Текст книги "Кружево и сталь (СИ)"

Автор книги: outlines

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Пелька изменилась за прошедшее время – от прежней девчонки-дикарки осталось лишь хрупкое сложение да старый нож с ногтём титана, спрятанным в рукояти. Лишь иногда, в моменты напряжения или споров, глаза девушки загорались гордым вызовом, выдававшим, что где-то внутри всё ещё живет прежняя Пелька. Однако замужество, беременность и роды изменили её – она стала уверенней в себе, храбрее, мудрее и терпеливей. А ещё гораздо краше. После рождения дочери девушка стала носить приталенные платья из шерсти и кружева, которые подчеркивали её изящное сложение. Волосы она перестала заплетать, а в уши вдевала большие серьги, усыпанные самоцветами. Если бы не её белокожесть и изысканная одежда, Пелька вполне могла бы сойти за цыганку. Арей, стоит заметить, был ей под стать – со своими собранными в узел волосами и густой бородой, укутанный в плащ и затянутый в черную кожу. А их маленькая дочь, со спутанными кудрями, в нарядном платье и с разодранными коленками, завершала картину. Вместе они выглядели, как семейство благородных разбойников.

На площади, как обычно, клубилась толпа. Тёплый весенний день подходил к концу, и здесь только начиналось самое веселье. Обычно в такое время барон мрака не допускал прогулок, но в тот вечер всё было так хорошо, что даже ему хотелось растянуть эти ощущения. Они втроём пробирались через столпотворение народа к центру, когда взгляд Пельки привлёк старик, сидевший у холста с красками. Дёрнув мужа за рукав, она глазами указала на художника.

Приблизившись к палатке с картинами, девушка с любопытством стала их изучать. Практически сразу стало очевидно, что это не просто рисунки – магия оживляла их, делая подвижными, и вместе с невообразимым талантам мастера картины представляли собой настоящее чудо.

Пелька обернулась к старику и спросила:

– Дедушка, а долго ли рисовать такой портрет? – она указала рукой на небольшой холст, изображавший семью из трёх человек.

Седые кустистые брови художника смешно приподнялись, а лицо озарила широкая улыбка.

– Недолго, дочка, – неожиданно звонким голосом ответил тот. – Несколько часов, почитай, чтобы лицо намалевать, а после уж я сам справлюсь.

Девушка умоляюще взглянула на мужа. Тот вздохнул.

– Несколько часов, Пелька, – покачал он головой. – Мира столько не высидит, да и народу здесь слишком много. Нет, в другой раз.

Его прервал голос старика:

– Так я ведь и к вам могу наведаться, коли вы с дитём, – предложил он, поглаживая длинную белую бороду.

Арей резко обернулся к художнику и смерил его подозрительным взглядом, а затем снова повернулся к жене. Она едва ли не подпрыгивала в надежде уговорить его.

– Хорошо, если тебе так хочется, пусть приходит, – сдался мечник.

Девушка радостно взвизгнула и повисла у мужа на шее. Мирослава, увидев, что её родители улыбаются, тоже пришла в хорошее расположение духа и решила не отставать. Она что-то быстро затараторила на своём собственном языке, захлопала в ладоши и расшумелась. Пока Арей договаривался со стариком, Пелька пыталась угомонить дочь, однако весёлый нрав Миры, помноженный на отцовское упрямство, не так-то просто было смирить.

Так они и шли до дому в уже наступивших сумерках, оставив попытки утихомирить свою девочку, смеясь и играясь. В избе их ждали остатки праздничного пирога и Уголёк, успевший соскучиться по хозяевам. Это была такая простая, тихая жизнь, наполненная покоем и незатейливыми радостями. Она делала молодых родителей очень счастливыми, и ни один из них тогда не хотел задаваться вопросом: достаточно ли им будет этого через год, два, десять лет? Не потянет ли Арея его непростой характер в очередную передрягу? Сможет ли мятежная натура Пельки найти желаемое в скромной участи жены и матери? Насколько долговечно то, что они смогли построить?

Это были важные вопросы, но незамутнённая благодать частенько застилает взор. И с течением времени оказывается, что мы узнаем и ценим чудо только тогда, когда у нас его отнимают. Именно в этот момент приходит осознание, что тогда было счастье.

