Текст книги "Граница пустоты: посмертная маска (СИ)"

Автор книги: RinaCat

Соавторы: Варя Добросёлова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Кажется, звезды сложились так, что судьба была сегодня ко мне благосклонна. Я как раз хотел разыскать Дайске и ненавязчиво расспросить об этом деле. И уже в который раз я убедился, что случайности – самые неслучайные вещи на свете.

– Микия, ты вообще дома ночуешь? – кажется, кузен решил поиграть в плохого полицейского. Я вопросительно приподнял бровь.

– Дозвониться до тебя не получается в принципе. Тебя Азака разыскивает, – продолжал удивлять меня родственник. Я озадаченно уставился на него. Азака? Меня? Что ей могло понадобиться? – Ты у себя дома бываешь? – а, нет, теперь кузен включил строгого родственника, считающего своим святым долгом меня отчитать. Я состроил покаянную мину и покивал, да-да, виноват.

– Я иногда у Шики ночую.

Дайске Шики хорошо знает, поэтому вопросов больше задавать не стал. Как и про наши странные отношения. Только вот что Азаке могло понадобиться? Так еще и Шики под раздачу буйной сестрицы попадет, если Азака позвонит на квартиру Шики и припрет к стенке, почему я опять не дома. Я как-то ляпнул, что мне там скучно, страшно и одиноко – это шутка вообще-то была, но Азака, похоже, это восприняла буквально…

Первым делом я предложил спуститься в больничный кафетерий, потому что не считая утреннего-дневного омлета и стакана воды, я ничего не ел. Дайске охотно ко мне присоединился.

– Как продвигается расследование по делу о маньяке? – прихлебывая дешевый кофе, спросил я.

Кузен немного странно усмехнулся.

– Вчера нашли еще одну жертву. И одна из свидетельниц сказала, что тело обнаружил молодой человек, примерно двадцати лет, в очках, с неровной челкой, – Дайске саркастично усмехнулся, заметив мое замешательство. – Кто бы это мог быть.?

Я только усмехнулся.

– Надо же. Запомнили. Да, это мне опять повезло.

– Тебе всегда везет. Как и тогда, четыре года назад под усадьбой Рёги, – не преминул напомнить Дайске.

– Да. Зрелище не из приятных, – согласился я, размышляя, как бы повернуть разговор в нужную мне сторону. – Скажи… А как выглядела первая жертва? Вы уже выяснили, по какому принципу убийца выбирает себе жертв? – почему-то мне казалось очень важным выяснить, какая была жена масочника.

Дайске покопался в своей папке и положил передо мной фотографию. Длинные темные волосы, обрамлявшие легкими волнами узкое личико, нежная белая кожа, бархатные карие глаза, как у мультипликационного олененка, – эта женщина мне напомнила кого-то… И я даже знал кого.

– И… у нее с лица кожу сняли? – подняв глаза на Дайске, спросил я.

Тот кивнул.

– Не только. Перед смертью она была изнасилована и избита. Похоже, что она умерла в муках и не сразу – от удара острым предметом в грудь. Она еще была жива, когда он стал срезать у нее кожу с лица.

Я сглотнул ком, возвращая фотографию, но смог удержать нейтральное выражение лица. В конце концов Дайске и не такое мне рассказывал, когда я был подростком.

– А остальные жертвы? Тоже изнасилованы?

Дайске кивнул с набитым пончиком ртом.

– Да, анализы это показали. Не считая следов спермы, этот урод очень хорошо заметает следы. Ни отпечатков, ни волосинок, – невнятно проговорил кузен, снова заставив меня вспомнить собственную гипотезу про переодевание. Ее я озвучивать пока не спешил, мне нужно было узнать как можно больше информации. – Но вот что странно, у двух жертв обнаружились частицы воска.

Вот это уже вообще не вязалось с общей нитью расследования. Я даже отложил недоеденный сэндвич, озадаченно глядя на Дайске.

– Воск? – он что, помимо того, что переодевал их и мыл, так еще и свечки жег? – Слушай, Дайске, а орудие убийства так и не нашли? Это нож? – хоть и знаю, что это не она, все равно не по себе.

