Текст книги "The White Tiger Extrapolation (СИ)"

Автор книги: sister of night

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

– Все в порядке, Шелдон, – Родстейн взял его лицо в ладони и посмотрел ему прямо в глаза. – Это напиток, который ты только что выпил, он дает такой эффект. Но ты должен расслабиться и не паниковать, иначе все станет только хуже, ты меня понимаешь?

Шелдон медленно кивнул, не сводя с него взгляда.

– Если это напиток, который заставляет чувствовать себя так странно, то зачем ты дал мне его, в первую очередь? – спросил он.

Родстейн не ответил. Вместо этого он подался вперед, жадно целуя Шелдона, раздвигая его губы своим языком, чтобы сделать поцелуй более глубоким. Леонард оцепенел в своем укрытии, зная совершенно точно, что ему нужно, просто необходимо прекратить это прямо сейчас, или хотя бы закрыть глаза, а лучше еще и уши, если он найдет способ сделать это, не выпуская из рук томик несимметричных теорий гравитации. Но почему-то он продолжал просто стоять там, смотреть и слушать, он словно оцепенел.

Шелдон издал приглушенный протестующий звук, и Родстейн отстранился от него. К его щекам тоже прилила кровь, он дышал чаще, чем обычно, и продолжал гладить Шелдона ладонями по лицу и волосам, словно не мог остановиться. Шелдон смотрел на него сконфуженно и почти испуганно.

– Я не уверен, каков социальный протокол для подобных ситуаций… – начал он, но Родстейн прижал палец к его губам, вынуждая замолкнуть.

– Тссс, – сказал он. – Социальный протокол – получать удовольствие. Как ты считаешь, Шелдон, ты сможешь сделать это для меня?

Все, что было в глазах Шелдона – это недоумение.

– Не думаю, что понимаю… – начал он, но Родстейн не позволил ему закончить. Он снова наклонил голову, накрывая губы Шелдона своим ртом, и в этот раз Шелдон попытался оттолкнуть его, отшатнулся в сторону, врезавшись в стену с другой стороны от кровати, и выставил перед собой руки в защитном жесте.

Родстейн посмотрел на него немного раздраженно и вздохнул, Шелдон пялился на него во все глаза в очевидном замешательстве. Но Родстейн ничего не предпринимал, и Шелдон немного успокоился, сделал глубокий вдох, явно стараясь взять себя в руки. Когда он заговорил, его голос немного дрожал.

– Эван, я не считаю твои действия адекватными сложившейся ситуации, – сказал он. – Должен заметить, ты заставляешь меня чувствовать себя крайне некомфортно. Кроме того, я уже сказал, что мое самочувствие не совсем в порядке, и я не знаю, что со мной происходит, но полагаю, что мне следует обратиться за медицинской помощью. Возможно, тебе тоже следует это сделать, – добавил он не вполне уверенно. – Ты выглядишь так, словно у тебя жар.

Родстейн рассмеялся и протянул Шелдону руку.

– Иди ко мне, не бойся, – он потянул Шелдона к себе, возвращая его в прежнее положение. – Вот так вот, сюда. Ты не болен, Шелдон, и я обещаю, что могу помочь тебе. Перестань шарахаться. Я не делаю ничего страшного, ты видишь?

Родстейн говорил это, расстегивая пуговицы рубашки на груди Шелдона одну за другой, и тот следил за ним внимательным взглядом, все еще не понимая. Леонард был готов прибить его за это. На самом деле, если бы у него был выбор, он с удовольствием прибил бы Родстейна. Но он словно прилип к чертовому полу, чувствуя себя, словно в кошмаре, Леонард будто бы наблюдал со стороны за крушением поезда, захваченный масштабом катастрофы и не зная, как теперь можно было этому помешать. Сделать шаг вперед, выйти туда, к ним, чтобы прекратить это, казалось ему в этот момент чем-то немыслимым.

Расстегнув пуговицы все до единой, Родстейн раскинул полы рубашки Шелдона в стороны и склонил голову, покрывая неторопливыми поцелуями его грудь и в особенности задерживаясь на сосках. Шелдон дернулся, не выдержав, и Родстейн поднял на него взгляд.

