Текст книги "Мост над бездной"

Автор книги: Sgt. Muck

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)

– Ужасно. И вообще, все, что произошло за последнее время, просто ужасно. – Трифон снова глотнул вина. – Моя чаша опустела. И это тоже ужасно, клянусь Фаосом! – Он поставил чашу на стойку. Буфетчик погрузил черпак в кувшин с вином и наполнил ее заново. Сплюнув для отрицания Скотоса и воздев руки к небесам, Трифон опять прильнул к чаше. – Начинаешь задумываться, что все это значит…

– Что ж, не могу не согласиться, – пробормотал Ршава, желая только одного – чтобы Трифон заткнулся и ушел. Тот, разумеется, и не думал уходить. Навязчивым людям никогда не придет в голову, что они навязчивы.

– Думаю, я знаю, что за всем этим стоит, – заявил Трифон.

Ршава понял, что на его слова следует обратить внимание.

– Так скажи, – предложил он, гадая, уж не наткнулся ли случайно этот мужлан на ту же истину, что и он сам.

– Нисколько не против, – ответил Трифон. – Всегда люблю потолковать с коллегой, коли подворачивается возможность. А ты?

– Когда подворачивается возможность, – подтвердил Ршава, сомневаясь, что эта возможность окажется подходящей.

Трифон подался к нему:

– Я думаю, что владыка благой и премудрый испытывает нас.

– Испытывает? Каким образом? – вопросил Ршава.

Несколько человек подошли ближе, другие вытянули шеи, прислушиваясь. Видесские миряне всегда с удовольствием слушали, как священники спорят по вопросам веры. И частенько не стеснялись встревать в их беседы.

– Ну, он вроде как хочет проверить, останемся ли мы ему верны в тяжелые времена, – пояснил Трифон. – Здесь, в Поданде, мы остались.

Он очертил напротив сердца символ солнца. Его жест повторили почти все слушатели, включая буфетчика и пристроившуюся рядом служанку.

Ршава тоже очертил солнечный круг. Люди усомнятся в нем, если он, священник, этого не сделает. Но все же он возразил:

– Не хочу обидеть ни вас, ни ваш город, но я в этом не столь уверен, святой отец.

– Нет? Как так? – воинственно поинтересовался Трифон.

Ршаве стало интересно, когда тому в последний раз говорили, пусть даже вежливо, что он не прав.

– Вспомни символ веры, – подогрел спор Ршава. – Разве не говорится в нем, что благой бог заботится о том, «дабы разрешилось великое искушение жизни нам во благодать»?

– Говорится. Воистину говорится. Конечно, говорится. – Трифон снова очертил на груди солнечный круг. – И я скажу, что это доказывает мою точку зрения. Разве это не великое испытание нашей жизни? Разве не проверяется наша вера в благого бога? – И он улыбнулся слушателям в буфетной, которые наверняка и раньше выслушивали его аргументы.

– Растолкуйте ему, что к чему, святой отец! – крикнул кто-то из них, и местный священник улыбнулся еще шире и благодушнее.

– Очень остроумно. – Ршава произнес это так, чтобы подразумевалось «весьма очевидно». Поняв это, Трифон разозлился. Игнорируя его чувства внешне, но наслаждаясь ими в душе, Ршава продолжал: – Боюсь, ты не принимаешь во внимание весь текст символа веры. Подумай над фразой «Да разрешится великое искушение жизни нам во благодать». – Он выделил интонацией три последних слова.

– Ну? И что в них такого? – Трифон уже почти фыркал и бил землю копытом, готовый броситься в атаку, выставив рога.

– Что в них такого? А ты оглянись. – Ршава обвел комнату рукой. – Разве великое испытание жизни решается нам во благодать? По-моему, нет. Гражданская война рвет Видесс на куски. Из-за нее варвары перешли границу, рыскают там, где хотят, и творят все, что захотят. Можешь ли ты отрицать это?

– Только не здесь, клянусь Фаосом! – выдал кто-то из толпы заплетающимся от вина языком.

Трифон кивнул, поддакивая.

