Текст книги "Сентябрь (СИ)"

Автор книги: RavenTores

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Джонатан уже ждал его на крыльце, щурясь на дождь и пуская дым из трубки.

– Что стряслось? – спросил он сразу. – Вряд ли тебе приснилась мать и попросила принести фиалок.

– Мне нужно передать сообщение Грэйсу, – Тэйлос вздохнул.

– Но ты не знаешь, к кому можно обратиться, – завершил Джонатан. – Обратись ко мне, я старик, а не курьер, но как отправить такое письмецо знаю.

Тэйлос удивлённо посмотрел на него, и Джонатан заворчал:

– Ладно уж, заходи. Чего мокнуть-то? Что за дела у тебя теперь с Грэйсом, то он тебя ищет, то ты его…

Тэйлос не стал ничего уточнять, потому что принял это ворчание всего лишь за нудный стариковский характер. Сбросив плащ на старую вешалку, он послушно сел к столу, стараясь не слишком пялиться на жилище Джонатана.

У старика была страсть к вещам, потому по стенам и полкам были разложены и расставлены самые разнообразные предметы. Видимо, Джонатан и сам понимал пагубность своего увлечения, его ненормальность и вычурность, потому страшно не любил, когда кто-то начинал задавать об этом вопросы или же рассматривать что-то слишком пристально. Тэйлос привык сидеть у стола, глядя на собственные руки, но всё равно нет-нет, а поднимал глаза, всякий раз натыкаясь на что-то странное или необычное лишь своим расположением – на посмертную маску из полураскрошившегося гипса, на копилку, зачем-то привинченную к стене, на часы, висевшие вверх ногами, альбомы для марок, сложенные стопкой под стулом, и прочее, и прочее.

Джонатан, бурча что-то себе под нос, поставил чайник на огонь и сел напротив него в старинное кресло, которое протестующе заскрипело.

– Грэйс ходит на могилу своей маленькой дочери, – сказал он. – Случается это каждую неделю. Он проводит у камня не больше пары минут, при этом лицо его похоже на вот эту маску, да. На ту, что ты так рассматриваешь.

Тэйлос одёрнул себя и посмотрел на Джонатана.

– И ты сможешь передать ему, что я хочу с ним встретиться? В такой же утренний час, на том же месте. Он должен понять.

– Да уж он-то поймёт, – Джонатан дотянулся до полки и снял с неё пару изящных фарфоровых чашек. – Кэсендийские, мои любимые.

Представив цену этого фарфора, Тэйлос едва сдержал изумление, но Джонатан как раз отвлёкся, наливая чай.

– Так я могу рассчитывать?..

– Я скажу ему.

Над чашкой вился пар, и Тэйлос чуть улыбнулся, почему-то подумав о детстве. Он осторожно взял фарфоровое изящество в руки, пальцы обдало приятным жаром.

– Буду признателен, – сказал он и отпил глоток.

– Лучше уж будь осторожен, это не тот человек, с которым стоит вести дела тебе, Тэй, – Джонатан намеренно сократил его имя, возможно, желая задеть, но сейчас, когда чай напомнил о беззаботных днях, Тэйлос совсем не обратил на это внимания.

– Я и не хочу вести с ним дела, – пояснил он спокойно. – Но вот он упорно пытается показать мне, что какие-то общие дела у нас всё-таки есть.

– Не хочу и слышать, – Джонатан выудил из вазочки застарелое печенье. – Принеси мне сдобы в следующий раз, что-то давно никто не угощал меня булкой…

***

Тэйлос лишь дома понял, что теперь ему придётся таскаться на кладбище ежедневно, чтобы узнать, как отреагирует на приглашение Грэйс и что скажет в ответ. Посмеявшись над хитрым Джонатаном, наладившим себе поставки сдобы, он довольно долго пребывал в хорошем настроении, пока взгляд снова не наткнулся на бедняцкий конверт, в котором были совсем не бедняцкие деньги.

Велик был искус оставить их себе, не выясняя, о чём там думал Грэйс, но Тэйлос не верил этому человеку и не хотел, чтобы всё обернулось проблемами. Он твёрдо намеревался вернуть всю сумму.

