Текст книги "Принцесса (СИ)"
Автор книги: Pale Fire
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
Рыба здесь лежала на льду, но Туу-Тикки купила только копченого угря и два фунта мелких копченых осьминогов. Тая засмотрелась на мидии.
– Хочешь, возьмем на пробу? – предложила Туу-Тикки. – Я паэлью приготовлю, это такое испанское блюдо.
– Хочу, – кивнула Тая. – А можно вот этих, больших?
– Конечно. Они самые вкусные.
На устриц Тая только посмотрела. Она читала про них, но понятия не имела, что их раковины такие некрасивые и бесформенные. Еще Туу-Тикки купила два фунта мяса лобстеров. Этот же продавец предлагал из живых, шевелящихся, с клешнями, перехваченными широкими синими резинками.
– Они как раки? – поинтересовалась Тая.
– Вкуснее. Но так да, морские раки. Хотя, говорят, на восточном побережье они лучше.
Снова к машине – и к овощным рядам. Тут Туу-Тикки предложила Тае выбирать самой, что понравится. Это было ново и необычно. Тая дважды прошлась по всем рядам, прежде чем выбрала. Капуста «романеско» и цветная капуста. Брюссельская капуста – малюсенькие зеленые кончанчики на длинном стебле с листьями наверху. Яркие, как детские игрушки, сладкие перцы, желтые, оранжевые и красные, совсем не похожие на тот сладкий перец, который продавали дома. Большие приплюснутые темно-розовые помидоры, и мелкие, с черешню, алые, и похожие на сердца желтые. Черные и фиолетовые помидоры Тая выбрала просто потому, что ей стало интересно, каковы они на вкус. Редиску и огурцы Туу-Тикки взяла сама. Пряные травы росли у нее в саду, так что зелень покупать не стали. Зато купили картошки – немного, фунта три, все картофелины были чистые, как вымытые, и совершенно одинаковые. И от них совсем не пахло гнилой картошкой – запах, который у Таи давно и прочно ассоциировался с овощным магазином.
Из фруктов взяли только бананы, помело и первую в этом году клубнику, крупную, красную и ароматную.
– Жаль, что у тебя в саду не растет помело, – сказала Тая, когда они с Туу-Тикки укладывали последние покупки в багажник.
– Когда я сажала сад, я о нем не подумала, – призналась Туу-Тикки. – Но, кажется, у меня еще есть местечко под пару деревьев. Так что мы можем его посадить. Но осенью. Деревья лучше принимаются по осени. Сейчас цитрусы цветут, так что их нельзя пересаживать. Как ты себя чувствуешь?
Тая прислушалась к себе. Она напробовалась йогуртов, от обилия запахов и красок рынка у нее кружилась голова.
– Нормально, – ответила она. – Поедем домой.
Дома Тая помогла Туу-Тикки убрать продукты в кладовую и в холодильник. Погладила котов. Пожалела, что Нефка со Звездой уже ушли. Сунулась было к Алексу – ей хотелось поболтать, но оказалось, что Алекс еще в школе. Тая села за его стол, включила паяльник, потыкала разогревшимся жалом в канифоль. Запах был тот же, что в мастерской у папы, но выглядела канифоль иначе – чистая баночка, никакой пыли. Тая пододвинула к себе текстолитовую плату с дорожками и попыталась припаять к ним какую-то детальку, но взяла слишком много припоя, и тот растекся по плате, заливая дорожки. Тая дрожащими руками попробовала расчистить промежутки между дорожками, но только пережгла их. Выключила паяльник и почти выбежала из комнаты.
Она переоделась в домашнее и спустилась на кухню, где Туу-Тикки готовила. Хотела помочь – но дуршлаг с рисом, который надо было промыть, вывернулся из рук и рис высыпался в раковину; непослушная луковица ускакала куда-то под холодильник; в желтом перце обнаружился крупный извивающийся зеленый червяк. Над разрезанным червяком Тая всхлипнула.
– Ну-ну-ну, – успокаивающим тоном сказала Туу-Тикки. – У тебя был тяжелый день, ты устала. Просто посиди со мной. Паэлья – простое блюдо, я справлюсь и одна.
Тая послушно опустилась на стул и свесила руки меж колен.
– А духи? – спросила она.
