Текст книги "The White Tiger Extrapolation (СИ)"
Автор книги: sister of night
Жанры:
Фанфик
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
Закончив, Шелдон смотрел на них совершенно спокойно, в то время как они едва ли могли заставить себя столкнуться с ним взглядом. Они все ошеломленно переглянулись между собой. Леонард почти видел, как поворачиваются винтики в их головах, донося до их сознания тошнотворную мысль, что каким-то непостижимым образом все это время Шелдон делал то, что делал, только ради них.
– Шелдон, ты что… решил остаться здесь из-за нас? – наконец выдохнул Воловитц, выражая чудовищное предположение вслух.
– В большей степени – именно так, – кивнул Шелдон. – Не спорю, я сам получал доступ к лаборатории с оборудованием, превосходящим оборудование в Калифорнийском технологическом институте. Однако это положительное влияние было практически сведено к нулю другими, негативными факторами, поскольку в здешней тревожной обстановке мои умственные способности не достигают своего полного потенциала.
Воловитц и Кутраппали уставились на Шелдона, видимо, переосмысливая последние события с этой новой точки зрения, а Пенни обессилено уронила голову на стол и ничего не сказала.
Леонард вздохнул, мечтая больше всего на свете получить машину времени, чтобы вернуться в прошлое и вправить Шелдону мозги до того, как все это зашло слишком далеко. Каким-то шестым чувством он с самого начала знал, что Родстейн был мерзавцем, который легко умел манипулировать людьми. Но то, как он манипулировал Шелдоном через них, просто не поддавалось осмыслению. Потому что сам Леонард, который знал Шелдона уже не первый год, едва ли мог бы сказать, что его уязвимой точкой были его друзья. Ради Бога, Шелдон вел себя как робот большую часть времени, он не мог бы пожертвовать ради кого-то из них и своим излюбленным местом на диване. Но Родстейн, который появился в их жизни совсем недавно, каким-то образом сумел разглядеть, куда именно нужно было надавить, чтобы достичь желаемого результата. Он сыграл на логичности Шелдона, на его неосведомленности в общественных установках, и, черт подери, да, еще он сыграл на том, что Шелдон все-таки дорожил своими друзьями, а теперь они едва могли взглянуть ему в глаза без мучительного чувства вины.
– Ты не спросил меня, – негромко заметил Леонард, когда окружающая тишина, густо приправленная виной, стала едва выносимой.
– Не спросил о чем? – переспросил Шелдон.
– Ты так и не спросил, нравится ли Майами мне! – резко воскликнул Леонард, не в силах больше удерживать это в себе, эта мысль разъедала его изнутри, словно яд. – Я ответил бы тебе, что нет. Что ты скажешь на это?
– Это нерелевантно. За тебя говорят твои исследования, Леонард. Скудная научная фантазия и плохое оборудование – крайне неблагоприятное сочетание для ученого. Здесь у тебя появилась возможность сделать хотя бы какое-нибудь посредственное открытие. В Калифорнийском технологическом институте у тебя не было и этого.
Леонард фыркнул, не в силах осознать, что в основе даже самых альтруистичных порывов Шелдона во имя их дружбы лежало нечто, столь обидное.
– Позволь мне решать за себя. Я не хочу, чтобы ты жертвовал собой ради своих собственных извращенных представлений о том, в чем я нуждаюсь, тебе ясно? Ты не подумал, что даже если я и совершу какое-то значимое открытие благодаря работе в этой лаборатории, я никогда не смогу перестать думать о том, чего это стоило моему лучшему другу?
– Не обманывай себя, Леонард, никто здесь не говорил о значимых открытиях, – фыркнул Шелдон. – Я сказал, посредственное.
Леонард глубоко вздохнул и медленно выдохнул, приказывая себе не отвлекаться на обидные замечания.
