своей жестокой мести!

ГЛАВА 19
ПЕЧАЛЬНЫЕ НОВОСТИ

В Брянске отмечали радостное событие: в новый, только что построенный терем въехал черниговский епископ Порфирий. Как раз к декабрю, как будто воевода Ефим Добрыневич заранее обо всем знал. Но владыка нагрянул внезапно, как снег на голову, и местные священники даже не успели обрадовать городок благовестным звоном колоколов.

Утреннюю службу епископ проводил сам. На торжественное богослужение в просторной Покровской церкви собралось много народа. Высокий священник пел красивым басом слова молитвы, обращенные к Богу. Во время службы он не раз повторял: – Господи, помоги твоему городу Киеву и отврати смертельную угрозу!

Брянцы уже знали о начавшейся осаде великого города. И вот они с нетерпением и надеждой ожидали услышать, что Киев выстоял. Среди молившихся присутствовали и женщины-вщижанки, чудом уцелевшие во время захвата татарами их города. Четверо из них так и остались жить в Брянске, выйдя замуж за дружинников воеводы, остальные вернулись на родное пепелище, где и поселились в наскоро срубленных городецкими мужиками избах.

С грустью они слушали монотонные церковные песнопения и молитвы, вспоминая все ужасы вщижского погрома.

Брянский городок довольно основательно разросся. Воевода Ефим сумел расширить и свою маленькую крепость. Здесь уже можно было отсидеться при княжеских усобицах, даже отразить набеги отдельных отрядов кочевников. А вот как быть при татарском нашествии? В этом у опытного брянского воеводы не было сомнений: против монгольских полчищ городу не устоять! А для создания более мощной, занимающей два холма, крепости нужно было время. Только киевская оборона могла сдержать смертельного врага и предотвратить угрозу Брянску. Но кто знает, выдержит ли великий город осаду?

С тяжелыми думами сидел Ефим Добрыневич в своей светлице и ждал гостей. От постоянных забот и трудностей брянский воевода за последнее время сильно состарился: поседел и сгорбился. Супруга Варвара была намного моложе его, но и она как-то посуровела, пребывая в состоянии тоски и тревоги. Сейчас она хлопотала на кухне, готовя вместе со слугами трапезу для высоких гостей. Хлопнула дверь, и дом сразу же ожил от густого баса епископа Порфирия.

– Да благословит Господь ваш дом и подаст вам великую благодать! – пропел с порога владыка.

– Здравствовать вам на долгие годы! – произнес шедший вслед за ним отец Игнатий.

– Здравствуй же, славный владыка! – оживился выскочивший в сени Ефим Добрыневич. – Рад видеть и тебя в здравии, отец Игнатий!

Священники вошли в светлицу, перекрестились на иконы, благословили подошедшую к ним хозяйку и уселись на скамью перед большим, устланным белоснежными скатертями, столом.

– Эй, Груня! – крикнул воевода. Служанка быстро прибежала из кухни и поклонилась гостям. Епископ осенил ее крестом. – Беги-ка, Груня, за моими помощниками Воиславом да Бровко! Будет трапезовать! – распорядился Ефим. – Да побыстрей, чтобы не заставляли нас ждать!

Служанка помчалась выполнять приказ.

– Ну, а теперь, отведай-ка нашей особой медовухи, владыка! – сказала с улыбкой Варвара. – Сама ее готовила и сдобрила рябиной!

– С охотой, матушка! – кивнул головой епископ.

– Уж я-то давно знаю о твоем искусстве, хозяюшка! – весело промолвил отец Игнатий.

– Отменная медовуха, – оживился епископ Порфирий, осушив чашу ароматного напитка. – Да, ты – хорошая хозяйка!

Варвара радостно улыбнулась: – Это еще не все, батюшка. Отведай сперва закусок, а тогда и скажешь, достойна ли я твоей похвалы!

В это время в дверь с шумом ворвались брянские дружинники, за которыми посылал Ефим. Войдя с порога и перекрестившись на иконы, они поясно поклонились священникам и своему военачальнику. Владыка протянул руку и благословил вошедших.

– Садитесь, – указал рукой на скамью у стола Ефим Добрыневич, – пообедаем и думу подумаем.

