Текст книги "Принцесса (СИ)"
Автор книги: Pale Fire
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
Туу-Тикки не стала ругаться, а сциндапсус подняли и закрепили духи. Тая взяла в кабинете Туу-Тикки швейную шкатулку и пришила оторвавшуюся оборку. Тетрадь придется переписать, но в ней пока заполнены только три страницы. А перьевую ручку лучше больше с собой не брать.
После обеда, за которым Тая едва не разбила тарелку и вывернула себе на колени фрикадельки под соусом, девочка убежала к себе и закрылась. Некоторое время сидела на кровати, забившись в угол и обняв медведя. У нее были такие плохие дни, и дома они всегда заканчивались побоями и долгой, нудной нотацией. А чего ожидать здесь, она не представляла, и это пугало больше, чем побои.
Наконец Тая переоделась в джинсы, отнесла испачканное платье в корзину для грязного белья, потом включила компьютер и принялась играть на клавиатурном тренажере, в котором нужно было лопать шарики с буквами, нажимая на нужные кнопки. Даже это сегодня получалось плохо, Тая раз за разом проходила и не могла пройти седьмой уровень. Она кусала губы и щеки изнутри. Ей хотелось плакать.
В дверь осторожно постучали.
– Кто там? – спросила Тая.
– Это Алекс, – отозвался из-за двери ломающийся голос. – Можно ты выйдешь?
Тая выглянула. За дверью и правда стоял Алекс, в черных джинсовых шортах до колен и футболке с каким-то красно-золотым роботом.
– Я хотел пригласить тебя… – начала Алекс, замялся. – В общем, пойдем, я покажу тебе наш холм?
Тая присмотрелась к Алексу. До сих пор она бросала на него быстрые беглые взгляды и обнаружила, что толком даже не представляла, как он выглядит – так, что-то длинное, смуглое и черноволосое. Оказалось, что у Алекса большие зеленые глаза, по-азиатски раскосые, и брови – гладкие, словно нарисованные. Над пухлой верхней губой пробивается черный пушок. Волосы черные, жесткие, короткие и стоят ежиком. Широкие скулы и узкий подбородок, длинная шея, в вырезе футболки видны ключицы и какая-то цепочка. На левом запястье – кожаный браслет с бусинами и сложные тяжелые часы. На колене – круглое розовое пятно новой кожи. Большие пальцы ног смешно задираются вверх.
Под взглядом Таи Алекс ежился, но не уходил, только уши у него покраснели.
– Пойдем, – согласилась Тая. – Только обуюсь и очки возьму.
Втайне она надеялась встретить Звезду с Нефкой.
Они вышли со двора через калитку, и Алекс повел Таю по узкой извилистой тропинке между отдельных сосен вниз, туда, где виднелась плотная зелень небольшой рощицы. Тая сначала молчала, но в какой-то момент тишина начала ее тяготить, и она спросила:
– Ты давно здесь живешь?
Алекс прокашлялся и ответил:
– С прошлого июня. Меньше года.
– А откуда ты?
– С Ганимеда. Это одна из лун Юпитера. Я с дедом жил.
– А я с родителями. Пятьдесят лет назад.
– Я знаю, – кивнул Алекс и подал Тае руку там, где тропинка резко спускалась вниз. Ладонь у него была сильная и немного влажная.
Они вошли в рощу, где тропинок не было, но Алекс уверенно вел Таю вперед. Слышался шум машин и все сильнее пахло большой водой. Наконец Алекс указал на поваленное дерево на краю рощи, над небольшим обрывом, под которым по широкой трассе ехали автомобили.
– Садись, – предложил он.
Тая села и Алекс опустился рядом, прямо на подстилку из сосновых игл.
– Я здесь часто бываю, – сказал он. – Тут хорошо думать.
– И океан… – мечтательно протянула Тая, разглядывая водную гладь за трассой и пляжем. – Там что, корабли?
– Конечно, – энергично кивнул Алекс. – Сан-Франциско – важный и большой порт. Мы с Греном иногда ездим в грузовой порт, посмотреть на океанские суда. Но чаще просто бродим по молам, их в бухте штук пятьдесят.
– Тебе здесь нравится? – спросила Тая.
– Ага, – снова кивнул Алекс. – Немного на Ганимед похоже, там тоже море. Только там солнце искусственное и купаться нельзя, и рыбу ловить бессмысленно. Она вся несъедобная.
– А ты из того же мира, что и Грен?