– Мне щекотно, – пояснил Шелдон и спросил с сомнением: – Почему ты так уверен, что то, что ты делаешь, действительно может оказать медицинский эффект на мое самочувствие?

Родстейн улыбнулся, ничего не отвечая, и принялся расстегивать ремень его брюк. Шелдон вскинул на него ошарашенный взгляд и издал протестующий возглас, прикрывая пах руками. Родстейн посмотрел на него в упор.

– Прекрати, Шелдон, ты ведешь себя, как ребенок. Разве ты никогда этого не делал? Никогда не трогал себя? Разве ты не хочешь этого сейчас?

– Я не считаю приемлемым делать это в присутствии посторонних, – пробормотал Шелдон, отводя взгляд в сторону и напряженно закусывая губу.

– Честное слово, ты настолько непосредственный, что иногда все, что мне хочется – это повалить тебя на пол и оттрахать до потери пульса, – сказал Родстейн вполголоса, словно разговаривал с самим собой, а затем ловко стянул с Шелдона штаны и обхватил ладонью его член.

И тут произошло кое-что по-настоящему странное: Шелдон запрокинул голову назад, на кровать, и простонал. Леонард уставился на него во все глаза, непроизвольно сглотнув. Это был Шелдон, мать его, Купер, который сидел на полу, откинув голову назад, его грудь часто вздымалась и опускалась, поблескивая в свете камина. И он, черт побери, стонал от того, что другой парень дрочил его член. Это было слишком по-человечески, так что Леонард был застигнут врасплох обрушившимся на него чувством нереальности происходящего, потому что Шелдон Купер всегда был тем, кто, казалось, вообще не нуждался в каких бы то ни было способах сексуального удовлетворения. И Леонард уж точно не подозревал, что он способен вот так вот стонать.

Проклиная себя за то, что делает, но не в силах побороть интерес, Леонард спустился взглядом ниже, останавливаясь на члене Шелдона, крупном, черт побери, – если бы Шелдон встречался с девчонками, они бы наверняка нашли его впечатляющим. Сейчас этот член крепко стоял и блестел от смазки, и Леонард с легким ужасом осознал, что его собственные брюки стали ему тесны. Он никогда в жизни не подглядывал вот так вот за тем, как кто-то занимается сексом буквально в паре шагах от него, и, хотя никто из двоих людей перед ним не был девушкой, зрелище неожиданно оказалось более волнующим, чем Леонард мог когда-либо признать даже перед самим собой.

Родстейн ускорил движения, и Шелдон изогнулся, издав еще один стон, полный неподдельной нужды, его руки непроизвольно шарили по полу в поисках опоры. Затем Родстейн приостановился, крепко сжав руку на основании его члена, прежде чем ослабить обхват пальцев. Шелдон издал разочарованный возглас и поднял голову, сталкиваясь с Родстейном затуманенным взглядом. Его щеки пылали, он выждал секунду и немного толкнулся в чужую руку, неспособный озвучить того, чего хотел.

– Quid pro quo, Шелдон, – сказал Родстейн, улыбаясь, – вот, как это работает. Я помогу тебе, но и ты должен немного помочь мне.

Он принялся расстегивать собственные брюки, и в глазах Шелдона промелькнула неуверенность. Но даже если он и хотел сбежать, то не смог бы сделать этого, потому что Родстейн снова опустил руку, двигаясь по его члену вверх и вниз размеренными неторопливыми движениями, призванными скорее дразнить, нежели приносить удовлетворение.

Леонард стиснул зубы, чтобы не заорать от непостижимости происходящего, когда второй рукой Родстейн высвободил из брюк собственный член, гордо вздымающийся к самому животу, и положил на него руку Шелдона. Тот вскинул на него испуганный взгляд, пытаясь отстраниться, но Родстейн непреклонно покачал головой и сжал пальцы крепче, проводя его рукой по своему члену вверх и вниз снова и снова, ни на секунду не прекращая ласкать член Шелдона.

Дыхание Шелдона сбилось, но Леонард не смог бы сказать со стороны, было ли это вызвано возбуждением или страхом.

– Успокойся, – повторил Родстейн, глядя в его расширившиеся глаза. – Мы с тобой почти ничего не делаем, все в порядке, ты же видишь. Ты молодец, все хорошо, все просто отлично.