– Нет, – кузен покачал головой, доедая остатки сэндвича. – Патологоанатом вообще затрудняется определить, чем были убиты девушки. Характер нанесения раны отличается, как и глубина, угол удара, но все удары нанесены неизвестным острым орудием. Это похоже на какой-то инструмент, может, садовый.

В голове что-то неприятно щелкнуло. Воск. Инструмент. Первая жертва – жена мастера-масочника. Срезанное лицо. Да быть этого не может… Просто не может этого быть.

– Дайске, а такое уж железное алиби у Накамуры Гендо в ту ночь, когда убили его жену? – осторожно спросил я.

– Что, подозреваешь беднягу? Его видели дежурная сестра перед отбоем и ассистентка лечащего врача, поэтому он был здесь в больнице, – усмехнулся родственник.

– А кто-нибудь к нему заходил ночью? Кто-то может подтвердить, что Накамура был у себя? – настойчиво повторил я. То, о чем мне говорил масочник. Может, это не такие уж и кошмары?

Кажется, Дайске поставил в тупик мой вопрос и он крепко задумался.

– Пожалуй, надо еще раз опросить персонал.

Так. Кажется, мне придется снова поговорить с Накамурой-саном. Слишком много совпадений и при этом нестыковок. И сделать это немедленно, пока не произошло новое убийство…

Все же во взгляде Дайске читалось легкое непонимание, видимо, он как-то сразу отмел возможность виновности мастера-масочника.

– А все же, Микия, почему ты думаешь, что масочник убил собственную жену? – я почти видел напряженную умственную работу кузена. – Мы даже толком не прорабатывали эту версию, ты бы его видел, когда мы пришли допрашивать его о жене.

Я качнул головой.

– Представляю себе. Я тоже так думал. Идеальное алиби. Только вот я не уверен, что он это совершил осознанно. С ним работал психоаналитик, ее зовут Кикути-сан. Возможно, она проводила с ним сеансы гипноза, что-то могло пойти не так… – я скосился на настенные часы. То, что я сейчас говорил, было чудовищным, практически ирреальным.

– Ты что… {очешь сказать… – кажется, до Дайске стало доходить то, что дошло до меня несколько минут назад. – Он что, маски делает?

Я ничего не ответил, глядя, как Дайске сгребает материалы по делу и случайно роняет папку, из которой вылетают фотографии, какие-то отчеты, вырезки из газет. Криминальные сводки. Я помог ему поднять их и заметил несколько женских фотографий в вырезках. Убитые девушки. А перед глазами так и стоял образ убитой жены Накамуры.

Кузен чуть ли не бегом выбежал из кафетерия – проверять мою версию. За ним последовал и я. Дайске проговорил вслух то, что у меня сложилось в голове, когда он упомянул про воск. Но чтобы утверждать это наверняка, я должен был проверить это. Накамура об этом не расскажет. Он в таком пограничном состоянии, что может совершать убийства, даже не осознавая этого. Авария могла вызвать прогрессирующую шизофрению, да что угодно…

Это я уже обдумывал практически на бегу до остановки автобуса. Уже почти стемнело, а еще пересаживаться на электричку на ближайшей станции.

Дайске меня явно по головке не погладил бы, узнай он, что я собираюсь сделать. Более того, окажись так, что мы ошиблись, – и я попаду под арест за проникновение на частную территорию. Проникновение со взломом, да. Но я должен это проверить. Образ вчерашней убитой девушки не отпускал меня. Возможно, я очень ошибаюсь.

Я надеюсь, что ошибаюсь…

Дом Накамуры Гендо

Я почти всю дорогу бежал и, когда добрался до дома масочника, запыхался настолько, что привалился к ограде и несколько минут переводил дух. Уже достаточно стемнело, чтобы в спальном районе не привлекать посторонние взгляды. Отдышавшись, я всмотрелся в очертания дома в густых сумерках. Кажется, в каких-то окнах горел тусклый свет. Вряд ли он работает в доме, наверняка у него тут мастерская где-то за домом. Я двинулся вдоль ограды, пытаясь разглядеть что-то в сгущающейся темноте. У меня в сумке был фонарь, я предполагал, что придется сегодня бродить допоздна по дорогам, выискивая место аварии, но включать его сейчас было бы неосмотрительно. Пятно света могло привлечь ненужное внимание.

