Текст книги "Разоблачение (СИ)"
Автор книги: Rubus
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
Слишком много обязанностей для одной женщины.
Мелисса сжала кулаки, стараясь размять затекшие от веревок руки, и продолжила исподтишка наблюдать за дочерью. От нее не ускользнуло то, что Джесси и Джеймс сцепили пальцы, насколько им позволяло их положение. Куда больше Мелиссу удивило то, что выглядело это более, чем естественно. Даже она, понятия не имеющая о природе их отношений, была совершенно уверена, что так и должно быть. До тех пор, пока они держатся друг за друга, они смогут справиться с любой проблемой.
«А смогу ли я?» – подумала Мелисса, вспомнив ледяную ухмылку Джиованни.
Намек его был более чем прозрачен – помоги мне, отдай мне все, что мне нужно, и возможно, я не убью твоего ребенка у тебя на глазах. Вопрос был только в том, что именно нужно боссу Команды Р? Пришел ли он сюда только для того, чтобы получить легендарного покемона? Или же он хочет найти вход в знаменитый железный город, полный золота и драгоценностей? А может – и это самое страшное – он знает о настоящей силе Древа?
Каждое предположение было неприятней предыдущего, и от каждого Мелиссу бросало в дрожь, потому что она прекрасно знала – ей придется выполнить любое желание Джиованни. Ради Джесси, ради Акапаны и Кокури, ради стариков и детей племени.
Ни одна сила на Земле, ни одно сокровище не стоит людской жизни. Если бы Мелисса Остин понимала эту простую истину двадцать лет назад, все могло бы быть иначе.
– Все будет хорошо, – пробормотала она, но бодрый тон ее никого не мог обмануть.
Джесси дернулась, словно Мелисса ударила ее наотмашь по щеке, а не произнесла пару слов. Медленно повернувшись в сторону матери, она посмотрела на нее затравленными, поблекшими глазами и покачала головой.
– Нет, не будет. Все кончено. Их здесь больше полусотни, а нас, способных обороняться, – всего одиннадцать, и все связаны и измотаны. Не слишком хороший расклад для счастливого конца.
Мелисса была ошарашена. Ей казалось, что ее дочь импульсивна и непоследовательно, а она, оказывается, пыталась анализировать ситуацию, даже подсчитала количество противников. Возможно, в ней было больше от предусмотрительной Мелиссы, чем казалось ранее.
Это открытие несколько отрезвило женщину. Она не имеет никакого права раскисать, если уж ее дочь не позволила себя сломить.
– У нас есть небольшое преимущество, – быстро зашептала Мелисса, краем глаза наблюдая за их надсмотрщиками, – Бутч все еще на нашей стороне, он обещал, что найдет выход.
– Бутч? – неуверенно переспросила Джесси, словно не до конца готова была поверить в то, что Флетчер все же оказался хорошим парнем.
Мелисса коротко кивнула.
– Он просил сообщить об этом Джеймсу. Очевидно то, что он задумал, потребует помощи твоего друга.
Джесси по-прежнему выглядела не до конца убежденной. Она недоуменно хлопала ресницами и то и дело кусала губы – столь знакомая Мелиссе дурная привычка.
– Ты скажешь Джеймсу? – спросила она у дочери, догадавшись, что та не собирается ничего отвечать.
– Да, – вздохнула Джесси, – но если с Джимом случиться что-то нехорошее, клянусь, я выколю Флетчеру второй глаз и заставлю его съесть!
Кессиди возвращалась в деревню, еще больше загруженная мыслями, чем по пути в сверкающую пещеру. Тогда ее пугала только мысль о предстоящем объяснении с напарником, сейчас же кожу ее словно огнем обжигало небольшое золотое украшение, о котором надо было спросить Мелиссу.
Она ускорила шаг, желая побыстрее вернуться обратно в деревню, и почти обрадовалась, когда обнаружила, что Акапана уже привел ее к низкому проходу, соединенному с деревенским залом. Мальчик стоял около темной дыры, слишком низкой и узкой – если бы Кессиди лично не ползла через нее, сдирая кожу на локтях о камни, то ни за что не поверила бы, что там может поместиться взрослый человек.
