Текст книги "Сентябрь (СИ)"

Автор книги: RavenTores

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

– Интересное изложение, – сказал Дэвид, не отрывая глаз от текста. – Очень любопытное. Ты давно задумывал эту историю?

– Я не думал над ней ни секунды, – едва сдержал выкрик Тэйлос. – Она пришла сама по себе. И я… не могу остановиться, едва сажусь к машинке, чтобы писать её.

– Как будто кто-то диктует тебе? – теперь Дэвид вчитался с гораздо большим интересом. – Удивительно.

Тэйлос вздохнул, стараясь хоть немного успокоиться. Он не знал, что именно в этой истории было удивительного, потому что сейчас не мог даже точно вспомнить всех сюжетных поворотов, если там были именно сюжетные повороты. Казалось, ему нужно ощущать пальцами клавиши машинки, чтобы сознавать историю целиком.

– Автоматическое письмо – истинное, я имею в виду, – очень редкая особенность для медиума, – почти снисходительно пояснил Дэвид. – Ты пишешь историю, рассказанную маленькой, но чертовски умной девочкой. Она, быть может, не знает всех имён взрослых, что её окружают, а потому зовёт их придуманными прозвищами, но совершенно точно подмечает такие моменты, которые могли бы многих чрезвычайно напугать… Скажи, – тут Дэвид повернулся, – что тебе известно о Глории?..

Но Тэйлос уже понял и сам, сумел наконец-то сложить все факты, и осознание обрушилось на его плечи подобно неумолимой морской волне, захватывающей берег.

– Она говорит со мной, – прошептал он, потому что не сумел совладать с голосом. – Она всё-таки пришла.

Дэвид не был бы своего рода экспертом, если бы не понял сразу, о чём идёт речь. Лицо его засияло, он снова посмотрел на страницы, которые держал в руках.

– Ты – медиум, ты говоришь с мёртвыми, а они говорят через тебя. В этом сила твоего предвиденья!

– Разве предвидеть не означает смотреть в будущее? – резонно заметил Тэйлос, хотя всё внутри него дрожало.

– Прошлое влияет на будущее, – с радостью принялся объяснять Энрайз. – А уж смерть – постоянная спутница жизни. Глядя через неё, как через зеркало, ты видишь и отражения в будущее. Потому и…

– Запутанно, – признал Тэйлос. – Но ты можешь оказаться прав, хотя я понятия не имею, что и как происходит. Но… Марко… Марко умирает?

– Марко? – Дэвид нахмурился. – Кто такой Марко?

И Тэйлосу пришлось дополнять историю, с которой и началось его погружение в самого себя.

Дэвид долго молчал, то поглядывая на отпечатанные страницы, то потирая подбородок. Потом он посмотрел на Тэйлоса с прежним чутким вниманием.

– Не могу считать себя компетентным, прости, но мне кажется, что ты связан со смертью, – он тут же заторопился, вскинул ладонь, и Тэйлос едва не побежал взглянуть на себя в зеркало, чтобы понять, как изменилось его лицо, что Дэвид так бурно отреагировал на это. – Не торопись делать выводы. Вовсе не значит, что ты виноват в смерти Марко – будущей или уже свершившейся, какой бы то ни было. Ты видишь смерть, когда она неизбежна, и можешь принять послание с той стороны. Это… вполне обычно, если мы рассуждаем о метафизике, конечно.

– Пусть так, – отмахнулся Тэйлос и подошёл к окну. – Не желаю разбираться в этом сейчас.

– Устал? – понимающе переспросил Дэвид.

– Нет, не устал… – Тэйлос провёл рукой по лицу, словно снимая с него налипшие паутиной чувства и эмоции. – Это всё очень странно, как будто кто-то внутри меня открыл кран, и душа начала заполняться… чем-то… жидкостью, не имеющей отношения к нашему миру.

Дэвид положил ладонь ему на плечо – Тэйлос даже не заметил, когда он подошёл.

– Вот здесь можешь мне поверить, я видел многих… имеющих дар. И каждый обретал этот дар совершенно внезапно. Кому-то пришлось отказаться от собственной жизни, кто-то едва не оказался на пороге гибели в тот самый миг, когда обрёл силы. Видимо, дар до поры до времени спокойно спит внутри, пока не пробуждается, мгновенно заполняя носителя.