***

Спустя неделю портрет, написанный старым художником, красовался на стене возле колыбели. На нём одетая в красивое платье Пелька держала на руках Миру и гладила её по голове. Арей наотрез отказался позировать, мотивируя это тем, что он своим видом только разрушит красивую композицию. Как бы жена не уговаривала его, барон мрака остался непреклонен. И пока старик наносил на холст мазок за мазком, мечник стоял за его плечом, улыбался Пельке, отвлекал Мирославу и даже не догадывался о том, что много лет спустя этот портрет будет одной из немногих вещей, что останутся у него от жены и дочери. С холста они навечно взирали на него любящими глазами.

Всё закончилось, как всегда, неожиданно. Резко и без подготовки. За закрытыми ставнями ещё плескался сумрак отступавшей ночи, когда в дверь их избушки громко забарабанили. Арей вскочил с кровати и в одно мгновение оказался у порога. В руках его уже материализовался огромный двуручник. Пелька, тоже проснувшаяся, трясущимися руками вытаскивала из колыбели захныкавшую дочь. Во дворе надрывался Уголёк, однако через секунду его лай превратился в скулёж и затих.

– Кто? – хрипло спросил барон мрака, стоя немного в стороне от двери и принимая боевую стойку.

– Арей, это я, – напряженный голос по ту сторону Пелька узнала мгновенно.

– Это Олаф! – воскликнула она.

Однако мечник поднял руку, давая ей знак замолчать, и прищурился:

– Олаф, друг мой, как звали того, кто раненым сопровождал нас по Запретным в землям в повозке, запряженной мулами?

Ответ прозвучал с небольшой заминкой:

– Грустный. Жена твоя его так назвала.

После этих слов Арей острожно приоткрыл створку, всё ещё держа наготове оружие. На пороге действительно показался варяг. Он быстро шагнул в избу и тут же захлопнул за собой дверь. Выглядел Олаф неважно. Неухоженная борода достигала груди, туника, заляпанная грязью и кровью, свисала лохмотьями. Левый глаз заплыл, а на ключице зияла глубокая рана, успевшая затянуться бордовой коркой.

Одного взгляда на волкодлака было достаточно, чтобы понять: он едва вышел живым из крупной заварушки.

– Собирайтесь! – отрывисто приказал Олаф.

Арей среагировал в одно мгновение, натягивая рубаху и сапоги. Кивнув варягу на бутыль, стоявшую на столе, он отрывисто произнес:

– Говори.

Одним махом осушив кружку с вином, Олаф ответил:

– За Чёрной Гарью я видел боевых стражей мрака. Их четверо.

– Уверен, что они за нами? – мечник застегнул пояс и стянул на затылке волосы, чтобы они не лезли в глаза.

– Можете остаться и проверить, – хмыкнул оборотень, переводя взгляд на Пельку, будто только сейчас её увидел.

Разглядев на руках девушки ребёнка, Олаф вскочил и приблизился к ней. Долгих полминуты он смотрел на хныкавшую Миру, не отрываясь, а потом потрясенно обернулся к барону мрака.

– Я никогда ни о чём подобном не слышал, – прошептал он. – Даже не знал, что это возможно…

– Да, мы тоже, – попытался пошутить Арей, накидывая плащ.

Пелька же как будто приросла к полу. Всё это время она стояла, не шелохнувшись, босая и растрепанная, в ночной рубашке, прижимая к груди плачущую дочь. Слова мужа вывели её из оцепенения. Она пересекла комнату и положила Миру на кровать. Встав на четвереньки, девушка нагнулась, выуживая из-под кровати старую сумку, которая была с ней во время похода по Запретным землям. В неё Пелька побросала самые необходимые вещи Миры, а затем отвернулась к стене и, нисколько не стесняясь присутствия постороннего мужчины, стянула через голову сорочку.

Олаф отвел взгляд, Арей же, нахмурив брови, приблизился к товарищу и спросил:

– Я вижу, ты ранен. Не буду спрашивать, что произошло, сейчас не время. Я не могу просить тебя о помощи, учитывая твоё состояние, однако ты мог бы помочь моей жене и ребёнку скрыться, пока я…

– Даже не думай об этом, – спокойный женский голос заставил обоих мужчин разом обернуться.