Девушка присела на корточки, готовая к долгому передвижению ползком, но ее остановил звонкий голос Акапаны:
– Кори!
Кессиди обернулась к нему с улыбкой, хотя была немного разочарована выбором времени для беседы.
– Да?
– Тот человек… У него один глаз, но зато острый, как у горного льва. Он – Пома, сильный и могущественный. И он сможет тебя защитить, – мальчик говорил быстро, то и дело сбиваясь.
Кессиди поняла, что слушает его, раскрыв рот. Сомнений не было – Акапана говорил ей о Флетчере, но к чему такое явное выгораживание? Сильный, могущественный… Уж не подговорил ли Бутч его, чтобы произвести на нее впечатление?
– Я видел много храбрых мужчин, – продолжал Акапана, пристально глядя на нее большими, темными, как маслины, глазами, – и много тех, кто пострадал от когтей детей Рекуайи, но ни один из них не относился к этому так же легко, как твой Пома.
Хайтаун снова улыбнулась, хотя улыбка и вышла несколько натянутой. Ох, ну и поговорит же она с Бутчем по возвращении! Выскажет ему все, что думает о манипулировании детьми ради собственной выгоды.
– Это все, что ты хотел мне сказать? – спросила она непривычным для нее самой мягким тоном.
В конце концов, малыш ведь не сказал ни слова неправды. Бутч и впрямь всегда был очень влиятельным – его приказы рядовые выполняли куда скорее, чем, например, той же Домино. Очевидно, сурово сведенные брови и насмешливо кривящиеся губы казались им внушительнее, чем кудряшки и румянец несовершеннолетней девицы.
А что касается «сильного»… Кессиди почувствовала, как ее бросило в краску от воспоминания о том, с какой легкостью Флетчер подхватил ее на руки, чтобы отнести в постель. Сильный, вне всякого сомнения… и очень красивый, об этом Акапана не упомянул. Причем, повязка на глазу ничуть не умаляла его привлекательности, скорее наоборот – с ней Бутч выглядел, как образцовый голливудский злодей – опасный и притягательный…
В тоннеле отчего-то стало слишком жарко, и Кессиди пришлось остановиться, чтобы вытащить из каменных тисков руку и вытереть пот со лба.
«Осталось всего лишь каких-то несколько метров, и ты сможешь поговорить с ним.»
Это значительно подняло ей настроение.
– Акапана! – рассмеявшись, крикнула она мальчику, резво ползущему впереди, – не торопись так, я не успеваю за тобой!
Он обернулся – белки глаз блеснули в темноте, и послушно остановился, виновато улыбаясь.
«Он очень милый», – подумала Кессиди, – «шустрый и забавный, как маленький зверек»
Удивительно, как легко она привязалась к абсолютно незнакомому мальчишке, только потому, что тот оказался открытым и дружелюбным, и искренне желал помочь ей.
Кессиди Хайтаун нечасто встречала таких людей.
Она слишком задумалась, чтобы обратить внимание на то, что они уже вернулись. Перед глазами предстала светлая от сияния кристаллов пещера, кособокие хижинки под плетенными крышами…
– Кори… – испуганно выдохнул Акапана, вцепившись девушке в руку.
Кессиди резко рванула его за собой, утянула за ближнюю к ним хижину, и сильно вдавила в тонкую стену – чтобы, не дай бог, он не выдал их.
Убедившись, что Акапана не двигается – он словно остолбенел, стеклянный взгляд его был устремлен в пространство пред ним, – Кессиди выглянула из-за угла, разглядывая собравшихся на площади людей. Маленькие, скорчившиеся на полу фигурки – кожа цвета кофе, жесткие черные волосы, одежда из натуральных коричневых тканей – они тихо всхлипывали и прижимались друг другу, в тщетной попытке защититься от обжигающих взглядов и понять, почему кто-то потревожил их мирную жизнь. Другие – тоже связанные, но сидевшие прямо, смотревшие волком – высокие и бледнокожие, хорошо знакомые ей. Над всеми ними возвышались темные фигуры в алой, кровью отливающей буквой на черной форме.
В этот раз конкистадоров привел итальянец.
