Текст книги "Граница пустоты: посмертная маска (СИ)"

Автор книги: RinaCat

Соавторы: Варя Добросёлова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Такси остановилось, завизжав тормозами. Водитель оказался лихачом, мы доехали очень быстро. Расплатившись, я выбрался на мостовую и огляделся по сторонам. За моей спиной ярко сверкнули фары и погасли – такси уехало, и я остался в переулке один. Впереди высились решетчатые ворота той самой стройки. Проверив под футболкой заткнутый за пояс нож, я медленно двинулся к воротам. Натруженная за день нога болела, это было очень скверно, потому что в случае чего я не смогу бежать. Все мои визиты в подобные места заканчивались… неудачно. То комой, то реанимацией, то покалеченной Шики.

Остановившись у ворот, я прислушался. Я думал, Кикути-сан уже будет здесь, наверное, ей далеко ехать. Потрогав стальную цепь, связывающую створки ворот, я вытащил телефон и, помедлив с полминуты, убрал его обратно. Если Дайске начнет трезвонить, даже звук вибрации будет слышен издали, здесь было невероятно тихо, гулко тихо как-то.

Наверное, только благодаря этой звенящей стеклянной тишине я отчетливо услышал какой-то отдаленный шум, похожий на эхо голосов. Голосов? Неужели Кикути-сан не дождалась меня? Или же это… Накамура с жертвой?

Протиснувшись в приоткрытые створки ворот, я двинулся между подъемным краном и катком, в настоящий лабиринт из стройматериалов к темной неясной громаде строящегося здания. Зрение постепенно привыкло к темноте, я стал идти потише и осторожнее, уже не натыкаясь на груды мусора и на сваленные металлические балки. После потери глаза зрение стало хуже, конечно, все же обзора не хватало, плюс трудно было фокусироваться. Я так и не мог определить источник звука. Если это были и люди, то поблизости их явно не было. Видимо, я неправильно оценил расстояние в темноте, а разыгравшееся воображение и нервы подбросили мне слуховую галлюцинацию. Я так уже дошел почти до самого основания стены строящейся высотки, но ничего не обнаружил и уже развернулся, чтобы вернуться ко входу на стройку, когда откуда-то донесся нарастающий шум, похожий на треск, потом звон, словно осыпались стальные леса, трубки от которых были раскиданы вокруг. Я вздрогнул от неожиданности, беспомощно завертел головой и вдруг краем глаза заметил где-то справа и сверху светлое пятно, словно что-то свалилось или упало с лесов, покрывавших стену.

Послышался глухой удар и все стихло.

Волосы зашевелились у меня на загривке. Почему-то безжалостная память подбросила мне новое воспоминание – покрытый алой блестящей кровью черный асфальт, разметавшиеся по нему намокшие темные волосы, заляпанная багровым белая школьная рубашечка и порвавшиеся гольфы. Та девочка-самоубийца, которую притянула Кирие Фудже. Неужели… Я сам не заметил, как перешел на бег.

То, что показалось мне бесформенным светлым пятном в ночи, оказалось человеком. Он лежал словно поломанная кукла на бетонной площадке недалеко от ступеней крыльца строящегося здания, тут было достаточно скудного ночного света, чтобы различить, что это девушка. Темные короткие волосы, кимоно… КИМОНО?

Что-то сдавило в груди, я не мог вздохнуть. Запнувшись об кучу песка больной ногой, я упал на колени, но рывком заставил себя подняться и припустил со всех ног к неподвижно лежащей девушке. Еще не видя ее лица – она лежала на правом боку, спиной ко мне – я уже знал, что я увижу.

– Шики… – я свалился кулем рядом с ней, уже вблизи опознав светлую юкату, и рывком перевернул ее на спину. К горлу подкатил спазм, в груди все свело от невыносимой боли, в сто крат сильнее, чем при любой моей панической атаке.

