Текст книги "Кружево и сталь (СИ)"

Автор книги: outlines

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Эту пустоту хотелось закрыть, залепить пробкой из гнева и ярости, что мечник обрушивал на головы врагов. И когда пришло время других стражей мрака, Арей не колебался ни на мгновение. Дуэль, в которой он сразил Хоорса и получил жуткую рану на лице, положила конец его метаниям по миру. Однако даже ссылка никак не отразилась на мироощущении барона мрака.

Бесконечно долгие десятилетия провёл он на крохотном скалистом острове посреди ледяных океанских волн, вглядываясь с высоты маяка в серую, безрадостную мглу. Все эти дни слились для него в единый поток мыслей, среди которых чувствам не находилось места. Арей так долго бежал от них, стараясь найти забвение и утешение в пороках и крови. Но только тут, на самом краю света, в холодном каменном одиночестве его, наконец, настиг относительный покой.

Существование мечника превратилось в бесконечную лавину глубоких размышлений, у которых не было начала, конца или цели. Он просто продолжал дышать, с усилием втягивая воздух через разрубленный нос, пока, наконец, его одиночество не было потревожено. Память о прошлом, которую на время изгнания смыли беспощадные океанские волны, вернулась к нему вместе с болью и отвращением к себе и миру.

Он облачился в красное одеяние, возвращаясь в город с красными стенами, золотыми куполами и шёпотом миллионов жизней. Мир изменился до неузнаваемости, а вот Арей – ни на день. Он стоял в клочьях рассветного тумана, разглядывая небольшое здание, закрытое строительными лесами, и чувствовал, что в его жизни начинается новая глава.

Когда же спустя месяц он заглянул в раскосые глаза длинноволосого парнишки, то понял, что теперь станет его новым смыслом и будет хоть ненадолго заглушать боль потери. У него была Улита, необычная девушка-ведьма, которую он спас и о которой заботился. И вот теперь он брал себе ученика. Арей не отрывал глаз от мальчугана, опустившегося перед ним на колени. Коснувшись мечом его плеча, барон мрака произнес старинную клятву, которая провела черту под его прошлым.

О нет, это не было дурным сном. От болезненной реальности нельзя было спасти, укрыться. Спустя бесконечные десятки лет Арей, наконец, это понял.

Они погибли, их больше не было.

Настало время перевернуть страницу.

И почему-то в тот момент, когда он твёрдо шептал: «Я, мечник Арей, бог войны, беру тебя, Мефодий Буслаев, в ученики», ему вдруг вспомнилась залитая солнцем поляна, тень древних сосен и совсем другая клятва…

Уж вы голуби, уж вы сизаи, сизокрылаи,

Уж вы где были, а далёко-ли, и что видали?

Ну, а мы были на расстаньици, на прощаньици,

Там, где душенька с телом белым расставалося,

Расставалося, да разлучалося, горько плаколося.

Как тебе, тело, вовек в земле тлеть,

А как мне душе далеко идти, тяжело нести

Грехи тяжкия, да перетяжкия в муку вечную.

***

В тот миг, когда тяжелая каменная плита упала сверху, раздробив её кости и раздавив внутренности, она умерла. «Вот и всё, – подумалось ей, – меня не стало». Погибла земная девушка Пелька, двадцати лет от роду, жена Арея и мать Мирославы.

Но не её бессмертный дух, сияющий ярким светом посреди давящей тьмы.

Пускай физическое тело бренно, оно всё же связано с эйдосом крепкими нитями. Душа, насильно вырванная из тела, умирающего мучительной смертью, нестерпимо болит. Эта крохотная точка вечности, чуткая к любым проявлениям жизни, отзывается на страдание. И душа Пельки испытывала страшные муки, причиняемые ей телесной смертью.

Но лишиться эйдоса, оставшись наедине с мраком, оказалось куда страшнее. Когда человеческое сердце перестало биться, она потеряла последнюю связь с реальностью, и сосущие щупальца тьмы начали пить из неё силы. Однако силы вечности неисчерпаемы, и эта пытка длилась очень, очень долго, ей не было конца.