Он придвинулся ближе к Шелдону, впиваясь ртом чуть повыше его ключицы, прижимаясь своим бедром к его, ускорил движения своей руки на члене Шелдона, и одновременно с этим сильнее задвигал рукой Шелдона по собственному члену. Шелдон снова откинул голову назад, крепко зажмурившись, его лицо исказилось, губы приоткрылись в мучительной гримасе, и Леонард почему-то так и не закрыл глаза, когда Родстейн приподнялся, не прекращая своего занятия, и поцеловал Шелдона глубоко и собственнически, заталкивая язык ему в рот.

Этого, видимо, хватило: Родстейн кончил через секунду, спустив Шелдону в руку, и отстранился от него, хрипло дыша. У Шелдона по-прежнему стоял, он вскинул на Родстейна растерянный взгляд, и по его виду было похоже, что он едва ли вообще мог сейчас сказать, где он и что происходит.

– Я бы тебе вставил, но боюсь, что это придется отложить на другой раз, – немного разочарованно сказал Родстейн, вздохнув, а потом вдруг наклонился и взял у Шелдона в рот.

Шелдон издал изумленный возглас, когда Родстейн уверенно задвигал головой, заглатывая член до самого основания, затем поднимаясь вверх и опускаясь снова. Леонард отстраненно отметил, что те малочисленные разы, когда ему самому делали минет, заметно отличались по технике, и, увы, не в лучшую сторону, если судить по взгляду со стороны. Но, опять же, Шелдон Купер был последним человеком на Земле, который мог бы оценить технику минета. Он зажмурил глаза, быстро и часто дыша, время от времени издавая сквозь зубы короткие сдавленные стоны. Когда Родстейн довел его до разрядки, проглотив все до капли, Шелдон разом обмяк всем телом, отворачиваясь в сторону и пряча глаза.

Родстейн небрежно потрепал его по влажным волосам, словно собаку, поцеловал в лоб и застегнул свои брюки.

– Спокойной ночи, Шелдон, – сказал он, прежде чем выйти за дверь.

Леонард облокотился на стену, стараясь унять дрожь в коленях. Он был трусом, несомненно, он был жалким трусом. Шелдон так и остался сидеть там, на полу у кровати, глубоко вдыхая и выдыхая, как раненое животное. Его голова была откинута назад, на кровать, и он закрыл глаза рукой, спрятав их в сгибе локтя. Леонард выругался про себя. Он должен был выйти из-за чертовой портьеры с самого начала. Он не должен был смотреть. Он не должен был тащить Шелдона на этот треклятый самолет до Майами, в первую очередь.

Леонард был трусом и он не помог своему другу, когда тот в нем нуждался, но еще большей трусостью казалось не помочь ему теперь. Леонард вздохнул и вышел из своего укрытия, стараясь не думать, что с ним сделает Шелдон, узнав, чему он стал невольным свидетелем.

Он подошел к Шелдону, и тот вздрогнул, когда Леонард тронул его за плечо, и вскинул на него взгляд. В следующую секунду в его глазах отразилось удивление.

– Леонард? Как ты здесь оказался?

Они были совершенно шальные, эти глаза. Тот напиток, осенило Леонарда, чертов ублюдок накачал Шелдона каким-то наркотиком, вот откуда взялись все эти странности.

Он еще раз посмотрел на Шелдона, на этот раз пристальнее, отметив свежий укус на нижней губе, засос, черт подери, над ключицей, а еще то, что правая рука Шелдона была испачкана в сперме Родстейна и что он так и не заправил штаны. Леонарду захотелось зажмуриться.

– Поднимайся, Шелдон, – пробормотал он, подхватывая его под руку и помогая подняться на ноги, которые почти сразу же начали разъезжаться в стороны. Шелдон зашатался, словно был большой куклой, и ему потребовалось опереться на Леонарда, чтобы не упасть. – Ну что же ты… Пойдем, я отведу тебя в ванную.

