Текст книги "Лимб (СИ)"

Автор книги: Ремаркова дочь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Малфой стоял у стены, скрестив ноги и уголок его губ подергивался, словно он пытался удержать смех:

– Пришла забрать меня? А я думал, сработает или нет. Но раз маленькая львица здесь, то, очевидно, я всё сделал правильно. И, Грейнджер, ты пойдешь со мной сегодня вечером. Сама. Добровольно. Не трать понапрасну нервы и время.

– И по какой причине, позволь узнать? – её уверенность слегка поумерилась в обществе Малфоя, словно они черпали ее из одного котла: если у него было сорок процентов, то у нее – шестьдесят, а если у него – семьдесят, то ей оставалось лишь тридцать.

Гермиона словно физически чувствовала, как душевное равновесие утекает сквозь пальцы.

– Потому что получишь последнюю подсказку об артефакте, и, конечно же, твоя золотая кудрявая голова наконец догадается, что он из себя представляет. Мы идем праздновать! И ты сможешь еще раз сказать мне спасибо, – Малфой, полный веселья, наклонил голову и приподнял брови.

Да он издевается!

Щеки Гермионы залились румянцем, и она отступила на шаг. Врожденное любопытство не позволяло ей упустить такой шанс, но выбраться за рамки безопасной палаты было тревожно.

Ещё и с Малфоем, которому она не доверяла ни на йоту.

– Да брось, Грейнджер, – снова растягивая гласные, он откинулся головой на стену. – Разве я не заслужил благодарности за то, что практически безвозмездно помог вам с Поттером в этом деле?

Гермиона могла поклясться, что примерно таким же тоном змей уговаривал Еву в раю.

– А пометочки, что ты очень помог следствию, тебе не будет достаточно? – предприняла еще одну попытку Гермиона, хотя уже понимала, что проигрывает.

– Если бы я удовлетворялся столь малым, то разливал бы собственные знания по сосудам и отдавал за бесценок, – Малфой не переставал улыбаться.

– Ты бы помер с голоду на вторую неделю, – пробурчала Гермиона, – так куда мы идем?

– В одно злачное место, о котором в приличном обществе не говорят, – Малфой оторвался от стены и приблизился к ней. – К тебе домой.

Гермиона оторопела:

– Какого… хрена, Малфой? Что тебе надо у меня дома?

Ну уж нет, только этого не хватало. Мало того, что он был в её мыслях, с этими его разгадай-меня поступками, так ещё и напрашивался к ней домой.

К ней. Домой!

– Видишь ли Гре-е-ейнджер, – нарочно протянул её фамилию Малфой, – когда ты увидела аврора с той стороны двери, ты не подумала, почему он там стоит?

Она не думала.

Точнее она думала, что это гарант того, что Драко не сбежит, но сейчас понимала, что это глупо, ведь Гарри сказал, что он свободный человек я и они не имеют на него точек давления. Гермиона нахмурилась по двум причинам: она впервые мысленно назвала его Драко и её подмечающий детали мозг упустил такую важную деталь об авроре.

Это не слишком хорошие знаки. Оба.

– Он стоит там, потому что я не самый желанный гость в родной Британии, и примерно девяносто процентов ее славных граждан мечтают если не закопать меня на заднем дворе, то хотя бы плюнуть все в лицо. А мне, как ты видишь, идет серый цвет, – он слегка выпрямился, отчего его идеальная мантия благородно зашуршала и послушно облепила его видную фигуру.

– Хорошо, но подсказку вперед, – твердо заявила Гермиона.

– Пытаешься торговаться? Недурной подход, только ты забываешь, тасуя колоду, – в его глазах мелькнуло что-то дикое, отчего Гермиона прижалась спиной к двери, а он наклонился ближе к её уху, – что играешь с Дьяволом.

И всё же от его дикого взгляда что-то словно замерцало в ней.

– Я не согласен на твои условия, потому что слишком хорошо тебя знаю. Стоит тебе догадаться, и ты ускачешь на бравом коне за Поттером и Уизли. А потом будешь таскать их за собой, как какую-то редкую дичь, пока не найдешь артефакт и не бросишься в пекло со своей позволь-мне-умереть улыбкой. Так что нет, Грейнджер, ты ведешь меня домой, а потом я даю тебе подсказку. Или ты идешь домой одна и без подсказки. Выбор за тобой.