Кессиди поискала глазами Бутча – и нашла его не в числе пленных, как ожидала. Напарник ее стоял за левым плечом Джиованни, облаченный в свою форму элитного офицера, собранный и непроницаемый – она часто видела его таким в коридорах штаб-квартиры.
Она никак не могла понять происходящее. Ведь Бутч, кажется, пытался отговорить ее от связи со штабом. Разве он не давил на совесть, рассказывая о дружелюбности местных жителей, разве не пытался убедить ее в том, что Джесси и Джеймс – не так плохи, как кажется на первый взгляд.
Что он делает рядом с боссом, в котором разочаровался?
Кессиди гипнотизировала Флетчера взглядом, про себя молясь о том, чтобы он заметил ее.
«Давай же, посмотри мне в глаза, дай мне хоть малейшее представление о том, что происходит.»
Он словно бы услышал ее молитвы – в какой-то момент Кессиди обнаружила, что напарник смотрит на нее в упор.
Кессиди подняла брови – что он прикажет ей делать?
Флетчер не двигался, вообще не подавал никаких признаков того, что видел ее гримасу, и Кессиди подумала, а не показалось ли ей, что он смотрит на нее?
Но тут Бутч едва заметно качнул головой – почти неуловимое движение, которое окружающие его люди запросто могли принять за попытку поправить упавшую на глаза челку, например.
Хайтаун же знала своего напарника слишком хорошо, чтобы помнить – он никогда не совершает лишних движений. Это было послание для нее.
Сиди на месте и не высовывайся.
Она кивнула.
А потом зал наполнил такой шум, что Кессиди на секунду растерялась.
Нечеловеческий вопль, полный отчаянья, отрывистые, звонкие слова на незнакомом Кессиди языке, топот ног, громогласная команда, отданная низким мужским голосом…
И грохот, оглушающий грохот выстрела.
Кессиди как в тумане наблюдала за тем, как Акапана, успевший уже добежать до середины площади, медленно оборачивается к ней, с непониманием и долей удивления во взгляде смотрит на свой живот, из которого медленно, толчками выливается темная кровь…
И падает на колени, словно подломленный.
Она забыла, о чем условилась с Бутчем, забыла, что никто не должен ее видеть – она бросилась к ребенку, подхватила его маленькое, легкое тельце на руки, стараясь зажать рукой страшную рану – его кровь окрашивала ее пальцы в красный, просачивалась сквозь них горячей, липкой жидкостью.
Где-то рядом вопила женщина – высоким, завывающим голосом, от которого звон в ушах стоял.
Где-то рядом Бутч выхватил карабин из рук ошеломленного рядового – совсем мальчишки, – и изо всех сил ударил его прикладом в лицо.
Где-то рядом Мелисса Остин сыпала проклятиями в адрес Джиованни.
Где-то рядом кто-то тихо всхлипывал, оплакивая невинного ребенка.
Кессиди потребовалось несколько минут, чтобы осознать – это была она, слезы текли по ее щекам и жгли глаза, словно щелочь.
Флетчер неожиданно оказался рядом с ней, подхватил ее и поставил на ноги – тело словно было ватным, не хотело слушаться.
– Мне жаль, Кесс. Ты ничего уже не можешь сделать.
Он повел ее прочь от мальчика с застывшими глазами, по-прежнему круглыми, темными и влажными, как крупные маслины, отвел ее в сторону, приобнимая за плечи, поддерживая, чтобы она не упала.
Женщина все продолжала выть – голос ее уже начинал срываться, переходил в сдавленные рыдания, превращался в хрип, а она все кричала и кричала…
«Почему она никак не может уняться? Почему никто не заткнет ее?»
Кто-то грубо схватил ее за руку, и, развернувшись, Кессиди оказалась лицом к лицу с Джиованни.
– Я хочу, чтобы ты знала, ragazza… Я не отдавал такого приказа. Надеюсь, это не будет проблемой?
Он пошел прочь, и за ним тянулся сладковатый, тяжелый запах ванили и перца.
Липкий, темный и горячий, как детская кровь.
Примечания:
mio tesoro – мое сокровище (итал.)
dolce – сладкая (итал.)
