Текст книги "Где тебя нет (СИ)"

Автор книги: Sattira

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

– Хочешь его трахнуть? – осклабился Пепе и неприятно засмеялся. Рамос улыбнулся, поверженный влиянием друга. – Проверить птичке крылышки?

– Я с пола всё подряд не поднимаю. А этот, кажется, ещё и блохастый.

Хохот Пепе гулом отдаётся по всему помещению.

– Ну ты и мерзавец, чувак.

Пепе уходит куда-то в подсобку, а Рамос неподвижно сидит на стуле и массирует виски. Сука Модрич.

Когда Ракитич прискакал к нему домой и заявил, что нашёл дружка, он вначале даже и не поверил.

Зачем? Всё ведь было так хорошо. Но Иван, блять, умеет удивлять. Особенно тогда, когда от него не ждёшь.

Тощий, с лохматыми патлами, которые Модрич называет волосами, он стоял там, на этой кухне и в упор пялился. Надо было выколоть ему глаза, чтобы он не смотрел на него.

Хватит.

Рамос даже имени его не помнил, да и незачем – в глубине души он надеялся, что эта подстилка свалит из его дома уже через несколько дней после «радушного приема». Но нет же.

Мало того, что он смог вытерпеть две недели постоянного присутствия Рамоса в соседней комнате, так ещё и активно действовал на нервы.

Ему приходилось сосуществовать с Модричем, дышать одним воздухом, и это охуеть как раздражало.

Раздражало настолько сильно, что у Серхио каждое утро болела голова.

Он начинал привыкать думать, что это из-за того, что он там. Спит, просыпается по утрам и валит на кухню, чтобы сделать себе завтрак. Не в пример Рамосу, который потерял счёт времени, забыл, когда нормально высыпался и перестал регулярно завтракать.

Вместо этого он либо нетерпеливо дожидался, пока сучий Модрич свалит из его дома, либо уходил первый сам. В такие дни он часто хлопал входной дверью и старался делать это настолько громко, словно желал, чтобы у подстилки за стеной лопнули барабанные перепонки.

Модрич вызывает неистовую ярость, бешенство, даже когда просто стоит и смотрит. Когда возвращается домой из университета на обед и застаёт Серхио, жующего что-то, что по вкусу отдалённо напоминает картон.

Это случается не так часто, потому что Рамос торопится съесть свой обед раньше, чем притащится Модрич.

Тихо зайдет в квартиру, звякнет ключами и раскидает кроссовки по коридору. Пойдёт копошиться в своей комнате, как ядовитый жук, а потом, словно неверяще, бесшумно застрянет в кухонном проёме, прижимаясь острыми лопатками к прохладной стене.

Уставится крупными, медовыми глазами на Серхио и начнёт ждать.

Он не хочет садиться за обеденный стол: точно боится и знает, что после каждой минуты, проведенной рядом с Серхио, жажда крови все увеличивается. Он просто таращится на него в упор, иногда моргая и мысленно призывая себя не двигаться лишний раз. Иногда в нем просыпается эта наглость, и он беспрепятственно проходит внутрь кухни и начинает рыться в шкафах, думая, что приготовить.

Мельтешит, отходя от плиты до холодильника и обратно, комната маловата, поэтому уже через пять-десять минут такой беготни в ноздри забивается его запах.

Рамоса в эти минуты начинает тошнить, и под горлом проступает какой-то комок то ли отчаяния, что означает – он не может выгнать хорватского выебка из дома, то ли ненависти к тому, что он вынужден сидеть и вдыхать назойливый запах.

То, что выблядок – хорват, Рамос узнал на прошлых выходных, когда приехал Ракитич и с какого-то перепугу решил, что провести вечер субботы вместе – это замечательная идея. К счастью, Рамосу не пришлось лишний раз терпеть присутствие вшивого Модрича – Серхио вызвали на внеплановую смену в бар, и ему довелось лишь семнадцать минут слушать, как Иван активно рассказывает что-то на родном языке, а подстилка слушает, да еще и с явным удовольствием.

Сегодня утром он снова вывел его из себя, даже не прибегая для этого к каким-то особенным методам.