– Послушай, Шелдон, мне жаль, что все так обернулось, – сказал он, заставляя себя не отводить взгляда от внимательных глаз Шелдона, которые, вдруг пришло ему в голову, смотрели на него точно так же, как накануне ночью. Леонард поспешно одернул самого себя, потому что прошедший вечер был под молчаливым запретом не только для обсуждения, но и для размышлений, и торопливо продолжил: – Но я думаю, у тебя сложилось не совсем верное представление о том, что друзья делают для друзей. Эти отношения работают в обе стороны. Поэтому если ты чувствуешь себя некомфортно здесь, мы, как твои друзья, поддержим тебя и вернемся с тобой в Калифорнию. Что скажешь?
В лице Шелдона читалось сомнение.
– Я не понимаю, – наконец сказал он. – Каким образом это будет равноценными двухсторонними проявлениями дружеской привязанности, если вы сделаете выбор уехать из Майами, где лучше вам, и вернуться в Пасадину, где лучше мне?
Они еще раз обменялись взглядами, стыдливыми и неловкими, не зная, как можно было донести до Шелдона простую мысль, что на самом деле никто из них не был готов принять от него подобную жертву.
– Какого черта, – сказала Пенни, пожав плечами, и впервые с тех пор, как они собрались в этой комнате, прямо, не скрываясь, посмотрела на Шелдона. – Шелдон, сладкий, я хорошенько обдумала эту идею и могу сказать, что лично мне ни черта не лучше здесь.
– Но ты снимаешься в фильме, – заметил Шелдон. – Разве это не было конечной целью твоих карьерных изысканий?
Пенни вздохнула.
– Я хотела сниматься, но… не так. Все идет наперекосяк, ты знаешь? Возможно, все дело в Майкле, с которым мы никак не можем найти общий… – ее лицо вдруг приняло шокированное выражение, на нем отразился напряженный мыслительный процесс, а затем Пенни оборвала саму себя на полуслове и воскликнула: – О, Боже! Кажется, я сплю с ним только из-за чертового фильма, и ему прекрасно об этом известно. Гнусный подонок подстроил все это специально!
Они обменялись неловкими взглядами. Леонарду хотелось бы как-то поддержать Пенни, у которой наконец-то открылись глаза на то, каким скользким типом был Майкл Дауэлл, но на ум как назло не приходило ничего, кроме «Ну-ну», что никогда не было подходящим утешением, и «Я же говорил», но произнести что-то подобное перед Пенни было равносильно самоубийству.
– Не стоит думать, что такое встречается только у людей, – отметил Шелдон, видимо, по-своему тоже испытывая потребность как-то ее утешить. – В природе самцы нередко предоставляют самкам ресурсы в обмен на копуляцию. Например, самцы паука Pisaura mirabilis предоставляют самке плату, называемую подарком. Иногда этот «подарок» оказывается фальшивым, но в любом случае это существенно повышает их шансы на спаривание.
Леонард внимательно посмотрел на Шелдона и подумал, что эта метафора с Pisaura mirabilis в действительности подходила здесь не только для Пенни. Он встряхнул головой и повернулся к Говарду и Раджу.
– Что насчет вас, вы возвращаетесь в Калифорнию? – спросил он, спеша увести разговор в правильное русло и заодно снять повисшую неловкость.
– Я скажу Беатрис, что мы уезжаем, – сказал Радж, выпрямившись в кресле и обведя их всех серьезным взглядом. Пиво, очевидно, вдарило ему в голову сильнее, чем сперва казалось, потому что ему хватило самонадеянности добавить: – Это, конечно же, прекрасное место, но какая разница, где мы с ней будем жить, если будем друг рядом с другом? Наша любовь останется с нами навечно.
Говард бросил на него скептический взгляд, а затем посмотрел на Леонарда.
– Гм… я, в общем-то, тоже не против вернуться в Калифорнию, – неожиданно легко согласился он.
Они все уставились на него в крайнем изумлении, и Говард нашел необходимым пояснить:
– Одна из этих лживых распутных цыпочек сообщила всем, что болеет, уже после того, как мы переспали вшестером, вы можете себе представить? И хотя позже выяснилось, что это всего лишь гонорея, я провел не самые лучшие моменты жизни, ожидая отрицательного результата на ВИЧ. Это заставило меня пересмотреть некоторые стороны своего образа жизни.
Как ни странно, он говорил о своей гонорее не без некоторого бахвальства.
