Текст книги "Лимб (СИ)"

Автор книги: Ремаркова дочь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Грейнджер снова сделала это. Она снова его обошла во всем. Он мог бы ненавидеть ее за это как раньше.

Но то, что она взрывала внутри него фейерверк, было слишком далеко от ненависти. Чертовски далеко.

В голову Малфоя пришла неожиданная и свежая мысль, так что он крутанулся в кресле и практически сразу вскочил, едва не снеся пузырек с воспоминанием о бездарном сеансе с Лонгботтомом.

Гермиона… она же…

Ме-е-ерлин. Он даже в мыслях называет её по имени. Он вляпался по самое дерьмо.

И он подумает об этом позже.

Сейчас важнее иное: Гермиона была рождена в другом мире. А травму она получила в магическом. Триггеры вполне могли сработать на любое явное проявление волшебства и играть с этим не стоило, но что, если попробовать дать ей что-то из маггловского мира?

Малфой вышагивал по кабинету, едва замечая, как серая мантия колыхается за ним, задевая стул для посетителей, а небо за заколдованным окном постепенно затягивают облака.

Первым порывом была арт-терапия, но он не встречал у Грейнджер хоть какой-то тяги к искусству, за исключением их воображаемого похода в музей, но и это было его идеей.

Нужно вытащить её ассоциации на поверхность, чтобы понять, как именно она видит свою роль в войне. Драко передернуло, стоило вспомнить, как сильно её сознание сопротивлялось и выталкивало его, как она кричала и плакала, истерически расцарапывая кожу на ладонях, как умоляла его оставить её одну в её безопасном мире.

Малфой чувствовал, словно убивает её, мучает не хуже Беллатрисы, и это убивало его самого. Воспоминание до сих пор было словно отпечатано на обратной стороне его век. Прекрасные волосы Гермионы прилипали к лицу, по которому стекали крупные слезы отчаяния. Она качала головой и просила его отступить.

«Что не так, Гермиона? Постарайся вспомнить, что было в Мэноре? Почему ты не помнишь экзамены, которые сдавали Поттер и Уизли? Смотри на меня, нет, Гермиона, нет, смотри на меня. На меня. Почему ты работаешь в ОМП? Что не так, Гермиона, найди нестыковку. Гермиона? Гермиона, что не так?»

«П-прошу тебя… н-не н-надо!»

Она всхлипывала так сильно, что не могла дышать.

«Много чего не так, и тебе никак этого не изменить, оставь это! Тебе не надо исправлять меня, потому что я не сломана! Я счастлива здесь, слышишь?! Не надо меня исправлять. Я – это я. Просто не с ними… Просто… здесь».

«Вернись к ним, ты нужна им».

Драко тогда старался говорить твердо, отделяя себя доктора от себя мужчины. Пытался хоть на секунду забыть, что погряз в чувствах к своей пациентке.

Она по-прежнему мотала головой и всхлипывала, не желая признавать, что заперта в собственном разуме.

Ой, да нахуй всё.

«Давай же, последний рывок. Вернись… ко мне. Вернись ко мне, если я тебе нужен».

Он сказал это. Он действительно сказал это. Дал ей надежду, что, если она выберется, он будет здесь. Он заберет её, и они попробуют выстроить что-то светлое и сильное, не опираясь на старые сгнившие военные доски.

И будь он проклят, если они не попробуют.

Малфой вырвался из воспоминаний. Его окатило холодной дрожью. Никогда и ни за что он не хотел бы проходить через это снова. Ему даже не нужен был омут памяти, так хорошо он помнил каждое движение и каждое слово Грейнджер. Он должен был ей… И себе.

Он признавался себе открыто. В её выздоровлении у него есть своя выгода.

Он хотел Грейнджер себе.

Сейчас ему нужно было постараться привязать её к новой реальности, менее радужной, чем та, которую выстроила она сама. В этом ему могло помочь что-то, что делало её счастливой в прошлом, но не стало бы триггером сейчас.

Драко ухмыльнулся. Книги.

Конечно. Гермиона Грейнджер и её книги.

