Текст книги "Противостояние (СИ)"

Автор книги: Rauco

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

– А ты не думаешь, что лучше было все-таки уйти с матерью?

Прорва появилась так неслышно, что Греза вздрогнула. Что за дурная привычка подкрадываться…

– Ты… Гонишь меня? – медленно обернувшись, дочь Великой Матери жалобно поглядела на застывшую в дверях комнаты Главу гарема. Она ожидала встретить на суровом лице осуждение или, как минимум, безразличие, однако вместо этого между бровями старшей самки обнаружилась скорбная складка, а кривые жвала умиротворяюще потянулись вперед.

– Ну, что ты, девочка, – Прорва решительно двинулась к Грезе и в последний момент успела поймать ее за плечи при попытке недоверчиво отстраниться. – Если ты о вчерашнем… Забудем, с кем не бывает. Если честно, ты меня немало удивила.

– Что же тогда?

– Она предлагала тебе второй шанс.

– Спасибо, обойдусь как-нибудь, – буркнула Маленькая, выныривая из-под тяжелых рук.

– А ты не думаешь, что ты просто хочешь поступать ей назло? Прислушайся к себе, как следует…

Греза замерла на миг. Боги, сколько раз она слышала эту фразу… От самой матери, от теток, от самок Серого… И теперь Прорва туда же? Да почему никто не может поверить в то, что она способна принимать самостоятельные, осознанные решения? Неужели, она выглядит настолько беспомощной и глупой? Хотелось ответить резко, но Греза сдержалась. Начни она дерзить, и подозрения Главы стали бы походить на правду еще больше, ибо тот, кто не прав и знает об этом, но не желает признавать, будет переходить в нападение, и лишь тот, кто уверен в своих словах и чувствах, останется спокоен.

– Только не теперь, – Греза выразительно покачала головой и отошла, дабы присесть на край своего ложа. Выделенная ей комната была небольшой и слегка обветшалой, но самка теперь как никогда ясно понимала: она ни за что не променяет ее обратно на богатые покои. – Вот ты говоришь, что мы с Сумраком мало друг друга знали, что я опрометчиво поступила… В тот вечер, когда он собрался улетать, я, если честно, посчитала точно так же. И я попыталась следовать здравому смыслу. Тогда Серый подобрался ко мне очень близко. Я почти позволила ему… Он уже меня раздел, уже уложил под себя… – тут молодая самка неловко умолкла.

Прорва потихоньку приблизилась и аккуратно уселась рядом, однако под ее весом ложе прогнулось так, что Греза буквально съехала в образовавшееся под Старшей углубление, коснувшись ее боком. Украшенная роговыми наростами голова повернулась и склонилась к расстроенной младшей самке – та со своими юными чертами, гладким лбом и изящным станом выглядела рядом с могучей дочерью Свободы, как самый настоящий малек.

– Продолжай, Маленькая, – глухо произнесла Глава гарема.

– Я не знаю, как это описать, – вздохнула Греза. – Я вдруг поняла, что, если позволю ему, то совершу величайшую ошибку в своей жизни. Потому что, отдавшись единажды, уже останусь с ним навечно. Как остаются остальные, боясь потерять свои привилегии. Я испугалась, что, так же, как они, в нужный момент не смогу отказаться от этой стабильности, променяв на материальные блага свою душу. Просто… Знаешь, чем я больше медлю, тем сложнее мне бывает принимать решения.

– Не у тебя одной так, – Прорва ласково обняла подопечную за плечи. – Я поняла тебя. Не станем больше к этому возвращаться. И не переживай: мы все равно как-нибудь прорвемся.

– А правда… Что у него могут быть из-за меня проблемы? Мать так сказала, – Греза жалобно поглядела на старшую самку.

– Только, если он сам себе их надумает, – неопределенно дернула жвалами Глава гарема.