Я обходил территорию по периметру, пока не уперся в высокий каменный забор соседнего участка, в которую упиралась ограда. Видимость полностью скрывали заросли кустарника, поэтому я принял весьма нелегкое для меня решение – лезть через забор. Нелегкое из-за ноги. Я надеялся, что со временем хромота пройдет, но, видимо, нет. Закинув руки на верх каменной ограды, я ощупал ее, чтобы не наткнуться на битое стекло или гвозди, и, убедившись, что там все чисто, оперся здоровой ногой в стальную ограду Накамуры и с пыхтением стал подтягиваться на руках. Вот дьявол… Кажется, я таким не занимался со времен уроков физкультуры в старшей школе. На забор, на который бы мальчишка взобрался бы в два скачка, я карабкался минут пять, еле подтянув тело и ноги. И уже оттуда спрыгнул в сад Накамуры, с перекатом, чтобы сберечь ноги. Угодив в какой-то колючий куст, я кое-как выбрался на посыпанную гравием дорожку и прислушался. Мне сказочно повезло, что у соседей не было собаки, иначе бы животина подняла бы шум. Стараясь ступать как можно тише, я двинулся в обход дома, пытаясь держаться подальше от освещенных окон. Впереди маячило темное строение. Надеюсь, это мастерская. Нащупав дверную ручку, я осторожно подергал ее, не надеясь на удачу, ведь наверняка дверь стояла на сигнализации… Но неожиданно дверь поддалась, открывая черный провал дверного проема. Я осторожно на ощупь вошел, закрывая за собой дверь, и только после этого щелкнул фонариком.

В мастерской странно пахло. Я знаю, как пахнет мореное дерево или свежее, но здесь пахло не только деревом. Острый едкий запах ацетона, словно крышка на какой-то из бутылок в шкафах была повреждена, и что-то еще… Хотя мне, наверное, кажется. Я начал с рабочего стола, на котором были разложены инструменты и какие-то деревянные заготовки. Похоже, я сегодня оторвал его от работы, когда пришел в первый раз. Взяв заготовку, я смахнул ладонью мелкие опилки и посветил фонарем. Эта маска отличалась от тех, что я уже видел. Даже в таком грубом черновом наброске она была очень эмоциональна и… пугающе натуралистичной. Как художники короткими отрывистыми штрихами намечают лицо человека, в котором уже узнается в целом образ, так и тут. Отложив маску, я двинулся дальше – к шкафам. Именно здесь хранились готовые маски. Я вытащил несколько свертков и развернул их на столе. Я не был экспертом в области масок, но почти сразу заметил различие между несколькими масками и двумя масками, лежавшими сверху, заботливо завернутые в бархатистую ткань. Стоило мне положить их перед собой, я сразу заметил ЭТО. Я почти почувствовал, как волосы встают дыбом на загривке, а в горле пересохло.

Эти маски, стилизованные под маски театра Но, были выполнены настолько талантливо, что по спине бежали мурашки. Каждая из них запечатлела разные эмоции, но в той или иной степени они изображали страдания и надрыв. Как та маска, что была куплена Аозаки и из-за которой мы познакомились с мастером. А еще эти лица вполне определенно напоминали лица убитых девушек с фотографий – овалом, чертами, пропорциями. Держа в руках эти две маски, я медленно перевел взгляд на третью, недоделанную маску, лежащую в ворохе мелких опилок. Вот зачем нужен воск… И от этого осознания мне стало невыносимо горько и больно, словно мне плюнул в лицо или ударил дорогой мне человек. Я почти представил себе выражение лица Шики, когда она узнает об этом. Он убил собственную жену, насилует, убивает и уродует женщин. Микия, тебе все еще его жалко? Тебе жалко этого раздавленного пожранного собственной пустотой и болью человека, а не этих несчастных девушек? Да. Похоже, ничему меня жизнь не учит.

