Текст книги "История Кристиэна Тэхи (СИ)"
Автор книги: Реимарра
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)
– Угу, и заодно оберете котенка, как миленького. Я подпишу развод с ним, если буду уверен в том, что все, что я оставляю ему – действительно достанется ему, и будет под управлением Мельдина Рионтура. К тому же, я уверен, что монахи только и ждут, чтобы отхватить котенка себе. И когда увижу обвинение, подписанное им лично, с протоколом допроса. Подделка меня не удовлетворит. Все должно быть в присутствии Мельдина Рионтура и людей, которых он сочтет понятыми. Как понимаете, дело-то громкое.
– Что-то вы очень поздно забеспокоились о юноше, герцог, – не смог сдержаться Элвиан, – если бы вы так вели себя раньше, то мы бы тут не беседовали.
– Я не морил котенка голодом и не выгонял голым на мороз. Остальное касается только нас двоих.
– А разгребаю я. Ладно, речь не об этом. Рихан, вам лучше подписать документы, император хочет, чтобы процесс был закончен как можно скорее.
– Да мне насрать на то, что он хочет. Можете этой бумажкой вытереть себе задницу. У меня есть основания не подписывать этой дребедени, и они законны.
Он издевается. Но он прав, Элвиан не мог не признать этого. Издевается и понимает все.
– Кристиэн, – Элвиан с той же бумагой сидел в приемной комнате храма Амардина, – посмотри, пожалуйста сюда. Почитай внимательно. И если согласен, то подпиши.
С Кристиэном надо по-другому. Да, противно совершать эту жестокость, но иначе нельзя. Кристиэн читает допросы Рихана Айэ, руки его дрожат и Элвиан чувствует затылком ненависть монаха, сидящего в комнате. Это пытка не только для тебя, Кристиэн.
Прочел, положил листы перед собой, взял в руки перо. Слава богам!
– Что ты делаешь?!
Зажатым в руке пером Кристиэн процарапывал бумагу, острое перо рвало протоколы, тонкую дорогую бумагу. Хорошо, что это копии, но они безнадежно испорчены!
– Зачем ты это сделал?! – Элвиан не узнавал мальчишку. Вместо вечно полусонного грустного Кристиэна – другой, – сердится, бровки взлетели, губы сжаты в нитку. – Испортил документ. Люди трудились, переписывали! Как это понимать?
И снова полусонный безмятежный котенок.
«Согласен ли ты на развод с Риханом Айэ, с сохранением приобретенных имущественных прав?»
«Нет. Кристиэн Рихан Айэ.»
«Почему ты не хочешь разводиться? »
«Не хочу. Я давал Рихану клятву. Кристиэн Рихан Айэ.»
«Ты свободен от своего слова, Рихан не сдержал своих клятв.»
«Мое слово со мной. Кристиэн Рихан Айэ.»
«Ты чего-то боишься, Кристиэн? Тебя кто-то запугивает или настойчиво уговаривает?»
«Да, вы. Я не буду разводиться. Кристиэн Рихан Айэ.»
Маленький стервец! Чего он так уперся?! Ведь не теряет ничего! Любой на его месте быстро бы спровадил опостылевшего супруга на костер и жил бы спокойно, если удержит богатство. Но вряд ли этот мальчик думает о деньгах и домах. Тут что-то иное, он даже вопреки очевидности отрицает то, что супруг истязал его. Протоколы вот еще испортил. Элвиан был вынужден признать, что Рихан Айэ весьма точно описал нрав своего супруга. Не за упрямство ли он его бил?
– Мельдин, – третий заход Элвиан сделал к опекуну. Этот-то уж умный человек, должно быть! Должен понять. – Мне надо развести супругов Айэ и тогда следствие оставит Кристиэна в покое. Вы можете им это объяснить? Я бессилен, признаться.
– Ну конечно, вы им чужой человек, а они и меж собой понять ничего не могут, вам уж куда? Но разве мне удастся?
– Но ведь именно к вам Кристиэн бросился за помощью! Значит вы для него многое значите!
– Я бы хоть что-то значил, если бы спас его тогда от этого ужаса, – развел руками Мельдин Рионтур. – Но почему вы настаиваете на разводе? Указание «сверху»? Нужно убрать мальчика?
