Текст книги "Где тебя нет (СИ)"
Автор книги: Sattira
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
На них смотрит.
Серхио искренне изумлён, он действительно не ожидал такого ответа со стороны Луки. И Модрич видит в этом какое-то мстительное удовольствие – если ты можешь так со мной поступать, то и я смогу.
Он прижимает девушку крепче к себе. Лора испуганно ойкает, немного отстраняясь, но Лука тут же продолжает разорванный поцелуй.
А когда заканчивает и поднимает взгляд, то обводит толпу глазами, но не видит в ней его.
Всем, мягко говоря, всё равно, кого там зажал Модрич, лишь только Марсело с дивана приветливо улыбается. Лора стоит перед ним, всё такая же идеально красивая, но напуганная и ничего не понимающая. Наверное, она думает, что Модрич будет ругать её за такую выходку, но Лука легонько кивает ей и скрывается за входной дверью. Разговора всё равно будет не избежать, так пусть он хотя бы состоится не сегодня.
На улице становится легче. Лука быстро ловит такси и доезжает до дома меньше, чем за пятнадцать минут.
Его мутит. Что же он наделал?
Поцелуй с Лорой был… Как обычный поцелуй. Мягкие, женские губы. Аромат недешевых духов. В противовес Лука моментально вспоминает поцелуй с Рамосом на парковке, и его окатывает крупной дрожью возбуждения.
Он быстро скидывает с себя всю одежду и лезет в душ. Стоит под напором воды, меняя её то с холодной на горячую, то наоборот, пытаясь понять, чего же он действительно хочет.
И нормальные мысли всё никак не приходят на ум.
Выключает воду и переодевается в спасительное, домашнее тепло. В этой растасканной, застиранной одежде он чувствует себя невероятно удобно и легко.
Возвращается на кухню и просто сидит, цедя стакан воды сквозь зубы. Думать обо всём произошедшем за день больно, потому что день был ужасно долгим, нескончаемым и даже нудным. Кажется, будто пары в университете были не вчера, а две недели назад.
Внезапно входная дверь открывается. Рамос тоже вернулся так быстро? А с ним-то что?
Ответы на вопросы не заставляют себя долго ждать. В кухню нетвердой походкой заваливается Серхио. Он пьян, и он сильно пьян.
Старается встать прямо. Собирается.
Рамос стоит на кухне и с интересом наблюдает за Лукой. Модрич всё-таки замечает, что Серхио ужасно пьян, но тот прекрасно держит себя в руках, запах алкоголя почти не ощущается, и он почти ничем себя не выдает.
– Ты чего ушёл с праздника? – хмуро спросил Модрич. Его волосы всё ещё мокрые и не высохшие после душа. Рамос лукаво улыбается чему-то личному и закатывает глаза.
– Скучно там. Без тебя.
Лука напряжённо рассматривает Серхио. Он всё так же великолепен, все так же красив и заманчив. Как же хочется дотронуться до него, снять эту чёртову рубашку и провести руками по татуированной спине.
Поцеловать так же, как Серхио недавно целовался со своей девушкой, попробовать зарыться руками в мягкие волосы, пропуская прядки между пальцев. Похотливо погладить по внутренней стороне бедра и послушать, как Серхио матерится от наслаждения.
Модрич поворачивается спиной к Рамосу и убирает пустую, ещё слегка тёплую кружку в раковину. А когда оборачивается обратно, то застывает, потому что замечает Рамоса за совершенно глупым занятием – тот взял телефон Модрича и положил его на верхние полки навесного шкафа.
– Ну и что это за шутки? – с деланным безразличием спрашивает Лука, хотя внутри у него всё кипит. У Рамоса, кажется, нет вопросов к происходящему.
– Всего лишь хочу немного разнообразить наши грустные однообразные вечера, – разводит руки в стороны и как-то неожиданно улыбается.
У Модрича щемит сердце.
Он улыбается ему, только ему, этой доброй улыбкой. Лука не может понять, что случится дальше, но ему сейчас как никогда хочется, чтобы Серхио улыбался почаще персонально для него. Это заставляет ноги подгибаться и не держать тело.