– Нет, не здесь. – Изящный поклон Ршавы был полон иронии. – И Поданд, разумеется, единственный великий и истинный центр жизни в империи Видесс. И хаморы уже кончили грабить и убивать…

Некоторые слушатели улыбнулись и приосанились, приняв его слова всерьез. Дураки, что с них взять! Ршава обратил внимание на тех, кто заворчал и забормотал. Они могли распознать в речи сарказм, и Трифон оказался одним из них.

– Куда это ты клонишь? – рявкнул он напряженным голосом.

– Видесс раздирает гражданская война, – повторил Ршава. – Скопенцана пала… и разрушена. Ликанд, недалеко на север отсюда, тоже мертвый город. Кто может сказать, сколько еще других городов было уничтожено? Вы сами знаете, что кочевники вовсю разоряют деревни и фермы. Каким станет урожай осенью? И будет ли вообще осенью урожай? Что вы станете есть, когда в кладовых не будет зерна? Своих собак и кошек? Друг друга? Разве великое искушение жизни решается вам во благодать?

Ответом ему стала тишина. Прелат коснулся самых глубоких и тайных страхов людей, собравшихся в буфетной. Даже буфетчик, крепкий мужчина с суровым и покрытым шрамами лицом, осенил себя святым символом Фоса. Он стал в этом далеко не одинок. Медленно, очень медленно Трифон вновь спросил:

– И что ты хочешь этим сказать?

– Я ничего конкретного не говорю. Но я задал вопрос, который, на мой взгляд, необходимо задать.

– Ты спрашиваешь, кто из богов сильнее: Фос или Скотос? – Трифон плюнул на утоптанный земляной пол.

Ршава тоже плюнул. Да, задача оказалась нелегкой. Он спросил:

– А тебе не кажется, что ныне этот вопрос следует задать?

Трифон, уже не улыбаясь и не радуясь, пронзил его яростным взглядом.

– Мне кажется, что задавать такой вопрос – ересь. Клянусь благим богом: по-моему, даже мысленно задать такой вопрос – уже ересь.

Люди по всей буфетной закивали.

– А тебе не кажется, что самое важное в доктрине то, что она должна быть истинной? – спросил Ршава.

– Я считаю, что наша святая и ортодоксальная вера истинна в том виде, в каком ее формулируют синоды уже множество лет, – ответил Трифон. – Станешь ли ты это отрицать? Если да, то это докажет, что ты не настоящий священник, а воистину еретик и заслуживаешь того, чего заслуживают еретики.

После этих слов люди снова закивали.

– Сколько видессиан уже убили друг друга? Сколько других кочевники искалечили, изнасиловали и убили? – вопросил Ршава. На его совести тоже было изнасилование и убийство, но об этом он промолчал. – Могло бы такое произойти, если бы наша святая доктрина была правильной? Если бы Фос заботился во благовремении, дабы разрешилось великое искушение жизни нам во благодать? Я тебя спрашиваю, святой отец. И всех вас тоже спрашиваю. Если он это делает, то откуда вы это знаете? Похоже, все доказательства указывают на противоположное.

– Не все доказательства. – Трифон подбоченился. Если Скотос – величайшая сила в этом мире, – он опять сплюнул, – то пусть он прямо сейчас поразит меня насмерть!

Когда Ршава точно знал, на кого нацелено его проклятие, ему не требовалось указывать на жертву. И говорить что-либо тоже не требовалось, когда проклятие словно само по себе возникало в голове. Он лишь взглянул на Трифона, и то на секунду.

Священник застонал. Глаза его закрылись, челюсть отвисла. Он рухнул. Служанка и еще какая-то женщина завизжали. Стоявший рядом с Трифоном мужчина опустился на колени и схватил его запястье, но вскоре выпустил. Рука бессильно упала.

– Он мертв, – сообщил мужчина с опасливым удивлением.

Вопли и крики испуга наполнили буфетную. Кто-то указал на Ршаву:

– Это ты виноват! Это ты сделал!

– Я? – Ршава пожал плечами. – Я лишь стоял рядом. Вы все видели, что я ничего не делал. Не прикасался к нему, не произносил заклинаний… Он бросил вызов и, возможно, получил на него ответ.