Модрич втыкал в какое-то нелепое утреннее телешоу, когда Серхио зашел на кухню.

Он сидел там не так давно, но достаточно, чтобы в воздухе растворился аромат его шампуня и кондиционера для одежды. Рамос скривился, мельком бросив взгляд на худую фигуру, подтянувшую острые коленки к груди и медленно потягивающую чай из кружки.

Рамос хотел было перейти к полному тотальному игнору, но в Модриче внезапно проснулся порядочный сосед. Поэтому он, не отрывая взгляда от телевизора, вполне внятно пробормотал:

– Доброе утро.

Серхио молчал около минуты, но когда он размешивал сахар в свежесваренном кофе и случайно поймал на себе заинтересованный, неаккуратный взгляд Модрича, то просто не смог смолчать.

– Чего тебе? – грубоватым, безразличным тоном спросил он, на мгновение пересекаясь взглядом с Модричем. Тот, видимо, набирался смелости сморозить какую-нибудь хуету.

– Мне нужна работа, чтобы оплачивать аренду комнаты… Я, м-м, хотел спросить у тебя…

– Нет, иди на хер.

Модрич удивлённо распахнул свои и без того огромные глаза и нетерпеливо стукнулся пальцами о скатерть.

– Ты даже не дослуш…

– Иди на хер.

– Заебись.

– Заебись.

Прекрати смотреть на меня, урод.

Если ты не сможешь найти подработку и тебя вышвырнут из этой квартиры, то я только отпраздную это замечательное событие. Как будто вытравил тараканов или муравьев.

Модрич ведь и правда похож на таракана – такой же худоватый, облезлый, будто всю жизнь провел в темноте сырого подвала и только недавно вылез наружу. Со своим газоном на голове, который лезет в глаза, рот, но он все терпеливо заводит пряди назад.

Он хоть вообще в курсе, что такое расческа?

Рамос хотел бы пожелать, чтобы такие утренние встречи никак не влияли на предстоящий день. Потому что каждый раз, когда он случайно сталкивался с Модричем в коридоре или в гостиной, ему хотелось помыться.

Скинуть с себя эту несуществующую грязь, выкинуть головную боль из черепной коробки. Единственное, что не так бесило в Модриче – это то, что он быстро выучил незыблемое правило: не прикасаться к Рамосу.

Связано ли это было со страхом на уровне инстинктов или это просто повисло в воздухе перед ними невидимой стеной – Модрич всегда осторожно обходил его, двигался, никак не давал себя коснуться, словно ускользал песком сквозь пальцы. И Рамос был до чёртиков рад этому.

Было бы ещё круче, если бы он так же свалил из его жизни.

А сейчас Рамос сидел с головной болью в баре, на своей работе, и тщетно пытался выкинуть из головы все свои мысли.

Время обеда, стоит, наверное, возвратиться домой.

В баре светло; Рамос с безразличием думает, стоит ли терпеливо, доброкачественно дожидаться окончания работы или свалить прямо сейчас. Взгляд случайно падает за ближайший столик, за котором сидит девушка.

Милая блондинка с округлыми чертами лица, крепкими формами и, главное, уже пьяная. Рамос не любит тратить свои деньги на других, поэтому авантюра оказаться с этой милашкой кажется вполне заманчивой.

Черт, а она и правда неплоха.

Замечает ещё не оказанное ей должное внимание. Томно улыбается, глаза сияют, и Серхио думает, что не ошибся в своих подсчётах: она явно не прочь провести день с пользой. Только он хочет подсесть к ней за столик, как блондинка первая встаёт и подходит к нему со спины.

Прохладные пальцы с недешёвым маникюром легко пробегаются по шее, замирают у ключиц и начинают игриво перебирать пуговицы на рубашке. Показывает глазами на дверь туалета и облизывает пухлые губы.

Серхио приятно улыбается и очаровывает девушку.

Расслабиться сейчас – это лучший выход. Скорее всего, эта сука ещё сможет его чем-нибудь удивить.

Пока фиктивный секс не встал костью поперек горла, Рамос будет брать от этой жизни всё.

Похотливо улыбается, берет девушку за локоть и ведёт в уборную.

