Текст книги "Противостояние (СИ)"

Автор книги: Rauco

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Н-да, – пробормотала озадаченная Прорва, вытирая желтого, как спелый кислоплод малька, щурящего оранжевые глаза. – Надеюсь, окажется, что у Фокусника в родне были такие… А то, чего доброго, усомнится еще, его ли это отпрыски…

– Ну, мы же все знаем, что его, – развела руками Солнышко. – Стало быть, были… Да, гляди, на моську-то – ну чистый Сумрак. У него точно такое же выражение, если разбудить слишком рано.

– Да, есть что-то… – согласилась Осень, забирая у сестры малыша. – И права ты была, когда ходила и вздыхала, что дети бы от такого самца загляденье были – они оба очень красивые. Особенно этот парень – просто слов нет. Не видела еще таких…

– А точно парень-то? – забеспокоилась уже дважды мамаша.

– Внешне похож, сейчас проверим, – отозвалась Осень и аккуратно надавила на низ пухлого брюшка, тут же явив радостным взорам присутствующих неоспоримое доказательство того, что у Сумрака наконец-то появился первый наследник.

Комментарий к Глава 9. Счастье в детях

Навеяло: «Adiemus» – любимый «Rain Dance»

========== Глава 10. Самки в ожидании ==========

Характер у меня тяжёлый,

Всё потому, что золотой.

(Владимир Вишневский)

С появлением детенышей жизнь гарема изменилась до неузнаваемости. Это лишь в течение первой недели после вылупления малыши спали сутками напролет, неторопливо расходуя запас желтка, а вот затем начиналось конкретное веселье. Весь распорядок дня пришлось перекроить под нужды малявок. Трижды в день их нужно было купать, дабы нежные создания не пересыхали и вовремя справляли нужду, и дважды в день плотно кормить. И, если первое особых проблем не вызывало, то второе требовало определенной сноровки. Поначалу основу малькового рациона составляли культивированные беспозвоночные. Их выпускали в специальный бокс, следом высаживая туда же детенышей, и карапузы самозабвенно ловили добычу сами, с хрустом пожирая сочные тушки и смешно отплевываясь от жестких ножек и щетинок. Для молодняка такой способ кормежки был естественен и полезен, так как развивал двигательные навыки и быстроту реакции, однако, благодаря данным упражнениям, а также небольшим щелям под дверками бокса, дом очень быстро наполнился сбежавшими кормовыми объектами. Чудом спасшиеся членистоногие теперь с неприятным постоянством обнаруживались в купальнях, кладовых и даже в постелях. Восторга прибавилось, когда начавшие расти отпрыски потребовали усиленного питания, и младшим самкам, в чьи обязанности вошел уход за потомством, выпала честь еще и срыгивать мелким часть своей пищи. Разумеется, они были с юности обучены это делать, но Солнышко едва помнила, когда же в последний раз практиковалась, а у Грезы как особы привилегированной и потому в прошлом менее всего загруженной работой няньки, хорошего навыка в принципе не имелось. Наверное, самым удачным ее опытом был маленький Джет, который, в силу своего бедственного положения не ждал, когда ему что-то отрыгнут, а просто жадно выхватывал неподготовленные куски мяса из челюстей сестры и жрал их целиком, давясь и кашляя. Ныне же ситуация складывалась принципиально иным образом. Окруженные всеобщим вниманием детки то и дело капризничали, плевались, получая корм «не той кондиции» и, чуть что, воротили нос.

Каждое утро начиналось с дружного требовательного писка на два голоса. Солнышко и Греза вскакивали и поскорее неслись к малькам, пока Прорва и Осень неторопливо собирались на службу. Похватав детенышей, младшие самки волокли их в купальни, где тщательно мыли подопечных и заодно поспешно споласкивались сами, после чего возвращались в отделанную антивандальными материалами детскую. Дальше начиналась кормежка, во время которой Греза предпочитала иметь дело с мальком мужского пола, бывшем немного покладистей сестры. Солнышко же традиционно пыталась сладить со своенравной, неожиданно кусачей дочкой. Хотя, чему было удивляться? Малышка приходилась родной внучкой самой Свободе… Тем не менее, Рыжая души не чаяла в этой пакостнице и прощала ей абсолютно все, даже проколотую ротовую перепонку и пожеванную гриву.