– Нет, из соседнего. Меня Элиас сюда привел. Ну, брат Грена. Они так называют друг друга – братья, а на самом деле они – версии одного и того же человека из разных миров. У Грена всего трое братьев, двое старших и вот Элиас. Он на самом деле тоже Грен Эккенер, просто использует свое второе имя здесь, чтобы не запутаться.
– Ух ты! – воскликнула Тая. – Много одинаковых людей в разных мирах?
– Угу, – Алекс взъерошил волосы. – У Туу-Тикки тоже есть две старших сестры. Тави и Тами. Они по соседству живут. В гости приходят иногда. Тави черная, а Тами рыжая. Играют, поют – они все музыканты, кроме Тави. Но ты круче поешь. Я вчера слушал.
Тая пожала плечами.
– Я с детского сада пою, и в школе в хоре пела, и в ансамбле. Меня много учили. Может не так, как мистер Кайр считает правильным, но хорошо. Мы однажды на крыльце Академии Наук пели, на площади. А один раз – в Пушкинском театре, со сцены. А ты музыкой занимаешься?
– Неа, – Алекс помотал головой. – Меня дед отдал в музыкальную школу в пять лет, я на скрипке играл. Потом, здесь, Грен со мной немного занимался на пианино. Но мне это так осточертело, что я бросил.
– И Грен не ругался? – удивилась Тая.
– Да он никогда не ругается. Ни он, ни Туу-Тикки. Понимаешь, я не хочу быть музыкантом. Я хочу быть инженером. У меня профильные предметы в школе – алгебра, геометрия, физика и химия. Ну и проекты по экологии я делаю. Вот этим я заниматься хочу. Просто дед – он когда-то сам музыку бросил и уперся в то, что я должен стать музыкантом. Меня-то он не спросил. Да я и не знал в пять лет. Он мне даже конструкторы не покупал, даже Лего. У меня первые конструкторы тут появились. Я рад был – ты не представляешь!
– А твои родители? – спросила Тая.
– Они погибли, и бабушка погибла. Они летели с Европы домой – и метеорит. Мне тогда два с половиной года было. Я их не помню почти. Дед тогда с ними не полетел, а я вообще был с няней, потому что он не хотел со мной возиться. Но вот пришлось. Знаешь, он мне потом чуть ли не каждый день втирал, как я должен быть благодарен, что он вообще меня к себе взял, да возился со мной, да тратится на меня… Вот честно, каждый день: сядет в кресло после ужина, бутылку пива возьмет, я перед ним стою, а он говорит и говорит. И орал, если я плакал. И не только орал.
– Тебя тоже били? – Тая сочувственно вздохнула.
– Ну да. За все. За оценку ниже «А», за ошибки по музыке, за то, что по дому что-то не сделал или забыл, за то, что не доел, за то, что взял добавки, за разбитую посуду, за то, что я вырос из одежды, за то, что классная дама собирает со всех деньги на экскурсию, за то, что деду просто что-то не нравится… – Алекс махнул рукой. – Знаешь, как я здесь оказался? Я выступал в сборном концерте городском и взял второе место. Причем не среди скрипачей, а вообще. Первое какая-то девочка за роялем взяла. Дед меня бил так, что сломал мне два ребра. А потом выгнал из дома, потому что я бездарность, дармоед и никому ни к черту не нужен. Ну, я пошел на набережную. Уже вечер был, фонари зажгли. Сел на парапет, смотрю на воду и думаю – то ли сразу прыгнуть, то ли еще немного подождать. Там глубоко, а плавать я не умел тогда… А тут Элиас идет, весь такой нарядный. Подошел, руку на плечо положил и спрашивает: «Беда? Некуда идти?» Ну я тут и разревелся. А он катер со «Стрикса» вызвал и мы на «Стрикс». Меня там Эшу подлечил, я в кают-компании на диване переночевал, а потом Эшу говорит: «Мы команда бродячих музыкантов и тебя оставить не можем – ты еще ребенок и тебе нужна настоящая семья». Ну, думаю, сейчас к деду вернут, и тот меня вообще насмерть забьет. Тут Эшу головой качает: «Все не так, как ты думаешь». И провел меня через зеркало сюда. Дескать, нате вам, Грен и Туу-Тикки, подарок. Я думал, они на него ругаться будут, потому что ну правда – такой богатый дом, и вообще, а тут – я. В одном мятом концертном костюме и с подбитым глазом. Глаз мне Эшу не вылечил. А Грен только говорит: «Документами сам озаботишься или мне позвонить?». Ну, в общем, так тут и живу.