В тишине я услышал, как где-то хлопнула дверь. От неожиданности я чуть не выронил фонарь и стал поспешно запихивать маски обратно в шкаф – на ощупь, потому что свет я выключил. Снаружи уже доносились голоса. Вслепую на ощупь я пятился вглубь мастерской, натыкаясь на стулья, озираясь по сторонам и прикидывая, успею ли я добежать до окна, но тут же отмел эту идею, когда уперся спиной в какой-то шкаф, перегораживающий часть комнаты. Я пошарил рукой – слева было пусто, видимо, шкаф стоял посередине. Туда я и нырнул, зажав себе рот и нос ладонью.

Услышав, как открывается дверь, я постарался даже дыхание задержать. Как же я влип. По сравнению с моим нынешним положением, перспектива попасть под статью за проникновение с почти взломом была намного радужней. В полиции, по крайней мере, не срезают с людей кожу и не полосуют лица. А эта мастерская, похоже, была местом, где Накамура и совершал убийства.

Я сам забрался в логово убийцы.

Который, похоже, заманивал сюда новую жертву, потому что один из донесшихся голосов явно был женский.

Щелкнула дверная ручка, послышался скрип открывающейся двери и вспыхнул яркий свет, который меня ослепил. Я зажмурился, хоть и понимал, что нельзя закрывать глаза, что надо быть готовым к возможному бегству.

Спустя несколько мгновений я с трудом разлепил ресницы на казавшемся ослепительным свету и повел головой, оглядываясь. Похоже, я сидел за шкафом, отделяющим рабочую часть мастерской от другой. Прямо передо мной возвышался стол, потертое кресло, в углу – печь. Никакого запасного выхода видно не было, выход был всего один, он же и вход, в который сейчас зашел убийца вместе с новой жертвой. От тяжелых гулких шагов по деревянному полу я едва голову в плечи не втянул и лихорадочно огляделся по сторонам, выискивая что-нибудь, чем можно будет отбиться в случае, если Накамура обнаружит меня здесь и решит напасть. Но, как назло, все инструменты остались в рабочей части мастерской. Рядом лежали в ящике деревянные бруски, видимо, заготовки для возможных масок. Верхняя казалась достаточно увесистой и была больше остальных. За нее я и схватился как утопающий за соломинку, чтобы хоть что-то использовать в качестве самообороны.

Но деревяшка едва не выпала из моих ослабевших пальцев, когда я услышал знакомый женский голос.

Я облился холодным потом. Что она здесь делает?! Не на экскурсию она пошла, это очевидно.

Послышался звук шагов, какая-то возня и глухой стук.

Пренебрегая собственной безопасностью, я, стараясь двигаться как можно тише, с трудом поднялся, опираясь на ноющую ногу.

Снова раздался голос Шики и вслед за этим звонкий шлепок, как от хлесткой пощечины.

Он ее ударил.

В голове у меня зазвенело от ярости, и я выглянул с правой стороны стеллажа.

Внутри меня все смерзлось, из легких разом выбило весь воздух. Я просто стоял и смотрел.

Шики лежала на крышке стола, как кукла. Волосы ее разлетелись по деревянной, когда-то лакированной поверхности стола, надорванный ворот юкаты распахнулся – блеснула бледная кожа ее шеи и плеча, а этот двуличный чокнутый подонок уже навалился на нее сверху.

…первая жертва была изнасилована и жестоко избита…

Я до онемения пальцев стиснул деревянный брусок, которым думал обороняться от Накамуры. Мир перед глазами передернулся багровой пеленой, в которой я очень отчетливо видел, как рука убийцы скользит по гладкому нежному плечу, как узорная ткань сползает с ее плеча, открывая выступающие ключицы и грудь, которые я сегодня ласкал и целовал и которых вот-вот коснутся его грязные лапы. От одной этой мысли у меня еще больше потемнело в глазах и я, как наяву, увидел, как деревянный брусок со всей силы опускается на затылок масочника, проламывая основание черепа и сминая хрупкие косточки позвонков.