– Если все поручать духам, разучишься делать самые простые вещи, – объяснила Туу-Тикки. – Так что раз в неделю я все-таки готовлю сама.
– Чаще, чем раз в неделю, – поправила Тая. – Духи только помогают.
– Ну да, – согласилась Туу-Тикки. – И уборка. Уборку в таком большом доме я бы без духов не потянула. Тави – это моя старшая сестра – нанимает прислугу. Тами – тоже старшая, но младше Тави – просто завела пару духов и еще кучу роботов-пылесосов. Ну а у меня просто духи.
– Вы с Греном сами их приручили?
– Нет, что ты. Их закляли Хаору и отчасти Эшу, еще до того, как мы с Греном здесь поселились.
– А как вы познакомились? – Тае стало любопытно. – Мои родители просто учились вместе.
– Мы проснулись здесь, в этом доме, спустились в гостиную и познакомились, – улыбнулась Туу-Тикки, промывая мидии. – А до этого мы жили и умерли совсем в других местах.
– Умерли? – испугалась Тая.
– Почти умерли. Мы с Греном – самоубийцы. Просто Первый Дом Хаоса не дал нам умереть до конца. Они решили, что мы нужны именно в этом доме.
– Смерти и Возрождения? Получается, вы первые здесь умерли и возродились?
– Да, все так, – задумчиво сказала Туу-Тикки. – Знаешь, а ведь мы и правда первые. Раньше я об этом не задумывалась. Спасибо тебе.
– Вы всегда были сидхе?
– Сложно сказать, – Туу-Тикки покачала головой. – В нас всегда была кровь сидхе, но Первый Дом ее усилил и подавил человеческую. Так что проснулись мы почти людьми, а сидхе стали постепенно, со временем.
– Но если твоя мама была человек и папа был человек… – начала Тая.
– Я не знаю, кто был мой биологический отец, – призналась Туу-Тикки. – Моя мать родила меня не от мужа. У Грена сидхе – дед по отцу. Мы их никогда не видели.
– И что, могло оказаться так, что это один и тот же сидхе? Тогда…
– Не могло, – возразила Туу-Тикки. – Мы сидхе почти в полную силу, и мы не похожи. Кстати, с прадедом Грена я знакома – он нашел его в землях сидхе, мы там были.
– А как так получилось, что сидхе оказались в мире людей? Я думала, они давно ушли.
– Не все и не отовсюду. Есть дорожники, как ты и Грен, они ходят между мирами. Есть места, где границы между мирами истончились, и там тоже есть дети от союзов людей и сидхе и прочих ши. Помнишь, мы с тобой смотрели «Константина»?
– Ага. А разве Джон Константин сидхе?
– Нет, он почти человек. Но вот Габриэль…
– Она? – изумилась Тая.
– Больше чем наполовину. Она много снималась, но у нее очень мало детских фильмов.
– А какие есть?
– Она играла Зимнюю колдунью в «Хрониках Нарнии». Ты их уже читала?
– Нет еще. Я почитаю.
Паэлья пыхтела на сковороде. Туу-Тикки оглядела Таю и предложила:
– Пойдем обработаем тебе десну?
========== Глава 23 ==========
– Что? Что случилось? На тебе лица нет. – Туу-Тикки взяла Грена за руки. – Грен?
Грен, только что прошедший сквозь зеркало, несколько раз глубоко вздохнул.
– Кай не вернется, – сказал он.
– Он…
– Нет. Пока нет. Но скоро. И он не пришлет нам сменщика.
– Что с ним?
– Старость, – тяжело вздохнул Грен, позволяя усадить себя в кресло. – Просто старость. А из молодых собак никто не хочет жить в мире людей.
– Мы придем проводить его, – пообещала Туу-Тикки.
– Да. Придем, – Грен успокаивающе сжал плечи жены. – Не в этом году. Просто Кай слишком стар, чтобы дальше жить в человеческом мире. Он хочет встретить старость дома. Со своими правнуками.
– Понимаю, – кивнула Туу-Тикки. – Но ты так взбаламучен, что я подумала о самом худшем.
Она села на подлокотник кресла. Грен приник к ней, чувствуя ее ласкающие пальцы в волосах.