Минуло несколько недель, и, к великому облегчению Сумраковых жен, от Желанной до сих пор не было никаких вестей. Постепенно все тревоги стали забываться. Повседневные дела поглотили самок с головой, заставляя отвлекаться от негативных мыслей. Так Солнышко и Греза продолжали ответственно готовиться к пополнению. До выхода мальков оставалось около двух месяцев. Яйца теперь почти не просвечивались – это означало, что зародыши внутри выросли; при включении лампы овоскопа в их глубине недовольно дергались смутные тени и тут же затихали. Долгожданный выклев был уже не за горами.

Осень выбивалась из сил в Храме, где в последние дни невероятными темпами близился к завершению ментально измотавший всех ремонт. Надвигались крупные ежегодные празднества, и к их наступлению Храм должен был блистать, а потому Жрицам приходилось вдвойне внимательно следить за всеми работами, одновременно не упуская из поля зрения прихожан с их молениями и нескончаемыми жертвами. Особенно теперь, в период отбытия молодняка.

Непосредственно организацией отправки подросших мальков в колонии тем временем усердно занимался Совет, и на это тратилось почти все время его Главы. Достигших двадцатилетнего возраста самцов собирали по всем дворам и отсылали в несколько приемов. Процесс был не из простых – мало того, что хлопотный из-за огромного количества мальков, так еще и весьма тяжелый с моральной точки зрения. Не смотря на то, что большинство матерей уже годам к пятнадцати старались полностью отлучить от себя сыновей, процедура отъема всем давалась нелегко. Когда приходило время отпускать юнцов навсегда, отнюдь не каждая самка достойно выдерживала стресс. Матери прекрасно знали, что многие из юнцов не переживут годы обучения, а Посвящение смогут пройти лишь единицы, однако большинству об этом не думалось вплоть до самого момента расставания. А, когда этот момент наступал, эмоции у некоторых особо впечатлительных личностей начинали хлестать через край. И вот тут начинались многочисленные истерики. Дочки Матриархов регулярно бегали к Солнышку за успокоительными средствами; в гаремах повсеместно слышались вздохи и причитания – тихие и безнадежные, а оттого еще более трагические.

Но, если уж на то пошло, отправляемые мальки представляли собой еще более тягостное зрелище. Воспитанные на осознании неизбежности смерти и чувстве стремления к идеалу воинской доблести, они с самого раннего возраста готовились к сложным испытаниям, учились сражаться и выживать, стойко перенося любые физические страдания. Только вот подавить в решающий момент банальное волнение были при этом способны были далеко не все из них. Страх перемен, тоска по остающемуся позади родному дому – вот, что читалось в юных растерянных взглядах жмущихся друг к другу на взлетном поле малолеток. К такому их не готовили, о таком не предупреждали. Смерть – ладно, боль – пусть, ерунда. Но эта терзающая, мучительная неизвестность… Это всепоглощающее чувство беспомощности перед грядущей разлукой со всем, что было привычно и дорого… При полном запрете на проявление слабости. Они топтались на плацу, неуверенно всматриваясь в свое невнятное будущее. Их сгоняли в отряды, строили и увозили. Сгоняли – строили – увозили, сгоняли – строили – увозили… Бесконечный конвейер… Год за годом.

Шествуя вдоль стройных рядов напуганного, но отчаянно пытающегося не подавать вида молодняка, Прорва сохраняла совершенно непроницаемое выражение. А из потаенных глубин ее памяти тем временем невольно поднимались гнетущие картины далекого прошлого, когда она вот так же расставалась со своими выросшими чадами, расставалась навсегда, чтобы впредь никогда уже не узнать их судьбы. Клин, Бич, Песок, Уголь, Суровый, Удар… Первых она еще помнила по именам… Дальше смутно – когда-то у нее было достаточно многочисленное потомство. Когда-то… И потом двое последних, кого вытягивала уже сама, без Утеса, без подруг: Клык и Коготь… И чуть позже еще подросшие мальки Осени – Берилл, Янтарь, Турмалин, Сердолик, Яшма – Посвящение в культ заставило сестру закрыться от мира на целых пять лет, потому Осень не видела ухода своих детей. А вот Прорва испытала и прочувствовала все. Как все они росли на ее глазах, как взрослели и потом навсегда прощались. Как она провожала их в полную опасностей новую жизнь, напутствуя сдержанными речами, и безмолвно воя внутри от безутешного горя… Много лет прошло, но их родные лики до сих пор чудились самке во встревоженных мордочках новобранцев.