Алекс кашлянул, прочищая горло. Тая понимающе кивнула.
– Меня тоже били, – сказала она. – И мама, и папа, но больше мама. За тройки, за то, что слишком долго гуляла, да вообще за все подряд. Я сегодня чашку разбила и банку с орехами. И…
Алекс взял ее за руку, легонько сжал.
– Не бойся, – сказал он. – Тут тебя никто не тронет. Они даже не ругаются, никогда.
Тая недоверчиво покачала головой. Алекс уверенно кивнул.
– Серьезно. Я сам просто понять не мог. Иногда просыпаюсь по ночам – и кажется, что сейчас дед придет будить. А потом смотрю – да у меня же дверь в комнату закрыта! Дед же и в ванной, и в моей комнате двери снял, чтобы я «непотребства не творил». Они никогда-никогда не ругаются. Я в прошлом году, перед школой, сделал из Лего деда и в камине сжег. Очень злой на него был. Паленой пластмассой воняло на весь дом, да еще в тот день в трубу задувало, и весь дым в гостиную шел. Ну, думаю, сейчас Грен ремень возьмет и… А он только велел духам все окна открыть, чтобы быстрее выветрилось, и сказал, что для таких штук лучше мусоросжигательную печь использовать.
– Здорово, – улыбнулась Тая. – А я палочки полиэтиленовые для коктейлей жгла на спичке. И мыло на плите. Очень боялась, что мама заметит, когда придет. Но она не заметила.
– Повезло тебе. Вот, а еще тут всегда есть еда и ее всегда можно брать. Это так круто… ты не представляешь как!
– Очень даже представляю! – возразила Тая. – У нас мама, когда яблоки покупали, делила их на четверых. Она яблоки не любит, и брат не любит, а мы с папой любим и свои быстро съедали. А новых нельзя было покупать, пока она свои яблоки не доест. И конфет можно было только по одной штучке в день.
– Ну, тут конфет вообще не покупают.
– Зато шоколадки всегда есть. Только я про них забываю. И посуду мыть не надо. Я дома на всех готовила и за всеми посуду мыла, и стирала. А тут я даже не знаю, где стиральная машина.
– В нижнем подвале, – улыбнулся Алекс. – Но стирают духи, да. И сушилка там же. Я тоже про шоколад забываю, я сладкое не люблю.
– Я люблю, но мне много нельзя. Мама говорила, что от сладкого я растолстею и буду как папина мама. Она очень толстая была.
Алекс окинул Таю взглядом.
– Глупости все это. Я думаю, твоя мама просто злая и жадная. И мой дед тоже. Знаешь, я однажды, уже тут, решил себе яичницу пожарить. Я же умею готовить, для деда тоже готовил всегда. Пошел на кухню, поставил сковороду на плиту, полез в холодильник за яйцами. Смотрю – а там кроме обычных куриных еще какие-то большие, в крапинку. Я потом узнал, что это индюшачьи, Грен их больше куриных любит, а куриные только для выпечки покупает. Взял, смотрю. Тут Туу-Тикки вошла, и я это яйцо выронил. Стою у холодильника, под ногами скорлупа, белок растекается, а у меня прямо сердце в кишки упало. Ну, думаю, сейчас, как дома, она меня заставит пол вылизать языком и скорлупу съесть, и без еды до следующего дня оставит. Потому что дед так всегда делал. А она позвала духа, велела убрать, да и сама мне яичницу с ветчиной и паприкой пожарила. И успокаивала еще, потому что я перепугался. Так что ты не бойся. Они хорошие. Ну странные иногда, так они же не люди, а сидхе. Ну, эльфы.
– Настоящие эльфы? – не поверила Тая. – Как во «Властелине колец»?
– Не, вот там как раз выдуманные. А Грен и Туу-Тикки – настоящие.
Тая задумалась.
– А какая у тебя фамилия? – спросила она.
– Эккенер. Так что когда ты в школу пойдешь – мы с тобой в одну школу ходить будем, я у Грена спросил, – просто скажи всем, что у тебя в девятом классе старший брат. И тогда тебя никто задирать не будет.
– А тебя не задирают?
– Неа. У нас хорошая школа. Никакой травли, ничего. За этим и учителя, и школьные психологи следят. У нас их аж трое – для младшей школы, для старшей и для выпускников.
