Текст книги "Противостояние (СИ)"

Автор книги: Rauco

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Комментарий к Глава 1. Осмысление

Прорва: https://gvatya.tumblr.com/image/173936365078

Солнышко и Осень: https://gvatya.tumblr.com/image/173936386483

Навеяло: Образ Прорвы – «Deep Forest» – «Anastasia»

========== Глава 2. Будни ==========

Я женских слов люблю родник

И женских мыслей хороводы,

Поскольку мы умны от книг,

А бабы – прямо от природы.

(Игорь Губерман)

В день, когда самкам пришлось отпустить своего воина, впервые ощутимо повеяло осенней прохладой. Небеса хмурились, собирался дождь, и налетевший неведомо откуда промозглый ветер бесцеремонно трепал поникшую листву. Его порывы путали и ставили дыбом женские гривы, надували парусом одеяния, мели пыль в рот и глаза.

– Гляди, погода-то нелетная, – намекнула, поднявшись на борт, Глава гарема и приобняла снаряжающегося в путь самца за плечи, с нарочитой небрежностью начиная перебирать его шевелюру. Сумрак покорно замер на минуту, потом аккуратно снял с себя руки старшей жены и, ненадолго приникнув к ним скулой, бережно отпустил.

– Я и так задержался дольше положенного, моя Госпожа, – проурчал он с нежностью. Просек, негодяй, что от его вкрадчивого мурлыканья Прорва начинает таять, и теперь постоянно с ней так разговаривал.

– Как знаешь, – отходя, фыркнула самка. Оказавшись рядом с креслом, она окинула место пилота критическим взглядом, и медленно втянув воздух, раздраженно вздыбила максиллы. Фу, все сиденье запахом этой парочки пропиталось…

Друг за другом на подножку вскарабкались Осень и Греза. Отяжелевшую Солнышко они за руки втянули следом. Потом все трое незамедлительно двинулись к Сумраку, и плотно обступили его, требуя на прощанье своей доли внимания и не давая самцу затянуть на себе сеть.

– Я буду скучать, – пообещал сын Грозы, ласково боднув самок по очереди и предприняв очередную безуспешную попытку застегнуться.

– Честно? – хитро прищурилась Греза, подлезая под его руку. Вместо ответа самец с укоризненным протяжным гулом слегка прикусил ее за плечо, после чего, мягко отстранив жен, потянулся за грудным доспехом. А жены устремились следом.

Лишь через полтора часа воин смог с грехом пополам облачиться в броню. Тогда спрятавшийся за маской и оттого визуально посуровевший Сумрак решительно выдворил самок со своего челнока и, велев им отойти подальше, запустил двигатели. Вскоре взлетающий транспорт обдал огорченных женушек волной жара и медленно поднялся на высоту древесных крон, откуда взял разгон и стремительно ушел за серые облака. Самки еще немного потоптались на площадке и вернулись в дом.

В ту ночь спалось тревожно. Комнаты еще хранили отчетливый запах нового владельца гарема, и покинутым супругам сквозь неглубокую дрему все чудилось, что вот-вот их любимый Фокусник появится на пороге, но они тут же возвращались к реальности, вздрагивая в полусне, и теснее жались друг к другу. Сегодня Прорва приютила Солнышко и Грезу на своем гигантском ложе, позволив им прильнуть к себе с двух сторон, как они прежде засыпали возле самца. Осень же отправилась на ночное бдение в Храм, где обещала пробыть до рассвета. Утром она вернулась, а Прорва, напротив, ушла в Совет. Что до младших самок, то они проспали в обнимку до полудня и лишь затем выдвинулись на сбор сырья. Солнышку столь поздняя первая беременность давалась нелегко, и самка берегла себя, стараясь лишний раз не нагибаться. Греза, сильно сдружившаяся с Рыжиком вызвалась во всем ей помогать, и младшая дочь Свободы теперь охотно делилась с ней своими познаниями в целебных травах.