– Фу, – поморщилась Пенни. – Говард, на будущее, если ты умудрился подцепить венерическое заболевание, это не та тема, которую следует обсуждать с друзьями.
Говард скорчил ей рожу, но ничего не сказал.
– Значит, решено, – подвел итог Леонард, еще раз обведя взглядом их всех. – Мы возвращаемся домой. Тогда собираем вещи. Я забронирую билеты на дневной рейс, времени должно хватить. Что скажешь, Шелдон?
Они посмотрели на Шелдона, ожидая от него последнего слова, он пожал плечами и сказал:
– Раз уж вы недовольны здешними условиями, то и я не вижу никакого смысла оставаться. В конце концов, как говорил Альберт Эйнштейн, проблемы никогда нельзя разрешить с тем же образом мыслей, который их породил.
*
Леонард упаковывал свои вещи, готовясь навсегда покинуть особняк Родстейна, и не мог не чувствовать облегчения, словно сбрасывал со своих плеч огромный груз. Он размышлял о том, что все непременно встанет на свои места, когда они вернутся обратно в Пасадину, и ожидал этого момента с нетерпением.
Их отъезд был несколько омрачен срывом Раджа, который накрыл беднягу, когда Беатрис Льюттон сообщила ему, что остается у Эвана. Возможно, он попытался бы остаться у Родстейна ради нее, даже несмотря на то, что все его друзья уезжали, но в процессе выяснения отношений между ними предсказуемо вспыхнула ссора, во время которой с каждой стороны были произнесены слова, которых не стоило говорить, и их отношения по всем признакам были разрушены без надежды на восстановление.
После этого Радж методично накачивался текилой, пока они сидели в гостиной, ожидая такси. Говард жалел его по мере сил, а Пенни наигранно бодрым голосом говорила, что все наладится. Шелдон держался особняком, сидя в кресле, непривычно молчал и выглядел при этом отстраненным и задумчивым. Леонард бросал на него время от времени обеспокоенные взгляды, стараясь предугадать, какой будет его реакция, когда он осознает полной мерой, что Родстейн намеренно его использовал. Сам Родстейн так и не вышел к ним, чтобы попрощаться, но Леонард был даже благодарен этому, потому что смотреть ублюдку в глаза было бы сейчас выше его сил.
Зато к ним вышел Джефф, который выглядел не на шутку расстроенным их поспешным отъездом. Он пожал руку Леонарду, хлопнул по плечу Раджа, кивнул Шелдону, чмокнул в щеку Пенни, стиснул Говарда в своих медвежьих объятиях и просил их всех оставаться на связи. Джефф даже предложил довезти их до аэропорта на одном из автомобилей Родстейна, но они отказались, твердо намеренные сделать все самостоятельно и не зависеть от милости Родстейна больше необходимого.
– Мне жаль, что все так вышло, – негромко сказал Джефф, отозвав Леонарда в сторону от остальных. – Но скажи, вы точно хорошо все обдумали, или у меня есть шанс уговорить вас остаться? Есть ли хоть что-то, что я мог бы для вас сделать?
Леонард покачал головой и хотел было ответить, что их решение окончательно и не подлежит обсуждению, но уже в следующий момент они оба подпрыгнули от неожиданности, услышав непонятные душераздирающие звуки, которые доносились откуда-то со второго этажа.
– Эван взялся за свой музыкальный центр, – констатировал Джефф, прислушавшись. – Черт побери, это уже серьезно. Боюсь, он потратит немало времени, прежде чем возьмет себя в руки. Придется присматривать за ним, хотя, видит Бог, я ненавижу его срывы.
Леонард бросил взгляд через плечо, на отрешенного Шелдона, и кивнул.
– Да, мне тоже придется кое за кем приглядывать.
Неожиданно для самих себя они обменялись короткими улыбками, понимая друг друга даже слишком хорошо.
Затем было такси, и по дороге никто из них не разговаривал, они только смотрели на проплывающие мимо пальмы, небоскребы, клубы и казино, и роскошный город не казался им и вполовину таким заманчивым, как в первый день в Майами.