Очередная партия мальков была успешно погружена. Бедолаг упихали так плотно, что транспортный модуль стал напоминать некие древние консервы. Пищать и жаловаться строго запрещалось, и будущим воинам не оставалось ничего иного, кроме как поджимать конечности, дабы не отдавили, и жалобно таращиться из темноты душного отсека. Наконец, тяжелые створки дверей пали пред ними, лишая последней возможности увидеть родную землю. Потяжелевший челнок медленно поднялся над стартовой площадкой и исчез в небесах. Провожатые разошлись.

Прорва вернулась в канцелярию и обессиленно рухнула в кресло. Это был уже десятый рейс за сегодня. Вчера у нее в кои-то веки выдался день отдыха, зато, сегодня пришлось отпустить большинство советниц и контролировать все самой. Лишь несколько младших помощниц оставалось на подхвате.

– Жалко их… – вздохнула подошедшая Метель – почти белая подслеповатая самочка, слишком рано оказавшаяся при Совете и отдающая всю себя работе по причине прискорбной невостребованности самцами.

– Таково их предназначение, – ровно отозвалась Прорва.

– Матери вчера снова приходили… Им говорят, не ходите, а они ходят… – словно бы не слыша, продолжала Метель. – Возмущались, что молодняк в такой тесноте держат. Одного слабенького не заметили и затолкали насмерть – вот был им повод поскандалить!

– Ты сказала, что новые модули будут со следующего года?

– Да, так не слушают… Даже, представляешь, Старшая, одна Великая Мать пришла – потребовала доступ к центру связи, сама, говорит, с колонией потолкую на этот счет… Долго там сидела, мозги им выносила…

– Почему без моего ведома? – скорее устало, чем сердито, проворчало Глава.

– Так… – младшенькая тут же смутилась, осознавая свой явный промах. – Великая ж Мать, как ее не пустить…

– …А потом нам ответные претензии посыплются, что не по делу эфир засоряем, – недовольно поиграв когтями по столу, спрогнозировала Прорва. – Кто, хоть?

– Желанная…

– А. Ну, да, эту попробуй не пусти… Ладно. Но в следующий раз внимательней.

– Поняла.

Вызов, замигавший на мониторе ровно через день, был более, чем странным. Главным образом, потому, что вызывала не разгневанная колония, как сперва Прорве подумалось, а некий клановый корабль… Через рой крупнокалиберных помех проявилась невыспавшаяся рожа какого-то незнакомого самца. «Экий ты старшенький», – подумала Прорва, делая церемонное выражение и снисходительно поглядывая на яркоглазого типа по возрасту явно за сотку, с асимметричными бровями и жвалами, изогнутыми, мягко говоря, не совсем в ту сторону. Да, она не имела привычки заострять внимание на внешности мужиков, но тут уж никак нельзя было не поразится, тем более, что, кроме хари-то ничего другого и не виднелось…

Неизвестный, к величайшему изумлению Главы Совета, оказался еще и Вожаком – знаки отличия располагались на гриве так, чтобы при всем желании их невозможно было проигнорировать. Хотя, поведение он продемонстрировал не очень-то лидерское – казалось, он настолько сбит с толку, что вот-вот забудет все слова приличия и даже собственное имя.

– Мое имя Гнев, и я являюсь Вожаком клана, в котором вчера произошло некое недоразумение, касающееся самки из вашего поселения. Могу ли я поговорить с Главой Совета? – с трудом подбирая выражения, изложил он суть своего обращения.

Стоп… Гнев? Гнев…

Боги, да это ж Фокусника начальник – осенило вдруг самку. Сумрак упоминал его в самом начале знакомства… Прорва еще тогда силилась вспомнить, что за Вожак такой, но так и не смогла, а самец деликатно пояснил, что клан пока небольшой и малоизвестный, но все у него впереди. Да уж… По тебе, «красавчик», прямо видно, что все у тебя впереди. Далеко-о впереди…

Так о чем он там? Чем таким самки этим мужикам не угодили?