За дни поисков Грэйса он выяснил, что о том мало кто знает хоть что-то конкретное. Никто не ошибся бы, встреть его на улице, но не смог бы рассказать ни о доме, ни о семье. Узнать, что у Грэйса была маленькая дочь, было неожиданностью. Значит, была и мать этого ребёнка. Но ведь Грэйс – холостяк? Никто никогда не упоминал о его супруге.

Тэйлос слышал о махинациях, которые проворачивал Грэйс, знал, что многие зовут его нечестным и даже подлецом за глаза, но это не мешает им улыбаться и лебезить. Фигура Грэйса словно возвышалась над городом, наполненная слухами и пересудами, но за нею будто бы и не существовало реального человека. Легко было предположить, что это сказка, несуществующий фантом, которому приписана вина за все неприятности. Если бы только Тэйлос не видел его собственными глазами, если бы не услышал от Джонатана, что у него была дочь.

Может быть, Тэйлос не был азартным журналистом, как Ринко, а скорее, походил на писателя, боявшегося начать настоящую книгу, но именно сейчас, глядя на коричневую бумагу конверта, скрывавшего в себе немалые деньги, он почувствовал желание найти наконец ответы на вопросы, окружавшие Грэйса, точно стая мошкары гуляющего в парке в летний вечер. И потому он отложил очередную заметку и собрался в архив. Конечно, придётся выдумать причину, чтобы ему позволили порыться на полках самостоятельно, но Светоносный вроде бы должен был покровительствовать познающим, а рациональный разум советовал захватить с собой гостинец для архивариуса.

========== Часть 3 ==========

Он провёл в архиве несколько часов, старик-архивариус – Майк Дэстер – всячески ему помогал, но найти удалось не так уж много. Мистер Грэйс никогда не рождался в городке Фэйтон-сити. Не было никаких записей о регистрации младенца с такой фамилией. Очевидно, он прибыл откуда-то около двадцати лет назад – по крайней мере, именно тогда он был впервые вскользь упомянут в газете в связи со скачками.

Паромобили всё ещё были новинкой, первые гонки организовал именно Грэйс, и никто не знал, откуда у него на это средства. Тэйлос нашёл статью шестилетней давности об этом событии – скептическую и не слишком приятную. Забавно, что написал её Ринко.

Сам Тэйлос в ту пору был двадцатилетним юнцом, который как раз прозябал в столице, пытаясь с горем пополам закончить университет, куда отправился, как следовало из завещания матери. Он не знал, что происходит в родном городке, ведь никто не отсылал ему писем.

Не нашлось записей о браке или упоминаний о дочери Грэйса – он не подтверждал отцовства. Не было ничего о недвижимости, ничего о собственности. Единственные скромные упоминания выплывали только в газетах, но если опираться на официальные документы, Грэйса вообще не существовало.

У Тэйлоса началась головная боль от попыток связать немногие факты хоть в насколько-то цельную картину. Ничего не прояснилось, да ещё и Майк подлил масла в огонь:

– Я сам когда-то пытался навести о нём справки, но ничегошеньки. Говорят, у него действительно есть документы на эту фамилию, даже банки вроде как принимают их. Но никто не знает, где же тогда он родился, откуда приехал, как появился в нашем городе. Судя по всему, ему должно быть около пятидесяти-шестидесяти лет, но сколько ты дашь ему, если посмотришь в лицо?

– Не больше сорока, – согласно кивнул Тэйлос. – Как странно.

– Посмотри-ка сюда, – Майк снова вытащил самую первую статью. – Конечно, эта фотография слова доброго не стоит, и всё же…

На плохо отпечатанном, уже чуть тронутом желтизной снимке всё же было видно, что Грэйс – вовсе не юнец. Ему смело можно было дать тридцать.

– Такие дела, – вздохнул Майк. – Не лезь ты в это, приятель.

Тэйлос вздохнул, выписал себе в записную книжку всё, что показалось сколько-нибудь важным, и засобирался домой. Ему хотелось поговорить с Ринко. Может быть, тот что-то вспомнит?..