В аэропорту Леонард выкупил забронированные несколько часов назад билеты без проблем, мысленно порадовавшись, что за время, проведенное у Родстейна, им не приходилось тратиться, и переведенная на его счет Калифорнийским институтом зарплата осталась в целости и сохранности.
Удивительно, но на этот раз Шелдон не выражал протестов, заходя на борт большого пассажирского Боинга. Леонарду пришло в голову, что, должно быть, в последнее время Шелдону приходилось принуждать себя ко стольким вещам, которые были ему не по нраву, что поездка на самолете просто-напросто стала одной из таких вещей, возможно даже, не самой худшей. Впрочем, когда огромный самолет загудел двигателями и начал набирать скорость, готовясь ко взлету, сидевший рядом с ним Шелдон зажмурился и судорожно сглотнул, вцепившись руками в подлокотники кресла с обеих сторон от себя. Леонард бросил на него осторожный взгляд, борясь с желанием взять его руку в свою, чтобы успокоить, потому что не был уверен, не будет ли от этого только хуже. Он тоже с усилием сглотнул, неожиданно больно задетый этой мыслью. В конце концов, раньше он мог точно сказать, что было нужно Шелдону. Он знал его до мелочей, знал, что нужно было сказать или сделать, когда Шелдон был напуган или растерян, чтобы он почувствовал себя лучше, а теперь каким-то образом этого лишился.
В конце концов, Леонард пошел на компромисс и положил свою ладонь на подлокотник рядом с рукой Шелдона, чтобы тот мог за нее схватиться, если сам захочет, но Шелдон этого так и не сделал.
Леонард не знал, как насчет остальных, но он сам испытывал совершенно странное чувство, когда он, Пенни и Шелдон заходили в подъезд их дома в Пасадине. Говард вызвался самостоятельно довезти пьяного вдрызг Раджа до его квартиры, и Леонард был благодарен Говарду за то, что ему самому не было нужно беспокоиться еще и об этом.
Его странное чувство только усилилось, когда в общей прихожей они обнаружили невероятное количество коробок и коробочек, упакованных в желтую оберточную бумагу.
– Пойдемте наверх, уверена, вам тоже не терпится попасть домой и отдохнуть, – поспешно сказала Пенни и потянула Леонарда за рукав.
– Постой, Пенни, разве тебе не интересно, что это?
Леонард сделал несколько шагов вперед, чтобы взглянуть на адресата. Шелдон не проявил ни капли интереса: он уставился в пол и теребил пальцами ремень своей наплечной сумки, ожидая, когда Леонард удовлетворит свое любопытство, и они смогут подняться в квартиру.
– Это твое, Пенни, – удивленно сказал Леонард, взглянув на надписи на посылках. – Здесь везде написано твое имя. Тут огромная куча этих коробок. Что это, ради Бога?
– Туфли, – виновато ответила Пенни, избегая встречаться с ним взглядом. – Я заказала их доставку из Майами, эти ребята из экспресс перевозок, должно быть, обогнали наш самолет…
– Туфли?! – переспросил Леонард, схватившись за голову. – Пенни, во имя всего святого, ты же обещала, что оставишь Родстейну все то барахло, что накупила на его деньги, чтобы у него не было повода до нас добраться. А что теперь?
– Я оставила ему все до единого платья, и кофточки, и головные уборы! – воскликнула Пенни, защищаясь. – Но, Леонард, сам посуди, как я могла оставить туфли?!
В ее голосе было столько праведного негодования, что Леонард пошел на попятный.
– Ладно, – устало сказал он, сдаваясь. – Хорошо, вряд ли уже можно что-либо сделать. Давай, мы с Шелдоном поможем тебе дотащить все это наверх.
Шелдон выглядел не слишком-то довольным этим предложением, но тем не менее покорно принял коробку, которую протягивал ему Леонард, и они поднялись на четвертый этаж. Им пришлось повторить это еще дважды, прежде чем Шелдон заявил, что если он совершит хотя бы еще один подъем, то его сердечная мышца может не выдержать такой нагрузки, так что Леонард открыл ему дверь в их квартиру.