Пелька стояла перед ними, одетая в простое шерстяное платье, и закрепляла на поясе свой нож.

– Без тебя мы с Мирой никуда не пойдём, слышишь?

Мечник приблизился к жене, погладил согнутыми костяшками нежную щёку:

– Пелька, пожалуйста. Я должен остаться и сразиться, но не могу рисковать вами.

– Ты уже нами рискуешь, пока стоишь здесь и разглагольствуешь, вместо того, чтобы бежать, – возразила девушка.

Ноздри Арея раздулись, и он коротко выдохнул.

– Бежать?.. – свистящим шёпотом спросил он, сощурив глаза. – Я, лучший мечник мрака, должен бежать, трусливо уходя от боя?!

Вмешался Олаф:

– Арей, послушай, твоя девчонка права. Одному тебе не справиться, а я сейчас плохой помощник в схватке. Сейчас у вас единственный выход – скрыться.

Барон мрака в бешенстве толкнул ногой стул, и тот перелетел через всю комнату, ударившись о стену и разлетевшись на куски. Пелька отшатнулась и бросилась к дочери, услышав, как та заплакала от испуга.

– Брось, дружище, ты ведь знал, чем всё закончится, – варяг попытался успокоить мечника. – Как только я приду в себя, тут же найду вас.

Арей провел рукой по волосам, вскинул глаза и коротко спросил:

– Кто-нибудь ещё выжил в вашем походе?

Волкодлак отрицательно покачал головой, скривившись:

– В свете этого меня ещё ждёт отчет перед Лигулом, хотя отчитываться должен он. Мы были отрядом смертников, Арей… Это долгая история.

– Конечно, – кивнул барон мрака и протянул варягу руку. – Как бы то ни было, я твой должник.

Олаф крепко пожал ладонь мечника и усмехнулся:

– Помнишь ту заварушку в «Топоре и плахе»? Мы с тобой ещё сразимся бок о бок, я уверен, и ты не раз прикроешь меня.

Мечник снова мотнул головой, слабо улыбнувшись. Мужское товарищество немногословно, его крепость основывается не на пустых обещаниях и болтовне, но на реальных поступках.

Приблизившись к жене, Арей дотронулся до её плеча.

– Не сердись на мою вспышку. Не сейчас, Пелька. Нам нужно уходить, – спокойным тоном позвал он.

Девушка обернулась. Мужчина думал, что увидит на её щеках слёзы, но глаза девушки были сухими. Она молча передала ему по-прежнему плачущую дочь, обулась и накинула на плечи плащ. Потом завернула Миру в тёплое покрывало и встала у порога, давая понять, что готова отправиться в путь. Подошедший к ним Олаф снова благоговейно уставился на малютку, которую укачивала мать.

Арей поднял с пола сумку с вещами и в последний раз окинул глазами их дом. Да, вот так просто, всего лишь за год, он пустил корни и впервые за много лет назвал домом чужое прежде место. Всё благодаря женщине, которая полюбила его и подарила ему ребёнка. Взгляд мечника зацепился за портрет, висевший над люлькой. Он аккуратно снял его со стены и положил в холщовый мешок.

– Думаю, нам лучше уходить через чёрный ход, – сказал барон мрака, обращаясь к волкодлаку. – Судя по тому, что ты видел их у Чёрной Гари, стражи идут с северо-запада. Мы спустимся прямо к подножию Лысой Горы, и оттуда сможем телепортировать.

Олаф кивнул, соглашаясь, и проводил их до неприметной двери в противоположном конце избы. Неожиданно Пелька вскрикнула и рванулась обратно.

– Уголёк! Мы не можем бросить его!

Арей успел схватил её за плечи:

– Пелька, нам нужно уходить. Опомнись, какой пёс! Нам и нашей дочери грозит смерть!

Огромные глаза девушки остановились в одной точке, и барон мрака подтолкнул её к выходу, на ходу закидывая за спину мешок и материализуя меч.

Апрельское утро встретило их сыростью и прохладой. Капли росы тускло блестели в траве. Над землей стелился лёгкий туман.