Вся ее юката была темная и липкая, заострившееся, словно вырубленное из камня бледное лицо, приоткрытые губы, веки закрытых глаз покрывали темные пятна и полосы, о происхождении которых не нужно было долго задумываться. Ее левая рука была вывернута под неестественным углом, словно изуродованная жестоким ребенком рука куклы, еще больше, чем после битвы с Фуджино. Дрожащими руками я ощупал липкую жирную от крови уже насквозь промокшую у нее на груди и животе юкату. Это не может быть от падения, если она на штырь какой не напоролась… Столько крови…

Кровь на алом кимоно, брызги крови на ее бледном лице, замерзшее на губах дыхание.

– Очнись… пожалуйста, очнись… – беспомощно шептал я, пытаясь скользкими от ее крови пальцами нащупать жилку на тонкой шее. Кто мог с ней это сделать? Как она допустила? Говорил же ей, она никогда не меня не слушает, а теперь еще и я нарушил обещание, она рассердится на меня… Пусть сердится, пусть не разговаривает, я это заслужил. Но только пусть она откроет глаза, ни о чем больше не прошу…

Неожиданно ее глаза распахнулись. Возглас радости застрял у меня в горле, на котором в ту же секунду словно стальными клещами сомкнулись ее пальцы. Казалось, Шики не соображает, что делает, ее тело действовало как автомат. Как идеально отлаженный автомат или оружие. Оружие убийства. И ее глаза… Они полыхали синим и обжигали ледяной яростью. И ненавистью.

И смотрели они на меня.

– Накамура!

Я даже звука издать не успел, когда ее рука сжала мое горло, сминая кадык. Из груди снова выбило весь воздух, я только и мог что сипеть, широко открыв рот, беспомощно царапая пальцами ее руку в слабой и тщетной попытке разжать ее хватку.

========== 3.6 ==========

Огромный желтый и равнодушный круг луны мелькнул передо глазами, и рухнул куда-то вверх – сухим треском ломающихся досок. Я увидела улыбку Микии, свои согнутые пальцы черкнувшие по воздуху лишь в миллиметре от его лица, а потом замелькали этажи, железная опора крана, доски и перекладины строительных лесов… Стирая пальцы в кровь, я пыталась схватиться за оградительную сетку, в который раз жалея, что у меня нет ножа, и наконец, в этом преуспела. Левую руку дернуло, выворачивая из сустава, и боль – не столько от вывихнутой руки, сколько от кровоточащей раны под грудью, куда Микия, нет, – Накамура – вонзил мой нож, накрыла меня волной. Тошнота и странные блики в глазах оказались предвестниками темноты, которая окутывала меня, словно одеяло. Я разжала пальцы, которые больше не чувствовала. И снова все завертелось. Прежде чем последние замутненные болью остатки сознания покинули меня, я подобрала под себя ноги, надеясь упасть на ту же руку, что спасала меня не раз…

– Накамура! – выплюнула я раньше, чем из моего горла вырвался стон боли, и на этот раз я сжала пальцы на его шее.

– Ш…ш-шики… Кровь… – прохрипел лже-Микия, но тут же скривился от боли – мои пальцы еще жестче впились в его гортань. О, да… Я переломила бы его лживую шею, если бы вторая рука, сломанная и вывихнутая из плечевого сустава, не была бы так бесполезна. Боль сковывала движения, но ярость полыхавшая внутри не слабее жажды убийства и моих чертовых глаз, разбиравших этого лживого Микию на куски мертвой плоти, но не способные разглядеть его сущность, придавала мне силы. Оттолкнувшись ногами я свалила его на спину и упала на него сверху. Заметив под задравшейся футболкой рукоять ножа, я улыбнулась.

Чуть ослабив хватку на шее, я прижала ногами его руки к земле, и, вынув нож, приставила к его горлу. Чертово дежавю.

– Я не… – он пытался вдохнуть больше воздуха, но мой нож упирался в кожу под его подбородком, заставляя тянуть голову вверх прочь от моего ножа, и он закашлялся. Кадык дернулся, оставляя на лезвии тонкую полосу крови. – Не Накамура! Шики, что…

Договорить я ему не дала. Он снова притворялся, снова!

– Сними свою чертову маску, слышишь?! Или я сниму ее вместе с твоим лицом…

Волосы упали мне на глаза, но я и не хотела видеть его. Только не снова. Я сильнее сжала пальцы на рукояти ножа. Одно движение, только одно чертово движение…

– Шики, нет! Пожалуйста, посмотри на меня!