Улыбка быстро сползла с лица, когда он осознал, что магические не подойдут. Только маггловская литература.

Закрыв глаза и сосредоточившись на собственном образе в голове, Драко взмахнул палочкой, и темные брюки превратились в маггловские джинсы, а серая мантия – в серое пальто. Малфой наколдовал зеркало и, слегка взлохматив платиновые волосы, убедился, что не очень отличается от обычных магглов, идущих с работы.

Он шагнул в камин и произнес домашний адрес. Столп зеленого пламени выплюнул его в квартире, которая была заполнена дневным светом, что Драко даже счёл слегка противоестественным. Он нечасто бывал дома, в последние месяцы предпочитая оставаться ночевать в кабинете, чтобы быть рядом, если состояние Грейнджер станет нестабильным, что по статистике происходило чаще всего ночью. Казалось удивительным, что большинство меняющих жизнь вещей происходит, когда стемнеет: откровенные разговоры, секс, ссоры.

Квартира выглядела словно чужой, настолько редко Драко видел ее при дневном свете. В последний раз – несколько месяцев назад, когда Грейнджер не впускала его в сознание около трех суток и ему была необходима ментальная перезагрузка.

Решив не тратить время попусту, Драко вышел из дома и направился вниз по улице. Дома он бывал нечасто, но еще реже посещал маггловский Лондон, ограничиваясь прогулкой по соседней улице, но и это не было его любимым времяпровождением.

Память не подвела, и за небольшим семейным магазинчиком с зеленой вывеской располагался неброский книжный, с выставленными на витринах новинками, которые пестрели кричащими названиями по типу «Как удержать мужчину» или «Вся правда о том, как заработать миллион».

Мерлин, и люди ведутся? Возможно, он погорячился в своих рассуждениях о прогрессе простаков. Если люди покупают это, то мир обречен на провал.

Драко зашел в магазин, предварительно еще раз оглядев свое отражение в витрине. Ничем не примечательный маггловский вид, ничего подозрительного.

Над дверью звякнул колокольчик, а Драко окутало ощущением давно забытого уюта. Пахло так, как пахнет только в книжных магазинах, окутанных тихой атмосферой камина, дивана и пледа.

Не имея ни малейшего представления о том, что Грейнджер нравится из литературы, Драко выбрал самую незамысловатую схему поиска: пройтись между стеллажей на предмет чего-нибудь интересного, а если не выйдет, то спросить у маггла за стойкой.

Драко двинулся вдоль полки с надписью «Книги месяца», окидывая взглядом множество цветных не двигающихся картинок на обложках по большей части пустых книг. Серьезно, возможно, существовала какая-то нездоровая корреляция между яркой обложкой и негодной книгой?

Он шел дальше, натыкаясь на новые и новые имена в разделе научной фантастики. Малфой фыркнул, заметив в этом отделе историю о драконах, но даже не замедлил шаг… пока практически не столкнулся с другим посетителем.

Молодая девушка, лет двадцати семи, стояла у стеллажа, склонив голову, и читала какую-то неприметную книгу. Светлые волосы до плеч почти полностью скрывали её лицо, и всё, что было видно Малфою, – это черная футболка с надписью «греши от души».

Девушка подняла голову и взглянула на Драко, который так и замер в опасной близости от неё. Она приподняла бровь, сверкнув ясными голубыми глазами.

– Вы что-то хотели?

Малфой подавил в себе желание развернуться и уйти. И побыстрее.

Он нечасто общался с магглами, и каждый раз это было максимально неловко. Его опыт ограничивался несколькими походами в местный супермаркет и одной поездкой на такси, когда Блейзу зачесалось посетить тайный клуб-ресторан в маггловском Лондоне.

Девушка по-прежнему смотрела на него наполовину настороженно, наполовину насмешливо. По крайней мере, он не производил впечатление сумасшедшего.

– Я… э-э-э… Я ищу книгу.

Её губы дрогнули, словно она сдерживала улыбку.

– Неужели?

Малфой чувствовал себя полным идиотом. Он в книжном, ясно, что он не ищет здесь рыбное поке.