– Куда вы направитесь? – Олаф, оглядываясь, вёл их к ограде.

– В Москву, – коротко ответил Арей.

Варяг кивнул, молчаливо соглашаясь. Когда они проходили мимо стойла Светозара, конь беспокойно заржал, переминаясь с ноги на ногу. Умное животное чувствовало, что с хозяевами что-то не так. Пелька протянула руку, погладив красивую морду Светозара, и взглянула на Олафа:

– Позаботьтесь о нём. О них обоих. Пожалуйста, – её голос надломился, и она отвернулась.

Оборотень встретился глазами с бароном мрака, без слов давая понять, что присмотрит за животными. Остановившись у крепкой калитки, он ещё раз хлопнул мечника по плечу.

– Береги себя, Арей. И береги своё чудо, – он кивнул на Пельку и малышку, улыбнувшись. – Твоя дочь похожа на тебя.

Арей и Пелька стали быстро спускаться по склону, то и дело оглядываясь. Холм был пологим, девушка прижимала к себе Миру, стараясь смотреть под ноги, а мечник придерживал жену за локоть. Солнце уже всходило, но высокая трава скрывала беглецов. Когда они спустились вниз, Пелька кинула прощальный взгляд на их дом. Отсюда он казался маленькой точкой.

Больше двух лет назад она впервые вступила на лысегорскую землю. Здесь девушка познала любовь, обручилась с прекрасным мужчиной и родила ему дитя. Здесь она была так невыносимо счастлива. Но в тот вечер, когда они с Ареем пересекли высокие каменные стены города, им было неведомо, что ждёт впереди. Стоял холодный вечер ноября, и голову Пельке кружила беззаботность юности и жажда приключений.

Сейчас же было раннее апрельское утро, и её душили слёзы. А в голове, вместо сладкой беспечности, царили страх и смятение. Они пришли сюда из неизвестности, и уходили в неизвестность сейчас.

Но, по крайней мере, они были вместе. И теперь с ними был плод их любви и счастья. А значит, это того стоило.

И, отбросив сомнения, Пелька шагнула к мужу, который обхватил её крепкими руками, прижимая к себе. Между ними трепетно колотилось сердечко дочери. Всех троих окутало лёгкое мерцание, и последним, что увидела девушка, была роща. Та самая, по которой она шла два года назад, шурша подолом свадебного платья. Шла под сень высоких деревьев, чтобы стать женой мужчины, который любил её.

========== 19. Прах ==========

***

Расскажи мне, как я уходил,

И как плакал дождь, а в небе не было звёзд,

Как назад оглянуться не было силы

И мешались с дождём солёные капли слёз.

Из небольшого оконца открывался вид на небольшой холм. На том холме, за высокими стенами из красного кирпича, блестели под майским солнцем позолоченные купола. Пелька вглядывалась в эти переливы, укачивая дочь. К этому прекрасному, но ограниченному виду сводилось всё знакомство девушки с великой Москвой.

Когда Арей привёл их в неухоженную лачужку двумя неделями ранее, Пелька была слишком напугана. Она только спросила, чей это дом и где хозяева, на что получила краткий ответ мужа:

– Уехали.

С того дня она и малышка почти всё время коротали в одиночестве, в четырёх стенах небольшой, скудно обставленной комнаты. Арей отсутствовал, уходя рано утром и возвращаясь поздно вечером, лишь периодически появляясь в течении дня, дабы убедиться, что жена и дочь в безопасности.

Барон мрака понимал, как трудно сейчас его жене. Их маленький, с таким трудом отстроенный мирок рухнул, и он ничего не мог предложить ей взамен. Только крохотную каморку и жизнь в постоянном напряжении, в ожидании преследования. Легче от этих мыслей ему не становилось, тем более что с момента, как они появились в Москве, ему приходилось заметать следы. День за днём он выходил на охоту: убивал подосланных наёмников и комиссионеров, рыскавших по городу в поисках бежавшей семьи. Однако спустя какое-то время до него дошло, что все его противники в разы уступали ему по силе. Мечник понял: они подосланы не для того, чтобы убить, а для того, чтобы вымотать его. Это был плохой знак, гораздо более зловещий, чем если бы за его семьей охотились стражи из Нижнего Тартара. Своими подозрениями он поделился с Яраатом – глубокой майской ночью мечник впервые после их побега с Лысой Горы вызвал товарища.