Меня вывело из этого ступора, показавшегося мне вечностью и длившегося на самом деле не больше нескольких секунд, резкое движение убийцы, схватившегося за резак и рванувшего Шики за волосы. Она что-то сказала ему, тихим голосом, я даже не разобрал – кровь прилила в голову и так стучала в висках, что казалась мне оглушительным грохотом. В ту секунду я как-то не задумывался, почему Шики лежит под ним так покорно, что она может дать яростный отпор и зачем-то бездействует, позволяя этому чудовищу хватать ее за ноги.

Наверное, впервые в своей жизни я разозлился настолько, что был готов ударить человека и забить его до смерти.

Рванувшись из своего сомнительного укрытия, я метнулся к ним и обрушил зажатый у меня в руке деревянный брусок ему на голову – наотмашь со всей силы. И я бы попал, если бы в этот момент Накамура неожиданно не согнулся пополам и шарахнулся от меня, видимо, успев заметить боковым зрением мое движение. УБЛЮДОК!

– ОТОЙДИ ОТ НЕЕ! – чуть не врезавшись в стол, я развернулся и бросился на выпрямившегося убийцу, ударившись плечом ему в грудь. Вместе мы с грохотом влетели в какой-то верстак, от удара развалившийся под нашим весом, а Накамура уже с силой отшвырнул меня от себя. Теперь уже я спиной врезался во что-то твердое, на поверку оказавшееся стеллажом и обрушившееся на меня банками с красками, стеклянными бутылками и еще какой-то дрянью вперемешку с обломками полок. От удара я потерял равновесие и свалился на колени.

========== 2.9 ==========

Он был мне противен.

Отчего-то даже более противен, чем Ширазуми, Арайя и весь выводок его подопытных кроликов. И дело было даже не в том, что, навалившись всем своим весом, он трогал меня своими грязными руками, полагая, что может меня изнасиловать. Хотя и в этом тоже. Но больше – в том, что он был до омерзения жалок. Я могла понять его ритуалы, маски, нанесенные увечья, убийства, но сейчас он напоминал животное: с бездумным вожделеющим взглядом, потеющими руками и учащенным дыханием. Его гримаса напоминала его же маску, которая так восхитила Аозаки: выпученные бездумные глаза, искаженные похотью черты и ни капли осознания.

Черт возьми, Накамура – просто слабак, который не в силах выдержать груза своего греха. Каждый раз он позволяет пустоте поглотить себя.

Это падение.

Бегство.

Трусость.

Одним словом – слабак.

Моя голова дернулась в сторону, когда он наотмашь ударил меня меня по лицу. Щеку обожгло, губу разорвало о зубы, и я почувствовала металлический привкус крови во рту. Впрочем, Мастер был аккуратен: повреждение было только внутренним. Кажется, он ценил внешнюю красоту и благопристойность. Я облизала губы и проглотила слюну, наполовину смешанную с кровью.

Нет, меня это не устраивало.

Накамуре нужен был секс, пусть с налетом садизма, но это вовсе не то же самое, что убийство. Я же хотела увидеть в нем совсем другую жажду.

Я начинала злиться.

Поймав его взгляд, я указала глазами на инструменты, и он меня понял. Он потянулся к набору резаков и, наконец, выбрал резак с широким длинным скошенным на конце лезвием, предназначенным, должно быть, для того, чтобы снимать широкие полосы стружки с дерева. Но мастер Накамура был новатором в своем деле, он предпочитал снимать мягкую и влажную стружку с лиц. Я улыбнулась мастеру, наконец ощутив знакомое влечение. Нож легко скользнул в мою ладонь, я с удовлетворением ощутила его тяжесть. Накамура еще считал себя хозяином положения, не подозревая, что хищник уже стал дичью. Мне нравилось поддерживать у нем эту наивную уверенность. Он опрокинул меня на свой столярный стол, пытаясь задрать подол юкаты, нелепо размахивая передо мной своим жалким оружием и поддерживая под коленом, совсем как Ширазуми. Я почти чувствовала его слюну на своей коже.

Я рассмеялась.

– Ну ты и мудак…

Мастер отлетел от моего удара на пару шагов, сгибаясь пополам от боли, бросился обратно, но на него обрушился еще один удар – сзади, он наотмашь рассек воздух резаком.

– ОТОЙДИ ОТ НЕЕ!