– Ты уже с ней говоришь, – Прорва позволила себе легкую улыбку и наклонилась, дабы Гнев мог лицезреть ее строгий образ во всем великолепии. Пусть знает, что с ней не стоит шутки шутить.

Однако от следующих его слов не до шуток быстро стало ей самой. Вожак начал сбивчиво и торопливо разъяснять, дескать, одного из его рядовых бойцов обвинили в принудительном спаривании с высокоранговой самкой, да не просто, а с похищением, и, когда прозвучали имена обвиняемого и обвинителя, дочь Свободы едва не вскрикнула от неожиданности. Ибо первое имя было Сумрак, а второе – Желанная…

Прорве понадобилось собрать всю силу духа, дабы достойно скрыть свое волнение. За одно мгновение в ее голове пронеслось столько мыслей, что даже виски заломило. Ее самец стал жертвой коварного навета, в справедливости которого глупому Вожаку не позволил усомниться ранг клеветницы… И ее самца незамедлительно наказали за то, чего он не совершал. Наказали жестоко, может, даже… Может, даже слишком жестоко. Без разбирательства, без суда… Сперва наказали, а потом уже заметили во всей истории подозрительные несоответствия…

…Боги, и почему она сразу не проверила, что там за сообщения отправляла эта проклятая психопатка?! Теперь Сумрак, возможно, бесповоротно искалечен, а, возможно, даже на пороге смерти… Из-за того, что у одной нет совести, а у другого мозгов… А у Прорвы… У Прорвы банально нет времени и сил за всем сразу уследить.

Первым желанием, посетившим Главу Совета, было покрыть Гнева бранью. Самой отборной, самой грязной. Однако, что бы это решило? И, потом, он, похоже, находился не в курсе того, кем Прорва приходится Сумраку. Или делал вид, что не в курсе. В любом случае, следовало действовать осторожно, дабы не показать ненароком свою личную заинтересованность… Возможно, еще оставался шанс вытащить несчастного.

– Что ж, – медленно, выравнивая дыхание, но так, чтобы было незаметно, проговорила Прорва, – у нас действительно произошел в этом Сезоне несколько нетипичный случай. Одна из дочерей Желанной добровольно отказалась от статуса и ушла в гарем некого юнца. По этому делу было разбирательство.

Вот тут дочь Свободы, естественно, приврала. Никакого разбирательства не велось, ибо никто за ним не обращался. Но, в конце концов, как Глава Совета и непосредственный свидетель всех событий, она могла для дела и слукавить. И даже, если потребуется, оформить данное разбирательство задним числом.

– Не о том ли речь? – похоже, самка весьма удачно прикидывалась, что пребывает в неведении, так как Гнев неприкрыто оживился, подтверждая, что да, именно о том.

– Тогда обвинения безосновательны, – резюмировала Прорва и затем все-таки не удержалась от наиболее волнующего ее вопроса: – Надеюсь, беднягу, хотя бы… не лишили мужского естества?

– Нет, но я едва не отправил его в заточение…

Ясно… Значит, скорее всего, только в очередной раз избили. Что ж, шкура зарастет. Гриву бы не срезали – и на том спасибо.

– Великая Мать вчера действительно с кем-то выходила на связь, – подтвердила Прорва. – Если нужно, мы поднимем исходящие записи. У нас ничего не пропадает.

– Буду премного благодарен, – Гнев уловил ее намек и, похоже, был им немало задет, но, тем не менее, проглотил обиду. Вот-вот, глотай, будь умницей.

Прервав вещание, Прорва тут же кинулась шерстить записи. Но чертова сумасшедшая мамаша, как оказалось, стерла свое сообщение, и пришлось лезть за ним в архив. Когда же искомое было найдено и извлечено на обозрение, видавшая виды и сплетшая на своем веку немало интриг дочь Свободы, едва дара речи не лишилась от возмущения. В послании Великой Матери Сумрак представал таким чудовищем, а Греза такой разнесчастной жертвой, что, услышав подобное вне контекста, Прорва сама бы этому «насильнику» захотела башку свернуть… И, все же, действия Вожака это не сильно оправдывало. Боги, ну почему мужики столь легковерны?