Раз за разом во мраке заточения Пелька переживала смерть дочери и свою, в отчаянии надеясь на спасение, даже зная, что от безысходности нельзя скрыться. И в этой безнадёжной пустоте голоса нашептывали ей о том, что весь мир состоит из одной лишь черноты – голоса, изуродованные перенесёнными страданиями. Она не видела их обладателей, но знала, что они – искалеченные обломки чьих-то судеб. Жуткие призраки, бывшие когда-то людьми, магами, стражами – все они слились со мраком, подпитывая его собственной болью.

Время шло, а измученная душа девушки по-прежнему была заточена во тьме, пока мироздание, наконец, не восстановило баланс сил, вернув их с дочерью эйдосы свету. Это чувство было сродни потоку воздуха в лёгкие человека, умирающего от удушья – желанное, но болезненное. Настолько, что на какой-то миг Пельке захотелось вернуться обратно, в привычные, убаюкивающие объятия мрака. Подобно ребенку, в муках появляющемуся на свет, ей тяжело было вновь привыкнуть к пугающей свободе, открыть глаза, ощутить сияющую благодать.

Она всё чувствовала и всё помнила, но иначе, чем будучи живой. Однако Пелька сразу узнала эти слепящие яркие столпы, уходящие в бесконечность, воздушные облака и запах напоенной дождём земли. Покой, снизошедший на неё, был таким всепоглощающим и абсолютным, что это даже не удивляло. Ей не нужно было напрягаться для того, чтобы увидеть всю красоту нескончаемой Вселенной, понять неразрывную связь всего сущего, ощутить благословенное, но незримое присутствие Его. Она вернулась туда, откуда история берёт своё начало.

Но память прошлой, подошедшей к концу, жизни по-прежнему тревожным колокольчиком звенела где-то в глубинах успокоенной души. У той, кем она была, остались незаконченные дела. У неё были муж и дочь, однако Пелька не могла ощутить их. Следы этих двух судеб терялись где-то в безвестности, и встревоженная душа мерцала печально и настойчиво.

Где ты, дитя, рождённое земной мною?..

Где ты, мужчина, которого я любила при жизни?..

…В человеческом мире прошло почти десять лет, прежде чем Пелька, наконец, освоилась с новой формой существования. Она могла долго-долго гулять по эдемскому саду, и ей казалось, что прошло всего несколько минут, тогда как на самом деле минуло несколько месяцев. Она познакомилась с другими обитателями этих мест, вкушала невиданные фрукты и пила нектар из незнакомых цветов. Она впервые увидела полёты стражей, почувствовала невероятный порыв воздуха, когда разом распахивались десятки огромных крыльев.

Её счастье среди небесных просторов было бы всеобъемлющим, если бы не тревога за две неспокойные души. И, когда настало время, к ней пришёл тот, кто смог всё объяснить.

Пелька сидела у подножия оливкового дерева, рисуя. Она сама толком не знала, что хотела изобразить, её рука просто двигалась по желтоватой бумаге, заполняя пространство штрихами. Услышав шорох, Пелька подняла голову.

Перед ней стоял невысокий, изящно сложенный мужчина. На носу у него немного криво сидели очки, в их стёклах блестело её собственное отражение. Он приблизился и вопросительно указал на место рядом с девушкой. Пелька так же безмолвно подвинулась, сделав приглашающий жест.

Мужчина опустился на мягкую траву, с любопытством оглядываясь по сторонам, так, будто давно не бывал в этой части сада. А между тем, Пелька отчетливо ощущала, что в Эдеме даже комар не пролетит без его ведома.

– В это время здесь особенно хорошо, – спокойно заметил незнакомец. У него был приятный, бархатный голос, располагающий к себе А когда он повернулся к Пельке, она увидела, что и глаза его были под стать: мудрые и понимающие, безмятежного зелёного оттенка. Яркий отсвет привлёк внимание девушки, и, опустив голову, она увидела, что на груди блестели золотом миниатюре крылья

Рябь воспоминаний подёрнула гладь её памяти.

– Я знаю, кто вы, – тихо сказала Пелька. – Он рассказывал мне о вас.