– Заткнись, – прохрипела я, откидывая волосы и сжав зубы, чтобы сдержать стон боли и ненависти, что жгли меня изнутри.

Но я медлила, бессмысленно сжимая рукоять ножа и глядя на тонкую струйку крови, окрасившую лезвие. Я могла не смотреть, но не могла не слышать голос Микии. Он был такой настоящий – его страх, отчаяние и вдруг нелепое беспокойство:

– У тебя кровь, Шики, ты ранена!

Внезапная мысль поразила меня, и я, наконец, посмотрела на того, кого собиралась убить. Очки съехали на кончик носа, но… Но они были.

Нет, ему не одурачить меня снова…

Я снова прижала нож к горлу Микии, но в следующую секунду повернула его плашмя, завороженно глядя на растекающуюся по лезвию темную каплю крови. Порезанный кадык судорожно дергался в миллиметре от остро-заточенной стороны. Микия все еще хрипел, силясь вдохнуть побольше воздуха, и мой нож ему мешал.

Да, это был мой нож, но не тот, что я отдала Накамуре.

– Кокуто? – почему я назвала его по фамилии, хотя уже давно, как мне казалось, привыкла называть его по имени, я не знаю. В его глазах, как и раньше, почти не было страха, по крайней мере – страха за свою жизнь.

– Кокуто… – уже с убеждением и почти не скрывая боли, повторила я и с силой вонзила нож в землю рядом с его головой. – Что ты тут делаешь, черт возьми?! Я могла тебя убить.

Наверное, я встала слишком резко: перед глазами появились пятна. Но я старалась не обращать на это внимания. Как и на мысль, бившуюся на задворках сознания: «если это опять обман, он возьмет этот нож…»

Я, наверное, покачнулась, или что-то вроде того, потому что Микия, тут же вскочил с земли и попытался меня не то поймать, не то обнять, на этот раз, надо полагать, без ножа за пазухой.

– Вот это я и имел в виду, тебе же больно…

Я почувствовала, что он дрожит. Мне действительно было больно, и стало еще больнее, когда он меня обнял, но я не стала отстраняться. Он снова видел кровь, нож в моих руках и жажду убийства в моих глазах. И снова я ничего не могла с этим поделать. Перед глазами… да что там – всем телом, я помнила свою ошибку, все эти неловкие объятия Накамуры почти на этом же самом месте, и я все еще хотела его убить. В эту секунду едва ли было что-то, чего бы я хотела больше. Забота Микии сейчас была для меня только обузой, бременем.

– Кикути-сан, – вдруг сказал Микия, тяжело выдыхая мне в волосы, – Накамура велел ей прийти сюда, она обратилась за помощью… Я услышал шум и видел, как ты упала. Шики, я опять нарушил обещание…

Я оттолкнула его здоровой рукой и, нагнувшись вытащила нож из земли.

– Это уже неважно. Всё было подстроено, – стараясь не замечать обеспокоенного лица Микии и его желания помочь мне, я пошла обратно к недостроенному зданию. Все тело болело, но кости, за исключением левой руки, кажется, были целы. – Накамурой управляют. Возможно, как раз Кикути-сан…

Перешагнув строительный мусор, я прошла через бездверный проем в просторное помещение, освещенное лунным светом, и опустилась на колени у стены под светлым провалом окна.

– Можешь мне помочь, – я протянула Микии нож, а сама принялась развязывать оби.

– Это Накамура сделал?

Я молча кивнула. Взяв нож, он смотрел, как я развязываю пояс, затем опустился передо мной на колени – осторожно, чтобы не потревожить старую рану.

– Ты приняла меня за него? – Микия принялся бережно высвобождать из рукава мою искалеченную левую руку, вывернутую под неестественным углом.

Я снова кивнула. Наверное, мне стоило объясниться, особенно после того, как я едва не убила его, приняв за Накамуру, – я чувствовала себя отвратительно из-за этого. Но сейчас я была слишком зла и беспомощна, чтобы унижать себя еще и оправданиями. Я сделала то, что сделала. Я не могла сейчас думать еще и о Микии, о его чувствах, фобиях и страданиях. Единственное, что я могла: это не показывать ему насколько мне на самом деле больно.