– Думаю, тебе лучше уйти отсюда, незнакомец, – медленно произнес буфетчик. – Не хочу, чтобы ты сам упал тут мертвый. Или еще кто-нибудь. Трифон был хорошим человеком. Нам его будет не хватать. Но вряд ли кому будет не хватать тебя, хоть чуточку. Так что лучше тебе уйти, пока еще можно.

– Я лишь задал несколько вопросов и попытался найти истину, – возразил Ршава. – Что же в этом плохого?

– Не знаю, и мне наплевать. – Буфетчик сунул руку под стойку и вытащил дубинку. – Я знаю лишь, что нам нравился Трифон, а теперь он мертв. А ты нам не нравишься. И чем дольше мы тебя видим, тем меньше ты нам нравишься.

– Подумайте о том, что вы увидели. И о том, что это значит. – Ршава положил на стойку серебряную монету. – Вот. Это за мой ужин.

– Нет, спасибо. – Буфетчик подтолкнул монету обратно – и не рукой, а тряпкой, чтобы не касаться ее. – Твой ужин за счет заведения.

– Тебе не нужны мои деньги? – изумился Ршава. Ему еще не попадались гостиницы, где с постояльца не пытались содрать как можно больше.

Буфетчик упрямо покачал головой:

– А вдруг она принесет неудачу? Заранее ведь не скажешь. – Он повернулся к молча глядящим на них посетителям: – Давайте, друзья. Надо вынести отсюда беднягу Трифона. А то вдруг какой-нибудь незнакомец войдет и увидит его?

– Один такой незнакомец уже вошел. – Высокий мужчина указал на Ршаву. – И вот что из этого получилось, будь он проклят.

Как и у большинства людей, проклятия мужчины были бесполезными и безвредными. Ршава знал, что его проклятия не такие. И еще он знал, что люди могут набраться храбрости и накинуться на него всей толпой. Если это произойдет, он всем покажет, на что способны его проклятия. Но прелат лишь сказал:

– Когда я заходил сюда, я не хотел неприятностей. И сейчас не хочу.

Ему позволили уйти. Позволили забрать обеих лошадей. Однако несколько человек шли за ним следом, пока он не выехал из Поданда.

– И никогда не возвращайся, – бросил ему кто-то вслед из ворот.

Ршава едва не проклял весь город. Это преподало бы жителям хороший урок, но они не будут в состоянии его оценить. И прелат сдержался. Если повезет, хотя бы некоторые из них сделают правильные выводы из безвременной смерти Трифона. И не только сделают, но и перескажут другим. Ршаве этого хотелось; в нем и в самом деле пробудился миссионер.

Зато он остался без места для ночлега. Ночь будет холодной – но прелат уже не так боялся мороза, как в тот день, когда бежал из погибающей Скопенцаны. Так или иначе, до утра он доживет.

И он справился. Он отыскал место, где сильный ветер повалил три дерева друг на друга, создав не только заслон от ветра, но и нечто вроде навеса. Ршава попытался разжечь огонь обычными средствами, но не смог. Тогда он использовал заклинание, высмотренное в гримуаре Кубаца. Заклинание предназначалось совсем для других целей. Но это не означало, что оно не сработает, поскольку огонь с его помощью прелат все-таки добыл.

Укрытие. Тепло. Он не был ортодоксом, добывая их, ну и что с того? Он ведь получил, что хотел. И он не был ортодоксом, когда постигал, как устроен мир, – но опять-таки что с того? «Зато я знаю то, что знаю», – подумал он, одиноко сидя в лесу.

ГЛАВА 8

После Поданда Ршава некоторое время не проповедовал. Дело было вовсе не в приеме, который он там встретил; это волновало прелата меньше всего. Там ему попались неотесанные мужланы и священник, вообразивший себя всезнайкой. Найденную Ршавой истину лучше приберечь для тех, кто сможет ее оценить. И он продолжал путь к столице.