Тэйлос только кивнул. Ему было, в общем-то, безразлично, нормально ли это для проявления дара, или он на самом деле необычен, отличается от всех прочих. Понимание такого рода ничуть не помогло бы переживать то, что он сейчас испытывал. На самом деле в нём уже назревала потребность снова сесть за рабочий стол и продолжить печатать.

– Она зовёт тебя, – заметил Дэвид и это. – Пожалуй, тебе лучше сделать то, о чём она просит. Я принесу тебе чай.

Тэйлос послушался, хотя никогда прежде не писал в одной комнате с наблюдателем. Его всегда раздражали чужие люди рядом в момент работы.

Впрочем, Дэвид оказался достаточно деликатным. Он действительно заварил чай, поставив его так, чтобы Тэйлосу оказалось удобно между делом делать глоток из чашки, а затем словно испарился. Немногим позже Тэйлос понял, что Энрайз сел в углу, в тени, и почти не двигался.

Призрака – если это действительно надиктовывал призрак – не смущало присутствие кого-то ещё. Текст лился свободно, проходил сквозь память Тэйлоса, сквозь его пальцы и ложился чёрными отпечатками на свежую бумагу строка за строкой.

Он почти не осмыслял написанного, но сама собой сложилась живая картина о хрупкой девочке, которая за недолгую жизнь увидела слишком многое. И всё же Тэйлос никак не мог понять главного – что её убило?

Стало ясно – болезнь не приходила к ней, но что тогда позволило перейти на другую сторону? Даже в призраке оставалось ещё столько жизни, что Тэйлос едва ли мог не завидовать. И он страстно надеялся, что призрак расскажет всё до конца.

« …и тогда она велела мне одеться и повела гулять. Я думала, что прогулка будет такой же, как обычно, но оказалось, что мы идём в новое место. Никогда и не знала, что такие места бывают. Там висел густой табачный дым, я даже закашлялась поначалу. Много взрослых, к которым нужно было относиться очень почтительно… Я так хотела, чтобы мама хотя бы взяла меня на руки, как это обычно делает воспитательница, что мы зовём Плюшкой, но мама, конечно, ничего такого не сделала.

Иногда мне даже чудилось, что мама и не должна так делать, и тогда все дети, которых несли на руках по улице, казались мне очень несчастными. Ведь получалось, что их несли чужие люди, в то время как родители были где-то очень далеко.

…В тот день я была далека от таких мыслей, полностью погрузившись в своё несчастие. Но мне нельзя было плакать, совсем нельзя. Я выучила немало важных слов и фраз, но главным уроком было именно это – никогда не плакать, иначе встреча с мамой закончится очень быстро, а на следующих выходных никто не придёт за мной.

Проживая свою боль молча и даже улыбаясь, я смотрела на тех, кто был рядом, стараясь понять, зачем они все тут. Потом я услышала автомобильные гудки. О, я очень любила паромобили и даже попросила дяденьку показать мне их. Оказалось, что дяденька понимает, как это может быть важно. Он взял меня за руку и повёл прочь из дымной комнаты.

Мама даже не заметила, но я отчего-то совсем не испугалась. Ведь дяденька был из её друзей. Чего ж мне было бояться тогда?

Мы вышли на большой балкон. Людей тут было немало, и я даже не могла рассмотреть, что за вид открывался с этого балкона. Но дяденька и тут оказался очень предупредительным. Он попросил людей разойтись и поставил меня на перила. Теперь-то мне всё было видно…»

Голос стих, и Тэйлос понял, что уже занимается заря. Дэвид шумно размял суставы.

– Теперь пора поспать, дружище, – сказал он.

– Откуда ты знаешь, что она ушла? – удивился, почти не удивляясь Тэйлос.

– Твой взгляд стал другим, – пояснил Энрайз. – Ложись. Я послежу, чтобы тебя не беспокоили.

– У меня есть работа, – заупрямился Тэйлос. Он ещё не чувствовал усталости.

– Это сожрёт тебя, если ты будешь так упрямиться, – строго оборвал Дэвид. – Ложись немедленно.

Пришлось послушаться, и, конечно, Тэйлос уснул, едва только устроился под одеялом.

***

Пробуждение оказалось мучительным. В комнате было душно, гардины оказались задвинуты. Видимо, солнце взглянуло утром на календарь и решило выжарить за день всё, что задолжало к приходу сентября, и даже плотная ткань не спасла от его жара.