– Прикуси, – он протянул мне чехол от ножа. – На всякий случай, – после чего обхватил пальцами мое плечо и резко надавил. Раздался противный хруст, от которого меня словно окатило теплой волной, и снова перед глазами заплясали черные пятна. Боясь потерять сознание, я сосредоточилась на мускусном вкусе дубленной кожи на языке, к горлу подкатил кислый ком тошноты, но я не издала не звука, только шумно выдохнула, выплевывая чехол, когда всё было кончено. За ним потянулась тонкая нитка слюны.

– Придется разрезать твою юкату, нужны повязки, хоть временные, иначе ты истечешь кровью.

Микия был бледен, но, кажется, собран и спокоен. Как и всегда. Или по крайней мере делал вид. Склонившись надо мной, он неловко пытался собрать кровь вокруг раны своим носовым платком, но тот сразу же насквозь пропитался кровью.

– Плевать… – я попыталась ему ободряюще улыбнуться и откинулась спиной на стену, позволяя Микии делать то, что он считает нужным.

Снова взявшись за нож, он отрезал подол юкаты чуть выше моих колен, исполосовав его на несколько повязок. Сделав из одного куска тампон, он прижал его к ране и перевязал сверху оставшимися полосами ткани.

– Я звонил Дайске. Они должны устроить здесь облаву, – не поднимая головы, сообщил он, осторожно сгибая в локте мою вывихнутую руку.

– Не нужно. Оставь.

Микия послушно кивнул, натягивая юкату мне на плечи, оставляя бесполезную руку под тканью, и плотно перевязал изрядно пропитавшимся кровью оби, как еще одной тугой повязкой.

– Времени у нас совсем немного, – он встал, протягивая мне руку.

– Чтобы уйти? – я поднялась на ноги и посмотрела на него, понимая, что мои слова прозвучат для него, как худший из кошмаров. – Нет. Полиция с ним не справится. Остановить его могу только я.

Я замолчала. Сказанные слова имели мало общего с тем, что я на самом деле думала: я просто хотела убить Накамуру, любым доступным способом, пусть даже разорвать голыми руками. Но вслух я опять сказала другое:

– Мне нужно забрать мой нож. Не мешай мне, Микия.

– Шики… – он смотрел не на меня, а на нож, который все еще сжимал в руке. Словно через силу он заставил себя поднять голову и посмотреть мне в глаза. – Не пятнай руки в его крови. Он это не заслуживает. Ты уже убила Лио. Этот груз для тебя будет слишком тяжел, – голос его был хриплый и осипший, на шее еще краснели пятна от моих пальцев. – Если нас застанет здесь полиция, у нас будут неприятности. Серьезные. В тех первых убийствах Ширазуми подозревали тебя, ШИКИ. А они поднимут это дело, без сомнений…

Я опустила голову. Я чувствовала себя усталой и разбитой, каждое движение причиняло боль, но всё это не имело никакого значения. В действительности я чувствовала только одно ясное и определенное желание – желание убить этого проклятого мастера. Эта тьма во мне, мой исток, не знающий удовлетворения, наполняла меня покоем и одновременно нетерпением.

Микия только тратил мое время.

В эту секунду я отчетливо понимала, что всё, что было до этого – самообман, что только чужая кровь способна удовлетворить меня. Поэтому я почти не слушала Микию, его слова словно проходили мимо меня, бессмысленно сотрясая воздух и отражаясь от стен. Это было гадко по отношению к нему, но я не могла сосредоточиться на том, что он говорил. Его слова казались какими-то чужими, они словно раздваивались, я слышала звуки, но не понимала, не чувствовала их смысла и силы. И в тоже время я знала, что он прав. Микия всегда был прав, разумен, добр… Все его слова всегда подтверждались, и даже его вера в меня, казалось, оправдалась, но… Сейчас это не имело для меня никакого значения. Боль и гнев, нет – жажда убийства – была сильнее любых его доводов, сильнее голоса моего собственного разума. Я хотела видеть кровь Накамуры на своих руках, и мне были безразличны любые неприятные последствия, которые меня могли ждать впереди.