Он всего лишь пьян, и, скорее всего, завтра ничего не вспомнит. То, что он улыбнулся для тебя – ещё ничего не означает.
Какой он красивый.
Серхио, тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, насколько ты соблазнительно выглядишь?
– Отдай, – щёки у Луки алеют, и он чувствует, как лицо и шею заливает едва заметный румянец. Протягивает руку, но Серхио внезапно убирает улыбку с лица, оставляя на нем лёгкую тень умиротворённости.
– Да, я с удовольствием отдам его тебе, – вкрадчиво начинает Серхио, и Лука всем своим видом показывает, что готов к какой-нибудь подлости с его стороны, – но за поцелуй.
– Чего? – столбенеет Модрич. Пока он приходит в себя, Серхио ловко хватает телефон ещё раз и перекладывает повыше так, чтобы Лука точно не достал его и не прервал такую интересную игру.
– Мобильный. За поцелуй. Всё просто, – пожимает плечами Рамос.
– Что за ерунда? Ты не можешь играть со мной в такие бессмысленные игры, ты выше всего лишь на пару сантиметров.
– Могу. Как кошка с мышкой, – довольно жмурится.
Лука стоит, уперевшись взглядом в пол. Он, кажется, собирается с мыслями и готовит себя морально. Серхио тем временем подходит ближе, протягивает к нему пальцы правой руки и начинает осторожно гладить по правому плечу.
Лука, он пьян. Помни это.
Модрич поднимает на него глаза с немым удивлением, но Серхио уверенно, нежно очерчивает линии шеи, пробегается по ключице, опускает руку и тут же поднимает другую, лаская другое плечо. Лука подсознательно тает от таких движений, поэтому незаметно подаётся вперёд, немного притормаживает себя перед самым лицом Рамоса и смотрит в его глаза.
В них – добрая насмешка.
– Давай, – пьяно выдыхает ему в губы Серхио, а сам не предпринимает никаких ответных действий. Хочет, чтобы Лука всё сделал сам.
И Модрич делает – просто прижимается своими тонкими губами к требовательным Рамоса, легонько сминая их. Серхио довольно улыбается сквозь поцелуй и притягивает оробевшего соседа поближе, обнимая за торс. Почти невесомо оглаживает рукой линию позвоночника сквозь футболку, будто пытается пересчитать все косточки, а другой рукой мягко придерживает за шею, не давая отстраниться.
Модрич расслабляется и доверчиво прижимается к груди Рамоса, отвечая на поцелуй. Внутри, между ребер, у Серхио что-то негромко мурлычет. В любом случае, ему это кажется.
Так хорошо.
Так приятно.
У Луки в голове фейерверки и ни одной адекватной, соответствующей ситуации мысли. Он так потрясён внезапной переменой настроения Рамоса, что боится спугнуть его такого – ласкового, похотливого, молодого зверёныша, готового получить абсолютно всё, что пожелает, любой ценой.
Пьяный Рамос и трезвый Рамос – два разных человека.
Кажется, Модрич знает, что должен делать.
Медленно разрывает поцелуй, отстраняется. Карие глаза смотрят нежно, видимо, это из-за того, что Рамос позволил себе выпить совсем немного лишнего, и оттого поддаётся сейчас на глупые прихоти своего тела. Лука судорожно вздыхает, а затем припадает губами к манящей шее Рамоса, аккуратно, едва осязаемо целует, с характерным звуком облизывает смуглую кожу влажным языком, слегка надавливая на кадык, а Серхио запрокидывает голову поудобнее, открывая ещё больший доступ, и рассеянно поглаживает бёдра Луки.
Модрич не боится, но ему ужасно хочется наконец-то перестать пугаться Рамоса. И сейчас он эффективно, действенно решает эту проблему – не кусается, не всасывает тонкую кожу, чтобы не оставить метки на самом видном месте (настоящий, трезвый Серхио завтра утром точно его по голове не погладит за такие художества), лишь игриво прикусывает, даря просто божественные ощущения. Оставляет влажную дорожку и утыкается носом в воротник рубашки. Рамос убирает руки, чтобы расстегнуть мешающую ткань, но Лука перехватывает его руки, одним взглядом говоря: «Я и сам могу».
