Текст книги "Мост над бездной"

Автор книги: Sgt. Muck

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)

ГЛАВА 11

– Нет, – сказал Малеин, глядя Ршаве в глаза.

– Но… – начал Ршава.

Они сидели в малом зале для аудиенций, том самом, где прелат допустил ошибку, заговорив с автократором о созыве синода. Вино сегодня – во всяком случае, Ршаве – подали значительно менее изысканное.

– Нет, – повторил Малеин. – Ты уже превратил себя в ходячий скандал. А мне не нужен скандал на патриаршем троне. Я не могу такого допустить. Особенно сейчас, потому что через несколько дней выступаю с армией против бунтовщика. И поэтому я выберу безопасную кандидатуру. Знаешь… знал ли ты Созомена?

– Да, я знал его, ваше величество. Он святейший и набожнейший человек. – Тут Ршава произнес только правду. Созомен принадлежал к людям того же сорта, каким, наверное, был мученик Квельдульфий, – тем, чью святость будут помнить и почитать веками после их смерти. Ршаву изумило, что Созомен давным-давно не умер. – Ему сейчас должно быть… около девяноста, да?

– Что-то в этом роде. – Малеин пожал плечами. – Ну и что? Ум у него до сих пор здравый. В этом никто не может усомниться. И для меня он – безопасный выбор. В этом тоже никто не сможет усомниться. – Он сверкнул глазами на Ршаву. – С другой стороны, любой – и особенно Стилиан – может усомниться в тебе. И я не намерен предоставить ему такую возможность.

Ршаву никогда не ранили на поле боя. Наверное, при этом испытываешь примерно то же, что он пережил сейчас. Он терпел эту муку, насколько мог. Склонив голову, Ршава произнес:

– Вы автократор.

– И намерен им остаться, клянусь благим богом. – Что бы там Малеин ни говорил в частной беседе, в душе он все еще поклонялся Фосу. – Когда повешу уродливую голову Стилиана на Веховой камень… Что ж, если Созомен после этого пройдет по Мосту Разделителя, может быть, я подумаю о твоей кандидатуре. Если ты за это время научишься держать рот на замке. – Малеин снова взглянул Ршаве в лицо.

Вот оно что: сделка. Помалкивай сейчас – станешь вселенским патриархом потом. Но что тогда произойдет? Ршава медленно проговорил:

– Вы захотите, чтобы я помалкивал… об этом и после того, как посадите меня на патриарший трон.

– Разве империя видела недостаточно бедствий за последние несколько лет, чтобы продлить их еще лет на пятьдесят? – возразил Малеин. – Зачем нам новые?

– Из-за истины? – предположил Ршава.

Малеин покачал головой. Льющийся в окно солнечный свет играл на морщинах и тенях вокруг его глаз, заставляя императора выглядеть старше своих лет. Подумав об этом, Ршава решил, что глаза Малеина все равно делают его старше, даже если лицо не поддается годам. Надев красные императорские сапоги, человек начинает изнашиваться быстрее, и у Малеина это проявилось в глазах.

– Если это действительно истина, – заявил автократор, – то рано или поздно ее кто-нибудь обнаружит. Зачем же торопиться и заталкивать ее людям в глотку?

– Потому что это истина, – повторил Ршава.

Его родственник был существом политическим – из тех, кого тревожит, что сработает, а что нет, что целесообразно и что практично. Ршава таким никогда не был и никогда не будет. Здесь он снова обнаружил свою неспособность пойти на компромисс, даже когда компромисс принесет ему немало пользы и благ.

Будучи существом политическим, Малеин видел то же самое – и наверняка понял это раньше самого Ршавы. Вздохнув, автократор снова покачал головой:

– Нет. Мне жаль, но вряд ли получится. Ты человек, который станет есть огонь, даже если тебе самому придется его разжигать. Я не могу допустить, чтобы подобный человек стал хозяйничать в Соборе. Проблем будет больше, чем выгод. – Опять прозвучало это слово.

– Даже после смерти Камениата синод соберется, – упрямо заявил Ршава. – У меня есть право этого потребовать. Даже сам Созомен не может этого отрицать.