– Если я не могу тебя удержать от этого, то я просто буду рядом. Мы пойдем вместе, – он схватил меня за руку, словно пытаясь удержать.

Глядя на сомкнутые вокруг моего запястья пальцы, я поняла, что Микия не отступит, что он будет бежать за мной, если придется. На его лице читались боль и решимость. Не страх за меня, а боль, которую я причиняла ему своими словами.

«Шики, нет! Пожалуйста, не надо!» – перед глазами словно воочию я увидела его лицо – растрепанную челку, шрам, глядящий на меня глаз, расширенный от ужаса. И мне вдруг опять показалось, что меня водят за нос. Нет. Я тряхнула головой, приводя себя в чувство.

– Ты будешь мешать. Я не хочу беспокоиться еще и о твоей безопасности, – грубо ответила я, выдергивая руку. – Оставайся здесь, и не выпускай из рук этот нож. Иначе… – я помедлила, – иначе, я могу снова принять тебя за него.

Я старалась не смотреть ему в глаза. Я не могла открыто признать, что могу отличить его от Накамуры только по виду ножа в его руке.

– Прости… Больше нет времени на болтовню.

Неожиданно для него я ударила его в грудь правой рукой и сделала совершенно подлую подножку, заставляя его упасть. Мои глаза вспыхнули, искажая Микию ломаными линиями.

– Шики… что…

Этого было мало. Я сделала шаг вперед, и он машинально попытался отползти от меня, совсем как много лет назад, когда пытался убежать от меня по бамбуковой роще. Я отчетливо помнила место, куда ударил его ножом Ширазуми, и сейчас видела линию, которая могла убить его ногу окончательно.

– Шики, это я, все хорошо…

– Прости, Микия… – я жалко улыбнулась, понимая, что едва ли он сможет простить подобное, и с силой наступила на его старую рану. – Но мне нужно идти…

Взвыв от боли, Микия повалился набок, стиснув пальцами больное колено. От его крика у меня зазвенело в ушах. Микия скорчился от боли, но словно через силу разогнулся и потянулся ко мне. Я отчетливо увидела в освещенном луной квадрате его пальцы, скребущие пол, и сделала шаг назад. Волоча за собой больную ногу и упираясь локтями, он вдруг пополз ко мне, словно большое насекомое, все еще надеясь меня остановить.

– Шики!

Мне вдруг показалось, что он хочет поднять голову, чтобы посмотреть на меня, и меня обуял ужас от мысли, чтó я могу увидеть в его взгляде. Я отступила, натыкаясь спиной на стену, и еще более дикая мысль оттолкнуть его, ударить его снова, всё, что угодно – даже убить, но только не допустить этого взгляда, ворвалась в мой ум, и вместе с ней я почувствовала невыразимое отвращение к себе, даже брезгливость…

Микия снова рухнул на бетонный пол всего в нескольких шагах от моих ног, воя от боли, и я, не в силах больше видеть его, ринулась к лестнице в темноту.

– ШИКИ!!!

Комментарий к 3.6

Яду мне, яду! Т_Т #боль_и_пустота

========== 3.7 ==========

Все эти интрижки магов, что до, что после моей смерти (так стало проще делить время на определенные моменты), уже начинали порядком надоедать. Когда я впервые встретил Лелль, мое отношение к магам, как ни странно, изменилось в лучшую сторону. Это был первый человек после Пресвятого Кокуто, кому не было наплевать на мою жизнь, и действительно первый человек, которого расстроила моя смерть. Но, в конечном счете, мое пребывание в мире иллюзий не было слишком долгим – Бецалелль на деле оказалась не таким кудрявым ягненком, каким показалась мне в начале. Ее внешний вид не позволял думать о ней как о сумасшедшей или озлобленной на целый свет алхимичке, держащей немного яда за щекой, и, представьте мое удивление, когда одним прекрасным днем, я стал замечать некоторые темные стороны своей кудрявой спасительницы. Я никогда не задавал никаких вопросов, всеми способами косил под слепо-глухонемого, делая вид, что меня совершенно не волнуют, не интересуют и вообще не колышат ее дела. Отчасти это было правдой. В конце концов, я людей живьем жру, само собой разумеется, что удивить или шокировать меня своими делами Лелль не могла, но разочаровать – пожалуй.