Он все еще надеялся, что опередит вторгшихся в империю хаморов. Надеялся – и неизменно разочаровывался. Где бы он ни ехал, он натыкался на свидетельства того, что варвары здесь уже прошли. Они грабили фермы, деревни и городки, разорили еще несколько крупных городов. И обратно в Пардрайские степи они после этого не вернулись. Кочевники пришли в Видесс, чтобы остаться. Их стада и табуны паслись на землях, где весной должны будут взойти пшеница и ячмень.

А весенняя оттепель была не за горами. Ршава ее уже ощущал. Скоро в один прекрасный день в воздухе послышится «щелк!» – и весь зимний покров начнет таять. После этого путешествие замедлится, пока земля вновь не просохнет, зато потом недели на две-три мир наполнится сиянием и радостью. Весна на севере – зрелище гораздо более впечатляющее, чем в столице.

Ршава даже заметил, что едет склонив голову и прислушиваясь, когда раздастся тот самый «щелк!». Но неприятности отыскали прелата раньше, чем он его услышал. Навстречу ему, на просторной заснеженной местности, которая после оттепели, наверное, станет лугом, выехал отряд кочевников. Ршава давно избавился от панического страха перед хаморами, но они могли стать помехой. Возможно, опасной помехой.

Для них он был всего лишь видессианином, застигнутым врасплох. Он точно определил момент, когда они подъехали достаточно близко, чтобы увидеть: он едет на степной лошадке и ведет в поводу другую. Кочевники пустили лошадей из рыси в галоп. Они предположили, и правильно, что Ршава убил других хаморов, чтобы завладеть их лошадьми, и теперь намеревались ему отомстить.

Прелат указал на ближайшего кочевника, который все еще находился за пределами дальности выстрела из лука. Хамор свалился с лошади и растянулся в снегу. Остальные продолжали атаку. Ршава указал на другого, хамор тоже упал. За ним последовали третий и четвертый. Ршава понял, что, если кочевники подъедут еще ближе, ему придется убить их всех. Иначе они начнут стрелять в него из своих мощных, усиленных роговыми пластинами луков, а такая перспектива его совершенно не привлекала.

Но хаморы натянули поводья. Они убедились, что он некий чародей и может убивать их одного за другим, если захочет. Кочевники сбились в кучу и принялись совещаться. Наконец после недолгих споров один из них демонстративно бросил свой лук в снег. Для убедительности он отшвырнул и кожаный чехол, в котором хаморы держали лук и стрелы. Затем медленно поехал к Ршаве, стараясь выглядеть как можно более миролюбиво.

Тем не менее Ршава указал на него пальцем. Прелат не стал мысленно произносить смертоносные слова – пока.

– Остановись здесь! – крикнул он. Если окажется, что варвар не понимает видесского языка или просто не обратит на слова прелата внимания, то он покойник.

Однако кочевник остановился. И он не только понимал видесский, но и немного на нем говорил.

– Как ты делаешь? – крикнул он Ршаве.

– Как я делаю что?

– Убиваешь. – Хамор перешел сразу к сути.

– Силой моего бога.

– Ты ложь, – презрительно бросил кочевник. – Фаос делать ничего. Фаос сидит там, как лошадиный дерьмо. Видесс… колдуны все плохой. Но нет ты. Как ты делаешь?

– Мой бог не Фос!

Ну вот… Ршава произнес эти слова. Он ждал, что мир вокруг него развалится. Все, во что он верил с детства… Все это уже рухнуло. Однако ничего особенного не произошло. Ветерок потеребил его бороду – и все. Облизнув губы, Ршава произнес оставшееся. То, что требовалось сказать:

– Мой бог – Скотос.

Даже теперь он подавил желание сплюнуть, потому что много лет плевал всякий раз, произнося имя темного бога.

– Скотос? – Хамор с явным уважением кивнул. – О, это бог сильный. Мы тебя не тронем.

Он развернул лошадь и направился к товарищам. Они выслушали его, взвалили тела погибших на их лошадей и поскакали прочь. Ршава долго смотрел им вслед, опасаясь подвоха, но не дождался. Хаморы уехали.