Тая потянулась, глядя на корабли. И предложила:
– Пойдем домой? Мне еще цветы полить надо, я сегодня не все полила.
Алекс встал, протянул ей руку, помогая подняться. Обратно они шли медленнее – в гору. Звезда им так и не встретилась. До самого дома они болтали о Сан-Франциско, который Алекс объездил на велосипеде, о велосипедах, о школе, о предметах и учителях. Оказалось, что в американских школах специализация начинается с седьмого класса. Таю это очень порадовало. Ее пугали физика и математика, зато очень нравились химия и биология. И то, что она может выбрать только эти предметы, воодушевляло.
Они вошли в дом рука об руку. Грен и Туу-Тикки встретили их понимающими улыбками. И едва дети переобулись, как с колонны у камина обрушилась еще одна лиана – прямо на Туу-Тикки.
========== Глава 21 ==========
В том, чтобы ничего не делать, есть свое удовольствие. Особенно оно ценно, когда это передышка в странствии, бесконечном делании и движении. Нефка еще не свыкся с вечностью впереди, потому что позади у него был короткий кусок – тридцать пять лет – яростной жизни. Самое странное – что жизнь так и осталась жизнью. Даже там, где жизни, по сути, нет. Жуткая банальщина. Нефка отдыхал.
Дорога сюда и в самом деле оказалась нелегкой. Звезда отдыхала тоже. Лошади живут работой, наверное, даже больше, чем люди. И, возможно, лучше, чем люди, понимают отдых. Звезда паслась в свое удовольствие, каталась в утренних росах и бегала с Нефкой наперегонки. У нее уже появились любимые чесальные деревья. А еще можно было есть фрукты с веток – сладкие и одновременно терпкие: лошади не разбираются в сортах цитрусовых. Звезда запомнила сюда дорогу.
Тая ездила верхом целых полтора часа. И теперь у нее болели ноги, попа и немного – спина. Но она все равно была счастлива, потому что лошади. Вирра была чудесная. И Маркиз, на котором ездила Туу-Тикки, был чудесный. Но Вирра была лучше. На обратном пути Тая немного мечтала о том, что, может быть, когда-нибудь у нее будет такая лошадь, как Вирра.
Звезда встретила их во дворе. Она дожевывала последний нарцисс с клумбы около бассейна. Туу-Тикки загнала машину в гараж, посмотрела на исчезающий во рту лошади цветок и улыбнулась. Нарциссы еще вырастут.
– Привет! – сказала Тая Звезде. – Туу-Тикки, я схожу за морковкой для нее?
– Сходи, – согласилась Туу-Тикки.
Звезда фыркнула, кивнула – может быть, тоже поздоровалась.
Нефка сидел под единственным миндальным деревом в этом саду и бренчал на гитаре. Он заменял в щербаковском «Балагане» «поет метель» на «цветет метель» и не ждал, что когда-нибудь увидит цветущий миндаль. Кончилось детство, и кончилась юность, и тут ему досталась сказка, которой так не хватало в юности и детстве. В сказку можно войти. Из сказки можно выйти. И эта сказка только для него. Для девочки Таи – совсем другая сказка.
Тая вышла на крыльцо и предложила Звезде морковку на открытой ладони. Звезда взяла морковку мягкими губами и захрустела. Тая осторожно погладила ее по лбу. Звезда подмигнула.
Тая не заметила, откуда взялся Нефка.
– Хочешь?
Тая не поняла. Тая посмотрела на Нефку. Посмотрела на Звезду. И кивнула.
Нефка сложил ладони чашечкой и чуть присел. Тая, нервно вздохнув, наступила на ладонь. Нефка чуть приподнял ее и забросил на спину Звезды. Звезда переступила с ноги на ногу. Тая пошевелилась, устраиваясь поудобнее. Звезда была намного уже и тоньше, чем Вирра, а без седла было скользко и странно.
– Без седла сидят совсем не так, – объяснил Нефка. – Надо держаться коленями. Выдвинь колени чуть вперед и разверни пятки.
– А ей не будет больно? У меня каблуки.
– Лошадям от каблуков не больно. И даже от шпор не очень, – по секрету сказал Нефка. – Им больно от удил во рту.
Тая страдальчески свела брови. Посмотрела на Невку со спины Звезды.
– А у Вирры удила. Разве можно как-то иначе?