Все равно никто не заметит его пропажи, кроме, может, Пепе.

Но тот слишком занят исследованием рта какой-то рыжей суки в темном углу.

***

Модрич возвращается домой поздно ночью.

На небе уже зажглись первые звёзды; было прохладно. Тихо отпирая входную дверь, парень думает, есть ли внутри Серхио, или он опять нашёл себе развлечение на всю ночь.

На его счастье, квартира мертвецки пуста. Ненавязчивое жужжание холодильника, отдалённый гул машин с улицы (Лука так и не захотел закрывать окно в своей комнате) и приятная тишина в глубине коридора. Темно и спокойно.

То, что сейчас нужно человеку, у которого медленно едет крыша от пережитого дня.

Лука медленно плывёт на кухню, наудачу выуживает из навесных ящичков банку с растворимым кофе и пакетики зеленого чая. Началась учеба в университете – стоит ли сейчас заучивать информацию из конспектов или выпить успокаивающую чашку чая и завалиться спать?

Выбирает первое. Чай отправляется обратно на полку, а Лука уходит в гостиную. Заваливается на диван, устраиваясь поудобнее животом вниз (чашка еще горячего кофе приземляется на подлокотник и спокойно дымится), и начинает учить.

Спустя два часа действие бодрящего напитка проходит, глаза слипаются, и Лука признаёт свое поражение перед организмом. Ему ужасно хочется спать, поэтому как в полутьме Модрич оставляет кружку в раковине, сгребает листы с писаниной и уходит в комнату.

Засыпает почти мгновенно.

Утром его встречают хмурая, пасмурная погода, разбросанные кроссовки Рамоса в коридоре и, на удивление, безмятежный Ракитич на кухне.

– Ты чего здесь делаешь? – сонно удивляется Лука, до конца еще не проснувшись. Иван поднимает на него ясный взгляд, улыбается уголками рта и протягивает тарелку с бутербродами.

– Я немного покопался в газете и поспрашивал у наших ребят – короче, мы нашли пару мест с приличной зарплатой и удобным графиком для такого олуха, как ты.

– Я не олух, – смущенный такой неожиданной заботой, Лука немного неловко перехватывает тарелку с завтраком, усаживаясь на стул, – что там у тебя?

– М-м… Первое, на мой взгляд, самое классное. Ты знаешь, где находится бар, в котором пашет наш работящий амиго Серхио?

– Нет.

– Если хочешь, то там свободна вакансия посудомойщика. Звучит, конечно, так себе, но местечко приличное и район спокойный… Я могу спросить у Чехо, если что еще узнать…

– Я не хочу с ним работать, – тихо произносит Лука и пихает себе в рот огромный кусок колбасы. Он не хочет говорить Ивану, что он уже пытался поговорить с Рамосом на эту тему, и попытка закончилась катастрофическим провалом.

– Почему? – Ракитич искренне удивлён. В самом же деле, не думает ли он, что за две недели вынужденной жизни вдвоем Лука и Серхио нашли общий контакт?

К сожалению, он так и думает.

– Я думал, что вы уже подружились, – на эти слова Ивана Модрич лишь смешливо машет рукой. – А что же вам помешало?

Что нам помешало?

Ну, во-первых, спонтанные знакомства явно Рамосу не по душе.

Во-вторых, если он привык жить один, то вряд ли обрадуется Луке, который свалился как снег на голову.

В-третьих, минет в гостиной тоже был как-то… не к месту.

Модрич розовеет.

– Мы, м-м, не сошлись характерами.

– Не сошлись характерами? – Ракитич от любопытства неосознанно переходит с испанского на хорватский и повышает голос. – О чем ты вообще? Что с ним не так?

Лука хочет объяснять, что с Рамосом жить не так-то просто, как кажется на первый взгляд, но не может подобрать подходящих слов. Вместо этого он сбивчиво начинает рассказ, от волнения перескакивая с одного языка на другой, что, по его мнению, в Серхио немного не так.

В голове теплятся довольно неплохие мысли, но Модрич безнадежен, когда дело касается адекватного выражения своей точки зрения, и начинает нести полнейшую чушь.