Леонарду пришлось остановиться почти у самой двери, чтобы облокотить Шелдона о стену спиной и заправить его брюки. Он внутренне опасался, что после того, что случилось, это испугает Шелдона, но тот едва ли обращал внимание на происходящее: его расфокусированный взгляд с чересчур большими зрачками скользил по комнате, не останавливаясь ни на чем конкретном, и он спокойно позволил Леонарду подтянуть его трусы, застегнуть брюки и потянуть вверх молнию, затянуть ремень и продеть в петли рубашки пуговицы одну за другой. Леонард возился довольно долго: было темно, ракурс был непривычным, и, кроме того, ему было неловко, и оттого пальцы слушались его не совсем так, как нужно. Когда Леонард закончил и поднял взгляд на Шелдона, тот посмотрел на него в ответ довольно осмысленно и сказал:

– Хм, с такого ракурса ты кажешься даже ниже, чем обычно.

Леонард недоверчиво покачал головой.

– Даже в таком состоянии ты способен говорить своим друзьям обидные вещи, верно, Шелдон?

К счастью, ближайшая ванная комната располагалась недалеко. Им по пути никого не встретилось, хотя откуда-то издалека по-прежнему доносились отголоски вечеринки: музыка, пьяные вопли и взрывы смеха.

Леонард втащил Шелдона в ванную комнату, мельком порадовавшись, что она была огромной, под стать всему в доме Родстейна, так что тут было, где разместиться, даже с таким долговязым и совершенно не ориентирующимся в пространстве человеком, каковым являлся Шелдон в данный момент. Леонард щелкнул выключателем и непроизвольно зажмурился, когда свет ламп отразился от множества блестящих и сверкающих поверхностей, а затем закрыл за ними обоими дверь.

После этого Леонард подвел Шелдона к раковине, открыл кран, включив теплую воду, и опустил туда покрытую чужой спермой руку Шелдона. Тот смотрел некоторое время на воду, стекающую по его руке вниз в сливное отверстие, затем потянулся другой рукой к жидкому мылу и выдавил немного, растер по коже, смыл, повторил это еще дважды. Когда Шелдон пошел на четвертый заход, Леонард отобрал у него жидкое мыло и всучил ему полотенце. Шелдон тщательно вытер руки и посмотрел на Леонарда.

– Кажется, меня сейчас стошнит, – ровным голосом сообщил он.

Потом Леонард поддерживал Шелдона за плечи, пока он стоял на коленях, согнувшись перед унитазом и сотрясаясь в рвотных позывах, и следил, чтобы Шелдон не покачнулся ненароком и не въехал в унитаз лбом. Леонард не знал, было ли это действием той дряни, что дал ему Родстейн и которую организм Шелдона просто не воспринимал, или банальным проявлением стресса, но к тому времени, как Шелдон исторг в недра унитаза все содержимое своего желудка и перестал содрогаться в сухих спазмах, Леонард чувствовал в себе готовность удушить Родстейна голыми руками.

– Спасибо, Леонард, – слабым голосом сказал Шелдон после того, как Леонард помог ему как следует умыться и почистить зубы и усадил на бортик ванной. – Но я все еще чувствую себя не очень хорошо.

Леонард знал, что это так, и его сердце сжималось от жалости. Вероятно, не весь наркотик, всосавшийся в кровь, успел покинуть системы организма, потому что зрачки Шелдона были по-прежнему расширены, его щеки покрывал лихорадочный румянец, и у него, черт подери, стоял: Леонард видел, как натянулась ткань его брюк. Шелдон закрыл глаза, задышал ровно и глубоко, словно испытывал боль и пытался стерпеть ее, и стиснул ткань рубашки Леонарда в кулаке, оттягивая ее на себя, но не проронил ни звука.

Это был в некотором роде прогресс, подумал Леонард с горькой усмешкой: в обычном состоянии его было не заткнуть.

– Шелдон, послушай, – начал Леонард, облизывая губы, вмиг пересохшие от непонятного волнения. – Я хочу, чтобы ты понимал: то, что произошло сегодня с тобой, было неправильным. Но это не обязательно должно быть так. Я имею в виду, это не должно пугать. И ты можешь… ты должен говорить, когда хочешь остановить то, что происходит, если это тебе не нравится, ты ведь понимаешь, правда?

Шелдон поднял на него взгляд.

– Он испугал меня, – признался он, сглотнув. – Но это не должно пугать, верно? Я как всегда понял что-то неправильно? Я сделал что-то неправильно?