– Просто – двадцать лет, – объяснил он. – Понимаешь? Я не знаю, как я буду без Кая. Как мы все будем.
Туу-Тикки кивнула.
– Подождем немного и возьмем щенка, – сказала она. – Просто собаку.
– Ирландского сеттера?
– Почему бы и нет? Ты вроде хотел его когда-то.
– После Кая – будет сложно.
– Будет, – согласилась Туу-Тикки. – Кай был член семьи, а это будет просто собака. Но Тая – она хочет собаку.
Грен посмотрел на Туу-Тикки снизу вверх.
– Я думал о лошади. В штате Вашингтон есть конезавод ахалтекинцев.
– Одно другому не противоречит, – улыбнулась Туу-Тикки. – И потом, надо еще придумать, где коня держать и все такое.
– Да в «Белом ветре», они согласны, я говорил с Линдой, – отмахнулся Грен. – Проблема в другом. Выберет ли кто-то из молодых лошадей Таю, или она им не понравится.
– Не попробуем – не узнаем. На день рождения?
– Ну да.
– Значит, щенка возьмем летнего, на осенний день рождения, – улыбнулась Туу-Тикки. – Чтобы не смазывать впечатление.
Тая сидела на своем компьютерном стуле с мягким сиденьем, подлокотниками, сетчатой спинкой, регулируемой высотой и пятью колесами и болтала ногами. Компьютер был включен, и Тая вроде бы даже играла в игрушку, но мысли ее были не здесь. Совсем не здесь.
Она не подглядывала за приемными родителями. Не пыталась. Видела, как они обнимаются, но не слышала, о чем они говорят. Грен был расстроен. Туу-Тикки его утешала. Судя по тому, что он успокоился и они целовались, утешила.
Это-то и было странно. То, что он показал ей свою грусть. То, что она не ударила его в больное место, а постаралась залечить его. Мама так не делала. Она всегда била в больное место. Всех. Отец никогда не показывал ей, что огорчен или устал. Никогда в этом не признавался. Как будто только у мамы было право на то, чтобы устать, и чтобы огорчиться, и чтобы разозлиться, а вся семья только ходила вокруг нее на цыпочках. Но и маму папа никогда не обнимал и не утешал. Ну то есть обнимал когда-то, у Таи остались смутные детские воспоминания. Но это было слишком давно.
До сих пор она не задумывалась, почему это так. Просто принимала как данность. Так было везде – ну, почти везде. В кино, в других семьях, насколько Тая могла их видеть, в ее собственной семье. Не обнимались дед и бабушка; почти не обнимались супруги в кино. Все были сами по себе, наособицу, и каждый старался быть сильным и не показывать слабость.
Тая посмотрела, как несутся по экрану в бездну драгоценные камни, чтобы сложиться в новый узор на квадратной доске. Значило ли это, что Грен и Туу-Тикки слабые? Раз они все время друг за друга цепляются? Тая не знала. Она хорошо умела чувствовать эмоции взрослых. Гнев и злость матери, ее зависть, ревность, обиды. Обиды и зависть отца. Их страх, который они прятали за злостью и завистью. Туу-Тикки и Грен не злились. Не завидовали. Не обижались. Просто жили. Их связывало что-то еще, но Тая не понимала, что. Любовь для нее была только словом, не несущим никакого наполнения. Надо было любить родителей. Любить Родину. Любить Ленина и пламенных революционеров. Тая старалась, хотя плохо понимала, чего именно от нее требуется. Когда она сама влюблялась – а она влюблялась два или три раза – ей хотелось заботиться о тех, кого она любила. Она фантазировала о спасении, приносила воду, а над ней смеялись. Но, может быть, она была права? Может быть, любить кого-то – это заботиться о нем? Помогать и поддерживать?
Лерой любит своих приемных родителей. И Оуэн любит. И они их не боятся, а раньше Тая была уверена, что родителей, любых родителей, надо бояться. Бояться, слушаться, не перечить, даже в мыслях не иметь возражений. А Оуэн спорил с Греном. И не боялся, что Туу-Тикки и Грен не примут его друга, с которым он собирался пожениться. Интересно, если пожениться – это друг или это называется как-то иначе? Лерой говорил, что родители всегда его поддерживали. Это как? Тая не представляла.