Впрочем, уже добравшись к себе, Тэйлос передумал. Сейчас Ринко восхищался Грэйсом и вряд ли рассказал бы, почему некогда относился к нему с меньшей теплотой. Да и можно ли было верить, что Грэйсу не станет известно о таком пристальном внимании. Тэйлос не хотел, чтобы тот прознал об этих изысканиях.

***

Следующий день выдался солнечным, точно август вспомнил, что на самом деле летний месяц. Свет лился с чистейших небес, заполняя улицы, высушивая набравшиеся за эти дни лужи и превращая грязь в сизую пыль. Пришлось забыть о плаще, и Тэйлос даже позволил себе повязать яркий шейный платок, точно тоже обрадовался возвращению тепла.

Уже к полудню в городе было жарко и душно, в воздухе дрожало знойное марево. Тэйлос выбрал этот час – когда все попрятались в тени – чтобы дойти до кладбища. На этот раз он не взял с собой цветы, лишь прикупил пару булок для Джонатана.

Солнечный свет преображал последний приют жителей Фэйтон-сити. Листва деревьев загоралась изумрудом, могильные камни в тени обретали благородство, ангелы смотрели на мир одухотворёнными лицами, словно тая меланхоличную улыбку в уголках губ. Ряды склепов превращались в таинственную улочку, где ждёшь, что вот-вот повстречаются обитатели. Цветы на могилах и в траве казались подтверждением торжества жизни над смертью. И всё это Тэйлос не любил. Ему казалось, что солнце совершенно мешало прочувствовать скорбь, прикоснуться к атмосфере, которая должна окружать свидетельство смерти.

Хмуро оглядев расцветшее в солнечных красках кладбище, он постучал в окно сторожки, но Джонатан не отозвался. Тэйлос сразу понял, что это значит, – в такую погоду ему наверняка пришлось выйти подметать и разравнивать дорожки, которые повредили бежавшие пару дней назад ручьи.

Булки Тэйлос оставил в тени крыльца, а сам медленно двинулся вглубь, обходя памятники и пытаясь отыскать среди серых плит сгорбленную спину работающего Джонатана. Территория кладбища располагалась на склоне холма, дорожки постепенно забирали вверх, и Тэйлос шёл, не торопясь. Он не знал на самом деле, насколько велико кладбище, потому удивился, когда поднялся на вершину, где едва ли не в самом центре высился простой, но очень красивый склеп, принадлежавший, как оказалось, семье отца-основателя города. Здесь уже нашли покой едва ли не пять поколений славного рода.

За склепом дорожка спускалась вниз, прихотливо виляя и обегая особенно интересные склепы и памятники. С высоты Тэйлос и заметил Джонатана. Тот стоял у одной из могил с метёлкой, рассматривал надгробный камень, ничего не замечая вокруг.

– Хэй, – окликнул Тэйлос, почти потеряв терпение. Теперь он шёл быстро – даже слишком для этого места.

– А вот и ты, – отозвался Джонатан, не поворачивая головы. – Смотри-ка, как всё здесь зажило после дождей.

Тэйлос встал рядом с ним и понял, что старик рассматривает разросшиеся вокруг камня грибы. Разошедшиеся ровным кругом оранжеватые шляпки выглядывали из травы. На могиле стояли даты жизни и была выбита надпись «Милой Анри».

– Знаешь ли, если бы это видел прежний священник, милую Анри потревожили бы речитативами и запахом храмового масла, – Джонатан качнул головой. – Старый Генрих был уверен, что это знак ведьмы.

– Грэйс появлялся? – прервал его Тэйлос.

– А как же, – теперь старик кивнул в сторону белоснежного ангела, замершего над могилой чуть в стороне. – Завтра утром вы должны встретиться там, где условились.

– Это её могила? – проследил за его взглядом Тэйлос.

– Она самая, чистейший мрамор…

Тэйлос приблизился, рассматривая строгие черты ангельского лика, рассыпанные по прихоти скульптора кудри, вскинутые крылья, сложенные перед грудью изящные кисти. У ног ангела стояла простая каменная табличка: Глория Фанси. Малышка прожила чуть меньше пяти лет.

Быстро записав себе имя ребёнка, Тэйлос посмотрел на Джонатана, всё ещё изучавшего грибы.

– Он ничего не сказал?

