Текст книги "God is on my side (СИ)"

Автор книги: Paper Doll

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

– Нет, подожди, – он подбегает ко мне. На нем уже тоже куртка и смешная веселая шапочка с завязками, что висят по обе стороны, которую он никогда не осмелится надеть в присутствие Брук. – Я знаю, что это правда. Всё нормально, – его пальцы обхватывают моё запястья. Он так преданно смотрит мне в глаза, отчего мне прямо в горле сушит. – Ты с ней уже общалась?

Я не в силе произнести и слова, поэтому просто отрицательно мотаю головой в ответ. И вру. Брук звонила мне. И не один раз. Каждый день мы общаемся с ней как по расписанию – днем и вечером. А ещё время от времени она присылает мне на Facebook мемы или что-то вроде того. Но ни слова о Тиме. И я знаю, что если скажу ему об этом, это просто уничтожит его. Она даже ни разу не спросила о нем.

– Почему ты всё ещё дружишь с ней? Иногда она относится даже к самым близким людям как к дерьму, – спрашивает парень, когда мы не спеша направляемся в сторону моего дома. На улице всё так же холодно, что характерно для февраля. У меня в руках бумажный пакет с бананами и большой бутылкой газировки. Хотела купить сигареты, но, в конце концов, выбрала почему-то газировку. Со вкусом винограда. Не знаю, просто вдруг захотелось так сильно пить. Решила потушить жжение в горле не едким дымом, а не менее вредной вещью.

Слова Тима заставили меня улыбнуться.

– Потому что после того, как мой отец покончил с собой, она была единственной, кто подошел ко мне и вместе этих отвратительных слов утешения, просто общалась со мной, будто ничего не случилось. А когда мы шли домой после школы, она мне сказала – «А у меня кошка умерла позавчера». Представляешь?! Так и сказала!

– Это вполне в стиле Брук, – Тим издал тихий смешок.

– Она никогда не относилась ко мне как к дерьму. Думаю, это просто особенность характера Брук. Она всегда говорит правду, даже если она неприятна. Многие этого боятся.

Поскальзываюсь на месте, но парень хватает меня за локоть, не позволяя мне упасть. Неуклюжесть – моё второе имя.

И мы идем дальше. Говорим о Брук в прошедшем времени, словно она больше не вернется. Больше того, будто она уже умерла. Вообще удивительно, но в прошедшем времени человек обретает столько положительных качеств, сколько в мрачном «теперь» ему даже не видеть. Интересно, говорил ли кто-то обо мне тоже в прошедшем времени?

– Уже двенадцать, – сообщает мне парень, когда мы уже находимся у ворот моего дома. Надо же, как поздно. Это чёртова работа отнимает у меня всё время. Я должна жить, а не работать. Но чёрт, во взрослой жизни иначе нельзя, не так ли?

– Зайдешь на чай? – спрашиваю я. Мы оба поворачиваем голову в сторону дома. На кухне и в гостиной горит свет. Наверху в комнате Эйприл уже темно. Неужели уже спит?

– Том дома?

– Скорее всего, да, – морщу нос. Чувствую вину за то, что была бы рада провести этот вечер в компании придурка Тима, нежели в компании своего же парня.

– Тогда я лучше пойду домой.

Мы обнимаемся и расходимся. Я подхожу к двери собственного дома и некоторое время стою перед дверью. Лучше бы я купила сигареты. Достаю из пакета газировку, представляю, что это водка (что конечно же, не срабатывает), и делаю глоток. Собираюсь с силами и захожу.

Дверь хлопает за моей спиной, и вместе с этим звуком я слышу, как становится тише звук телевизора. Спустя минуту передо мной оказывается Том. Он помогает мне снять пуховик, после чего обнимает. От него пахнет домом и уютом. Проблема разве что в том, что дом этот не чувствуется домом.

– Эйприл…?

– Пятнадцать минут назад пошла спать, – шепчет Том. Хотя я уверена, что проницательный слух девушки и так успел уловить моё появление. – Я приготовил ужин. Но думаю, теперь его нужно разогреть, – Том целует меня бегло в щеку и уже спешит на кухню.

– Не стоит, – успеваю схватить его за локоть и остановить. – Мы с Тимом перекусили после смены.

