Текст книги "I wanna see you be brave (СИ)"

Автор книги: nastiel

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

– Я сказала, что мне нужно попасть к Джеку Кану. Это очень важно, – повторяю я и не узнаю свой голос. Он принадлежит не мне, а настоящему бесстрашному лихачу. – Вы можете видеть, что я не вру, вы же, блин, правдолюбы!

Выпускаю руку рыжей и позволяю ей выпрямиться. Она прижимает кисть к груди, в её глазах стоят слёзы. Мне нужно бы извиниться, но я лишь поджимаю губы.

– Я отведу вас к мистеру Кану, – подаёт голос мужчина в белом костюме с чёрными вставками по силуэту. Его лоб пересечён глубокими морщинами, хотя на вид ему не больше тридцати пяти. Он запускает пальцы себе в волосы и проводит по ним, – если вы обещаете сохранять спокойствие.

Я согласно киваю. Мужчина машет рукой в сторону лифтов, я иду за ним, за мной – Айзек и Абигейл. Так мы поднимаемся на третий этаж, где мужчина проводит нас в небольшую комнату с белым мраморным полом и велит сесть на скамейки. Кроме них здесь нет мебели, и я провожу параллель с комнатой предварительного заключения для тех, кто может причинить другим неприятности.

– Меня зовут Лу, – представляется мужчина.

Он не садится. Встаёт напротив нас в расслабленной позе. Лу не боится нас – я вижу это по его спокойному лицу.

– Джессика, – представляюсь я, – Айзек и Абигейл, – представляю других. Выпрямляю спину, чтобы пистолет не давил на живот, а сама готовлюсь к тому, что он захочет обыскать нас.

– Я знаю, что у тебя есть оружие, – говорит Лу. – Но я не буду его у тебя забирать, при условии, что ты пообещаешь им не пользоваться.

– Я не даю обещаний, – отвечаю я.

– Но я вижу, что ты с ним согласна, – подмечает Лу.

Мне нравится этот мужчина. Он потирает лоб ребром ладони, а затем снова касается своих волос. Они у него чуть выше плеч, каштановые и блестящие.

– Что ты имела в виду, когда говорила о вопросе безопасности?

– Это допрос? – подаёт голос Айзек.

Он сидит рядом, и я кладу руку ему на коленку, но лишь буквально на мгновение. Мы в чужой фракции, и сейчас нам стоит вести себя так, как диктуют нам цвета наших одежд.

– Для альтруиста ты слишком дерзок, – тут же произносит Лу с ухмылкой. – Но твоя уверенность не наиграна. Ты ведь совсем недавно оставил свою старую фракцию, да? Ты был лихачом?

Сколько времени у Лу заняло на то, чтобы раскусить Айзека? Десять секунд? Меньше? Надеюсь, так же быстро Джек Кан поймёт, что я не вру, после того, как мне выдастся возможность всё ему рассказать.

– Ваша фракция в опасности, – говорю я, не давая Айзеку возможности ответить. – Я пришла сюда, чтобы помочь.

Лу хочет что-то сказать, но не успевает: двери в комнату распахиваются, и на пороге появляется Джек Кан. Он довольно симпатичный, с раскосыми глазами, короткими чёрными волосами и высокими скулами. Я цепляюсь за края скамейки. Сейчас мне выпадет один единственный шанс на то, чтобы найти союзников. А иначе получиться нажить врагов.

– У вас должны быть довольно веские причины для того, чтобы вламываться сюда без предупреждения и бить мою помощницу, – говорит он, и внутри меня всё холодеет.

Отличное начало, Джессика. Браво.

– Кажется, у них что-то действительно стоящее, – говорит Лу.

Джек бросает на него быстрый взгляд, такой, каким не удостаивают даже бездомную собаку, и мне вдруг становится до странности обидно за Лу.

– Что ж, я готов вас выслушать. Но если то, что вы планируете сказать, не покажется мне правдой, вас придётся допросить с применением сыворотки.

Я качаю головой. У меня нет времени на подобные глупости.

– Нынешние лидеры Лихости и Джанин Метьюс задумали уничтожить вашу фракцию как самую ненужную, а остальные подчинить себе и объединить в коммуну, – с места в карьер шагаю я.

На лице Джека не дёргается ни один мускул. Это хорошо или плохо? Лу переводит взгляд с меня на своего лидера. Айзек рядом постукивает себя по коленке.

– Ты не врёшь, – констатирует Джек, и я выдыхаю. – Но это не мешает мне сказать, что ты несёшь полный бред. С чего бы это Джанин думать, что наша фракция не нужна обществу? Мы поддерживаем справедливость в городе!

Его возмутило это, а не то, что его планируют убить? Я закатываю глаза.

– Подумайте лучше о том, что, если вашу фракцию уничтожат – некому будет «обеспечивать справедливость». – Я делаю кавычки пальцами, и, возможно, это ошибка, но я настолько зла на то, что меня слушают, но не слышат, что едва ли контролирую собственные движения.

– Твоё имя? – спрашивает Джек.

– Джессика. Пятый лидер Лихости.

Я выбираю новую тактику – сразу выдаю чуть больше правды, чем надо, чтобы окончательно избежать допроса.

– Ты пришла, чтобы предупредить или попросить встать на свою сторону?

– Я пришла, потому что мне не всё равно на жизни других людей. Я пришла, потому что хочу защитить свою семью от того, чтобы стать убийцами или быть убитыми.