– Вы верно все понимаете, – наконец-то стало легче. Мельдин действительно не глуп. Он найдет верные слова и убедит упрямцев. – Ну скажите, Мельдин, почему Кристиэн так отрицает что Рихан бил его? Это противно здравому смыслу – если есть свидетели, следы на теле, согласие Рихана с обвинением. А юноша городит чушь!
– Спросите что полегче. Возможно, он просто любит.
– Да, но разве он не понимает, что его признание ничего не решит уже? Обвинение в ереси гораздо тяжелее и Рихану все равно придется пойти на костер. Он ничем не поможет!
– Суду? А я думаю, что Кристиэну все равно, что там хотят суд и вы. Он все-таки почему-то думает о Рихане. А согласитесь, его отказ в обвинении супруга, Рихан принял, несмотря ни на что. Если бы Кристиэн изначально сбежал искать защиты у вас или храмов, а потом отрекся от своих слов – он был бы лжецом и предателем. А так, значит его дело было таково, что он мог доверить его только мне.
– О, даже так? – Элвиану было уже интересно для себя, не для дела. – А что бы Вы сделали, если бы он все-таки добрался до вашего имения?
– Все, чтобы эти двое наконец-то услышали друг друга.
Император созвал очередной совет по делу Рихана Айэ. Само разбирательство окончательно зашло в тупик. Казалось, на первый взгляд, все так просто – есть виновный, есть признание, есть свидетели, но столько препятствий и невидимых нитей, крепко связывающих дело. Ни об одном обвинении нельзя было судить однозначно.
– Итак, сегодня я хочу услышать ваше мнение о том, что надлежит делать с герцогом Айэ и его супругом. По вопросу ереси, измены и жестокости, – император сразу обозначил желаемое.
В личном кабинете – настоятель Амардин, иерарх всех белых храмов, глава императорского совета, дознаватель Элвиан со всеми своими бумагами, управитель верхней канцелярии и командующий армией.
– Это очень долгое разбирательство, – начал Элвиан, – каждый поступок этих двоих может трактоваться в разных значениях. Кристиэн и Рихан делают все, чтобы спасти друг друга, но признаться, показаниям герцога я верю больше. Кристиэн, как я уже говорил, отказывается признавать тот факт, что супруг истязал его, хоть и сам противоречит очевидности. А Рихан берет всю вину на себя. Так же мальчик утверждает, что именно он занимался святилищем, а старший туда не заходил. И тут же Рихан настаивает на том, что он насильно приказал это Кристиэну.
– Насколько мне известно, юноша не в своем уме? – мягко спросил император. – Хотя, признаться, его рисунки очень хороши. Я распорядился их повесить в галерее.
– Позвольте сказать мне, – вмешался Амардин. – Я не могу утверждать, что Кристиэн безумен. Он просто измучен случившимся и очень юн. Он конечно же, подавлен, но он целиком и полностью винит аторцев. По его мнению, Рихан лишь жертва обстоятельств, хотя это не отменяет того, что герцог трусливый дурак и мразь, простите за выражение. И Кристиэн, он все-таки посредник, дар в нем жив, он не лжет, но говорит сердцем. Юноша убежден, что раз он дал при венчании клятву, то будет верен до конца своему старшему. Тут его не переубедить ничем, даже тем, что старший нарушил свое слово. С одной стороны, да, он покрывает преступника, но с другой – он пример стойкости и верности для многих младших. Он не бросил своего супруга, несмотря ни на что.
– Вы так защищаете мальчишку, – перебил глава канцелярии, – только потому, что он посредник? Установлено, что ваш драгоценный Кристиэн почитал еретических богов и исповедовался в аторском храме.
– Обучался он в приморском. Я смотрел его бумаги. А в аторский он был насильно отправлен супругом, против воли. Что касается его ереси, то управляющий говорит, что молельня была единственным местом, где мальчика никто не трогал. Да, Рихан Айэ молился редко, думаю даже, что он завез эти злосчастные статуи, когда заключил договор и забыл о них.