Несколько дней жизнь гарема протекала в довольно ленивом темпе. Настроение что-либо делать отсутствовало, и самки ограничивались ежедневным минимумом своих домашних обязанностей, хотя многое в течение следующего месяца нужно было успеть поменять. В частности, следовало извлечь из подвала и проверить инкубатор, а также освободить детскую, давным-давно за ненадобностью превращенную в захламленную кладовку. Покосившийся от времени прогулочный вольер для мальков Сумрак успел подлатать сам, пообещав через год воздвигнуть новый, побольше (Солнышко с Грезой тогда еще невольно переглянулись, и во взглядах их читалось: «Куда тебе еще побольше-то?»), но все остальные хлопоты по обустройству грядущего пополнения должны были лечь на плечи самок.

По истечение недели быт вошел в нужную колею, и четыре хозяйки долины источников, поборов тоску, принялись за дела. Сообща они прибрались и вынесли крупный мусор, с которым не мог справится механический уборщик. Особенно капитально пришлось разгребать в большом зале, превратившемся после почти двух месяцев нескончаемых любовных баталий в подобие какого-то первобытного токовища. Подушки и циновки самки были вынуждены частично повыбрасывать, ибо многие из них пропитались всевозможными телесными выделениями просто насквозь, отчего сделались заскорузлыми и приобрели странный цвет. Колонны и стены, щедро помеченные опьяневшим от страсти самцом, долго и упорно отмывались от засохших подтеков вручную (робот до высоты яутжевского роста попросту не доставал).

Потом Прорва и Осень выделили целый день, чтобы с почтением перевезти все трофеи Утеса в Храм Черного Воина, дабы освободить стену для достижений нового владельца гарема. Пожалуй, это еще давным-давно следовало сделать, но что-то все рука не поднималась…

Выждав еще дней десять и удостоверившись, что все без исключения взрослые самцы покинули планету, Греза, позвав Прорву в качестве команды поддержки, наведалась в гарем Серого за своими немногочисленными вещами. Местные самки встретили ее настороженно, но, признав в сопровождающем лице Главу Совета, препятствовать не стали, и даже помогли разыскать по комнатам все то, что сами же успели на радостях растащить. Покидая чужие владения, старшая и младшая жены Сумрака слышали, как за их спинами потрясенные дамочки шепчутся, что, де, не зря девка-то к юнцу этому свалила, какой-то он, верно, необычный, если такую важную шишку как Прорва к руками прибрал. А сестра-то ее в Храме служит, так ходят слухи, что Сумрак-то этот обеих крыл и остался притом в добром здравии и при своем уме…

Слушая этот бред краем уха, Греза только снисходительно посмеивалась, что до Прорвы, то ее сплетни вообще не волновали, но выводило из себя кое-что другое.

– Ох и дура ты, Мелкая, – рычала она всю дорогу, впечатленная увиденной в доме и саду роскошью. – Такое счастье просрать! У Серого этого богатства и славы, как у тридцати Сумраков, если не больше. Ты бы там как царица жила, а при должном старании еще бы и Главную потом с ее места подвинула… И что тебе не сиделось…

Греза обиженно запыхтела и начала заметно отставать.

– Ну, что? – с негодованием обернулась к ней Прорва, легко тащившая на себе большую часть Грезиного барахла.

– Просто признайся, что ревнуешь! – выпалила дочь Великой Матери и немедленно сжалась, сама испугавшись своей смелости. Впрочем, старшая самка не собиралась рукоприкладствовать, она даже ухмыльнулась, созерцая эти нелепые попытки обороняться.

– Глупостей не говори, – рыкнула она, поворачиваясь и знаком приказывая идти дальше. – Я просто пытаюсь тебе объяснить, что в жизни важно расставлять приоритеты. В твоем случае был статус и благосостояние против эфемерного чувства к несостоявшемуся мальку. Что за ребячество?

– А как же… Любовь?

– А ты уверена, что это любовь? Вы друг друга сколько знали? Молчишь? Вот-вот, повспоминай-ка. Ну приглянулся он тебе на харю, дальше-то что? Все бросать ради этого?

– Почему ты тогда сама с ним осталась, если он тебе не нравится? – вытаращилась Греза.