– Это Родстейн сделал кое-что неправильное, – прошептал Леонард, сглатывая тугой комок в горле.

Шелдон все еще смотрел на него снизу вверх своими прозрачными глазами, сжимая его рубашку в кулаке, что тоже было странным, учитывая, что Шелдон обычно старался избегать ненужных прикосновений. Наверное, в тот момент это показалось Леонарду чем-то вроде крика о помощи, иначе он никогда не стал бы делать того, что сделал. Но тогда, в тот самый момент, Шелдон смотрел на него, и Шелдон сжимал его рубашку так крепко, словно желал помешать ему уйти, и поэтому Леонард быстро, опасаясь передумать, склонил голову вперед, соприкасаясь своими губами с его.

Это было странным: губы Шелдона на вкус были как мята, потому что он только что чистил зубы, они неуловимо отличались от губ любой из девушек, с которыми Леонард целовался прежде, и они не отвечали, совершенно ему не отвечали, поэтому уже через несколько мгновений Леонард отстранился и посмотрел на Шелдона. Тот смотрел на него в ответ со совершенно спокойным выражением лица, и Леонард смутился.

– Что это было? – ровно спросил Шелдон.

Леонард пожал плечами и спросил на пробу:

– Попытка показать тебе, что не каждый поцелуй представляет собой агрессивную попытку изнасиловать чей-то рот языком? Я пытаюсь показать тебе, что это не страшно, Шелдон, что это может быть по-другому. Ты… позволишь мне помочь тебе?

Он опустил взгляд всего на секунду, чтобы убедиться, что нездоровый стояк Шелдона, вызванный проклятым афродизиаком, так никуда и не делся, но Шелдон проследил за его взглядом и посмотрел на Леонарда в упор.

– О, quid pro quo, верно? – спросил он напряженным голосом. – Я знаю, как это работает.

Он разжал кулак, выпуская рубашку Леонарда, и вместо этого стиснул руками бортик ванной по обеим сторонам от себя.

– Господи, нет же! – воскликнул Леонард, когда до него дошло, к чему клонит Шелдон. – Это работает совершенно не так, Шелдон, и неважно, что тебе сказал этот придурок. Мне ничего от тебя не нужно. Я пытаюсь помочь, вот и все.

Шелдон прикрыл глаза и быстро облизнул губы. Леонард заметил, что румянец на его щеках усилился.

– Я не могу думать об этом сейчас, Леонард, – слегка раздраженно сказал он. – Вы с Эваном подаете совершенно разную информацию, как, по-твоему, я могу сосредоточиться, имея такие несоответствующие факты? К твоему сведению, обычно общепринятые протоколы имеют более строгую структуру.

– О, раз уж ты заговорил о Родстейне, я расскажу тебе кое-что и об общепринятых протоколах, – начал Леонард, чувствуя, как у него внутри вскипает раздражение, и срывая его на Шелдоне, за неимением других вариантов, хоть и отдавал себе отчет, что сейчас это было не самой разумной вещью. – Я скажу тебе, что опоить кого бы то ни было наркотиком, чтобы залезть ему в штаны – это ни хрена не общепринятый протокол. Это мерзко, Шелдон, это мерзко и подло, но самое ужасное, что ты этого даже не осознаешь! Ты думаешь, это в порядке вещей? Ты думаешь, это какая-то чертова социальная условность – дождаться, когда у кого-то встанет от треклятого порошка, чтобы положить руку на его член – вот так, Шелдон?

Леонард и понятия не имел, зачем сделал это. Вероятнее всего, для пущей наглядности: он намеренно кривлялся, разъясняя Шелдону, каким непростительно подлым был Родстейн с его наглыми поползновениями, преходящими всякие границы. И, собственно говоря, он просто наглядно продемонстрировал то, о чем говорил: какого-то черта он положил руку Шелдону на член. К его величайшему изумлению, Шелдон откинул голову назад, как тогда, в комнате, и простонал.

Леонард на мгновение замер, уставившись на его шею, открытую и незащищенную, и где-то на дальней границе разума он испытал к себе отвращение, потому что эта часть его разума сейчас прекрасно понимала Эвана Родстейна, который оставил Шелдону огромный засос на ключице. Но Леонард, конечно же, был совсем не таким, он не стал бы оставлять Шелдону засос.