– Да… Она для моей… – Малфой запнулся.

Сумасшедшей пациентки, с которой он переспал внутри её головы и к которой у него, очевидно, чувства, но которая пережила страшнейшие пытки волшебницы, которая является его тетей, а сейчас ему нужна немагическая книга, чтобы привязать ее к этой реальности и заставить заговорить с ним хоть один чертов раз?

Молодец, Малфой. Прям так и скажи.

Он выдавил из себя улыбку.

– Для моей девушки.

Вот так. Он сказал это. Слово текло по его голосовым связкам так легко и правильно, словно много месяцев мечтало обрести свободу. Драко почувствовал полное удовлетворение. У него так давно не было кого-то «его». Только мама и, возможно, Блейз, но она… Она словно была всем, чего он хотел в этом послевоенном мире.

Малфой усмехнулся: будь она рядом и услышь это, легкими телесными повреждениями он бы не отделался. Едва ли она позволит кому-то присваивать её, не обговорив всё и не расставив предварительно по полочкам.

Девушка напротив улыбнулась.

– Я Виктория.

Он выдохнул. Кажется, она не собиралась бежать от него, как от психа, и… Возможно, она даже поможет ему с книгой?

– Я Др-ейк, – нет, она определенно сбежит: он запнулся на собственном имени!

– Приятно познакомиться, Дрейк, – Виктория кивнула. – Что любит читать твоя девушка? Какой-то определенный жанр?

Черт, что там Грейнджер обычно читала в школе?..

– Всё. Ей нравится всё, – Малфой уверенно кивнул, а Виктория засмеялась заливисто и беззлобно.

– Хорошо. А почему книга? Почему не духи? Или, скажем, украшение?

Перед глазами всплыл образ худой и бледной Гермионы с изумрудным ожерельем на шее. Что-то столь пошлое не вязалось с ней, с ее острыми ключицами и тонкими запястьями.

– Она болеет сейчас, очень серьезно, и я хотел бы дать ей немного сил этой книгой, желание бороться, – последние слова он выдохнул значительно тише. Он не любил делиться личным с близкими, а с чужими ему казалось это совершенно невозможным.

Но вот он здесь, рассказывает какой-то незнакомке о том, что его девушка больна.

Лицо Виктории приобрело серьезное выражение. Она скорбно кивнула и на секунду задумалась. Наверное, Малфою следовало подойти к консультанту, а не отвлекать ее от выбора книги, но почему-то она показалось ему той, кто готов выручить другого в любой ситуации. Чем-то она напоминала ему Дафну Гринграсс, мягкую и отзывчивую слизеринку, с которой Блейз провстречался весь пятый курс, пока их с Пэнси страсть не снесла всё на своем пути. Как сложилась жизнь Дафны после войны, он не знал.

Тут Виктория развернулась, и Драко впервые заметил за её спиной коляску со спящим в ней кудрявым светловолосым мальчиком. Виктория аккуратно откатила ее дальше по проходу и махнула Драко рукой, чтобы он следовал за ней. Поймав его взгляд, она улыбнулась и с иронией, в которой, впрочем, преобладала гордость, прошептала:

– Это Тим, мой сын. Он помогает мне выбирать книги, пока это чрезвычайно увлекательное для трехлетки занятие не сменяется дневным сном.

Малфой кивнул. Он понятия не имел, как разговаривать с ней – или с кем-либо другим – о детях. Он вообще с ними практически не пересекался. Всё, что он знал о детях, ограничивалось былой необходимостью заиметь наследника до двадцатипятилетия, но и это больше не имело значения.

Виктория двинулась вглубь стеллажей и стала перебирать книги, бормоча что-то себе под нос. Малфой вздохнул с облегчением: сам бы он ни за что в этом не разобрался. Скорее всего, бродил бы по магазину, не решаясь попросить помощи у магглов, пока не умер бы от старости в одном из отделов.

– Тебе нужна вот эта книга, – наконец уверенно сказала Виктория и протянула Драко небольшую книжку. На обложке детским почерком было выведено разноцветное название «Оскар и Розовая Дама». Драко нахмурился.