– Кто сказал, что не нравится? Я ж говорю: на харю симпатичный, да и в целом неплохую генетику видать, трахается хорошо, руки откуда надо растут… Меня он устраивает, но мне-то, милая, выбирать не приходится, да и терять особо нечего. В отличие от тебя. Ну, теперь-то уж поздно… Поди, тоже от него скоро снесешься…

– Не знаю, – призналась Греза, догнав старшую подругу и потупив взор. – Я себя в последнее время действительно странновато чувствую, но пока не понимаю…

– Ну, увидим… – хмыкнула Прорва, заворачивая к саду. – Ты же не думала, что весь ваш разврат пройдет без последствий?

– Да я только рада буду! – вдруг вскинулась дочь Желанной. – Я готова сама свой ранг восстановить! И Сумрак тоже скоро признания добьется, я уверена!

Прорва остановилась и вдруг улыбнулась растроганно и грустно.

– Бедная, глупая девочка, – самка вздохнула и неожиданно привлекла Грезу к своей мощной груди, с осторожностью прижав ее худенькую спину тяжелой, загрубевшей ладонью. – Я нисколько не сомневаюсь в том, что он попытается это сделать, но… Ты представляешь, сколько таких юнцов гибнет, так и не снискав славы? Что ты будешь делать, если он падет в битве? Пойдешь по рукам других низкоранговых охотников? Серый, пусть он и не по нраву тебе, достойный воин, и он в том возрасте, когда самцы просто так уже не мрут по всяким глупым причинам. Раз дожил до таких лет, будет жить и дальше. А за нашего Фокусника только богам молиться остается…

Увы, судьба самцов ежегодно оставалась неизвестной вплоть до наступления очередного Сезона, когда они возвращались или не возвращались… Связи с клановыми кораблями не было, вернее, была на экстренные случаи, но никак не для отслеживания конкретных личностей. Да и не потерпели бы воины над собой подобного контроля. Потому женушкам всякий раз приходилось покорно ждать и надеяться на лучшее…

Впрочем, сын Грозы вскоре нашел-таки способ послать о себе весточку. Спустя три недели после его отбытия на счет Прорвы пришел скромный, но вполне реальный денежный перевод, послуживший косвенным свидетельством того, что клан оказался в сборе, и воины получили очередное материальное поощрение. Обычно охотники перечисляли свои вложения в гарем непосредственно перед Сезоном, ибо никогда нельзя было знать наверняка, где и в каком объеме за год можно поиздержаться, но Сумрак вновь поступил как совершенно нестандартный самец, распереживавшись на предмет того, а вдруг его жены в чем-либо испытывают нужду? Конечно, жалование Кровавого было невелико, учитывая, что кров, кормежка и основное обмундирование обеспечивалось кланом, но сам душевный порыв молодого воина вызвал у самок приступ умиления. Одна Прорва проворчала на этот счет, что лучше бы оружие себе посерьезнее заказал, дабы на следующей Охоте не прикончили. Осень же деликатно промолчала, ибо в силу специфических общественных закономерностей довольство Жрицы было на порядок выше такового Главы областного Совета.

– Немного жалко, конечно, что он вот так решил, – задумчиво проговорила Солнышко, вертя на запястье наиболее полюбившийся ей браслет. – Я-то на новые безделушки рассчитывала, вкус у него на них на удивление неплохой… Помню, какую хрень мне когда-то бывшие дарили…

Греза, сидевшая неподалеку, с искренним удивлением обернулась.

– А вы, разве, не в курсе были, что он их сам собирает?

– Иди ты! – не поверила Осень, вытаскивая из гривы нитку бус и принимаясь ее пристально изучать.

– Клянусь богами! – уверенно заявила Греза и, продемонстрировав свое ожерелье, добавила: – Он его при мне доделывал.

– Всегда думала, что это – максимум, что мужик может своими лапами сварганить, – Солнышко все еще недоверчиво погремела на своей шее довольно небрежно сработанной связкой зубов, случайно доставшейся ей от супруга.

– Отдала бы ты ему, – бросила через плечо Прорва, единственная не выказавшая на счет талантов самца изумления.