Вместо этого, не в силах преодолеть неожиданное искушение, он наклонил голову и провел по этой шее языком от основания до самого подбородка, пробуя кожу на вкус. Горло трепетало под его прикосновениями в такт вдохам и выдохам Шелдона, частым и поверхностным, и от этого у Леонарда мурашки побежали по коже, по нему словно прокатился разряд. Потом Шелдон поднял голову и посмотрел на Леонарда совершенно затуманенными глазами, словно сам наркотик, который подмешал ему Родстейн, пялился в тот момент на Леонарда со дна огромных зрачков Шелдона Купера, и после этого у Леонарда окончательно снесло крышу.

Он снова поцеловал его, сминая изумленно приоткрывшиеся губы, нетерпеливо дергая ремень брюк, который сам же застегивал какое-то время назад, чтобы обхватить член Шелдона рукой, как обхватывал Родстейн до него, чтобы стереть его прикосновения своими. Шелдон снова простонал, шире открывая рот, и это оказалось неплохой возможностью проскользнуть в этот рот языком, чувствуя тепло и еще больше мяты. Нижняя губа Шелдона, прокушенная Родстейном до крови, была немножко соленой на вкус, и Леонард нежно лизнул ее, успокаивая ранку.

Каким-то образом они уже были на полу, на мягком пушистом коврике для ванной, и Леонард облокотился на левую руку, нависая над Шелдоном, чтобы удобнее обхватить его член ладонью правой и сильно провести сверху вниз и обратно, как он сделал бы, если бы дрочил себе. Шелдон извивался под ним, прикрыв глаза, с его губ срывались мягкие бессвязные стоны, а от тела исходил такой сумасшедший жар, словно внутри него работал теплогенератор.

Леонард чувствовал, что его собственный член изнывает от жажды прикосновения, и бросил быстрый взгляд вниз, просчитывая, сможет ли он обо что-нибудь потереться, кроме ноги Шелдона, а заодно прикидывая, на случай отрицательного заключения, насколько неподобающе в сложившейся ситуации будет потереться-таки о Шелдона.

– Леонард?

Он вскинул голову, сталкиваясь взглядом с Шелдоном. Теперь в его глазах был оттенок страха, а голос, которым он позвал Леонарда, был неуверенным, и это заставило Леонарда опомниться. Он замедлил движения своей руки, но не остановился совсем.

– Ты можешь сказать мне «нет», если захочешь, – вполголоса напомнил Леонард, мечтая сейчас больше всего на свете, чтобы Шелдон этого не делал. Он не знал, смог ли бы остановиться теперь.

– Я могу?

– Да, ты можешь сказать это в любую секунду, и я прекращу. Нет повода чувствовать себя пойманным в ловушку.

Шелдон закрыл глаза и глубоко вздохнул, прежде чем снова посмотреть на Леонарда.

– В таком случае, я хочу прекратить.

Леонард моргнул, медленно убрал руку с его члена. Где-то в глубине его горла зародился разочарованный стон, но Леонард с усилием подавил его.

– Ты хочешь прекратить? – переспросил он, бросив быстрый взгляд вниз. – Шелдон, у тебя стояк.

– Мне об этом известно, – сказал Шелдон, его голос звучал немного раздраженно. – Такое иногда случается. Правда, я вынужден признать, не с такой интенсивностью, но я вполне уверен, что смогу справиться с этим сам. У меня все еще не сложилось представления насчет действующего социального протокола, ты знаешь, это не моя сильная сторона, но у меня отчего-то такое чувство, что если бы я все-таки принял твою помощь, то в будущем мы оба испытали бы неловкость на этот счет.

Леонард опустил голову, на мгновение уткнувшись носом в горячую шею Шелдона с часто бьющейся жилкой, крепко зажмурился и сделал два глубоких вдоха и выдоха, прежде чем отстраниться. Шелдон проводил его настороженным взглядом, и Леонард подумал, едва ли Шелдон хотя бы отдаленно представлял, чего ему это стоило.