После завтрака развеселую парочку можно было ненадолго представить самим себе. Как правило, сытые мальки тут же заваливались спать, и мать с молодой тетушкой могли несколько часов посвятить домашним хлопотам, рукоделию и изготовлению снадобий. Затем кто-то из них шел проверять малышню, которая, выспавшись, раз за разом преподносила новые сюрпризы. Иногда это была отчаянная потасовка, иногда тихое и сосредоточенное совместное отколупывание стенного покрытия, иногда гонки с визгом, а временами (к счастью, нечасто) увлеченное размазывание чего-либо занятного по полу… Непонятно только было – это конкретно у Сумрака такие активные мальки получились, или неопытные самки просто о молодняке пока мало знали.

День при подобных обстоятельствах пролетал моментально. Возвратившись к вечеру, старшие сестры как правило заставали Солнышко и Грезу за выгуливанием, очередной кормежкой или помывкой мальков. Обнаружить их за другими занятиями было очень маловероятно. Тогда Прорва непреклонно распоряжалась о том, чтобы молодняку позволили в течение пары часов развлекать себя самостоятельно, и гарем собирался в зале, дабы подкрепиться и передохнуть. Чуть позже под настроение возиться с детенышами шла Осень, а негласной обязанностью Прорвы стала отправка мальков на боковую. Старшая самка как никто другой могла утихомирить маленьких забияк под вечер, баюкая их своим низким урчанием. Снабдив каждую из детских лежанок, напоминающих небольшие гнезда, мягкой грелкой, Глава гарема отлавливала племянников, самолично купала их пред сном, позволяя наплаваться до одури и уже обессиленных уносила в теплые кроватки. Поначалу у Солнышка был соблазн брать детенышей к себе в постель, но Прорва предостерегла от этого, объяснив, что, приучая отпрысков к подобному, мать рискует привязать их к себе настолько, что потом и на минуту нельзя будет одних оставить.

– Вы и так с ними целый день нянчитесь по очереди или сразу вдвоем, – объяснила старшая самка, – а ты подумай, сколько мальков гарем наплодит через несколько лет – что, всех по кроватям распихивать будем? А под мамкиным боком каждый спать захочет. И перестанут хотеть лишь годам к десяти. Вот и представь: когда этим двоим исполнится десять лет, у тебя при благоприятном раскладе, кроме них еще штук пятнадцать будет, а то и двадцать… Всех разбалуешь, да? Яутжам, дорогая моя, природой положено буквально с рождения самим себя обеспечивать, именно потому они так быстро встают на ноги, именно поэтому выходят из яйца зрячими и слышащими. Задача матери лишь в том, чтобы защитить на первых порах и обучить. Ты должна помочь детенышам стать самостоятельными, а не сделать их беспомощными.

Солнышко хмурилась, но соглашалась – все-таки, у Прорвы было больше опыта в воспитании молодняка. Лишь в одном Рыжик оставалась непреклонна: в вопросе имен. С момента появления на свет второго детеныша прошло четыре недели, но мальки по-прежнему оставались безымянными, так как упертая мать решила непременно дождаться мнения Сумрака. Прорва фыркала на этот счет, утверждая, что мужику абсолютно без разницы, как зовут его детей, он все равно не будет утруждать себя запоминанием их имен, равно как и общением с ними.

– Это, когда после Сезона сорок мальков вылупляется, с именами сразу запариваться не резон, проще пронумеровать, – ворчала старшая самка, – а, когда их всего-то навсего двое…

Солнышко, тем не менее, продолжала возражать, говоря, что выбор имен для первого потомства – дело ответственное и не терпящее спешки. Результат ее упрямства не заставил себя долго ждать: скоро мальки с легкой руки тетки-Прорвы и к великому ужасу собственной матери стали временно именоваться Козявка и Шкет.