– Я уж думал, моя помощь тебе больше не нужна, – спокойный голос оборотня раздался из тени, отбрасываемой деревьями.

Луна тускло освещала размытую дорогу, уходящую вниз, к городу. Московское княжество со временем распадется на отдельные территории, а его центр превратится в гигантскую столицу. Однако уже тогда стольный город был бурлящим, стремительно развивающимся местом, куда стекались люди всех возрастов, разных занятий и нравов. Он был беспокойным и шумел, как большой муравейник. Отличное место, чтобы затеряться. Вот только когда на твои поиски брошены все силы мрака, спасения нет нигде.

– Напряженные выдались деньки, это правда. Но я пока справляюсь, – сказал Арей, носком сапога ковыряя землю. – И это странно.

– Странно, что лучший мечник мрака смог одолеть своих противников? Друг мой, я тебя не узнаю. Конечно, ты никогда не славился самодовольством, однако…

– Это не ложная скромность, Яраат, – раздражённо прервал его мечник. – Их не так много, как я ожидал, и все отличаются крайне низкими боевыми навыками. Поверь мне, их зарубил бы даже ученик.

Какое-то время оборотень молчал, будто обдумывая слова Арея. Затем из темноты снова раздался его задумчивый голос:

– Хочешь сказать, они не по твою душу?

Барон мрака вздрогнул. Вопрос ударил сразу по двум болезненным ранам.

– Хочу сказать, что они намерены меня вымотать. Чтобы я отчаялся, растратил силы, потерял терпение. И тогда они нападут уже ощутимой мощью.

Яраат, наконец, вышел из-под деревьев. На поясе у него висел боевой топор, а глаза мутно сияли в свете луны.

– Почему бы вам не попробовать бежать из страны? На другой конец света?

Мечник кисло усмехнулся.

– Как будто расстояния когда-либо были помехой для мрака. Лигул дотянется своими ручонками куда угодно. А там, где он не достанет, ему помогут его прислужники. Ещё бы, шанс сокрушить самого Арея! Да за такую возможность наёмники и стражи глотки друг другу перегрызут!

Барон мрака устало сел на землю, опустив руки на колени и понурившись. В этом жесте было столько отчаяния, что оно буквально выплескивалось через край, как протухшая вода из деревянной бочки.

– Так что ты думаешь делать? – оборотень старался не выдать голосом мрачного предвкушения. – Будем продолжать поиски артефакта?

Мечник молчал. Он сидел, обхватив голову руками, и разве что не раскачивался из стороны в сторону. Он так смертельно устал… За свою бесконечно долгую жизнь это чувство не раз посещало его, однако никогда прежде оно не было столь невыносимым. На контрасте с недавним чистым счастьем нынешнее положение казалось просто адским. Таким оно и было.

– Я не знаю, – наконец, глухо ответил Арей. – Я не знаю, что делать…

Он не видел, как победная улыбка на секунду осветила лицо его заклятого друга. «Вот оно, – подумал Яраат про себя. – Момент настал». Несколько лет тщательной, неторопливой подготовки привели к самому сладкому предательству в его жизни, и оборотень уже предвкушал его, как предвкушают долгожданное лакомство. Муха, которая столько лет, сама того не подозревая, летала в замкнутом пространстве, скоро попадет в паутину.

– Знаю только, что мне нужно время, – продолжал барон мрака, не подозревая, что участь его уже решена. – Снова нужно выгадать время, чтобы придумать, как поступить. Я не могу помочь тебе в поисках артефакта, – он поднял голову, в упор уставившись на Яраата. – Сейчас всё время у меня уходит на то, чтобы держать наёмников как можно дальше от моей семьи. И я вновь вынужден просить тебя о помощи.

– Разумеется, Арей, – кивнул мужчина, и ничто в размеренном голосе и участливом взгляде не выдавало его истинных намерений. – Можешь на меня положиться. А что там с твоим знакомым – волкодлак, кажется?

– Олаф пропал, – напряжённо отозвался мечник. – Он не выходит на связь, и, боюсь, его уже нет в живых.

