Текст книги "Секвенция (СИ)"
Автор книги: Scarlet Heath
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
Софи затаила дыхание. Вот он – момент истины. Момент, который они с Крис так долго ждали. Наконец-то нашелся человек, который докажет, что все случившееся с ними имеет какое-то объяснение.
– Но если вы их знакомая из другой вероятности, то как вы попали в нашу? – поинтересовалась Крис.
– Все по порядку, милая. Сейчас объясню. Малыш Нильс понял меня совершенно верно, он вообще на удивление сообразительный ребенок. Ему я рассказала, что существуют вероятности жизненных событий каждого человека, и что вероятностей этих бесконечное множество. И тут я нисколько не преувеличиваю. А все вместе это называется “пространством вариантов”. Знакомо вам такое понятие?
Софи и Крис закивали, и старуха продолжила:
– Вы можете подумать, что эти вероятности существуют параллельно друг другу и никак не пересекаются. Но это не так. Все варианты наших жизней тесно связаны друг с другом, все переплетаются. От каждого нашего поступка, каждого слова, и даже от банального “что я съел на завтрак” вероятность меняется. Люди переходят из одной вероятности в другую и никогда не замечают этого. Наверняка вы часто задавались вопросом: “А что было бы, если бы я сделал то и не сделал этого? Вдруг сегодняшний день прошел бы лучше тогда?”. Так вот знайте, что всегда существует вероятность, где ваш день прошел лучше, и вы сделали именно то, что должны были. В этом и заключается великая беда и великая сила человечества – свобода воли. Однако от ошибок никто не застрахован. И нельзя прожить всю жизнь по самому идеальному сценарию и выбрать наилучшую вероятность. Это особенно к тебе относится, Софи.
Софи нахмурилась, но сделала вид, что не услышала колкий намек.
– Итак, как я уже сказала, люди плывут из одной вероятности в другую и не замечают этого. Но случаются и сбои. Я называю их “смешением вероятностей”. И тогда происходит своеобразное слияние двух, стоящих близко друг к другу, сценариев. Так случилось и с вами. Когда вы встретились, вы не должны были помнить друг друга. Но какая-то часть вашего сознания помнила, и вы ощутили пугающую тягу друг к другу. Плюс сны Крис, которые были не чем иным, как путешествием ее души по другой вероятности. Вероятности, в которой вы потеряли друг друга. Вероятности, из которой я и пришла.
– А из-за чего произошел этот сбой? – спросила Крис.
Старая женщина помолчала.
– На самом деле, и я сама точно не знаю, из-за чего. Со временем я пришла к выводу, что все случилось из-за Софи.
– Что значит “из-за меня”?!
– Значит, что ты этому поспособствовала. Когда вы с Кристи расстались, когда ты оставила ее в той церкви, ты думала лишь о том, как здорово было бы все изменить. Ты думала о том, как здорово было бы, если бы вы вообще никогда не встретились. Ты считала вашу встречу большой ошибкой и винила себя во всем. Ты буквально помешалась из-за этого. Твое желание переписать жизнь заново было настолько сильно, что произошел пространственно-вариантный сбой. И часть тебя смешалась с Софи, которая жила в той вероятности, где вы с Крис не встречались. И все бы хорошо. Но есть одно весомое “но”. Ты всегда была двойственной натурой, Софи. В тебе боролись противоположности. И желая прожить жизнь, в которой вы с Крис никогда бы не встретились, ты одновременно больше всего желала прожить такую жизнь, где у вас все было бы хорошо, где вы были бы счастливы. Ты сама себе в этом не признавалась, но подсознательное желание не становилось от этого слабее. В результате всего этого и произошел сбой, совершенно разные вероятности смешались, и теперь мы имеем то, что имеем. С одной стороны вы с Кристи не должны были встретиться, с другой стороны – этого просто не могло не случиться, потому что вы тянулись друг другу как магниты.
– С ума сойти! – выдохнула Крис.
– И что же нам теперь делать? – прошептала Софи, потому что только это волновало ее сейчас больше всего. Как им быть? Как сохранить то хрупкое счастье, которого у них даже не должно было быть?