Мужчина немного склонил голову, будто заново приветствуя девушку.

– Что ж, слухи о тебе не лгали, Пелька, – ответил он. – Я рад узнать, что, хоть мои подопечные и грешат не самыми благородными для стражей света сплетнями, зато хотя бы говорят правду.

– И что же вы слышали? – девушка отложила в сторону бумагу и карандаш.

– Говорили, что у тебя есть кое-какие магические способности, что ты умна и проницательна. А ещё, что ты всегда немного грустна, несмотря на всеобщую истинную радость этого места.

Пелька неотрывно смотрела в глаза Троилу. Проницательность, о которой упомянул Генеральный Страж, подсказывала ей, что тот пришёл неспроста. Тот улыбнулся, будто подтверждая её мысли.

– У вас есть новости о них, да?

Троил помолчал, внимательно изучая выражение лица девушки, прежде чем ответить:

– Есть, целых две. Одна хорошая, и она касается вашей дочери. Девочка жива. Ей было возвращено человеческое тело и эйдос для того, чтобы её душа смогла сделать выбор.

– Жива… – потрясенно прошептала Пелька.

Генеральный страж кивнул:

– Да, теперь она человеческая девушка по имени Варвара. В ней много от тебя, – мужчина снова улыбнулся, – но много и от отца, поэтому её эйдосу предстоит непростой путь.

Пелька хотела спросить о другой новости, но не решалась: грудь её сдавило нехорошее предчувствие.

– Ты знаешь, сколько лет твоя душа была в плену у мрака? – мягко поинтересовался Троил, и стекла его очков блеснули в лучах солнца.

Девушка покачала головой.

– Много столетий, – продолжал страж. – В человеческом мире наступил двадцать первый век. Всё очень изменилось.

Пелька с трудом верила своим ушам. Пока её эйдос был заключен во тьме, время для неё перестало существовать, поэтому она понятия не имела, что Средневековье давно закончилось и настала новая эра. Чтобы отвлечься от свалившихся на неё разом новостей, Пелька снова потянулась за карандашом и бумагой.

– Арей сейчас… он в Москве, да? – поинтересовалась она как можно спокойней, чертя грифельным острием линию за линией.

Троил вздохнул и откинулся назад, прислонившись спиной к шершавому стволу дерева.

– С моей стороны было наивно думать, что наш разговор будет коротким и простым, – задумчиво произнес генеральный страж. – Тебе придется выслушать, с чего всё началось, чтобы понять до конца, что произошло…

…И он рассказал ей всё. Первую часть истории Пелька уже слышала однажды: в памяти смутно всплывала морозная ночь, деревянный узор под руками и другой мужской голос, рассказывающий ей о падении стражей света. Человеческие воспоминания были очень мутными, будто она смотрела на что-то сквозь маслянистую плёнку в глазах, однако та история въелась ей в душу. А память души вечна.

Вторую часть рассказа занимали события, которые произошли уже после её гибели. Пелька слушала молча, ни разу не перебив и не задав ни одного вопроса. Только голубая песчинка в её груди мерцала печально и тоскливо, когда Троил поведал о горе, постигшем Арея. Об его окончательном разложении и мести, которая стала смыслом жизни мечника. Генеральный страж ничего не утаил, не приукрасил, дойдя до самого конца. До промозглого октябрьского вечера, когда в живописном парке на юге Москвы мужчина, которого она любила, совершил самый благородный поступок в своей жизни, тем самым расставшись с этой самой жизнью.

Когда Троил закончил рассказ, наступила тишина. Даже без конца поющие в Эдеме птицы почему-то замолчали, не шумел ветер в клейких листочках, не слышны были полетные тренировки стражей. Только лёгкое шуршание тонкого стержня о бумагу.

Наконец, Пелька подняла голову. В её глазах светилось смиренное спокойствие, и про себя Генеральный страж отметил, что сила этой настрадавшейся души действительно велика.

– Значит, он мёртв, – выговорила Пелька.

– Да, сейчас он в Тартаре.

– И… теперь он там навсегда?