Его выражение лица изменилось в долю секунды. Он будто разочаровался во мне. Словно я сделала какую-то глупость, и это ранило его. Мне стало не по себе.

– Тогда я просто сделаю тебе кофе, – он выдавил из себя измученную улыбку, и всё же пошел на кухню. Мне стало не по себе. Уже в который раз. Переобуваюсь и следую за Томом.

Мне даже жаль, что Эйприл уже уснула. Знаю, что если бы она была здесь, то обстановка была бы накаленной, но я бы чувствовала себя безопасно рядом с ней. Ранее я и с Томом чувствовала себя так, но думаю, мы что-то упустили. Я что-то упустила.

– Эйприл ужинала? В последнее время она словно помешалась на этом своем вегетарианстве, – я пытаюсь начать разговор. Сгладить углы, разогнать это напряжение между нами. Издаю тихий глупый смешок, что обращает внимание парня. Он поднимает глаза, и всё же я побеждаю – он тоже улыбается.

– Я приготовил рататуй. Она даже сказала, что это вкусно, – гордо заявил Том. Его глаза будто засияли, когда он говорил об этом.

– О, это определенно прогресс!

Том протягивает мне большую чашку с ароматным кофе. Я улыбаюсь ему. На душе всё равно как-то неспокойно, но я не подаю виду. Похоже, он не распознал моего блефа. Он подходит ко мне ближе и крепко целует. Я даже не закрываю глаза, когда наши губы соприкасаются. Это будто стало для меня чем-то таким будничным, как почистить зубы утром или умыться. И меня это пугает всё больше и больше.

– Я люблю тебя, – шепчет Том, когда отрывается от моих губ. Наши носы соприкасаются, и его глаза так близко, что я могу увидеть в них свое отражение. Я улыбаюсь в ответ. Хотя я не чувствую этой любви. Я слышу от Тома эти слова каждый день, когда вижу его. Но мне гораздо больше хотелось бы, чтобы он позволял мне чувствовать эту любовь, нежели слушать о ней. Интересно, думает ли он о том же?

– Я тоже, – отвечаю. Его рука находится у меня на затылке. Он легким движением наклоняет мою голову, чтобы поцеловать в лоб. Он снова не заметил, что я даже не произнесла слово «люблю». Но с другой стороны, если бы Том попросил меня произнести это слово, я бы, наверное, не смогла. И я бы его потеряла. А это последнее, что я хочу делать. С меня достаточно потерь.

– Время так быстро идет. В следующем году у Эйприл уже выпускной. Невероятно, – вслух размышляю я, когда мы перемещаемся в гостиную. Это действительно невероятно. У меня не получилось закончить школу, как следует. Когда мать ушла из дома, оставив меня, 16-летнюю неопытную девушку, которую впереди ждал целый спектр жизни – выпускной, колледж и всё такое, на руках с двенадцатилетним ребенком, у меня не было другого выхода, как просто бросить школу. Мой бывший бойфренд Патрик как-то рассказал мне жуткую перспективу того, что если все в городе узнают о том, что моя мать бросила нас, то социальные службы могут разделить нас с Эйприл. Так появилась интереснейшая легенда о том, что наша горе-мать уехала зарабатывать деньги в Лондон. На каждые каникулы мы будто ездим к ней, но на самом деле, мы просто уезжаем в гости к сестре матери, Луизе. Она, в принципе, и придумала всю эту историю.

Первое время нам с деньгами помогала Луиза. Но я не хотела сидеть у неё на шее. В конце концов, у неё тоже есть семья. Я сдала всё экзамены экстерном (мозгами меня Господь не ограничил) и устроилась на работу. После этого и поползли по городу слухи. Но за всё четыре года отсутствия этой женщины в наших жизнях к нам так ни разу и не наведалась никакая социальная служба, что заставило меня прийти к выводу, что Патрик просто жалкий врунишка.

– Я даже не знаю, где мне достать денег на колледж, – тяжело вздыхаю, плюхаясь рядом с Томом на мягкий пружинистый диван. На журнальном столике замечаю несколько журналов. Опять Эйприл потратила все карманные деньги, предназначенные на обед, на глянец. Когда-то она научится ценить деньги.