И Серхио подчиняется. Ещё никогда до этого во время секса он не позволял своей партнёрше доминировать, брать верх над действиями, да и редко прелюдия растягивались настолько долго. Но сейчас эти движения были настолько живы и настолько на пределе, что у Рамоса мозг напрочь отключался. Это будет его первый опыт с парнем, но так как алкоголь туманит разум, умных мыслей больше нет.
Рамос позволяет Луке неторопливо раздевать его, расстёгивая одну пуговицу за другой, медленно обнажая грудь. Когда он наконец воодушевлённо, маняще заканчивает, перед ним раскрывается удивительная картина. Модрич немного отстраняется, чтобы прочувствовать ситуацию.
Серхио нетрезво улыбается, стоит перед ним возбуждённым (что очень заметно по его штанам), довольно жмурящим глаза и готовым либо уснуть, либо наконец-то трахнуть его. Луку не прельщает мысль оказаться под парнем, но когда он смотрит в надёжные, нежные глаза Рамоса, то понимает: сейчас Серхио можно всё.
Даже несмотря на то, что тот пьян.
А может ли быть такое, что он забудет всё то, что сейчас происходит? Лука ещё немного отстраняется, с интересом разглядывая удивлённое лицо соседа.
– Что теперь не так? – голос его тягучий, словно мёд, стекающий с ложки, а его руки тянутся обратно к Луке, прижимая того поближе. Модрич наконец-то ощущает такое необходимое сейчас тепло чужого тела так близко, кожа к коже, ведь его лёгкая, домашняя футболка не скрывает вообще ничего. Сейчас Лука может беспрепятственно чувствовать Рамоса. – Я что-то опять натворил?
– Нет, просто… Хочу запомнить, – смущённо признается Лука. Если Серхио всегда настолько обворожителен, когда пьян, то Лука готов спаивать его целую вечность.
– Запоминай, – интимно шепчет Рамос и наконец берет инициативу в свои руки. Одним лёгким движением руки стягивает футболку с соседа и руками проводит по спине, по лопаткам, которые сейчас кажутся невероятно острыми.
Они и правда настолько худые, насколько он их представлял.
Но, на его удивление, Модрич не выглядит тощим, словно рыбья кость – он вполне себе хорошо, крепко сложен. У него впалый, плоский, слегка втянутый живот, который хочется выцеловать до потери пульса. Под фарфоровой белой кожей можно увидеть тонкие, едва заметные вены, создающие целые узоры, разглядеть которые – невероятно тяжело. Модрич выглядит так, как и должен, разве что он слегка устал, разморён и возбуждён.
Возбуждён не меньше самого Серхио, у которого стоит, между прочим, и уже давно.
Теперь очередь Серхио издеваться над ловким телом, но делает он это далеко не в первый раз, а оттого совершенно и с чувством превосходства. У Луки от накативших ощущений действительно подкашиваются ноги, и он настойчиво тянет Серхио в спальню.
В его, Рамоса, спальню.
Кровать Серхио не застелена, окно открыто настежь, и поэтому в комнате холодно. Рамос даже не додумывается включить свет, поэтому он в темноте властно толкает Модрича на кровать, вынуждая того лечь на спину, и снимает брюки, оставаясь в одних трусах.
На Луке только пижамные штаны, и по ним очень видно, насколько он не против происходящего.
Лука лежит на спине, руками медленно поглаживая крепкие мышцы Серхио, а тот нависает над ним и в свою очередь дразняще прикусывает тонкую шею Модрича. Он, кажется, не преследовал цель оставлять метку и невербально заявлять «моя территория», но Лука так похотливо стонет от наслаждения, что Рамос не может не поставить крупный алый засос аккурат под левой ключицей – просто потому, что он этого хочет, а значит, он это сделает. Лука шипит, когда Рамос опускается ниже и, делая вид, что нечаянно, задевает острыми зубами чувствительные соски, вызывая у Модрича целый ураган эмоций, но не останавливает его и приятно гладит волосы на его голове. У Рамоса от такого, казалось бы, незамысловатого движения бегут мурашки по всему телу.