Гермиона заскрипела зубами – мерзавец не оставил ей выбора: она, словно муха, запуталась в его паутине и лишь надеялась, что, затянув её путы покрепче, он просто насладится зрелищем и уйдет.

Но шанс этот был крохотен.

– Хо-ро-шо, – произнесла она по слогам. – Мне стоит кого-то предупреждать?

– Боишься за свою честь, гриффиндорская львица? – его тон не предвещал ничего хорошего, но она точно знала, что вся его игра в «догонялки» с ней не более, чем способ смутить.

Он, конечно, выигрывал.

– Полагаю, можно не беспокоиться, ведь едва ли информация – равноценный обмен на моё худощавое тельце, – припомнила она Малфою его же слова, сказанные в первую встречу.

– Должен признаться, я бы попридержал свой язык, приди ты на первую встречу в той атласной зеленой блузке, – Малфой явно набирал обороты в своей игре, где Гермиона просто заливалась краской и открывала рот, как немая рыба.

– Вот и попридержи свой язык сейчас! Пошли.

Она развернулась и дернула дверцу на себя. Кивнув аврору, прошла мимо, не задерживаясь, пока Малфой её не нагнал.

– Всё пытаюсь представить твою квартиру. Дай угадаю, бордово-золотое хлопковое постельное белье, книги, сорок кошек, пустой холодильник и увядший цветок? – Малфой откровенно веселился.

Гермионе стало немного стыдно от того, как близко он подобрался к истине.

Но и у ГермионыГрейнджер были свои секреты.

– Увядший, как твое чувство юмора, придурок, – прошипела она, на что Малфой лишь засмеялся.

В Атриуме практически не было людей, поэтому Гермиона четко произнесла адрес и переместилась в свою квартиру. За ней последовал Малфой.

Прибыв в квартиру, он внимательно огляделся и подошел к её панорамному окну, вглядываясь в шумящий под окнами город:

– Ну ничего себе, гриффиндорская девочка годами прятала чувство вкуса? Почему же это не распространилось на мужчин?

– Откуда тебе знать, вдруг что-то изменилось? – Малфой повернулся так резко, что Гермиона подумала, что сказала что-то не то, но в его глазах проскользнул интерес.

– Твои попытки флиртовать очаровывают своей невинностью, Грейнджер, – от его слов Гермиона споткнулась у стола, с которого убирала пергаменты и книги о египетской мифологии.

Флиртовать? Это так выглядело? Боже, она же просто…

– А еще неуклюжесть, – Годрик, он решил её добить? – В этом доме есть что-то спиртное или съестное?

Гермиона достала бутылку вина, что осталась со дня рождения.

– Больше ничего нет. А нет, еще креветочные чипсы остались, – Гермиона потянулась за закуской, хранящейся в верхнем ящике, но, когда увидела испуганно скривившееся выражение его лица, засмеялась так заливисто, как не смеялась уже давно.

Вместе с этим её нога слегка сместилась, и она почувствовала, что падает. Ужас грозящего позора мгновенно отпечатался у нее в мозгу. Не хватало еще распластаться прямо перед Слизеринским Принцем в неприглядной позе. Словно ей в жизни мало унижения.

Но Малфой, сам Драко Малфой, оказался рядом с ней и схватил её за руки. Буквально на одно мгновение они оба застыли, глядя друг другу в глаза, пока его взгляд не соскользнул на её губы, а тело не напряглось, застыв, как изваяние.

Однако в этот раз она опомнилась первой и оторвалась от него, слегка прочистив горло.

Черт, она и правда думала, что он её поцелует.

Она возмущена, или что она испытывает? Что это за дрожащее ощущение внутри?

Малфой мгновенно взял себя в руки, в отличие от неё.

– Помнишь, что я сказал о неуклюжести? Забудь, она совершенно не очаровательна. Я вообще поражаюсь, как с таким уровнем координации ты смогла дожить до конца войны!