Пока Прорва добиралась домой, в ее мозгу назойливо крутился вопрос, заданный напоследок озадаченным Гневом, получившим доказательства подлога и подробные ответы на интересующие вопросы. «Что теперь ожидает Великую Мать?» – спросил он, и Глава Совета честно созналась, что ничего. Это была истинная правда. Самки имели право обвинять самцов в нарушении порядка, требуя справедливой кары за недостойные деяния, но никак не наоборот. И Прорву всегда данное правило устраивало. До сегодняшнего дня…

О, как она жалела сейчас, что Желанной нельзя воздать по заслугам за ее гнусное поведение! Как же хотелось поквитаться с этой стервой за едва не отобранное женское счастье! За чуть было не сломанные судьбы сестер и Мелкой! За незаслуженное оскорбление и даром пролитую кровь несчастного доверчивого самца! Да просто словами было не выразить!

Прорва ускорила шаг, чувствуя, как изнутри буквально вскипает. Она готова была просто порвать чертовку! За сестер, за будущих племянников, за Грезу и… Да, и за Сумрака тоже. А точнее… Точнее, за Сумрака в особенности.

На секунду самка замедлилась и почти остановилась, пораженная внезапным осознанием. Но потом тряхнула головой, сгоняя наваждение, и понеслась дальше, пылая от гнева и жажды отмщения.

На куски! На мелкие клочечки! Шкуру заживо спустить, стигунам в лесу скормить… Этого ей сейчас хотелось больше всего на свете. И… Боги, за что такое наказание?! Она была совершенно бессильна совершить над обидчицей что-либо из вышеперечисленного… Как на законодательном уровне, так и на межличностном. Разумеется, решая спор, одна самка могла вызвать другую на поединок, могла даже убить в честной схватке, но… Никто бы не понял, начни Глава Совета наезжать на Великую Маман из-за какого-то там Кровавого. Поступив так, Прорва рисковала лишиться уважения и чина, рисковала лишиться всего, что имеет, а, заодно, подвести и весь гарем. И Прорва злилась. Злилась, но поделать ничего не могла…

Облегчение оттого, что глупый Фокусник на сей раз избежал тяжелой и постыдной участи, конечно, несколько смягчало ее состояние, тем не менее, здесь также находился момент, который немало выводил главную самку из состояния равновесия. Хорош муженек оказался, нечего сказать… Вместо того, чтобы сразу предложить проверить информацию, обратившись к Совету самок, он покорно принял наказание и приготовился к спуску в корабельный трюм, прекрасно, между прочим, понимая, что тем самым ставит крест на своем только-только сформировавшемся гареме. Что ему, скажите, мешало? Разве, он не допер своим маленьким умишкой, что старшая жена обязательно прикроет, ибо это в ее интересах? Черт, она бы прикрыла, даже, если б он реально оказался в чем-то виноват… Дурень! Нет, за подобные решения не только выдрать следовало, а башку открутить, право слово! Башку открутить – член оставить, более полезная бы вышла модификация…

Шагая через сад, Прорва то и дело яростно рыкала себе под нос. Она никак не могла определиться, кто ж ее бесит сильнее: лгунья Желанная, идиот Гнев или рохля Сумрак. Наподдавать от души хотелось сразу всем.