Едва Тэйлос пошевелился, Дэвид оказался рядом и подал ему воды. Живительная влага вернула способность мыслить.

– Ты не уходил? – удивился Тэйлос, испытав смутное чувство, нечто между виной и благодарностью.

– Нет, следил, как ты спишь, – Энрайз усмехнулся, словно и в этот раз прочёл его мысли. – Нормальная практика в таких ситуациях.

– Нужно бы позавтракать, и у меня полно работы, – Тэйлос наконец сел, потёр руками лицо.

– Пообедать, – поправил его Дэвид. – Пойдём, я плачу.

– Только приведу себя в порядок.

В миниатюрной ванной Тэйлос постарался справиться как можно скорее. Во время бритья он внимательно изучил тёмные круги под глазами, но даже умывание ледяной водой не помогло ему выглядеть хоть немногим свежее. Причесавшись, он вышел к Дэвиду. Тот уже подготовил ему костюм.

– Я подожду тебя на лестнице, – сообщил он.

Едва он скрылся за дверью, как Тэйлос ощутил укол одиночества. Странное ощущение опустелости завладело им. Покинутый и призраком, и Дэвидом, он словно остановился посреди пустыни, а злое и жаркое солнце грызло его, желая испепелить.

Через мгновение странное чувство растворилось, не оставив и следа, разоружённое воспоминаниями о том, что Тэйлос уже не первый год жил совершенно один, не имея близких друзей и не общаясь с кем-то по ту сторону. Но, даже исчезнув, оно оставило послевкусие, которое никому не могло понравиться.

***

Расположившись в ресторанчике, они сделали заказ. Только после этого Дэвид заговорил:

– Что ж, не могу не поблагодарить тебя, я впервые оказался на самом настоящем сеансе автоматического письма.

– Рад, что это тебя так воодушевляет, – качнул головой Тэйлос. Недостаток сна сказывался тяжестью в висках, и он не мог в полной мере оценить радость Дэвида.

– Жаль, что она остановилась на таком месте, – продолжал тот. – Но, думаю, она расскажет историю до конца, возможно, уже сегодня ночью.

– Может быть, и надеюсь, она не упала с того балкона, – Тэйлос улыбнулся официантке, принёсшей еду – больше из-за того, что так не нужно было ничего говорить.

Пока расставлялись тарелки, Дэвиду тоже пришлось молчать.

– Но ты говорил, что она пришла… или как-то так, – вспомнил он, когда они снова остались одни. – Ты, получается, звал её?

– Мне снился сон, – Тэйлос пожал плечами, голод не позволял ему углубиться в рассказ. – Там и была она… Казалось, что она не хочет говорить со мной, но история её жизни была мне интересна. Возможно ли, что призрак услышал меня и решился на разговор?

– Оказалось, она действительно не против говорить с тобой, – усмехнулся Дэвид. – Что ж, давай поедим спокойно.

Больше всего в эту минуту Тэйлос боялся ощутить настойчивый зов, и в то же время он именно этого отчаянно жаждал. Впрочем, призрак Глории был не лишён деликатности и позволил не только закончить обед, но и заняться делами. Дэвид пообещал прийти вечером, а Тэйлос принялся набрасывать планы статей. Их следовало сначала утвердить у Уоткинса.

***

К закату Тэйлос уже полностью освободился. Он с нетерпением бродил по комнате, ожидая знакомого захватывающего ощущения, которое подскажет, что пора садиться за машинку. Однако ничего подобного не случилось. Глория всё не появлялась.

Когда пришёл Дэвид, Тэйлос уже был достаточно раздражён, но некоторое время ему удавалось отвлечься за разговорами о метафизике и рассказами о причудливости человеческих дарований. Но вот в небо уже поднялась похудевшая к новолунию луна, заливая улицы серебристым светом, а призрак всё не приходила.

– Тебе нужно спать, – решил Дэвид. – Если она дала тебе передышку, то лучше пользоваться этим с умом.

– А если она не расскажет до конца?! – вспылил Тэйлос. Теперь его обуревала жажда, он хотел узнать окончание истории, ни трубка, ни тёплый чай с лавандой не помогли ему успокоить нервы.