– Для начала – не паникуй. Я для того и пришла, чтобы помочь вам. Если бы еще прием был поласковее… Ну да ладно. Короче говоря, в своей реальности я очень заинтересовалась теорией вероятностей как раз после того, что произошло с Софи и Крис. И вот, после долгих тренировок, я научилась путешествовать между вероятностями. И теперь могу сидеть здесь и болтать с вами, как ни в чем не бывало. А потом вернуться домой, как будто меня здесь никогда и не было. Просекаете?
– Все это, конечно, круто, но… – Софи запнулась. – Что все-таки случилось с теми другими Софи и Крис после того, как они расстались?
Фея улыбнулась и покачала головой.
– Не могу сказать. Извините, но это нарушит кое-какие правила.
– Да какие уже к черту правила! – воскликнула Софи. – Мы и так уже нарушили все, что только могли!
– Нет. Вы можете знать лишь то, что было в других вероятностях в то же самое время, но не в будущем. Это против правил.
– А вы откуда знаете?
– Мне можно.
– Чудесно.
– Я тоже так думаю.
“Вот ведь язвительная старушенция! Обрушила на нас все это, а дальше-то что?!”.
– На самом деле сейчас я занимаюсь как раз нарушением правил, – сказала “язвительная старушенция”. – Ведь я не должна вмешиваться в вашу вероятность и рассказывать всего этого. Просто так вышло, что терять мне уже нечего, и я решила помочь вам, от доброты душевной…
– Очень мило, – пробубнила Софи.
– Знала, что ты оценишь.
– Поверить не могу, что мы были хорошими друзьями! – не выдержала Софи.
– Не поверишь, но мне и самой в это не верится. И как вообще с такой упертой и глупой теткой можно дружить?
– Прекратите вы обе! – осадила их Крис. – Лучше расскажите нам, как именно собираетесь помочь?
– Я собираюсь в какой-то степени нарушить вашу свободу воли. Собираюсь дать вам пару советов, которые помогут вам прожить жизнь так, чтобы не пришлось потом задаваться все тем же вопросом: “А что было бы, если бы сделал так-то и так-то?”. Я могу помочь вам выбрать тот самый наилучший вариант. Но только помочь. Навязывать ничего не собираюсь, не волнуйтесь. Выбор все равно остается за вами. Всегда.
– Что ж, звучит обнадеживающе, – сказала Софи. – Если вы действительно так хорошо все знаете, то расскажите, как нам сделать так, чтобы с Александром Анатольевичем не случилось ничего плохого?
Старуха грустно улыбнулась:
– Или, перефразируя твой вопрос: “Что мне сделать, чтобы он не убил меня, когда все узнает?”.
– Не правда! Куда больше меня волнует его здоровье! – искренне оскорбилась Софи, и старуха примирительно подняла руки:
– Да, знаю, знаю, что волнует. Как раз из-за его здоровья вы и расстались с Крис в моей вероятности. Но на самом деле для тебя это стало только поводом, Софи. Ты ушла потому, что больше не могла выносить это чувство вины перед ним. Не смогла пережить, принять, простить себе, что разочаровала его. Даже если потом он пожалел о своих словах, готов был принять тебя снова, себя ты не прощала, Софи. Поэтому на самом деле тебя волнует лишь его отношение к тебе. Чем раньше ты признаешь это, тем лучше.
Софи молчала и смотрела на свои руки. Она не могла спорить – ей было нечего сказать. Её пугало, что старуха знает о ней так много, даже больше, чем она сама знает о себе.
– Вы случайно не психиатром работали? – спросила Софи, чтобы хоть что-то сказать.
– Я скажу тебе, Софи, что ты можешь сделать, чтобы ваши отношения пошатнулись не так сильно, – сказала старая женщина, проигнорировав вопрос. – Скажу, что вы обе можете сделать. Но только имейте в виду, что мои советы – не готовая панацея от ошибок. Я и сама не могу знать, чем все это обернется, могу только предполагать, как будет лучше для всех вас. Но на какую из вероятностей вы повернете, я не имею ни малейшего понятия. К тому же, многое зависит от того, как поведет себя отец Крис. Короче… вы должны все рассказать ему. Сразу как только вернетесь. Не тяните с этим и поговорите с ним прямо.