Электронная книга вывернулась из рук и, тихо булькнув, ушла в пену, мягко опустившись на таин живот. Девочка вскрикнула, вздернула гаджет вверх, с него лило, по экрану пошли разноцветные разводы – словом, книге пришел конец. Тая вытащила ее из чехла, плюхнула на подоконник чехол, рядом положила книгу и всхлипнула.
Все шло не так. Все уже который день шло не так. Бились чашки и тарелки, у компьютера отказала мышь, во сне Тая нечаянно, но невосстановимо порвала пододеяльник, у гитары при настройке лопались струны, чернильные ручки текли, гелевые отказывались писать, и Тая снова чуть не обрушила лианы на колонне у камина – она споткнулась о каменный бордюрчик вокруг колонны, упала на нее, уцепилась за что пришлось…
Словом, все было плохо. Тая пыталась приготовить омлет из страусиного яйца, но взяла неподходящую сковородку, и омлет выплеснулся на плиту, подгорел снизу, а в середине остался сырым. Керамический нож сломался, наткнувшись на кость в копченой свиной рульке. Забытое на чердаке деревянное блюдо с фруктами поросло плесенью, а черные пятна впитались в древесину и не отмывались. Алекс, после того как Тая испортила его плату, с ней демонстративно не разговаривал. Делать домашние задания по нотной грамоте Тая все время забывала, и они с Греном уже третий урок мусолили одну и ту же тему. А теперь еще и книга…
Книгу Тая собиралась спрятать. В конце концов, никто не заходит в ее комнату и не проверяет, что она читает и откуда. Но вот пододеяльник… И заварочный чайник разбился сегодня утром, просто выпрыгнул из рук, и колба кофеварки треснула, когда Тая ее доставала…
Дома ее бы выпороли еще за разбитую посуду. Правда, дома она ее и не била. Дома ее бы обругали за тупость и безрукость, разложили бы на диване в большой комнате и выпороли, и синяки не сходили бы неделю. Здесь ее даже никто не ругал, только Алекс обиделся. От этого почему-то было еще хуже. Как будто Туу-Тикки и Грен только копили злость на Таю, и в конце концов она прорвется – страшно даже подумать, как.
Тая выбралась из ванны, вытерлась, машинально проделала все нужные гигиенические действия. В своей комнате она разложила электронную книгу и чехол на подоконнике, за занавеской, чтобы не было видно, натянула любимые синие джинсы, мамину рубашку и вышла за дверь. В коридоре второго этажа никого не было. Снизу доносилась арфа – снова Грен играет. Пахло табачным дымом, деревом, кофе. Тая прокралась к двери на чердак, забралась туда и устроилась в меховом гнезде.
На чердаке хватало книг – Тая потихоньку утаскивала туда то, что хотела перечитать. Были и книжки про школу монстров. Тая некоторое время перелистывала страницы истории капитана Шарки, потом отложила книгу корешком вверх, подтащила к себе любимую злюку Торалей и Клодин Вульф и затеяла между ними разговор. Тая уже посмотрела все серии рисованного сериала про школу монстров и два полнометражных фильма. До остальных пока не дошли руки. Монстряшки были странные, но славные. Почти настоящие. Наверное, вот так и ведут себя ученики в американских школах. Проекты, эксперименты, группа поддержки… Конечно, директора этих школ не снимают с себя голову и не носятся по коридорам на огромном коне. Но вот Гулия – она немая и только мычит, а относятся к ней хорошо, дружат. В школе, где училась Тая, такую девочку, как Гулия, затравили бы в первый же месяц. Такие, как Торалей и ее подружки-кошки. И эта нильская принцесса со своими рабами.
К Торалей и Клодии как-то сами собой добавились Робекка и Спектра, потом Холд Хайд и Клод Вульф. Куклы беседовали, спорили, смеялись. Потом Тае это надоело. Она рассадила кукол на большом игрушечном диване, Торалей, как всегда, устроилась на спинке, выгнув хвост. Тая достала из-под коричневой шкуры альбом с замявшимися уголками, фломастеры, вытащила воткнутый в пружину простой карандаш с ластиком на конце и принялась рисовать платье и туфельки принцессы, вспоминая книжку про Золушку с совершенно волшебными картинками. Платье было с узким голубым лифом на тонких синих лямочках, с пышной сине-голубой юбкой с оборками, а туфельки – алые, на высоком каблучке. Рисовать саму принцессу Тая не стала – у нее никогда не получалось рисовать людей.