Ей даже не было обидно, она вдруг осознала, что это своеобразный способ Драко Малфоя заполнить смущающую паузу. Ей даже начинала нравиться их «оскорбительная горячая картошка».

Гермиона поставила перед Малфоем креветочные чипсы. И оглядела гостиную. Все было неплохо. Она не заставляла квартиру ничем кроме книг. Ей нравился минимализм, а может ей просто ничего не было нужно: столовая, соединенная с кухней, панорамное окно, стеллаж, диван, кресло и пара столиков. Она не так много времени проводила дома, большей частью Гермиона оставалась на работе пока глаза не начинали слипаться. А потом она приходила спать.

На выходных иногда к ней заглядывали Гарри или Рон, но на этом всё.

– Я могу заказать пиццу, – неуверенно предложила она, направившись к телефону.

– Я вынужден согласиться, потому что твой дом явно не подготовлен к бурным вечеринкам и приятельским вечерам. Очевидно, без внешнего вмешательства вечер развлечений превратится в вечер «унылых и трезвых». А это не совсем то, на что я рассчитывал.

Вместо ответа Гермиона набрала номер пиццерии за углом. Малфой явно не собирался облегчать ей жизнь.

***

– Почему ты помогаешь нам? – Гермиона смогла решиться на этот вопрос только при поддержке двух бокалов вина.

Малфой покрутил в пальцах бокал, с секунду выглядя так, словно хотел утопиться в вине.

– Я помогаю тебе. Хотя изначально меня попросил Поттер, да, – Малфой растянулся на другой стороне её длинного дивана, потягивая вино и поедая пиццу, привезенную двадцать минут назад.

Эти двадцать минут были наполнены неловкой тишиной, так как у Гермионы не хватало смелости начать разговор. К счастью, вино эту погрешность нивелировало.

– Поттер меня не особенно интересует, хотя, признаться, иметь в долгу Спасителя магического мира и выгодно, и приятно. Это называется долгосрочная перспектива, – он фыркнул.

– А какая выгода от помощи мне? – Гермиона с трепетом ждала ответа. Наконец она получит ответ на вопрос «почему я».

Малфой, казалось, задумался, раскрывать ли свои мысли ей.

– Есть несколько причин и определенная выгода, – ответил он, кивнув чему-то в своей голове.

– Какая выгода?

Он же не рассчитывал в самом деле, что она не переспросит?

– Кто бы не хотел поработать с самым умным мозгом столетия? Да и что может помочь обелить фамилию Малфой, как не помощь всеобщей любимице Гермионе Грейнджер?

Гермиона замолчала – выглядело вполне по-слизерински, однако вряд ли на этом было всё.

– У тебя на всё больше одной причины, Малфой, почему я?

Малфой усмехнулся:

– Наверное, мы с тобой похожи больше, чем кажется на первый взгляд.

Она не знала, как реагировать на его откровенность. Чем же они похожи? Он – чистокровный наследник Слизерина, не желающий видеть дальше своего носа без собственной на то выгоды, она –магглорождленная гриффиндорка, борющаяся за права других существ. Что вообще у них может быть общего?

– А по-моему, нет никого более далекого друг от друга, чем мы, – сказала она и почему-то вспомнила, как чувствовались его пальцы у нее на щеке.

– Возможно, в воспитании, но не во взглядах на мир и войну, – он прищурился, и она уловила в его голосе какую-то хитрую нотку. – Будешь отрицать, что тебе со мной хорошо?

Гермиона бы поперхнулась вином, если бы пила – легкий туман в голове расслаблял её, делал смелее или глупее.

– А ты будешь отрицать, что нарушаешь границы? – нахально сказала она, вздергивая подбородок.

– Нет.

– Нет, не будешь отрицать или нет, не нарушаешь границы?

Малфой слегка придвинулся к ней на диване. Он был еще достаточно далеко, чтобы коснуться её, но достаточно близко, чтобы она увидела, как его зрачки расширились.

– Нет, не буду отрицать, да, нарушаю границы. Я намерен сломить к чертям все границы в твоей голове.

Она едва не задохнулась и в предвкушении облизнула губы.

– Разве это не последняя наша встреча? Я узнаю сегодня об артефакте, а ты будешь свободен.