– Ты хочешь устроить её в колледж? – удивленно спрашивает Том, запрокидывая одну руку мне через плечо.

– Да! А что? Ей уже в этом году будет семнадцать. У неё ещё вся жизнь впереди, – возмущенно отвечаю я.

– А что насчет тебя?

– Что насчет меня? – парирую я, делая большой глоток кофе, что так приятно утоляет мою жажду и согревает моё тело.

– Ты не собираешься учиться дальше? – его глаза широко раскрыты. Мы с Томом не раз поднимали этот вопрос. Интересно, когда-то он поймет, что об этом я говорить даже не желаю? – Ты поставила на себе крест? – говорит мне мужчина, что со своим высшим образованием работает «белым воротничком» в одной из ряда одинаковых фирм, что занимается невесть чем.

– Ты же знаешь, что я не могу. На мне стоит весь этот дом, я содержу и себя, и Эйприл. И я просто кручусь, как могу в этом дурацком боди только бы получить хотя бы копейку, на которую я могу себе позволить себе и Эйприл прожить хотя бы ещё один день.

Я фыркнула. «Прожить», – по-дурацки звучит. Правильнее – «выжить». Самое подходящее слово. Но Том не замечает разницы. Он никогда не замечает.

– Но ты можешь заниматься тем, чем тебе хочется. Если ты продашь большую часть своих картин, ты получишь втрое больше денег, нежели ты получаешь, работая у Тони.

Это начинает выводить меня из себя.

– Я пишу картины для себя, а не для кого-то. Господи, разве это так тяжело понять? Я не собираюсь продавать свои картины. К тому же, если у меня получилось продать две чёртовы картины, это не значит, что я смогу продать и остальные, – я едва ли не вою. Отодвигаюсь от Тома. И, наконец, он замечает, насколько я разозлилась. Я слышу его тяжелый вздох, и даже это меня бесит сейчас. Хочу его ударить, да побольнее. Едва ли одолеваю это желание, когда Том подвигается ко мне, обнимает и целует в висок.

– Не злись. Я просто хочу сделать как лучше, – шепчет он мне на ухо. Я киваю, словно понимаю. Но на самом деле, я не понимаю, что он делает как лучше, кроме того, что дает мне свои дерьмовые советы.

На экране уже начали идти титры, как я услышала громкое сопение у себя над ухом. Я лежала на плече у Тома и просто пялилась на чёрный экран. Я не хотела смотреть на него. Ранее, когда он засыпал раньше меня при просмотре фильма, я даже не досматривала фильм, а пялилась на него, рассматривая его лицо так, будто видела его впервые. Мне нравилось в Томе буквально всё – маленькие морщинки возле глаз, тонкие розовые губы, сложенные в тонкую линию, и скулы, об которые, казалось, можно было порезаться, такими они были острыми. Когда он спал, его рот слегка приоткрывался. И я играла с ним. Проводила пальцами по узким губам, большим пальцем гладила родинку на его шее и иногда сжимала его нос, после чего он почти просыпался. Его рука обвивала мою талию даже во сне, и я чувствовала себя в безопасности рядом с ним. И мне это нравилось. Но трепета во мне это не вызывало вовсе. Моё сердце не оживало вновь, когда я слышала голос Тома. А тело не немело от каждого его прикосновения. Я наслаждалась чувством безопасности, которого мне так и не дали мои родители, которое я едва ли получала от своих друзей и которое я раздаривала Эйприл, что нуждалась в этом чувстве не меньше меня.

Я выключила телевизор. Фильм и правда был скучноват. Я пыталась сосредоточить всё свое внимание на нем, чтобы на миг не слышать того вопроса, что застиг в моей голове – могу ли я что-то изменить в своей молодости? Могу ли я превратить её в жизнь? Громко кричащее «Нет!», вырисованное на стенках моё мозга не позволяло мне даже свободно дышать. Даже чёртова другая реальность не помогла мне. Я всё ещё здесь.

Я освобождаюсь из медвежьих объятий Тома и, пересекая темноту, решаю подняться на чердак, где находится комната Эйприл. Лунный свет из окна освещает мне путь. Когда я уже тихими шагами поднимаюсь вверх по лестнице, слышу скрип дивана. Замерев на месте от страха, оборачиваюсь. Это всего лишь Том, что упал лицом вперед. Он всё также крепко спит. Почему тогда меня одолевает бессонница?