– Вы чего разорались-то? – в кухню заходит тема разговора, но Иван уже чувствует, куда дует ветер, и начинает на хорватском объяснять, какой Серхио все-таки хороший и сколько появится преимуществ, если с ним поладить. Лука, который понимает и довольно откровенный монолог друга, и по делу звереющий взгляд Рамоса, не догоняющего ситуацию, мысленно чувствует приближение бури.

– Ты говорил, что нашёл еще какие-то свободные места? Поехали, – мучительно улыбается Лука и старается не смотреть в сторону Серхио. Последний слегка обижен тем, что не понимает ни слова.

– А? Да, само собой, мы успеем до твоей первой пары в университете. Я тебя подвезу, – Ракитич наконец сжаливается над вконец растерянным Рамосом и бегло возвращается на испанский, – доедай, а я пойду собираться. Надеюсь, вы не заметили беспорядок в гостиной – мне было лень долго ждать, пока кто-нибудь из вас проснется. Пришлось найти себе слегка нестандартное развлечение.

Ракитич исчезает в коридоре. Лука говорит себе, что он уже сыт – бесстыдно врёт себе, потому что едва успел прожевать и два бутерброда – и уходит в свою комнату. На самом деле, ему слегка неудобно оставаться один на один с Рамосом.

Тому, между прочим, всё равно.

***

Они объезжают ещё пару мест: везде, где бы ни запрашивали человека в области сферы услуг (вроде официанта или уборщика), Луке что-то не нравилось: график работы, место расположения или, что было ещё неприятнее, низкое отношение к людям такого рода занятий. Наконец они подъехали к небольшому кафе (после нескольких-то десятков однотипных заведений Модрич был готов абсолютно на все, не выходящее из рамок приличия). Внутри было немноголюдно, тихо, а обслуживающий персонал негромко переговаривался за одним из столиков.

Ракитич быстро ввёл всех в курс дела, и вот Лука уже устало заполнял анкету для принятия на работу. Ему, вроде бы, нравилось всё – от дома до предполагаемой работы 40 минут пешком, заработной платы хватит не только чтобы оплачивать комнату, но и как-то прилично жить, не выглядя устрашающе, а коллеги выглядят очень мило, чтобы захотеть узнать их поближе.

Поиск работы они начали пару часов назад, и Ракитич спешно отвёз друга к университету на первую пару. Но сконцентрироваться на учебе не получается, мысли какие-то жидкие, идиотские, и в какой-то момент Лука откладывает ручку из ослабевших пальцев и просто устало смотрит на лектора.

В конце концов, медленно доползая домой пешком в пять часов вечера, Модрич себя чувствует как выжатый лимон.

В квартире негромко играет музыка. Рамос удобно расположился в гостиной, закинув ноги на кофейный столик и выуживая что-то, похожее на печенье, из глубокой миски. Он абсолютно счастлив сидеть вот так, сжимать в руках телефон и переписываться с одной из подружек.

Модрич заходит домой, специально погромче закрыв дверь, будто сообщая: вот он я, я – здесь. Рамос на это никак не реагирует, но лишь вскидывает недовольные тёмно-карие глаза на новоприбывшего, после чего вновь возвращается к своему заманчивому занятию.

Лука хочет просидеть в своей комнате до самой глубокой ночи, но вспоминает, что стоит дождаться ужина, а пока, наверное, подготовиться к завтрашней плановой самостоятельной работе.

И с какой-то пугливой грустью осознаёт, что оставил свои тетради в гостиной, где сейчас блаженствовал Серхио.

Лука переодевается в лёгкую, домашнюю одежду, выбирая что-то незаметнее и непривлекательнее, а потом ужом вползает в коридор, ведущий в гостиную. Тут же себя одергивает – он не обязан бояться непонятно что возомнившего о себе Рамоса, поэтому расправляет плечи и немного увереннее входит в комнату.

Серхио никак не утруждал себя в одежде – он лежит в спортивных штанах и без футболки, ненавязчиво отсвечивая голым торсом. Не подаёт никаких признаков внимания, оповещающих о том, что он как-то отмечает присутствие Луки в комнате.