– Я и так свободен, и нет. Помимо того, что из себя представляет артефакт, я также знаю, где его искать и кто замешан в этом деле. Однако этой информацией я по-прежнему не буду делиться с тобой просто так.

Гермиона удивилась тем чувствам облегчения и ожидания, что затопили её. Если бы она могла запереть чувства, как мысли, эти бы точно стоило запереть. Столь неправильными они казались.

А главное, по отношению к кому!

– Мы сражались по разным баррикадам, а сейчас ты помогаешь мне. Что бы сказал одиннадцатилетний Драко Малфой, узнай он о своем сотрудничестве со мной и Гарри Поттером? – она усмехнулась в свой бокал и взяла кусочек пиццы.

Ей нужно было приплести Гарри, так их взаимодействие словно обезличивалось. Было таким, каким должно было быть, без всех этих игр между ними.

После его слов о предстоящих встречах с души словно упал груз, и она была слишком пьяна, чтобы разбираться в этих ощущениях. Как героиня известного романа, она собиралась подумать об этом завтра.

– Он бы плевался ядом, поганил меня и тебя грязными словечками, говоря, что никогда не станет «предателем крови».

Предатель крови. Пожиратель.

Магглорожденная. Чистокровный.

Гриффиндор. Слизерин.

Весь магический мир пестрил ярлыками, как табличками на вокзале.

Как легко снимались одни таблички и вешались другие на одного и того же человека без каких-либо сожалений и раздумий. В этом магический мир был однобок и жесток.

Она выиграла войну. Магглорожденная гриффиндорка, герой войны, лучшая подруга Спасителя магического мира. Только спасена ли она сама? Победила ли она? Чувствует ли она себя победившей? Разве так себя чувствуют победители?

– Это всё лишь одна сторона медали, – скорее для себя, чем для него ответила Гермиона.

– Да, но для меня медаль была всегда повернута только этой стороной.

Она подняла на него взгляд. По его лицу не получалось определить, был ли Малфой пьян, разве что челка беспорядочно спадала на лоб.

Она придвнулась к нему и заговорила тише о том, что терзало её с самого начала работы с ним:

– Я видела тебя в ту ночь в Мэноре, – она сама не понимала, почему сейчас завела с ним разговор, который не заводила ни с кем. Она ненавидела ту ночь, ту ночь, что убила в ней её. – Видела, как мама держала тебя, пока ты вырывался, как отец наложил на тебя Силенцио.

Лицо Малфоя окаменело. Словно холодная белая статуя он застыл – невозможно было сказать, слышит он её или погрузился в те страшные часы её пыток.

Она наклонилась так близко, что теперь его волосы слегка подрагивали от её дыхания.

– Видела, как ты дрожал.

Это сломало всё.

Она впервые чувствовала себя королевой шахматной доски. Она управляла его эмоциями, она вела. Его лицо по-прежнему не выражало ничего.

Она залпом допила вино. Ей так хотелось увидеть, что он чувствует. Сорвать эту маску с его лица, заставить его показать свои эмоции.

– Я видела твою боль. Мне так хотелось попробовать её на вкус.

Ледяная маска Малфоя треснула.

На секунду Гермионе показалось, что он выкрикнет что-то или даже ударит её: в его глазах промелькнуло вначале удивление, потом решимость и что-то дикое, отчего кончики её пальцев словно горели, так хотелось коснуться его.

Она знала, что делает. Было глупо отрицать, что не она это подстроила, поэтому, когда он запустил руку ей в волосы и впился в губы, это не стало неожиданностью.

Это стало таким долгожданным, таким необходимым, что она придвинулась навстречу и приоткрыла губы, отпуская себя, позволяя своим губам раскрыться, а пальцам, наконец, коснуться его.

Сквозь грубый поцелуй она слышала, как он зарычал, когда ее пальцы проскользнули в его волосы. Он мягко прикусил ею нижнюю губу и провел пальцем по щеке, надавив на её подбородок, углубляя поцелуй.

Где-то на краю сознания она подумала, какие его волосы мягкие и приятные и как горячо целуется Малфой.