Закончив с платьем, она перелистнула страницу и принялась рисовать лошадь. Начала, как всегда, с головы и морды. Раньше Тая рисовала лошадей, просто опираясь на картинки, но сейчас она видела лошадей практически через день – настоящих, живых лошадей. И нарисовать их было сложнее, чем держа в уме картинку из книжки, потому что лошади были разные, у них были разные лица, разные повадки. И они были объемные, а рисунки у Таи получались плоские, как бумажные платья для плоских картонных кукол. Таю это злило. Но она все равно рисовала.
Она старательно вырисовывала передние ноги и копыта, острые уши, прогиб спины, мощный круп. А потом принялась рисовать золотую кудрявую гриву до самых копыт и длинный волнистый хвост. Задние ноги у Таи опять не получились.
Солнце перемещалось вокруг дома, на плечо Таи упала полоса света из окна. Время, наверное, к обеду. Но Тая решила, что обедать не пойдет. Опять что-нибудь разобьет или сломает, или вывалит на себя, или еще что-то. И Алекс будет молчать и смотреть сквозь нее. И Туу-Тикки не будет сердиться. Как будто то, что творила Тая, ничего не значило. А ведь теперь придется менять кофеварку, потому что колба-то разбилась. Может, если затаиться тут, то и Грен не вспомнит про сегодняшний вокал? Если бы дело было дома, Тая бы сделала вид, что идет на занятия, а сама бродила бы по городу или пошла в библиотеку, или просто осталась бы дома. Но здесь, когда Грен и Туу-Тикки везде ее возили, и мистер Кайр может в любой момент позвонить и спросить, где Тая, это было просто невозможно.
Тая внезапно почувствовала, что она в клетке, взаперти. Она привыкла, что у нее есть часы, когда родители на работе, а брат в садике, что у нее есть время, когда она в доме одна и никто не знает, где она и что делает. Она привыкла уходить гулять на Комсомольское озеро в каникулы, и за спорткомплекс «Динамо», туда, где теплотрасса, стройка и огороды, что у нее есть свои тайны. А тут у нее не было тайн, и не было дома только для нее, и она ни разу не выходила из дома одна, и…
Тая прикусила карандаш. Вскочила на ноги. Спустилась с чердака, прихватив альбом. В своей комнате взяла джинсовую куртку, в кармане которой болтался почти разряженный телефон, и темные очки, надела носки, сбежала на первый этаж, не расшнуровывая, вбила ноги в кроссовки и выскочила за дверь.
========== Глава 24 ==========
Бегом спустившись по холму, Тая пошла вдоль обрыва, отыскивая спуск. Пахло нагретой хвоей, океаном и – непривычно – автомобилями. Не бензином и не дизельным топливом. Она шла на юг, пока не нашла спуск и рядом с ним – желтый пешеходный переход. Нерегулируемый. Но машины остановились, пропуская, и Тая перебежала трассу, оказавшись на поросшем жесткой кочковатой травой берегу. За травяным склоном был пляж, гладкий, пологий, песочный. Тая посмотрела влево, вправо. Никого не было видно, только здоровенный грузовой корабль на горизонте.
По тропинке, петляющей между кочек, Тая спустилась на плотный влажный песок. Прошла несколько шагов, посмотрела на свои следы. Сказала:
– Привет, океан.
Она не знала, почему поздоровалась. Просто это было правильно. Волна, добежав до берега, приветственно плеснула в ответ. Тая подошла ближе, потрогала воду. Она была холодной. Тая вздохнула. Ей очень хотелось пройтись по воде босиком, но, видимо, придется отложить до лета. Так что она просто пошла направо вдоль кромки воды, играя с прибоем – делая шаг в сторону каждый раз, как волна собиралась намочить ее кроссовки. Иногда Тая приседала, чтобы рассмотреть крабика, или интересную выцветшую ветку, или ракушку. Самые интересные ракушки Тая совала в карманы. А вот камешков на этом берегу не было. Жаль. Тая любила красивые камушки.