В один прекрасный день, она все-таки удостоила меня некоторыми подробностями своего пребывания в этом городе, а именно: про клиническую непереносимость «дряхлой рыжей лисицы», и всего, что было с ней связано. В этом пункте, насколько я помню, меня больше всего волновала Шики Рёги, а также всё, что произошло с Кокуто, но ничего по этому поводу я спрашивать не стал, как и вдаваться в омерзительные подробности ее мести. Всё, что мне нужно было знать, я знал.

Возможно, стоит упомянуть, что хотя неожиданная откровенность Лелль не вызвала у меня удивления, я точно помню, что весь остаток недели у меня было скверное настроение, которое пришлось компенсировать нескольким очень передержанным наркоманам, которыми я заедал тошнотворное чувство отвращения. В то время я еще не осознавал, чем может быть вызвана эта странная щепетильность, а потом понял, что дело в магии Лелль, противоборствующей моему истоку поглощения. Она вернула меня «оттуда», нанизав на новую нитку – какие-то еврейские загогулины красовались теперь на моем горле, а я прыгал уже под их дудку. Мне осточертело быть марионеткой истока, магов и их чертовых штучек, но альтернатива, предложенная ножом Шики Рёги, меня радовала куда меньше. Времени на то, чтобы научиться сосуществовать с этой новой хренью на горле, понадобилось немного больше, чем слиться с истоком поглощения в прошлом, но, должен признаться, жизнь с этой гребаной татушкой стала куда более сносной.

Я был в долгу у Бецалелль. Может, это тоже была часть плана и действия ее магии, но я был благодарен и признателен ей за все, что она для меня сделала и не мог просто так взять и уйти. Тем более, она сама сказала, что не собирается меня удерживать. Так и было. Меня никто не держал, но по иронии судьбы, я всегда находился, если не совсем рядом с ней, в ее каморке или временных убежищах, то, по меньшей мере, где-нибудь неподалеку, держа Лелль в поле своего зрения.

Первую трещину в моих чувствах к ней положил этот несчастный мастер. По правде сказать, сперва я искренне верил в то, что алхимичка пытается помочь ему. Почему я так решил? Да потому что я был сам живым доказательством милосердия этой женщины. Но в конечном счете Лелль стала вести себя по отношению к Гэндо Накамуре так же, как Арайя ко мне, что показалось мне весьма омерзительным. Сперва я не хотел в это вмешиваться, но с каждым днем мое доверие к ней и уверенность в ее мотивах таяли. Я не показывал этого открыто, наши отношения, казалось, были на прежнем уровне, да и я старался не вызывать подозрений. И сейчас я был почти уверен, что поступил правильно. Так я мог сохранить и отношения с Лелль, и продолжать делать всё, что посчитаю нужным. Совсем как сейчас.

Я сидел на крыше высотки, доедая свой ужин, со смаком откусывая тонкие костистые фаланги пальцев очередного передозированного наркомана, выплевывая ломкие пожелтевшие ногти и тонкие короткие косточки в пустую большую упаковку от чипсов, чтобы потом поделиться этим лакомством с дворовыми собаками. Лениво потянувшись, я запихнул последние кости в пакет, аккуратно его запаковал и убрал в сумку, которую использовал как опору во время своего наблюдения. С неохотой поднявшись, я перекинул сумку через плечо, подошел к самому краю высотки и просто шагнул на воздух.

Никогда не получается даже на секунду застыть в воздухе перед падением, но тем не менее я не могу перестать так делать – в память о днях, когда я только начинал баловаться с истоком, придавшим мне позже звериную силу. К счастью, сейчас я обошелся без вывихов и переломов. Зацепившись пальцами за пожарную лестницу ближайшего к высотке дома, я вскарабкался по ней на соседнюю крышу и продолжил свой путь к назначенному «Кикути-сан» месту встречи.