– Пусть собирается, – равнодушно произнес Малеин. – Он обрушится на тебя, как кирпичное здание во время землетрясения. И ты получишь то, что заслуживаешь. – Автократор помолчал, глядя на Ршаву. – До меня дошли кое-какие странные сообщения с севера. Полагаю, это не ты… – Малеин покачал головой. – Нет. Я говорю это лишь потому, что недоволен тобой.

«Странные сообщения с севера?» – Ршава задумался… Ингегерд? Кубац? Священник, упавший замертво в том городе? Ршава даже не смог вспомнить его имя… Гимерий и маги? Ршава знал, какой след оставил за собой. К счастью, автократор не связал внезапную смерть Камениата с остальными.

– Мы предоставили тебе все время, какое могли уделить, – произнес Малеин.

Когда родственник начинал употреблять монаршее «мы», это был верный признак того, что он не желает больше слушать. На сей раз Малеин не приказал вывести Ршаву из дворца, но это стало единственным знаком более теплого отношения, продемонстрированным автократором.

Когда Ршава выходил, дворецкий-васпураканин подвел к залу для аудиенций загорелого мужчину со шрамами на лице. Проходя мимо Ршавы, офицер – кем тот, несомненно, был – склонил голову и очертил на груди солнечный круг. Какая ирония: человек, чьей профессией было убийство, сохранил больше веры, чем прелат!

Ршава рассмеялся, оценив шутку. Он сомневался, что ее оценит сухопарый и отмеченный шрамами генерал. И уж точно не оценит автократор.

* * *

Как и сообщил Малеин, несколько дней спустя он выступил с армией на войну. Он не посылал Ршаве особого приглашения, но по всем столичным улицам прошлись глашатаи, призывавшие горожан прийти на парад и проводить императора. Видессиане, и особенно жители столицы, обожали любые зрелища.

Хотя Ршава пришел на Срединную улицу еще до рассвета, ему пришлось расталкивать локтями толпу, чтобы пробиться в передние ряды и увидеть хоть что-нибудь. Но если бы он не был выше среднего роста, даже с этого, с трудом отвоеванного места он мало что разглядел бы.

«Вино! Кто хочет вина!» – «Сладкие булочки!» – «А вот жареный горошек! Только что с жаровни, с пылу с жару!» – «Жареный кальма-а-ар!» – Лоточники прокладывали себе дорогу сквозь толпу. Когда торговец кальмарами приблизился к Ршаве, тот потратил две монетки на несколько кусочков жареного моллюска. Он ни разу не ел кальмара за все годы, прожитые в Скопенцане. Кусочки оказались именно такими, какими он их запомнил, – почти безвкусными и настолько жесткими, что их требовалось очень долго жевать.

Крытые колоннады помогали защитить Срединную улицу от солнца. Люди суетились на крышах, толкаясь из-за местечка с лучшим обзором. Иногда случалось, что такие зеваки – обычно молодежь – падали с крыш и разбивали головы о мостовую. Сегодня Ршава криков не услышал: любопытные вели себя осторожно.

Самые рисковые из них, забравшись выше колоннады, первыми заметили приближающееся шествие.

– Идут! – крикнули они и принялись толкаться еще азартнее. – Идут сюда! – Их слова подтвердили доносившиеся от дворца громкие звуки горнов, флейт и барабанов.

Впереди выступал глашатай, дабы поведать людям, что они увидят, словно они этого не знали:

– В поход выступил автократор, дабы наказать мерзкого бунтовщика и узурпатора!

Горожане поблизости от Ршавы зааплодировали. Означало ли это, что они на стороне Малеина? Или они всего лишь хотели произвести впечатление, будто они на его стороне? Ршава задумался: многие ли из них знают, на чьей они стороне, и многих ли вообще это волнует?