Погода наладилась, и холода окончательно отступили, сменившись предвестниками надвигающейся жары. Детеныши как раз достаточно окрепли, чтобы впервые самостоятельно выйти в вольер. Получив в свое распоряжение неисследованное пространство и иллюзию полной свободы, малышня с воодушевлением принялась за покорение новых территорий, а у измученных самок появилось чуть больше времени на себя. Это было как нельзя кстати, так как уже совсем скоро им предстояло встречать из дальнего странствия своего любимого воина, и каждой хотелось предстать перед ним в наилучшем виде: приближался Сезон Любви.

Каждый год это происходило примерно одинаковым образом: сначала самками овладевали неясное беспокойство, суетливость, жажда деятельности. Хотелось то срочно прибраться, то сшить платье, то нарисовать картину. А потом откуда-то изнутри начинало подниматься невыразимое чувство полного счастья, разрастающееся с каждым днем все больше и больше. Теперь безмерно радовал буквально каждый пустяк, а все проблемы отходили на второй план. Это больше всего напоминало восторженное и прекрасное состояние в ожидании некоего чуда, полусон-полуявь, взгляд через яркий солнечный витраж. В голове принимались роиться бессвязные мысли, дыхание то и дело на миг само по себе замирало, и время словно бы останавливалось на долю секунды, заставляя разум погружаться в неведомые пучины бессознательного, а затем стремительно выныривать на поверхность в радужных брызгах эмоций. В эти моменты чувствовалось, как кровь начинает быстрее бежать по телу, наливающемуся небывалой жизненной силой. Звуки и запахи обретали новые оттенки, и весь мир казался реальнее, объемнее, ближе, чем обычно.

Однако к прибытию самцов эта эйфория немного отступала, заставляя пробуждаться критическое мышление. Одновременно активизировались реакции иного порядка – уже не столь приятные. Самки вступали в половую охоту: разум переставал творить глупости, а тело начинало требовать физической любви. И в том случае, если инстинкты долго не получали реализации, самками завладевали апатия и агрессия. Особи мужского пола эту особенность отлично знали, а потому стремились прибыть пораньше, дабы застать дамочек в более-менее благосклонном настроении. Что до припозднившихся охотников, то они рисковали познать всю несдержанность и ярость, на какую были способны заждавшиеся внимания девы.

Именно таких удовольствий в минувшем году с избытком отхватил Сумрак, неизвестно из каких соображений явившийся на территорию самок лишь во второй половине брачного периода. И тем выгодней на фоне дочерей Свободы, в очередной раз разочарованных мужской половиной общества, выглядела Греза, впервые проснувшаяся для любви, когда все нормальные сроки для этого уже вышли. Впрочем, второго такого подарка сыну Грозы уже не предвиделось – в этот раз дочь Желанной почувствовала наступление Сезона в положенное время. С осени молодая самка подросла и набрала приличную массу, заслужив тем самым исключительное одобрение Главы гарема, кроме того, ее гормональный фон ожидаемо синхронизировался с новыми соседками, а близкое общение с детенышами довершило дело в эмоциональном плане. Короче говоря, все предпосылки к успешному размножению в этот раз присутствовали налицо. И в интересах самого Сумрака было к началу Сезона не опаздывать.

Наступление Сезона Любви Жрицы провозглашали на ежегодном праздновании дня весеннего равноденствия. Для женского сообщества это было одно из важнейших событий. В этот день к Храму со всех концов стекались нарядные прихожанки, принося богатые подношения богам и завороженно пялясь на устраиваемую служителями культа фантасмагорию, а вечером на площади начиналось безудержное веселье, длящееся вплоть до самого утра. С рассветом же набесившиеся вдоволь самки расходились по домам, принимали серьезный вид и, в зависимости от своего социального положения, готовились к встрече супругов, либо к выбору женихов.