– Ну что вы так убиваетесь? – развел руками начальник канцелярии. – Ваш мальчишка не будет ни говорить, ни танцевать и, если выйдет целым из истории, уедет из вашего храма, тратить состояние супруга.
– Минутку, господа, – император напомнил спорщикам о себе, – так юноша виновен или нет?
– Виновен в ереси. В его комнате найдены молитвенники, все утверждают, что он поклонялся еретическим идолам. В лжесвидетельстве. И его богатство нажито нечестным путем. Если Рихан Айэ получил титул и богатство обманом, то почему оно должно отойти мальчишке, а не быть конфискованным? По моему, следует обоих отправить на костер и больше не морочить себе головы.
– Вы готовы живьем сжечь невинного человека, для того, чтобы пополнилась казна? И вы плохо знаете законы, – Амардина неожиданно поддержал иерарх, – супруг имеет право не свидетельствовать вообще. Что касается ереси, то решение этого вопроса – привилегия храмов, а не ваша. И мы можем подтвердить, что юноша чист. И пусть он больше не танцует и не говорит, как только мы вылечим его душу, а мы ее вылечим – он станет радостью в любом храме. А деньги? Неважно, чьи они – это вира за увечья, которые он получил и по нашей вине.
– Даже так? – император вставлял редкие фразы, словно подстегивая оппонентов.
– Да, именно так. Мы допустили, чтобы над юношей был проведен унизительный осмотр, мы помолвили его, хотя видели, что он идет против воли, мы упустили посредника. Ваша светлость, я буду настаивать на пересмотре и ужесточении брачного законодательства, по отношению к старшим. У меня уже есть предложения, я ничего не могу сказать за женщин, но по отношению к юношам мы ведем себя неразумно.
– Ну так не ждите совета, вечер у нас долгий, мы с удовольствием отвлечемся и послушаем вас, правда, господа? Недавно я думал примерно о том же, посмотрим, насколько совпадут наши сомнения.
– Хорошо. Правда, господа, моя речь будет долгой, – признался иерарх, вертя в руках крохотную чашечку с питьем. – Мы очень хорошо контролируем ситуацию, когда дело касается женщин. Увы, в нашей стране их рождается немного и любая дурнушка – завидная невеста, если может рожать детей. Все, кому не досталось счастья продолжить свой род – берут мужчин из младших сыновей. И тут мы бессильны. Дело с Кристиэном выплыло наружу благодаря цепи случайностей. И если бы не они, мы бы и не знали, что где-то томится и страдает посредник. Но сколько еще, подобных ему, о которых мы не знаем? Купленных за деньги для утех в постели. Да, я видел счастливые пары. Но иногда мне просто страшно, при венчании, смотреть в глаза младших. В законах есть наказание за жестокое обращение, но сколько получается таких дел в год? Десяток-два. Не потому, что не бьют, а потому что они молчат. Кому они потом нужны, после развода? Родителям уплачен выкуп, а супруги редко мирятся. А кто-то живет как в тюрьме. Помните дело с Кайсом, ведь убили вскоре после свадьбы. Никто не вступился. Родители зачастую просто не любят младших детей, всего лишь источник для обеспечения старших. Да вы все знаете сами. Систему выкупа нужно отменять! Мы продаем своих же граждан, как рабов! Пусть же, кто хочет – ищет себе пару, а кто хочет – идет в воины или строить дороги. Зачем нанимать дикарей, если у нас полно своих мальчишек? И если признать Кристиэна Тэхи виновным – то недовольных будет много, слишком жестокая расправа над тем, кто просто искал защиту. Рихан Айэ и так будет наказан. Но если ничего не сделать вообще – таких Кристиэнов станет больше и больше. Из Кристиэна, как говорил сайэ Амардин можно сделать образец послушания, а можно преступника. Пока это мягкая глина в наших руках и первое будет правдой. Но казнь Рихана умалит достоинства аристократов, если он будет весь в черном. Значит в спектакле должны играть двое.
– Вы отвлеклись от реформы, – напомнил государь.
– Да. Если мы отменим выкуп, то почему нельзя будет покупать рабынь в далеких странах? Чтобы они рожали на нашей земле. Иными словами – нужно дать и младшим детям выбор.