– Что?! – Софи почувствовала, как от одной только мысли об этом разговоре у нее отнимаются ноги, и дыхание перехватывает.
– Именно так. Только поговорив с ним, вы сможете смягчить удар.
– А что если от этого разговора у него станет плохо с сердцем? – спросила Крис.
– Не должно, – покачала головой старуха. – Вы можете не верить мне, но какая-то часть Александра Анатольевича уже готова к такому повороту событий. К тому же, твой отец, Кристи, в вашей вероятности совсем другой. Если вам передалась часть памяти других Софи и Крис, то ему не передавалось ничего. Он никак не связан с тем, другим, Александром. И во многом он прошел совершенно другой путь.
– И что? Неужели есть надежда, что он сможет отнестись к этому более спокойно? – спросила Софи.
– Надежда есть, – их фея кивнула. – Хотя бы потому, что в этой вероятности ты, Софи, не грешила с несовершеннолетней…
Софи залилась краской.
– Твой отъезд многое изменил в твоем учителе, – продолжала старуха. – В этой вероятности ты добилась намного больших успехов в музыке, чем в моей. Одиночество сыграло свою роль. Поэтому не спеши недооценивать глубину его чувств к тебе. Твой учитель уважает тебя, можешь мне поверить.
“Лучше бы он любил меня, по-настоящему сильно любил”, – с горечью подумала Софи, но вслух говорить не стала.
– Хорошо, – произнесла Крис после недолгого молчания. – Допустим, мы ему все расскажем. Допустим, он смирится с этим, постарается понять. Что еще мы должны сделать?
Волшебная фея посмотрела на часы так, словно опаздывала куда-то.
– Пока вам хватит и этого. Сделайте, как я говорю, и это, возможно, изменит самое главное. Ну и еще. Не оставляйте друг друга, если ваши чувства еще сильны. Пока вы чувствуете, что нужны друг другу, не уходите. Это может стать большой ошибкой, – ее взгляд затуманился, а голос стал тише. – А сейчас, если вы не против, я пойду наведаюсь в дамскую комнату.
Шаркающей походкой она ушла влево по коридору, а Крис и Софи остались одни в тихом павильоне. За окном пошел редкий снег.
– Ты веришь ей? – спросила Софи.
– А ты разве нет?
– Верю, черт возьми. К моему большому сожалению, мне ничего не остается кроме как поверить.
– Почему «к сожалению», Софи? Ведь ее рассказ многое проясняет. К тому же, теперь у нас появилась реальная надежда что-то изменить. Мы получили ответы на многие вопросы…
– Да. Все это так… – Софи потерла переносицу. – Просто у меня пока все это в голове не укладывается… Все эти бесконечные вероятности, другие мы с тобой, смешение вариантов. К этой мысли мне нужно привыкнуть. Потому что ты даже не представляешь, Кристи, как много такое восприятие мира значит для меня. Оно переворачивает все, что я до сих пор знала о себе. Оно дает столько возможностей, что мне становится страшно.
– Не только тебе, – Крис мягко взяла ее за руку. Сейчас ей больше всего хотелось целовать тонкие, пахнущие табаком пальцы Софи, но она почему-то не могла позволить себе этого.
– Просто что-то не дает мне покоя, Кристи. И я пока не могу понять, что именно. И мне хочется узнать, как во всем этом оказался замешан ребенок. Откуда у Нильса эти видения? Мне хочется знать, знала ли я его в той вероятности. Короче, вопросов еще предостаточно, а добрая фея не торопится что-то…
И она действительно не торопилась. Через десять минут Софи окончательно изнервничалась и предложила сходить за “вредной старушенцией”.
– А мне она даже нравится… – пожала плечами Крис, и Софи посмотрела на нее, как на чокнутую.
– Не удивительно! У меня такое ощущение, что она заигрывала с тобой!
– Ревнуешь меня к старушке, Софи? – рассмеялась девушка, на что Софи только хмыкнула, делая вид, что никогда не слышала ничего глупее.