Знаменосцы несли стяг Видесса – лучистый солнечный диск на голубом фоне. Следом маршировали императорские телохранители. Некоторые из них, лучники и копейщики, были видессианами, другие – халогаями-наемниками. Могучие светловолосые воины несли боевые топоры на длинных рукоятках. Волосы они заплетали в длинные косы, заброшенные на спину. Халогаев стали нанимать в телохранители еще со времен Ставракия. С точки зрения императоров, в этом имелся здравый смысл. Каждый из наемников давал клятву верности правителю, который платил ему жалованье. Поэтому у других амбициозных видессиан оставалось меньше шансов подкупить охранника и предать автократора.

Светлые глаза, светлые волосы, бледная или обгоревшая на солнце кожа и грубоватые черты лица резко выделяли халогаев среди видессиан, равно как и высокий рост и мрачная подозрительность, с какой они вглядывались в толпу. Для них любой человек на улице был потенциальным убийцей. Во времена гражданской войны они вполне могли оказаться правы. Халогаи присматривались и к своим видесским коллегам, а те приглядывали за ними.

– Ма-ле-ин! Ма-ле-ин! Ма-ле-ин! – Эти ритмичные выкрики явно завели наемные клакеры, чтобы произвести впечатление на толпу. – Да здравствует автократор! Выкопаем кости Стилиана!

Некоторые из простых горожан поблизости от Малеина тоже закричали, но гораздо больше оказалось тех, кто этого делать не стал, хотя некоторые из молчавших аплодировали императору. Малеин, облаченный в позолоченную кольчугу и позолоченный шлем с припаянной к нему золотой короной, восседал на белом коне. Его алая накидка, колыхавшаяся за спиной, и ярко-красные сапоги были очень заметны издалека.

Возле него и чуть позади ехал тот самый, отмеченный шрамами генерал. Выглядел он суровым и уверенным. Кто он такой, Ршава не знал. Когда Ршава в последний раз был в столице, нынешний генерал наверняка был еще простым офицером. Ршаве очень хотелось узнать, что тот испытывает, выступая в бой против Стилиана, уже очень давно прослывшего незаурядным полководцем. Но спросить его, конечно, не получится без риска оказаться под арестом за измену.

За автократором и генералом ехали всадники в синих плащах. Лошадиные копыта звонко цокали по булыжникам. По сигналу офицера всадники дружно выкрикнули:

– Малеин!

А если войну выиграет Стилиан, будут ли они с тем же энтузиазмом кричать его имя? Большинство из них, наверное, будет. Далее шли пешие копейщики. Они тоже рявкнули имя автократора. Станут ли они с таким же рвением выкрикивать имя любого автократора? Ршава решил, что станут.

Наконец все они прошествовали мимо, направляясь к Серебряным воротам, к армии Стилиана, на гражданскую войну. И что они оставили после себя? Воспоминание о громких выкриках и запах конского навоза, – впрочем, последний присутствовал в столице в любое время года.

Если они перебьют солдат Стилиана, Видесс пострадает. Если солдаты бунтовщика перебьют их, Видесс все равно пострадает. Гражданская война – дело грязное. Какая бы из сторон ни одержала верх, империя проиграет.

Разве хаморские каганы, где-нибудь по другую сторону Заистрийских гор, не захохочут, узнав, что автократор и мятежный генерал снова вцепились друг другу в глотки? Не будь гражданской войны, кочевники вообще не проникли бы в Видесс. Ршава не сомневался, что всем им война только на руку.

Варвары тоже воевали друг против друга. В прошлые, более счастливые дни Видесс при помощи подкупа, дареного оружия и торговли заставлял кочевников постоянно грызться между собой, поэтому они были слишком заняты, чтобы доставлять империи неприятности. Теперь хаморы играют в ту же игру против Видесса.

– Ну, если хотите, можете назвать это парадом, но я видал и получше, – произнес кто-то рядом со Ршавой.

Похоже, он выразил общее мнение. Вряд ли Малеину пришлись по душе речи его подданных, доведись ему их услышать. Впрочем, раньше или позже, он их услышит. Если в толпе не было его агентов, мотающих на ус слова простонародья, то автократор допустил промах. Но Ршава не верил, что его родственник допускал много подобных промахов.