Дверь предательски скрипит, когда я вхожу в комнату Эйприл. Когда-то мы жили здесь вместе. До того, как умер отец и до того, как наша сумасшедшая мать ушла для того, чтобы строить свою личную жизнь без нас.

Стоило мне переехать в комнату родителей на первом этаже, как Эйприл переделала эту комнату под себя. Передвинула стол к окну, что находится под углом. Две одноместные кровати она сдвинула вместе, хотя по-прежнему спит на своей, на правой половине. Вместо глупых плакатов, что висели у меня, когда я ещё была подростком, она повесила некоторые мои картины. Одна из них – это портрет девушки. Также однажды она купила на барахолке красивое винтажное зеркало. Подвинув к нему старый потрепанный пуф, она здесь каждый день красится. Вместо привычного всем шкафа, у неё здесь просто на стене прибиты гвозди, на которых висит одежда. Эта часть комнаты не нравится мне больше всего. Здесь словно навсегда поселился хаос. Вещи висят, словно просятся быть убранными, но никто их никуда не убирает. Зато в шкафу у неё находится множество книг. Это книги отца, которые Эйприл приватизировала. Говорит, что всё, что она помнит хорошего об отце, это как он читал ей перед сном. Хотела бы я удалить те болезненные воспоминания, что он оставил по себе в моей памяти.

Эйприл недовольно мычит. Всё же ни одно моё движение не может пройти мимо её внимания.

– Что-то случилось? – сонно спрашивает она, приподнявшись на локтях. Свет из окна напротив освещает её лицо, и я ухмыляюсь замечая про себя, что всё же она красивее меня.

– Всё в порядке. Мне просто нужен ноутбук, – шепчу я и сажусь на крутящийся стул за стол. Эйприл ещё что-то промычала в ответ, а затем снова уснула. Ноутбук у нас в доме один. Он довольно-таки древний. Мне его купил отец, когда я была ещё в средней школе. Кажется, будто это было вечность тому назад. Он стоит на чердаке, потому что больше всего ним пользуется Эйприл – школьные проекты и прочая чепуха. Мне хватает телефона. Зависнуть на Фейсбуке, обновить свой Инстаграм раз в год или просто погуглить что-то. Но мой телефон сдох, сон так и не приходит, поэтому я здесь.

Пока я жду, что ноутбук прогрузится, смотрю в окно. Мне всегда ночью нравилось больше, чем днем. Под покровом ночи прячется всё уродство этого мира. Когда отец умер, я часто убегала ночью из дома. Жизель не могла меня остановить. Она даже не пыталась. Ей просто было плевать. Я брала свой розовый велосипед, обвешанный ленточками, и каталась по кругу. Когда чувствовала, что нечем дышать, останавливалась, бросала чёртов велосипед, падала на траву и плакала. Так прошло всё моё лето перед восьмым классом. Это было адски тяжело.

Смотрю на экран. На рабочем столе растянулось фото – Эйприл со своими друзьями на какой-то вечеринке. Она здесь выглядит счастливой. Наконец-то оправившейся и живой после маленькой семейной трагедии. Хотя в последнее время в её глазах я не вижу того света, что здесь, на этом фото. За все каникулы она ни разу не вышла из дому, чтобы повидаться с друзьями. Меня это беспокоит.

Включаю браузер и захожу на свою страницу на Фейсбуке. У меня уведомление об одном новом сообщении. Мне даже не нужно долго думать над тем, кто мог его мне прислать. Конечно же, это Брук.

Что с твоим телефоном? Я звонила тебе около двадцати раз. Возьми чёртову трубку!!!

Я улыбнулась.

Прости. Батарея села.

Тим спрашивал о тебе сегодня.) Он беспокоится!

Я уже и не ожидала ответа в скором времени, потому что обозначения, что Брук была онлайн, не было. Я уже начала листать ленту, как мне пришел незамедлительный ответ.

Я знаю, он писал мне.

После той ночи мне так тяжело его игнорировать, но думаю, это даже к лучшему!