Туалет павильона был чистым и… пустым.
– Эй! Вы здесь? – крикнула Софи, и молчание было ей ответом.
Крис обошла все кабинки.
– Там никого нет. Она исчезла, Софи.
43
Вдохновение всегда приходило к Софи спонтанно. Она могла ничего не писать месяцами, а потом за одну ночь написать вещь, которую критики называли гениальной. Поэтому когда на интервью Софи спрашивали, как она работает над своими произведениями, она всегда ограничивалась стандартными фразами вроде: “Сначала я долго вынашиваю мелодию в голове, записываю ее частями, а потом создаю целостное произведение из обрывков вдохновения”.
На самом деле все было наоборот. Софи никогда ничего не вынашивала. Потому что если приходила она, музыка, то Софи накрывало с головой. Она слышала мелодию непрерывным потоком, который иногда рождался в голове со скоростью Ниагарского водопада. И тогда Софи не успевала ни есть, ни спать, ни общаться с кем-либо, она не отвечала на звонки и плевала на встречи.
Софи помнила, как в таких умопомрачениях не раз прогуливала учебные дни в консерватории, а потом бежала к Александру Анатольевичу с кипой бумаги и синяками под глазами.
“А вот и мое привидение пришло! – радостно восклицал он тогда. – Ну иди скорее, показывай!”.
Раньше он всегда был первым слушателем и оценщиком. И в ожидании его мнения Софи всегда переставала дышать и прятала вспотевшие ладони.
Софи где-то слышала, что для писателя все написанные им книги – это своего рода письма одному человеку. Она думала, что так можно сказать и о композиторе. Вот только для кого были всегда ее письма? До кого она хотела докричаться своими симфониями?
Когда Софи только начала писать музыку, она думала, что делает это для родителей. И свое первое произведение, которое сделало ее знаменитой, Софи посвятила именно им. Но так ли оно было на самом деле? Строгость, некоторая чопорность и отчужденность родителей вызывали в ней страх, детское желание угодить. Доброта, участие и поддержка ее учителя – уважение. Так для кого она старалась? Чьи надежды на самом деле хотела оправдать?
В тот вечер Софи поймала себя на мысли, что совершенно не помнит лиц своих родителей. Совсем недавно она видела их на фотографиях, а сейчас – просто забыла. Почему? Только их спины, неясные силуэты стояли перед глазами, словно родители отвернулись от нее, чтобы уйти.
“Неужели все это время я писала только для него? Господи, Софи, это же очевидно! Ну почему я понимаю это только сейчас?”.
“Потому что ты тормоз. Всегда им была и всегда будешь”.
“Воистину!”.
В конечном счете “письма учителю” принесли свои плоды, и Софи получила статус более высокий, чем у человека, который учил ее нотной грамоте и ставил ее пальцы. Однако раньше Софи никогда не задумывалась о том, могла ли она достигнуть успехов меньших, чем имела. О больших думала, но о меньших – никогда.
И тут слова “чокнутой старушенции” задели её. В той вероятности Софи играла хуже? Писала произведения более слабые? Почему?
“Быть может, поэтому он отреагировал так? Я не оправдала его надежд, а потом еще и испортила его маленькую любимую дочку. Да он должен был просто ненавидеть меня… Я бы ненавидела”.
И эта мысль не отпускала Софи весь вечер, делала ее молчаливой. А потом на нее накатила волна, и Софи уселась за фортепиано, оставив Крис с книжкой на диване. Софи записывала ноты, наигрывала то, что получалось, и пальцы ее ударяли по клавишам почти с яростью, словно Софи вдруг за одну ночь решила достичь в музыке успехов больших, чем достигла за всю жизнь.
“Я никогда не позволю себе играть хуже, слабее. Мне нельзя расслабляться. Он должен знать. Должен знать”.
На рассвете, когда Крис уже спала, так и не дождавшись её, Софи отложила партитуру и закурила. Она почти закончила еще одно “письмо”. Вот только для кого оно было? Софи чутко заметила, как изменилась ее музыка. Того, что она сочинила сейчас, никогда не появилось бы в ее жизни, если бы не было Кристи.