Она боялась услышать страшный ответ, но была внутренне к нему готова. Однако до её слуха понеслись не те слова, которых Пелька ожидала:

– Арей совершил невозможное дважды. Первый раз – когда полюбил, искренне, по-настоящему, ведь только такая любовь способна зачать новую жизнь. Второй – когда он принёс себя в жертву, и снова во имя любви.

Троил неожиданно поднялся на ноги, его зелёные глаза проницательно мерцали.

– Когда-то именно ты стала для него той нитью, что связывала его со светом. Ещё не всё потеряно, и ты можешь исполнить то, чего не успела сделать при жизни. Спасти душу, заблудшую во мраке, вернуть её к высшему, к покою, к вечности.

– Как? – Пелька крепко сжимала в руке карандаш.

– Мирозданию редко доводилось сталкиваться с чем-то подобным. Поэтому нам нужно время, чтобы понять, как вытащить Арея оттуда, куда он угодил. А пока… не оставляй его в одиночестве. Будь с ним, ибо только ты способна на это. Думай о нём, тянись к нему, чтобы дать понять – он не забыт.

Девушка оцепенело молчала, даже не заметив, как её собеседник исчез. Её мысли текли сразу во многих направлениях, и ей не составляло труда охватить их все разом. Прошло довольно много времени, когда Пелька, спохватившись, посмотрела на испещрённую мазками бумагу. Среди теней и смазанных силуэтов четко проглянули очертания двух людей, в которых легко можно было узнать крупного бородатого мужчину и маленькую кудрявую девочку. И тогда ручейки мыслей, слившись в один бурлящий поток, потекли в одном-единственном направлении.

Пелька почувствовала, как в груди у неё что-то воспрянуло – будто раскрылись наполненные ветром крылья. Арей не забыт, конечно, он не забыт! Она по-прежнему помнила, любила и думала о нём.

Очнутся крылья за спиной, когда войдёшь в мой спящий дом

Ты с первым солнечным лучом, подаришь поцелуй.

Стрекозой порхает воля, я рисую снова тонких нитей одиночество,

Как бы ни была далёка на губах улыбка Бога, – ты всегда со мною!

Тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит.

***

«Думайте! Думайте обо мне, пожалуйста! Просите за меня! Молитесь обо мне!..».

Вслед за нею Арей повторил страшный путь: болезненная кончина и сосущий холод мрака, заменивший вечность. С той лишь разницей, что Пелька этого не заслужила, а он заслужил. И эта разница меняла всё.

Арей нашёл свою гибель, но не смерть. Он не мог умереть, и всё, что ему оставалось – давиться горечью этого безрадостного места и молить, молить, молить…

О прощении. О забытом свете. О том, чтобы ещё хотя бы раз увидеть её.

Понятия времени в Тартаре не существовало, а потому Арей не мог знать, сколько прошло земных лет. Расщелина Духов, бесконечная и мрачная, стала приютом для сотен тысяч таких же заблудших, как он. Шагая по туманным равнинам, бывший барон мрака перебирал осколки своей жизни. Каждое её мгновение – от самых счастливых до самых горьких.

То время, когда он, молодой и наивный, летал по Эдемскому саду – наполненный трепещущим светом, искрящейся радостью и единый с Ним. Дружба с другими стражами, его верный грифон, восторг первотворения и ярчайшая вспышка двух первых эйдосов.

Затем в его воспалённой памяти всплыла последующая бездна, смрад найденного Тартара и насилие, начавшее распространяться по миру. Века и века, слившиеся в одну бесконечную бойню, когда его знаменитый клинок знакомо холодил руку, а враги рассыпались в пепел безвестности.

Она… Встреча на хлипком мосту, переброшенном через топкие берега. Чувство, рождавшееся посреди бесплодных Запретных земель и расцветшее на шумном склоне Лысой Горы. Вкус её тёплых губ, тонкая рука, перебирающая его тронутые сединой волосы. Новая жизнь, которую они создали вдвоём – чудесная, розовощёкая, непоседливая жизнь. И смерть, оборвавшая всё.