Услышав от Прорвы, непривычно задержавшейся сегодня в Совете, все подробности произошедшей возмутительной истории, гарем пришел в негодование. Осень изливала потоки брани, проклиная Желанную всеми доступными способами, Солнышко заламывала руки и причитала над бедненьким самцом, перенесшим столько издевательств, а Греза… Греза повела себя наиболее странно из всех. Вместо того, чтобы, как прежде, молча держаться за голову от деяний своей драгоценной матушки и трястись от внутреннего неразрешенного конфликта, она вдруг принялась настойчиво убеждать Прорву пойти разбираться с Желанной! Прорва объяснила ей раз, другой, третий, почему она никак не может этого сделать, однако упертая мелочь ничего и слушать не хотела. В конце концов, в ход даже пошли обвинения и какие-то глупые детские претензии. «Ты просто боишься!» – верещала Греза и топала, разошедшись, ногами. «Тебе на него просто наплевать!» – и далее в том же духе. Короче говоря, Прорве, в итоге, иного не сталось, кроме как врезать ей хорошенько, дабы в чувство пришла, а заодно, чтобы впредь так себя вести с Главой гарема неповадно было.

Греза разобиделась страшно: убежала из зала, как при всех отчитанный малек и всю ночь проистерила у себя в комнате, закрывшись изнутри и не реагируя на многочисленные увещевания давным-давно успокоившихся старших самок.

– Оставьте ее в покое, – наконец, с раздражением проговорила Прорва. – Она так внимание привлекает. Дитятко избалованное… Проревется – сама поймет, что ни нам, ни самцу ее дорогому уже ничто не угрожает. А сейчас объяснять ей просто бесполезно.

Осень и Солнышко поглядели на сестру с некоторым сомнением, но попытки свои оставили. Хотя, может и зря, так как на другой день дочь Желанной бесследно исчезла…

Комментарий к Глава 5. Хоть головой о стену бейся…

Навеяло: «Adiemus» – «The Dagda»

========== Глава 6. Все когда-то повторяется ==========

Для женщин нет такой проблемы,

Которой им бы не создать.

(Владимир Вишневский)

Ненавистная комната! Сколько бесконечных дней Греза провела здесь, сколько длинных ночей просидела у решетки, до рези в глазах вглядываясь в темноту затихшего сада… Бывало, она кидалась на стены и крушила мебель, рвала клыками подушки, а потом бессильно рыдала в разлохмаченную обивку. Потом на юную самку нападала апатия, и Греза сутки напролет сидела без движения, переставала есть, только пила воду. Затем все повторялось, но с каждым разом приступы ярости становились все слабее и короче, пока не прекратились совсем по причине полного упадка сил. Через пару месяцев своего заточения она окончательно смирилась и, к несказанному удовольствию матери, начала отвлекаться на предложенные ей «женские хобби»: ткала покрывала, красила ткани, плела тесьму, читала трактаты посвященные традиционному семейному укладу.

Из комнаты Греза вышла уже совсем иной, став непривычно тихой и покладистой. И с тех самых пор она покорно готовилась к замужеству, запретив себе даже думать о боях и странствиях, перенимала весь доступный опыт Старших, училась держаться в высшем обществе и исправно поддакивала матери, демонстративно разделяя ее мнение по всем, даже самым спорным вопросам.

Желанная радовалась своей победе, искренне полагая, что ей удалось полностью переделать дочь – в лучшую, разумеется, сторону. Но ослепленная успехом, она не смогла предусмотреть такой вариант, как банальное притворство. Впрочем, учитывая, насколько хорошая у Грезы имелась учительница в лице самой Желанной, ее успех не особенно удивлял.

Да, двадцать лет Греза умело притворялась.

Откровенно говоря, за Серого она пошла не столько по принуждению матери, сколько по соображениям личной выгоды. Однако, понятие «выгода» Греза рассматривала несколько иначе, чем большинство самок. Придя свататься и заметив явную холодность невесты к своей персоне, самец изначально попытался подкупить ее дарами и обещанием окружить ее невиданной роскошью, но это не произвело должного впечатления. Тогда воин, следуя какому-то наитию (а, может, заранее проинструктированный Желанной), посулил юной самке полную свободу действий и взамен наконец-то добился от нее первой легкой улыбки. Но, конечно же, Серый не мог предугадать, чем ему это обернется. Попав в его гарем, Греза не замедлила воспользоваться «подарком», в результате, супруг, если его можно было так назвать, хорошо, если раз в неделю ее видел, да и то мельком.