Мои глаза превратились в два больших блюдца. Я мало что помню с той ночи, но я проснулась одна в своей кровати, и уже этот факт меня немало радовал.

А что случилось ТОЙ ночью???

Мы переспали.

Мне жутко стыдно.

Я всё ещё в немом шоке. Конечно, я знаю, что у них и раньше был секс. Меня удивило кое-что другое. Брук стыдно. То есть, мне бы самой было стыдно просыпаться в постели со своим лучшим другом (особенно зная, что он по уши влюблен в меня, а я в него – нет). Но Брук была другой. У неё даже несколько раз были случайные связи с парнями, которых она даже не знала. Но ей никогда не было стыдно. Она всегда повторяла фразу – «Почему мне должно быть стыдно за то, что уже сделано?». Я, будучи не такой смелой, радуюсь (если можно вообще теперь так сказать) своим постоянным отношениям с Томом.

Может, тебе всё-таки стоит дать ему шанс?

Я уже предугадываю ответ Брук. Но почему-то мне всё равно кажется, будто между этими двоими что-то есть. Но никаких надежд я всё равно не собираюсь подавать Тиму.

На время закрываю окно с перепиской. Хочу зайти на страницу Эйприл. Может, там есть хоть какие-то её фото с друзьями или что-то в этом роде, что могло бы меня успокоить, как взрослого, что опекается ребенком. Это вроде как вторжение в личную жизнь, но социальные сети есть прямым доказательством того, что личная жизнь уже давно превратилась в публичную. Если эти фото могут видеть люди по всему миру, то почему их не могу посмотреть я – старшая сестра?

Сразу же замечаю на странице Эйприл отметку. Её подруга Лиззи отметила её на фото. Как назло оно не грузит. Нажимаю на само фото и жду, пока оно прогрузится. Может, я всё же зря беспокоилась об личной жизни Эйприл?

Я уже жду увидеть розововолосую улыбающуюся Эйприл с красным стаканчиком в руках на вечеринке, о которой я не должна была бы знать. Надеюсь, увидеть в её глазах счастье, чтобы убедить себя в том, что я ошибалась, и всё в порядке.

Но всё мои надежды разбиваются, когда я вижу то, чего я совсем не ожидала увидеть. Это фото Эйприл, что стоит у неё на профиле, но оно немного видоизменено. Кто-то добавил в Фотошопе кровавые потоки, что стекают вдоль всей фотографии. Кровавыми буквами здесь написано «Кровавая Мэри».

Поворачиваю голову и буравлю взглядом Эйприл, будто жду от неё объяснений. Но она спит и даже не догадывается о том, что я теперь знаю. Теперь я понимаю, что причиной грусти в её глазах являюсь не я. Но мне всё равно страшно от осознания того, что в школе над ней может кто-то издеваться. Дети – монстры, но мне повезло. Брук никогда не давала меня в обиду. Было бы неплохо, если бы и у Эйприл был друг, как Брук.

Пытаюсь успокоить себя и привести в порядок мысли. Я должна помочь Эйприл, но так, чтобы она сама об этом не знала, иначе она просто возненавидит меня. В конце концов, мне тоже когда-то было шестнадцать, и я тоже считала мир несправедливым во всех отношениях.

====== 3. ======

Эйприл

Проверяю входящие сообщения на Facebook, пока чищу зубы. Никаких новых уведомлений, кроме вчерашнего поста Лиззи. Теперь и она настроена против меня. В школе она прячет глаза, боится даже взглянуть на меня, а теперь присоединилась к другим тупицам в школе, что думают, что это невероятно забавно называть меня Кровавой Мэри.

Внезапно мне приходит новое сообщение. Я оставляю щетку во рту, двумя руками взявшись за телефон. Вздыхаю, сплевывая белую пену, когда обнаруживаю, что сообщение от Брук. Она прислала мне фото, где она стоит в привлекательном красном платье с открытой спиной. У неё идеальная фигура, что заставляет меня приподнять край своей майки и подумать о том, насколько не идеальное моё тело.

«Прости, я должна была отправить это Харпер!!!».

«Перешли ей, если тебе не сложно! Очень спешу!!!».