Серхио наконец доходит ртом до впадины пупка, а потом внезапно останавливается, поднимает голову, соблазнительно улыбается, и на обе стороны рёбер Луки ложатся чужие пальцы. Модрич не сразу понимает, чего Серхио хочет этим добиться, но пальцы крепко сжимаются, словно Рамос желает сломать бедному ребра.
Модрич удивлённо охает, стиснув зубы. Возбуждение уходит на второй план, оставив место чистой боли. Спросить, зачем Серхио это творит, он не решается, поэтому слегка нетерпеливо ждёт, пока Рамос не уберёт пальцы.
Те места, где кожа соприкасалась с сильными руками, сначала становятся очень красными, затем белеют, а потом снова переходят в нормального цвета кожу. До Луки наконец доходит, зачем Серхио его калечит – руки оставят синяки, после которых на теле Модрича будут недвусмысленные намёки, говорящие о том, что это тело уже кому-то принадлежит.
Рамос не церемонится, вытряхивает Луку из пижамных штанов – последнего сомнительного спасения – и сам остаётся обнажённым.
Отстраняется, любуясь проделанной работой. Волосы Луки едва просохли и торчат во все стороны – Рамоса это заводит ещё сильнее. Бледная, местами красная кожа, яркие алые отметины на рёбрах от сильных пальцев, прижатые к покрывалу руки, чтобы не вырывался – хотя Модрич даже не предпринимал ни одной попытки, – худые, выпирающие тазовые косточки и стоящий член.
Рамос лукаво улыбается и, чтобы закрепить результат, самозабвенно целует Модрича. С напором, проникая языком в податливый рот, углубляя и без того крайне страстный поцелуй. Тут же улетает с головой.
Целоваться с ним – означает обрести свой собственный ад. Горячий, влажный рот охотно отвечает, от Луки просто невыносимо сладко пахнет карамелью, и этот запах забивается куда-то далеко под рёбра. Серхио успел надышаться им, но ему всё равно ужасно мало, словно он – наркоман, а Модрич – наркотик. Наверное, ещё никто и никогда так ни от чего не зависел, как Серхио от этого дурманящего, возбуждающего запаха.
Не отрывается от рта Модрича, но отпускает одну руку, чтобы запустить её под подушку и выудить оттуда ленточку презервативов и тюбик с прозрачной смазкой.
Раскатывает резинку по члену и открывает лубрикант, а Модрич пользуется подаренной свободой и накрывает рукой свой член, легонько касаясь. Так как Рамос долго со своим немудрёным занятием не возится, то не успевает сделать и пары движений – чужая рука отводит его ладонь обратно в сторону, на покрывало, а чёрные возбуждённые глаза смотрят на него, мысленно порицая: «Я не разрешал тебе делать себе хорошо».
Перед тем, как начать, смазывает два пальца и начинает легко вводить их внутрь.
Луке цепляется за простынь, перед его глазами плывут звёзды, и он поспешно опускает веки.
Ему не больно, но он чувствует сильный дискомфорт. Мышцы внутри сжимаются, реагируя на неприятные ощущения, а Серхио прекрасно понимает, что он первый у Модрича во всех отношениях, поэтому он двигает пальцами плавно и уверенно, давая время привыкнуть. То, что Модрич не готов к более активным действиям прямо сейчас, ясно, как божий день. Он шумно вздыхает, мечется, не знает, куда себя деть.
Рамос снова насаживает Луку на свои пальцы. Теперь они двигаются легко, но внутри всё так же туго. Модрич загнанно замирает, забывая дышать и пытаясь хоть немного приспособиться к новым ощущениям. Чтобы слегка раскрепостить его, Серхио снова припадает к его шее, заставляя дышать ритмичнее.
Не удерживается и пытается поцеловать. Ему это удается – Лука перестает зажиматься, пальцы начинают двигаться ещё легче, а сам Модрич, вроде бы, начинает получать даже какое-то извращённое удовольствие от происходящего, пока воспалённый разум Рамоса не решает добавить третий палец.