– Ничего, что тебе было бы интересно, – усмехнулся Джонатан. – Улыбнулся только. Видать, знал, что ты заглотишь этот крючок.

Радоваться было нечему, но Тэйлос понимал, что так оно и есть, потому и не расстроился тоже. Конечно, в этой игре первый ход сделал Грэйс, а это означало, что сейчас у него есть преимущество, но раунд ещё не закончился.

– Кто же её мать? – спросил он вслух, не ожидая, что Джонатан ответит.

– Об этом мне ничего неизвестно. Я никогда не видел её здесь. Даже в день похорон.

Тэйлос снова присмотрелся к дате. Глория ушла из этого мира шесть лет назад.

– А ты уверен, что это именно его дочь? – этот вопрос вырвался сам собой, Тэйлос даже не мог понять, почему сказал именно это.

– Хм, – Джонатан подошёл ближе и тоже посмотрел на даты. – Пожалуй, тут ты меня уел. Я не могу такое утверждать, но как иначе объяснить, почему мужчина неделя за неделей, год за годом приходит на кладбище к чужому ребёнку?..

– Например, как чувство вины, – прошептал Тэйлос. – Благодарю, старина. Я оставил тебе булки на крыльце.

– Уходишь? – удивился Джонатан.

Но Тэйлос уже спешил прочь. Догадки вспарывали его сознание одна за другой. Срочно требовалось завернуть к Майку, чтобы проверить хоть какие-нибудь из них.

***

Глория Фанси оказалась единственной дочерью Элизабет Фанси. Несмотря на очень красивое имя, та вела не совсем праведный образ жизни, а если уж совсем точно – частенько продавала себя в «Красном Драконе». И кто отец Глории, она не знала, впрочем, как и то, что делать с ребёнком.

Она отдала девочку в городской приют, едва та научилась ползать, но исправно навещала её каждые выходные. Когда Глории исполнилось три года, Элизабет стала брать её на прогулку. Сердобольные нянечки надеялись, что беспутная мать одумается и заберёт ребёнка насовсем, потому смотрели сквозь пальцы на нарушения правил приюта.

Где именно прогуливалась Элизабет с девочкой, как они проводили время – об этом Тэйлос, конечно, совсем ничего не нашёл. Картина жизни Глории складывалась из скупых отписок в отданном в архив журнале посещений приюта да личного дела, на первой странице которого стояла жирная сине-фиолетовая печать: «Погибла при невыясненных обстоятельствах».

Свидетельство о смерти Глории не очень прояснило ситуацию. Выходило, что на прогулке с матерью случился несчастный случай, в результате чего девочка получила «множественные травмы, несовместимые с жизнью», но что это был за случай и какие травмы? Тэйлос не нашёл ничего – следствие, очевидно, не проводилось, несчастный ребёнок из приюта никому не был нужен.

Однако каким-то образом Глория была всё-таки связана с Грэйсом. И фантазия Тэйлоса, подстёгиваемая грустной историей девочки, нарисовала несколько вариантов, один другого мрачнее.

Всё же теперь он был почти полностью уверен, что Грэйс приходит на эту могилу, снедаемый чувством вины, а вовсе не как покинутый родитель.

В надежде расспросить Элизабет о дочери, Тэйлос поискал информацию и о ней. Но оказалось, что вопросы задавать придётся на кладбище. Не прошло и полгода после смерти Глории, и её мать умерла, захлебнувшись рвотными массами. Неприглядная смерть на этот раз показалась Тэйлосу своего рода возмездием.

Поблагодарив Майка – тот снова составил компанию и изрядно помог – Тэйлос отправился домой. Было около десяти вечера, наползший на город туман едва разгоняли газовые фонари.

В мглистых сумерках Тэйлосу чудилось что-то зловещее, потому он всё ускорял шаг, пока едва не побежал. Его шаги гулко разносились по улице, отражались эхом от стен, звенели и множились. Может быть, во всём этом нужно было искать предупреждение, знак от Светоносного или от самого Хаоса, а может, ещё какую-нибудь мистическую чушь, но Тэйлос предпочёл сослаться на усталость. Так что, добравшись домой, он почти сразу же умылся и отправился спать. Все собранные записки и пометки остались лежать на его рабочем столе в полном беспорядке.