В этом году праздник удался на славу. Греза давно так не развлекалась. Прежде мать держала ее при себе, не позволяя лезть в гущу событий под предлогом сохранения благопристойного вида. Прорва, в отличие от Желанной, милостиво разрешила делать все, что заблагорассудится, удалившись к другим представителям Совета для более цивильного времяпрепровождения. Осень, облаченная в яркое церемониальное одеяние, то и дело мелькала среди организаторов, и ей также было совершенно не до младших, так что Солнышко и Греза отправились на поиски приключений вдвоем, через некоторое время отыскав в толпе еще нескольких подружек. Всего, в итоге, набралось двенадцать самок возрастом от тридцати до восьмидесяти. Сперва они обменялись новостями и поговорили про наряды и украшения, скромно испробовав за беседой легкой настойки из ароматических трав – напоследок, так сказать, перед Сезоном. Затем, поучаствовали в каких-то массовых игрищах, правилами которых никто из присутствующих озаботиться не удосуживался. Далее догнались фруктовой бражкой (ну в самый распоследний раз), обсудили мужиков, пришли к выводу, что мужики – вообще зло, обнялись и пошли плясать.

Поначалу Греза чувствовала себя немного неуютно, все время непроизвольно выглядывая среди собравшихся мать, но ее опасения оказались напрасными, ибо высокоранговые Матриархи даже здесь держались особняком, а потом разгулявшаяся юная самочка и вовсе о строгой родительнице думать забыла.

Как расходились, помнилось уже слабо. К концу праздника относительно вменяемой из всего гарема Сумрака оказалась лишь Глава. Младшенькие держались на ногах – и на том спасибо, а Осень на фоне испытанного религиозного экстаза (не без применения загадочных испарений), вообще слабо осознавала, кто она, где она и кто все эти личности вокруг. К слову, не всем Жрицам настолько везло – многих просто некому было довести до дома, поэтому они так и оставались дрыхнуть прямо в Храме.

Поутру, недовольно ворча себе под нос, Прорва приволокла сестер под родную крышу и растащила по кроватям (счастливая Греза при этом проникновенно призналась главной самке в любви и ухитрилась обслюнявить ей лицо), затем успокоила истерящих мальков, проснувшихся и решивших, что их оставили на произвол судьбы, наскоро прополоскала их в теплой воде и выдала каждому по жирной гусенице величиной с ладонь. Детеныши радостно вцепились в калорийный завтрак всеми конечностями. Обезглавив извивающихся личинок, оба повалились на спину и принялись высасывать из гусениц вкусное содержимое, а Прорва решила остаться и последить, чтобы малыши не подрались, если кто-то из них закончит кушать раньше…

… В середине дня Солнышко дошла нетвердой походкой до детской, откуда подозрительно не доносилось ни звука. Внутри она обнаружила крепко спящую на полу старшую сестру, на обширном брюхе которой посапывали счастливые мальки.

– Ну когда он уже прилетит, наконец? – в нетерпении ерзала Греза. Шла третья неделя после равноденствия, а Сумрак все не появлялся. Друг за другом возвращались соседские самцы, и повсеместно уже начали вспыхивать традиционные поединки за внимание партнерш. Воздух в поселении постепенно напитывался мужскими феромонами, из гаремов уже начали доноситься первые трели токующих доминантов и страстное рычание сливающихся парочек. Однако сына Грозы не было до сих пор…

– Он обещал в этом году быть вовремя, – вторила подруге Солнышко.

– «Вовремя» – понятие относительное, – успокаивала всех Прорва. – Еще далеко не все самцы прилетели. Все зависит оттого, в каких угодьях они охотились и как долго им пришлось после Большой Охоты восстанавливаться…

– Вообще, да, – вздыхала Греза, – всякое может быть. Отец вот тоже вечно задерживается. Но у него в Совете много дел, ему в принципе вырваться нелегко. Он и во время Сезона часто вынужден бывает отлучаться на несколько дней…

– Надеюсь, этот дуралей там глупостей не натворил, – хмуро ворчала Осень.