Она шла и шла, и ветер выдувал всю муть из ее головы, трепал волосы. Солнце светило в левую щеку, повиснув над водой, оно спускалось все ниже и ниже, но Тая не смотрела на него и не замечала течения времени. Ей было хорошо. Спокойно и мирно. Так спокойно и мирно, как не было уже давно.
Она что-то напевала себе под нос. Жалела, что не взяла с собой плеер, и одновременно радовалась этому, потому что океан пел ей свою песню. В какой-то момент Тае показалось, что она видит на кромке воды следы неподкованных копыт, но волна плеснула, и следы исчезли. Да и были ли они?
Начался прилив. Песчаный пляж становился все уже и уже, солнце уже почти касалось воды, бросая длинную золотую дорожку на волны, и когда справа за джинсы девочки начали цепляться стебли травы, она огляделась. Впереди было что-то вроде скалы или обрыва. Сзади – узенькая полоска песка, такая длинная, что она терялась вдали. Справа – травянистый склон. Слева – океан, вод которого уже коснулся солнечный край.
Тая села на траву, обхватила себя за колени и стала смотреть на то, как алым, золотым, оранжевым, розовым зажигаются облака, как солнечный диск катится вниз. Она слушала прибой и шорох ветра в траве, и ей было спокойно и хорошо. Она устала и хотела пить, но не осознавала этого. Как не осознавала того, что голодна. Тая не думала о том, что уже вечер и что она ушла от дома на несколько километров, а значит, возвращаться придется по воде и в темноте. Не думала о том, что теперь ее точно накажут. Она была только здесь и сейчас, и в голове не осталось ни одной мысли.
Вечерний бриз дул от Грена в сторону Таи, которая виднелась как темный комочек на темной траве. От солнца осталась маленькая краюшка, и если б не шевеление травы под ветром и не неподвижность девочки, Грен бы ее просто не разглядел. Он начал спускаться к ней, под ногами шелестел песок, но Тая не оборачивалась. Она повернула голову к Грену, только когда он сел рядом с ней и протянул бутылку с водой.
Грена ударило таким парализующим паническим ужасом, что он отшатнулся. Тая так его боится? Да нет же, еще вчера ее эмоциональный фон был ровнее – с недоверием, да, но без ужаса. Что случилось за день? Что произошло?
Сглотнув, Грен сказал:
– Привет. Держи воду. Закат сегодня потрясающий.
Тая взяла бутылку. Помедлив, начала пить. Грен просто сидел рядом и ждал, пока девочка успокоится. Закат и правда был прекрасен. Таких переливов цвета над морем Грен не видел уже очень давно. Его вина. Надо чаще выходить на берег. Да и рассвета над горами он не видел уже много дней – их общая спальня окнами выходила на запад. А из гостиной закат заслонял виноград, заплетший ограду.
– Я подумал, – начал Грен, – что уже довольно давно не видел закатов. Это мое упущение. Как-то я их пропускал. Хотя было время, когда мы с Туу-Тикки приходили смотреть на солнце над морем почти каждый вечер.
– А у меня окно комнаты выходило на восток, – неуверенно произнесла Тая. – И я видела утреннее солнце. Ну, весной и осенью. Оно зимой уходило вправо, а летом я обычно вставала позже.
– Зато сейчас у тебя южное окно, и все солнце – твое, – улыбнулся Грен.
Тая покачала головой. Она немного успокоилась, но все еще не до конца. Что ж с ней творили ее родители, что она так боится? Грен представлял себе факты, но до этого вечера у них почти не было эмоционального наполнения. Та смена безмятежной радости полным ужасом, которую он только что наблюдал, испугала его самого.
Солнце село. Облака начали стремительно темнеть, горизонт наливался всеми оттенками алого и фиолетового.
– Поехали домой, – предложил Грен. – Ты наверняка проголодалась. Приедем как раз к ужину.
– А сколько времени? – спросила Тая.
– Около семи.
Тая поднялась. Оглядела берег, океан, посмотрела на Грена.
– У меня машина рядом, – сказал он, не вставая. – Ты устала, наверное.
Девочка кивнула. Закрутила бутылку с водой и пошла вверх по склону, ссутулившись. Грен двинулся за ней, страхуя на особенно крутых местах. Но Тая шла уверенно.