– Расскажет, верь мне, – Энрайз, напротив, говорил подчёркнуто спокойно, а взгляд его был внимательным и строгим. Он кивнул в сторону постели. – Немедленно ложись.

– Я не усну! – возмутился Тэйлос, потеряв всякое самообладание.

– Конечно же, уснёшь, – Дэвид приблизился и опустил ладонь ему на плечо. Только соприкосновение привело Тэйлоса в чувство. – Уснёшь. И тебе это нужно.

Дэвид был прав.

========== Часть 7 ==========

Провалившись в сон, Тэйлос почти сразу оказался на трассе, где соревновались паромобили. Они и сейчас метались туда-сюда в клубах пара и пыли, страшно взрёвывая и скрипя тормозами на резких поворотах.

Тэйлос огляделся, размышляя, где здесь более безопасное место, и тут увидел сияющий силуэт девочки. Она замерла словно в эпицентре песчаной бури, вокруг неё кружились комья сухой грязи, пыль и дым. Не заслоняя лица, сияя всё ярче, девочка стояла в центре площадки, а вокруг неё, так близко и жутко, летали чудовища-паромобили.

Только теперь Тэйлос обратил внимание, что все они с окровавленными пастями, выпученными фарами глаз, что они вопят и бегают по кругу, с каждым мгновением приближаясь к ребёнку.

Фантастическая реальность сна превращала парамобили в огнедышащих чудовищ, и Тэйлос поверил в эту реальность. Желание спасти и защитить пересилило чувство страха, он кинулся через поле, стремясь успеть к девочке до того, как чудовища подберутся к ней слишком близко.

И тут она повернулась к нему. Светлые волосы вздымались волнами вокруг её лица, мягкие губы были открыты в немом крике, в глазах стоял ужас. Тэйлос рванулся вперёд, не обращая уже внимания на слишком близко проносящиеся тяжёлые стальные тела. Он упал перед девочкой на колени, обхватил хрупкую фигурку…

И в тот момент одно из чудищ врезалось в них, сминая, размалывая, превращая в кровь и песок, в ошмётки и мусор.

Тэйлос закричал – и проснулся от крика. Было ли ему больно там, во сне, он так и не понял, но точно знал, что Глория – а это была Глория – испытывала чудовищную боль. И она уж точно не могла вырваться из сна.

«Вот что толкает тебя говорить, – шевельнулась мысль. – Смерть не стала для тебя отдохновением, ты варишься в боли, бедная девочка».

Он сравнил Глорию с хрупким цветком на кладбищенском холме, что даже суровой осенью продолжает упрямо цвести, пока ветер не оборвёт все лепестки до единого.

Ночь почти кончилась, истекла, превратившись в мягкий отсвет зари на тёмных облаках. Тэйлос сварил кофе, чтобы привести себя в порядок. Сон не желал отпускать его, потому он никак не мог перестать думать о Глории. Он преисполнился печали и сострадания, едва сдерживал слёзы, хотя это было так странно – скорбеть по давно исчезнувшей из мира живых девочке.

– Тебя нужно отпустить, – прошептал он наступающему утру. И эта мысль казалась ему единственно верной.

***

Однако слова не приходили.

Тэйлосу удалось закончить работу и получить новую, но напряжения в пальцах так и не возникло, а вечером он почувствовал себя совершенно одиноким – даже духи покинули его.

Несмотря на то, что солнце уже село и только газовые фонари немного рассеивали чернильный влажный мрак, Тэйлос собрался к Дэвиду. Ему некуда было больше обратиться за советом, никто не сумел бы объяснить ему, что происходит и почему. Как оказалось, Энрайз ждал его, совсем не удивившись позднему визиту.

– Она замолчала? – уточнил он, когда Тэйлос повесил плащ на вешалку и прошёл в комнату.

– Да, замолчала.

– Думаю, это потому, что мы подходим к кульминации, драматическая пауза, – Дэвид улыбнулся и указал на диван. – Присаживайся. Тебе стоило отдохнуть, а не спешить ко мне.

– Уверен, что её нужно отпустить, – Тэйлос сел нехотя, всё в нём было слишком напряжено, слишком готово к действиям. – И каждый час промедления…

– Ничто для призрака, который столько лет скитается, ожидая подходящего медиума, – холодно отрезал Дэвид. – Ты жив, подумай о себе. Для неё нет времени. Находясь между мирами жизни и смерти, она всё время в одном и том же мгновении. А ты – нет. Для тебя время продолжает течь. И если ты станешь себя загонять, то превратишься в такого же призрака раньше, чем применишь свой дар во благо кому-либо.