Вполне в духе Брук. Вечно куда-то спешит, что-то путает. Постоянно взбалмошная и веселая, получает от жизни всё и даже немного больше. От неё за версту веет оптимизмом и свободой духа. Иногда я жалею о том, что она не моя сестра.

Пересылаю Харпер это сообщение с объяснением. Она прочитает его не раньше двенадцати часов дня. Я слышала, как посреди ночи она зашла ко мне в комнату и ещё несколько часов сидела на Facebook, переписываясь с кем-то. Сегодня у неё послеобеденная смена. Наверное, я бы тоже не просыпалась раньше. Но, к моему сожалению, в школе мне нужно быть уже к девяти.

Возвращаюсь в свою комнату. Надеваю дурацкую школьную форму. Зеленый болотный цвет – не самый красивый из всей палитры. Но выбора у меня нет. Никогда его не было.

Быстро закидываю в кожаный чёрный рюкзак книги и тетради и спускаюсь вниз. Из кухни доносится довольно-таки приятный запах свежеприготовленного омлета. Мой живот урчит от голода. Кладу ладонь на него и мысленно напоминаю себе о том, что мне нужно стремиться к идеалу. И я не должна много есть, если хочу всё же быть такой, как Брук. Но мой желудок думает иначе, продолжая напевать свои серенады, которые я пытаюсь игнорировать.

– Я приготовил завтрак, – сообщает Том, когда замечает меня. Боже мой, мистер Очевидность. Как же он меня бесит. Иногда мне кажется, что он представляет себя моим отцом. Мы мало общаемся, но Том всегда старается быть дружелюбным со мной, всегда пытается весело пошутить, стать моим, чёрт побери, другом. Наверное, если бы я ему была безразлична, он бы бесил меня меньше. А это всего лишь фальшивая забота, которую он пытается проявить, только бы доказать Харпер ещё раз, насколько идеален во всем.

– Спасибо, я не буду. Сделай мне, пожалуйста, чай, – прошу я, когда замечаю кипящий чайник на плите. Хватаю из корзинки яблоко и забрасываю в портфель. Вот и мой обед в школу.

Том кивает головой. Он снимает чайник и заваривает мне чашечку чая. Чай он, конечно, делает отстойный. Всегда забывает вовремя вынуть пакетик из чашки, прежде чем напиток станет слишком крепким. Но Харпер обожает кофе, который Том готовит для неё. Говорит, что это великолепный кофе. Могу лишь поверить ей на слово, так как сама этой гадости не пью.

– Ты уже думала над тем, куда ты собираешься поступать после школы? – невзначай спрашивает мужчина. Мне это уже не нравится. Иногда мне кажется, будто он презирает меня за то, что моя сестра работает, а я лишь транжирю её деньги. Хотя он тщательно скрывает это под маской дружелюбия, но даже сейчас я могу прочувствовать презрение в его голосе.

– У меня есть ещё полтора года для этого, – бурчу я в ответ. Если Том решил испортить мне день, то у него пока что неплохо получается.

– Да, но думаю, тебе пора бы уже задуматься о том, где взять деньги на колледж. На стипендию ты вряд ли выйдешь, – продолжает он. Похоже, Том даже не заметил, как моё лицо покраснело от злости, когда протягивал мне чашку со слишком крепким чаем. У меня буквально уже пар из носа идет от злости. Во-первых, какого чёрта он говорит со мной об этом? Это не его дело. А во-вторых, почему это я не потяну на стипендию?

– Мне пора в школу, – произношу я, оставляя полную чашку с чаем на столе.

– Подожди, я приготовил тебе сэндвич в школу, – Том останавливает меня, и, будто ничего не было, протягивает мне завернутый в пищевую пленку сэндвич.

– Спасибо, – язвительно улыбаюсь. Устала повторять о том, что я вегетарианка. Просто бросаю чёртов сэндвич в портфель и ухожу, громко хлопнув дверью за собой.

Дорога к школе в большом полупустом школьном автобусе кажется мне адом. Большинство моих сверстников уже ездят на своих машинах. А у меня, бойфренд моей сестры без прозрачных намеков говорит о том, что мне нужно идти работать. Почему моя жизнь такое дерьмо?