– Это история любви?

На секунду Виктория замерла, а после засмеялась, откинув голову назад.

– О Боже, нет. Нет, конечно. Это история о смертельно больном мальчике, которому осталось жить несколько дней. В эти несколько дней он приходит к истинам, к которыми не всегда приходят даже взрослые… – она грустно улыбнулась и бросила взгляд вдоль полок, словно вспоминала что-то важное для неё. – Но перед лицом смерти мы все взрослые, не так ли?

Виктория вновь посмотрела на Драко, и её глаза стали настолько серьезными, что на секунду он подумал, что она знает, кто он такой и через что прошел. Он кивнул.

– Спасибо, Виктория, – его благодарность была искренней.

Обычно люди не то чтобы хотели помочь ему, да и сам он редко позволял им. Но в мире магглов это оказалось гораздо легче. Никто здесь не знал его как бывшего Пожирателя Смерти – для них он был не более чем чудаковатым парнем с татуировкой змеи и черепа на предплечье.

– Удачи, Дрейк, – мягко произнесла Виктория и отвернулась к коляске.

***

Драко надеялся, что она спит. Он планировал оставить книгу на тумбочке и только завтра поинтересоваться, читала ли она её. Но Драко и везение свели, казалось, лишь мимолетное знакомство, поэтому тяжело больная Гермиона, пребывающая в забытьи почти по двадцать часов в сутки, когда он вошел в её палату, конечно же, не спала.

Она полусидела в кровати, сжимая и разжимая простынь. Повернулась на звук его шагов, и рука на мгновение скомкала простынь еще сильнее… но хватка почти сразу ослабла.

Драко поймал осмысленный взгляд, в котором читались неуверенность и растерянность напополам с затаенной печалью. Гермиона не любила эту реальность. Драко понимал её в какой-то степени. Тот мир был построен ею, он был таким, каким она хотела его видеть, а значит, не мог её разочаровать.

Этот же был для неё чужд и опасен. Минное поле. И люди, и слова, и события здесь были минами для неё. Одно неловкое движение – и разорвет на куски, так, что не собрать.

Но ведь поэтому Драко здесь, не так ли? Поэтому держит в руках нелепую книжку с глупым названием. Он будет бороться за неё, ведь эта реальность – та, где они могли бы попробовать.

Эти мысли подтолкнули его вперед к её кровати.

– Грейнджер, – медленно произнес он и вдруг осознал, что с момента её пробуждения впервые остался наедине с ней. Обычно у её постели дежурили Уизли или Поттеры, а когда не было их, приходили медбратья или обслуживающий персонал.

Только не сейчас. Сейчас они были здесь одни.

Драко присел рядом с ней и внимательно вгляделся в её лицо. Оно по-прежнему полнилось неуверенностью, но также Драко видел в её глазах проблеск чего-то, что было знакомо ему еще со школы.

Интерес?

Нет. Скорее, она пыталась разгадать его, поставить на полку своих классификаций. Что же, если это было так, то она была не единственной, кто переписывал их образы по новой. Драко делал то же самое. Он хотел бы знать, всегда ли она была такой или кома изменила её? И если всегда, то как мог Драко пропустить это в школе?

Ещё в Хогвартсе он нездорово увлекся ею. Какое-то время убеждал себя, что просто изучает врага – она ведь грязнокровка, не так ли? Потом он убеждал себя, что это из-за ее принадлежности к Золотому Трио. Потом он просто перестал анализировать и начал наблюдать за ней издалека.

А потом пришёл шестой курс, и всё эфемерное, светлое и чистое смыло чудовищным кошмаром его задания. Но когда-то, он помнил, она заставляла его кровь гореть, и для него, выросшего в условиях прохладной привязанности отца, в мерзлом Мэноре среди друзей, привыкших к ледяным маскам, этот огонь в крови был практически наркотиком.

И всё же он не знал её, не мог знать тогда. Но сейчас они оба здесь.