– Хорошо, ты можешь идти, мы закончим сами, – сказал он.
Тот кивнул и проскользнул в приоткрывшуюся дверь. Оставшись вдвоем, Леонард и Пенни переглянулись между собой, с трудом переводя дыхание.
– Думаю, нужно будет сделать, по крайней мере, еще два захода, принимая во внимание объем, приблизительную массу и количество оставшихся коробок, – заметил Леонард, и Пенни закатила глаза.
Поднявшись наверх с последними коробками, они ввалились в квартиру Пенни, побросали свою ношу где попало и без сил рухнули на диван. Окружающая обстановка стала практически неузнаваемой из-за обилия коробок.
– Теперь у тебя чертовски много обуви, – заметил Леонард, оглядываясь вокруг, когда снова почувствовал в себе силы говорить, не задыхаясь на каждом слове.
– Знаешь, что хуже всего? – спросила Пенни, тоже бросив взгляд кругом. – Видит Бог, я люблю туфли, но даже со всеми этими коробками я не чувствую, что оно того стоило. Я имею в виду… ты знаешь, когда ты впервые приходишь в шоу-бизнес, это как аквариум с акулами. И ты определяешь для себя какую-то грань, которую не станешь пересекать, что бы ни случилось, просто потому, что ты выше этого. И, черт побери, я всегда презирала тех актрисок, которые делают себе карьеру в кино через постель. А теперь, только посмотри на меня, от всей этой роскошной жизни у меня настолько снесло крышу, что я связалась с этим продюсером, который мне даже не нравился, унижалась перед ним и натворила столько глупостей, Леонард, что ты даже не можешь себе представить… Похоже, мне нужно выпить, – мрачно закончила она.
Пенни поднялась и решительно достала из кухонного шкафа бутылку «Джонни Уолкера», кивнула на нее Леонарду.
– Ты будешь?
Он покачал головой.
– По правде сказать, я не могу остаться надолго. Мне нужно идти, проведать Шелдона.
Пенни взяла со стола стакан, внимательно к нему присмотрелась, понюхала и, пожав плечами, плеснула туда виски на пару сантиметров, после чего осушила стакан залпом. Леонард поднялся с дивана и неловко улыбнулся ей на прощанье, собираясь уходить.
– Он будет в порядке, правда? – неожиданно спросила Пенни, когда Леонард уже взялся за ручку двери.
Леонард повернулся к ней и переспросил:
– Кто – Шелдон?
– Да. Я имею в виду… Черт, ему, конечно, досталось больше всех, и я не представляю, каково должно быть ему, если уж даже я чувствую себя так ужасно после того, что случилось между мной и Дауэллом. В смысле, сейчас Шелдон ведет себя даже более странно, чем обычно, а это уже просто супер-странно. Но он придет в норму рано или поздно, ведь так?
Леонард отмахнулся от ее слов, как от чего-то незначительного, и попытался улыбнуться ей через силу.
– Конечно же, он придет в норму, – сказал он с уверенностью, которой не испытывал на самом деле. – Ты знаешь Шелдона. Даже если случается что-то такое, что выбивает его из колеи, он сильнее того, чтобы просто взять и опустить руки. Он будет в полном порядке, Пенни, вот увидишь, не волнуйся об этом.
Пенни кивнула ему с облегчением, услышав в точности то, что хотела услышать. Леонард пожелал ей спокойной ночи и вернулся к себе.
Что бы там ни говорил Леонард для спокойствия Пенни, Шелдон определенно не был в порядке. Когда Леонард вошел в их квартиру и закрыл за собой дверь, то обнаружил Шелдона сидящим на своем излюбленном месте на диване, уставившись в одну точку. Синяк на его подбородке уже проявился в полной мере, и Леонард болезненно сглотнул, думая о том, что это было просто неправильным – видеть Шелдона таким в их квартире. Какая-то его часть все это время иррационально полагала, что все волшебным образом наладится, стоит им только вернуться в Калифорнию, но там, неловко стоя на пороге и глядя на Шелдона, Леонард вдруг с необычайной отчетливостью осознал, что его лучший друг привез с собой из Флориды не только синяк на подбородке.