В машине, ждавшей в парковочном кармане на обочине, Тая пристегнулась и спросила:
– Как ты меня нашел?
– Пусть это останется моей тайной, – печально улыбнулся Грен.
Говорить Тае о программе слежения в ее телефоне не стоило – она явно еще не раз уйдет бродить, но если ей сказать, то, скорее всего, телефон она начнет оставлять дома. Она не современный подросток, который не мыслит себя без мобильника, без телефона она, наоборот, будет чувствовать себя увереннее, чем с ним. За все время, что у Таи был свой мобильник, она звонила только три раза – Алексу, чтобы у него был ее номер, Грену – за тем же, и Туу-Тикки. С одной стороны, это было понятно, девочка все время была на виду. С другой – непривычно, потому что Алекс отчитывался о том, когда он приехал в школу и когда выехал, сообщал, что заедет в магазин, что после школы пойдет тусоваться с приятелями, предупреждал, что скоро приедет – словом, звонил ежедневно. Причем звонил он сам, по собственной инициативе. Похвальная дисциплинированность. От Таи ожидать такого же не приходилось. Туу-Тикки рассказывала Грену, что во времена Таи телефон был даже не в каждой частной квартире, а о мобильниках еще и не думали. И, кажется, у Таи не было подружек, с которыми можно часами болтать по телефону.
Грен вывел машину на трассу и поехал к дому. Маршрут был на полчаса – Тая ушла по берегу до самой Сил Рок, пройдя километров пятнадцать, если не больше. Все время, пока они ехали, девочка молчала, и Грен чувствовал, как страх скручивается в ее внутренностях, словно перенапряженная пружина. Это началось не сегодня и не вчера, но он не отследил начала. И теперь мог только ждать, пока эта пружина не раскрутится с визгом, сшибая и раня все вокруг.
В гостиной сильнее обычного пахло дымом. Тая заметила это, едва переступив порог. Алекс сидел в кресле лицом к двери, сгорбив плечи и зажав ладони между колен. Увидев Таю, он неуверенно и виновато улыбнулся. Туу-Тикки вышагивала перед камином, нещадно дымя короткой синей трубкой. Она остановилась, едва Грен вошел в гостиную, и облегченно выдохнула:
– Ну вот вы и дома.
– Я… – начала Тая, совершенно не зная, что сказать.
– Все после ужина, – мягко произнесла Туу-Тикки. – Ты не обедала и наверняка голодная.
Тая разулась, обнаружив, что все-таки промочила ноги. Сняла носки, сунула их в кроссовки и босиком пошлепала по теплому полу из залитых чем-то вроде эпоксидки древесных спилов.
– Закат был потрясающий, – сообщил Грен. – Что у нас на ужин?
– Спагетти болоньезе, салат из весенних овощей и пирог со сливами, – отчиталась Туу-Тикки. – Если что, могу быстро пожарить рыбу.
– Обойдусь, – махнул рукой Грен. – Алекс, Тая, мыть руки и за стол.
Тая уже привыкла, что вымыть руки перед ужином можно в маленькой ванной, куда вела дверь прямо из гостиной. Ну как ванной? Ванны там не было, только простенькая душевая выгородка, унитаз и раковина – не деревянная, а фаянсовая. Алекс пропустил ее вперед. Тая вымыла руки и пошла на кухню. Ей все еще хотелось пить, и за стол она села первой. Опустошила свой стакан с соком, налила еще.
Спагетти болоньезе оказались чем-то вроде макарон по-флотски, только намного вкуснее. Салата Тая взяла добавку. Сильно пахло пирогом со сливами – не сливами, а корицей, мускатным цветом, бадьяном. Тая уже знала, что Туу-Тикки обязательно добавляет пряности в пироги, отчего они пахнут на всю кухню.
Тая старалась есть медленнее, предчувствуя, что все наказания просто отложены на время после ужина. Но она была так голодна и так привыкла есть быстро, что опустошила тарелки первой.
– Хочешь мороженого? – спросил Грен.
Тая кивнула. Он положил ей четыре шарика мороженого в синюю стеклянную креманку. Мороженое Тая любила полурастаявшее и поэтому ела его очень медленно и неторопливо.
Алекс уткнулся носом в тарелку и жевал молча. Туу-Тикки и Грен пили красное вино из бутылки без этикетки.