– Ты прав, – Тэйлос вздохнул. – Но что же мне делать?..

– Мы навестим её, – Дэвид оглядел комнату, словно что-то разыскивая. – Кладбище закрывается на ночь?

– Нет, калитка всегда остаётся открытой, – чуть удивлённо отозвался Тэйлос. – Погоди, что это ты задумал?

– Мистические учения говорят нам, что призраки активны именно в ночной час, – Дэвид вытащил небольшой чемоданчик и увлечённо рылся в его содержимом. – Потому мы навестим Глорию именно сегодня. Или ты боишься ночного кладбища?

– Нисколько, – Тэйлос пожал плечами. – Разве россказни о кладбищах хоть чем-то подтверждаются?

– О, когда-нибудь я расскажу тебе, – Дэвид вытащил из чемоданчика мешочек, от которого потянуло сладковатым ароматом, и удовлетворённо кивнул. – Ну вот и всё, мы готовы.

***

Они не стали нанимать экипаж, и Тэйлос втайне был этому рад – вовсе не потому, что потянулись бы слухи о такой поездке, а больше из-за того, что им пришлось идти сквозь влажную туманную ночь по гулким улочкам. Тэйлоса всегда радовала такая возможность, он любил прогуливаться в это время, в час тихий и немного зловещий, когда город ещё не решился полностью отдаться сентябрю, но уже не находится в ведении августа. Календарь сменил месяц, а город словно стоял на пороге между одним сезоном и другим.

Туман и неяркий фонарный свет, крючковатые тени на стенах домов, закрывших ставни, как веки, уснувших среди мрака… Влажный проблеск водостоков, перекатывающийся по трамвайным рельсам блик, журчание тёмной воды в сточной канаве… Этот мир казался Тэйлосу совершенным.

Дэвид, возможно, разделял с ним восхищение или хотя бы понимал, что разговор нарушит очарование. Они шли быстро, но молча, и каждый был отдан собственным мыслям. Кладбищенская ограда выросла из тумана, который просачивался между коваными прутьями и тёк вниз по улице – навстречу Тэйлосу и Дэвиду, неожиданно, словно выпрыгнула из засады. И только тогда Тэйлос понял, что слишком погрузился в миры собственных размышлений.

– Удивительный вид, – впервые подал голос Энрайз. – Разве не чудная ночь?

– Да, – согласился Тэйлос, хоть это прозвучало обрывочно и странно. Он хотел бы продолжить, чтобы Дэвид не подумал, что они ощущают сумерки по-разному, но одёрнул себя.

Ворота были закрыты, а калитка, как и прежде, как и всегда, распахнута, Тэйлос задумчиво глянул на сторожку, где в этот поздний час едва теплился огонёк старой керосиновой лампы.

– Не стоит звать его, – перехватил его взгляд Дэвид и тронул покрытые каплями влаги сплетения металлических цветов. Тэйлос изумлённо уставился на него, но по лицу Энрайза ничего нельзя было прочесть. Не успев никак отреагировать на эти слова, он услышал ворчливый голос:

– Кого там Хаосом принесло? – хрипло гаркнул Джонатан с крыльца. Дверь приоткрылась, и слабый луч света разрезал темноту, вычертив золотом клубы тумана.

– Это всего лишь я, – отозвался ему Тэйлос, надеясь, что Джонатан узнает его по голосу и не станет задавать вопросы.

– Смотри-ка… – ворча, Джонатан спустился с крыльца и подошёл к воротам. – Тэйлос, что-то ты припозднился. Боюсь, Лилиана не будет рада такому визиту.

– Впустите нас, достопочтенный, – вступил в разговор Дэвид. – Нам требуется поговорить с важным свидетелем…

– Это ещё что за умник? – Джонатан, щурясь, приподнял потайной фонарь и отодвинул прикрывавшую свечу створку. Свет полился прямо в лицо Дэвиду, и тому пришлось отвернуться.

– Это Дэвид, мой однокашник, – Тэйлос вздохнул. – Нам действительно нужно пройти.