– Не переживай, он у нас осмотрительный, – стараясь успокоить больше себя, нежели сестру, отвечала Солнышко.

– Интересно, а что он нам привезет? – мечтала Греза.

– Да сам хоть пусть вернется… – еще сильнее мрачнела Осень.

– Вернется, – утверждала Прорва.

В последнее время этот разговор практически неизменно повторялся изо дня в день. И, не смотря на уверенность, что Глава гарема стремилась вселить в остальных его обитательниц, тревога среди самок постепенно все больше нарастала…

Матриарх лениво поманила оробевшего малька пальцем, и Джет был вынужден покорно подойти, внутренне сжавшись от ужаса. Он уже понимал, что его ожидает. Старшие братья в прошлые годы говорили об этом… Но он никогда бы не мог подумать, что придет день, когда выбор Главы гарема падет на него.

«Тебе понравится», – говорили они: «Это несказанная удача!» Конечно, как же…

Все дело в том, что Джет до сих пор не чувствовал Сезона. У него несколько обострилось в последние недели обоняние, и живот периодически слегка потягивало, но этим и ограничивалось. Наставницы, терпеливо просвещавшие молодняк в лагере, не раз объясняли, что это нормально: кто-то раньше начинает демонстрировать половую активность, кто-то позже, бывает, что инстинкты вообще лет до двадцати пяти дремлют. Короче говоря, сам юнец на свой счет не переживал, однако за тем, как потихоньку начинает крыть некоторых сверстников, наблюдал с опаской. А положение, в которое он попал, заставляло теперь глядеть на них еще и с завистью… Ибо они были вполне готовы ответить самке взаимностью, а вот он мог лишь трястись перед ней от страха.

В отличие от неторопливых самок, самцы яутжей созревали примерно к двадцати годам. Встречались и еще более ранние, поэтому молодняк мужского пола уже лет с пятнадцати на время Сезона изолировали, не просто выселяя на окраину территории, а отправляя в охраняемую зону под присмотр бесстрашных, титанически-огромных мудрых старух. Конечно, редкая самка стала бы смотреть в сторону Бескровных малолеток, но находились и исключения. Порой, весьма неожиданные…

Великая каждый год выбирала двух-трех подросших самцов из чужих выводков, дабы разнообразить свою сексуальную жизнь. Делая так, она поступала очень хитро: измену с пришлыми кавалерами Пепел засек бы сразу, но запах молодняка был слишком слаб, чтобы точно его дифференцировать, а, кроме того, не являлся чужеродным. «Счастливчики», вопреки правилам, не отправлялись в сезонную резервацию молодняка, а переселялись в дальнее крыло здания под видом «приболевших». Если гормоны избранников сильно шалили, Матриарх запирала свои живые игрушки на весь Сезон, а в случае более-менее адекватного поведения разрешала ненадолго выходить, но так, чтобы не попадались никому на глаза.

Обычно развратница оставляла при себе самых скороспелых мальков из числа тех, кому в следующем году предстояло навсегда покинуть гарем. Но одним богам было ведомо, почему на сей раз данной «чести» удостоился бедняга Джет, наоборот в половом развитии весьма запаздывающий. Возможно, Матриарху уже было недостаточно согласных подчиняться всем ее капризам юнцов, а захотелось большего: кого-то совершенно беззащитного, до крайности напуганного ее притязаниями, абсолютно не готового к близости ни морально, ни даже физически. Что ж, Джет весьма и весьма подходил на эту роль. На поживу Старшей он шел, словно на казнь…

– Раздевайся, – приказала самка.

Джет молча повиновался – а что было делать? Он медленно, максимально пытаясь оттянуть неизбежное, освободился от набедренной повязки и, неловко сунув ее куда-то, куда именно – сам не понял, встал перед Старшей, ожидая дальнейших указаний. По его обнаженному телу пробегала крупная дрожь, заметная невооруженным глазом. И невооруженным же глазом было видно, что это отнюдь не дрожь вожделения.