Это, наверное, к лучшему.

Модрич начинает шуршать журналами в книжных шкафах, выискивая глазами нужные тетради. Рамос не знает, что он собрался искать, поэтому машинально обшаривает взглядом столик и видит три яркие тетрадки с изображением каких-то мультяшных героев.

Сколько этому выродку? Двадцать один? Двадцать два?

Серхио не дал бы и девятнадцати.

Модрич выглядит бледным потрёпанным парнем, слегка помятым жизнью. Волосы у него обычные, русые, ничем не выделяющиеся, да и сам он ничем не отличается от той массы людей, с которыми Серхио встречается по долгу своей «разговорчивой» работы.

Губы у него бледные, открытые, часто пересыхающие, отчего Модричу приходится иногда скользить по ним розоватым влажным языком. Рамос редко смотрит на него, однако заметил – не по своей воле, естественно – что Модрич довольно оживлённо владеет мимикой, когда жестикулирует.

Особенно когда начинает балаболить на хорватском – острый кончик языка быстро-быстро дотрагивается до верхнего ряда зубов или до нёба, выговаривая звук «эль».

На кой-черт ты за этим следишь?

Интересно, а как Модрич отреагирует, если его припереть по-крупному и поцеловать?

Нет, блять. Это ни черта не интересно.

Прекрати об этом думать.

Рамос намеренно начинает представлять пышную девичью грудь, изгиб талии, плавно переходящий вниз, ловкую фигуру. Но вместо этого перед глазами мельтешит образ нескладных плеч, невыразительных узких бёдер и слегка неуверенной походки.

Медовые глаза, которые смотрят настороженно и серьезно, пуская корни где-то в глубине чужих зрачков.

Кстати, которые смотрят прямо сейчас.

Модрич стоит перед ним в вылинявшей футболке и нерешительно таращится на Рамоса. Протягивает тонкие руки, чтобы наконец взять то, за чем пришел, но неожиданно заводит разговор.

Нарывается, сученыш.

– Ты чего меня разглядывал? – убийственно произносит Лука, когда спустя несколько минут метаний по комнате замечает на себе пристальный взгляд.

– Я не смотрю на тебя. Так себе, честно говоря, зрелище – выглядишь пиздецово.

– Я не…

– Ты да.

Лука обиженно отшатывается назад. Начинает думать, что бы ядовитого сказать в ответ, чтобы не дать себя в обиду.

Эта битва была заранее проиграна тобой, Модрич.

Лука видит, насколько сильно он отличается от Серхио. У Рамоса недлинные темные волосы, уложенные назад, крепкая щетина, которая ужасно ему подходит.

Модричу немного стыдно осознавать, что такой красивый Серхио вызывает довольно приятные чувства где-то внутри ребер.

Губы пересыхают, и Лука снова проводит по ним языком. Рамос неосознанно проводит это движение глазами и с удовлетворением осознает, что Модрич ему не нравится.

Что эти мысли о поцелуе – просто мимолётное желание и ничего более. Просто глупость, которую довольно быстро вытеснили славные сучки с третьим размером груди (а не худоватая непривлекательная грудная клетка с выпирающими ключицами), хитрый лисий прищур глаз (и ни в коем случае не наблюдательное, цепкое выражение лица) и вкусные, томные бедра (не худые запястья в чернильных пятнах, не точёные, крепкие лодыжки).

Все, что нравилось Рамосу в девушках, было полной противоположностью Модричу. И Серхио был очень рад, что не чувствует ничего к ублюдку, кроме волны брезгливости и отвращения.

Пусть всё так и останется.

– Ты пялился на меня, – повторяет утверждение, как мантру, Модрич и враждебно застывает в паре метров от стены. Серхио лень заводить эту ссору, но раз утырок сам на это напрашивается, то почему бы не подыграть ему?

– Я бы никогда не подумал о тебе в этом плане, – прямолинейно выдыхает Серхио и наблюдает за реакцией со свойственной внимательностью. – Да никто, если начистоту, не будет о тебе думать.