– Это уж я понял, – Джонатан отодвинул фонарь и отошёл, всё же пропуская их на кладбище. – Входите. И справляйтесь как-нибудь без меня, постарайтесь не ломать ангелам крылья и не увозить тел для алхимических нужд. И не отвлекайте покойников попусту. Они здесь должны отдохнуть от бренного мира.

Высказавшись, Джонатан ушёл в сторожку, оставив потайной фонарь на высокой тумбе, где некогда стоял вазон для цветов. Дэвид тут же подхватил его и поднял повыше. В тумане свет казался призрачным и неверным, но это было лучше, чем совсем ничего. Тучи скрывали небо, ждать помощи от луны не приходилось.

– Попробуем отыскать могилу, – сказал Тэйлос и двинулся по дорожке. Каждый шаг давался ему с трудом, и теперь он с удивлением понимал, что, кажется, солгал Дэвиду прежде. В нём всколыхнулась детская вера в слова матери: он слышал слишком много всяких рассказов от неё, призванных уберечь и предостеречь. Тревожить покой мёртвых ночью… Разве это была хорошая мысль? Теперь он так совсем не думал.

Знакомые ангелы в темноте и тумане казались ожившими чудовищами, затаившимися среди могильных камней и плит. Деревья укрывали в кронах крылатых тварей, туман прятал что-то несоизмеримо большее, демоническое, может быть, сам Хаос. Но Дэвид двигался сквозь мглу так уверенно, что и Тэйлос вскоре привык не замечать подтачивающую сердце жуть. Он шёл, ведомый больше не зрением, не памятью, а внутренним чувством, названия которому не знал.

В тот миг, когда луч фонарного света упал на плиту с именем Глории, небеса прояснились и появился округлый бочок луны. Однако неверное лунное сияние превратило кладбище в ещё более жуткое и странное место. Тэйлос постарался не оглядываться, а потому осторожно опустился на корточки у могилы, провёл ладонью по влажной плите.

– Так вот… – Дэвид зашуршал мешочком и вытащил из него две тёмных свечи, палочку благовоний и какой-то порошок. – Этот ритуал я узнал довольно давно, но применять его мне не приходилось.

– Надеюсь, мы обойдёмся без крови, – поморщился Тэйлос, он немного знал о ритуалах, потому память подкинула истории с отрубанием голов чёрному петуху в полнолуние, и только.

– Что за чушь… – проворчал Дэвид даже не вопросительно. Он ножом подрезал дёрн и установил свечи в получившиеся ямки, обрисовал порошком круг и поставил в него благовоние, а потом поджёг каждую свечу и палочку. Над могилой потянулся сладковатый аромат, мерцающий свет отогнал туман.

Тэйлос смотрел на огонь, не понимая, чем это всё может помочь. Дэвид стоял рядом, сложив руки на груди.

– Ты, конечно, не понимаешь, что происходит, – сказал он, когда палочка догорела до середины. – Этот аромат подпитывает усталых призраков, а свечи указывают путь во тьме. Глория – где бы она ни была – придёт на своё место. А как только она вернётся из своих блужданий, то сразу же захочет завершить то, что начала. Завтра ночью она придёт к тебе.

– Почему не сегодня? – удивился Тэйлос и тоже поднялся – колени затекли в неудобном положении.

– Потому что сегодня она будет танцевать у огня. Нам пора, – Дэвид подхватил потайной фонарь. – К утру свечи прогорят, почти не оставив следа.

– Грэйс… Грэйс может заметить, что тут… Кто-то был, – внезапно разволновался Тэйлос.

– Ну и прекрасно, – усмехнулся Энрайз, и блики пламени превратили его лицо в зловещую маску. – Быть может, ему стоит знать, что кто-то ещё разговаривает с маленькой девочкой, о которой, как он думал, все успели позабыть.

***

Тэйлос думал ослушаться Дэвида, но тот не только проводил его до квартиры, но и настоял, чтобы он лёг. Конечно, стоило хотя бы на мгновение расслабиться в объятиях одеяла, как сон не заставил себя ждать.