Модрич уже начал слегка переосмысливать происходящее, поэтому и нервничать стал в разы меньше, но всё же вцепился короткими ногтями в спину Серхио, чтобы перестать мучить несчастные простыни. Каждый новый толчок Рамоса сопровождался новой царапиной на его спине.
Лука до безумия остро чувствует поступательные движения пальцев внутри, но благодаря какой-то заботливой функции мозга воспринимает всё происходящее словно со стороны, чтобы не травмировать окончательно уставший мозг.
Спустя пару минут начинает даже подмахивать в ответ, стараясь усилить контакт, и Серхио с готовностью вынимает пальцы.
Заставляет Луку обвить ногами сильные бёдра, чтобы было удобнее и легче двигаться. Никак не предупредив, сразу входит.
Лука судорожно охает и от неожиданного действия оставляет на коже Серхио кровавый след от ногтей, который, впрочем, будет вряд ли заметен за черными татуировками.
Ничего, не сахарный, не девчонка – потерпит, размышляет Серхио и осторожно начинает двигаться, пока что не загоняя на всю длину и разрешая телу Модрича приспособиться к новым ощущениям. Лука всё ещё ни разу не открыл глаза, зато он всё так же сильно возбуждён, поэтому пытается хоть как-то уменьшить возбуждение в ноющем члене. Несколько раз ему удается мазнуть пахом по животу Серхио, и это позволяет тому сделать пару особенно удачных толчков.
Рамос не может сдерживаться особенно долго – ему настолько приятно не было ещё ни с одной партнёршей; впервые он занимается не сексом, а любовью, и поэтому он ласково гладит Луку по волосам, не переставая толкаться внутрь. Это, между прочим, нехило помогает Модричу расслабиться и без особенного стеснения осознавать происходящее. Это напоминает, что все происходит по обоюдному согласию.
Рамос иногда дарит Модричу лёгкие поцелуи куда-то в ключицы, придерживает одной рукой его за рёбра и очень отчётливо запоминает момент, когда Луке начинает нравиться происходящее. Он довольно жмурится и через два-три движения начинает аккуратно гладить пальцами абсолютно все места на теле Серхио, до которых может дотянуться.
И именно в тот момент, когда с его губ, помимо стонов, слетают какие-то проклятия на хорватском, Рамос начинает набирать темп.
Он сам давно потерял крышу, давно сошёл с ума, поэтому просто полагается на инстинкты и доводит дело до логического конца.
Через несколько минут активных толчков Рамос кончает, изливаясь с хриплым, гортанным стоном. Парой движений руки заставляет кончить и Луку. И именно тогда впервые слышит, как Модрич впервые за всё время их знакомства называет Рамоса по имени:
– Се-ерхио, – в послеоргазменной истоме шепчет он, томно выговаривая единственно имеющее сейчас значение имя, и блаженно вытягивается на кровати. От такого зрелища Рамос не может контролировать себя – глупо улыбается, наблюдая, как Лука медленно впадает в дрёму. Сам же Серхио ненавидит засыпать обнажённым, поэтому в полутьме натягивает на себя лёгкие спортивные штаны, а на совершенно не сопротивляющегося Модрича – его пижамные. Подтягивает тело Луки так, чтобы его голова покоилась на подушке, и накрывает одеялом.
Лука впервые назвал его по имени. Серхио даже в мыслях не позволял себе называть Модрича Лукой, потому что он ужасно раздражал его раньше. А что же случилось сейчас? Разве что-то изменилось?
Рамос ужасно пьян, и он точно знает, что завтра пожалеет о том, что напился так сильно. Он пару минут смотрит на уже заснувшего крепким сном Модрича, и медленно проводит по его волосам рукой, убирая с лица мешающиеся прядки.
Ложится рядом, потому что его тоже ужасно клонит вниз.
И, не удержавшись, прижимает Луку к себе, прямо к голой груди. Не может не прижать.
А затем просто проваливается в спасительный, глубокий сон.
========== 7. Нетронутый мир ==========
Молчит экран, и я бы хотел вместе с ним
Просто забрать тебя себе и держать изо всех сил,
Но новый день, и я опять невыносим,
И ты уходишь, будто бы я тебя попросил.