Ршава тоже поехал дальше, испытывая смесь возбуждения и страха, а также невольное презрение к своему народу. Видессиане оказались не в состоянии разглядеть то, что сунули им под нос. Хаморы же осознали это без труда. Разве все в мире не указывает со всей очевидностью, что Скотос сильнее Фоса? Так казалось Ршаве, так казалось и варварам.

И Ршава назвал Скотоса своим богом, и небо не рухнуло ему на голову. Фос не поразил его молнией. Все вокруг осталось таким же, как и всегда. Или Фос слишком занят где-то в другом месте, чтобы обратить внимание на его святотатство? Священники никогда не уставали заявлять, что Фос видит все и везде. Ршава даже сосчитать не мог, сколько раз он вбивал эту мысль в головы прихожан – сперва в столице, а потом и в Скопенцане.

Если же владыка благой и премудрый не занят другими делами, то почему он не наказал Ршаву? Может, он слишком слаб? А если так, разве это не означает, что из них двоих Скотос сильнее? Все, что видел Ршава в последнее время, подводило его к правильности этого вывода. Разве это не еще одна вязанка хвороста, брошенная в погребальный костер добра?

– И мой народ, сборище тупых идиотов, ничего не видит и не понимает, – пробормотал Ршава, окутываясь облачками пара изо рта. – Варварам известна истина. Кто бы мог такое представить? – Он пожал плечами. – Что ж, придется показать истину тем, кто не желает видеть.

Он поехал дальше, оставив за спиной место встречи с хаморами. Он решил, что этот отряд его больше не побеспокоит, и оказался прав. Как обычно.

Когда в окрестности Скопенцаны приходила весна, движение на дорогах прекращалось на несколько недель. Все сугробы таяли почти одновременно, превращая местность в трясины и болота. Люди называли эту пору «временем грязи». По пятам за ним следовало время комаров: кровососы всех видов плодились в бесчисленных лужах и прудах, рожденных ежегодной оттепелью.

* * *

Когда началась эта весна, прелат находился уже намного южнее Скопенцаны. Снежное одеяло, укрывавшее землю, было здесь гораздо тоньше, чем на севере. Дороги хотя и раскисли, но остались дорогами. Путешествие Ршавы замедлилось, но не остановилось.

Все это было к лучшему. Он не хотел на месяц застрять в каком-нибудь провинциальном городишке. Местные священники вздумают обсуждать с ним теологические вопросы, как Трифон в Поданде. Кончится все тем, что они за это поплатятся – опять-таки как Трифон в Поданде. Из этого города Ршава уехать смог. Но если распутица задержит его в каком-нибудь другом… Тогда уехать будет трудно.

Ршава мог стать похожим на мирянина, переодевшись в обычную одежду, отрастив волосы и подрезав свою длинную волнистую бороду. Позднее он изумился тому, как долго не мог этого сообразить. Он все еще ходил в синей рясе. В одном городке прелат зашел к цирюльнику и побрил голову. И лишь через несколько дней, уже в пути, ненадолго остановился и задумался: а зачем он это сделал?

Ответ он нашел быстро.

– Я священник, – произнес он, словно кто-то это отрицал. Вскоре многие начнут это отрицать, Ршава знал. Начав проповедовать, он вряд ли убедит мирян в том, что увидел новую истину.

«Но если я смогу убедить вселенского патриарха, если смогу убедить главных столичных прелатов…» Именно они формулировали доктрину для всей империи. Если они увидят истину такой, какой ее увидел Ршава, то вскоре все люди в империи последуют за ними. В этом и заключалась его цель. «И я этого добьюсь!»

Чем ближе он подъезжал к столице, тем зеленее становилось вокруг. Деревья окутались листьями. На полях и лугах пробилась молодая трава. Тишина в лесах внезапно закончилась. Жужжали насекомые: в этих краях тоже хватало комаров и москитов. И птицы, только что прилетевшие из странных земель за морем Моряков, распевали, призывая подруг и ловя комаров и других летающих мошек. Они ловили их тысячами и десятками тысяч. Но насекомые плодились миллионами.