Его поцелуй буквально пил её стоны, а его рука поглаживала её щеку у края волос, не отрываясь от неё ни на секунду. Вкус терпкого вина и аромат Малфоя просто лишали её рассудка. Его губы соскользнули по её подбородку к шее, оставляя повсюду россыпь укусов, зализанных его же языком. Гермиона не смогла сдержать хриплый полувздох-полувсхлип наслаждения.

Его рука начала спускаться от её волос по шее вниз, что подтолкнуло её к решительным действиям: она обвила ногой его бедро и тем самым столкнула его бокал, который с оглушительных грохотом разбился вдребезги.

Это отрезвило их обоих.

Гермиона отодвинулась от Малфоя на приличное расстояние, чтобы понять, что он, кажется, ничуть не смущался тому, что они тут устроили.

– Я… Я уберу, пока осколки… – Гермиона, пошатываясь, вскочила и направилась на кухню за совком и веником.

– Грейнджер? – она практически подскочила от звука его голоса, так она была напряжена. – Приятно думать, что мои поцелуи мешают тебе мыслить здраво, но ты вообще-то волшебница. Или в твоем доме не работает экскуро?

Малфой издевался над ней, но это было привычно. В какой-то мере, это успокаивало. Гермиона вернулась к палочке и одним взмахом убрала беспорядок.

– М-м-м, да, – она потопталась на месте и села на кресло, подальше от… Соблазнителя? Соблазненного?

Сейчас было совсем не время думать об этом, но краска всё равно залила её щеки.

– Какой из поступков, по-твоему, является самым благородным? – задал вопрос Малфой, поправляя взъерошенные ею волосы.

Она, не отрываясь, смотрела, как он делает это, испытывая одновременно восторг и смущение. Зачем ему это? Разве он не должен высмеивать её постыдное поведение этим своим ртом, способным на все эти чудесные и очень значимые вещи?..

Так, Гермиона, возьми себя в руки.

Позволив себе сосредоточиться на вопросе, она выпалила без промедления:

– Помощь невинным, слабым и беззащитным.

Малфой удовлетворенно кивнул.

– Какое животное больше всего помогает воинам во время битвы? – его вопросы шевельнули в её памяти какое-то воспоминание, что-то из старой книги.

В голове открывались и перелистывались тысячи фолиантов.

– Лев? – подсказал ей Малфой.

В её голове наконец-то щелкнуло.

– Конь, ведь лев нужен тому, кто защищается. Конь же преследует убегающего. Я собираюсь нападать в бою, а не защищаться! Малфой, это Глаз Гора! – Гермиона вскочила и подобралась к стене, на которой были развешены её догадки. Она мгновенно протрезвела, и даже былое смущение отступило в тень по сравнению с её догадкой.

– Умница, – сказал где-то близко к ней, за спиной, тот, кто всё время это знал.

– Конечно! И как я раньше не догадалась! Всё сходится. Уаджет – Око Гора – всевидящее око. Он олицетворял собой вечное движение к лучшему и давал владельцу талисмана бесконечный запас энергии. Считается, что использующий Уаджет обладает неиссякаемой энергией и способен бороться неделями с противниками, ведь амулет постоянно восполняет энергию.

– А еще Уаджет приносили на поле боя, когда верх могла одержать любая из сторон. Уаджет практически гарантировал победу в равном бою, – добавил Малфой, направляя её.

– Значит, они хотят принести его на битву. Но кто? – она повернулась и даже не ожидала, что он будет стоять так близко. Вероятно, она даже ударила его

волосами, когда поворачивалась. Он, казалось, тоже заметил это, потому сделал шаг назад.

– А это ты узнаешь завтра. На сегодня приключений хватит, – Малфой отступил к камину и, слегка поклонившись, улыбнулся ей.

– Это была неплохая партия, львица. Мы повторим.

Зеленое пламя проглотило его, прежде чем она смогла придумать достойный ответ.

Прежде чем он увидел вызов в её глазах.

========== Часть 6 ==========

– Так значит, Пожиратели планируют воспользоваться артефактом в какой-то предстоящей битве? – Гарри провел рукой по волосам, не сводя глаз со стены следствия в её квартире.