Не могла предугадать последствий и сама Желанная. Когда же Великая Мать узнала о том, что вытворила ее ненаглядная доченька, менять что-то уже было поздно – Греза законно выпорхнула из родного гнезда, и теперь безнаказанно творила, что ей вздумается. Впрочем, по мнению Матриарха, данный произвол не мог продолжаться вечно, и Желанная попыталась всеми правдами и неправдами его поскорее пресечь. Что ж, похоже, ей это удалось…

Греза была в бешенстве. Причем, она никак не могла определиться, на кого сердится больше – на мать за издевательства над Сумраком и попытку разлучить ее с ним или на Прорву за проявленное малодушие и отказ требовать справедливости. «Достойные самки за мужиков не дерутся», – так вчера сказала Глава гарема, из чего Греза делала единственный вывод: Сумрак ни капли Прорве не дорог, ибо за тех, кого любишь, будешь сражаться, неважно с кем и при каких обстоятельствах. И последнее, о чем ты будешь думать при этом, что же о тебе скажут другие. Да пусть другие катятся к чертям!

Что ж, пусть Старшая и не захотела биться за своего самца, но Грезе, в отличие от нее, было не все равно.

Стоило Прорве и Осени выйти за порог, а Солнышку удалиться для проверки инкубатора, как дочь Великой Матери, спешно одевшись, покинула свою комнату. По пути она захватила копье. Когда подруга, налюбовавшись на свою драгоценную кладку, ее хватилась, Греза была уже далеко и направлялась к владениям своей суровой родительницы.

Она застала мать в любимой беседке за любимым делом: изучением подробной новостной сводки. Желанная всегда старалась быть в курсе всех последних событий, с одинаковой увлеченностью отслеживая гаремные сплетни, вести из колоний и сведения об успехе военных кланов. Завидев дочь, Матриарх сделал вид, что не удивилась. Она даже не поднялась с места, лишь приторно улыбнулась и протянула к блудному дитятку руки, явно намереваясь выслушать слова раскаяния и даровать в ответ торжественное прощение. Однако Греза не спешила кидаться к ней в объятия, более того, вместо извинений, сразу начала сыпать упреками, тем самым заставив благочестивую мамашу немало обалдеть.

– Ты думала, я не узнаю о том, что ты сделала? – малявка имела наглость угрожающе надвинуться на собственную мать. Этого Желанная уже терпеть не собиралась. Поднявшись во весь свой внушительный рост, она грозно рявкнула в ответ и замахнулась на дочь рукой, но сдержала удар.

– Я сделала то, что посчитала нужным, и не обязана перед тобой отчитываться!

– Нет уж, мамочка, за свои поступки надо отвечать, сама меня так учила! То, что ты сделала…

– Ты еще мне угрожать смеешь, дрянь такая? – Желанная внезапно ощерилась, страшно выкатив глаза и защелкала жвалами, как рассерженный стигун, не позволяя нахалке договорить. Греза невольно отступила, но тут же вновь сделал шаг вперед, выставив перед собой копье.

– Я не угрожаю. Я… – тут она все-таки сделала паузу, но затем быстро решилась: – Я вызываю тебя.

Разница в росте и массе между дочерью и матерью была просто колоссальна, и тем нелепее выглядели сейчас посягательства Грезы. Однако, это волновало молодую самку меньше всего. Да, Матриарх была сильнее, но ведь и Греза была проворнее, та же неожиданная легкость, с которой дочь Желанной не так давно повалила Прорву, использовав полузабытый прием, значительно придавала уверенности.

– Ты? Вызываешь? Меня? – уточняюще проговорила Желанная, резко меняя агрессию на скепсис. – Из-за какого-то мужика, который коготка твоего не стоит?

– Ты не права! Ты даже его не видела, чтобы судить!

– Какая теперь разница? Я все равно останусь при своем мнении. А он сгниет в корабельном трюме. Так что не торопись, дочка, маму обижать…

– Он полностью оправдан и вернется через полгода, как обещал, – с наслаждением выговорив каждое слово, Греза гордо вскинулась и наградила мать победным взором.