Страшные годы метаний и отшельничества, а затем спасение маленькой ведьмы, которая стала его воспитанницей. Он думал, что сильнее неё не привяжется уже ни к кому. Так было до тех пор, пока его учеником не стал умный и дерзкий мальчишка с хвостом русых волос, которого Арей, сам того не заметив, полюбил, как родного сына. А потом появилась его дочь…

Восставшая из праха прошлого, совсем не похожая на ту смешливую малышку, которой он её запомнил. Но первого же взгляда ему хватило, чтобы понять: это его дочь. У девушки был его несгибаемый характер. И её глаза.

Вспоминая теперь их незабываемый оттенок, Арей раз за разом убеждался, что его жертва стоила всего. Пусть он никогда уже не вырвется из своего жуткого бесконечного полусуществования, те, кто был ему дорог, обрели шанс.

Он понял это, когда впервые после собственной гибели увидел Мефодия в Расщелине Духов. Взгляд Арея зацепился за коричневый шнурок на шее бывшего ученика, и он всё понял. Мефодий умер, но стал златокрылым. А когда по просьбе учителя парень материализовал крылья, и они раскинулись, озаряя истинным светом мрачный Тартар, гордость переполнила Арея до краев. Они с Мефодием поменялись местами – тот закончил тем, с чего учитель когда-то начинал, и всё возвратилось к началу.

С того мгновения бывший мечник стал надеяться, думать, звать. Первоначальное упрямство отошло на второй план, когда непроницаемое уныние этого места начало сводить его с ума. И Арей, цепляясь за остатки призрачного рассудка, непрерывно молился, тянулся всем существом к той единственной, кто могла ему помочь…

пока однажды его зов не был услышан.

Она пришла – бесплотным призраком, эфемерным образом воспрянула из его мыслей. Поначалу, впервые увидев её, бывший барон мрака решил, что затхлая тоска этого места окончательно поглотила его, и он теперь вечно станет блуждать по лабиринту собственных страхов. Однако, когда первоначальный шок развеялся, Арей осмелился приблизиться к ней, и призрак тут же исчез.

В следующий раз он уже смог подойти на достаточное расстояние, чтобы понять – мираж не принадлежал этому месту, он пришёл откуда-то извне. Очертания её фигуры окутывало слабое голубоватое мерцание. Оно шло рябью, будто помехи в передаче проекции. Однако, когда мечник попробовал коснуться образа, тот снова померк.

Так повторялось несколько раз, пока Арей, наконец, не понял – это он призвал её. Молитва сработала. Она пришла, чтобы быть ему утешением в том аду, который он заслужил.

Когда образ девушки в очередной раз без предупреждения возник перед ним, он не сделал попытки подойти ближе. Просто стоял и всматривался в до боли знакомые черты, которые за столько веков успели померкнуть в памяти. Портрет – всё, что у него осталось после гибели жены и дочери – даже при всём таланте художника не мог передать деталей. Того, как смешно собираются лучики вокруг её песочных глаз, когда она улыбалась. Непослушной прядки тёмных волос справа, всё время выбивающейся из-за уха.

А теперь он снова мог всё это видеть. Зная, что она не может говорить, он всё же не выдержал, прошептав безнадёжно:

– Пелька… Если бы ты знала, как я тосковал без вас…

«Я знаю», раздалось откуда-то изнутри самого мечника. Казалось, слова звучали прямо в его голове.

Знакомый, прозвеневший колокольчиком голос заставил его рвануться к ней. Призрак сразу же отдалился, подёрнулся мутью. Заключенная в мерцающий ореол Пелька покачала головой.

«Нельзя», вновь послышался грустный шёпот. «Они и так уже позволили нам слишком многое».

– Они? – Арей непонимающе нахмурился. – Кто – они?

Пелька не ответила, лишь по-прежнему стояла напротив, оглядывая его печальным взглядом. Мечник пытался не утонуть в том, что чувствовал. Так хорошо и так больно одновременно ему не было даже при жизни. Он столько хотел узнать у неё, стольким поделиться…

«Не стоит тратить лишних слов, душа моя, они нам теперь ни к чему», Пелька улыбнулась. «Я знаю всё, о чём ты хочешь рассказать мне. И ты тоже можешь узнать, что пережила я. Попробуй».