***

Раннее утро оказалось промозглым, мелкий моросящий дождь зарядил задолго до рассвета, и теперь все улицы полнились влагой, она бежала ручьями по проезжей части, разливалась лужами на тротуарах, хлестала из водостоков, наполняла лёгкие вместо воздуха.

Тэйлос вновь стоял в переулке, ожидая, когда же появится Грэйс. Конверт пришлось переложить из кармана плаща в нагрудный карман рубашки.

Подсвеченный циферблат часов казался заблудившейся между зданий луной, и Тэйлос невольно подумал, что другие люди в его возрасте вот так назначают свидания девушкам, а не ждут известного всем мошенника, ёжась от сырости и неприятного ветра.

Но не успел он начать себя жалеть, как Грэйс всё-таки явился – крайне недовольный.

Тэйлос выступил из проулка и молча протянул ему конверт.

– Что это? – спросил Грэйс, словно ничего не знал о деньгах.

– Мне не нужны ваши деньги… – начал Тэйлос, но его грубо оборвали.

– Это твои деньги, мальчишка. Ты сделал ставку, она выиграла.

– Ничего подобного, – качнул головой Тэйлос. – Не знаю, почему вы решили, что можно таким образом втянуть меня в ваши игры, но я отказываюсь принимать в этом участие! Заберите. Я был наказан своим проигрышем, вот и всё.

– Не понимаю, почему ты решил, что можешь разговаривать со мной в таком тоне, – Грэйс вдруг сильно толкнул его в грудь, Тэйлос ударился спиной о стену и остался стоять, прислонившись к ней, не понимая, что происходит. – Ты – чующий. И ты сделал верную ставку, только не в тот день. Я не ошибаюсь в таких вещах. Так что забирай свой выигрыш и больше не заходи на мою территорию.

– Я и не собирался, – огрызнулся Тэйлос.

Они смотрели друг на друга, и казалось, что сейчас между ними проскочит разряд.

– Пусть так, – наконец ответил Грэйс, заметно успокаиваясь. – Но попробуй только сделать хоть одну ставку.

– Я не игрок.

Но тот уже не слушал. Тэйлос долго смотрел ему вслед, даже когда пелена усилившегося дождя полностью скрыла не только фигуру Грэйса, но и улицу…

***

Чующий. Чутьё.

По дороге домой Тэйлос снова и снова взвешивал эти слова, силясь разгадать их значение. Он даже не мог знать, кто бы сумел в этом помочь. Как назло в голову не приходило ни одного имени. К кому нужно обращаться в таких случаях? К профессорам университета? К гадалкам, что нередко зазывали в свои шатры, рядком стоявшие на рыночной площади? В те странные общества, которых в последнее время стало так много, что занимали промежуточное звено между профессорами и гадалками и были, похоже, хуже и тех, и других?

Тэйлос не знал, с кем можно посоветоваться. Разве что написать письмо бывшему однокашнику…

Именно эта мысль засела в голове, зудя, словно большой комар. Дэвид Энрайз ещё в университете прослыл сведущим не в самых точных науках. Но – что было, пожалуй, самым странным – если Дэвид говорил о чём-то, раскидывал на картах или же отдавал кому-то амулет, всё неизменно срабатывало и исполнялось.

Тэйлос тогда не только не прибегал к подобного рода помощи, но старался даже не упоминать ни о чём таком. Теперь же, видимо, пришла пора обратиться к загадочной стороне жизни.

Он взялся за письмо, едва согревшись после прогулки и даже не выкурив трубку. Было сложно заново начинать прервавшееся пару лет назад общение – их переписка была вычурной и интересной, но постепенно точки соприкосновения оказались утеряны, и Тэйлос первый не ответил на пространное письмо. Возможно, теперь ему предстояло пожалеть о том, как он проигнорировал странные описания и удивительные гипотезы, на которые не скупился его приятель.

Именно поэтому первые несколько вариантов – набросанные от руки – оказались в мусорной корзине меньше чем через полчаса. Следующий лист Тэйлос заправил в машинку, справедливо предполагая, что это дисциплинирует его сознание.