– Эй, приятель, – неуверенно позвал он, – с тобой все хорошо?
Шелдон моргнул и повернулся к нему.
– Я бы так не сказал, – сообщил он, на секунду прислушавшись к своим ощущениям. – Вместе с тем, я не уверен, что могу с абсолютной точностью идентифицировать, что именно не в порядке.
– Ты просто устал, – предположил Леонард, стараясь, чтобы голос не звучал фальшиво. – Тебе нужно выспаться.
– Это звучит разумно, учитывая долгую и утомительную дорогу, – кивнул Шелдон, обдумав эту мысль. – В таком случае, полагаю, мне следует начать свои ванные процедуры заблаговременно.
Он слегка рассеянно оглянулся кругом, прежде чем подняться с дивана, двигаясь словно на автопилоте, и отправиться в ванную. Провожая его взглядом, Леонард неожиданно пожалел, что отказался от предложения Пенни напиться.
Тем вечером Шелдон лег спать довольно рано, но Леонард все не мог уснуть. Чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей, которые настойчиво лезли в голову, он занимался тем, что разбирал свои вещи, стелил свежее постельное белье и отбирал одежду для стирки. Они собирались уехать только на уик-энд, но их не было больше месяца, так что открыв на пробу дверцу холодильника, Леонард в следующую же секунду захлопнул ее, прикрыв нос рукавом, и мысленно оставил себе заметку выбросить все, что там было, и запастись свежими продуктами. Оставалось только радоваться, что они с Шелдоном не держали домашних животных, иначе те вряд ли пережили бы столь долгое отсутствие своих хозяев.
Покончив с делами по дому и чувствуя себя достаточно уставшим и вымотанным прошедшим днем, Леонард рухнул в постель, чтобы сразу же отрубиться. Но поспать ему удалось не слишком-то долго. Он не мог сказать, сколько точно было времени, но знал наверняка, что стояла еще глубокая ночь, когда в его дверь раздался повторяющийся стук, знакомый и неизбежный, словно стихийное бедствие, и негромкий голос Шелдона позвал:
– Леонард… Леонард… Леонард!
– Заходи, раз пришел, – ворчливо отозвался Леонард, садясь на кровати и ощупью выискивая на прикроватной тумбочке очки.
Он зажег ночник и угрюмо проследил за тем, как Шелдон, облаченный в красный клетчатый халат и пижаму, осторожно заходит в его комнату и присаживается на самый краешек кровати.
– Шелдон, тебе известно, сколько сейчас времени? – раздраженно спросил Леонард, подавив зевок.
– Четыре двадцать восемь, – почти тотчас же отозвался Шелдон.
Половина пятого утра. Вашу мать, Шелдон разбудил его в половину пятого утра! У него не было сил даже на то, чтобы попробовать растолковать ему, насколько это было неуместным.
– Что тебе нужно? – вместо этого спросил он.
Шелдон отвел взгляд, избегая сталкиваться с ним глазами, и Леонард на секунду испытал раскаяние, неожиданно осознав, что Шелдону, похоже, было непросто решиться на разговор. В свое оправдание Леонард мог сказать, что даже святой едва ли стал бы вести себя дружелюбно с человеком, ввалившимся в его спальню в половину пятого утра.
– Видишь ли, – начал Шелдон, – я пытаюсь разрешить одну задачу, включающую в себя некоторые аспекты человеческих взаимоотношений, но не уверен, что до конца могу в этом преуспеть. Я подумал, может быть, ты согласишься мне помочь?
Он выжидающе посмотрел на Леонарда, и тот устало кивнул.
– Ладно, я постараюсь. Так в чем проблема?