Пома – на языке кечуа “Сильный и могущественный, Пума / (Аймара) Воинственный вождь. Тот, что вернулся из другой жизни”
ragazza – девочка (итал.)
========== Глава 23 ==========
Джиованни занял хижину, в которой жила Мелисса – он, несомненно, с первого взгляда определил, что это именно ее жилище, и выбор его отнюдь не был случайным.
Сейчас ее завели в собственный дом пленницей, со связанными руками, под конвоем из неусыпно следящих за каждым ее движением солдат, с темными и безжизненными, как маски, лицами.
Босс расположился в плетеном кресле, которое Мелисса любовно застилала теплым шерстяным пледом – он сидел прямо поверх ткани, смяв ее, превратив в изломанные, будто корчащиеся от судорог складки.
Мелиссу передернуло.
Понять причину такой реакции она не могла. В хижине ничего глобально не изменилось – все было так же, как и пару часов назад, когда она вышла из нее, чтобы показать дочери одно из величайших сокровищ пещеры.
Так что же тогда так раздражало ее – ваза с фруктами, появившаяся на грубой поверхности низкого столика, блестящая глянцевая поверхность яблок, резкий яркий цвет апельсинов?
Или, может быть, удушающий сладкий запах, оккупировавший комнату вместе с Джиованни – запах розового перца и горячей французской выпечки?
А может, сам Джиованни Контини, так по-хозяйски расположившийся в чужом доме, в чужой жизни? С хитро поблескивающими глазами, с длинными смуглыми пальцами, то и дело смыкающимися в замок на коленях?
– У тебя здесь очень уютно, Мел, – усмехнулся он, – очень мило с твоей стороны было предложить мне остановиться здесь.
– Я ничего тебе не предлагала, – огрызнулась Мелисса, пытаясь высвободиться из железной хватки охранников.
Джиованни развел руками.
– Ну что же ты, я всего лишь пытаюсь соблюсти приличия.
– Тогда, может, тебе не стоило связывать хозяев дома?
Джиованни поднялся – кресло отозвалось на это легким скрипом.
– Ты хочешь, чтобы я развязал тебя? – слишком спокойно спросил он, подходя ближе к женщине, – я могу сделать это, если ты пообещаешь мне не совершать глупостей. Ты умная, Мел, и прекрасно понимаешь, что ничего не сумеешь мне сделать – вокруг слишком много моих людей, а все, на кого ты можешь положиться – связаны и неспособны защитить себя, если, например, они случайно попадут под огонь. Так ведь? Я совсем не варвар, dolce, мне не доставляет никакого удовольствия вести беседу с собеседником, у которого закованы руки. Так что, il mio uccellino*, мне развязать тебя?
Мелисса нервно сглотнула. Он был рядом, так близко, что она видела пустые, наполненные звериной злобой зрачки, почти сливающиеся по цвету с радужкой. Черноглазый Джиованни – мрачно-притягательный, опасный, жестокий…
Внушающий страх.
Она не заметила, как двое из ее конвоиров освободили ей руки – она все продолжала смотреть в темные насмешливые глаза, загипнотизированная, словно кролик удавом.
– А теперь, любовь моя, поговорим, – и Джиованни широким жестом предложил ей сесть.
Мелисса села, еще не до конца отойдя от недавнего мучительного зрительного контакта, она чувствовала мелкую дрожь в руках, не в состоянии как следует опереться на подлокотники.
Что тебе нужно? Что тебе нужно, Джиованни? Что я должна отдать тебе, чтобы выторговать несколько жизней? Чтотебе…
– Какой милый покемон этот Мью, верно?
Мелисса вздрогнула, и тут же сама отругала себя за чрезмерную нервозность.
Ты сама пришла торговаться со Смертью, так веди себя пристойно.
– Ты знаешь, что я имею в виду, Мел, – продолжил тем временем Джиованни, – ты только посмотри на него – эта мягкая розовая шерстка, эти огромные влажные глаза, эти торчащие большие ушки… не покемон, а плюшевая игрушка, – мужчина прошел до дальней стены, скрытой в тени, на которой, помнила Мелисса, висел один из гобеленов «золотых детей», вышитый грубыми нитками Мью, осыпающий подземную деревню чудесными дарами, – Самая неподходящая, на мой взгляд, оболочка для бесконечно сильной Легенды…
Мелисса рассмеялась.