Барон мрака тяжело поднялся, даже не пытаясь очистить плащ от налипшей жидкой грязи.

– Что ж, до встречи.

Яраат кивнул и молча растаял в воздухе. Здесь, в отличии от Лысой Горы, можно было телепортировать из любого места. Арей поднял голову, подставляя лицо сизому свету луны. Казалось, мудрая подруга солнца осуждающе мерцала в черном атласе небес. Когда-то она была свидетельницей зарождения великой любви, и теперь смотрела, как эта любовь гнется и ломается под ударами судьбы. Луна печально скрылась за облаком набежавших туч, и мечник, опустив голову и накинув капюшон, медленно направился по направлению к городу.

***

Расскажи мне, как плакали струны,

Как горели стихи, оставаясь на сердце навек,

Как в глазах отражался пламень безумья

И как в страшных мученьях во мне умирал человек.

Пелька всё отдала бы за то, чтобы понять, как и почему разрушилось то трепетное взаимопонимание, что долгие годы сохранялось между супругами. Это произошло вдруг разом, и не могло же послужить причиной их стремительное бегство из привычного и уютного мира. Они оба всегда знали, что это время настанет – горькие дни, когда им придется с боем отвоёвывать своё счастье.

Нет, дело было в другом. Пелька чувствовала, что это так, но мысли путались в её голове, не позволяя найти конкретное объяснение. Она знала только, что её щедрый, заботливый, любящий супруг вдруг снова превратился в того самого мрачного мужчину, незнакомца, которого она повстречала в Запретных землях. Замкнутого, холодного, поглощённого какой-то мучительной думой. В те редкие мгновения, что он проводил с ними, мечник следил за ней и Мирославой остановившимся взглядом человека, который одной ногой стоит за чертой безумия.

Пошёл третий месяц их заточения в крохотной комнатке, в сером доме на одной из улиц шумной Москвы. Стремительно подрастающая дочь отнимала у матери много времени и сил, и это хоть как-то отвлекало Пельку от тяжёлых размышлений. Она играла с малышкой, учила её говорить, рисовала вместе с ней смешные рожицы на серой бумаге.

Мужа девушка видела не больше нескольких минут в день – он ещё не возвращался, когда они с дочерью ложились спать, а по утрам подушка рядом с ней была уже холодной. Пелька забила бы тревогу, если бы каждую ночь, когда луна уже высоко стояла в чистом небе, она не вздрагивала от скрежущего звука половиц. Арей бесшумно скидывал одежду и растягивался на постели поверх одеяла, не накрываясь.

Неподвижно лёжа на боку, Пелька пристально вглядывалась сквозь чернильную темноту в очертания колыбели, где тихонько сопела Мира. Девушке хотелось повернуться к мужу, схватить его за руку, прижать к своему сердцу. Ей хотелось убедиться, что всё это дурной сон, ей нужно было, чтобы он сказал хоть слово, объяснил весь тот ужас, в котором они теперь жили – но она не поворачивалась, и до самого утра её подушка была мокрой от слёз. Пелька боялась этой тени, которой стал её муж, этого чёрного человека, который еле слышным бесплотным призраком проскальзывал в их постель каждую ночь и каждое утро исчезал на рассвете.

Липкие щупальца тьмы всё глубже проникали в их жизнь. Девушка стала ощущать, что эта паутина опутывает и её тоже. Вне себя от безысходности и отчаяния, она то срывалась и рыдала в голос, пугая этим дочь, то часами сидела в продавленном жёстком кресле, уставившись в одну точку. С трудом можно было узнать весёлую, энергичную Пельку в этой бледной, молчаливой женщине. На её виске подрагивала жилка, а девушка всё думала и думала о том, что где-то там её муж сейчас убивает людей и стражей, и его страшный клинок раз за разом опускается, разрубая мягкую плоть.

Он снова стал поглощать эйдосы. Подобные догадки закрадывались в голову Пельки уже какое-то время: она замечала, что дарх Арея по возвращении домой казался раздувшимся, как насытившееся животное; видела, что мерзкая сосулька засияла ярче, а постоянно кровоточащие ранки на груди мужа, нанесённые голодным паразитом, стали заживать.