Теперь он начал почти официально: «Уважаемый Дэвид, мы не виделись пять лет, и, может быть, в том виноват именно я. Сейчас мне бы хотелось искать встречи с вами – и чтобы вспомнить о былых весёлых временах, и чтобы найти помощь в очень деликатном деле. Я не могу, пожалуй, рассказать все подробности письмом, но вкратце обрисую ситуацию. Возможно, вам, друг мой, и этого окажется достаточно, чтобы дать мне путеводную нить, следуя которой, я и сам смогу найти выход из лабиринта…»

Далее следовало сухое изложение событий – без имён и точного описания, что именно произошло. Тэйлос даже не решился объяснить, что речь идёт именно о нём.

На почту он вышел после полудня. Дождь как раз кончился, теперь всё было сизым и влажным. Отстояв крикливую очередь, Тэйлос прикупил дорогой конверт, оплатил цветастые марки и попросил доставить послание как можно скорее.

Он надеялся, что Дэвид не сменил адрес и не уехал из страны в неизвестном направлении. В сущности, больше ему нечего было ожидать.

========== Часть 4 ==========

Не прошло и пары недель, как от Дэвида добрался ответ – телеграммой. Он обещал приехать уже утренним поездом! Тэйлос с некоторым удивлением и даже смутным восторгом забронировал для него номер в отеле – том самом, что стоял неподалёку от площади и считался самым внушительным в Фэйтон-сити, на что намекало и настолько же громкое, насколько банальное название: «Гранд-мотель».

Железнодорожная станция находилась в некотором отдалении от города, и к нужному времени Тэйлос нанял экипаж. Провожая взглядом городские улочки, освещённые утренним солнцем, он всё гадал, каким увидит Дэвида и почему тот внезапно решил даже приехать, а не написал пространное письмо, к которым у него была страсть ещё в университете.

Потянулись поля, местами – уже убранные, потом за окном встала чахлая роща, а миновав её, экипаж развернулся и остановился на утоптанной площадке напротив приземистого здания станции, увенчанного шпилем с флюгером в виде бегущего в клубах дыма паровоза. Железнодорожные пути поблёскивали в первых солнечных лучах.

Людей здесь почти не было, видимо, в будни этим поездом ездили мало. Тэйлос отметил только печальную женщину в чёрном, восседавшую под козырьком на чемодане вместо того, чтобы усесться на лавочку, да мужчину за сорок, раскуривавшего трубку.

Он попросил возницу подождать и прошёл сквозь здание станции на платформу, здесь было ещё несколько человек – слонявшиеся без дела встречающие и пара будущих пассажиров. Пахло машинным маслом, а по гравию, засыпавшему откос, бродил крупный чёрный ворон, выискивая что-то, известное только ему одному. Тэйлос посмотрел на птицу, и ему ясно представилось, как он превращается в такого же ворона, так же выискивая нечто, природы чего даже не знал. Тут ворон на насыпи ловко изловил ящерицу, подкинул в воздухе и заглотил целиком, после чего тяжело взлетел, заставляя представить, как сам Тэйлос поступит с изловленной истиной, если уж ему такое удастся.

Вдалеке показался поезд – ещё почти беззвучно, серые клубы дыма поднимались в воздух, заслоняя солнце, ярко горел фонарь. Было ясно, что ворона спугнули завибрировавшие рельсы и отдалённый гул. Тэйлосу же захотелось коснуться их, чтобы почувствовать мягкое приближение состава. Подавив странное желание, он взглянул на часы – бесполезное действие, которое только немного успокоило внезапно разволновавшееся сердце.

Перестук колёс раздавался всё отчётливее, шипение и посвистывание локомотива прерывалось короткими и сильными гудками – машинист оповещал о прибытии. Люди на платформе оживились и приблизились, кто-то засуетился, подбирая вещи.

Поезд подходил медленно, но вот уже голова состава проплыла мимо, обдав немногих встречающих паром, запахом раскалённого металла и смазки, затем потянулись вагоны – их было только пять, и вскоре состав содрогнулся последний раз, полностью останавливаясь.

Дэвида Тэйлос узнал сразу, едва тот спрыгнул с неудобных ступенек, отсалютовав проводнику в строгой ливрее.