– Если лошадь не прокатная, она чувствует движение пальцев. И ей этого достаточно.
Тая ненадолго задумалась. Кивнула.
– Вирра не прокатная. Спасибо. Я поняла. Я буду любить ее.
Нефка улыбался все шире и шире, пока не сверкнул зубами. Тая добавила:
– И Туу-Тикки скажу.
– Ну что, поехали? – сказал Нефка. – Чуть наклонись вперед. Она сама разберется, куда.
– Ты не сердишься? – Тая, сидя в кресле и потирая ноющие бедра, заглянула в лицо Туу-Тикки.
Та набила трубку, раскурила, выдохнула дым и спросила:
– Да на что, котенок?
– Ну, что Звезда цветы съела.
– Новые вырастут, – улыбнулась Туу-Тикки. – Тебе понравилось на ней ездить?
– Очень! – рассиялась Тая. – Она такая… такая…
– …что и слов не подобрать, – кивнула Туу-Тикки. – Понимаю. Ноги сильно болят?
– Сильно.
– Горячая ванна поможет, – Туу-Тикки пододвинула к себе корзинку и взяла вязание. – С хвоей или с лавандой.
– А что, у вас всегда такие гости? Как Нефка?
– О, гости у нас очень разные, – Туу-Тикки покачала головой. – Но Нефка тоже прошел между жизнью и смертью, и просто вернуться в мир живых ему нельзя. Хочешь посмотреть мультфильм про мир духов?
– Хочу! – обрадовалась Тая.
Туу-Тикки с нетбука включила большой комп, нашла и запустила «Унесенных призраками». И стала смотреть вместе с Таей. Когда на экране в первый раз появился Хаку, пришел Алекс, сел на краешек дивана. Когда Тихиро отмывала Духа Вод, Грен присел на пол у ног Туу-Тикки. К Тае на колени пришел Сесс, Киану устроился рядом с Греном.
Под титры Тая утирала слезы. Этот фильм оказался как песня про дорогу без конца, такой же глубокий, сильный и пронзительный.
– Они же еще встретятся? – спросила она. – Тихиро и Хаку? Они правда встретятся?
– Они встретятся, – пообещал Грен. – И ты можешь даже сама придумать, как.
Тая внезапно покраснела и уставилась на Сесса. Она немного писала истории, еще дома. Никому не показывала. Про «Битлз». Она даже не говорила про них никому. Но Грен… он угадал. Про Тихиро и Хаку она бы написала. Надо только придумать, что.
Насторожились коты. Во дворе коротко взрыкнули два мотоцикла. По крыльцу простучали шаги, и в дом ворвался компактный темно-рыжий торнадо. Он стремительно разулся, обнял и поцеловал Туу-Тикки, обменялся рукопожатиями с Греном, погладил котов, поздоровался с Алексом, улыбнулся Тае и обернулся широкоплечим коренастым парнем с коротким ежиком темно-рыжих волос.
– Оуэн, – радостно сказал Грен. – Представь же нам своего друга.
Друг тем временем мялся у обувницы, разуваясь, и чувствовал себя явно не на месте.
– А! – воскликнул Оуэн. – Мама, папа, это Джейк.
– Здравствуйте, – неуверенно поздоровался Джейк. – Я Джейк Стивенс.
– Туу-Тикки, – кивнула та. – А это Грен.
Грен не спешил подниматься с пола. Тая и Алекс с интересом смотрели на гостей.
– Мам, мы на весь уик-энд, – заявил Оуэн. – Вы не против?
– Мы не против, – кивнул Грен. – Твоя комната в полном твоем распоряжении. Но в доме гость.
– Ага, – кивнул Оуэн. – Я видел лошадь. Мы тогда пока ко мне. Мам, с готовкой помочь надо?
– Не помешает, – согласилась Туу-Тикки.
– Ну мы пошли, – Оуэн ухватил Джейка за запястье и уволок наверх по левой лестнице.
Ненадолго повисла тишина. Алекс встал, потянулся, прогнулся.
– Он очень шумный, – заявил он. – Я тоже к себе.
Тая осталась. Она поглядела на Грена, на Туу-Тикки и спросила:
– Оуэн и Джейк – они как… как Сефирот и Клауд? Как Эшу и Дани?
– Да. То есть Оуэн влюблялся и в девушек, а сейчас вот любит Джейка, – объяснил Грен. – Ему без разницы, был бы человек хороший.