Арей послушался, стараясь ослабить мысленные барьеры. И тогда ему открылись просторы её памяти. Это не было похоже на его прижизненное умение стража мрака читать мысли других. Там всегда было какое-то сопротивление, и показаться ему могла лишь часть. А теперь… будто открылись шлюзы, и он на всех парусах ворвался в бескрайнее море чужих дум, воспоминаний, переживаний. Поначалу Арей, ошеломлённый таким шквалом эмоций, растерянно пытался хоть как-то сориентироваться в этом нагромождении чувств. А потом обрывки различных историй сами начали врываться в его разум.

Он увидел их с Пелькой первую встречу её глазами: суровое лицо и сказанное басом «Ути-пути, я тебя съем!», его широкая ладонь, пожавшая тонкую руку. Клятва, произнесённая на мосту и оказавшаяся пророческой – он действительно ни разу не посягнул на эйдос девушки и собственными руками похоронил её.

Затем мечник наблюдал со стороны, как он менялся, став мужем, а затем отцом, и подарив двум людям свою любовь. Собственное лицо в минуты страсти – плотской или гневной – поразило его глубиной этих самых чувств. Он и не знал, что был способен на подобное.

А потом было самое страшное… Боль их эйдосов, заточённых в могильной тьме. Он, Арей, знал, что есть мрак, и примерно представлял, что его ждёт после смерти – однако даже он оказался не готов к действительности. И сейчас ему ещё тяжелее было понимать, как страдали в этом аду души двух самых дорогих ему существ. Они не заслужили такого, а он не заслужил их.

«Арей», голос Пельки прозвучал настойчиво, и он вынужден был поднять голову. «Всё случилось так, как случилось. Не жалей о прошлом, о жизни, что прервалась… Впереди вечность, и есть ещё шанс…». Последние слова растворились в сероватой дымке вместе с призраком.

Она приходила к нему регулярно, хоть и ненадолго, и постепенно мечник понял, что существует от встречи к встрече. Когда знакомое лицо с огромными глазами внезапно разрезало беспросветную завесу этого мира, Арея наполняла чистая радость. Жизнь и судьба отняли у этих двоих всё, что возможно, бросили их в гущу испытаний, а их союз породил одну из самых красивых и трагичных легенд мрака. Но теперь оба были мертвы, и это казалось странным – ведь они ощущали всё гораздо полнее, чем при жизни.

Эти встречи продолжались очень долго, но Арей не мог бы назвать точный временной отрезок, ведь в Тартаре не существовало такого понятия, как время. Однако он навечно запомнил момент, когда всё переменилось.

Раздвинулись невидимые стены его темницы, пахнуло весенними травами, и этот аромат перекрыл привычную уже гниль. Мечнику думал, что теряет сознание, хотя и понимал, что это невозможно, ведь у него нет физического тела – лишь материальная личина, которую он восстановил по памяти. И, тем не менее, он чувствовал, будто поднимается куда-то высоко, его несло и швыряло на этих невидимых воздушных волнах.

Резкий свет хлынул внезапно и отовсюду. Голоса, до этого визгливые и стенающие, превратились в тихий, смутно знакомый шёпот. Арею казалось, что сверху его зовут так настойчиво, что даже при всём желании он не смог бы оставаться на месте. Будто невидимым магнитом, его влекло всё выше, пока режущий свет не взорвался невыносимой белизной. Арей ощутил себя крохотной частицей в безбрежном океане Вселенной, а потом всё исчезло…

…он лежал на спине, раскинув руки, ни о чём не думая. Чувствительность потихоньку возвращалась, подобно тому, как холод исчезает из тела у растопленного очага. Сначала тепло, распространяясь от центра груди, согрело плечи, ладони и ноги, добралось до кончиков пальцев и головы. Дрожь пробежала по телу мужчины, и он безмолвно поднялся с земли.

Арей стоял посреди равнины, согреваемой щедрыми лучами солнца. Вокруг, насколько хватало глаз, раскинулись бархатные холмы, кое-где пересекаемые узкими речушками. Растерянно оглянувшись, мужчина сделал несколько шагов вперёд и замер. Он не знал, куда идти, и не знал, где он.