– Они могут его иметь, но как вы совладаете с родителями? Выкупы никуда не денутся, они просто станут тайными, – Амардин внимательно слушал иерарха. – Да все равно будут их принуждать. Вы помните, такие меры уже предлагали.
– Господа, как вы не понимаете, мы теряем наших же мужчин! Делаем из них рабов! Ведь тот же юноша, Кристиэн, он мог стать танцором, мог быть живописцем, мог прославить себя и империю. А теперь это калека.
– В ваших словах несомненно есть разумное зерно, но вы понимаете, что начнется, если вы предложите это на совете? – вкрадчиво спросил император.
– Понимаю. Поэтому пока и молчу. Но из-за моей слабости Амардин выхаживает таких вот Кристиэнов. Все равно придется что-то менять.
– Вы наговорили ереси не хуже, чем тот же Рихан Айэ, иерарх! – возмутился глава канцелярии. – Брачные традиции держатся веками и все должны знать свое место. Из-за одного щенка переворачивать устои?!
– Успокойтесь. Брачную реформу будут обсуждать на ближайшем совете, давайте вернемся к делам Айэ. Итак, что вы предлагаете?
– Сжечь обоих и забыть. А другим неповадно будет, – буркнул чиновник.
– Глупо, – пожал плечами военный. – Мальчишку попросту жалко, да и на площади его народ сразу мучеником объявит. Но вы мне скажите, какой ущерб понесла империя от договора Рихана Айэ?
Собеседники опешили, такого разворота не ожидал никто.
– Никакого, честно говоря. Война закончена, в Аторе строят храм, наступил мир. А подписан он был именно потому, что аторцы уперлись – владеть должен единоверец, обычай такой, и не иначе. Ну построили они храм на задворках и промывали мозги Рихану и его младшему. Двое против мира. Вот и все.
– Не все, – дознаватель Элвиан, о котором казалось, все забыли, вдруг подал голос. – В монастыре они воспитывали своих юношей, как и Кристиэна, ломали их. Они заставили наговором Рихана Айэ истязать своего младшего. Они убедили его в том, что мальчик пустышка и вся его роль – служить игрушкой господину. Именно аторские соглядатаи изувечили Кристиэна. Но да, это не стоит империи.
– Как посмотреть, – Амардин нахмурился. – Две поломанные жизни. Рихан Айэ заплатил собой и своим младшим. А что было меж супругами так никто и не знает.
– Вы сейчас договоритесь до того, что Рихан Айэ вообще невиновен, – процедил канцелярский чиновник, – и нам следует извиниться перед ним.
– Нет. Но вреда и вправду немного, – согласился глава совета. – Книг он не распространял, те кто работал в усадьбе – не еретики, да и сам он не сказать, чтобы истовый приверженец. Но почему они предложили такой уговор и почему он согласился?
– Почему? Я непонятно разъяснил? – начал военный. – Войну вы помните? Долгая и бессмысленная, переговоры в тупике, кровь. Им некуда было деться, но нужно было спасти побрякушки и книги жреческой верхушки. Им наплевать на людей, жили в своем мире. Они спаслись, сохранили свой мирок, отправляли свой культ и сохранили лицо перед своим народом – завоеватель принял их веру. А Рихан Айэ получил свою славу, титул и деньги, ну и ярмо на шею. Правда о последнем он, наверняка, не сразу догадался. Но если мы казним Рихана, то бросим искру в не погасший костер, у них не станет ни щита, ни заложника.
– А что им помешает найти нового? – спросил Амардин.
– Ничего. Но Риханы появляются на войне. Понимаете, о чем я?
– Несомненно, – кивнул головой глава совета. – У меня есть предложение. Можно извлечь из ситуации пользу в свою сторону. Сделать прекрасный спектакль с обученными актерами. Всем понравится. Вы, господа, иерархи, утверждаете, что юноша благочестив, хорош собой и страдает за супруга? Так почему бы из него действительно не сделать образец верности и стойкости? Представьте себе впечатление на младших, если верно преподнести историю? Несчастный красавец страдает из-за своего супруга, но свято блюдет клятву. Убивается из-за того, что супруг в тюрьме. А супруг? Для него тоже есть роль. Раз казнь Рихана Айэ опасна, то пусть все знают, что он пострадал ради мира в империи и верности императору и лишь нехотя изводил своего супруга, со слезами на глазах. А потом они сбегают. Все умиляются и плачут. Даже аторцы. Ничья честь не задета.