Леонард не был уверен, зачем Шелдон сказал про неловкость в условном наклонении, потому что он сам испытывал самую ужасную неловкость в своей жизни, пока выходил из ванной комнаты, водружая на переносицу оставленные на раковине очки и стараясь игнорировать собственный стояк, и позже, когда сидел на полу возле двери, прижавшись спиной к стене, слушал, как Шелдон Купер принимает ванную, вполголоса напевая «We met on Sunday», и в то же время знал совершенно точно, что он дрочит в этот момент.

Когда Шелдон показался из ванной в пушистом белом халате, предназначенном для гостей, он выглядел сонным и усталым. Препарат, подсыпанный Родстейном, видимо, окончательно покинул его тело, оставив его совершенно вымотанным, так что Леонард помог ему добраться до его комнаты. Там он укутал Шелдона в одеяло, а потом еще некоторое время сидел рядом с ним на краюшке кровати, напевая «Soft Kitty» и чувствуя себя мерзавцем.

Леонард не понимал, отказывался понимать, откуда это взялось. Родстейн был неправ, повторял он самому себе, ублюдок просто издевался над ним, когда говорил о том, что Леонард испытывает к Шелдону. Леонард бы никогда… В общем, ему бы и в голову не пришло даже думать о Шелдоне в подобном ключе. Они были друзьями, это правда. Каким-то непостижимым образом Леонарду было комфортно рядом с Шелдоном, хотя он ни за что в жизни не признал бы этого вслух. Но не более того. Леонарду нравилась Пенни, вот в чем фокус. Когда он думал о своем будущем, он думал о будущем с ней, и когда он ласкал себя в душе или спал и видел жаркие сны, он тоже думал только о Пенни.

Но какого-то долбанного хрена там, в ванной комнате рядом с Шелдоном, он ни разу не думал о Пенни. Каким-то непостижимым образом все, о чем он мог думать в тот момент – это о мягких губах Шелдона со вкусом мяты, о его раскаленной коже под пальцами, о жилке, бьющейся на шее, и о том, как он стонал. Леонард подумал обо всех тех вещах, которые мог бы сделать, если бы посмел, и наполнился отвращением к себе, потому что это были в точности те вещи, за которые он так сильно презирал Родстейна.

Когда Шелдон наконец заснул, Леонард не выдержал и провел ладонью по его голове, приглаживая волосы. Как ни странно, сейчас ему не хотелось ничего… такого. Непонятное наваждение прошло, и теперь Шелдон был просто Шелдоном, который пережил непростой для себя, эмоционально выматывающий день, и теперь спал, вытянувшись на кровати и сложив руки на груди. А Леонард был просто Леонардом, который укладывал своего лучшего друга спать, ничего больше.

Потом, позднее в своей комнате, Леонард долго стоял под душем, смывая с себя события этого дня, все равно не чувствовал себя чистым. Стоило ему закрыть глаза, и перед его мысленным взором отдельными вспышками мелькали происшествия этого вечера, вспоминались вещи, которые он говорил и которые делал, и Леонард скрипел зубами от досады, испытывая острейший стыд и недоумение. Какого черта на него нашло, не переставал он спрашивать самого себя снова и снова, какого черта?

Ему так и не удалось заснуть, и, проворочавшись какое-то время в кровати, Леонард снова оделся и вышел из комнаты. Вечеринка еще не закончилась, до второго этажа доносился отдаленный грохот музыки, и Леонард спустился вниз, протиснулся к импровизированной барной стойке и заказал себе выпивку. Пару лонг-айлендов спустя Леонард почувствовал себя хорошо, после трех его потянуло танцевать, а осушив четвертый, он обнаружил себя стоящим на пороге гостевой комнаты Пенни и колотящим в ее дверь рукой.

– Леонард? – Пенни была в ночной рубашке, ее волосы были растрепаны после сна, и она утомленно потирала глаза. – Что-то случилось?

– Выпьешь со мной? – Леонард протиснулся мимо нее в комнату и с широкой улыбкой протянул ей стакан с лонг-айлендом.

– Нет, пожалуй, нет, – Пенни натянуто ему улыбнулась, осторожно забирая у него стакан и отставляя его в сторону. – Леонард, сладкий, я не могу не спросить, у тебя что-то случилось?

– О, ты не хочешь об этом знать! – Леонард пьяно рассмеялся, события этого вечера вдруг показались ему совершенно несуразными, он подумал, что не смог бы объяснить все это Пенни, даже если бы попытался.