Толпа медленно расходилась. Лоточники направились к столичным площадям, где всегда можно найти множество людей, желающих что-нибудь купить. Карманники, наверное, поступили так же.

– Святой отец? – обратился к Ршаве какой-то замухрышка.

– Да?

– Святой отец, вы случайно не целитель? У меня жуткая язва на голени, вот я и подумал…

– Я не целитель. Извини.

– А вы не могли бы попробовать? – взмолился коротышка.

– Я тебе ничем помочь не могу. Если тебе нужна помощь, отыщи священника, который действительно умеет исцелять.

– Да бросьте! Вы же можете исцелять!

Коротышка уже нашел, кого ему хотелось. Наверное, поиски другого священника он счел для себя чрезмерным усилием – и это в городе, где трудно пройти квартал по Срединной улице и не встретить хотя бы одного. Терпение Ршавы начало истощаться.

– Я же сказал: я не целитель. Прошу тебя, уйди и оставь меня в покое.

– Но моя нога… – захныкал коротышка.

На взгляд Ршавы, он выглядел вполне здоровым, однако продолжал ныть и жаловаться. Намека он не понял и уходить не собирался. В конце концов у Ршавы лопнуло терпение.

– Ладно, – процедил он, гневно выдохнув. – Ладно. Иди за мной в переулок, и я дам тебе то, что ты заслуживаешь.

– Долго же вы собирались, – заметил болезный, не обратив внимания на тон прелата. Он пошел следом за Ршавой, прихрамывая совсем немного, если вообще прихрамывая… – Вот. Наклонитесь, и сами увидите, какая у меня язва.

Ршава наклонился. Переулок был узким и темным. Кирпичи домов здесь покрывал мох и нечто более склизкое. Срединная улица была мощеной, здесь же приходилось ступать по раскисшей грязи. Жужжали мухи, и городская вонь казалась тут сильнее, чем на главном бульваре.

– Видите? – спросил коротышка, и это слово оказалось последним в его жизни.

Негромко и удивленно ахнув, он упал уже мертвый. Ршава даже не потрудился снять с его пояса кошелек. Пусть тот станет приятным сюрпризом для какого-нибудь городского стервятника, который наткнется на тело.

Возвращаясь в гостиницу, Ршава поймал себя на том, что насвистывает. Получается, что его способность проклинать – чудесный талант. И если Ршава не станет время от времени пользоваться им, чтобы избавить себя и мир от раздражающего зануды, то какой от него толк?

* * *

Вскоре Созомен был должным образом назначен вселенским патриархом. Ршава пришел в Собор, чтобы посмотреть на его официальное введение в должность. Казалось, Созомен почти не изменился, с тех пор как Ршава уехал в Скопенцану. Он и тогда был стар, морщинист, с длинной белоснежной бородой. Сейчас он выглядел точно так же.

Расшитую золотыми нитями ризу патриарха еще больше утяжеляли нашитые на нее драгоценные и полудрагоценные камни. И без того сутулые плечи Созомена с трудом выдерживали ее вес. Он обвел взглядом собравшихся в Соборе прихожан, и когда заговорил с кафедры, голос его, несмотря на годы, оказался ясным и громким:

– Друзья мои, я никогда не ждал и не желал чести, которую его величество решил возложить на меня. Я охотнее размышлял бы о владыке благом и премудром, чем стремился править непокорными людьми. Но раз уж меня попросили, я буду нести эту ношу, насколько смогу.

Он посмотрел на толпу. Ршава помнил его взгляд – почти такой же проницательный, как у лика Фоса на куполе у него над головой. Похоже, взгляд остался прежним.

– Мы живем в тяжелые времена, – продолжал Созомен. – Некоторые могли бы сказать, что они тяжелые, потому что темный бог постарался сделать их такими. Как я слышал, даже некоторые священнослужители утверждали подобное. Они получат возможность доказать эти утверждения, если смогут.

Знал ли он, что Ршава сейчас в Соборе? Ршава узнал Созомена без труда, но узнает ли тот Ршаву через столько лет? Новый патриарх знал, что Камениату пришлось объявить о созыве синода, и, кажется, не возражал против этого. Ршаве это показалось хорошим предзнаменованием.