Приняв еще несколько чаш с хмельными напитками и закусив, гости начали вести неторопливый разговор.

– Да, воевода, – промолвил черниговский епископ, – Ты хорошо обустроил свой город, все тут уместно! Нелегко было до тебя добраться, однако житье тут привольное. Мы поехали по Десне от Чернигова, как только замерзла река…Слава Господу, что декабрь нынешний морозный! Спешили, когда узнали об осаде Киева! Целые толпы киевлян прибежали в наш разоренный Чернигов! Они не верят в прочность киевских стен и ищут спасения в глухих лесах и лесных деревеньках…Что может им дать Чернигов: там только одни развалины! Лишь церкви сохранились, но все их богатства разграблены жестокими татарами! Даже золотые и серебряные ризы поганые посрывали с икон. Да утварь церковную – сосуды и священные кресты – забрали нехристи! С превеликим трудом ведем службы. На сердце горечь и уныние…

– Как же сам ты спасся, славный владыка? – вопросил воевода. – Я слышал, что ты побывал в татарском плену!

– Что ж, пришлось вынести и это, – кивнул головой епископ. – Когда те нехристи заняли наш город и стали разрушать храмы Господни, мы вышли, не ожидая спасения, с молитвами и церковными хоругвями к тем злодеям. Однако татары не стали нас убивать, как мы того ожидали, но столпились вокруг и с превеликим любопытством на нас смотрели. Вот обошли мы крестным ходом все наши церкви. Вокруг пылали дома, и стоял удушливый дым! До нас доносились вопли плененных горожан. А когда мы возвращались назад к нашей соборной церкви, нас встретили конные татары и приказали идти к их царю. С ними там был татарский толмач, который нам это объяснил. Ничего другого нам не оставалось…Мы вышли из города одетые в праздничные ризы, с пением церковных псалмов. Я все успокаивал наших Божьих слуг, чтобы они не печалились и вручили свою судьбу нашему Господу…Ну, вот пришли мы к шатру их царя, прозываемого Бату…Но они не зовут его царем, а лишь говорят, что он непобедимый полководец и повелитель сотен туменов…Настоящий же их царь, Угадай-хан, сидит далеко – в какой-то там великой Монголии. Поди, за много тысяч верст отсюда…Вот сколько земель захватили поганые! Это нам такая кара за грехи! Ну, полководец, так полководец! Хотя Бату этот, на самом деле, истинный царь!

– А каков он из себя, владыка? – воскликнула любопытная Варвара. – Страшен ли видом этот татарский царь?

– А вот и нет! – пробормотал с мрачным видом епископ. – Знатные татары весьма приятны своей внешностью! Даже хан Мэнгу, осаждавший наш город Чернигов, светел лицом и пригож…Глаза их немного раскосы, носят небольшие усы и редкие бородки. Видно бороды у них так густо, как у наших людей, не растут. Я не видел ни одной окладистой бороды! А сам Бату особенно приятен лицом! Он похож на стройного молодца, но лицо его, белое и слегка скуловатое, сурово и без румянца. Его глаза черны и пронзительны! И речь его приятна на слух, даже изящна, хоть и непонятна. Перед тем как мы вошли в огромный шатер, стоявший возле нашего разрушенного города, татарский толмач предупредил нас, чтобы мы не задели ногами порога. У них есть поверье, что порог задевают люди со злыми умыслами! За это татары могут даже убить! Было ясно, что если татары нас об этом предупредили, они нас убивать не собирались…Поэтому мы переходили тот порог со всем старанием…А когда вошли, сразу же поклонились тому царю Бату в пояс. Царь же сидел на своем престоле и с любопытством на нас смотрел. Ну, а затем он спросил меня: кто я такой, какая у нас вера и как мы понимаем их нашествие…Я не знал, что говорить! Сказал лишь коротко, что значит наша христианская вера и какова суть моего епископства. Ну, а вот их войну я назвал Божьей карой нам за грехи!