Так кто же все-таки тот единственный человек, для которого она писала? Перед кем ей хотелось раскрыть душу и не бояться этого?
– Нет, они оба важны для меня, – прошептала Софи в тишину комнаты, словно испугавшись, что своей любовью к Крис может предать чувства к учителю.
Комната молчала. Софи даже пожалела о том, что рядом нет сумасшедшей феи, которая могла бы ответить на ее вопросы. Пусть эта фея и пренеприятнейшая личность, однако она знает о Софи столько, сколько та сама о себе не знает.
“Старуха права, черт бы ее побрал. Я просто никак не могу разобраться в себе”.
Вздохнув, Софи поднялась со стула, потянула затекшие плечи и отправилась в кровать. Сейчас ей больше всего хотелось, чтобы скорее было утро, и Крис скорее проснулась. И тогда Софи смогла бы сыграть ей написанное за ночь.
Теперь Софи хотелось, чтобы именно Кристи услышала это первой.
44
Утро было на удивление ясным, а небо казалось почти весенним. После того как новое творение Софи было сыграно два раза, оценено по достоинству и вознаграждено долгими поцелуями на балконе, Софи и Крис собрались в больницу. Обе надеялись, что сегодня мальчик чувствует себя лучше, и им удастся поговорить с ним.
– Я просто обязана выяснить, знает ли он эту бабулю, – сказала Софи. – Потому что она ведь откуда-то знает его!
– Возможно, Нильс знает еще что-нибудь про вероятности.
Софи с тяжелым вздохом отозвалась:
– У меня уже крыша едет ото всех этих вероятностей! Давай устроим себе выходной и не будем о них думать? Можем сразу после больницы сходить куда-нибудь, посетить музей или какой-нибудь замок…
– Давай! – обрадовалась Крис. – Я, если честно, тоже устала от этого. Хочется просто побыть с тобой…
Софи смутилась, потому что в последние дни это действительно было проблемой. Сначала из-за Нильса и старухи, потом из-за неожиданного вдохновения.
– Тогда считай, что весь сегодняшний вечер и всю ночь я только твоя, – прошептала Софи девушке на ухо. – Только смотри не пожалей об этом…
– Не пожалею, – улыбнулась Крис. – Всегда мечтала, чтобы меня на всю ночь похитил извращенный педофил вроде тебя.
Софи прыснула, пытаясь представить себя извращенным педофилом.
– Все дело в тебе, Кристи. Когда ты рядом со мной, я становлюсь опасной.
Как только они пришли в больницу, шутки прекратились. К счастью Нильс сегодня чувствовал себя хорошо, и медсестра разрешила вывести его погулять во двор.
Софи подумала, как жаль, что Нильс не видит этого чудесного неба, его кристальной чистоты. В такие ясные погожие дни она всегда жалела об этом.
– Тебе не холодно, милый? – спросила Софи, когда они сели на лавочку в беседке.
Нильс энергично покачал головой.
– Тепло! Сегодня солнышко греет. Оно, наверное, очень яркое, да, Софи?
– Да. Солнышко яркое. А ты чувствуешь его свет?
Мальчик снова кивнул.
– Теперь, когда доктор снимает повязку, я вижу больше света. А раньше было совсем темно…
– Я знаю, милый. Темно больше не будет, – Софи усадила ребенка к себе на колени и обняла.
Нильс улыбнулся.
– Софи сегодня тоже теплая, – сказал он.
– Да ладно тебе! Я всегда теплая!
– Нет. Сегодня ты внутри теплая. В душе, – серьезно сказал мальчик, и Софи улыбнулась, чтобы не заплакать.
– Ты прав, наверное. Мне сегодня хорошо. Потому что ты чувствуешь себя лучше, а я так долго этого ждала. И потому что ты и Крис рядом со мной.
– Ты пишешь свою музыку? – спросил Нильс.
– Пишу… – слегка удивилась Софи. – А что?
– Просто хочу послушать снова. Мне так понравилось, как ты играла тогда. Правда, мне тогда стало грустно. И ты сама была тогда грустной. Но сейчас ты не грустная, и я хочу услышать твою новую музыку.