– Какой феерический бред. Никогда не знал за вами склонности к сочинительству дешевых историек, – поморщился канцелярист. – Но чтобы добавить трагедии, предлагаю другой финал. Кристиэн Айэ кончает жизнь самоубийством, после того, как в тюрьме умирает его старший. Так мы и правосудие свершим и разыграем драму по канонам.
– Господа, – оборвал император, – вам не кажется, что у нас не сходка бродячего цирка? Мне нужны серьезные предложения.
– Ваша светлость, серьезней некуда. Дело со всех сторон щекотливое. Эти супруги как проколотое яйцо – есть не хочется, а выбросить жалко. Я переживаю за Кристиэна, – признался Амардин. – Это странно, но он тоскует по супругу, хотя должен был радоваться избавлению от мучителя. Казнь Рихана приведет его в еще большее горе.
– Почему мы должны думать о каком-то сумасшедшем мальчишке? – не стерпел канцелярист. – Может у них такие игры были в постели? А мы тут головы ломаем.
– По себе не судите. Но мальчика придется отдать Рионтуру, или оставить в монастыре.
– Тряхнуть бы этого вашего Рионтура. Не может быть, чтобы он не причем тут был, – не успокаивался чиновник. – И в Аторе он побывал, и с Айэ дружил. Да и мальчишка к нему бежал. Скользкий человек.
– Ага, давайте, тряхните Рионтура, – согласился военный, – и получите во враги всю гвардию. Раскройте дело к славе победителей Аторы. А потом посмотрим, кого мы наберем на следующую войну в провинции, раз такая благодарность. Я не дам вам ни солдата. Рионтур это известный человек из старого военного рода, а не выскочка Айэ.
– И тут засада…
– Так! Мне надоели ваши препирательства! Не можете справляться со своими обязанностями?! Я решу сам! – император смел рукой бумаги со стола, разлетелись во все стороны. – Все это пустословие и трата времени. Значит так, дознаватель Элвиан, теперь вы глава канцелярии. Записывайте – Рихана Айэ лишить герцогского звания и выслать из страны под видом побега. Так, чтобы об этом каждая собака знала! Мальчишке Кристиэну ничего не говорить, сдать опекунам, а потом разыскать хорошую партию. Все. Можете быть свободны все, кроме Элвиана. Мне надо дать ему указания по новой должности.
Бывший дознаватель, а ныне начальник верхней канцелярии замер в кресле, еще не веря в произошедшее.
– Итак, – начал император, когда они остались одни, – из всех, кто сегодня был на совете, вы показались мне наиболее разумным. С храмовниками разговор особый. Надеюсь, вы правильно поняли указание?
– Я стараюсь. Если верно, то нужно сделать так, чтобы высылка Айэ была громким побегом и его искали бы и не находили. Юноша же свободен?
– Почти верно. Мне не нужна ссора с храмовниками, но семейство Айэ навязло в зубах. Приказ будет таков – изыщите любой способ выкрасть младшего Айэ из храма и всучите его в руки супруга. Пусть убираются куда хотят, хоть провалятся. Чтобы я о них никогда больше не услышал. Если будут найдены в пределах империи месяц спустя – казню обоих, без пощады. И пусть их получше ищут, особенно в Аторе. Вы поняли?
– Да, ваша светлость.
– Выполняйте.
====== Глава 21 ======
Амардину совет не понравился. Если выпустят Айэ, то не захочет ли он вернуть себе младшего? Пока Кристиэн в храме, он защищен надежно. Но он тоскует, не плачет, ни разу не заплакал, но словно замерз. Бедный посредник, за что он любит так своего изверга? Или дар деформировался? Вместо того, чтобы быть отданным миру, мальчик отдал его супругу? Такое бывает, но разве в этом случае? Каким тогда слепцом нужно было быть Рихану Айэ, чтобы не заметить? И не за это ли аторцы возненавидели мальчика? Делали все, чтобы убить дар.