Нет никакого сраного Поттера и никого из который-ты-по-счёту Уизли – чертовски чудесный де…

Его размышления прервало мягкое касание. Малфой резко опустил голову, уже зная, что Гермиона дотронулась до него, но желая увидеть собственными глазами. Он замер. Её пальцы скользнули вдоль его ладони и добрались до края книги.

Драко мог бы проследить ее движение по памяти, даже если бы не видел, где она трогает его. Кожа словно горела под ее робкими прикосновениями. Он усмехнулся. Было приятно вновь почувствовать себя тринадцатилеткой, для которого прикосновение девушки – событие целого дня.

Она вопросительно приподняла бровь.

– Да, я принес тебе книгу.

Гермиона задумчиво кивнула, забирая ее из протянутой руки. Тонкие пальцы любовно коснулись нелепой несерьезной обложки, и впервые Драко понял, что ее привязанность к книгам – ценнейший ресурс и для нее, и для него. Литература – маленькая тропа, способная привести Гермиону к здоровой себе. Он купит ей столько книг, сколько она захочет.

Она открыла первую страницу и пробежалась глазами по аннотации. Подобие улыбки скользнуло по её лицу, но эта улыбка была еще слишком далека от той, которую он наблюдал, когда они гуляли в парке в другой реальности.

– Ты молчишь, – Драко хотел разрешить этот вопрос немедленно. Её неустойчивое состояние было опасным для психики, но плодотворным для работы с более пластичным сейчас мозгом.

Гермиона отвернулась от него и уставилась на край тумбы, на которой стоял неброский, но ещё живой и яркий букет от одного из её друзей.

– Ты можешь говорить? – Драко спросил чуть громче, внимательно следя за ее реакцией, но Гермиона продолжала молча разглядывать тумбу, словно не замечая его.

Он понял, что её молчание – не та тема, к которой она готова. Хорошо. Сегодня они и так сделали большой шаг вперёд.

Решив дать ей время, Драко приподнялся, но вдруг заметил движение со стороны неподвижной до этого времени Гермионы.

Она коснулась его пальцев кончиками своих и прижала книгу к груди, словно не было ничего дороже в целом мире для неё.

Она благодарила.

На душе Драко стало легче. Это был правильный выбор. И кажется, впервые за извращенно долгий промежуток времени он знал, какое будущее мог бы иметь.

Главным оставалось лишь верно подобрать ключ к нему.

Комментарий к Часть 15.1

Ну что, дорогие, как ощущения?

Читали книгу, которую Малфой подарил Грейнджер? Одна из моих любимых! Можно прочесть буквально за час. И этот час никогда не будет потерянным, поверьте.

Осуждаете ли Вы, что Драко и Гарри вытащили Гермиону в эту жестокую реальность из её безопасного мира? Делитесь впечатлениями.

И ещё, мои читатели, я постараюсь завершить «Лимб» до нового года. Я буду ооочень стараться😄

========== Часть 15.2 ==========

Комментарий к Часть 15.2

Музыка к последней части главы или просто рекомендация к прослушиванию:

Shadows of my name – Emma Ruth Rundle

Дорогие читатели, обратите внимание, что я изменила ник в фикбук, надеюсь, это не заставит вас любить “Лимб” меньше. Мы выходим на финальные главы, и в моей голове уже есть идея следующего фанфика, который будет посвящен дарковой Гермионе)) следующая работа значительно более горячей и перченной. Планирую запустить её выход через пару месяцев после “Лимба”. Так что знайте, вам всегда рады здесь)

«В искусстве, любви и азартных играх все равны» – говорила Драко Нарцисса, еще когда он был совсем юным. Если, конечно, можно назвать юным подростка с багажом в виде смертельно опасного задания.

В день, когда она сказала ему это, они вдвоем спустились в подвал хозяйского крыла, вход в который вел исключительно через покои матери. На одной из стен, покрытой бежевым атласом, было вышито величественное семейное древо Блэков. Драко проводил в детстве перед ним часы, еще не понимая, что оно разительно отличается от общепринятого. Лишь переступив порог семилетия, Драко узнал, что на материнском древе остались нетронуты некоторые представители древнейшего рода. Испепеленные на гобеленах, вывешенных напоказ в других домах, Сириус и Андромеда Блэки жили на древе его матери.