И я вроде как счастлив, но явно к тебе привязан,
На нашей улице сказки, фонари для нас не гаснут,
Можешь продолжить нести чушь, легче не станет никому,
Так что прыгай ко мне, пока я ловлю.
Да ладно – я словлю.
Тима Белорусских, «Мокрые кроссы»
Если я расскажу тебе, кто я,
Ты отвернёшься от меня?
А если я покажусь опасным,
Ты меня испугаешься?
Imagine Dragons, «Monster»
***
Утром Серхио просыпается совершенно внезапно, он просто открывает глаза и пытается осознать происходящее.
Давно он так хорошо не спал.
Рамос чувствует себя невероятно легко и расслабленно, словно он отдыхал около недели, а не всего лишь несколько часов. Тело приятно затекло, пальцы не чувствуются от сонливой дремоты, а около правого бока лежит что-то тяжёлое и дышит ему в шею.
Что-то? Или кто-то?
Модрич едва ли не лежит на Рамосе, обхватив того руками и зарывшись носом куда-то то ли в челюсть, то ли в подбородок. Серхио явственно чувствует его размеренное дыхание, опаляющее теплую кожу, как он бессознательно сжимает пальцы, не давая соседу выскользнуть из объятий, как он удобно расположил свои ноги где-то между серхиовских. Рамос свежей головой думает, как они оказались в одной постели.
Что это вообще значит?
В голове пусто, потому что из-за вчерашней необдуманной пьянки нет ни одного воспоминания. Серхио мутно улавливает, как вливал в себя первый стакан из вежливости, второй на спор, третий… ещё почему-то, и вот он уже помнит, как без разбора отмечает всё, случайно пришедшее на ум. Вспоминает, как возвращается домой и запирает входную дверь ключом.
А дальше? А дальше – туман и туча приятного концентрированного удовольствия.
Участвовал ли в этом блаженстве Модрич, мирно спящий рядом? Или это он сейчас не спит, а просто-напросто умер, и скоро за Рамосом приедут полицейские, желающие арестовать его за предумышленное убийство?
Тело рядом беспокойно сопит во сне и подаёт признаки жизни. Модрич, к сожалению, всё ещё живой.
Серхио поудобнее устраивает голову на подушке и, пока особо не двигаясь, чтобы ненароком не разбудить соседа, начинает рассматривать его.
Он видит лишь светлый лоб с растрепанными волосами, закрытые глаза и приоткрытые, слегка обвафельные губы, замученные кем-то до подтёков. (Серхио, кажется, догадывается, кем был искусан рот Модрича, но он до сих пор отказывается верить, что сам смог так зацеловать несчастного. Хотя хорват не выглядит несчастным – он вполне комфортно устроился на соседе и крепко прижался к своему личному источнику тепла. Даже несмотря на то что был надёжно прикрыт одеялом).
Видимо, Модрич мерзлявый и постоянно укрывается от холода, потому что иначе объяснить его утренние обнимашки никак нельзя, пытается успокоить себя Серхио. Он слегка наивно думает, что Модрич просто замёрз ночью и пришёл погреться, потому что размышлять о том, что могло произойти этой ночью, он не может.
Ну не мог же он в конце концов затащить Модрича в постель?
Нет. Точно нет – Пепе сказал, что если один раз хорошенько приложиться, пройтись по нему, то это навязчивое чувство неполноценности, постоянной несобранности уйдет и Серхио больше не захочется думать о Модриче – более того, он вряд ли соблаговолит на него посмотреть. Но Серхио просто не может оторвать взгляда от такого Луки, и ему кажется, что он ещё глубже увяз в карамели, медовых глазах и проницательном взгляде своего соседа. А это значит – ничего страшного ещё не случилось.
Рамос всё ещё по девушкам и настоящий натурал, не запятнавший свою репутацию случайными связями.
Нет.
Что-то было. Что-то точно случилось – Модрич не пришёл бы сам к нему в спальню и уж тем более не полез бы к Рамосу в постель. Вряд ли ему просто захотелось обниматься – за сегодняшним утренним пробуждением кроется история поинтереснее пары жарких поцелуев.