Посредник с разделенным даром почти бесполезен храмам. Амардин чувствовал себя так, будто его обокрали. Но опомнился – мальчик ни в чем не виноват. Если храмы сразу не помогли управлять ему даром, то это их вина. А теперь бесценное сокровище утеряно. И все же, Кристиэна нужно уговорить остаться. Кому он нужен за стенами храма, калекой? Всего лишь богатый юный вдовец, легкая добыча.
Кристиэна он нашел в лазарете, юноша помогал подписывать ярлычки к банкам с лекарствами. Аккуратный четкий почерк, израненная нога на особо подставленном табурете, сосредоточенное лицо.
– Доброе утро, Кристиэн, – поздоровался настоятель с юношей. – Я отвлеку тебя. Давай, помогу встать, нам нужно поговорить наедине.
– Кристиэн, – настоятель привел его к себе, плотно затворил дверь. – Вчера на совете у императора решали ваши с Риханом судьбы.
Дрожит стекло стакана в руках Кристиэна, тревожный взгляд.
Амардин вздохнул, положил перед собой лист бумаги и перо, для юноши.
– Рихана не будут казнить, его высылают прочь, навсегда. Тайно, чтобы все думали, что побег. Тебе же дали выбор – остаться тут или переехать к Мельдину Рионтуру.
Не верит. Тревога сменилась недоумением и облегчением? От того, что мучителя оставят в живых? Потом непонимание и вопрос. Такое выразительное лицо. Перо побежало по бумаге.
«Рихан останется жив? Это правда?»
– Да. Его казнь слишком сложный вопрос, все связано с политикой. Поэтому было принято такое решение. Ему следует покинуть пределы империи.
«Я могу уехать с ним?»
– Нет, Кристиэн. Я не знаю, что с тобой происходит, почему ты так рвешься к нему. Но это пройдет. Этот человек дурно с тобой обошелся, как тебя можно снова ему доверить?
«Мы в браке. Я должен ехать с ним»
– Ты никому, а тем более ему, ничего не должен. Зачем тебе ехать с ним? Ваш брак незаконен, тебя взяли против воли и если надо, это легко докажут. Ты чего-то боишься, Кристиэн? Но почему? Что с тобой? Я бы хотел, чтобы ты остался в нашем храме, не гостем, но послушником. Это очень жестоко, то, что я сейчас тебе скажу, но это правда. Ты калека, мальчик мой, тебе тяжело придется в будущем. У тебя почти нет надежды на второй брак по любви, особенно если тебя лишат наследства, а если не лишат, то тебя начнут домогаться пройдохи. Сейчас ты красив, несмотря ни на что, а потом станет по-другому. Подумай, Кристиэн. Мельдин Рионтур не всегда сможет содержать тебя, он хороший человек, но ты для него всего лишь супруг друга. А в храме ты будешь нужен всегда, сможешь заниматься чем хочешь, украшать стены своими картинами. Ты посредник, и если даже не можешь танцевать, то дар будет работать все равно. Никто тут не обидит тебя, здесь твои ровесники и люди постарше, которые всегда помогут тебе.
«Я могу увидеть Рихана?»
– Нет.
Трудно сохранять терпение, даже белому настоятелю. Кристиэн совершенно его не слушает, думает о своем. Ну почему ты думаешь только о нем?!
«Вы примете мою исповедь?»
“Рионтур и Тэльдо правы только в одном, – задумался Амардин, – Кристиэн действительно изводит себя. Мальчика что-то терзает, так сильно, что он не способен соображать.”
– Если тебе это нужно и ты готов. Ты напишешь тут или мне нужно оставить тебя в одиночестве?
«Завтра утром я отдам вам текст».
Настоятель не решался. Какое-то нехорошее предчувствие мешало отдать перо и бумагу этому мальчику. Почему он хочет исповедоваться сейчас? А вдруг это изменит дело? Казалось, все закончено, а Кристиэн снова рискует. Исповедь это тайна для всех, кроме исповедника и исповедующегося, но…
«Это останется тайной?»
Кажется, мальчик читает мысли.