В школе стараюсь вести себя равнодушно. Словно меня вовсе не волнует, что меня всё называют Кровавой Мэри. Или что большая половина школы (если не вся) знает увлекательнейшую историю о том, как я потеряла девственность. И что моя лучшая подруга игнорирует меня.

Это вроде бы срабатывает. Кажется, теперь за одну перемену мне удается даже на пальцах сосчитать, сколько раз меня назвали Кровавой Мэри. Такие подсчеты не могут меня не радовать. Похоже, скоро все вовсе забудут об этом, если я и дальше не буду обращать на это внимание. Стоит только немного подождать. Подождать, пока кто-то другой не упадет в ту же яму, из которой я потихоньку выбираюсь.

Но я чувствую, как внутри опять что-то ломается, когда замечаю в коридоре на одной из перемен Лиззи, целующуюся с Заком, парнем, что стал моим обречением. Это из-за него почти вся школа насмехается надо мной, из-за него я потеряла почти всё, что у меня было. Лиззи как никто знала, как сильно я любила (люблю) Зака. И как счастлива я была, когда он предложил мне встречаться в октябре. Она единственная знала, как сильно я страдала после той злополучной ночи. А теперь она держит его за руку, целует у всех на виду. А я едва сдерживаю слёзы.

Быстрым шагом направляюсь в сторону туалета. Я думала, что справлюсь со всем этим дерьмом. Думала, что мне будет под силу пережить это. Но едва ли оправившись от того, как мне отрезали крылья, я чувствую застрявший в моей спине нож.

Подхожу к умывальнику, но не осмеливаюсь поднять глаза, чтобы посмотреть на себя. Отвратительно лишь от одной мысли, что и сегодня я не сумела выстоять и сломалась. Набираю полные ладошки холодной воды и опрыскиваю лицо. Это немного приводит меня в чувство, но как только моё воображение вновь выдает мне картинку целующихся Зака и Лиззи, меня просто тошнит. Прямо в умывальник. Господи, до чего же я низко упала.

Чувствую, как чьи-то пальцы подхватывают локоны моих волос и сжимают в кулак. Чья-то холодная ладонь ложится мне на спину. Мне становится неспокойно от этого. Поднимаю глаза, чтобы в отражение увидеть человека, что застал меня в не совсем подходящее время. Мои щеки сразу краснеют, когда я встречаюсь взглядом с девушкой, что улыбается мне в зеркале.

– Всё в порядке? – спрашивает она меня. У неё хриплый прокуренный голос. Этого сложно не заметить. Отмечаю про себя, что этот голос я слышу впервые.

Молча киваю головой. Она отпускает мои волосы. Я умываю лицо, пока она продолжает стоять рядом, будто чего-то ждет. Может, это новенькая? Я впервые вижу эту девушку. Осветленные до белоснежного цвета волнистые волосы. Искусанные едва ли не до крови губы и обгрызенные ногти. Успеваю изучить её боковым зрением, пока умываюсь. Форма на ней висит неопрятно, словно она ей большая по размеру. У неё красивые угловатые черты лица. Скулы прорезаются на лице. Она очень красивая.

– Не понимаю, с каких пор девственность стала недостатком, – произносит она, не отрывая от меня взгляда. И я перестаю видеть в ней что-либо хорошее, что успела увидеть за эти несколько секунд. Она знает. Для неё у меня нет имени. Кровавая Мэри. Она просто такая же, как и все в этой школе.

Не сказав ей в ответ и слова, просто поднимаю рюкзак с пола и ухожу. Не собираюсь объясняться ни перед кем. Не собираюсь больше быть слабой. Не собираюсь больше даже подавать виду, что меня волнуют чьи-либо слова. Буду молчать. Не буду даже надеяться на то, что в этой чёртовой школе остался хоть один нормальный человек.