Это крик почти оглушил меня. Сердце узнало этот голос раньше, чем мозг, дернулось к горлу, заливая жаром лицо. Словно деревянный истукан, я машинально уклонилась от резака Накамуры, сжимая рукоять ножа, и смотрела, как Микия бросается на убийцу, и тот его отталкивает, к счастью, выронив свой резак.

Стук отскочившего от деревянных половиц инструмента отрезвил меня.

Поправив разорванную на вороте юкату, я спрыгнула со стола и шагнула навстречу Накамуре, наперерез Микии, поднимавшемуся с колен из-под груды рухнувшего на него стеллажа.

– Не двигайся, – скорее прорычала, чем сказала, я. По правде, я даже не знала, на кого я зла больше: на Микию, появившегося так некстати и заставшего меня в не самый мой лучший момент, или на Мастера, который оказался менее привлекательной добычей, чем я рассчитывала.

Накамура взвыл, как раненный зверь, попятился к одному из шкафов, шаря по полкам рукой в поисках нового оружия. Затем заметив выроненный им резак, уставился на него с видом загнанного зверя. Носком дзори я подтолкнула резак к нему.

– Микия, – мир начал распадаться на куски, обнажая багряные линии смерти, я отвела руку с ножом назад, – никогда не становись у меня на пути. Никогда не прерывай мою охоту…

Накамура бросился вперед. В его ладони блеснула тонкая линия стали и я, загородив Микию, выставила руку с ножом, почти не глядя. Ножи с лязгом соприкоснулись у самого моего лица, и я успела различить удивление и страх на лице Мастера, прежде чем оттолкнула его резак от себя. Кажется, он наконец, узнал меня.

Он попятился, затравленно исподлобья глядя на меня.

Дичь нашла своего охотника.

Мразь.

Я рассекла воздух ножом, отводя его назад, готовясь к прыжку. Накамура тоже крепче сжал свой резак в ладони, вынося его вперед.

– Шики! Нет!

Я не повернулась на возглас Кокуто.

Нет, не сейчас.

Не сейчас, Микия.

Сейчас я должна порезать этого чертового ублюдка на куски.

Мягко оттолкнувшись пятками от пола, я прыгнула вперед, различая четкие контуры смерти Мастера. Мой нож должен окраситься кровью, иначе…

Прежде чем я успела нанести удар, Накамура вдруг выронил нож и упал на колени, закрывая лицо руками.

– Нет! Пожалуйста, нет, не убивайте меня. Я… Я не понимаю…

Я остановилась над ним с занесенным для удара ножом.

Он закрывал голову руками, как ничего непонимающий ребенок перед заносящим над ним молоток пьяным отцом. На его лице были слезы, глаза распахнутые и глядящие недоверчиво и наивно. Тьма окружавшая его с момента, когда я переступила порог его дома, рассеялась, словно туман. Теперь в мастерской остался только один убийца, и это была я.

– Чертов ублюдок, – я рассекла над ним шкаф, и он кусками дерева обрушился на голову Мастера. Отвернувшись от него, я убрала нож обратно в рукав, встречаясь взглядом с Микией.

Худшего окончания охоты не придумаешь. Нечто подобное уже случалось – с Фуджино – но даже тогда я не чувствовала такого разочарования. Я могла убить его сейчас, но это будет всё равно, что зарезать ягненка на скотобойне. Я не мясник. И я не могла сделать этого на глазах у Микии. Теперь не могла.

– Что вы… Что вы здесь делаете? – Накамура Гэндо-сан, третий по счету, выбрался из-под груды обломков.

– Ты привел меня сюда, – я повернулась к нему, пытаясь разгадать его прошлые эмоции. Но теперь в его взгляде не было больше ни страха загнанного зверя, ни жажды убийства, ни похоти – только безграничное и даже несколько радостное удивление. – Ты собирался отрезать мне лицо и изнасиловать мой труп.

Накамура нахмурился, потом недоверчиво улыбнулся и, потирая ушибленное Микией плечо, как ни в чем ни бывало, поднялся на ноги.

– Извините, но я вас не понимаю. Если вы по поводу выставки, то у меня еще недостаточно работ. После прошлой маски хорошо раскупались, у меня остались только самые первые мои образцы… Да, поблагодарите за меня Ямамуру-сана, от покупателей не было отбоя.