Желанная замерла на миг и вскинула брови, затем поморщилась, отвернулась и отошла в сторону, будто бы резко потеряв к Грезе интерес.

– Жаль, не получилось… И где же закралась ошибка… – задумчиво поговорила она, словно бы обращаясь не к дочери, а к себе самой.

– Так ты принимаешь мой вызов? – поведение матери в очередной раз сбило молодую самочку с толку.

– Значит, ты пришла убить мамочку? – укоризненно вопросила Желанная, вместо того, чтобы дать нормальный ответ. Вот это уже было с ее стороны откровенной подлостью.

– Не говори глупостей, – смутившись, буркнула Греза. – Я всего лишь пришла биться за свою свободу.

– Значит, вот что на кону? – криво усмехнулась Желанная, начиная прохаживаться по беседке и мимоходом шикнув на заинтересованно выглянувшего из кустов малька.

– Да! Давай условимся: если я свалю тебя, то ты меня отпустишь и позволишь мне жить так, как я хочу и с кем я хочу.

– Что ж, я принимаю твое условие, милая. Но тогда и ты прими мое. Если побеждаю я, ты возвращаешься и вновь слушаешься маму во всем.

– А, если я не соглашусь? – нахмурилась Греза.

– Тогда я все-таки найду способ убрать этого самца и, будь спокойна, сделаю это задолго до Сезона, – зловеще ухмыльнулась Желанная.

Греза проиграла. Поединок продлился от силы пять минут, после чего младшая самка оказалась на земле с острием копья возле горла. Победу Матриарха с готовностью засвидетельствовали многочисленные наблюдавшие за ходом сражения жены и дочери Пепла. Позволив Грезе подняться, Желанная забрала ее копье и без особых усилий демонстративно переломила пополам.

С самого начала у Грезы не было никаких шансов. Только зря сама себя обманывала… А теперь она являла собой не что иное, как честный выигрыш собственной матери.

Вновь оказавшись в своей прежней темнице, самка едва удержалась оттого, чтобы по старой памяти не разгромить дорогую обстановку. Только какой смысл вымещать свою бессильную злость на предметах интерьера? Сама виновата… Лучше было подумать, как теперь выбираться. А, вернее, как переубедить мать. Увы, в угрозы Желанной после содеянного весьма верилось, так что просто сбежать не стоило и пытаться. Оставалось надеяться, что она со временем сменит гнев на милость: редко, но, все же, с ней и такое случалось.

До наступления Сезона оставалось чуть больше четырех месяцев, и, пока было время, следовало испробовать все способы. Попытка отстоять свою точку зрения в поединке с треском провалилась, а истерики и прежде к нужному эффекту не приводили, оставалось договориваться мирно, для начала согласившись на мамины условия… Наверное, с этого, наоборот, стоило начинать. Проклятые эмоции… Но сделанного, увы, не воротишь. Хотя, когда мать Грезу вообще слушала? И вряд ли теперь что-то могло измениться.

На самый крайний случай еще имелся такой метод как голодовка. Довести себя до максимально изможденного состояния было опасным шагом, но, если бы иные способы не подействовали… По крайней мере, истощенную невесту Желанная не смогла бы выгодно пристроить, и грядущий Сезон оказался бы потерян. А там можно было думать дальше…

Греза тихо вздохнула и отошла к окну, по давней привычке взявшись за решетку и упершись в нее лбом. Снаружи шумел под суровым северным ветром холодный сад. Издалека доносились отзвуки командного голоса кого-то из Мартиархов, дрессирующей непослушный молодняк.

Интересно, внезапно подумалось молодой самке, а что решат сестры, когда заметят ее отсутствие? Начнут ли искать? Или решат, что Греза решила просто уйти из гарема? А, что? Мало ли, какие мысли бродят в ее дурной голове? В конце концов, она точно так же с бухты-барахты сбежала от Серого, вообразив, что не может существовать без Сумрака. Что мешало ей столь же резко разлюбить сына Грозы и поставить в жизни какую-то новую цель? Например, вспомнив о неудавшейся мечте стать воительницей…