Утром Тэйлос даже не понял, когда именно Дэвид покинул его квартиру и как он запер дверь. В голове была звенящая пустота – ни образов сна, ни воспоминаний – ничего, точно кто-то отмыл комнату его мыслей дочиста. Сев на постели, Тэйлос некоторое время созерцал захламлённый стол, пачки бумаги под ним, стопку записных книжек на краю, затем его взгляд переместился на сейчас залитый светом стеллаж, где пылились книги и папки с заметками. Он словно видел всё впервые, острое чувство неузнавания едва не покалывало пальцы. Однако уже секундой спустя всё прошло.

«Надо прибраться», – убедил себя Тэйлос, чтобы хоть как-то объяснить непонятные ощущения. Он прошёл в маленькую кухню и поставил чайник на огонь, пока тот вскипал, быстро умылся и чисто выбрил щёки, покрывшиеся синеватой щетиной.

Сделав чай вместо кофе, Тэйлос пришёл к рабочему столу и сел, тронул клавиатуру машинки – единственное место, где не было пыли. И почти в тот же миг в глубине сознания вспыхнули слова. Их было так много, что они перемешивались и спорили друг с другом, теснились, точно воды реки за плотиной. У Тэйлоса перехватило дыхание, он быстро вкрутил новый лист и отставил чашку подальше, совсем уже не желая пить.

Глория говорила с ним снова, торопилась рассказать историю, и он готов был записать каждое слово.

Ещё мгновение внутри него разрасталась звенящая тишина, захватывающая и глубокая, какая бывает перед тем, как на город падёт стихия. Такая, быть может, застывает в воздухе перед обрушением лавины, перед самой большой волной, перемалывающей судёнышко. И Тэйлос знал, что сейчас окажется в самом эпицентре.

Он был готов, но всё равно захлебнулся, когда слова побежали потоком. Пальцы заломило от скорости, машинка жалобно звякала, но он всё-таки сумел приноровиться и скоро был захвачен разворачивающимся рассказом.

***

Он не помнил, во сколько очнулся, но оторвался от клавиатуры неохотно, только лишь потому, что кто-то барабанил в дверь. Слова милостиво разрешили пойти и проверить, кто причиняет неудобства, замерли на границе сознания настойчивым роем гудящих ос.

На пороге стоял Ринко.

– Тебе нездоровится? – спросил он сходу, заглядывая в квартиру так, точно ожидал найти здесь кого-то ещё.

– Я пишу, – пожал плечами Тэйлос, не зная, как охарактеризовать своё занятие для коллеги.

– Хм-хм… Уоткинс говорил, что ты сегодня должен сдать одну заметку… Но это не к спеху, кажется, тебе не до неё.

Тэйлос чуть нахмурился, пытаясь вызвать внутри себя негодование. Но он слышал эхо слов, и все чувства оказались где-то позади, ничего не значили, ни к чему не обязывали.

– Ты заставил его поставить свой материал вместо моего?

– Конечно, – Ринко усмехнулся. – Но разве у тебя есть хоть какой-то материал?

– Пусть так, но я тебе припомню, – рассердиться всё равно не получилось, Тэйлос наконец посторонился, пропуская Ринко в комнату. Только в этот момент он почувствовал что-то вроде раздражения, которое, конечно, тут же угасло.

– Ты хоть завтракал? – Ринко озирался, словно был здесь впервые или ожидал что-то найти. Он настолько напоминал потерявшего след пса, что Тэйлос едва не улыбнулся.

– Нет, наверное, – в эту минуту голод дал о себе знать, приглушив даже шёпот голосов на периферии сознания. – Было бы неплохо сходить куда-нибудь, хоть к Марте.

– Что же это тебя так захватило? – Ринко мельком глянул на пачку листов на краю стола, изрядно пополневшую за сегодняшнее утро и часть дня. Однако он всё-таки не стал протягивать руку, а Тэйлос тут же заслонил стол собой, готовый всеми силами защитить историю Глории.

– Об этом пока рано говорить, – сухо заметил он, переключая внимание Ринко. – Пойдём пообедать.

***

Усевшись за любимый столик у Марты, Ринко принялся рассказывать о слухах и ставках, так что Тэйлос очень скоро соскользнул в собственные мысли. Он кивал, но почти ничего не слышал, пока не было произнесено имя Энрайза.

– …Дэвид Энрайз… Говорят, вы учились вместе?

– Так и есть, он приехал по моему приглашению, – чуть раздражённо отозвался Тэйлос. Упустив разговор, он даже не смог сориентироваться, отчего Ринко вспомнил о Дэвиде.