Спешу выйти на задний двор школы, на свежий воздух. В дверях сразу же наталкиваюсь на кого-то и на миг теряю равновесие. Парень, с которым я столкнулась, сразу же хватает меня за руку, словно боится, что я упаду. Когда я встретилась с карими глазами Стюарта Фостера, меня проняла дрожь. Ещё летом прошлого года, возвращаясь пьяными с вечеринки, мы с Лиззи сбили машиной его собаку. Мне было безумно стыдно за это. Мне и сейчас, чёрт побери, стыдно. Он не знает, что это сделали мы. Я умоляла Лиззи рассказать правду, потому что чувство вины просто убивало меня, но она лишь называла меня безумной истеричкой. Теперь же я просто застыла на месте. Слишком неловкая ситуация. Я так успешно избегала Фостера всё это время, и надо мне было столкнуться с ним именно сейчас, когда я на грани нервного срыва.

– Как хорошо, что ты её подловил, Стю, – уже знакомый мне голос раздался у меня за спиной. – Я не хотела обидеть тебя. Просто хотела сказать, что люди придурки. Но ты, похоже, ничем от других не отличаешься. Наверное, удобно играть роль жертвы, – я так и не сдвинулась с места. Я развернулась, взмахнув волосами, задев обеспокоенное лицо Фостера, что просто замер на месте.

– Ты ни чёрта не знаешь. Ни обо мне, ни о сложившейся ситуации, – прошипела я. Сжав руки в кулаки, я чувствовала, как ногти впиваются мне в кожу.

– Я хотела лишь поддержать тебя. Не все люди ублюдки, как ты думаешь, – девушка сложила руки на груди. – Но это твой выбор – бороться с миром в одиночку или спиной к спине с такими же, как ты. Пошли, Стю, – она подхватывает парня за руку и направляется туда, куда несколько тому секунд спешила я – на задний двор.

Всё моё тело будто обмякает. Мне становится стыдно за то, что я сделала, что наговорила. Жутко неловко. Чувствую, как у меня подкашиваются коленки, а язык словно немеет, но я всё же делаю этот шаг. Догоняю их на улице.

– Меня зовут Эйприл, – произношу я. Это глупо. Я глупая. Боже, зачем я вообще сказала именно это. Если я не внимательна к людям, что учатся вместе со мной, это ещё не значит, что они невнимательны ко мне.

Девушка разворачивается, а вместе с ней и Фостер. Почему он не может не смотреть на меня? Мне становится плохо от этого. Поэтому я перевожу свой взгляд на блондинку. На её лице виднеется улыбка, что говорит о том, будто она знала, что это произойдет.

– Мишель, – говорит блондинка. Затем она хватает меня резко за запястье, и не успеваю я что-либо понять, как уже иду между ними двумя. Меня охватывает чувство дежавю, когда вот так же я ходила вместе с Лиззи. Снова колит в области груди. Ничего не могу с этим сделать. Всё-таки я не умею быть сильной.

– Мне нравится цвет твоих волос, – говорит Мишель, когда мы после школы сидим на качелях. Распиваем бутылку сухого красного вина, отчего я чувствую себя преступницей, и заедаем его тофу. Фостер куда-то ушел, и без него я чувствую себя более расковано. Может, дело в том, что Мишель для меня новый человек. Вроде как новый лист бумаги, на котором у меня ещё есть возможность написать что-то хорошее. Но Фостер, брат которого учился в одном классе с Харпер, должно быть знает обо мне немного больше, чем мне хотелось бы.

– Моей сестре не особо понравился, – я начинаю смеяться, когда внезапно вспоминаю первую реакцию Харпер на мои окрашенные в розовый цвет волосы. Она едва сдерживала себя от того, чтобы не отругать меня за эту проделку. Я даже заметила, как стиснулись её челюсти, но она не произнесла ни слова, просто закрывшись в своей комнате. Лишь на следующий день Харпер сказала, что она не моя мать, а я могу делать со своей внешностью всё, что мне хочется.

– А родители? – спрашивает девушка. Она продолжает смеяться, перебирая пальцами пряди моих волос.

– Отец умер, когда я ещё была ребенком. А мать сейчас… в командировке, – я произношу официальную версию, придуманную Харпер специально против злых слухов. Стараюсь выдавить из себя улыбку, хотя когда вспоминаю об отце, что покончил жизнь самоубийством, и матери, что уехала, не оставив даже своих координат, это сделать очень сложно. Надеюсь, что Мишель не заметит, как дрожит мой голос, когда я произношу это. Но вино, что ударило ей в голову, позволяет мне скрыть волнение.