– Ты жалок, – почти сразу же заявляет Модрич и скрещивает руки на груди. Забавно, – только и умеешь упиваться своей ненавистью ко всем. И, если тебе интересно, то я… эм-м…

– Да? – иронично выгибает бровь Серхио. Дело принимает совсем другой оборот.

– Я вполне устраиваю своих партнёров в этом плане, как ты выразился, – не отступает до конца Модрич. Нахохливается, готовится отразить новый удар из колкостей.

– Да тебе сравнивать-то не с чем, – неприятно ухмыляется Рамос. – Ты себя со стороны видел? Подстилка.

– Что-то ты не сильно сопротивлялся, когда я соблазнил тебя, не прилагая особых усилий.

Что?

Ему не послышалось?

Блохастый и правда нашёл в себе силы сказать такое?

– Мне не понравилось.

– Тебе ещё как понравилось. Ты настолько же пидорас, как и я.

Сука патлатая.

Въебал.

Видят высшие силы, Серхио не хотел, чтобы все зашло настолько далеко. Но он и сам не замечает тот момент, когда оказывается на ногах и прижимает теплое, приятно пахнущее тело к стене.

Под пальцами правой руки сжимается чужое горло. В глазах Модрича нет паники, только вызов.

Как ты вообще можешь такое сказать? Ты же маленькая сука, подстилка, которая каким-то невъебенным чудом оказалась у меня дома.

Не хочется приплетать сюда Ракитича, но, кажется, без него уже никак.

Он хочет сжать горло так сильно, чтобы подонок задохнулся. Но, к сожалению, его быстро окатывает приступом отвращения.

В голове всплывает разговор с Пепе – я все подряд с пола не поднимаю.

Утырок цепляется холодными пальцами куда-то в мышцы предплечья, и Рамоса словно ударяет током – он отшатывается и отходит подальше, чтобы разглядеть Модрича.

Он стоит красный, пытается не показать своей слабости и дышать ровнее, хотя всё равно получаются рваные выдохи. Он видит, что Серхио почти больно прикасаться к нему.

– Никогда, слышишь меня? Не смей ко мне прикасаться.

Злой, раздосадованный Модрич молнией метнулся к столу, схватил тетради и удалился в свою комнату.

Рамос снова остался один.

========== 3. Застыть в одной точке ==========

Я проливаю кровь,

И если последнее, что я должен сделать —

Это погубить тебя,

Я пролью кровь за тебя.

И я срываю с себя одежду,

Я считаю свои грехи,

Я закрываю глаза,

Пытаюсь что-то понять,

И проливаю кровь

Я проливаю кровь за тебя.

Imagine Dragons, «Bleeding out»

После первой рабочей недели Лука чувствует себя довольно… неплохо. Этим «неплохо» нельзя было, конечно, описать весь спектр и без того скупых эмоций, но этого было вполне достаточно для поверхностного описания.

Неплохо. Сносно.

Сегодня суббота; это означает, что завтра никуда не надо и можно спокойно отлежаться дома. Спокойно, естественно, не получится (Лука постоянно напоминает себе о трудно переваривающимся соседстве), но можно хотя бы попытаться не нагонять на себя скуку и хоть как-то развеяться.

Рабочий день закончился несколько минут назад; Модрич стоит в комнате для персонала рядом со шкафчиками для одежды и внимательно изучает гладкий светло-серый металл.

Будь рядом посторонний человек, он был сказал, что Модрич просто пялится сквозь материал, будто преследуя заранее бесполезную цель либо выжечь предмет взглядом, либо внезапно обрести возможность смотреть сквозь плотные материи. Но вокруг никого нет – весь персонал разбежался ровно в тот момент, когда стрелки на часах замерли на отметке «19.00», и Лука не может их винить за желание побыстрее вернуться домой – он и сам был бы не прочь куда-нибудь сбежать.

В квартиру.

Домой.

В Хорватию.

Этого он, безусловно, сделать не может, поэтому просто стоит в полуметре от несчастного предмета интерьера и думает бессвязными предложениями.

По отдельности слова в голове, кажется, имеют смысл, но когда они собираются в сочетания или, не дай Бог, в целые грамматически правильно построенные утверждения, то моментально теряют эмоциональную окраску. В одиночку слово вполне недурно собой, но в комплекте с другим – это отстой.