– Я хотела, честно, – пожала Солнышко плечами. Но, что именно ее остановило, она не озвучила.

– Так и что еще мы о нашем охотничке не знаем? – Глава гарема, проследовала через весь зал и прилегла на подушки подле сестер, оказавшись напротив Грезы.

– Ну… – задумалась Греза. – А что он вам о себе рассказывал?

– Уморила, Маленькая! – покатилась Прорва со смеху. – Ты реально думаешь, что мы с ним много разговаривали? Это ты у нас, как видно, любительница с мужиком поболтать, вместо того, чтобы его по прямому назначению использовать…

– То есть, как, вы вообще, что ли, не общались? – казалось, Греза не поверила ушам.

– Только по делу, – подтвердила Осень. – Ну, еще он мне как-то раз сознался, что самки для него почти как добыча…

– Ха, сознался он ей! Да он не просто сознался, а не так давно продемонстрировал даже, – прострекотала Прорва, очевидно, намекая на лесные забавы с веревками, и тут же обратилась снова к Грезе: – Вот она, любовь-то твоя!

– Мы с ним еще жестче поступали, – отозвалась дочь Желанной упрямо.

– Нормально все, мужик свое место знать должен, – непреклонно возразила Прорва.

– Ох, сестрица, зря ты так, – Солнышко тоже решала вступиться за любимого, – он, бедненький, и так натерпелся в жизни, видно же… Живого места нет, а тут еще добавили… Кстати, раз уж зашел разговор, может, он рассказывал, почему он такой подранный?

Греза отрицательно покачала головой.

– Я много раз спросить хотела, но как-то неудобно было. Он, правда, однажды вскользь обмолвился, что в клан попал раньше положенного… Думаю, более крупные самцы его притесняли.

– Бред, – отозвалась старшая из самок, – не берут в клан раньше тридцати.

– Ну, так сказал…

– Наврал опять. Фокусник…

Комментарий к Глава 2. Будни

Навеяло: «Adiemus» – «Cantus Inaequalis»

========== Глава 3. Зачем самцу гарем? ==========

Когда устал и жить не хочешь,

Полезно вспомнить в гневе белом,

Что есть такие дни и ночи,

Что жизнь оправдывают в целом.

(Игорь Губерман)

Он снился ей – в мучительных, изматывающих снах. Как правило, большинство видений начиналось с того, что Грезе говорили, будто Сумрак вернулся, и она безуспешно пыталась добраться до какого-то непонятного места встречи, а в конце видела своего самца издали, но не могла к нему приблизиться. Или же они все-таки были вместе и подолгу молча бродили в какой-то незнакомой местности, не смея, как вначале своего знакомства, даже прикоснуться друг к другу. Или лежали, сжимая друг друга в объятиях, и в самый неудобный момент появлялся кто-то посторонний – мать, отец, Серый, Прорва, да кто угодно – и всеми способами мешал им соединиться…

Греза пыталась меньше думать о нем, отвлекаться на повседневные дела, на беседы с другими самками, на рукоделье, но почти каждую ночь Сумрак неизменно являлся к дочери Желанной и все время был по той или иной причине недосягаем…

С окончания Сезона минуло полтора месяца. Солнышко сильно раздалась в боках – созревшие яйца разошлись в стороны и практически выпирали сквозь толщу мышц, ей осталось доходить совсем немного. Прорва, кажется, тоже начала было поправляться, но затем резко похудела вновь и более своей конституции не меняла. Ну, а Осень вообще не демонстрировала никаких признаков беременности, что, впрочем, было неудивительно – Жрицам не разрешалось размножаться. На счет собственного положения Греза так и не была уверена. В животе было странное чувство, но пока оставалось неясным, зреет там запоздалая кладка или же все дело в самовнушении.