Окинув тощего юнца удовлетворенным взором, Матриарх поднялась с подушек и легко толкнула Джета в грудь. Ну, так ей самой показалось. На деле же молодой самец отлетел к стене, точно подхваченное ветром перышко. Самка мгновенно оказалась рядом, прижав несчастного.

– Расставь ноги, – тихо проговорила она.

Юнец сглотнул и переступил, выполняя требуемое. Великая опустилась перед ним на корточки и приблизилась к искаженному ужасом лицу, дыша жарко и прерывисто. Жертва сжалась еще сильнее и попыталась зажмуриться.

– Смотри в глаза, – прорычала самка, тряхнув юнца за плечо. Джет с трудом поднял голову и жалобно поглядел на мучительницу. Его жвала тряслись.

Довольная послушанием молодого самца, Матриарх схватила его одной рукой за загривок, а другой жадно провела вниз по животу. Дойдя до клоаки, самка не задумываясь, погрузила в нее палец, больно царапнув нежные ткани и буквально «насадив» избранника на коготь. Ее взгляд при этом говорил: «Ну, дернись теперь, если осмелишься!» Ни жив ни мертв от страха, Джет застыл на месте, почувствовав, как острый кончик неумолимо заскользил внутри. Вот он медленно обвел панически сомкнутый анальный сфинктер, следом нащупал отверстие уретры и пугающе долго задержался на нем, а затем с нажимом прочертил жгучую дорожку к половой складке и резко нырнул в нее. Джет заскулил, вжимаясь в стену. Палец самки, войдя параллельно половому члену юнца, извернулся в тесном пространстве и, подцепив мягкий орган, потянул его вниз. Но мышцы, не готовые к подобной бесцеремонности, уже возле самого выхода ловко вернули пенис обратно, что неимоверно разозлило Великую. Немедленно засунув палец вновь и повторно захватив орган, самка одним движением вывернула его, резанув когтем передний край клоаки. Самец дернулся, завыв от боли, но жесткая ладонь, снявшись с шеи, тут же накрыла его рот, и пальцы вцепились в ротовые кладки, стянув их вместе. Вторая рука тем временем сильно зажала упрямый пенис у основания.

– Ну, что ж ты такой несговорчивый? – пророкотала Матриарх и, вернув ладонь на горло юнца, почти до хруста сдавила его, а потом вновь в раздражении полоснула жертву когтями. Джет захрипел и забился в безжалостной хватке; на циновки частыми каплями побежала кровь.

Комментарий к Глава 10. Самки в ожидании

Навеяло: Sophia Songhealer – «Prayer For The Warriors»

========== Глава 11. Известие ==========

Не надо делать мне как лучше,

Оставьте мне как хорошо.

(Владимир Вишневский)

Третий день стояла невыносимая жара – рановато было для такого пекла, но погода в этом году то и дело подкидывала разные сюрпризы. В конце недели, например, обещались сильные грозы и атмосферные возмущения вплоть до урагана.

Греза изнывала, раскинувшись поперек ложа и, не знала, куда себя пристроить, на почве полной неопределенности собственных стремлений слегка неестественно свесив голову вниз. Перевернутая комната выглядела ненамного интереснее, чем обычно, но все равно временное изменение положения слегка отвлекало.

Самка чувствовала себя откровенно паршиво – как с моральной стороны, так и с физической. Ей было скучно, но делать ничего не хотелось, и идти никуда не хотелось и вообще… Вообще ничего не хотелось. Вернее, хотелось кое-чего определенного, но с этим ввиду отсутствия самца как обязательного условия было никак, и тем тоскливее становилось.

Остальные разбрелись кто куда. Прорва заседала в Совете, загруженная обилием чужих склок, возросшим на сезонной почве, Солнышко занималась с детенышами на воздухе, потихоньку начиная обучать малявок основным жизненным премудростям, а Осень, на несколько дней освобожденная в рамках каких-то духовных практик от службы в Храме, вообще неизвестно где ходила – возможно, в лесу или около источников. Могла и к вулкану упереться в поисках дополнительного просветления – кто ж этих Жриц разберет…

В коридоре раздались приближающиеся шаги, и до носовых камер молодой самки донесся характерный запах: дикая смесь эфирных масел и сигнального аромата готовности к спариванию. Легка на помине.