По мере того как Ршава продвигался на юг, справа вырастали горы – не высокие зазубренные пики, а округлые, плавно изогнутые, очень похожие на женские груди… Снег, все еще цеплявшийся за вершины, но успевший растаять на склонах, лишь усиливал это впечатление. Ршава задумался над тем, пришел бы ему раньше в голову такой образ?.. «До того, как все изменилось», – подумал он и кивнул. Да, правильное определение.

Если он верно помнил, путь к столице ему преградят еще одни горы. Заистрийские горы – более внушительный хребет, не чета здешним холмам-переросткам. Они даже могут стать барьером на пути хаморов. А могут, разумеется, и не стать. Пока Ршава лишь предполагал. Он ничего не узнает точно, пока не переберется через Заистрийские горы.

Два дня спустя прелат увидел на дороге отряд всадников, скакавший навстречу ему, на север. «Хаморы», – подумал Ршава и решил проклинать их одного за другим, как он поступил с предыдущим отрядом, пока уцелевшие не сообразят, что этот всадник и оберегающие его силы слишком опасны, чтобы с ними играть.

Он не сразу заметил, что воины облачены в кольчуги, а не в доспехи из вываренной в воске кожи и на головах у них железные шлемы, а не меховые шапки. Ехали они на крупных лошадях, а не на степных лошадках, и знаменосец держал голубое знамя с золотым лучистым солнцем. Это были не степняки, а видессиане. Видесские солдаты.

Ршава-то полагал, что их в природе уже не существует. И они, похоже, не знали, что о нем думать. Заметив прелата, они указали на него, затем ехавшие впереди пришпорили лошадей и пустили их рысью. Кажется, солдат поразило, что Ршава не пытался бежать.

Уже позднее прелат сообразил, что они могли его ограбить, даже несмотря на то, что демонстрировали отличительный знак империи. Граница между солдатами и грабителями всегда была тонкой, а особенно во времена гражданских конфликтов. Они не разбогатели бы, отобрав все, что у него имелось, но могли бы убить и просто для развлечения. И это вполне могло им удаться, потому что они застали его врасплох.

– Именем автократора, стой! – крикнул один из них.

Ршава натянул поводья. «Какого из автократоров?» Он едва не спросил, но в последний момент удержался. Если они на стороне Стилиана, то могли взять прелата в плен – а то и убить, – потому что он был троюродным братом Малеина. Поэтому Ршава заученным жестом поднял правую руку и сказал:

– Благословляю вас.

Если будет необходимо, он благословит их именем Фоса: лицемерие может пригодиться. А если они не захотят уточнить имя бога, то и он не станет.

Некоторые солдаты очертили на груди солнечный круг. Тот, кто приказал ему остановиться, спросил:

– Откуда вы, святой отец?

– Из Скопенцаны, – честно ответил Ршава.

– Скопенцаны! – воскликнул солдат. – Тогда вы чертовски далеко от дома, верно?

– Воистину далеко, – согласился Ршава. Даже название северного города могло стать опасным, если солдаты посланы захватить его прелата. Но Скопенцана достаточно велика, и в ней живет, точнее, жило много священников. И он легко может солгать насчет своего имени и должности.

– Правда ли то, что о ней говорят? Что Скопенцану захватили варвары?

– Правда. Варвары разграбили город, а потом землетрясение его разрушило. Не знаю, когда его восстановят, и восстановят ли вообще когда-нибудь. Многие города, поселки и деревни тоже захвачены и разорены.

Солдаты начали переговариваться. Тот, кто говорил от их имени, сказал:

– Это тяжелые новости, святой отец. Я боялся, что так и будет, потому что в этой части империи все города остались без гарнизонов. В лед Стилиана за то, что он начал свой проклятый мятеж!

В тот момент Ршава едва не заявил, что он на стороне Малеина, но промолчал. Гражданские войны – времена суровые и полные уловок. Эти солдаты могли проклинать Стилиана, желая проверить, согласится ли прелат с ними, – и если согласится, то схватить его и убить. Такое маловероятно, но все же возможно. И Ршава лишь спросил:

– Значит, вы за Малеина?

– Мы за него, клянусь владыкой благим и премудрым. От Стилиана разит Скотосом – верно, ребята? – Когда солдат плюнул на землю, его товарищи разразились непристойными одобрениями. Солдат пристально взглянул на Ршаву: – А вы, святой отец? На чьей стороне вы?