Она никогда не объясняла этой особенности, но однажды за завтраком отец пренебрежительно отозвался о тетушке Андромеде, сбежавшей с магглорожденным волшебником. Тогда мать, грациозно поднявшись из-за стола, сверкнула своими карими глазами в сторону отца и сказала: «Тем не менее страсть и непокорность во все времена ценились выше трусости твоего древа».

Мать не разговаривала с отцом несколько дней, за которые тот заметно растерял спесь и лоск.

Неудивительно, что именно за гобеленом с древом её семьи Нарцисса прятала свои многолетние секреты. Догадывался ли отец об увлечениях матери, Драко понятия не имел. Однако, если бы даже отец знал, едва ли это что-то бы изменило. У Нарциссы было два чрезвычайно опасных оружия: блэковская преданность собственным идеалам и больная, но безусловная любовь мужа.

Когда мать взмахнула палочкой и гобелен трансформировался в сферу, за которой явно был проход, Драко ожидал увидеть что угодно. Начиная от несметных сокровищ и артефактов до магглорожденных волшебников, нуждавшихся в защите.

Но комната была заполнена абсолютным совершенством. Огромная зала с особым тусклым светом освещала десятки картин. Не магических портретов, а маггловских.

Маггловских картин.

Нарцисса вошла в комнату, наполненную восхитительными произведениями искусства, и Драко будто снова оказался в галереях Мэнора, где они с матерью часами могли обсуждать литературу, музыку, живопись. Только тогда это не было чем-то запретным – не было маггловским. Как синоним слова «противозаконный». Прознай об этой комнате в свое время Темный Лорд, род Малфоев давно бы остался лишь тенью на портретах.

Но Нарцисса не стала бы взваливать ответственность за свои пристрастия на кого-то другого, она держала это при себе. Драко узнал, лишь возвратившись в Лондон после Тибета и практики в Италии. Мать объяснила ему, что во время войны открывать эту сторону ее увлечений было опасно, а после войны стало не до того.

Она касалась воздуха рядом с картинами, и её глаза излучали тот мягкий свет, который Драко видел, когда она ухаживала за любимым сортом роз или когда развязывала шнуровку на его мантии после прогулок с отцом по Косому переулку. Этот свет означал гармонию Нарциссы Малфой с миром вокруг.

Как впоследствии узнал Драко, мать собирает картины уже больше двух десятилетий. Впервые – еще в школе – увидев работу Сальвадора Дали у полукровки, посещавшей маггловедение, Нарцисса поразилась масштабности полотна. Ничто в магическом мире не было столь сумбурным и хаотичным. Магия была структурой, четким механизмом. Чтобы создать волшебство, нужно было лишь начертить руну, сосредоточиться, и сила магии всё делала за тебя. Это въелось в основу магического мира – чистота и порядок. И это находилось бесконечно далеко от мира магглов с их суетой, черными дырами, космосом, разными видами валют, технологиями, погоней за модой и прочим. И хотя Нарцисса по-прежнему относилась к магглам крайне пренебрежительно, она не могла не проникнуться чем-то столь иррационально прекрасным, как Сальвадор Дали.

Мать рассказывала Драко, как втайне изучала маггловских художников, собирая в своей голове образы нового искусства. И лишь став леди Малфой и заимев в закромах Гринготтса неприличные суммы галлеонов, она впервые позволила опасному увлечению проникнуть в её жизнь. Так галерея Нарциссы Малфой пополнялась не только Дали, но и Клодом Моне, Фридой Кало, Айвазовским, Джексоном Поллоком и даже Энди Уорхоллом.

Нарцисса тогда сказала Драко, что искусство – та же магия, запечатленная в вечности, способная ранить и лечить.

Именно этим советом матери Драко решил воспользоваться для лечения Алисы Лонгботтом.