В любом случае, к появлению детенышей все было готово, и Солнышко активно строила планы. В последние дни она все больше лежала, разместив свое пузо среди подушек и разглагольствуя на всякого рода сентиментальные темы. Пищу она при этом поглощала, точно молотилка, и капризничала по поводу и без, постоянно требуя, чтобы Греза была рядом и развлекала ее. Та, глядя на самозабвенно отдающуюся своему беременному состоянию подругу, откровенно говоря, особого воодушевления не испытывала. Ей правда очень хотелось разделить радость Солнышка, но, к сожалению, пока будущая мамочка не вызывала ничего, кроме моральной усталости и раздражения, которые, к тому же, ни в коем случае нельзя было демонстрировать. «Наверное, я еще не готова к детям», – думала дочь Желанной, периодически с тревогой ощупывая свое подбрюшье. Но пока ничего конкретного не прощупывалось, хотя, навязчивое ощущение внутри каких-то пузырей, заполненных то ли воздухом, то ли жидкостью, присутствовало.

Проходили дни, осень неторопливо вступала в свои права, неся с собой дожди и похолодание. В этих краях не выпадал снег, но погода по мере приближения зимы становилась все отвратительней и отвратительней. И, по иронии судьбы, новому поколению славных охотников и добродетельных матерей было суждено появиться на свет в самое гадкое время года. В исконных местообитаниях народа яутжей дождевой сезон был более мягок, и его условия идеально подходили для естественной инкубации яиц, однако Чертоги Серой Провидицы являлись колонизированной планетой, а потому климат даже самых оптимальных для жизни областей не совсем вязался с устоявшейся за многие тысячелетия сезонной ритмикой. Впрочем, в современном мире все равно вряд ли кому-то пришло бы в голову инкубировать кладку, закапывая ее в саду… Когда-то особенности эмбрионального развития сильно сдерживали распространение яутжей, но те времена давно миновали. С появлением технологий теплолюбивое племя освоило все климатические зоны сперва родной планеты, носящей имя Золотой Владычицы, а затем и трех дополнительных планет, и времена года остались чистой условностью…

Тем не менее, от промозглой погоды настроение самок, особенно, беременных, да линяющих, сильно портилось. Днем ощутимо не хватало солнечного света – возможно, поэтому такое распространение в гаремах получили яркие витражи; длинные холодные ночи утомляли. Отапливать здание приходилось круглые сутки, а на улицу уже было не выйти без обуви, накидки и дополнительных тепловых элементов, вшитых под подкладку. Самки редко носили греющие сети, предпочитая более закрытую одежду – это только не терпящие стеснения своих движений мужики на Охотах полуголые носились, но тем дай волю, они бы, наверное, и зад прикрывать не стали…

Солнышко отказалась от еды и окончательно слегла, заставив сестер и подругу немало понервничать. И без того слишком горячая самка последние три дня пылала, точно печка. Ее дыхание было частым и прерывистым, а судороги, периодически проходящие по животу, сделались настолько сильными, что наблюдались невооруженным глазом. Прорва, Осень и Греза дежурили у ее ложа по очереди, не оставляя будущую мать ни на минуту. Глава гарема назначив вместо себя заместительницу, теперь не покидала дома, а средняя сестра всякий раз летела из Храма, будто на крыльях, дабы не упустить близящейся знаменательный момент.

Четвертое утро ознаменовалось болезненной трелью первонесущейся самки, чье нутро наконец-то соизволило подтолкнуть порядком залежавшиеся яйца. Греза как раз сменила на посту не сомкнувшую всю ночь своих глаз Прорву, отпустив ее освежиться и подремать; Осень собиралась в Храм. Но с первым криком сестры обеим пришлось срочно откладывать все дела и мчаться на выручку.

Не замедлив появиться на пороге, дочери Свободы мигом отправили растерявшуюся Грезу в купальни готовить подстилку и прогревать паровую камеру – влажный горячий воздух должен был облегчить процесс кладки. Когда младшая самка поспешно убежала выполнять поручения, старшие с нежным воркованием подхватили Солнышко под руки и, подняв ее с ложа, потихоньку повели следом.

– Какого черта это так больно? – шипела Рыжая, впервые ощутившая на себе, каково это выносить яйца полный срок.