– Скоро услышишь, – ответила Софи, переглянувшись с Крис, на чьем лице читалось примерно следующее: “Я все больше и больше понимаю, почему ты выбрала именно этого ребенка!”.
– Нильс, – Софи собралась с мыслями после недолгого молчания и решилась задать главный на сегодня вопрос. – Тетя Ло сказала, что вчера ты говорил о каких-то вероятностях. Ты не помнишь, что тогда имел в виду?
– Волшебная фея говорила, что ты спросишь меня об этом, – ответил мальчик.
“Так-так, – подумала Софи. – Значит, пронырливая старушенция все-таки добралась до ребенка. Так и знала”.
– А когда ты разговаривал с… волшебной феей? – спросила Софи и чуть не поперхнулась на последних словах. – Она приходила к тебе в палату?
– Сама она не приходила. Просто разговаривала со мной во сне.
– Ты имеешь в виду свои сны наяву? Видения?
Нильс кивнул.
– Она просила меня не бояться. Сказала, что все будет хорошо, и что скоро я поправлюсь. Я ей поверил.
– Конечно, ты скоро поправишься, – Софи постаралась не выдать радость, и произнесла это так, словно ни секунды не сомневалась в скорейшем выздоровлении Нильса. – А что она еще говорила?
– Она рассказала мне про вероятности. Но я не совсем ее понял. Понял только, что вероятностей очень много. Она сказала, что это все равно что покупать воздушные шары. Ты можешь выбрать любой. Большой или маленький, красный или синий. Сказала, что можно даже выбрать шар, который поднимет тебя в воздух. Разве такое бывает?
– Бывает. Только это должен быть очень большой шар, – терпеливо пояснила Софи. – А еще что она говорила?
– Она сказала, что меня может быть много. Но только я никогда не встречу другого себя, потому что мы живем одновременно. Я не понял, что это значит. Я не знаю, как меня может быть много. Но Волшебная фея еще сказала, что где-то живут другие Нильсы, которые хорошо видят. А значит, я тоже могу видеть хорошо. Она сказала, что если выбрать нужный шар, можно попасть в тот мир, где я больше не буду слепым. Но она сказала, что для этого я должен быть с тобой. Сказала, что ты поможешь мне выбрать. Ты поможешь мне, Софи?
– Конечно, помогу, – Софи перевела дыхание. – Даже не думай сомневаться в этом. А Волшебная Фея не говорила тебе, кто она такая?
– Я думал, что ты знаешь ее… Она сказала, что вы друзья.
– Ясно. Друзья, значит.
Софи расстроилась, что не удалось выяснить, кем на самом деле была старая женщина. Потому что у нее до сих пор не укладывалось в голове, что кто-то мог знать её настолько хорошо и близко, пусть даже в другой жизненной вероятности.
– А еще Волшебная Фея сказала, что я тоже могу помочь тебе.
– Как помочь?!
– Она сказала: “Софи думает, что должна быть одна, но она ошибается”. Сказала, что я и Крис должны быть рядом с тобой, чтобы помочь тебе.
Софи смутилась, а Крис обняла ее за плечи одной рукой, а другой сжала маленькую ладонь Нильса.
– Волшебная Фея права. Мы должны быть вместе, должны быть рядом с Софи. И тогда все будет хорошо.
Нильс с серьезным видом кивнул.
– Да. И тогда мы выберем самый большой и красивый воздушный шар. Мы сможем полететь.
45
Следующие пять дней прошли как Софи и мечтала. Никаких тревожных снов, никаких разговоров о вероятностях, параллельных мирах и прочих вещах, от которых у нормального человека волосы встают дыбом.