Именно поэтому ее сын сейчас сидел в его кабинете и откровенно кривил рожу.

Когда лицо Невилла Лонгботтома выразило «смущение и недоверие», Драко закатил глаза. Очевидно, он ожидал эссе из сорока двух пунктов, список зелий, заклинаний, анимагию и заплывы с келпи. Поэтому когда Драко предложил ему попробовать совместить магическую легилименцию и маггловский подход в терапии – снузелен, в основе которого лежит стимуляция органов чувств, тот не выказал особого доверия.

Не то чтобы Драко был удивлен. Ничего нового.

По-настоящему в возвращение Грейнджер верил разве что Поттер, да и то, Драко мог поклясться, тот мало верил в методы, которые он использовал. Тем не менее это сработало. Правда таких сложных пациентов, как Грейнджер, у него ни в Тибете, ни в Италии не было, но и личного интереса в их выздоровлении Драко тоже не имел.

И с Лонгботтомом было не проще. Что-то внутри Драко радело за гриффиндорца. Конечно, он не испытывал вину за деяния тети, он был достаточно разумен, чтобы понимать: он не в ответе за её безумие. Но ему хотелось бы помочь Невиллу по нескольким причинам.

Каждый человек заслуживает видеть любовь в глазах родителей. Лонгботтому же не досталось и узнавание. Не будь в его собственной жизни Нарциссы… внутри Драко словно что-то сжималось. Он не хотел даже думать об этом.

Ему хотелось помочь Невиллу еще и потому, что он хорошо помнил, как тому и мелкой Уизли доставалось на седьмом курсе. По сути, они возглавляли своего рода сопротивление Хогвартса против тирании близнецов Кэрроу.

А еще Драко не был бы собой, если бы не осознавал, каким важным событием в медицине и в его жизни станет выздоровление одного из Лонгботтомов. Современный магический мир принадлежал бывшим орденовцам, и было глупо утверждать обратное.

– Как это будет происходить? Ты просто залезешь ей в голову и всё? – поерзал на стуле Невилл и вперился в Драко взглядом.

После стольких лет бесполезных экспериментов с его родителями, неудивительно, что у него не осталось как таковой веры в колдомедиков. Тем более в выпускников Слизерина. Однако прогресс состояния Гермионы был известен в узких кругах, что уже отчасти сделало Драко желанным гостем в родной стране.

Тем не менее его задача была не в этом. На хер страну.

Он делал это для неё. Ему не хватило сил сделать это, когда она истекала кровью и безумием на полу Малфой Мэнора, и он делал это сейчас.

Драко усмехнулся.

– Залезть можно пуффендуйкам под юбку, Лонгботтом, а легилименция – искусство, наука высшего уровня, и в ней нет ничего простого. Но, да, моей основной задачей будет работа с мозгом твоей матери, создание безопасной атмосферы и возвращение сознания в реальность посредством органов чувств. Снузелен позволит нам воздействовать на те отделы мозга, которые у Алисы более активны. Её коллекционирование ярких оберток, создание картинок из цветных лоскутов и необходимость в постоянном тактильном осязании – то, что позволяет нам думать об относительной целостности этих отделов мозга. Если у меня получится, то «заснувшие», «замершие» отделы постепенно будут восстанавливаться, по-своему подтягиваясь к активным отделам. Магия Алисы по-прежнему сильна, и это позволит её регенерации быть более успешной, нежели у тех же магглов. Нейропластичность мозга позволит ей восстановиться, если у меня получится запустить процесс. Но, вынужден предупредить, процесс небыстрый.

Невилл, нахмурившись, кивнул. Драко видел, как гриффиндорцу непросто дается это решение. Еще в начале лечения четы Лонгботтом, Драко предупредил Невилла, как опасно любое ментальное вмешательство. Это всегда была чертова рулетка в каком-то смысле. Разум слишком тонок и хрупок, вмешательство в него могло вызывать тысячи реакций, каждая из которых способна была разорвать окончательную связь больного с реальностью.