Тая понимающе кивнула. Она уже сообразила, что здесь и сейчас любить человека своего пола – это вариант нормы, ничего особенного. Она сняла с себя кота, с болезненным вздохом поднялась и пошла в ванную – отмокать в горячей воде.
Ванна и правда помогла. Тая провалялась в ней часа два, читая книгу о Шерлоке Холмсе. Провалялась бы и дольше, но ей захотелось есть. Не орехов или фруктов, а горячего. Да и время подходило к ужину.
Одевшись, Тая спустилась вниз. С кухни вкусно пахло печеным мясом и чесноком, в гостиной сидели Джейк, Оуэн и Лерой и о чем-то разговаривали, а у камина, развалившись на полу, лежал здоровенный – больше котика Эшу – снежный барс и лениво жмурился на огонь.
– П-привет, – неуверенно сказала ему Тая.
Барс махнул ей хвостом.
– Это Тай Лунг, мой друг и учитель, – сказал Лерой. – Он оборотень.
– Значит, его можно погладить? – догадалась Тая.
– Да, – улыбнулся Лерой. – Он любит детей.
Тая присела рядом с барсом и осторожно погладила его по мягкой шерсти.
– Я бы хотела тебя обнять, – тихо сказала ему Тая.
Барс переменил позу, и Тая обняла его за шею, прижалась щекой к усатой щеке. Барс приобнял ее лапой. Тая гладила Тай Лунга по загривку, и ей было хорошо. Ей всегда нравились большие коты, она мечтала погладить тигра, а Тай Лунг и Эшу были даже лучше, чем тигр, потому что их можно было не бояться. С Тай Лунгом Тая и правда чувствовала себя в полной безопасности.
Пришла Туу-Тикки, посмотрела на Таю и Тай Лунга, улыбнулась.
– Ужин готов, – сказала она всем. – Тай Лунгу сейчас принесут пару индеек покрупнее.
Тай Лунг благодарно заворчал.
Тая посмотрела, как он с хрустом ест птицу, и только потом пошла за стол. Там уже сидели все – Грен, Туу-Тикки, Алекс, Лерой, Оуэн, Джейк, Нефка. Грен накладывал запеченную с чесноком кабанятину и мелкие печеные картофелины, салаты все брали себе сами. Взрослым налили вина,детям – сока. За столом тек необязательный разговор о музыке, о личных планах, о бизнесе Лероя и Оуэна. Бизнес у каждого был свой, не общий. Общей у них оказалась музыкальная группа, где они играли. Джейк тоже играл в этой группе, виолончелистом.
– Приходи к нам на концерт, – предложил Тае Оуэн. – Мы через две недели выступаем на открытой сцене в парке Золотые Ворота. Это днем.
Тая посмотрела на Туу-Тикки. Та кивнула:
– Мы все придем. Спасибо за приглашение.
– Я пришлю вам билеты в вип-зону, – сказал Лерой.
– Тая, – обратился к девочке Оуэн, – мама мне сказала, что ты хотела бы попробовать себя в айкидо.
– Ну… да, – смутилась Тая. – А я не слишком взрослая?
– Я работаю с любыми возрастами, – махнул рукой Оуэн. – Как насчет следующей субботы? Я посмотрю, что ты можешь, и решу, в какую группу тебе лучше ходить.
– Ладно, – кивнула Тая. – А это далеко?
– Я тебя отвезу, – пообещала Туу-Тикки. – И, Тая, если ты решишь, что айкидо тебе не нравится, просто не будешь ходить. У тебя и так изрядная нагрузка.
– Но Тая же в школу не ходит, – удивился Оуэн.
– У меня верховая езда три раза в неделю, гитара каждый день, вокал, психотерапевт, нотная грамота и компьютер. И еще дела по дому, – отчиталась Тая.
– Да, и правда много, – согласился Оуэн.
– Я помогу тебе с компьютером, – пообещал Алекс. – Чтобы ты могла школьные задания делать. Тогда не придется разбираться в сентябре. Туу-Тикки все равно мало в этом понимает. Она училась, когда компьютеров еще не было.
– Ну не скажи, она помогала нам со школьными заданиями, – возразил Оуэн.
– Двадцать лет назад? – Алекс посмотрел на Оуэна скептически. – Сейчас софт другой и задания другие.
– Зато я уже дошла до двадцать первого уровня в клавиатурной игре, – похвасталась Тая.
– Здорово! – похвалил ее Грен. – Слепая десятипальцевая печать – навык нужный и полезный. Какие у нас планы на вечер?