Стоящий рядом с ним Рон в большей степени играл роль молчаливой поддержки. Прекрасный стратег, он, тем не менее, никогда не отличался дедуктивными навыками Гермионы или интуицией Гарри.

– Мы не знаем, Гарри, – Гермиона вышагивала по комнате, огибая немногочисленные предметы мебели.

– Малфой сказал еще что-нибудь? – уже в который раз задал вопрос Гарри.

– Нет. Только то, что это Глаз Гора. Существует старая легенда о Горе – в египетской мифологии боге неба и солнца в облике сокола, сыне богини плодородия Исиды и Осириса, бога возрождения. Его символ – солнечный диск с распростертыми крыльями. Перед тем как навсегда удалиться в Дуат, Осирис подверг сына испытанию, дабы увериться, что Гор готов вступить в борьбу с могущественным Сетом. Он спросил его, какое из животных, участвующих в сражении, он считает самым полезным? Гор ответил, что коня. Тогда Острил удивился и спросил, почему конь, а не, к примеру, лев? А Гор ответил, что лев нужен тому, кто защищается, а конь – тому, кто преследует убегающего.

Гермиона впервые задумалась над тем, что Малфой, при всех его отталкивающих чертах характера, обладает, несомненно, самыми ценными, по её мнению, достоинствами – смекалкой и умом.

– Кто имеет виды на артефакт, он тоже расскажет, но позже, – она замялась: ей вовсе не хотелось признаваться друзьям в том, что она, подобно мухе, вляпалась в паутину игр слизеринца.

– Не удивлюсь, если он сам всё это и затеял. С Малфоя станется, – проворчал Рон, очевидно всё еще не переросший детскую вражду.

Этот комментарий породил в душе Гермионы какую-то неконтролируемую агрессию. Как мог Рон делать такие выводы даже не пересекаясь с новым Малфоем?!

Так его окрестила для себя Гермиона. «Новый Малфой». Это давало ей возможность думать о нем, не возвращаясь к предрассудкам, которыми пичкали их всех в детстве. К тому же на фоне прошедшей войны задиристость Малфоя казалась нелепой и глупой шуткой. И «Нового Малфоя» Гермиона не могла дать в обиду. Хотя бы на правах того, что она единственная, кто его знал.

– Прекрати, Рональд! Малфой и так помогает нам практически безвозмездно!

У неё в памяти всплыло воспоминание о вчерашнем вечере: о его руках, блуждающих по её телу, о её пальцах в волосах Малфоя, о его губах.

Да, именно так безвозмездность и выглядит, мисс.

Не желая спорить с ней, Рон лишь хмуро бросил что-то о «защите слизеринцев» и заткнулся, долго и сонно моргая.

– Когда он назовет имена? – Гарри наконец оторвался от стены и прошел на кухню Гермионы так по-хозяйски, словно она принадлежала и ему тоже.

И Гермионе нравилось, что все они знали, где стоит банка с кофе или корм Живоглота. Эти мелочи даже спустя столько лет делали их троих семьей. По сути, единственной семьей, которая у нее была.

Гарри заварил две чашки кофе для себя и Рона и мятный чай для Гермионы – они расселись за барную стойку небольшим кругом, как когда-то давно сидели в башне Гриффиндора, разгадывая очередную тайну.

– Так и что мы будем делать?

Забавно, что именно Рон всегда начинал этот разговор. И всегда с этого вопроса. Похоже, роль ведущего в их игре с годами начала устраивать его.

– Гермиона выяснит у Малфоя имена, а я постараюсь покопаться в делах прошлых лет, может быть, смогу найти что-то подозрительное. Что мне искать, Герм? – Гарри отпил кофе и взглянул на поморщившуюся подругу.

– Попробуй поискать упоминания о некой битве, где у противника была невероятная сила. Безусловно, магия находится у волшебника в крови, но это ресурс, который истончается. Нельзя применять непростительные на протяжении нескольких часов, это магически истощит тебя, как и любая темная магия. С Уаджетом же этого не требуется – с ним магия неиссякаема, и волшебник может часами уничтожать противника посредством темных сил. Попробуй пока ориентироваться на это. И, Гарри, мне нужен доступ к библиотеке Отдела Тайн.