– Эй, приятель! – воскликнул Энрайз, нахлобучив на голову котелок, которым только что размахивал. Его лёгонький чемодан стоял у ног, и Тэйлос счёл необходимым подхватить его.

– Рад, что ты приехал, – сказал он просто. – Нас ждёт экипаж.

– Чудесно, – Дэвид жизнерадостно улыбнулся. – Твоё деликатное дело, с кем бы оно ни произошло, требует долгого разговора, который я не хотел бы доверять почтовой службе. Знаешь ли, наше правительство одержимо идеей шпионажа, а я не люблю, когда мои пространные рассуждения читает кто-то, кому они не предназначаются. В этом отношении я чересчур ревнив.

– Согласен, – Тэйлос вздохнул. – А вот и наш экипаж.

Едва они устроились на потёртых кожаных диванчиках, как лошадь тронулась и за окном поползла рощица, за которой проглядывали поля.

– Нам ехать недолго, – успокоил Тэйлос. – Я, честно говоря, не ожидал, что ты согласишься…

– О, я поясню почему, – прервал его Дэвид. – Закончив университет, я полностью отдался страсти – сплетению метафизики и науки. Это захватило меня целиком. Но тут следует понимать, что реальность не так богата на метафизические проявления, как того хочется моему пытливому уму. Потому на каждый момент, хотя бы сколько-нибудь… подходящий, я обращаю самое пристальное внимание. Не могу иначе, знаешь ли.

– Значит, мне повезло, – Тэйлос позволил себе улыбку. Его взгляд скользнул по Дэвиду, отмечая дорогой костюм, плащ, что он небрежно держал в руке, а теперь бросил рядом с собой, великолепный шейный платок из свитсельского шёлка… Было похоже, что исследования Энрайза, какими бы они ни были, дают ему возможность существовать безбедно.

Дэвид заметил его оценивающий взгляд и мягко улыбнулся.

– Да, я умею повернуть своё увлечение себе на пользу, – сказал он, подтверждая невысказанные размышления Тэйлоса. – А ты чем промышляешь?

– Журналистикой, – Тэйлосу оставалось только развести руками. – Наверное, это единственное, что я хоть немного умею.

– Тебе стоило бы написать книгу, – взгляд Дэвида чуть затуманился, он внезапно стал очень серьёзным. – Непременно роман. Ты не должен думать, что журналистика – это всё, на что ты способен… – затем его лицо просветлело, и он добавил: – Пожалуй, об этом мы тоже как-нибудь поговорим.

– Ты прибыл надолго? – впервые решился спросить Тэйлос.

– О, пока твоя проблема будет казаться мне достойной изучения, – отозвался Энрайз, засмеявшись.

***

Город встретил их будней суетой, но в холле отеля было спокойно и по-утреннему свежо. Блестящая поверхность стойки отражала веснушчатое лицо мальчишки-администратора, сына владельца, который только-только начинал познавать глубины этой незамысловатой, но важной профессии. Увидев клиентов, он тут же расцвёл притворной, но очень широкой улыбкой. Тэйлос назвал номер брони, чем заслужил одобрительный взгляд Дэвида.

Получив ключ, Дэвид позволил дежурившему у лифта бою оттащить чемодан наверх, а сам повернулся к Тэйлосу:

– Мне нужно отдохнуть с дороги, как ты понимаешь. Но я буду не против, если к трём часам мы отправимся куда-нибудь пообедать. Затем – найдём тихое место, где нам не помешают говорить.

– Я зайду за тобой, – тут же уверил его Тэйлос.

– Великолепно, – и Энрайз прошёл к лестнице, более не оборачиваясь. Ковёр глушил звук его шагов, и в какой-то момент Дэвид превратился в вышагивающего по холлу франтоватого призрака.

Тэйлос недолго смотрел ему вслед. До трёх часов оставалось не так уж много времени, ему предстояло написать заметку и отнести её в редакцию.