– Сам я не приверженец этих новомодных идей, – сказал Созомен. – Я верю в то, во что стал верить много лет назад еще на коленях матери. Я полагаюсь на эту веру. Она помогала мне и в горе и в радости. И думаю, что так будет всегда.

Тут он улыбнулся, и Ршаве показалось, что лицо старца излучает свет, подобный свету, струящемуся из окон в основании купола. Созомен не лгал, когда говорил о своей вере. Она сияла на его лице.

– Я могу ошибаться, – сказал он, все еще улыбаясь. – Я признаю, что могу ошибаться. Если синод решит, что это так… то я сложу с себя эту ношу, и с радостью.

Имел ли он в виду, что откажется от патриаршества? Или что тихо и спокойно умрет? Для человека его лет и с его очевидной решимостью возможным казался любой исход.

Ршаве захотелось его убедить. На следующий день он пришел в резиденцию патриарха и вскоре был принят. Поклонившись Созомену и поздравив его с назначением, Ршава сказал:

– Пресвятой отец, мне повезло, что я смог спастись из захваченной и разрушенной Скопенцаны. То, что я там увидел и что увидел позднее… Вы даже не представляете, насколько вам повезло, что вы живете в столице. Большая часть зла в этом мире обошла город стороной – пока.

– Борьба есть, – согласился Созомен. – Я не стану этого отрицать. Да и как я могу ее отрицать, когда она предопределена верой? Но вера также предопределяет, что добро и свет в конце концов восторжествуют, а тьма будет повержена. В это я верю до сих пор.

– Даже после того, как наше собственное зло позволило хаморам ворваться в империю и творить все эти ужасы? – вопросил Ршава.

– Даже после такого, – спокойно ответил патриарх. – Люди могут быть мошенниками и дураками. Люди нередко бывают теми и другими одновременно. Но даже у мошенников и дураков внутри сияет свет Фоса. И это возвышает их над грубыми животными.

– Неужели? – И Ршава поведал Созомену кое-что о тех ужасах, которые ему довелось увидеть. Он едва не рассказал старцу о некоторых собственных деяниях, но в последнее мгновение удержался. Про такое не следует знать даже святому Созомену. – И если вы спросите меня, – завершил Ршава, – то все это показывает, что мы отделены от животных. Мы ниже их. Они ведут себя так, как должны, но мы ведем себя так, как выбираем сами.

– Да, как выбираем. И мы должны выбрать свет. – Созомен осенил Ршаву благословением. – Ты должен выбрать свет, святейший отец. Он существует для тебя, равно как и для любого из нас. Тебе довелось немало пережить, но это не должно заставить тебя отвернуться от веры.

– Тяжелые времена наступили для всего мира, – не согласился Ршава. – Времена настолько суровые, что Фос уже не может надеяться на победу и торжество. Сама идея о том, что он это сможет, есть западня и иллюзия.

Созомен печально очертил на груди солнечный круг:

– Я буду молиться за тебя. Я буду молиться за тебя изо всех сил, какие у меня еще остались. Да одарит тебя владыка благой и премудрый умиротворением в конце твоего пути.

Ршава едва не проклял его тут же, просто за то, что патриарх ощущал себя удобно и безопасно в силках настолько очевидно (но, как Ршаве было ясно, недостаточно очевидно) устарелой веры. Нет, этого делать нельзя. Созомен очень стар, и его кончина никого не удивит… при обычных обстоятельствах. Но если два вселенских патриарха скончаются в течение нескольких дней и вдобавок через несколько часов после споров с Ршавой, у многих удивленно поднимутся брови. И слухи с севера уже достигли столицы. Пока даже Малеин не связал эти слухи со своим родственником. Но два мертвых патриарха – и очень многие люди сами догадаются об этой связи…

Встав, Ршава поклонился седобородому человеку, на котором пышные одеяния патриарха смотрелись как-то неуместно.

– Пресвятой отец, мы увидимся на синоде. Там соберутся все священнослужители.