Закончив, Гермиона сделала глоток чая. Все это время она не сводила глаз с друзей, каждый из которых выглядел так, словно его пожевала мантикора. Очевидно дело было в очень раннем пробуждении, но она не испытывала вины за то, что попросила их срочно прийти – это дело не терпело отлагательств.

Рон откровенно клевал носом, и порой Гермионе казалось, что он поддерживает видимость беседы просто ради того, чтобы она не ткнула его вилкой в ребро, как делала еще в Хогвартсе.

– Я попробую организовать тебе доступ и пришлю потом сову с разрешением, – наконец ответил Гарри, позевывая. – Когда ты к Малфою?

Рон на секунду оживился. Его лицо скривилось, словно он съел что-то несвежее, но через мгновение он снова сонно зашатался. Гермиона вздохнула: ей не хотелось даже предполагать, чем обернется сегодняшняя встреча. Каждый раз, когда она выстраивала какой-то план, Малфой переворачивал все с ног на голову и повязывал сверху бантик неожиданности. По этой причине она постоянно вылетала из его палаты, как пробка из шампанского.

– Ближе к вечеру, – снова вздохнула она. – В ОМП есть дела, которые требуют моего присутствия.

Гарри кивнул и продолжил пить чай, глядя, как Рон постепенно сползает со стула направо, сонно приоткрыв рот.

– Поможем ему? – тихонько спросила Гермиона.

– Спасение утопающих – дело рук… – продолжить Гарри не успел, так как раздался жуткий грохот и отчаянные ругательства Рона, свалившегося с неустойчивого стула под их заливистый хохот.

***

Ludovico Einaudi – Low Mist – Day 1

Ей не нравилось, когда всё шло не по плану.

Ей нравились планы. Планы её успокаивали. Позволяли четко продумывать свои действия, мысленно разыграть диалоги и предугадать вероятную реакцию собеседника.

Сегодня Гермиона продумала всё: она придёт в палату, поздоровается, сядет на стул, не будет вестись на провокации, не даст шуточкам Малфоя осквернять всё святое на Земле, не заговорит о вчерашнем вечере и Малфою не позволит о нем говорить, ответит на вопросы, узнает имя, поблагодарит Малфоя, поднимется со стула и уйдет.

Она не будет оборачиваться и не окажется в глупой ситуации. Да. Так она и поступит.

Можно подумать, нелепые ситуации, в которых она оказывалась, – её личный выбор.

«Но засовывать свой язык Малфою в рот тебя никто не принуждал», – внутренний голос явно не был к ней благосклонен: он осуждал её не хуже бабки Мери и бил по больному.

Итак, захожу, здороваюсь, сажусь.

Гермиона толкнула дверь и мгновенно растерялась.

Единственный минус любого плана заключался в том, что если с самого начала всё шло не так, то перестроиться было гораздо труднее. Для Гермионы это и вовсе было сродни катастрофа.

Малфоя в палате не оказалось.

Ну и когда он явит свой венценосный лик, интересно? Что удивило её сильнее всего, так это то, что в палате не оказалось также и стула – спасительного, согласно ее плану, места. Вообще. Только кровать и тумба, на которой стояла ваза с цветами.

Стоп, погодите-ка, цветы?

Это казалось странным, с какой стороны не посмотри. Малфой и цветы? Звучало как какая-то сюрреалистическая заготовка. Гермиона подошла ближе. Прекрасные бело-голубые гортензии не оставляли ни единого шанса не восхититься ими. Чудесные слабоароматные создания смотрелись даже как-то нелепо в этой холодной темнеющей палате.

Она присела на кровать и уставилась в окно. Палата погружалась в сумрак, и за окном появлялись ненастоящие звезды над пустующим полем. Гермиона откинулась на спинку кровати и закрыла глаза, представляя, как бы чудесно пахло сейчас осенью на улице. Мокрые стволы редких деревьев подъездных аллей, отражающаяся в лужах футуристическая башня Шард в холодном Лондоне, дыхание-пар, суетный влажный шум типичной осени.

Гермиону покрыло мурашками восторга.

– Почему ты не делаешь этого? – прямо над ней раздался знакомый голос, преследовавший её во снах. – Почему не живешь полной жизнью?