– Бесконечно сильной? На земле, Джиованни, нет ничего бесконечного, и возможности Мью так же имеют границы, как и наши с тобой. Границы эти шире, и человеческие глаза или сознание не могут их уловить, но они существуют. Мью так же уязвим, как и любое другое живое существо, и вся его сила, по сути – лишь в преувеличенном суеверии людей на этот счет.
Она, разумеется, немного слукавила, но выражение немого бешенства на лице Джиованни определенно того стоило. Возможности Мью были безграничны – или практически безграничны, – до тех пор, пока он имел возможность возвращаться в деревню.
Мью и Древо, Древо и Мью… они были взаимосвязаны, тесно переплетены друг с другом, как нити в чертовом гобелене. Мелисса не сразу заметила эту связь, а когда заметила, долго не могла в нее поверить. Она столько лет убеждала себя в том, что человек – венец творения, что им подвластно управлять стихиями и подчинять себе заключенное в природе волшебство, прятать ее в маленький холодящий руку контейнер, и выпускать лишь тогда, когда им самим будет от этого польза…
Но здесь были лишь покемон и растение, и они творили такие чудеса, за обладание которыми люди, не раздумывая, бросились бы в пучину жестоких кровопролитных войн.
Поэтому Мелисса готова была отдать все, что угодно, лишь бы Джиованни не узнал о настоящей Силе, скрытой в этой пещере.
– Да и что даст тебе обладание Мью? – продолжила она, изо всех сил стараясь не сорваться на писк, – это всего лишь покемон, даже не единственный в своем роде. Но есть в этой пещере кое-что… – Мелисса замолчала, позволив любопытству Контини взять верх над его гордостью, – кое-что невероятно ценное, полезное и вещественное.
Улыбка снова появилась на губах мужчины – тонкая, жестокая улыбка почуявшего добычу хищника.
– Неужели, Мел? Я думал, это лишь слухи и беспочвенные легенды… Значит, россказни драгоценного Норманна – правда? И Эльдорадо находится здесь? Обменять все золото инков на одного зверька – не слишком выгодная для тебя сделка, – он потер пальцами подбородок и метнул на Мелиссу издевательский взгляд из-под полуопущенных век.
– Не только, – ее всю словно сковало страхом, липким, почти ощутимым физически, – на Мью и на людей.
– Почему я должен тебе верить? – задумчиво протянул Джиованни, – Ты можешь обмануть меня, освободить своих друзей, получить легендарного покемона… а где мои гарантии?
Запнувшись на секунду, Мелисса торопливо вытянула за шнурок половину ключа, с которым никогда не расставалась.
– Этот медальон откроет ворота Пайтити, и тогда все его сокровища – золото, драгоценности, а может, и пара магических артефактов древности – будут твоими. Всего лишь за горстку людей и обещание не причинять вреда Мью.
– Этого мало.
Как же безнадежно, все это так зыбко… Он может отказаться, может обмануть тебя… он, конечно же, тебя обманет, это же Джиованни. Он прикажет своим людям отобрать у тебя амулет и убить тебя и твоих друзей, а сам получит Мью… но не Эльдорадо и не Древо – этого я ему не отдам…
Она не заметила, как она подошел к ней – опять не заметила! – и очнулась только тогда, когда лицо Джиованни было уже в нескольких миллиметрах от ее собственного, а смуглые горячие пальцы легли ей на ключицы.
И тогда она вспомнила кое-что еще. Помимо власти и несметных богатств, было еще кое-что, чего страстно желал Джиованни Контини, и чего он так долго не мог получить…
– Мелисса… – жаркий шепот у самого уха в мгновение ока перенес ее назад на двадцать с лишним лет, в темные коридоры штаба команды Р, где молодой сын всемогущей леди Босс пылко признавался в любви лучшему агенту команды Р.
Как же я облажалась, – с горечью подумала женщина, не в силах оттолкнуть его от себя, – как я могла забыть?