– Соберутся, – подтвердил Созомен. – Но я надеюсь увидеть тебя раньше. Я надеюсь, что ты придешь в Собор и помолишься о возвращении своей веры. Иногда взгляд Фоса с той восхитительной мозаики под куполом творит настоящие чудеса.

– Возможно, вы меня там увидите.

Ршава не посмел отказаться или оскорбить Созомена в лицо, настолько большая личная сила исходила от патриарха. Еще раз поклонившись, Ршава вышел из резиденции.

Какой-то человек, по виду секретарь, дожидался аудиенции у Созомена.

– Святой отец, – вежливо пробормотал он, когда Ршава проходил мимо него.

Ршава кивнул в ответ. Этот щелкопер знал лишь, что перед ним священник и даже не подозревал, что убеждения священника противоречат всему, чему учили в храмах. Однако по всей империи (или по той ее части, которая не была захвачена хаморами, а может быть, лишь по той ее части, где еще не хозяйничали хаморы и Стилиан) уже скакали курьеры. Они вызывали священников и прелатов, монахов и аббатов в столицу на этот синод. А после его завершения, сказал себе Ршава, все станет иначе.

Но что, если не станет? Что, если синод лишь одобрит веру такой, какова она сейчас? Яркий солнечный свет заставил Ршаву моргнуть. Прищурившись, он поглядел на небо: это Фос мог намекать ему, что он не такой умный, каким себя считает. Фос, конечно, мог, но вряд ли намекал.

Если же собравшиеся церковники с ним не согласятся… В таком случае кое-кого ждет внезапная и преждевременная кончина. Не исключено, что прямо во время синода. Если люди отказываются взглянуть на очевидную истину, Ршаве придется ткнуть их в эту истину носом. И тогда, если ему немного повезет, уцелевшие станут сговорчивее.

Разумеется, если останутся уцелевшие.

Резиденция патриарха выходила на площадь Паламы. Ршаве нужно было пересечь ее, чтобы попасть на Срединную улицу и дойти до своей далеко не роскошной гостиницы. Судя по тому, что творилось на огромной рыночной площади, можно было подумать, что гражданской войны в империи нет и в помине. Где-то неподалеку лоточник расхваливал своих жареных кальмаров. У Ршавы забурчало в животе, хотя последние съеденные им кальмары оказались не особенно хороши.

Блестела под солнцем рыба, выловленная в море неподалеку от столицы. Покупатели воротили нос от якобы несвежих рыбин, а торговцы переругивались с покупателями. Ворюга-кот пробирался куда-то с торчащей изо рта толстой креветкой. Обкраденный лоточник швырнул в кота камнем и промахнулся. Срикошетив от булыжной мостовой, камень заметался между лотками и наконец замер.

Жонглер ловко удерживал в воздухе фонтан из шариков и ножей, извергая еще один фонтан – бородатых шуток. У его ног стояла миска с парой монет. Интересно, не сам ли он положил в нее монеты, чтобы поощрить зрителей? Какой-то певец аккомпанировал себе на лютне. У его ног вместо миски стояла выскобленная изнутри тыква. Писец сочинял письмо для сердитого на вид крестьянина. Предсказатель за некую мзду предлагал рассказать всем желающим, что их ждет в будущем. От него Ршава отвернулся. С предсказателями он больше общаться не желал. И если этот действительно способен заглянуть в будущее, то он и сам, наверное, не захочет иметь дело с Ршавой.

Флегматичные бабули (некоторые, однако, скорее непреклонные, чем флегматичные), прикрыв головы яркими шарфами, продавали из корзин зеленые бобы, лук, спаржу, тмин, тимьян, фенхель и десятки иных овощей и приправ. Они торговались с покупателями и сплетничали между собой. Некоторые из них заметили Ршаву, пробиравшегося сквозь толпу, и одна очертила на груди солнечный круг. Решив пока оставаться хамелеоном, Ршава повторил ее жест. Бабулька удовлетворенно кивнула.