На стройке, которая с учетом ночи и ясной полной луны, показалась мне настоящим раем, развернулось чарующее зрелище: я так и застыл за одним из кранов с расширенными от удивления глазами, глядя на лежащую на земле Шики. Что-то едва не заставило меня дернуться в ее направлении, выйти из убежища, но Кокуто не заставил себя ждать. Глупо, но если бы Микии не было здесь, наверное, я бы все-таки кинулся ей помогать, рискуя оказаться снова порубленным на куски. И я был прав в своих опасениях: несмотря на свою травму, Шики резво прыгнула на Микию, явно собираясь его убить. О, Лелль была бы в восторге: всё шло, как по маслу. Впрочем, я знал, что Шики никогда не убьет Кокуто, даже если очень захочет. Так и произошло. Скукота.

Я плавно переместился от крана к стене, в самую густую часть тени, растворяясь в темноте. Привалившись спиной к стене и съехав по шершавой бетонной поверхности на землю, я обхватил себя руками, чтобы унять дрожь в теле, от которой меня буквально подбрасывало. Я вдыхал сладкий, манящий запах страха, исходившего от Микии, запах крови и ярости Шики Реги. Я хотел бы их съесть – обоих, чтобы они навсегда стали моими, но что-то сопротивлялось во мне – должно быть, то же, что заставило мое сердце подпрыгнуть, когда я увидел ее, летящую вниз. Запрокинув голову назад, я хищно скользнул кончиком языка по дрожащим губам, пробуя этот запах на вкус. Рот обильно наполнился слюной, я проглотил очень большой комок, только что не подавившись им. Если бы я не решил перестраховаться перед тем, как идти сюда, и не набил живот до отказа, вряд ли бы мне удалось так спокойно и осмысленно сдерживать себя сейчас, давясь слюной. Теперь я мог контролировать себя, и я был почти уверен, что смогу удержаться даже оказавшись сейчас с Кокуто в одном помещении.

Собравшись с разбегающимися, словно тараканы, мыслями, я перебрался ближе к тому месту, где укрылись Кокуто и Рёги. Воздух далеко вокруг этого места уже пропитался запахом крови, будоража мою кровь. Вдруг мои уши пронзил вопль Кокуто, и я на мгновение замешкался. Но нет, это был крик боли и отчаяния, а не тот, который боялся услышать я. Что ж, Юрико Кикути-сан, она же алхимик Бецалелль, переходим к плану «В»?

Когда стихли шаги Рёги, я вылез из-под строительных лесов и перебрался через пустое окно в зал, где все еще раздавался скулеж брошенного Кокуто.

Это было жалкое зрелище. Стонущий от боли Микия вызывал смешанные чувства отвращения и жалости. Даже мне казалось, что лицо этого добродушного парня не должно быть искривлено такой отвратительной гримасой, да и нечего ему было валяться в этой грязи. Совсем не место.

Я медленно и бесшумно прошел к лежащему на бетонном полу Кокуто, взяв его за воротник футболки, и легко поднял над полом, перетащив его к стене.

– Эй, Кокуто… – позвал я, отойдя на пару шагов в сторону.

Он с трудом приподнял голову, и его единственный зрачок расширился, совсем как в прошлый раз под воздействием наркотика. Я ожидал чего-то подобного, ужаса в глазах, это его забавное выражение лица, когда человек настолько напуган, что дыхание застывает у него в легких. Да, все это, конечно, было вполне ожидаемо, учитывая подробности нашей последней и далеко не самой радостной встречи, но все-таки я был разочарован. Ведь я ожидал увидеть прежнего Микию, который непременно обрадовался бы и моему «счастливому воскрешению» и тому, что его возлюбленная Рёги Шики так и не стала убийцей. Конечно, обстоятельства не позволяли такого поворота событий, но этот чертов придурок Кокуто мог бы ты хоть немного включить свое хваленое благоразумие и понять, что все, что произошло в прошлом, там и осталось.