Если бы после такого Ршава заявил, что он на стороне Стилиана, то оказался бы дураком – а вскоре и мертвым дураком. Но умирать он не собирался.

– Я вам уже сказал, и еще до того, как узнал, на чьей вы стороне, что я из Скопенцаны. Я Ршава, бывший там прелатом, и троюродный брат его величества автократора Малеина.

– Святейший отец! – Всадник поклонился в седле. – Вы благословите нас в путь?

– С радостью, – солгал Ршава и выполнил просьбу солдата.

Произнося нужные слова и делая нужные жесты, он мысленно смеялся. Если бы он произнес то, что действительно хотел, это произвело бы больший эффект. Но в таком случае эти люди очень постарались бы его убить.

– Спасибо, святейший отец, – поблагодарил командир, когда Ршава завершил ритуал. – Позвольте спросить, куда вы направляетесь?

– В столицу. Далеко ли проникли кочевники? И где сейчас происходят сражения между автократором и мятежником?

– Вы можете наткнуться на хаморов, пока не доберетесь почти до Длинных Стен. А может, и за ними, – ответил кавалерист, и Ршава поморщился. Длинные Стены находились всего в двух-трех днях пути от столицы и защищали близлежащие фермы и деревни. – И кто знает, где сейчас сражаются наши солдаты и солдаты Стилиана? – продолжал воин. – Да, они хотят добраться друг до друга, но по дороге натыкаются на проклятых варваров. Так что будьте осторожнее – вот и все, что я могу сказать.

– Я проехал уже долгий путь, – ответил Ршава. – Если мои молитвы будут услышаны, то проеду и оставшийся.

– Фос наверняка за вами присмотрит, – заверил солдат. Ршава не сказал, кому из богов он молился и будет молиться впредь. И никакие из его мыслей не отразились на лице. Солдат обернулся к товарищам: – Поехали, ребята! У нас есть свои дела. Так что не будем надоедать святейшему отцу.

Отряд поскакал на север. Стучали копыта лошадей, позвякивали кольчуги, развевалось на ветру знамя с лучистым солнцем. Обернувшись, Ршава некоторое время смотрел им вслед, потом стукнул пятками свою лошадку и поехал дальше. Солдаты были прошлым, мертвым прошлым. А что ждет его в будущем?

Рассмеявшись, он приложил руку к сердцу.

– Я творю будущее. И делаю это здесь, – негромко произнес он. И каким он его сделает? Разумеется, каким захочет.

Все еще смеясь, он направился к столице.

* * *

Ршава впервые в жизни увидел Заистрийские горы, когда они начали вырастать на юго-западном горизонте: ведь в Скопенцану он плыл морем и корабль обогнул полуостров, северным бастионом которого и были эти горы. Они оказались менее внушительными, чем он ожидал, – выше и острее, чем хребты на севере, но далеко не та величественная зазубренная стена, которую он представлял при слове «горы».

Вблизи этих гор шныряли хаморы. Видесские солдаты, верные каждому из претендентов на трон, также патрулировали эту часть страны. Здесь, по крайней мере, территории были спорными. Что же касается северных окраин, то Ршава сомневался, что они когда-либо вернутся под власть империи. Варвары попросту затопили эту часть Видесса.

Когда Ршава приезжал в город, то просто говорил, что он священник, который едет с севера. Иногда рассказывал о приключениях, случившихся с ним в пути. От споров с местными священниками он уклонялся. Рассказ о том, что случилось с Трифоном, пока не добрался на юг; однако Ршава подозревал, что этот слух потихоньку движется за ним и скоро, скоро сюда доползет.

Проезжая по более или менее уцелевшим землям, он сильнее ощущал себя дома. То была империя Видесс, какой ей полагалось быть. Во всяком случае, так ему подсказывал прежний образ мыслей. Но так ли это было? Разве не обречено все это на огонь и разрушение от рук хаморов? Или от рук видессиан, сражающихся на безумной и бесконечной гражданской войне?