Луке практически больно думать о таких тяжёлых вещах, и он перестает о чем-то размышлять вообще.

Когда он наконец натягивает на себя уличные кроссовки – ресторанный дресс-код капризно требовал присутствие с собой сменной обуви – в комнату влетает молодая девушка. Темно-каштановые волосы неаккуратно собраны в пучок на затылке, а такие же шоколадные глаза быстро мечутся по комнате.

Модрича она не замечает и от этого, наверное, все так же продолжает лихорадочно носиться от одного угла к другому. Лука нечаянно хлопает дверцей, закрывая ее насовсем, и незнакомка удивлённо поворачивается.

– Оу… – она определенно не ожидала увидеть в столь позднее время кого-то из коллег, поэтому крайне изумлена растерянному Луке.

– Извини. Я тебя напугал? – Модрич улыбается и с робостью проводит рукой по своим волосам, неосознанно пытаясь пригладить их для лучшего первого впечатления. Получается из рук вон плохо.

Девушка симпатична; темные волосы, которые, если распустить, наверняка не дойдут и до середины лопаток, взлохмачены; такие же привлекательные глаза, острый подбородок. Густые ресницы. Она немного полновата.

– Это ничего, я просто слегка опаздываю. Лора Браун, – незнакомка протягивает правую руку в знак приветствия. Лука с толикой отстраненности ее пожимает, – а ты, я тебя знаю – Лука Модрич.

– Откуда? – искренне удивляется Лука. Он действительно не ожидал, что «слава» пойдет впереди него. Кажется, он ещё ничем не заслужил заинтересованного внимания к себе со стороны коллег или администрации.

– Шеф говорил, что у нас новенький. Ты посудомойщик или на кухне помогаешь?

– Мне разрешили работать с соусами, – Модрич польщён от чистого сердца.

Лора Браун. Распространённое имя, только, кажется, не испанское. Чистое американское, если быть точнее. Лука спрашивает об этом свою новую знакомую и получает утвердительный ответ: это правда, Лора вместе с семьёй переехала в Мадрид из Штатов несколько лет назад.

Девушка наспех извиняется и прощается – она опаздывает на последний автобус, который уходит куда-то к концу города. Модрич деликатно не уточняет, где находится этот «конец города». На самом деле, он вообще думает о другом и не хочет забивать свою и так распухшую голову новой информацией.

Он выходит на улицу через двадцать минут – на небе собираются грозовые тучи, и Лука неосознанно срывается на быстрый шаг – не хочет попадать под ливень. Сворачивая на небольшие улочки и переулки Мадрида, он с ноткой удовлетворения вспоминает эту Лору. Неожиданно понимает, как давно он уже не общался с людьми просто так.

Есть, конечно, Ракитич, да. Но Иван не отличается особенным чувством такта, и в некоторые минуты, когда у Луки нет особенного рвения как-то реагировать на разговоры, он может просто утвердительно вытаскивать из себя клещами междометия. Иван этим обычно доволен.

Есть ребята и профессора в университете, но там беседы редко заходят дальше вежливых приветствий или тихой просьбы что-нибудь одолжить.

А ещё есть Рамос, с которым разговора не получается вообще.

Когда Лука начинает думать о Рамосе, у него в голове словно гудит звонкий колокольчик. И чем дольше мысли завязываются на Серхио, тем сильнее колокол начинает перерастать в головную боль.

Модрич замечает Серхио везде, и это слегка выводит из себя.

Он наконец доходит до дома и почти влетает по лестнице на третий этаж. В квартире душно, свет горит только в гостиной – значит, Серхио сейчас опять занимается бессмысленной ерундой, залипая в телевизор.

Модрич наконец-то научился не разбрасывать где попало свои вещи – под «где попало» он имеет в виду на месте обитания Серхио Рамоса – поэтому он немало удовлетворен тем, что ему не придется пересекаться со своим соседом, пребывающим опять в непонятном настроении. Он быстро переодевается, хватает на кухне пару яблок и счастливо запирается в своей комнате.

Фу.