Но есть вещи, которые не забыть даже через сотни жизней.

Свет, породивший тебя.

Покой, исцеляющий душу.

Догадка, поразившая бывшего барона мрака, была слишком смелой. Слишком наглой, чтобы быть правдой. Слишком сказочной. И всё же…

– Человек, которого спустя сорок лет заключения отпускают на свободу, тоже не верит своему счастью. Он успевает полюбить свою тюрьму.

Арей резко обернулся. Перед ним стоял Троил. Мужчине хватило буквально полувзгляда, чтобы узнать его. Генеральный Страж внимательно наблюдал за Ареем через толстые стёкла очков, ожидая, пока тот что-нибудь скажет. Но Арей молчал. Неверие и потрясение сковали его язык. Тот, кто раньше одним своим взглядом заставлял молчать кого угодно, теперь сам онемел.

Троил не стал торопить его и, повернувшись, двинулся на восток, сделав Арею знак следовать за собой. Двое шли по бескрайним полям, пересекали холмы, и постепенно Арей начал оправляться, сбрасывая оковы оцепенения. Он глядел на Троила во все глаза, иногда смаргивая по несколько раз подряд, будто думая, что страж исчезнет.

Спустя время они приблизились к небольшой рощице. У опушки стояла скамья, на которую присел Генеральный Страж. Арей остался стоять. Сначала он боялся поднять взгляд, но, рассердившись на себя, всё же посмотрел в зелёные глаза, скрытые за блестящими линзами.

– Мы там, где я думаю? – его голос звучал несколько иначе. Будто ушла многовековая усталость, оставив лишь естественную хрипотцу и скрытую усмешку.

– Да, Арей.

– Но как?..

Троил вздохнул, сцепив руки с замок и опершись ими о колени.

– Ты невнимательно слушал Его. Как всегда… Ты вообще никого и никогда не слушал. Тем не менее, я отвечу тебе: в последний раз. Но прежде задам вопрос: ты помнишь, что Он говорил нам о бытии и об эйдосах? Что наполняет всё сущее жизнью и светом? Какая сила во Вселенной выше самой смерти?

Арей понял, но не ответил. Ему не хотелось звучать, как девочка-школьница.

– Вот тут ты прав, – улыбнулся Генеральный Страж. – Есть вещи, которые обесцениваются, если их часто произносить вслух. Мы сами этим грешили, что говорить о людях, которые уже и позабыли давно, что на самом деле представляет собой эта сила.

Они какое-то время помолчали, и умиротворяющую тишину нарушал лишь шелест листвы у них над головами.

– Это она, да? – произнёс Арей. – Она вытащила меня?

– Да, твоя жена очень многое сделала для того, чтобы вернуть тебя к свету. Она совершила немыслимое. Случаев, подобных твоему, за всю историю мироздания не наберётся и десяти. Прорваться выше облаков, будучи замурованным под землёй, практически невозможно. Однако, – добавил он, – будет несправедливым утверждать, что в этом заслуга лишь Пельки. Есть кое-кто ещё, кому ты можешь сказать спасибо.

Бывший мечник нахмурился. Кто мог любить его и желать ему искупления так же, как его жена? Дочь? Может, Мефодий? Или?.. Осознание пришло, когда он встретился глазами с Троилом. Тот кивнул, подтверждая его догадку.

– Это ты сам. Ты смог пожелать прощения так искренне, что тебя услышали и вернули обратно. Дали тебе ещё один шанс.

Арей отошёл на несколько метров, прислонился к старому дубу. Глаза ему заволокло пеленой, он неверяще уставился в пространство, как тот, кто не способен до конца признать правду, обрушившуюся на него.

Он услышал шорох позади себя, а затем ему на плечо легла лёгкая рука.

– Я представляю, каково это, и дальше будет ещё труднее. Тебе предстоит долгий путь, и ты это знаешь. Теперь вместо меча и дарха у тебя женщина, которую ты любишь, и ваше дитя.

Арей резко вскинул голову. Троил мягко сжал его плечо.

– Твоя дочь прорвалась к свету, сделав то, чего когда-то не смог ты.