– Ничего, – успокаивала Осень, удобнее подставляя сестре свое плечо, – это только в первый раз так. Потом кости чуть разойдутся, и следующие кладки будут из тебя вылетать – только ловить успевай!

Солнышко замолчала и подняла на Жрицу мрачный, почти ненавидящий взгляд.

– А пока можешь ругаться, если тебе так будет легче, – непринужденно посоветовала та.

Дотащив сестру до парилки и отпихнув суетящуюся вокруг Грезу, Прорва и Осень помогли Солнышку устроиться на ворохе прогретых покрывал. В норме самка должна была снестись сама, без посторонней помощи, но данный случай от начала и до конца в норму не укладывался, а потому требовалось пособить. Оставалось надеяться, что сегодня удастся справиться своими силами, без вмешательства медиков, ибо последнее почти безальтернативно повреждало яйца, а кладку, столь многое значащую для Рыжика, очень хотелось сохранить. Впрочем, благоразумная Солнышко заранее обследовалась на предмет непроходимости яйцеводов, и подобного недуга, к счастью, выявлено не было, так что препятствием к прохождению яиц, вероятнее всего, мог быть либо их крупный размер, либо слабый мышечный тонус будущей матери.

Поддерживаемая сестрами, самка раскорячилась над подстилкой и, приняв наиболее удобное положение, замерла, выгнув спину. Брюшные мышцы рефлекторно напряглись, став твердыми, точно камень, и контуры двух округлых образований, выдавливаемых этим невероятным усилием, четко проступили над тазовыми костями самки. Солнышко зажмурилась и разразилась негодующим треском. На покрывала закапала прозрачная слизь.

– Давай, дорогая, постарайся еще немного, – наклонившись к сестре, ободряюще проурчала Прорва.

Рыжая послушно защелкала и, сильнее сгруппировавшись, попыталась как следует толкнуть яйца, но тут же жалобно вскрикнула. Слизь полилась обильнее, окрасившись в желтоватый цвет свежей крови.

– Ох ты ж… – заскрежетала Прорва жвалами, заглядывая под живот сестры. – Они у тебя враз пытаются идти… Упрямые, как сам папашка… Стой, не тужься пока.

Солнышко вновь повиновалась, попытавшись, насколько это возможно, расслабиться, а старшая сестра перебралась ей за спину и, опустившись на колени, обхватила ее сжавшийся живот с двух сторон.

– Девочки, смотрите, – приказала она, ощупывая правую часть подбрюшья, – вот это, вроде, ниже?

– Ниже, – уверенно подтвердила временно оставшаяся не у дел, но отчаянно желающая помочь Греза, отойдя на два шага.

– Ниже, – согласилась Осень, крепче сжав руку младшей сестры и тоже заглянув вниз.

– Дорогая, сама как чувствуешь?

– Да, – тяжело дыша, ответила Солнышко, – левое запаздывает. Придержишь его?

– Придержу. Отдохни минуту. Как будешь готова, скажи.

– Греза, – Маленькая как раз наклонилась, чтобы сдвинуть и подвязать гриву, упавшую Солнышку лицо и лезущую той прямо в рот. – Сходи до моей комнаты. Там, на стеллаже с настойками, есть вытяжка из лесной матушки, помнишь, мы с тобой в конце лета собирали? Там бутылки четыре стоят, осадок еще на дне такой белесый…

– Сколько нести?

– Боги, одну, конечно, я пока не готова здесь себя угробить!

Щелкнув в знак согласия, Греза подскочила и тотчас же исчезла, а Осень и Прорва остались выманивать на свет непослушных Сумраковых отпрысков и утешать измученную сестрицу, что собиралась с духом перед следующими активными потугами.

Тем временем, влетев в комнату подруги, Греза сразу кинулась к указанному стеллажу, принявшись лихорадочно выгребать оттуда расставленные в аккуратном порядке склянки. В поисках нужных баночек, как назло спрятавшихся в самом дальнем углу, пришлось перевернуть целую гору других непонятных пузырьков. Несколько из них самка в спешке случайно смахнула на пол – штуки две разбилось, остальные куда-то укатились, но сейчас было не до них. Наконец, искомое было найдено и, зажав мутноватую вытяжку в кулаке, дочь Желанной поспешила обратно, всеми силами стараясь сейчас не думать о том, что их с самцом постельные забавы рано или поздно тоже приведут вот к такому же ужасу.