– Сем… – я уже поддался вперед, все еще надеясь на радостную встречу, но он не договорил, и в его взгляде мелькнуло нечто новое – понимание? – нет, это был очередной самообман: – Накамура-сан. Так к вам обращаться? Хотя вы утратили свое имя вместе с лицом и разумом…

Я почувствовал, как губа против воли вздергивается в беззвучном рычании, открывая стиснутые зубы. И почему это вызвало у меня такое раздражение?

– Вы хотели убить Шики… – я услышал знакомый скрежет по бетонному полу, и мои глаза округлились. Нож? Уж не собирается ли он убить меня или Накамуру, за которого меня принимает? Шики – дура, раз доверила такую опасную игрушку добряку Кокуто, того и гляди поранится.

– Вы совершили столько убийств, что даже с вашей травмой вам нет прощения. Вы уже мертвы. Это только вопрос времени.

Возможно, стоило переждать, пока Кокуто не успокоится и своим безумным страхом не перестанет крутить перед мордой льва свежим окровавленным куском мяса, тем самым побуждая меня кинуться на него и разорвать на части, но он меня разозлил. Я подошел к нему и рывком поднял его за воротник футболки, как дохлую курицу. Впечатав Микию в стену, я придвинулся к нему вплотную, чтобы он мог хорошенько разглядеть мое лицо.

– Нет, не так ко мне обращаться. Мое имя Ширазуми Лио, Микия, неужели ты уже успел забыть? – глаза безумно расширились, зрачок сузился в тонкую линию, а на губах заиграла прежняя улыбка-оскал, безобразно искривлявшая мое лицо. От гримасы, застывшей на лице, сводило мышцы. Неприятно было снова окунуться в это порочное состояние человека, висящего на последней ниточке от того, чтобы стать животным. Безумное, сумасшедшее, ненормальное, гадкое, жалкое и отвратительное создание, ничтожное подобие животного и человека – вот во что Микия обрекал меня снова облачиться, только ради того, чтобы доказать, что я не был тем оборотнем, за которого он меня принял.

Отобрать у него нож мне не составило труда. Изящное орудие убийства, наверняка, принадлежащее Рёги. На первых порах я откровенно намеревался вонзить его ему в ногу, о чем дал понять Микии, картинно опустив взгляд вниз. Подобная затея казалась мне слишком мелочной, но он об этом не знал, поэтому забарахтался в воздухе, как пойманный заяц, стуча пятками о стену, к которой я его прижал. Тогда, ухмыльнувшись, я поднял нож к его лицу, чуть склонив голову набок, чтобы лучше видеть его глаза под очками, которые я аккуратно поднял кончиком кожа на темную всклокоченную макушку. Точнее, только один глаз. Второй, незрячий, закрытый, я выудил под копной челки, которую тоже заботливо отодвинул лезвием ножа. Но глаз уже был травмирован и не представлял особого интереса, разве что шрамом полюбоваться, но моя собственная работа не вызывала у меня ни малейшей радости, только отвращение. Это уродство не шло такому человеку, как он. Но я не остановился. Пока что моего бешенства хватало на то, чтобы доиграть эту второсортную комедию до конца, и я медленно, настолько медленно, насколько это вообще было возможно, переместил нож от одного глаза к другому, приблизив как можно ближе к целому хрусталику.

– Теперь узнаешь меня, кохай? – я не мог сдержать той плотоядной улыбки, которая против воли расползалась у меня по губам лишь от одного того чувства, что у меня в руках был еще живой, почти здоровый человек. Такого уже давно со мной не случалось.

– Кто из нас живет сумасшедшей жизнью, а? Кокуто? Знаешь, теперь я понимаю то, о чем ты говорил мне в ту ночь. Я убил человека, но забыл про свой грех и просто убежал. Я внушил себе, что ненормальному человеку можно совершать ненормальные поступки… – эти слова до сих пор жгли мне язык, но уже не так сильно, по сравнению с тем разом, когда я впервые попробовал их на вкус, спустя несколько дней после своего воскрешения. Но говорить все равно было неприятно, потому я говорил очень медленно, с печалью, но не забывал при этом скользить кончиком ножа по ресницам своего бывшего товарища, обводя веко.