Рамос, который волей случая был вынужден смотреть за метаниями Модрича, пребывал в довольно скверном расположении духа.

Он не так давно пришёл с футбольной тренировки и, кажется, оставил там не только физические силы, но и желание жить. Все тело гудело, а расслабляющий душ никак не повлиял на перетренированные мышцы.

Ноги горели адским огнем.

Почти все два часа Рамос колошматил по мячу, представляя, как тот попадет точно в стоящего впереди Модрича. Воображаемый Модрич был ещё более уродливым – с ещё более растрёпанными волосами, ещё более крупными глазами и ещё более худыми конечностями.

Воображаемый Модрич смотрел на его тренировку от начала до конца – провожал взглядом на сорокаминутной беговой разминке, скрещивал руки на груди, когда Серхио отдавал неточные пасы друзьям или неосторожно поскальзывался на влажной траве поля.

К концу тренировки у Серхио были две проблемы: адская тяжесть в голове и никуда не спешивший убираться Модрич.

Рамос и сам не знал, почему его в тот момент так переклинило на подстилке – он так и не смог избавиться от него.

Навязчивая сука.

Ебёт мозги даже тогда, когда его и рядом-то нет. Создаёт проблемы на ровном месте.

Дрянь.

Вот тебе мини-игра, Серхио. Сражение. Попадешь воображаемому Модричу мячом по голове – получишь пятьдесят очков.

В тело – двадцать, а заедешь по ноге или руке – скромные десять баллов.

Дохуя мячей и ещё примерно столько же попыток избить воображаемую суку.

Когда Серхио потерял контроль над собственным сознанием? Оно глумится над ним, называет идиотом или бездарностью.

К концу тренировки ненастоящий Модрич так и стоял там – с осуждением смотрел в глаза, сложив руки на груди и недовольно переминаясь с ноги на ногу. У Рамоса были скромные восемьдесят очков, из которых дохуя – в тело и ни одного раза – в голову.

Модрич стоял неподвижно и, кажется, этим только осложнял задачу.

Рамос думал, что вода в душе смоет это с него – после взглядов патлатого мерзавца появлялось непреодолимое желание помыться, содрать с себя кожу в тех местах, где она соприкасалась с глубоким медовым выражением глаз. Серхио растирает кожу до покраснения, обливается контрастным душем и все равно остаётся недоволен.

Тело недовольно гудит, мышцы адски жжёт пламенным огнем.

Модрич, как же ты заебал.

После тренировки они с Пепе поехали в бар немного расслабиться – но Серхио был настолько свержен тяжестью скорее моральной, чем физической разрядки, что не смог в себя влить ничего крепче газированной воды. Мысли путались, руки дрожали, а у Пепе был такой вид, что ещё немного молчаливых мучений – и Рамосу придется выдать, что так долго жрёт ему мозг.

Серхио и рад бы был выложить всё как на духу – Пепе свой, он поймет, да не может – когда он начинает представлять, с чего начать этот сучий разговор, то в голову ничего путного не приходит.

И самое страшное – если раньше Рамос даже не задумывался над тем, как он окрестил этого клеща в голове (подстилка, ничего более), то сейчас он думает.

Представляет, как бы ударить словами побольнее. Пусть даже выблядок никогда не услышит, какие ругательства есть у Рамоса на его счёт у себя в сознании. Серхио почему-то кажется, что когда воображаемому Модричу больно – настоящий это чувствует абсолютно так же.

Конечно, это глупо. Но Серхио очень хочется рассмеяться в голос и забыть это, как неудачную шутку. Не получается.

Когда Рамос из бара наконец засобирался домой, Пепе подцепил двух сучек.

Суки, ой, простите, девушки, тут же мысленно поправляет сам себя Рамос, ластились так, будто им не давали уже около года. Довольно миленькие, если не смотреть на лица или отвернуться, когда захочется помять грудь.

Но не сегодня.

Рамос начинает какой-то бессвязный и бессмысленный монолог, оповещающий о том, что ему ужасно хочется домой. Пепе искренне удивлён, но всё же покрепче прижимает к себе будущий источник удовольствия и разрешает ему уйти, попросив написать, как доберётся.