Джиованни ничего не предпринимал, просто нависал над ней грозной зловещей тенью, пристально вглядываясь в ее лицо, и Мелисса с удивлением сообразила, что, произнеся ее имя, он задал вопрос, и теперь ожидал ответа.
В горле у нее пересохло, а глаза слезились от его прожигающего взгляда – она пыталась взвесить все «за» и «против», но голова кружилась от удушливого запаха его парфюма.
Хуже не будет,– решила она и прильнула к мужчине в легком поцелуе, – вот тебе мой ответ.
Необычное, давно забытое ощущение чьих-то губ оказалось неожиданно приятным, пока поцелуй его не стал, весьма, впрочем, ожидаемо слишком напористым и жестким. Это был Джиованни Контини, не Норманн Ноубл, и она, Мелисса, делала это не потому что влюблена.
Просто это весьма приемлемая цена.
Пальцы мужчины скользнули ей на затылок, прошлись вниз по позвонкам… и дернули тонкий шнурок, обвивший шею.
На долю секунды – самую ужасную в жизни – Мелиссе показалось, что он хочет задушить ее, но железные тиски удушья прошли так же быстро, как и начались.
Джиованни стоял в тусклой лужице света посреди комнаты, в руке его был шнурок с медленно покачивающимся медальоном на конце.
– Это будет моим залогом, il mio uccellino. Я ведь имею право на залог, не так ли? Это честный бизнес.
Он громко, хрипло рассмеялся, и ушел, оставив ее совсем одну в комнате.
Резкий птичий крик заставил Кессиди вздрогнуть. В окружавшей их тишине он звучал неестественно, надуманно, как звон разбившегося бокала во время благоговейного молчания.
Как выстрел, подумала Кессиди, такими выстрелами обычно провожают товарищей в последний путь солдаты. Они выстраиваются в ряд, вскидывают ружья и выпускают несколько залпов, в которых и слезы, и горе, и тоска по другу. А лица каменные.
Акапана тоже был воином. Он был маленьким мальчиком, шустрым, вертлявым, с глазами, как бусины – темные и блестящие. Худой и грациозный, как уличный кот. Веселый, хвастливый и любящий приключения, как любой мальчишка его возраста. Он мог вырасти в красивого мужчину – скуластого, кудрявого, с кожей цвета горького шоколада или корицы – и он, несомненно, был бы воином, гордостью своего племени.
Мог бы, если бы его не убил рядовой команды Р, трус с дрогнувшей рукой.
Акапана заслуживает проводы с ружейными залпами, и крик пернатого – плохая им замена.
Кессиди сжала руки в кулаки, ощущая, как снова подступают к глазам слезы. Ей нельзя было раскисать – на этом тихом, пустынном кладбище их было двое, и роль плакальщицы уже выполняла полная низенькая женщина, чьи вопли так раздражали девушку – мать Акапаны.
Хайтаун не могла оторвать взгляда от ее вздрагивающих плеч – женщина стояла на коленях на самом краю головокружительно высокого ущелья, покачивалась взад-вперед, то и дело всхлипывая, и Кессиди всерьез опасалась за ее сохранность – одно неловкое движение, и она сорвется вниз.
Она сделала несколько шагов к краю, остановилась рядом с матерью Акапаны и осторожно посмотрела в ущелье, полное густой, тяжелой темноты. Там, на глубине в сотни футов лежали, может быть, тысячи истлевших тел – одетые в праздничные наряды, с тяжелыми золотыми ожерельями на тонких костяных шеях, с лучшим своим оружием в руках – мертвая армия, состоящая из мужчин и женщин, стариков и детей, вождей и собирателей. Всех их уровняла смерть – они были белы, вооружены и мертвы.
Ей грустно было думать о том, что Акапана теперь тоже присоединится к ним, что больше он не исследует ни единого лаза в пещере, не найдет сверкающих волшебных гротов…
Он будет лежать внизу, в темноте, прижимая к груди тонкое копье с каменным наконечником, украшенным птичьими перьями, в лучших своих одеждах.
Похоронить Акапану помог его же убийца – мальчишка подошел к Кессиди через несколько минут, бледный и дрожащий, сам едва живой от страха. Собственное имя он смог выговорить лишь с нескольких попыток – его звали Кристиан, он был в организации недавно и боялся всего, любого шороха, а особенно – голоса Джиованни, его громоподобного рева. Он испугался, перетрусил, повернулся слишком резко – и выстрелил. Не нарочно, он совсем не хотел убивать ребенка, что же он – изверг какой?