Когда Греза появилась на пороге, у Солнышка уже явно наметился прогресс. Верхушка первого яйца, направляемого осторожными, но настойчивыми и умелыми движениями старшей сестры, показалась из неимоверно растянувшейся (аж глядеть было страшно) клокальной щели. Греза протянула было склянку, но Осень махнула на нее рукой, и юная самка робко отступила, ожидая, когда ее помощь действительно потребуется. Однако, похоже, сестры общими усилиями все-таки справились без медикаментов. Яйцо очень медленно и тяжко, но с равномерным ускорением, полезло наружу, скользя в потоках жидкой слизи. Наконец Прорва плавно нажала на живот Солнышка, проводя ладонью сверху вниз, и причина страданий новоиспеченной матери торжественно коснулась тряпичного гнезда, а затем окончательно легла в него под облегченный возглас старших сестер и усталый вой младшей. Второе яйцо пошло немного быстрее, но Прорве все равно пришлось слегка его подтолкнуть, ибо Солнышко уже окончательно выдохлась.

Когда кладка была завершена, утомленная дочь Свободы сползла с гнезда, все еще удерживаемая под руки сестрами и уселась рядом, протянув за собой по покрывалам бледный кровянистый след, а затем все присутствующие самки со смесью восхищения и тревоги воззрились на плоды совместных стараний. Яйца реально оказались крупноваты. Блестящие и упругие, они имели очень светлую оболочку, покрытую неровными коричневыми пятнами. На вид кладка казалась абсолютно нормальной, но Солнышко, не удержавшись, протянула руку и с величайшей осторожностью пощупала скорлупу, проверяя густоту содержимого.

– Живые… – через пару минут блаженно выдохнула самка и, успокоенная, легла на бок, постепенно восстанавливая дыхание.

Дав состоявшейся несушке как следует передохнуть, сестры помогли ей подняться и омыть исстрадавшееся тело, после чего Солнышко вернулась к гнезду и бережно подняла одно из яиц. Греза и Осень тут же оказались по обе стороны от Рыжика, придержав ее под локти, а Прорва с молчаливого согласия сестры взяла в руки второе яйцо, и самки двинулись в сторону комнаты инкубации. Там кладка была помещена во влажный субстрат и накрыта прозрачным колпаком. Каждое из яиц заняло свое отделение, где с этого дня должна была поддерживаться определенная температура: отныне в более прохладном отсеке предстояло расти первой дочери Солнышка, а в более жарком – первому сыну Сумрака.

Солнышко отошла после кладки довольно быстро и через два дня уже во всю хлопотала по хозяйству, весело щебеча себе под нос не то колыбельные, не то просто какие-то радостные мысли вслух. Греза, напротив, день ото дня волновалась все больше. Откровенно говоря, неоднозначное зрелище, свидетельницей которого она впервые стала, немало испугало ее. Да, сейчас счастливая мамочка порхала по дому, преисполненная долгожданной легкости, и строила планы на будущее, но сколько ради этого пришлось вытерпеть! А, если вспомнить случайно услышанные раннее опасения старших сестер на предмет того, что бедняжка после такого перерыва и вовсе может не разнестись, так совсем уж не по себе становилось…

Беспокойство Грезы являлось небезосновательным. Она все четче ощущала внутри себя нечто постороннее, чего раньше не было, и как знать… Они впервые спарились с Сумраком уже в конце брачного периода, и это сильно снижало вероятность зачатия, но, учитывая, что у самой Грезы желание пробудилось достаточно поздно, а самец не терял активности до самых крайних сроков, день за днем добросовестно накачивая юную супругу своим генетическим материалом, зарекаться не следовало. Короче говоря, сомнений оставалось все меньше: дочь Желанной тоже была беременна.