– Да, – Амардин решил, – я провожу тебя и тебе принесут все необходимое.
«Спасибо, я дойду сам».
Амардин смотрел из окна на хромающую по двору фигурку. Медленно идет, опирается на трость, подарок Тэльдо. Да! Тэльдо! Если он так влюблен, то может это и шанс для Кристиэна? Как же он был неправ, когда останавливал гвардейца! Дурак старый, где был его ум?!
Но жаль, что и мальчик так слеп. Он мог бы походя разбить сердце Тэльдо, даже не заметив этого. Может и к лучшему, что не вышло?!
– Усилить охрану в гостевом крыле! – приказал настоятель монаху, отвечающему за воинов.
Дознаватель Элвиан напивался. Он отослал детей и жену, которые уже неведомо как узнали о новом назначении, велел не пускать к нему просителей и приятелей, теперь набивавшихся в друзья.
Ну и задачку задал император! С одной стороны, он наконец-то избавится от надоевшего хуже горькой редьки Рихана Айэ. Но с другой стороны – отдаст ему Кристиэна. Взять на себя кражу из монастыря? Стать врагом Амардину и храмовникам? Амардин ведь не дурак, поймет, откуда ноги растут у похищения. Его проклянут, никто не повенчает его дочерей, даже в провинциальном храме. Ну, разве только если забудут историю. Да и нужны ли супруги Айэ друг другу?
А завтра снова беседа с Риханом…
Кристиэн едва не плакал от боли. Не спал всю ночь – писал, комкал листы и начинал снова. Увечная нога не знала покоя – никак не мог усесться удобно, а если боль стихала, то приходило онемение и нужно было снова возиться. Даже наступать больно. Аккурат к зиме Мельдин привез ему мягкие сапожки, правый овчинный сапожок был чуть больше и шире, для удобства. Но не спасало ничего – за окном были метели, а рана ныла.
Но он все-таки не плакал, не мог. Ни разу с той злополучной ночи. Все, что он пережил – осталось внутри, перетирая его сердце мельничными жерновами тоски.
Робкая радость и горе – вот что осталось от сегодняшней вести. Радость от того, что Рихан жив, что он уедет, но будет жить, а горе от того, что уедет без него. Почему? Почему нельзя? Зачем его держат здесь? Белый монастырь сразу стал тюрьмой, а дому Мельдина предстоит лишь стать ею. Нет, он не останется. Кристиэн задыхался – от чужого внимания, любопытства, откровенных взглядов, случайно услышанного шепотка, даже от сочувствия и жалости. Не стоит жалеть убийцу.
Хоть бы увидеть Рихана, попросить напоследок прощения и взглянуть в глаза. Может все не так, не так как казалось им обоим в наваждении? Да ведь он и сказать не сумеет. Но может он не нужен уже Рихану? Как можно любить того, кто хотел убить? Он, Кристиэн, действительно дурной младший – не смог понять, простить, полюбить, стать тем, кем обещал – опорой и отрадой. Может там, в далеких землях, Рихан найдет другого, кто будет лучше? Но почему же он не развелся?
Как объяснить все самому себе? Да и бумаге так непросто доверить. Ах, зачем он решился?
Зачем я решился на это? И трус, что не написал раньше. Ах, как хочется чтобы было «сказал», но увы.
Я молю вас, дайте мне увидеться с моим старшим, с моим Риханом. Мне так много надо ему поведать. Сейчас, когда колдовство аторцев ушло – можно говорить правду, мне и ему. Да, это все верно, что меж нами почти не было мира, и что я пытался убить своего супруга. Именно тем самым вечером. В нашем доме есть молельная, но наверно ее уже нет, там стоят статуи Анхара, Молнии, Грома и другие образы. Эти статуи не такие, как в наших храмах, но я не назвал бы их еретическими. Они очень старые, возле них так спокойно и светло, словно их делал очень добрый человек. Поэтому я часто бывал в молельной, чаще чем в собственной спальне. Это устраивало супруга и меня – я не раздражал его и не давал повода к очередной ссоре, не попадался на глаза, когда он бы в дурном настроении. Душа моя отдыхала там. Рихан же не посещал молельную. В нашем доме еретиком был именно я, даже аторцы туда не заходили.