Кристиан сбивчиво объяснял это Кессиди, разглядывая собственные ботинки, и по мере того, как его храбрость улетучивалась с каждым словом, самообладание Кессиди, наоборот, росло. Она могла бы ненавидеть его, проклинать его, даже убить – у нее бы не дрогнула рука, она же не трусиха – но мальчишку было попросту жалко. Он ведь набрался где-то смелости подойти к ней и попросить прощения, а этим немногие и более храбрые люди могли похвастаться. Поэтому Хайтаун просто махнула на него рукой – Акапана бы тоже простил его, добрая душа. Однако она попросила Кристиана о помощи, и буквально завалила его заданиями – успокоить мать Акапаны, выспросить у местных жителей, где у них располагается кладбище, найти большой кусок чистого полотна, чтобы завернуть тело мальчика, помочь отнести его к ущелью. Кристиан сжимал зубы, до полусмерти перепуганный, но все в точности выполнял, и в какой-то момент Кессиди подумала, что он намного смелее, чем думает о себе.
Очередной всхлип плачущей женщины вывел ее из раздумий – она повернулась, чтобы отойти от ущелья и столкнулась нос к носу с Бутчем.
– Прости, – шепотом выдохнул он, хватая ее за руку, чтобы не упала, – я увидел, как близко ты стоишь к краю и испугался за тебя.
Кессиди кивнула и обняла его – кто поймет ее лучше, чем напарник?
– Ты так ловко со всем этим разобралась, – пробормотал он ей в волосы над виском, – кого ты потеряла, Кесс?
Кессиди раздумывала несколько мгновений – ответить или нет? – потом решила, что Бутч заслужил того, чтобы она доверяла ему полностью, если уж хочет быть с ним.
– Маму, – глухо ответила она, – ее звали Рина. Она умерла, когда я училась в колледже. Рак легких – после того, как отец нас бросил, мама очень много курила, словно хотела потерять свое горе в дыму. Но она была хорошей матерью – водила меня в зоопарк по выходным, покупала тряпичных кукол, шила платья на школьные спектакли. Просто… ей было очень одиноко, она ведь любила отца. Она умерла, и мне пришлось бросить учебу, прямо посреди семестра, чтобы приехать домой и все организовать. Это был ад, я совершенно не знала, что должна делать, и еще меня угнетала такая жизнь – день за днем, в маленьком городке, словно связанная подпиской о невыезде – я ведь до шестнадцати лет за пределами Фуксии не была. Поэтому сразу после похорон я продала дом, забрала документы из колледжа, положила оставшиеся деньги на счет в банке и вступила в команду Р. Мои сбережения, наверное, до сих пор лежат нетронутые – я почти забыла про них.
Бутч легко поцеловал ее в щеку и прижал к себе покрепче, словно успокаивал. Любому другому Кессиди бы такого не позволила – но это был Бутч, родной, близкий Бутч, ее принц с заколдованным именем, храбрый воин, пострадавший в бою с драконом. И она любила его – давно уже любила, с самой первой встречи, наверное, только признаваться в этом себе не хотела.
– Нам нужно идти, Кесс, мы не можем здесь оставаться. Еще столько нужно сделать…
Она подняла на него взгляд, впервые вспомнив о вопросе, который хотела ему задать.
– Бутч, ты ведь не на самом деле принял сторону Джиованни? Ты ведь не хочешь больше оставаться в команде Р?
Он покачал головой и улыбнулся.
– Нет. Чем бы не закончилась эта история, я обещаю тебе – в команду Р мы не вернемся. А теперь идем – мне нужно, чтобы ты на время отвлекла агентов – я хочу поговорить с Джеймсом.
– У тебя есть идея?
– Пока не знаю. Поговорю с Морганом, может, что-нибудь и придумаем на пару.
Кессиди кивнула и повернулась обратно к матери Акапаны, которая уже перестала рыдать и теперь лишь тихонько всхлипывала, то и дело протягивая к бездне дрожащую руку, словно ее сын еще может ухватиться за нее и вернуться в мир живых.