***

Дэвид отнюдь не сразу заговорил о деле. Тэйлос изнывал от нетерпения, стараясь не показывать этого слишком сильно, но размеренное течение обеда его слишком нервировало. Энрайз же спокойно вкушал закуски, пробовал салат и отдавал должное жаркому, словно приехал погостить. В конце концов он посмотрел на Тэйлоса очень насмешливо и заметил:

– Вот уже четверть часа ты совершенно не слушаешь мою глупую болтовню и киваешь исключительно невпопад. Я помню о твоём деле, но разве стоит начинать разговор прямо здесь?

– Ты прав, вероятно, не стоит, – Тэйлос развёл руками. – Но я очень взволнован.

– О, это невозможно не заметить, – Дэвид рассмеялся. – Мы продолжим нашу встречу в моём номере, как бы двусмысленно это ни прозвучало сейчас. Но чтобы занять твой разум, который уже, очевидно, застоялся без дела от бессмысленных разговоров, подскажу – способности предвиденья не являются мифом.

Тэйлос поспешил отпить вина. Ему словно стало не хватать воздуха. На самом деле когда Энрайз нашёл для обозначения чутья новый термин, жуть прокралась из самых глубин, захватила на мгновение волю, заставила дрожать пальцы. Возможно, сам Дэвид не предполагал, какой может быть реакция, но дело было в том, что одно только слово «предвиденье» позвало за собой ворох разрозненных воспоминаний.

***

…Когда Тэйлос был совсем мальчишкой, одержимым жаждой гонять голубей на крыше или катать разноцветные стеклянные шарики в пыли вместе с оравой сорванцов разного возраста, мать частенько водила его к бабушке. Как сейчас понимал Тэйлос, та древняя старуха не была его прямой родственницей – мать Лилианы Торртон умерла давным-давно, а её могила находилась в самом удалённом уголке кладбища. Бабушка Саманта была её сестрой, то есть приходилась Лилиане тётушкой.

Её дом навсегда врезался в память Тэйлоса, и частенько кошмарные сны начинались именно там – в гостиной, где под потолком сушились травы и всегда стоял тяжёлый и пряный запах.

Маленького Тэйлоса пугало здесь совершенно всё. Он помнил высокие тёмные шкафы, где все полки были заставлены склянками и шкатулками, в которых порой можно было обнаружить совсем уж странные вещи, например, сухие лягушачьи лапки, полупрозрачные жабьи глаза, мышиные хвосты или крылья. Крыльев было особенно много – целые коробки с прозрачными стрекозиными, банки, наполненные разноцветными крылышками бабочек, а запылённые птичьи лежали едва ли не на всех полках, были даже крылья летучей мыши, подвешенные на тонкой нити к потолку…

Ужас вселяла библиотека, хотя Тэйлос всегда любил книги. Здесь же он не мог чувствовать себя спокойно – слишком странными казались ему тома, написанные порой на чужих языках, переплетённые в черные и коричневые кожаные обложки с тяжёлыми застёжками. Казалось, из книг может кто-то сбежать, потому их следовало запирать на ключ.

Жуть прокрадывалась в сердце, даже когда он находился в комнатушке под крышей, что была выделена ему – порой Лилиана оставляла его с тётушкой на пару-тройку дней.

Окно комнатушки выходило на тёмный овраг, в котором трепетали листвой высокие деревья и клубился вечерами туман. Скромная кровать, укрытая пёстрым покрывалом, была единственным мирным предметом во всём доме. Напротив же неё располагались полки, где стояла музыкальная шкатулка – уже не работающая, старинное зеркало в серебряной раме с львиными лапами, пусть небольшое, но очень тяжёлое, и снова книги – такие же зловещие тома, надёжно запертые от проникновения пусть и ужасно волнующегося, но очень любопытного ребёнка.

Только кухня была приветливой и чистой, но и в ней таился страшный секрет – дверь в кладовую и тяжёлый люк, ведущий в подвал. Тэйлос не бывал ни там, ни там, и ему порой мерещилось, что в подвале бабушка Саманта держит черепа незадачливых коммивояжёров, а в кладовой у неё или алхимическая лаборатория, или ведьмин котёл.

Что там было на самом деле, Тэйлос так и не узнал, и вспомнились ему дни, проведённые в том домике, совсем по другой причине. Бабушка Саманта обладала даром. Она словно всех видела насквозь и даже больше того – она могла с точностью рассказать, что и где произошло, хотя её самой никогда там не было.