Он мог купить здесь книги, ножи, щенков, веревку, украшения, маслины или оливковое масло; женщину или мальчика, амулет, гарантированно делающий его неутомимым с женщиной или мальчиком, и лекарство, гарантированно излечивающее от того, что он мог бы подхватить от женщины или мальчика; пояс и кошелек, чтобы носить его на этом поясе; тунику и краску, чтобы перекрасить тунику или, если бы он был мирянином, а не священником, подстричь бороду и сделать маникюр; он мог приобрести курицу, игрушечную тележку или настоящую телегу, мяч и пару крепких сапог, чтобы бить по мячу; фунт креветок и весы в комплекте с гирями, чтобы взвесить креветок; сливы, сушеные абрикосы и маковый сок, чтобы избавиться от поноса, вызванного фруктами…

Площадь была такой и до того, как Ршава уехал из столицы. Если бродить по ней, приглядываясь ко всему, что здесь продавалось, то можно убить весь день, так ничего и не выбрав. Со многими так и происходило: их выдавал остекленевший взгляд. Во всей империи не было другого подобного места для покупок.

Ршава целеустремленно пересек площадь. Когда он вышел на Срединную улицу и зашагал по ней, ему захотелось одобрительно похлопать себя по спине. Вдоль главной столичной улицы также располагалось множество лавок, перемежавшихся зданиями различных имперских администраций. Хотя искушений хватало и здесь, они не шли ни в какое сравнение с площадью Паламы.

Когда Ршава свернул со Срединной улицы и отыскал свою гостиницу, хозяин взглянул на него со странным выражением.

– Можно вас кое о чем спросить, святой отец? – осведомился Лардис.

– Спросить можно всегда. Но ответить не обещаю, – сообщил Ршава.

– Что ж, попробую немного развязать вам язык. – Трактирщик наполнил кружку вином и пододвинул ее к Ршаве. – Почему бы вам не выпить винца?

– Тогда позвольте и вас угостить кружечкой. – И Ршава положил на стойку монету. Теперь трактирщик уже не пожалеет о собственной щедрости и не затаит обиду на Ршаву как на объект этой щедрости…

– Вы благородный человек.

Лардис не стеснялся пить на работе. Он налил себе вина, плюнул, отвергая Скотоса (так же поступил и Ршава), и выпил. Оторвавшись от кружки, трактирщик спросил:

– А правда ли то, что о вас говорят?

– Не знаю. А что обо мне говорят? – Ршава постарался задать вопрос небрежно, но в душе у него шевельнулся страх. Если новости с севера все-таки связали его имя с теми событиями…

Но Лардиса интересовало совсем другое.

– Я слыхал, что вы какой-то родственник автократора. Это правда? И как такое может быть?

– Быть может всякое. – По своему обыкновению, Ршава был неумолимо точен. – На самом же деле так оно и есть.

От изумления глаза у Лардиса стали почти совиными.

– Фос! А раз так, что вы здесь делаете?

– Живу здесь. Сплю. Ем. Пью вино. Все то, что люди обычно делают в гостиницах, – ответил Ршава. «Время от времени заманиваю в постель служанку…» Тонзура могла удержать его от произнесения этих слов, но не от самого поступка.

Трактирщик все никак не мог оправиться от изумления.

– Но… Но… Почему вы делаете это здесь, святой отец? Почему вы сейчас не едите молочного поросенка с золотого блюда в роскошной комнате во дворце? Разве автократору не нужна вся помощь, какую он может получить? А родственники для него на вес золота, если он точно уверен, что они останутся ему верны. Так почему же вы не там?

– Ну, во-первых, его величество не очень-то любит молочных поросят, – ответил Ршава. Лардис изобразил жест нетерпения – и очень грубый. Пожав плечами, Ршава добавил: – Во-вторых, его величество не очень-то любит меня.

– А-а… – Трактирщик переварил эту новость и, решив, что Ршава говорил серьезно, заявил: – Это очень глупо.

– Со стороны его величества? Сомневаюсь. – Ршава прекрасно знал, как много он сделал, чтобы настроить Малеина против себя, хотя во многом и непреднамеренно.