И однажды она своими глазами увидела, как барон мрака кормит источник своих жутких сил. В тот вечер он вернулся раньше обычного. За закрытыми ставнями ещё виднелись брызги заходящего солнца, когда Арей возник посреди комнаты. Защитные чары дрогнули, признавая своего. Мечник тяжело повалился на стул и распахнул полы грязного плаща. Вся правая сторона его рубахи была залита кровью. Пелька ахнула и бросилась к мужу, однако тот жестом остановил её.

– Всё в порядке, – прохрипел он. – Царапина, не более.

Жена, не слушая его, набрала в небольшую миску воды и взяла со шкафа несколько небольших полосок ткани, которые она вкладывала Мирославе в панталончики. Морщась, барон мрака скинул плащ и через голову стащил испорченную вещь. С плеча до груди спускалась небольшая, но довольно глубокая рана. Смочив тряпицу в чистой воде, Пелька осторожно промокнула порез.

– Что произошло? – размеренно спросила она, стараясь не давить слишком сильно.

– В этот раз ни одного комиссионера, зато трое стражей, – сквозь зубы ответил мечник, терпеливо снося боль. – Не шибко умелых, но всё же численный перевес сказался.

– Ты всех убил? – всё так же спокойно поинтересовалась девушка.

Мужчина повернулся к ней.

– Нужно было пригласить их к нам на чай? В битве всегда кто-то выходит победителем, а кто-то – проигравшим. Если я сижу здесь, значит, где-то там лежит мой противник.

Вода в миске стала красно-розовой, когда девушка закончила промывать рану и наложила сверху тугую повязку. Арей щёлкнул пальцами, и грязная вода с испорченными тряпками просто исчезли. Однако Пелька всё равно подошла к большому тазу и сполоснула миску. Когда она обернулась, её дыхание оборвалось.

На столе перед мечником лежали три дарха. По сравнению с его собственным они были мелкие, их грани не блестели столь же ярко и гипнотически, но от них веяло такой же мёрзлой пустотой. Орудуя кинжалом, Арей коротким умелым жестом вскрывал дергающиеся сосульки и пересыпал эйдосы в свой дарх. Пелька вновь услышала тот же печальный перезвон, который был ей знаком ещё с Лысой Горы, с того вечера после боя Арея и Эребуса, когда она впервые увидела этот жуткий ритуал. Грустно мерцающие песчинки одна за другой ссыпались в разверстую пасть дарха, и девушка отвернулась, глотая слёзы. Зрелище было невыносимым и отталкивающим.

Её и без того угнетённое состояние не улучшилось, когда она вдруг почувствовала руки мужа у себя на талии. Он стиснул её в объятии и попытался развернуть к себе для поцелуя, однако девушка стала вырываться. В глазах барона мрака вспыхнул опасный огонёк, и он толкнул жену к стене, в последний момент обхватив её затылок, чтобы она не ударилась головой. Зажав девушку между шершавой деревянной поверхностью и своим телом, Арей внимательно следил за выражением её лица, крепкой рукой удерживая жену от побега.

– Ага, – наконец прошептал он, и его губ коснулась странная усмешка, которую Пелька не видела уже очень давно. В этой усмешке презрение к себе мешались со злостью на весь мир. – Вот оно.

– Что? – не поняла девушка.

– Отвращение, – мужчина всё так же улыбался, и ей не верилось, что эти самые губы, которые дарили ей столько радости, теперь растягиваются в мучительном оскале. – Твой муж стал тебе противен, любовь моя?

Пелька что было силы оттолкнула его, и он разжал руки, больше не пытаясь её удержать.

– Мне противен не ты, – тяжело дыша, сказала она. – Мне отвратительна твоя слабость, которой ты, запнувшись о первые настоящие испытания, снова решил потакать. У меня для тебя плохие новости – момент ты выбрал самый неудачный.

Ноздри мечника раздулись, выдавая его гнев. Он сжал кулаки, стараясь не сорваться.

– Вот, значит, как? – просипел он. – По-твоему, я решил потакать слабости? Ты знаешь, что я мучился от голода дарха многие месяцы. И продолжал бы бороться, если бы не обстоятельства. Но случилось то, что случилось, а мне нужны силы! И я устал тебе это повторять!