– О каких грехах идет речь? – вопросил татарский повелитель. Я же ответил, что наши люди нерадиво принимают православную веру: князья учиняют вражду между собой и совсем не щадят простой народ…А многие стали пьянствовать, или впадать в блуд…Да прочие грехи наделали…Дошли даже до непочитания старших! Вот и кару Божью за это заслужили! Удивительно, что эти слова не вызвали гнева у великого татарина! Бату-хан даже предложил мне испить кобыльего молока! Но я дал ему по такому случаю убедительный отказ: нам нельзя принимать ни пищу, ни питье во время богослужения или крестного хода, особенно при поминовении! Это – тяжелый грех…Тогда Бату спросил, на какое время у меня такой запрет. На это я пояснил, что должен воздержаться от пищи и питья на три дня в связи с тем, что я приношу жертву по душам убитых, которые иначе не увидят пресветлого рая…Тогда царь спросил, а что же такое есть рай…И я рассказал об этом…Это был для меня нелегкий день!

– А как же, владыка, вас простые татары приняли? – Вмешался в разговор дружинник Воислав. – Не грабили, не злословили?

– Нет, – покачал головой епископ. – они не причинили нам зла. Более того, как только мы вышли из шатра татарского царя, мы увидели только одно уважение от его жестоких воинов! Вот и чудо случилось, когда их повелитель принял нас хорошо! Он там еще спросил, какая судьба ожидает его погибших воинов. Рай, мол, им будет, или ад…Я не знал что по такому случаю говорить! Слава Господу, что тогда меня вразумил! – Порфирий перекрестился. – Вот я и сказал: – Иноземный государь! Если твои люди карают нашу землю за великие грехи, значит, они исполняют волю Господа. Надо нам самим смирять свою гордыню… Ну, а если твои люди вершат Божью волю, тогда не закрыта им дорога в небесный рай. Но только если они праведно жили на земле: беспрекословно слушались своих начальников или полководцев, не пьянствовали, не грешили и молились Богу…

На это Бату вдруг спросил, а не пьянство ли есть питье их кумыса, или кобыльего молока. На это было нетрудно ответить. – Это не так, – сказал я. – Не может быть позорного пьянства от молока! Это же – от Божьей твари, но не от людского грехопадения!

Ну, царь посмеялся и похвалил мою находчивость. Он мне показался довольным от нашего разговора и моих ответов. Бату тогда сказал, что видит большую пользу от нашей праведной веры и пообещал, что не будет нам чинить ни обид, ни помех в церковном деле. Однако же меня отпустил не сразу. Пришлось ехать со всем этим татарским воинством аж до Глухова и видеть, как злодеи разоряли тот несчастный город! А когда мы вернулись в свой Чернигов, когда увидели свои разграбленные церкви, то зарыдали во весь голос, сетуя на нашу горестную судьбу. Вот мы стали жить в разоренном городе. Людей почти не осталось. Когда татары ушли, назад вернулись немногие! Вот почему я езжу теперь по далям и весям в поисках черниговцев и зову их на родину, чтобы восстановить родной город. Но, к своему прискорбию, я вижу, что беглые не хотят возвращаться домой…А сюда я поехал не зная, сколь велик и славен стал ваш Брянск…

– Владыка, а пойдут на нас поганые? – спросил вдруг Ефим Добрыневич. – Хоть и крепок наш город, но их несметную силу не выдержит!

– Не знаю, сын мой, я замыслов поганых. Спросил у меня еще тогда их полководец или царь Бату, богаты ли земли моей епархии. Но я ему ответил, что нет у нас больших городов, кроме Чернигова и Новгород-Северского. А местные села тут бедны: не платят даже десятину…Засмеялся тогда Бату и сказал: – Если ты называешь те города богатыми, смешно тогда говорить о твоих селах! Зря мы растрачивали тут свои силы и людей! Не было поживы даже в Чернигове! Разве это полноценное серебро, какое наши воины добывали во времена моего отца! Если бы мы знали о такой вашей бедности, то вовек бы сюда не пришли! Исполнили только завет нашего великого предка…Вот захватим ваш Киев и пойдем подальше к последнему морю, где возьмем несметные богатства изнеженных франков!

– Значит, нам грозит великая беда! – покачал головой Ефим. – Сила-то у них неисчислимая! Вряд ли устоит Киев?

– С нами господь Бог! – перекрестился епископ. – Захочет – казнит, захочет – помилует! Положимся на волю Господню!

Все сидевшие перекрестились.