– Нет-нет! – Лардис нетерпеливо тряхнул головой. – Это вы поступили глупо, отбросив такие родственные связи. Сами подумайте, как много вы могли бы получить с их помощью! – Лицо трактирщика засияло: наверное, он ярко представил, сколько бы смог украсть, окажись на месте Ршавы.

– Возможно, вы и правы, – ответил тот фразой, которую всегда можно произнести, не боясь кого-либо оскорбить, но и не вкладывая в нее реального смысла. Она также могла служить вежливым эквивалентом выражения: «Да пошел ты в лед», которое вертелось у прелата на языке.

Не поняв этого, Лардис сказал:

– Конечно прав, уж поверьте. Как это может не иметь значения? Поясните-ка, мой блистательный друг.

Ршава решил проглотить наживку: ему было все равно.

– Если Стилиан выиграет гражданскую войну, мое родство с его величеством не будет стоить и фальшивого медяка. Если только не подставит мою шею под меч палача.

– А-а… – глуповато протянул трактирщик. – И что… все дело в этом?

– Можно и так сказать. Да, можно и так.

Ршава пошел наверх с удовлетворением человека, за которым осталось последнее слово. Он не сказал Лардису, что общение с родственником бывшего автократора может подставить и его шею под меч палача, если Стилиан победит в гражданской войне. Если трактирщик сам об этом не догадается, то он не на своем месте и занимается не своим делом.

* * *

Священники, прелаты, монахи и аббаты очень медленно прибывали в столицу на синод, о созыве которого объявил Камениат. Некоторые оказались отрезаны от столицы нашествием варваров и, возможно, убиты; другие не могли пересечь территории, захваченные Стилианом, и добраться до контролируемых Малеином; третьим преградили путь армии, совершавшие марши и контрмарши.

Но это вынужденное ожидание совершенно не волновало Ршаву. Оно давало ему больше времени корпеть над святыми писаниями в поисках текстов, подкреплявших примеры, которые мир выдавал слишком обильно. Заодно Ршава изучал и гримуар покойного Кубаца. Постепенно он начал обретать контроль над магией, некогда подвластной чародею.

Он даже стал менять и улучшать заклинания, разработанные Кубацем. Покойный маг, как постепенно осознавал Ршава, был не таким уж большим мудрецом. Его гримуар вполне мог быть и поваренной книгой: рецепты у Кубаца имелись, но он редко подходил к ним творчески.

В противоположность ему, Ршава с удовольствием придумывал вариации на какую-либо тему. Он не только воспользовался заклинанием Кубаца, чтобы изгнать из своей комнаты тараканов, но и переделал его так, чтобы усатые зануды покинули ее четкими марширующими отрядами, подобно солдатам Малеина, прошедшим по Срединной улице на войну против Стилиана.

Разумеется, солдаты Малеина промаршировали по Срединной улице лишь один раз. Тараканов же Ршаве пришлось изгонять снова и снова. Даже когда он придумал другое заклинание, чтобы те тараканы, которых он уже изгнал, больше не возвращались, новых приползало столько, что приходилось время от времени повторять процедуру.

Ршава также использовал заклинание, наполнявшее комнату темнотой вместо света, чтобы заставить мотыльков, мух и прочих насекомых, любящих свет не меньше большинства набожных священников, лететь куда-нибудь в другое место. Как и в случае с другим заклинанием, это тоже пришлось время от времени повторять. Впрочем, он не очень-то и возражал, зная, что лишний раз попрактиковаться в магии не помешает.

По одному или небольшими группами, церковники все же прибывали в столицу. Большинство добралось сюда из западных провинций, где гражданская война пылала менее яростно, или из окрестных земель, все еще остававшихся в руках Малеина. Несколько священников и прелатов добрались до Видесса из городов, захваченных Стилианом. Может быть, им удалось выскользнуть оттуда тайком, несмотря на вражеские гарнизоны, а может быть, люди Стилиана выпустили их, желая сохранить религиозное единство империи даже несмотря на политический раскол. Выходит, что у Стилиана и его сторонников еще остался здравый смысл? Ршава мог лишь надеяться на это, не имея ни доказательств, ни уверенности.