Его лицо разгладилось, он улыбался безмятежно, словно не было никаких убийств и истязаний ни в чем не повинных девушек и его собственной любимой жены, словно он даже не слышал того, что я ему сказала.

– У него совсем разум помутился… – хрипло проговорил Кокуто за моей спиной. – Полный распад личности…

– Может, чаю? Минако всегда рада гостям.

– Минако? – переспросил вдруг Микия, и я с удивлением услышала в его голосе злость.

Я повернулась к нему и сделала шаг в сторону, когда он, не глядя на меня, механически стирая текущую по щеке смесь белил и крови, тяжело шагнул к стоящему на коленях мастеру. Микия сгреб его за воротник рубашки, рывком поднимая на ноги, и со всей силы врезал ему кулаком в скулу. Накамура, бывший выше и крупнее Микии, отлетел к стене, ударившись спиной об закрытое окно, и ошарашено уставился на него, зажав разбитую скулу. А тот все смотрел на него, загнанно дыша, все так же не опуская подрагивающую руку, сжатую в кулак.

Я вдруг расхохоталась, чувствуя как напряжение из-за неудовлетворенной жажды убийства и гнев меня отпускают. Смех буквально согнул меня пополам. Кокуто удивленно посмотрел на меня, затем на свой кулак, медленно разжимая пальцы, и улыбнулся своей фирменной немного смущенной улыбкой.

Накамура не стал возмущаться, грозить полицией, как любой «безвинно» пострадавший человек на его месте. Он только улыбался жалкой и потерянной улыбкой и бормотал что-то себе под нос. О Минако. И, мне кажется, он впервые называл ее по имени. Похоже, под всеми его масками, он и сам понимал, что заслужил намного большего.

В это мгновение зачирикал домофон, в котором послышался чрезвычайно знакомый голос кузена Кокуто Дайске:

– Накамура Гэндо, это полиция. Откройте.

– Надо уходить. Я уже засветился в этом деле… – Микия кивнул на светящийся экранчик домофона. – У Дайске, наверное, ордер на его арест.

– Он запер дверь, – я хотела уже было открыть дверь ножом, но Накамура Гэндо встал, испуганно пятясь от нас, нашарил в кармане ключ, и подошел к двери. Левая рука его свисала плетью – в этот раз ему определенно досталось от Микии больше, чем от меня. Точнее от меня ему совсем не досталось.

– Накамура-сан, – любезно окликнула я его, когда он выходил из мастерской, – ты убил ее. Свою жену Минако, и двух других девушек. Признай это.

Его лицо снова исказилось, и я с удовлетворением отметила, что на этот раз – от боли. Словно ведро воды вылили на него сверху. Он посмотрел на меня, и я отчетливо увидела того призрака, Ноппера-бо, что встретила прошлой ночью. Токо не права, он не пугает – он только боится и бежит. Бежит, теряя себя и свое лицо в своей собственной тьме. На меня смотрела его пустота. Тот, кто был некогда Накамурой Гэндо, выдающимся мастером масок, стал никем – маской без очертаний и эмоций. И, должна признать, это была мастерская работа, знать бы только чья…

***

Мы вышли вслед за Накамурой из мастерской. Судя по голосам у ворот, полиция и впрямь нашла улики для его ареста. Не самый плохой итог. А вот нам еще предстояло постараться выбраться отсюда незамеченными.

– Обещай мне, что, когда мы отсюда выберемся и ты приведешь себя в порядок, ты позвонишь Азаке и согласишься на всё, что она тебе предложит, – я с невозмутимым видом обозревала высокую стену забора, – и сделаешь вид, что тебя не волнует почему я тебя об этом попросила. Тогда я, в свою очередь, не буду спрашивать тебя о том, что ты забыл в мастерской серийного убийцы… Идет?

– Прости… – вздохнул он, помогая мне взобраться на ограду, а потом ухватился сам, с сопением подтягивая тело. Я молча приняла его помощь и не подала руки, когда сама оказалась уже наверху, хотя Микии с его ногой, может быть, и требовалась помощь, просто потому, что мне показалось, что он не хочет, чтобы я ему помогала. – Но ведь и ты тоже пошла за ним. Ты же знала, чем это может закончиться.