– Поджемовать было бы хорошо, – предложил Оуэн. – Мои бонги же здесь?
– Здесь.
– Я без инструмента, – покачал головой Джейк. – Спасибо, все очень вкусно. Оуэн…
– Да, – кивнул Оуэн. – Прости. Я не забыл, я просто собирался с духом. Мама, папа, мы с Джейком хотим пожениться на Бельтайн. И мы приглашаем вас на свадьбу.
========== Глава 22 ==========
Из кабинета зубного Тая вышла уверенно. Но в холле ее повело, качнуло, закружилась голова, и она опустилась на мягкий диванчик. Туу-Тикки закончила расплачиваться, назначила дату следующего визита и села рядом с девочкой, обняв ее за плечи. Тая привалилась к ней, закрыв глаза.
– Подыши, – посоветовала Туу-Тикки. – Глубоко и на счет. Станет легче.
Тая послушалась.
– Я не понимаю, – сказала девочка наконец. – Было совсем не больно. Почти не страшно. Но… я как будто… не знаю. Я раньше не падала в обморок.
– Шок и стресс, – объяснила Туу-Тикки. – Врач сделал тебе укол, и больно не было, верно?
– Да. И еще помазал десну чем-то, и укол я не чувствовала тоже.
– Но тебе уже делали манипуляции с зубами и челюстью без обезболивания. И тело запомнило и этот страх, и эту боль. Сейчас боли нет, но тело все равно боится. Это называется стоматофобия. У меня она тоже есть. Поэтому я очень слежу за зубами. Проще чистить их два раза в день и полоскать «Листерином», чем лечить. Хотя мы с Греном все равно каждые полгода ходим к стоматологу на профилактический осмотр. И ты будешь.
Тая глубоко и медленно вздохнула. Прикасаться к изрезанной десне языком она пока не решалась.
– Я обработаю тебе десны дома, чтобы они быстрее зажили, – пообещала Туу-Тикки. – А то тебе дня три придется питаться только соками, супами и йогуртами.
– Я не против йогуртов, – пробормотала Тая. – Мне нравятся те, которые с кусочками.
Она и правда очень полюбила здешние питьевые йогурты с соком и кусочками фруктов. Они были густые и сытные, и Тая, которая никогда не хотела есть прямо с утра, часто завтракала ими.
– Только их еще купить надо будет, – озабоченно произнесла Туу-Тикки. – Я думала съездить с тобой в магазин за продуктами, но если ты плохо себя чувствуешь, давай отложим.
Все вверх дном, подумала Тая. Вот ее приемная мама, и она беспокоится о том, хорошо ли Тая себя чувствует, даже готова переменить собственные планы. А родная мама отправила ее к стоматологу одну, в мерзкий зимний день с мокрым снегом, в незнакомое место, и даже не встретила ее, и Тая сама добиралась домой, а потом еще что-то делала по дому. Кажется, и в магазин ходила. Маме было не наплевать, как Тая себя чувствует, только когда у той поднималась температура. Тогда да, мама заботилась. Ставила банки и горчичники, мазала горло люголем, от которого тошнило… И все равно требовала, чтобы Тая мыла посуду и готовила еду, раз она сидит дома. Тая подумала, что когда в «Семье и школе» описывали жизнь детей в приемных семьях, это было как в ее родной. Как раз в приемной семье о Тае заботились гораздо больше. Потому что коты и цветы по сравнению с тем, что было обязанностями Таи дома – это такая ерунда!
– Я в порядке, – сказала Тая. – В машине еще посижу и буду совсем в порядке. Я еще ни разу не видела здешних продуктовых магазинов, мне интересно.
– Понимаю, – кивнула Туу-Тикки. – А о чем ты так глубоко задумалась?
– В машине скажу, – пообещала Тая.
Пристегнувшись и посмотревшись в красивое карманное зеркальце с выложенной стразами бело-синей звездой на крышке – губы чуть-чуть припухли и совсем не чувствовались, а на верхней десне были какие-то металлические скобки, – Тая посмотрела на Туу-Тикки и призналась:
– Дома я в последнее время часто думала, что я приемная. Хотя мама всегда говорила, что я Калиньчиха, вся в бабушку – ну, в папину маму. Я ее не помню, она умерла, когда мне был год. Мама ее очень не любит.