Нет, он больше не вернется. Его друзья теперь – мертвые древние воины, они научат его всему, что знают сами и там, в другой жизни, он станет легендарным воином.
Хайтаун бормотала на местном наречии тихие ласковые слова, поднимая женщину на ноги и ведя ее, слабо вырывающуюся, прочь из темного кладбищенского грота, сквозь шесты с насаженными на них черепами первых вождей «золотого племени». Под одним из них, испуганно съежившись, стоял Кристиан, и Кессиди передала под его опеку расстроенную женщину.
Сама она остановилась и подождала шедшего позади Бутча.
Когда напарник поравнялся с ней, Кессиди, так и не отведя взгляда от темного кладбищенского провала, пробормотала:
– Странно думать, что они лежат там, на дне, множество веков, древние превращаются в пыль, на их место приходят новые и новые, и у каждого – украшение и оружие. Там наверняка уже целый клад пополам с прахом.
Мысль эта заставила ее поежиться – перед глазами у нее тут же появилась картина тьмы, царящей на дне ущелья – густой, темной и вязкой, как черничный кисель. Темнота эта была холодной, пахла металлом и тленом и повсюду, куда не ступи – сокровища, несметные богатства, золото инков в пепле погибших королей. И каждый шаг отзывается страшной мыслью – а вдруг здесь остался кто-то живой, и рука его, холодная и костлявая, вот-вот схватит тебя за щиколотку?
– Думаю, все не совсем так, – протянул Бутч, он смотрел поверх ее головы на морщинистые каменные своды, – не стоит забывать про других обитателей пещеры. Люди убивает гремгонов, чтобы употребить их в пищу, но, как и многие наземные племена, глубоко уважают этих животных, и… в общем, думаю, что сбрасываемые в ущелье тела – своего рода дар соседям. Они провожают своих отцов в загробный мир в лучших одеждах, но бренную оболочку отдают тем, кто однажды сможет накормить их детей.
– Это ужасно.
Бутч горько усмехнулся:
– Не ужаснее, чем заключать покемонов в контейнеры и выпускать их на битвы друг с другом. Просто другая культура.
Флетчер протянул к ней руку, приглашая идти дальше, но она даже не посмотрела на него. Вытащив из голенища сапога новообретенный пистолет, Кессиди вскинула его над головой и выстрелила пару раз. Где-то наверху посыпались с потолка мелкие камушки, а вдалеке послышались удвоенные в громкости рыдания матери Акапаны.
Напарник улыбнулся:
– Какая честь для мальчика.
– Он ее заслужил. А теперь иди – думаю, выстрелы на какое-то время внесут суматоху среди солдат, и ты сможешь обговорить все с Морганом.
Бутчу не надо было повторять дважды – он в ту же секунду развернулся и быстрым шагом направился обратно в деревню, ловко обогнув по пути Кристиана. Тот, сам едва не плача, умолял пожилую местную жительницу успокоиться и перестать завывать. Флетчер закатил глаза – он терпеть не мог женских истерик, но что раздражало его еще больше, так это истерики мужские. Мысли его постоянно сбивались, и он никак не мог поймать за хвост стоящую идею, которая, как он думал, просто обязана находиться где-то в его голове.
Женщина снова всхлипнула, затем послышался короткий вздох Кристиана, и тут Бутча озарило.
– Крис, – повернулся он к парню, который тут же вытянулся по струнке и разве что не козырнул, – ты можешь оказать мне одну услугу?
– Все, что угодно, сэр!
– Вот и славно, – улыбнулся Бутч, подошел к агенту и одним точным ударом вырубил его.
Кристиан рухнул на землю. Флетчер наклонился, осмотрел повреждения – не хватало еще переусердствовать и сломать парню нос – и, обхватив пальцами его обмякшие запястья, подтащил к ближайшей стене, скрытой в тени, а после встал и отряхнулся, как ни в чем не бывало.
От удивления мать Акапаны даже перестала плакать – она, открыв рот, смотрела на все происходящее круглыми от удивления глазами. Бутч улыбнулся и приложил к губам палец.