Тая доела мороженое. Дождалась, пока все поедят, и сложила тарелки в посудомоечную машину. А потом Туу-Тикки сказала:
– Тая, котенок, нам надо поговорить. Мальчики, в ближайший час гостиная только наша с Таей, хорошо?
– Мне тоже надо поговорить с ней, – буркнул Алекс.
– Потом, – Туу-Тикки покачала головой. – Ты вроде хотел показать Грену свой новый проект.
– Ну да, там… В общем, идем.
Грен и Алекс ушли. Тая застыла у посудомойки, у нее похолодели руки и ноги, а кожа горела от страха.
– Ох, котенок… – Туу-Тикки подошла к ней, приобняла за плечи и увела в гостиную. – Садись, – она указала на диван.
Тая села, забившись в угол. Туу-Тикки устроилась в противоположном углу и некоторое время просто смотрела на девочку.
– Этот разговор будет трудным для нас обеих, – вздохнула Туу-Тикки. – Но, поскольку ты этого ждешь, давай поговорим о наказаниях?
Тая нервно кивнула.
– Колбу от кофеварки пришлось выкинуть, я купила новую. Чайник… черт с ним, мне он давно не нравился. Просто жалко было выбрасывать. Чайник не считается. Ну и прочая посуда тоже. Но за колбу от кофеварки я вычту из твоих карманных денег, ты согласна? Двадцать пять долларов. Думаю, это будет справедливо.
– Да, – выдавила Тая. Если речь пойдет только о деньгах, это не так страшно. Она набрала в грудь воздух и быстро проговорила: – Я утопила книгу.
Туу-Тикки ненадолго замерла.
– А, – сказала она. – Электронную книгу. Ну что ж, у нас есть запасная, и книги, которые были залиты на твою, лежат в отдельной папке.
– Сколько она стоит?
– Сорок долларов. Из твоих карманных.
– И чехол.
– Да, и чехол двадцатку. Иного получается?..
– Восемьдесят пять, – подсчитала Тая. Бросила быстрый взгляд на Туу-Тикки и добавила:
– Еще мышка от компа. Она сломалась.
– Ну, ее мы просто обменяем, ей еще и двух недель нет. Значит, на следующей неделе я просто не выдам тебе карманных, а после – выдам пятнадцать долларов вместо пятидесяти. И на этом о наказаниях мы закончили, договорились?
– Договорились, – выдавила Тая.
– И это было самое простое, – проговорила Туу-Тикки. – Тая, котенок, ты понимаешь, что с тобой происходит? Почему у тебя все бьется, ломается, почему ты не слушаешься, пропускаешь занятия, делаешь поперек?
Тая отрицательно помотала головой и подтянула колени к груди.
– Я так и думала, – сказала Туу-Тикки. – Давай я тебе объясню это, как сама вижу. Твой психотерапевт объяснила бы лучше, но ты у нее, кажется, не спрашивала в последний раз, а до следующего еще пять дней.
– Не спрашивала, – пробормотала Тая.
– Так вот, – Туу-Тикки взяла трубку и закурила. – Ты ведь привыкла к определенному типу внимания взрослых, котенок. К тому, что на тебя кричат, ругают, обзывают. К тому, что тебя бьют. Это для тебя нормально. Когда с тобой так обращаются, ты чувствуешь себя… не знаю, настоящей? А мы реагируем совсем иначе. Ни по поводу, ни без повода. Совсем ничего. И тебе… зыбко? Как-то так. Как будто ты для нас прозрачная. Как будто ты нереальна.
Тая кивнула. Туу-Тикки облекла в слова ее смутные ощущения, и от этого Тае становилось легче.
– Ты не привыкла, чтобы о тебе заботились. Чтобы тебя хвалили. Ты не привыкла, что не ты отвечаешь за чувства окружающих взрослых, а они сами за себя отвечают. Когда ты думала, что ты виновата в том, что мама злится, ты чувствовала, что ты важна, потому что ты же можешь заставить других людей испытывать определенные эмоции. Ты знала, как добиться этих эмоций. А сейчас ты пытаешься сделать то же самое, но привычной реакции нет. Мы ведем себя не так, как ты ждешь. Правильно?