Это время Софи и Крис полностью посвятили друг другу, а также долгожданному осмотру достопримечательностей города. Они побывали в обсерватории, посетили Королевский дворец, дворец Дроттингхольм, корабль Ваза, а также тот самый музей сказок Юнибаккен. Софи помнила тот день, когда посещала музей одна. Было начало лета, но погода стояла пасмурная. Она решила тогда развеяться и не нашла лучшего места, чем то, где волшебство оживает. Софи помнила сказочный поезд, на котором ездила по музею, помнила маленькие домики мумми-троллей, и свое неизбывное ощущение радости и тоски одновременно. Тоски от того, что эту радость ей разделить было не с кем. Она думала тогда: “Наверное, если бы мы с Сережей попали сюда в детстве, мы бы просто умерли от счастья!”. А потом она думала о том, что детство закончилось, и только она одна никак не хочет с ним проститься. Она чувствовала себя старой и глупой, как переросток, оставшийся на пятый год в одном и том же классе.
С Кристи все было совсем по-другому. Софи нравилось со знающим видом водить ее по музею и видеть восторг в ее глазах. Всякий раз, когда Крис что-то восторженно выкрикивала, Софи ощущала себя моложе лет на десять.
“Черт возьми, мне совсем не тридцать три, совсем!”.
А когда все интересное было осмотрено, они сходили в музейный ресторан и наелись вкусной выпечки, а потом зашли в книжный магазин, располагающийся в том же музее. Крис взяла себе несколько книг сказок на английском и одну даже на шведском, потому что ей безумно понравились иллюстрации.
А уходя, Крис заключила, что они обязательно должны прийти сюда вместе с Нильсом. И что он обязательно должен увидеть все это. Софи пообещала себе, что сделает все, чтобы это стало возможным.
Еще они успели посетить музей Скансен, на обход которого ушел целый день, а вечером, усталые отправились в Королевскую оперу.
– Только бы мы не уснули там… – зевала Софи, надевая костюм.
– Я точно не усну! Потому что так давно мечтала увидеть сцену, где ты дала столько концертов!
Софи в ответ только смущенно улыбалась. Любые упоминания Крис о ее известности заставляли Софи чувствовать себя неловко.
“В той вероятности мы познакомились, когда я была еще студенткой консерватории. И общались, когда настоящая известность еще не пришла ко мне. Наверное, это было проще. Интересно, что сказала бы об этом наша Волшебная фея?”.
Все эти дни Софи хоть и не говорила ничего о последних событиях, в голове все равно нет-нет да всплывали какие-то вопросы. И почти все эти вопросы она хотела бы задать старой женщине в черном платке. Софи вдруг пришло в голову, что старуха похожа на вдову, которая похоронила муженька лет так сорок назад. И ни для кого не является загадкой, что послужило причиной смерти бедняги.
Однако вопросы оставались вопросами, а «черная вдова» так и не появлялась. Софи начала с интересом присматриваться к общественным туалетам. Кто знает, может, там открывается какой-нибудь портал в другую вероятность?
“Как она могла вот так оставить нас? Оставить с кучей неразрешенных вопросов и страхом перед будущим? Ах да, пардон, ей же нельзя рассказывать ничего лишнего!”.
Софи злилась на старуху, злилась на себя, но ничего не могла поделать. Она с ужасом ждала того момента, когда придется рассказать отцу Крис обо всем, и поэтому старалась лишний раз об этом не думать.
Отвлечься ей помогала музыка. Софи писала на рассвете, когда Крис уже крепко спала, а утром играла то, что получалось. Ей нравилось смотреть, как просыпается Стокгольм, как его узенькие улочки наполняются людьми, а в окнах гаснет свет, уступая место солнцу. Ей казалось, что в рассветные часы город наполнен особым, дымчато-туманным, загадочным светом. Ей приятно было думать, что ее постель больше не пуста, и что в любой момент можно забраться под одеяло и прижать к себе Крис, вдохнув ее сонное тепло.
А потом пришло время Нильса выписываться из больницы и возвращаться в реабилитационный центр до следующей операции.
В Королевской опере Софи предложили дать еще три концерта в следующем месяце, и она согласилась. Она еще не сказала об этом Крис, потому что это значило, что на какое-то время им придется расстаться. Но в Королевской опере платили больше, чем в их родном городе, и это все решало.
К тому же близилось время операции Нильса, а это значило, что нужно заканчивать подготовку документов на усыновление. Как бы там ни было, и каков бы ни был результат операции, но Софи заберет ребенка к себе и домой вернется только с ним.