– А я устала предлагать тебе помощь! – не выдержав, Пелька тоже повысила голос. – Я много раз повторяла, что ты не обязан нести свою ношу в одиночку! Мы вместе создали всё это, и вместе должны нести ответ за последствия. А ты отодвигаешь меня в сторону, не считаясь с тем, что я при этом чувствуя, не принимая в расчёт, что я далеко не так слаба, как тебе кажется!

Барону мрака было не по себе от осознания того, что упрёки жены в чём-то справедливы. Однако в этот раз признать её правоту было выше его сил.

– Кажется, я ещё несколько лет назад предупреждал, чтобы ты не строила иллюзий на мой счёт! Я не обещал тебе ничего, кроме своей любви и преданности – и, кажется, в этом ни разу тебя не подвёл! – он видел, как запрыгали губы жены, но не мог остановиться. – Чего ещё ты хочешь от меня? Чтобы за пару лет я превратился в милосердное добро, выкинул дарх и заново отрастил крылья? Это не сказка, а явь, открой, наконец, глаза!

– Папочка…

Тоненький голосок, раздавшийся со стороны колыбели, заставил обоих родителей вздрогнуть и одновременно повернуть головы. Мирослава, цепляясь за бортики, крепко стояла на своих пухленьких ножках и смотрела на них огромными испуганными глазами.

– Радость моя! – Пелька бросилась к люльке и прижала к себе дочь. – Наконец-то! Арей!

Девушка сияющими глазами посмотрела на мужа. Она в один миг позабыла об их ссоре и страхах – её дитя сказало своё первое слово, которое она с упорством повторяла маленькой Мирославе вот уже несколько месяцев, надеясь порадовать мужа. Однако на его лице вместо ожидаемого счастья отразилось лишь отчаяние. Гримаса боли исказила грубые черты, и он вновь рухнул на стул, спрятав лицо в ладонях.

Пелька растерянно спустила дочь с рук, и девочка быстро-быстро затопала к отцу. Ткнувшись в его колени, Мира забила кулачками, требуя внимания и приговаривая:

– Папочка, папочка…

Она выговаривала это слово уверенно и довольно чётко, почти как взрослая. Арей поднял голову и взглянул на дочь. В его глазах плескались мутные слёзы.

***

Расскажи мне о мокрой дороге,

Что сокрыла следы навсегда уходящего в путь,

Как застыли в суровом молчании боги,

Не желавшие снова отнятое счастье вернуть.

Он не мог заснуть. И не потому, что ему снова снились полёты – нет, он давно уже спал без сновидений. Дело было в страхе, который, подобно ядовитой змее, крепкими кольцами обхватывал его, свивался в районе шеи, давил на грудь, не давая дышать. Барон мрака всегда был храбр, безрассудно отважен, даже в разгар кровопролитной битвы, в окружении сотен врагов его ни разу не покинула смелость. И вот теперь он боялся – это мерзкое, неудобное чувство было ему прежде незнакомо, и мечник не знал, как с ним справляться.

Мысли – одна абсурдней другой – штурмовали его разум. Он смертельно устал и выбился из сил. И ещё он сказал Яраату правду – у Арея не было даже идеи о том, что делать дальше. Надежда на артефакт становилась всё призрачней – если они, потратив столько времени, не смогли отыскать его вдвоём в более спокойных обстоятельствах, то сейчас об этом и думать нечего. А даже если оборотень сможет найти Свиток желаний в одиночку, неизвестно, когда именно это произойдёт, тогда как помощь нужна уже сейчас.

И в болезненно воспаленном мозгу барона мрака вновь вспыхнула старая идея – стереть память жене и дочери и отправить их в человеческий мир. При одной только мысли об этом Арея охватывала такая безысходная ненависть ко всем сущему, – ко всему, что отнимает у него любовь и семью – что он готов был спалить всю Москву. Когда-то он уже рассматривал такой вариант – тогда Пелька только ворвалась в его жизнь, и всё ещё не зашло так далеко. Но он не смог отпустить девушку – и что-то подсказывало Арею, что сейчас он тем более не сделает этого. Теперь, когда у него есть дочь. Этот вариант он прибережёт на самый крайний случай, когда надежды совсем не останется…