Две недели Греза молча вынашивала эту мысль, не решаясь подойти за советом к Главе гарема и даже Солнышку ни слова не говоря (хотя, подруга все чаще косо поглядывала на увеличивающийся живот младшенькой). Но как-то утром ей все-таки пришлось обратиться к Прорве за помощью, ибо лужа, в которой неожиданно для себя пробудилась молодая самка, ни на шутку ее напугала.

Сонная Прорва, к которой Греза вломилась ни свет ни заря, с минуту переваривала услышанное, а затем, вникнув в суть проблемы, тяжело вздохнула и, сгребя Маленькую в охапку, потащила ее к купальням.

– Что со мной такое, Старшая? – голосок Грезы предательски задрожал, когда самка на ходу почувствовала, как в животе что-то натянулось. Вслед за тем очередная порция слизи неконтролируемо вытолкнулась из ее лона, и между ног тотчас противно намокло, а на каменные плиты упало несколько прозрачных капель.

– Ничего страшного, – стиснув ее за плечи, спокойно проговорила Глава, – просто ты сейчас снесешься.

– Как-так? – взвизгнула Греза и быстро обхватила свой живот. – Я ведь… Еще ведь…

Прорва грустно усмехнулась. Успокаивало, что усмехнулась, настораживало, что грустно…

– Не переживай, девочка, все в порядке будет.

Проводив дочь Желанной в купальни, старшая самка пустила в малый резервуар теплую воду, велев младшей раздеться и залезать.

– Но так ведь яйца погибнут! – начала было возражать та, по-прежнему не понимая, в чем дело.

– Спускайся, Маленькая, и ни о чем не беспокойся, – по-матерински мягко проговорила Прорва и подтолкнула Грезу к уходящим в стремительно пребывающую воду ступеням.

Тогда молодая самка повиновалась и, скинув с себя легкое домашнее платье, вошла в купель. Приятный жар тут же окутал ее тело, и Греза почувствовала, как мышцы начинают послушно расслабляться, а неведомый узел, свившийся в подбрюшье, расплетается сам собой. Но только она собралась сказать Прорве, что действительно чувствует себя лучше, как изнутри что-то пришло в движение, и нечто студенисто-аморфное заскользило через самовольно раскрывшийся семяприемник. В панике Греза попыталась сжать свой вход, но тот отказался подчиняться. Прорва наклонилась и, погрузив руки в воду, ласково обняла испуганную самочку, принимаясь утешительно поглаживать ее по голове.

В течение следующих нескольких минут они вдвоем наблюдали, как полупрозрачные, бесформенные, покрытые пленчатой сероватой оболочкой мешочки друг за другом покидают Грезино тело и, колыхаясь, медленно опадают на дно резервуара…

– Жировики? – всхлипнула дочь Великой Матери, не желая верить в случившееся. – Почему?

– Не переживай ты так, – Прорва крепче прижала к себе расстроенную подопечную. – В первый раз со всеми случается… Да и мне показалось, ты еще слегка не готова к материнству, так что, может, оно и к лучшему.

– Не готова, – со вздохом призналась Греза, вынимая руку из воды и проводя ею по векам. – Но я ведь была должна…

– Никому ты ничего не должна, Маленькая, – Прорва приблизила к ней свое лицо и доверительно заглянула в расстроенные глаза.

– Можно… Можно никому не говорить?

– Конечно. Никому не скажем.

– И даже ему?

– Захочешь – расскажешь сама.

– Я ведь не оправдаю его ожиданий… – Греза снова приготовилась разреветься, так что Прорве пришлось как следует ее встряхнуть, вытянув из воды.

– Не сметь перед мужиком пресмыкаться, слышишь? – рыкнула Глава гарема, и ее взгляд на мгновение посуровел. – Кто он такой, чтобы от тебя чего-то требовать? И что он сделал, чтобы тебя завоевать? Вот именно! Так что будет помалкивать, даже, если и подумает своей дурьей башкой что-то такое… А через год ты его приятно удивишь, и все это забудется, как сон, поняла?

– А вдруг… И через год так будет? – слабым от надвигающегося отчаяния голосом прошептала Греза.