«Я – другое дело!» – хотела было возразить я, но прикусила язык. Он был рассержен и подавлен одновременно, и я уже пожалела о своих словах по поводу Азаки. Не стоило на него спихивать мною же созданную проблему. В конце концов, кто виноват, что я начала плести эти дурацкие интриги за его спиной? Сама же и виновата. Возможно, проще было просто договориться, а не тайком, словно воры, пробираться к мастеру, чтобы столкнуться там лбами.

Спрыгнув со стены, я прислонилась к ней, дожидаясь, когда спустится Микия.

Кокуто прав, я тоже пошла за Накамурой. Потому что хотела его убить, убить его до того, как им заинтересуется Кокуто и решит проверить, что прячется у него в чуланах. Может быть, я понимаю Микию куда лучше, чем мне кажется? Я просто хотела его опередить и разозлилась, что не успела. И с какой стати я теперь выговариваю ему, как маленькому ребенку, что ему делать, а что нет?

Мы шли молча. Я так ему и не ответила, не зная, что я еще могу тут сказать. Извиниться, что пришла за Накамурой? Или сказать, что он волен нарываться на каких угодно маньяков, если того хочет? И то, и другое было неправдой. Я не жалела, что пришла к Накамуре, и убила бы его, если бы мне представилась такая возможность, и я не хотела, чтобы Микия подвергал себя опасности просто из любопытства, не имея при себе ни оружия, ни помощи.

И всё же мне казалось, что я должна ему что-то сказать, но разговоры никогда не были моей сильной стороной. Поэтому начал опять Микия.

– Глупо получилось, я знаю. Я утратил над собой контроль. Когда я увидел, как он тебя… – он повел плечами, словно замерз, хотя ночь обещала быть теплой. – Как он к тебе пристает… как он тебя лапает, – он поднял голову, посмотрев на меня, на надорванный слегка ворот кимоно. – Это очень личное. Мне неприятно, когда к тебе прикасается другой. А если так прикасается, грубо, вторгаясь в твое личное пространство, туда… Где тебя касалась только ты сама… или я, то я действительно был готов его убить. Особенно когда он ударил тебя.

Я молча слушала его, сосредоточенно глядя себе под ноги и чувствуя, что щеки заливает краска стыда, совсем как тогда, в феврале, когда на меня истекал слюной Ширазуми Лио, словно метил свою добычу языком и следами зубов. Я не рассказывала Микии об этом и, наверное, никогда не расскажу. Это была другая сторона меня, которую я не хотела ему показывать. И тем неприятнее были теперь его слова. Тем неприятнее была себе я сама, не сопротивлявшаяся Накамуре, желавшая подтолкнуть его чуть дальше, к убийству… Микия с его прямотой и внутренним светом всегда умел четко высветить всю мою внутреннюю грязь.

И именно его я в итоге подтолкнула к убийству.

Эта мысль показалась мне отвратительной. Я не могу толкнуть его в ту же пропасть. Микия – тот, кто не позволяет мне убивать, тот, кто верит в человека, даже преступившего черту. Его доброта – то в чем, я смогла увидеть другую себя, лучшую свою сторону. Если он утратит это, он потеряет всё, он потеряет и самого себя… Это убьет его.

– Микия…– я посмотрела на него. Он был весь в ссадинах и следах от краски. А я не знала, как продолжить. Бравада в духе ШИКИ или что-либо еще, чем я пользовалась столько времени, опять мне изменили, я снова не знала, что сказать, совсем как в школе, когда одноклассник вдруг стал проявлять ко мне внимание.

– Шики, я не хочу тебя нервировать своей чрезмерной опекой. Разумом-то я понимаю, кто ты, на что способна, что угрожало Нак… убийце, – поправился он. – Но я не могу просто стоять и смотреть, как другой мужчина так себя ведет по отношению к тебе.

Мы остановились на почти пустой платформе, и он повернулся ко мне. Его пальцы бережно заправили края порванной юкаты.