Ну вот опять, все планы к черту. И снова эти вопросы, как шипы. Как иголки. Все эти разговоры с Малфоем и правда ощущались, как иглоукалывание: слова-иглы проникали в неё, задевали её напряженные нервы, делали ей больно, но в то же время… лечили её. Пусть извращенно, но расслабляли.

Потому что даже спустя столько лет, она вся была как один напряженный нерв, который вот-вот должен был лопнуть.

– Почему ты думаешь, что я не живу полной жизнью? – Гермиона приоткрыла глаза и заметила его фигуру у окна.

– Ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос, когда я попадаю в точку.

Было что-то таинственное в том, чтобы толком не видеть его – только слышать и ощущать.

– А ты почему? – она не могла так сходу ответить, ей всё ещё нужны были гарантии его честности.

– То, что люди зовут полной жизнью сильно преувеличенно, либо же только я получаю суррогат. Не могу прочувствовать до конца. И тут только два варианта: либо что-то со мной не так, либо что-то не так с этим чертовым миром, – Малфой вздохнул, и его силуэт в сиянии звезд слегка шевельнулся.

Гермиона все еще не видела его лица, и, пожалуй, так было даже лучше.

В темноте легче быть честной. Темнота впитывает всё, взамен даря больше, чем солнечный свет, – возможность быть искренним. Наверное, поэтому люди так часто признаются в грехах и любви под покровом ночи.

В темноте тебя больше.

– Я не знаю, как, – она опустила голову и утопила взгляд в полу, словно стыдясь своего признания. – Я просто не знаю, как это. Для меня работа и друзья и есть полная жизнь. Я словно не создана для остального. Иногда мне кажется, что в то время как мы разгадывали загадки и пытались спасти мир и себя, мы упустили что-то. Словно пока мы учились тому, как выжить на войне, другие впитывали в себя, как жить после войны. А для нас поезд уже ушел. И когда война закончилась, каждый из нас остался выброшен на спокойный берег мирной жизни, где мы не умели и не знали ничего, кроме войны. Вот почему Гарри и Рон пошли в Аврорат. Вот почему я сижу здесь с тобой. Мы не умеем ничего, кроме войны.

Слова лились из неё рекой. Оказывается, ей было так нужно это. Нужно признаться себе во всем. Нужно, чтобы хоть кто-то её услышал. И то, что этим кем-то стал Малфой, уже даже перестало быть диким. Она не смогла бы заговорить об этом с Роном, потому что Рон так старался жить после войны, так пытался стать как прежде, что, заговори Гермиона с ним о чем-то подобном, это могло бы свести все его усилия на нет. Не могла она открыться и Гарри, который по-прежнему винил себя в каждой смерти и в каждой поломанной душе.

А кто она сама, если не покалеченная душа?

Малфой опустился рядом с ней, и Гермионе стало как-то спокойнее. Теперь они оба сидели на больничной кровати, освещаемые только звездно-лунным светом, и его голос звучал так четко и звучно, словно в её голове.

– Каждый из тех, кто прошел войну, принес свою плату. Цена победы слишком велика, только в самом начале мы этого не понимаем, ведь в военном договоре цена не указана. Ты узнаешь, как дорого придется заплатить, только после победы. Кажется, мы все расплачиваемся до сих пор.

В уютном молчании прошло несколько минут.

– Селвин, – тихо произнес Малфой и, судя по шороху, поднял голову к окну.

– Спасибо, – так же тихо ответила Гермиона.

Почему-то она не могла вспомнить ни одного такого же интимного момента с кем-то, кроме Гарри или Рона. Так что же делает человека близким тебе? Годы совместной дружбы? Пережитая война? Совместная боль?

«Боль врачует боль» – вспомнила она строчки древнеримского писателя. И не так ли это было? Разве надрывные вопросы Малфоя не помогали ей перешагивать могильные ямы, так и не закопанные в её сердце? Разве не он стоял позади неё, пока она, сбивая руки в кровь, закапывала в душе взорванные и разминированные снаряды военных лет? Разве не то, что у него самого все руки в земле от похороненного детства, сближает их, так и не ушедших с военного поля даже спустя шесть лет?