Пенни мягко взяла его за руку и усадила на край кровати. Леонард поднял на нее взгляд и спросил, стараясь игнорировать тот факт, что Пенни перед его глазами слегка двоилась:

– Пенни, у тебя никогда не бывало такого чувства… что вся твоя жизнь вдруг переворачивается с ног на голову, и ты больше не можешь сказать, что правильно, а что – нет? Как, ты знаешь, когда Коперник впервые открыл гелиоцентрическую систему мира, и реальность, которую все знали, навсегда перестала существовать…

Леонард повалился спиной на кровать, реальность разлеталась вокруг него на куски, которые терялись в бесконечности, и у него промелькнула мысль, что если Пенни не удержит ее сейчас, то никто уже не сможет.

– Леонард, сколько ты выпил?

Он поднял на нее взгляд, опершись на локти.

– Больше, чем следовало, – признался он.

Пенни присела рядом с ним на кровать и взяла его за руку в молчаливой поддержке: она была из тех, кто не требовал объяснений, прежде чем предложить утешение. И тогда, повинуясь внезапному порыву, Леонард потянул ее за эту руку, притягивая ближе к себе, и Пенни успела только изумленно охнуть, когда он повалил ее на себя и прижался своими губами к ее. В этот момент у него было такое чувство, словно от этого зависела его жизнь, потому что это был единственный способ, который он мог придумать, чтобы снова собрать свою реальность воедино.

Следующее, что было – это пощечина. От неожиданности Леонард совершенно не мужественно вскрикнул, схватившись за щеку, и уставился на Пенни. Алкогольное опьянение постепенно притуплялось, уступая место поднимающемуся раздражению.

– Что ты делаешь? – грозно спросила его Пенни, поднимаясь на ноги.

Леонард тоже встал с кровати, покачнувшись, посмотрел ей в глаза и неожиданно усмехнулся. Он подумал, какого черта Родстейн мог вести себя со всеми самоуверенно и вседозволенно, всегда добиваясь своего, какого черта Майкл Дауэлл мог вести себя, как придурок, и все равно получать желаемое? Леонард подумал, какого черта? Возможно, теперь наступил его черед быть наглым и брать свое.

– Хочешь узнать, как далеко я способен зайти? – низким голосом спросил он, снова притягивая Пенни к себе, чтобы поцеловать.

Пенни оттолкнула его с силой, которой Леонард в ней не подозревал. Ее глаза были злобно прищурены, и Леонард внезапно осознал, что ее возмущение, похоже, не было наигранным.

– Какого черта ты себе позволяешь?! Ты думаешь, что можешь просто ввалиться ко мне в комнату, когда Майкла нет рядом, и полезть ко мне с поцелуями?

– Когда Майкла нет рядом? – переспросил ее Леонард, чувствуя растущий гнев, который начинал пылать в его груди, заслоняя собой все остальное, словно огромный огненный шар. – Кстати, а что, в точности, происходит у тебя с Майклом?

– Мы видимся, – сухо сказала Пенни, обхватив себя руками.

– Видитесь? Ха! Ты даже не можешь заставить себя сказать «встречаемся». Какого черта, Пенни? Тебе ведь он даже не нравится, ты спишь с ним только для того, чтобы получить свою дурацкую роль.

– Катись. Отсюда. Вон, – раздельно произнесла Пенни, но Леонард все не унимался.

– Он не понравился тебе вначале, ты сказала, что он придурок, и тут – вуаля, он предлагает тебе роль, и теперь вы вместе. Как это называется, Пенни? Скажи мне, как это называется?!

– Отвали от меня! – она прокричала это с такой силой, что у Леонарда на мгновение заложило уши, и он оторопело застыл на месте. – Ты только оглянись вокруг, все довольны! Говард наслаждается жизнью, Радж наслаждается жизнью, даже Шелдон, черт побери, кажется мирным, и только ты один ходишь тут, как несчастный придурок, жалуешься и ноешь, читаешь мораль и пытаешься все усложнить. Это просто нечестно! Ты не смеешь говорить мне такие вещи, тебе ясно, Леонард? Ты ни черта не имеешь права вмешиваться в мою жизнь, я устраиваю ее, как умею, а ты мне вообще никто!