– Ты что это тут шкуркой прикинулась? – насмешливо прозвучало со стороны дверей. Греза приподнялась и вопросительно поглядела на Осень.

– Что, говорю, сбежала от мелких?

– Я с ними все утро возилась, – проворчала дочь Желанной, – Солнышко меня сменила меньше часа назад, а я все, я спеклась… И спина разболелась ужасно…

– Так попросила бы у Рыжей что-нибудь от спины, – хмыкнула Жрица, приближаясь и усаживаясь на край ложа.

– А толку? Сезонное же… Тут только одно лекарство поможет… Но оно в данный момент все еще шарахается по своим Охотам где-то на другом конце галактики.

– Ну, альтернатива есть всегда, – загадочно произнесла Осень и неторопливо вытянулась рядом, опершись на локоть и непринужденно пощекотав мизинцем живот подруги. – Перевернись-ка.

– Зачем? – вздрогнув, проговорила младшая самка с некоторым подозрением.

– Поясницу тебе разомну – легче станет.

Греза понимающе заурчала и перевалилась на живот, заодно, разместившись по-нормальному вдоль лежанки. Осень со знанием дела освободила ее спину от складок одеяния и уселась Маленькой на ноги, приступив к сеансу легкого массажа.

Прикосновения оказались на удивление приятными – Греза и подумать не могла, что руки Жрицы таят в себе подобный талант. Осень начала с поглаживаний вдоль позвоночника, постепенно увеличивая силу нажатия, потом плавно перешла от центра на бока и ноющий крестец, чередуя круговые массирующие движения с легкими касаниями кончиков когтей, а также надавливание на одни активные точки с покалыванием других. Некоторые действия умелых рук заставляли содрогаться от мимолетной боли, но другие тут же вызывали желание блаженно прогибаться и мурчать от удовольствия. Прежние неприятные ощущения незаметно отступали и забывались, замещаясь чувством расслабленности и тепла.

Вот ладони Осени переместились на бедра младшей самки и начали усиленно массировать их заднюю поверхность, снимая остатки напряжения. Греза разомлела окончательно, чувствуя, как из комка нервов необратимо превращается в беспечный студень. Этим можно было наслаждаться вечно…

Однако следующее, что проделала Жрица, явилась для нее огромной неожиданностью. Одна рука Осени будто бы случайно соскользнула и тут же проворно нырнула Грезе под юбку.

– Ты что творишь? – взвизгнула та, пытаясь вскочить с места, но старшая подруга не позволила этого сделать, незамедлительно навалившись сверху и прильнув к младшей всем телом.

– Ничего такого, – нежно проворковала Жрица над самым ее ухом, одновременно подхватывая и отводя в сторону ногу Грезы. Пальцы на секунду сжали внутреннюю часть бедра, как бы рекомендуя не сопротивляться, а, как только слабые попытки свести конечности вместе прекратились, сдвинулись к промежности, нащупывая клоакальную щель. Дочь Желанной замерла, глубоко и часто дыша, и внезапно с чувством огромной неловкости осознала, что сейчас, в этот вот конкретный момент, ей уже почти нет разницы, кто именно трогает ее там – лишь бы не переставали трогать…

– А вдруг Солнышко зайдет? – понимая, что отбиться теперь получится вряд ли, прошептала Греза, хватаясь за первую пришедшую в голову отговорку.

– Будет желание – присоединится, не будет – пойдет по своим делам, – без тени смущения отозвалась Осень, поглаживая бесстыдно увлажняющиеся лепестки, тем самым заставляя их все больше набухать и расходиться в стороны. При этом жвала старшей самки пришли в движение, начав блуждать по шее и плечам юной скромницы, а затем, выбрав позицию, решительно сомкнулись на ее загривке. Тогда Греза, не в силах уже противится этим непривычным ласкам, издала первый тихий стон, непроизвольно приподнимая пятую точку и позволяя настойчивым пальцам слегка проникнуть в себя.