Теперь, когда Ршава ехал среди буйной весенней зелени, верить в победу вечного льда было труднее. Да, труднее, но он смог – особенно когда увидел поле боя, где год назад столкнулись армии Малеина и Стилиана.

Даже год спустя над полем витал смрад смерти. Ршава мог определить, где пало большинство солдат, потому что именно там трава выросла особенно высокой и буйной: тела погибших хорошо удобрили почву. Сквозь сочную зелень проглядывали белые кости.

Ршава обвел взглядом грунтовую дорогу, по которой ехал. Сейчас на ней был лишь он. Наверное, обе армии шли по этой дороге навстречу, пока не столкнулись здесь. Разглядывая кладбище, в которое это поле превратилось, прелат уже не мог сказать, кто из мертвецов воевал на стороне какого из соперников. Отсюда еще долгий путь до будущего объяснения фундаментальной ничтожности гражданской войны – но ведь людям, сражавшимся на ней, уже ничего не объяснишь…

– Дураки, – пробормотал Ршава.

Он спешился и привязал лошадей к кусту неподалеку от дороги. Может быть, в этом и заключается суть. Бредя по траве и разглядывая кости вблизи, он все более в этом убеждался. Вот лежит раскроенный ударом череп, вот грудная клетка, из которой торчит стрела. Как еще назвать людей, убивавших друг друга просто так, без особой причины, как не злобными идиотами?

А может, они все же не такие?.. Вряд ли, насколько он мог судить.

Ршава наклонился и поднял проржавевшую саблю. Кости руки трупа, некогда державшего ее, рассыпались. Когда-то они составляли полезную структуру, а теперь стали жалкой кучкой. «Как это происходит со всеми полезными структурами, доказательство чему я вижу перед собой», – подумал Ршава.

Он повертел саблю, потом бросил. Звякнув, она ударилась о скрытый в траве камень. Лезвие переломилось. Ршава кивнул, словно это тоже доказывало его мысль.

Обе его лошади спокойно паслись, когда он к ним вернулся. Это поле ничего для них не значило – если не считать, возможно, запаха. Будучи лишь животными, они не знали, что есть места, откуда лучше поскорее убраться.

Ршава забрался в седло, тронул с места лошадь и поехал к горам. Сколько еще таких полей скорби разбросано по всей империи Видесс? И на скольких еще будут жиреть стервятники и воронье, прежде чем гражданская война закончится… если она вообще закончится? А солдаты обеих сторон шли и будут идти в бой, выкрикивая имя Фоса, глупо уверенные в его святости.

Каким образом могла сила благого бога сосуществовать с подобной дикостью? Такое казалось невероятным. Ршава медленно кивнул. Стал ли мир хоть немного лучше с того дня, когда соперники начали угрожать друг другу? Ршава рассмеялся еще резче. Его ноздри до сих пор ощущали запах смерти. Если бы он не рассмеялся из-за этого вопроса, ему пришлось бы зарыдать.

Возможно, где-нибудь неподалеку стоит лагерем отряд хаморов, а их лошади, скот и овцы щиплют сочную зеленую траву на этих лугах. Кое-где на почве, удобренной телами видессиан, эта трава выросла гуще. А что варвары думают о Фосе и о том, что в Видессе называют добром? Ршава опять рассмеялся. Он видел, что делают хаморы с его соотечественниками.

А так называемый владыка благой и премудрый наказал их за это? Вряд ли. Они отбирают у Видесса провинцию за провинцией. Фос не стал бы этому помогать. А если не благой бог, то кто? Может ли этот вопрос иметь более одного ответа?

Ближе к вечеру Ршава остановился на ночлег в рощице. Пока солнце не село, он достал гримуар Кубаца из седельной сумки и отыскал в нем страницу с призывающим заклинанием. Для него потребовались магнетит, также позаимствованный из вещей мага, и немного свежего клевера, росшего поблизости. Ршава не был уверен, что пассы, которые он делал, произнося заклинание, были именно такими, как описаны в книге чародея; тот не вдавался в подробности. Как и в случае с обретенной магической силой, Ршаве пришлось самостоятельно догадываться, как именно следует выполнять нужные действия.