– Варвара умерла? – хрипло выговорил бывший мечник.

– Это было её добровольное решение, Арей. И жертва, которую она принесла, окупилась во сто крат. Её эйдос теперь сияет, как тысячи солнц. Это большее, на что ты мог рассчитывать.

Арей поник головой, прикрыв глаза.

– Я знаю. Чудом было само её рождение… Мне не место здесь. Как я вообще мог оказаться тут, объясни?

– Ты забываешь, что не я создал мироздание. А ещё ты позабыл, что на свете нет ничего однозначного, кроме любви. Я не могу ответить на все твои вопросы, но могу подсказать, как перестать ими терзаться. У тебя перед глазами был как минимум один пример искупления.

Арей вскинул голову.

– Мефодий?.. – неуверенно пробормотал он.

Генеральный Страж кивнул.

– Твой ученик смог пройти путь от носителя сил Кводнона и воспитанника мрака до жертвенной смерти и возрождения златокрылым. Его нельзя назвать однозначным добром, и он никогда им не станет, однако в нём горит изначальный свет. Есть ещё один – ученик волхва, некромаг, в груди которого бьётся частица первоматерии и который полюбил девушку-валькирию, связав себя с ней, после чего…

– Это дурные примеры, – перебил Арей. – Оба парня вместе не совершили даже десятой части того, что совершил я!

– Ты опять невнимательно слушал, – голос Троила звучал настойчиво, будто он пытался подтолкнуть бывшего мечника к какой-то мысли. – Рядом с каждым из этих мужчин была женщина – светозарная, чистая, способная своей любовью вытянуть к свету и себя, и своего возлюбленного.

Арей по-прежнему не выглядел убеждённым.

– Мне никогда не забудут того, что сделано. Не простят.

– А ты простишь?

Вглядываясь в неровную линию горизонта, Арей размышлял о том, готов ли он оправдать то великое благо, которое ему даровали. Действительно, сможет ли он быть к себе милосердным? И тут же понял, от чего зависит ответ.

– Если простит она.

Генеральный Страж отпустил его плечо и шагнул в сторону, его взгляд поверх очков был спокоен и твёрд.

– Она простила, Арей, – с этими словами он кивнул вперёд.

Посмотрев в указанном направлении, мужчина увидел, что там, где ещё секунду назад был бархатный ковёр холма без каких-либо движений, теперь прорисовались две фигурки. Даже отсюда было видно, что фигуры женские, и что они движутся не спеша, как будто у них впереди вечность.

Выдохнув, Арей сделал шаг вперёд, но внезапно остановился и повернулся к Троилу.

– Что теперь? Что нас ждёт?

Троил улыбнулся.

– Долгожданная встреча. А потом… как я уже сказал, впереди много трудностей и испытаний. Привыкай к Эдему постепенно, чтобы и он привык к тебе. Пока что ты можешь передвигаться только по определённым местам, другие просто не признают тебя. Тебе предстоит доказать, что ты достоин. Что в тебе ещё жив тот самый изящный и быстрокрылый страж Арей. Возроди его к жизни, – Троил приблизился, внезапно посерьёзнев. – Я не могу пообещать, что ты когда-нибудь вновь… Но ты можешь призвать всё самое лучшее в себе, прежде похороненное под плитами мрака. У тебя для этого есть всё, – и Генеральный Страж показал вокруг.

Арей кивнул и твердо протянул руку Троилу.

– Я рад, что снова вижу тебя. Очень. И хотя знаю, что это её заслуга, всё же… спасибо.

Это было первое «спасибо» бывшего мечника за много сотен лет. И оно было искренним. Место, в котором они находились, будто почувствовало это – казалось, по ним прокатилась воздушная волна, как если бы дохнул огромный великан. И две маленькие фигурки стали ещё ближе. Теперь можно было различить их лица.

Пелька осталась ровно такой же, какой была к моменту своей гибели – двадцатилетней, длинноволосой и улыбчивой. Тонкая льняная юбка путалась между худых ног. Девушка босиком шагала по полю, не сводя глаз с Арея. А рядом с ней шла Варвара.