– Знакомо, – кивнула Туу-Тикки. – Я в отрочестве тоже часто думала, что я приемная, потому что с родными детьми нормальные люди так не обращаются. Потом выросла и поняла, что ключевое слово тут – «нормальные». Мои родители такими не были. Они были эгоистичные и жестокие. Я думаю, им просто нельзя было иметь своих детей. Так бывает.
– Почему?
– Потому что некоторые люди так и не вырастают. Остаются капризными, эгоистичными, уверенными, что мир обязан крутиться только вокруг них.
– Маме было двадцать пять, когда я родилась. А папе – двадцать шесть.
– Ну, – качнула головой Туу-Тикки, – во-первых, это не так много. Во-вторых, инфантильность характера не зависит от биологического возраста. Просто, например, моя мама воспитывалась как такая принцесска. И когда она выросла и обнаружила, что мир вокруг нее не вращается, она стала мстить за это тем, кто не мог возразить и сопротивляться – мужу, детям. Обращалась с детьми, как с прислугой, и очень злилась, что они нуждаются в ее заботе – потому что считала, что раз она принцесса, ей обязаны прислуживать. А что она не принцесса, а обычная женщина, она так и не поняла.
Тая некоторое время молчала. Пожалуй, о своей маме она могла бы рассказать что-то очень похожее. Просто до сих пор Тая не думала об этом. Не такими словами – точно.
– Она еще жива? – наконец спросила Тая.
– Не знаю, – Туу-Тикки свернула с Филлмор-стрит на Марина-бельведер. – Мы перестали общаться еще до того, как я переехала в Калифорнию. Может, жива, женщины в нашем роду живут долго. Может, умерла. Мне не интересно.
У Таи по спине пробежали мурашки. Она не понимала, как можно не думать о маме – и как можно совсем-совсем не любить ее.
– Ты ее совсем не любишь? – спросила она.
– Я очень любила ее когда-то, – призналась Туу-Тикки. – И очень старалась заслужить ее любовь. Потом я поняла, что она просто не умеет, не может никого любить, и я возненавидела ее за то, как она со мной обращалась. А потом мне просто стало все равно. Это чужая мне женщина, и все долги перед ней я закрыла давным-давно.
Она остановила машину на стоянке и открыла багажник, чтобы достать сумки.
– Долги? – не поняла Тая. Она тоже выбралась из машины и стояла, сжимая во влажных руках свою замшевую сумочку.
– Ну да, – Туу-Тикки вскинула на плечо тряпичную сумку на длинных лямках, набитую другими такими же. – Считается, что у детей есть долг перед родителями за то, что те провели их в жизнь. Но этот долг отдать невозможно, его отдают, проводя в жизнь своих детей – следующее поколение. Долг материальный – его регулирует законодательство, по закону, родители должны обеспечивать детей до их совершеннолетия. Я отдала этот долг еще в детстве, потому что исполняла все домашние обязанности, как домработница. Долг любви я отдала тоже в детстве, потому что любила родителей, хотя они не любили меня.
– А то, что ты воспитываешь приемных детей? – поинтересовалась Тая. – Это долг?
– Нет, – покачала головой Туу-Тикки, заходя в огромный гулкий ангар, где пахло землей, овощами и рыбой. – Это я делаю из любви. Пойдем, выберешь себе йогурты.
Очень быстро Тая поняла, что они с Туу-Тикки приехали не в магазин, а на что-то вроде рынка. Йогурты здесь были не в пластиковых бутылках с яркими этикетками, а в глиняных горшочках, затянутых вощеной бумагой, и их давали попробовать. Продавщица предупредила, что они не хранятся долго, и Тая взяла черешневый, персиковый и банановый – Туу-Тикки пообещала ей, что они еще приедут сюда на следующей неделе. Здесь продавали не килограммами и литрами, а фунтами и пинтами. Туу-Тикки взяла три фунта домашнего творога, мягкий сыр и странный сыр с плесенью – голубой и белой. Тая и не знала, что такие бывают. Еще она взяла очень белый, без дырок, козий сыр. Они отнесли молочные продукты в машину и вернулись за мясом. Начали с копченого. Туу-Тикки объясняла Тае, как что называется, и постепенно наполняла сумку длинными балыками, вяленым мясом и конской колбасой. Лошадей Тае было жалко, но она уже успела полюбить вяленую конскую колбасу, да и Туу-Тикки объяснила ей, что такую колбасу делают из лошадей, которых разводят специально на мясо, как коров.