В этот вечер (зачеркнуто)
Нет, сначала о раннем.
Я не могу сказать внятно о том, что было меж мной и супругом. Он менялся, постоянно. После того, как он избил меня так, что до зимы я пролежал в кровати, ухаживал за мной сам, просил прощения. Когда пришли монахи с проверкой, я сам солгал им, что мои шрамы привезены из дома, но мне тогда и вправду было хорошо. Но потом я устроил безобразную сцену моему супругу, сначала Рихан смеялся надо мной, а потом утешал. А после была зима, самая хорошая зима, мы были только вдвоем. Рихана как будто отпустило – он стал относиться ко мне по-другому. Много говорил со мной, мы вместе читали книги, гуляли в окрестностях, я помогал ему в работе с бумагами, он дарил подарки, а я рисовал для него. Наверное так водится в семье. А еще он поет, так чудно, что я готов слушать бесконечно.
Плохим было одно – наши ночи. Я очень боялся и сейчас боюсь. Чужое касание – жутко для меня и если только заставит забыть, напоить или одурманить травами, то что-то получится. Наверное моему супругу следовало поискать любовника поопытней и посмелей. Меня же эта сторона не влечет – это большой недостаток для младшего в браке. А с моей былой внешностью и вовсе проклятье.
Потом, к весне, Рихан стал беспокойным и я случайно узнал, что мы едем на Исповедь, в аторский храм. Он сам признался, что не хочет туда ехать, но зачем-то это необходимо. Зачем – я не знал.
Они ужасны, аторцы! Их настоятель, Найгер, очень злой человек. Едва нас проводили к нему, как он начал отчитывать моего супруга так, словно тот нашкодивший ребенок, при мне! И сразу сказал, что брачный выбор Рихана ему не по душе. Потом нас разлучили, Рихан пытался их остановить…
Когда мы встретились вновь, я не узнал его.Это снова был другой человек. И он ненавидел меня так, словно я сильно его обидел. Но когда я спросил об этом, он не ответил.
С этого все началось. В его доме я стал никем, изгоем, никто, кроме лекаря и управляющего со мной не разговаривал. Рихан изводил меня так, как будто хотел, чтобы я превратился в тень. Он бил меня меньше, чем в первый месяц брака, но постоянно желал меня в постели, придумывая новые развлечения для себя. И он очень много пил, как никогда раньше.
В тот вечер я был в молельной, а он вернулся из города. Молельная комната в глубине дома и поэтому я не услышал ничего. Он был сильно пьян, очень сильно. Мне стало страшно. (много вымарано).
А потом он потребовал от меня клятвы перед богами, не словом, а делом. Прямо в молельной, перед образами. Для меня лучше смерть, чем такое. И я сказал, что если он сделает это со мной там, а не в спальне, то я убью себя. И я был готов на это, правда. Мне было страшно и жутко. Мы ссорились, говоря друг другу правду, а потом я оказался около стены. И когда он был совсем близко, ударил его светильником.
Рихан упал, а я звал его, перепугавшись еще больше. Он не шевелился и была кровь.
Потом я нашел управляюшего, чтобы он отвез меня в серый храм, только чтобы не аторцы!
Охрана ненавидела меня и Рихана. Они потом говорили об этом. Я слышал их речи, там, в капкане. Это Найгер их приставил к нам. И они сказали, что Рихан им уже не нужен, раз такое дело вышло, и что-то про ребенка. Они бы убили меня, но не могли, у них был приказ, чтобы нас разлучить. Из-за того, что я приморец.
Я знал обо всем, но не мог ничего сделать. Сообщить монахам – предать Рихана? Но он ни в чем не виноват! Поверьте! Я не знаю всего дела, но уверен, договор он заключил не для себя! У нас ничего хорошего с ними не было и в доме они были как хозяева! Разве это нужно было Рихану?! Но зачем он это сделал – я не знаю.
Дозвольте мне свидание, я умоляю вас! Если он уедет без меня и не вернется, то как мне быть?! Мучиться, не зная, простил он меня или нет? Может он захочет что-то сказать на прощание?