Серхио вытаскивает руки из-под одеяла и осторожно стаскивает с себя Модрича, молясь про себя, чтобы тот не проснулся. Но последний и не думает – лишь обратно утыкается куда-то в подмышку и легко сжимает пальцами покрывало, словно ища в нем безопасное укрытие. Рамос садится на кровати, потягивается и лениво бросает взгляд на хорвата, убеждая себя, что он рассматривает его чисто из любопытства.
Модрич выглядит таким же отдохнувшим, как и Серхио – тёмные круги под глазами исчезли, словно по мановению волшебной палочки, за одну ночь, черты лица разгладились, а сам он слегка улыбался во сне чему-то приятному. Серхио хмуро, но с интересом разглядывает его вытянувшееся вдоль кровати тело. Постель явно не рассчитана на двоих, но Модрич худой и распластался разве что не на Серхио, а сам Рамос вообще в комфорте себе не отказывал и никаких неудобств не ощущал.
Серхио бесшумно встаёт с кровати и у самой двери в спальню оборачивается – Лука удобно разместился на его кровати, укутавшись в одеяло, и даже не думал просыпаться. Рамос с тяжестью отгоняет от себя навязчивую мысль, что маленький хорват так правильно смотрится среди всего беспорядочно наваленного хлама спальни, смятого тёмно-синего постельного белья и растворившегося в воздухе аромата одеколона Рамоса. Модрич идеально, совершенно влился в эту картину – и Серхио абсолютно не знает, что с этим делать; не знает, почему так произошло.
На кухне, на полу, валяется небрежно откинутая его выходная рубашка и домашняя футболка Модрича. На столе лежит телефон. Время ещё очень раннее, нет и семи утра, но сегодня – воскресенье, и спешить куда-то по делам необязательно. На экране четыре оповещения о пропущенных звонках от Пепе, и Серхио, прикладывая к уху мобильный, молится, чтобы там было действительно что-то важное.
Пепе не отвечает ни на первый звонок, ни на второй, ни на пятый. Безликий автоответчик равнодушно выдаёт ему пару забитых фраз, но Серхио наплевать – если бы Пепе хотел, он бы точно нашел способ связаться с другом.
И не успевает чайник закипеть, как трель телефона раздается вновь – Серхио раздражённо хватает его и выключает звук, чтобы не разбудить Модрича. Ему совершенно не хочется сейчас донимать соседа и спрашивать, почему тот посмел оказаться в его постели.
– Да? – бросает в трубку Рамос, медленно помешивая сахар в чашке с кофе. Завтракать он не хочет, поэтому просто ограничивается одной кружкой. По ту сторону номера кто-то возится.
– Рамос, я тебя убью, – выдыхает сквозь сжатые зубы Пепе и едва слышно чертыхается, – сотый раз звоню, тебя трубку брать не учили?
– У меня выходной, – бесстрастно пожимает плечами, – заслуженный, – зачем-то добавляет после небольшой заминки.
– Великолепно, посмотрите-ка на него, выходной. Теперь у тебя его нет – ты не сможешь выйти за меня на смену? У меня дела срочные, а сучий шеф и слышать ничего не хочет об этом.
Рамос разочарованно сжимает переносицу.
Конечно, ни один выходной не может пройти так, как вообще-то было запланировано – что-то обязательно пойдёт не так и растреплет нервы Серхио окончательно. Либо Пепе с дурацкой работой, либо Модрич, крепко спящий в его собственной постели.
Модрич, крепко спящий в его собственной постели.
Как же ты это допустил, Серхио? Настоящий ты никогда бы не позволил не то что залезть к тебе в кровать, даже зайти в спальню, потому что спальня – личное пространство для тебя; ты не позволяешь своим одноразовым пассиям оставаться в твоей кровати, потому что не можешь заснуть с кем-то ещё. Что с тобой случилось: ты так сильно напился, что вырубился, не заметив рядом с собой маленького настырного хорвата, или ты осознанно завалился с ним спать? Как ты объяснишь то, что он до сих пор лежит там, а ты не можешь подойти, встряхнуть его за тощие скошенные плечи и с треском выпроводить со своей территории?