Но Невилл, как и Поттер, молча шел на риск. Гриффиндорцы. Слабоумие и отвага. Драко этого не понимал. На самом деле, он никогда не хотел бы оказаться перед подобным выбором.

Ему уже было достаточно.

Он и так переживал за Грейнджер, порядочно привязавшись к ней за месяцы лечения. Видеть ее сейчас, осунувшуюся и практически сломленную, было сродни огненному кому в горле, что раскаленным сожалением по капле стекал в грудную клетку.

Малфой признавал, что если бы ему, как Поттеру, пришлось наблюдать за её безумием больше пяти лет, то от него осталась бы тень на стене с выжженной душой. Еще хуже дело обстояло с надеждами Лонгботтома, поэтому Драко пообещал себе сделать всё, что в его силах.

– Что касается Френка, то результаты его осознанности…

Дверь с грохотом распахнулась, и весь кабинет – да и весь коридор – заполнил громкий уверенный голос последнего человека, которого Драко ожидал увидеть в Мунго. Блейза Забини.

– Малфой, сукин ты сын, в этом Салазаром забытом месте нет ни одной сладкой девочки, какого хрена ты торчишь тут сутками?!

На пороге стоял мулат в постыдно дорогом сером костюме с цепью на лацканах пиджака. По лицу Малфоя неосознанно растеклась улыбка. Чертов Забини не мог появиться менее пафосно. Драко готов был поставить половину своих хранилищ на то, что он провел как минимум час перед гардеробом и еще час перед зеркалом, вылизывая «аристократичность» до уровня «превосходно».

Где бы не появлялся его лучший друг, за ним повсюду тянулся шлейф развязной праздности и добродушного очарования. Блейз настолько врос в собственную маску, что сложно было сказать, где заканчивается его образ и начинается он сам. Однако это казалось привычной деформацией в кругу чистокровных магов, давно для себя решивших, что первична материя, а не дух.

Тем не менее преданность Блейза не имела границ: ни временных, ни территориальных. Блейз был первым, кто догадался о задании Драко, и единственным, кто остался рядом, когда Драко его провалил. Лучше всего Забини описывала одна фраза: ты никогда не узнаешь его настоящего, если он не позволит, а если позволит, ты не найдешь никого более преданного.

И если Малфой всегда был искренне рад видеть друга, то Лонгботтом, сидевший в кресле напротив, явно встревожился. Драко усмехнулся. Вражда, в которой они выросли, оставила в каждом из них неизгладимый след.

– Ну так что, ты теперь принял целибат?!

– Блейз, ты разве не в Италии? – вместо ответа расплылся в улыбке Малфой.

– Как я могу быть в Италии, когда мой друг заразился комплексом героя и намерен спасти магический мир посредством своей тощей задницы! – оскал Забини был совершенно беззлобен. Друг повалился на маленький диванчик с присущей ему грациозностью и, подняв вверх брови, ожидал словесного спарринга.

Тишину нарушил голос Невилла, который явно был не в восторге от бесцеремонного появления еще одного слизеринца.

– Забини.

Очевидно, на Блейза терпимость Лонгботтома растягивалась со скрипом. Невилл перевел взгляд на Малфоя и поднялся с кресла.

– В общем… Делай, что считаешь нужным, раз с Гермионой сработало… – Лонгботтом как-то замялся и, видимо, решив не пояснять, кивнул им обоим и вышел за дверь.

Драко расслабился в кресле. Всё-таки общение с гриффиндорцами, пожалуй, самая напряженная сторона его работы. За исключением, пожалуй, подавления иррациональной привязанности к одной маленькой буйной гри…

– Так значит Гре-е-ейнджер? – протянул Забини и нагло ухмыльнулся.

Малфой понимал, что ложь – а тем более ложь лучшему другу – станет черной кляксой на пергаменте его новой жизни. А если учесть его навыки коммуникации, статус бывшего Пожирателя Смерти и заляпанную репутацию, можно смело ставить два стула у его могилы. Больше не придут.

Но и сказать прямо другу о том, что он облажался как профессионал, но преуспел как врач, Драко не мог. Ограничиться полуправдой было выходом по-слизерински.