Еще несколько дней прошли в мучительной неизвестности. Самцы все прибывали и прибывали в поселение, но Сумрака среди них не было, и его встревоженные жены даже не знали, что и думать на сей счет.

Проблем неожиданно прибавил тот факт, что подозрительная невостребованность самок оказалась быстро замечена со стороны. Непрошибаемая Глава гарема Пепла, очевидно, специально караулила, когда же Греза останется в долине источников одна. Улучив такой момент, она в очередной раз явилась вправлять дочери мозги, застав упрямое дитя в вольере с мальками.

– Докатилась, нянчишь чужих отпрысков, – вместо приветствия фыркнула Желанная, неодобрительно взирая на резвящихся Шкета и Козявку.

– В следующем году начну нянчить своих, – невозмутимо ответила Греза, демонстративно не глядя на мать.

– Уверена? – Великая подсела к вольеру и вытянула шею, попытавшись перехватить взгляд дочери, но та вновь ушла от зрительного контакта, сделав вид, что помогает одному из мальков взобраться на ветку.

– Абсолютно, – прозвучал ответ.

– В таком случае, где же твой хваленый самец? Я бы хоть поглядела на него.

– Зачем?

– Ну, вдруг я неправа? Ты же кричала мне тут недавно, что я его не знаю, и он на самом деле самый замечательный. Вот хочу посмотреть. Может, изменю свое мнение.

Греза замерла на миг, после чего медленно повернулась, наконец, взглянув на мать чуть ли не с ненавистью.

– Раз ты пришла, то наверняка знаешь, что его здесь нет, – тихо проговорила она.

– Знаю! – практически взорвалась Желанная. – А ты в курсе, почему?

– Он вернется, – проигнорировала вопрос Греза.

– Так, ты не осведомлена о том, куда самцы исчезают? Просветить тебя?

– Матушка, прошу, успокойся. Твои крики все равно бесполезны, – Греза попыталась прекратить разговор, но Великую Мать уже понесло.

– Я тебя предупреждала! – распиналась она. – Я говорила, что он непременно сгинет! А ты не хотела верить! Кто, в итоге, оказался прав?

– Я и сейчас в это не верю, – молодая самка постаралась отреагировать как можно более ровно, однако внутри ее уже начало ощутимо потрясывать.

– Дочка, одумайся! – по своему обыкновению сменив тактику, запричитала Желанная. – У тебя еще есть время! Послезавтра пребывает Великий Трепет, он посватался к одной из твоих сводных сестер, но ты более достойна такого кандидата. Я все устрою, просто пойдем со мной!

Видя, что разговаривать с матерью просто бесполезно, Греза была вынуждена пригрозить тем, что немедленно вызовет по коммуникатору Прорву, и разгневанная визитерша поспешно удалилась, рассыпая страшные проклятия. После ее ухода остался весьма неприятный осадок…

Прорва всегда избегала использовать служебное положение в личных целях, но на этот раз ей все-таки пришлось сделать исключение. Сестры и Мелкая окончательно ее задергали, еще и стерва эта ходить повадилась, вынюхивать… Короче говоря, Главе гарема волей-неволей пришлось сочинять более-менее правдоподобную легенду, относительно того, для чего ей понадобился доступ к самцовой базе данных. Она сослалась на несуществующую ошибку, якобы закравшуюся в ведомости отправки молодняка, поверх нагородила каких-то невероятных ее последствий и сдобрила все умными словами. В итоге, база была предоставлена Прорве в полном объеме и на неограниченный срок…

– Пропал без вести… – растерянно проговорила старшая самка и опустила глаза. Младшие, рассевшиеся перед ней в ожидании новостей, продолжали молча таращиться, как видно, до сих пор не вникнув в смысл сказанного. Пришлось конкретизировать. – Не вернулся с Большой Охоты…