Серхио знает, что чувства к посторонним людям рождаются сначала в его голове, и только потом ими становится одержим не физический разум, а моральный. Не тело контролирует его желания, а он сам.
Вопрос лишь в том, хочет ли он этого.
Но Серхио – настоящий слабак. Он не может выгнать Модрича из своей же постели, потому что перед ним сразу же вырастает образ хорвата с грустными крупными глазами, осуждающими его за каждую оплошность, неправильное движение или решение. И Серхио подсознательно подчиняется ему – не знает, почему не может не подчиниться.
Он внезапно вспоминает, что на трубке у него висит Пепе.
– Чёрт, – обжигается кофе, – ладно, но ты мне будешь должен. Слышишь? Я потребую моральной компенсации.
Пепе вопит что-то непонятное в телефон и отключается. У Серхио перекошенное лицо и такие же обрушенные планы на день.
А какие у тебя были планы? Поговорить с Модричем? О чём же ты с ним сможешь поговорить? О том, что вы едва не переспали, что вы уже переспали, что будет с вашими недоотношениями? Серхио упрямо убеждает себя, что ничего не чувствует к Модричу, кроме желания попробовать чего-то нового и обычного вожделения, появляющегося всякий раз, когда секса или нет, или возмутительно мало. Значит, стоит сегодня вечером подцепить девушку и оторваться на славу, выбросив лишние мысли из головы.
Он ведь до сих пор спит там.
Серхио возвращается в спальню, чтобы переодеться, хотя отлично помнит, что его любимые джинсы и рубашка поло лежат в гостиной на диване. Ему просто хочется ещё раз взглянуть на Модрича, спящего в его кровати – в этом ведь нет ничего такого.
Пусть только попробует понапускать блох на постельное бельё – переломаю все его тощие косточки.
И он действительно всё так же крепко спит – Серхио сквозь дверной проём смотрит на худую, крепкую спину, изгиб позвоночника и растрёпанную макушку. Лука едва ли поменял положение тела с того момента, как Серхио ушел на кухню – он проспит ещё пару часов. Рамос хватает какие-то вещи, не задумываясь над тем, нужны они ему или нет, а потом, уходя, закрывает дверь в спальню.
Его не будет несколько часов. За это время Модрич, наверняка, додумается проснуться и сделать вид, что его никогда не было в этой спальне.
А если нет – пусть обвиняет в последствиях только себя.
***
В баре скучно и грустно, хотя и довольно людно для воскресного утра. Вокруг разношёрстный контингент, пытающийся напиться, даже не проспавшись до конца, и Серхио откровенно замучился хмуро объяснять очередному неадекватному посетителю, что налакаться крепкого алкоголя в начале дня – не самая умная идея. Знакомые ребята из персонала передают, что у Пепе какое-то срочное дело, не требующее отлагательств. Серхио помечает у себя в голове галочку «спросить у Пепе, что за дела могут заставить работать Серхио Рамоса в его законный выходной».
Всё идёт откровенно хреново.
В обед у Рамоса от перенапряжения уже начинает дёргаться глаз, и бар закрывается на какой-то там долгий перерыв до самого позднего вечера. Серхио хочет смыться домой, отчаянно надеясь застать там Модрича и наговорить ему от души кучу ругательств. Может, это немного отведёт душу.
Но в бар заходит Пепе, и Серхио сразу понимает, что ему предстоит пережить серьезный разговор. Пепе слегка пьян, в любом случае, пропустил через себя пару стаканов, а это значит, что случилось действительно что-то тревожное.
Жестом показывает идти за собой в подсобку. Рамос угрюмо следует, не задавая лишних вопросов и немного волнуясь из-за неизвестности.
Внутри тихо, и горит верхний тусклый свет. Пепе падает на стул и с нечитаемым выражением лица рассматривает садящегося Серхио. В плохом свете он выглядит бледновато-зелёным, уставшим и даже болезненным.
– В общем, – собирается с мыслями и достаёт из портфеля две бутылки пива. Серхио качает головой, потому что напиваться не хочет совершенно. Пепе странно хмыкает и ставит только один стакан, для себя, – и что ты вчера делал?