– Я просматривал журнал с описанием своих социальных взаимодействий за прошедший месяц и не мог не обнаружить несколько странностей. Я обратил внимание, что Эван Родстейн расходовал достаточно много времени и сил, чтобы доказать мне, насколько важно для тебя, Леонард, а также для Раджа, Говарда и Пенни остаться у него. Он говорил вполне убедительно, в его логике не было противоречий, так что я не видел повода сомневаться в его словах. Кроме того, он выставил условие. Он сказал, что вам будет позволено остаться у него, если останусь я, а мне в свою очередь будет позволено остаться, если я не стану противодействовать его намерениям в отношении меня. И хотя в большинстве случаев его намерения оборачивались достаточно унизительными и неудобными для меня ситуациями, условия казались достаточно рациональными, учитывая потребности большинства. Я справедливо исполнял свою часть сделки, а он исполнял свою, однако последние события заставили меня взглянуть на это с другой стороны. Оказалось, для моих друзей было не столь важным остаться в Майами, как доказывал мне Эван. И это заставило меня задуматься, мог ли он сделать это намеренно?
– Сделать намеренно что? – переспросил Леонард, судорожно пытаясь выиграть больше времени для ответа.
– Я подумал, мог ли он намеренно преувеличить ценность тех вещей, которые он мог устроить, для тебя, Раджа, Говарда и Пенни и исказить смысл социальных условностей, чтобы обманом заставить меня остаться? – спокойно пояснил Шелдон. – Потому что, видишь ли, в моих записях можно проследить определенную закономерность. Каждый раз, стоило мне высказаться в том ключе, что наше с ним текущее соглашение является неудовлетворительным, он поднимал все новые аргументы в пользу того, чтобы сохранить действующий порядок. Теперь, когда выяснилось, что данные аргументы не соответствуют действительности, я задался вопросом, были ли его слова обманом с самого начала, или, возможно, он сам заблуждался и верил в то, что говорил?
Леонард вздохнул.
– Какая в этом разница для тебя, Шелдон? – спросил он. – Я имею в виду, что случилось то, что случилось, верно? Тебе пришлось пережить неприятный опыт, я не спорю, что это было несправедливо и некрасиво по отношению к тебе, но теперь все закончилось. По большому счету, сейчас все, что ты в действительности можешь сделать, это перешагнуть через это и двигаться дальше, словно ничего не было.
– Но это случилось, – возразил ему Шелдон. – Это отложилось в моей памяти, модифицировало поведение и стало частью того, что в просторечии принято называть жизненным опытом. Это случилось, Леонард. Как, по-твоему, я могу продолжать действовать таким образом, словно этого никогда не было?
Шелдон смотрел на него с осуждением, негодуя, что Леонард мог не понимать таких простых вещей, и ожидал его ответа, но единственным, что Леонарду по-настоящему хотелось сказать, было: «Мне так жаль». Ему хотелось сказать: «Мне так жаль, что тебе пришлось через это пройти. Мне жаль, что я отвернулся в сторону, когда ты по-настоящему во мне нуждался, мне жаль, что я так долго считал, что все дело было только в дурацкой лаборатории Родстейна, и мне так жаль, так чертовски жаль, что я затащил тебя на этот проклятый самолет до Майами».
Он отвернулся от Шелдона, шмыгнул носом и прикусил зубами собственную ладонь, чтобы подавить унизительный всхлип.
– Леонард? – позвал Шелдон с намеком на беспокойство. – Что-то случилось?
– Ничего не случилось, – глухо ответил Леонард, стараясь взять себя в руки и удержать голос ровным.
Он приподнял очки и стиснул пальцами плотно зажмуренные веки, злясь на самого себя. Ради Бога, это Шелдон из них двоих был тем, кому по-настоящему досталось. Почему, в таком случае, Леонард был тем, кто плакал?
– Ты уверен? Ты выглядишь… расстроенным? – неуверенно предположил Шелдон. – Мне следует принести тебе горячий напиток?
Шелдон приподнялся было на кровати, чтобы отправиться на кухню, но Леонард остановил его, схватив за руку. Он сделал это чисто машинально, и его почти сразу же шибануло мыслью, что с прошедшей ночи, о которой он запрещал себе вспоминать, это был первый раз, когда они вообще касались друг друга. На секунду они оба замерли неподвижно. Леонард встретил напряженный взгляд Шелдона и тут же выпустил его запястье, словно обжегшись. Шелдон продолжал сверлить его взглядом секунду или две, словно проверяя, а потом осторожно опустился обратно на кровать. Но его глаза были по-прежнему устремлены на Леонарда, и тот тяжело сглотнул. Ему неожиданно пришло в голову, что теперь, когда все между ними стало таким странным, вытащить Шелдона из кризиса будет еще более непросто, чем он предполагал.