– Ах, вот оно что… – Ринко замолчал.

Безумно хотелось переспросить его, но Тэйлос понимал, что рискует, потому выжидал, надеясь, что Ринко вернётся к оставленной теме.

– Тогда тебе лучше знать, конечно, – и Ринко опустил голову, словно в тарелке произошло какое-то событие, которое ему показалось чрезмерно увлекательным. Он делал это намеренно, понимая, что собеседнику ничего не останется, как задать вопрос, подтолкнув его поторговаться из-за информации.

– Лучше знать что? – не сумел удержаться и Тэйлос.

– Ну, правдивы ли слухи о нём, – Ринко продолжал ковырять вилкой жалкие остатки мяса.

– Какие именно слухи? – поторопил его Тэйлос, и на этот раз слова уже не смогли оградить его от ярости. Возможно, что-то такое в его голосе заметил и Ринко, по крайней мере он выпучил на него глаза, и Тэйлосу пришлось выдержать возмущённый взгляд.

– Как я говорил, толкуют, что вокруг него немало странностей творится, – он усмехнулся, разводя руками, дескать «я ведь сразу рассказал тебе». – Что он занимается неестественной наукой, – он пристально смотрел на Тэйлоса, точно ждал его реакции, – что у него любовник – мужчина…

– А как одно сочетается с другим? – фыркнул Тэйлос, его тут же отпустило напряжение. – Какая чушь, право слово.

– Так зачем ты пригласил его? – Ринко всё не сводил с него глаз.

– По личному делу, – Тэйлос качнул головой. – Откуда о нём вообще все знают, откуда появились эти слухи?..

– Понятия не имею, – наконец Ринко опять опустил взгляд в тарелку. – Но на гонках только о том и разговоров…

Тэйлос посмотрел на Ринко внимательно и строго, но тот, конечно, плевать хотел на это и ничуть не смутился. Одно было ясно – некто распускает неприятные слухи о Дэвиде, и непонятно, зачем это может кому-то понадобиться.

Слова настойчиво рвались на свободу, и Тэйлос не мог позволить себе игнорировать их, даже ради того, чтобы дознаться, откуда у обывателей Фэйтон-сити возникли странные фантазии о его однокашнике. Он был не в силах продолжать обед и слушать болтовню приятеля, был не в состоянии улыбаться Марте и даже к трубке его не тянуло. Внутри болезненно раскручивался словесный вихрь, казалось, что сейчас он превратится в нарыв на груди и взорвётся пеной из фраз.

– Мне нужно идти, – Тэйлос отодвинул почти нетронутую тарелку. – Действительно нужно.

– Конечно, – кивнул Ринко, и стало совершенно очевидно, что он проследит, куда именно направится Тэйлос.

Не придавая этому значения, ведь он собирался домой, Тэйлос поспешно расплатился. Пока он шёл по улицам, настойчивое желание прорваться в мир настолько овладело Глорией, что слова едва ли не начали вырываться в воздух сквозь плотно сомкнутые губы.

Сдержавшись, чтобы не начать проговаривать их вслух, Тэйлос преодолел последние ступеньки лестницы, поспешно открыл дверь и бросил плащ на стул в углу. Клавиатура звала его, бумага ждала призрачных откровений. Едва коснувшись клавиш, Тэйлос перестал владеть собой, всё вокруг закачалось, стало туманным и неясным, светили огни вдалеке. Он словно шёл по пустынному пространству под неумолчный звон, стук и щелчки клавиш машинки. Ничего не видя вокруг, ничего не разбирая внутри себя, он брёл по пустыне в тумане, выискивая выход.

А в это время пальцы жили своей жизнью, отбивая фразу за фразой, заправляя новые листы.

========== Часть 8 ==========

Дэвид сам пришёл к Тэйлосу – уже в сумерках, когда за окном замаячили огни газовых фонарей, а лист, заправленный в пишущую машинку, стал расплываться, превращаясь в белое пятно. Впрочем, Тэйлосу и не нужно было смотреть на него, чтобы следовать за настойчивым голосом Глории, да и владение слепым набором позволяло вообще закрыть глаза и слушать, слушать в бесконечной темноте, выпуская услышанное на свободу. Энрайз вывел его из этого состояния прикосновением к плечу.