Софи много раз прокручивала в голове объяснительную речь, которую ей нужно было произнести перед Крис. Как сказать о том, что им предстоит разлучиться на два месяца? Ей и самой эта мысль казалась убийственной. Софи ругала себя за бредовые предположения, которые рождались у нее в голове, но ничего не могла с собой поделать.
“А что если за эти два месяца Крис решит, что я вообще не очень-то ей и нужна? Ведь каждый день с ней будет тот мальчик, ее однокурсник. Что если она решит, что глупо так расстраивать отца и что куда правильнее будет выйти замуж и забыть обо всем?”.
Конечно, эти свои мысли Софи тоже никогда не озвучивала. Она просто молча открывала новую пачку сигарет и смотрела, как над городом восходит солнце.
46
Крис очень радовалась, когда Нильса выписали из больницы, ведь это значило, что она наконец-то сможет увидеть их с Софи уроки музыки. Ожидание этого события было волнующим и приятным.
Софи рассказывала, что в реабилитационном центре есть старое пианино. Когда-то на нем играла одна из сестер, а потом она уволилась, и пианино стало частью интерьера. Софи настроила его сама, чтобы получить более-менее приличный звук и начала потихоньку заниматься с Нильсом музыкой. Крис с трудом представляла, как слепой мальчик может играть, ведь она сама не могла постигнуть этого чуда даже с прекрасным зрением.
В тот день по дороге в центр они купили большой зеленый воздушный шар, наполненный гелием. Конечно, на таком не улетишь, но “уже кое-что”, как сказала Софи. Нильс был в восторге от подарка.
– Воздушный шарик! Настоящий! – воскликнул он, когда Софи передала ему веревочку. Теперь, когда его глаза были свободны от повязки, казалось, что Нильс даже смотрит на шарик и видит его. Но, конечно, это было не так. Нильс мог различать только солнечный свет и темноту. – А какого он цвета?
– Зеленого, – ответила Софи.
– Как трава и деревья? – спросил мальчик.
– Да. Как трава и деревья, – ответила Софи.
– А на нем можно улететь?
– Нет, милый, нельзя. Он слишком маленький.
– Ну и ладно. Все равно он мне очень нравится! И я могу просто представить, что лечу!
Какое-то время Нильс был увлечен шариком, а потом Софи позвала его за фортепиано, и ребенок от радости даже выпустил веревочку, позабыв сразу обо всем. Крис успела поймать шарик, чтобы он не улетел к высокому потолку, и села в кресло рядом с инструментом. Для Нильса был приготовлен стул с подушкой, чтобы мальчик доставал руками до клавиш.
– Ну что, ты помнишь ту песенку, которую мы учили? – спросила Софи, помогая Нильсу поставить пальцы в нужную позицию.
– Помню! – с готовностью объявил мальчик. – Давай сыграем ее для Кристи!
– Давай! – и Софи подмигнула смутившейся девушке. С этим воздушным шаром Крис смотрелась изумительно, но Софи старалась не думать об этом, чтобы не отвлекаться.
Они заиграли в четыре руки, и впервые Крис не смотрела на Софи. Её вниманием полностью завладели детские ручки Нильса, которые двигались с уверенностью, не меньшей, чем у взрослого музыканта. Их произведение заняло не больше минуты, но было вознаграждено аплодисментами, и от восторга Крис сама едва не упустила шарик. Она хлопала, и на глаза ее наворачивались слезы.
– Тебе понравилось? – спросил Нильс, и щеки его разрумянились.
– Очень понравилось! Ты просто молодчина! Здорово получилось!
– Это все Софи меня научила… Я никогда не буду играть так же здорово, как она.
Софи грустно улыбнулась. Наверное, вспомнила себя маленькой в классе Александра Анатольевича, свою детскую неуверенность и поклонение таланту взрослого.
– Это еще что за ерунда? – Софи потрепала его волосы на макушке. – Да ты еще меня перегонишь, вот увидишь! Тебе только пять лет, а мне было семь, когда я начала играть. У тебя все еще впереди, Нильс.