– Все в порядке, мне не нужен горячий напиток, – повторил Леонард слегка дрогнувшим голосом. – Я просто хочу сказать, какое тебе дело до Родстейна теперь? Он мог сделать то, что сделал, намеренно, он мог сделать это случайно, но, черт возьми, какая теперь разница? Мы свободны от него теперь, мы никогда его больше не увидим. Разве этого не достаточно?
Шелдон покачал головой:
– Я постараюсь тебе объяснить. Дело в том, что ситуация в целом представляется мне крайне унизительной. Видишь ли, ради общего блага и соблюдения общественных условностей я терпел нечто такое, что в других обстоятельствах счел бы для себя неприемлемым, а в результате выяснилось, что я делал это напрасно. Таким образом, я оказался унижен и выставлен полнейшим дураком перед тобой, Раджем, Говардом, Пенни и перед самим собой только потому, что Эван предоставил мне ошибочную информацию. В данных условиях, единственным, что позволит ему оправдаться в моих глазах, будет то, что он сам ошибался и искренне верил в то, что говорил. В противном случае, мне придется занести его имя в список своих заклятых врагов.
– Шелдон, поверь, тебе не нужно чувствовать себя униженным передо мной, Говардом, Раджем или Пенни, – сказал Леонард. – Мы твои друзья, мы любим тебя и ценим, ты не должен оправдываться перед нами в чем бы то ни было.
– Леонард, я задал простой вопрос, – перебил его Шелдон. – Считаешь ли ты, что Эван Родстейн намеренно ввел меня в заблуждение, чтобы заставить выполнять его волю, или не считаешь? Для информации, у меня есть собственная теория на этот счет. Мне просто требуется узнать мнение человека, более подкованного в сфере взаимоотношений.
Секунду или две Леонарду мучительно хотелось сказать Шелдону, что Родстейн сам ошибался и был с ним искренен, и тогда Шелдон не чувствовал бы себя одураченным и использованным. Он уже почти решил, что это будет наилучшим вариантом, когда ему пришло в голову, что это будет обманом, будет в точности тем же самым, что делал Родстейн, а последнее, чего хотел Леонард, так это быть похожим на этого мерзавца.
– Я не думаю, что он сам верил в то, что говорил, – в конце концов признался он, тяжело вздохнув.
– Хм. Это подтверждает мое предположение, – отметил Шелдон. – Что ж, значит, я был дураком все это время, попавшись на его ложь.
– Ты не был дураком, – возразил Леонард. – Мы все попались на его уловки, так или иначе. Он умен в этом, Шелдон, он хорошо разбирается в людях и умеет этим пользоваться ради своей собственной выгоды. Так что никто и не думает смеяться над тобой из-за того, что случилось.
– Спасибо за утешение, Леонард. Я рад, что все разъяснилось, – официально сказал Шелдон, поднимаясь со своего места. – Но полагаю, что теперь мне самому нужен горячий напиток.
*
На следующий день Шелдон отказался выходить из своей комнаты. Леонард по-настоящему забеспокоился, когда пробило десять, а Шелдон так и не вышел, и, поколебавшись, постучался к нему. Не получив ответа, он осторожно заглянул внутрь, только чтобы обнаружить Шелдона свернувшимся на кровати в позе зародыша.
– Шелдон, я могу войти? – на пробу спросил он, но тот к нему даже не обернулся.
– Это моя комната. Никто не может находиться в моей комнате, Леонард, – коротко ответил он.
Решив дать своему соседу немного времени и личного пространства, Леонард проявил уважение к его просьбе и неслышно затворил за собой дверь. Было воскресенье, так что он потратил почти весь день на то, чтобы разобрать холодильник, съездить в магазин за продуктами взамен испорченных, отнести вещи в прачечную и сделать сотню других дел по хозяйству, обременительных, но необходимых.