Джек Кан смотрит на меня, не отрываясь, и я отвечаю ему тем же. Если это такая игра – кто дольше сможет удержать зрительный контакт, то я не хочу проиграть. Пусть он думает, что моя душа открыта, и мне нечего терять. Пусть он думает, что я сама верю в свою правду.

– Что ты хочешь от нас?

– Я хочу, чтобы вы бежали со мной. Каждый человек из Правдолюбия должен покинуть Супермаркет Безжалостности до завтрашней ночи. Осталось два дня до Инициации лихачей, после неё Эрик, Макс и другие уйдут в наступление. Они завербуют каждого лихача, который выбрал другую фракцию, и заставят его убивать.

– Но нас больше. Мы сможем дать отпор, если понадобится, – не унимается Джек.

Я сдерживаюсь от того, чтобы не засмеяться.

– У них оружие. А ещё сыворотка парализации, изобретённая эрудитами.

Скамейка скрипит, когда Айзек встаёт с места.

– Сыворотка парализации? Почему ты мне ничего не сказала?

Я поднимаю руку вверх, прося его замолчать.

– Поймите, Джек, они не остановятся ни перед чем, чтобы выполнить то, что задумали, – тихо говорю я. – Это чудо, что они дали нам отсрочку.

Действительно – чудо. То, что они до сих пор не поняли, что я ушла, то, что они ждут Инициации, прежде чем приступить к выполнению своего плана, то, что никто, кроме пары человек, всё ещё не знает о его существовании – чудо. Неужели, Джанин Метьюс настолько глупа и эгоистична, что даже не попыталась найти себе союзников среди других лидеров? Неужели, она не приходила к Маркусу? Моему отцу? Джеку Кану? Даже если она хочет подчинить их себе, ей стоило бы задуматься о том, что с помощью кого-то кроме юнца из Лихости план по захвату города провернуть будет намного проще.

И тут до меня доходит. Мне хватает пары секунд, чтобы вскочить с места, вытащить пистолет из-за пояса и навести его на Джека Кана. Он поверил мне слишком быстро даже для того, кто отличает ложь от правды с лёгкостью профессионала. Он слишком спокоен. Лу, который узнал всё вместе с ним, немного нервничает и всё время тормошит свои волосы, но Джек… Его лицо непроницаемо, как будто он уже всё давно знает.

– Что ты себе позволяешь? – голос Джека всё такой же ровный.

– Вы знали. Вы всё знали, – шепчу я.

Джек хмурит брови и выводит руки вперёд ладонями в успокаивающем жесте.

– Положи пистолет, – требует он.

– Джессика? – зовёт Айзек. – Что ты делаешь?

– Он знает о планах Эрика и Джанин, а иначе зачем ему быть таким спокойным? Я сказала ему, что его фракция в шаге от смерти, а он и бровью не повёл! Айзек, ты не позвал Маркуса, потому что не был уверен, что ему можно доверять, хотя он и является главным в вашей фракции. Но именно потому, что он главный – ему и нельзя доверять. Ты поступил правильно, а вот я сплоховала – повела вас к предавшему свою семью ещё до начала войны.

Джек опускает руки по швам, я снимаю пистолет с предохранителя.

– Джессика, – слышу я шёпот Абигейл.

– Лу, вы правдолюб. Скажите мне, права ли я.

Я прошу слишком многого – пойти против своего лидера. Однако, Лу отвечает:

– Ты права.

Его голос гремит одновременно с тем, как я спуская курок, и пуля пронзает плечо Джека Кана. Абигейл громко вскрикивает. Айзек достаёт свой пистолет. Джек прижимает ладонь к ране, из которой толчками идёт кровь, и тихо стонет, но никто не приходит ему на помощь. Никто, кроме Абигейл, разумеется. Она помогает ему снова подняться на ноги и поддерживает его в равновесии.

– Веди нас в свой кабинет, живо, – командую я. – У тебя должно быть хоть что-то: схемы, планы, карты, явки, пароли – что угодно.

– У меня ничего нет, – хрипит Джек. – Ничего.

Нет, я не могла ошибиться … Не могла.

– Ты мне врёшь.

– Ты подстрелила меня. Какой мне смысл? Джанин лишь предупредила, что нужно будет бежать. Она сказала: будут жертвы, но это лишь небольшая плата за настоящий мир, который она и лидеры Лихости планируют воссоздать из праха старого. Она сказала, что мы, правдолюбы, находимся в уязвимом положении, и если я хочу сохранить жизни хотя бы некоторым, то должен слушаться.

Он сдался ещё до того, как война была объявлена. Горечь подступает к горлу и не даёт мне сглотнуть.

– Продолжай, – сипло требую я.

– Она сказала, что пока система небезупречна, в ней нет смысла, но они нашли путь к её улучшению, и я должен им в этом помочь. Я согласился. Ты не можешь обвинять меня в желании улучшить родной город во имя справедливости к тем, кто этого заслуживает, – Джек переводит дыхание, беря паузу, а затем продолжает: – Ты не смеешь обвинять меня в желании остаться в живых.

– Смею. И могу. Ты трус! – фыркаю я, задыхаясь от возмущения.

– Они убьют тебя, если узнают, что ты собираешь сопротивление, – произносит Джек.

– Пусть сначала поймают.

– С сывороткой парализации это будет не так уж и сложно.

– У меня есть ещё время, – качаю головой я.

Джек почти что падает, если бы не Абигейл. Её серая кофта справа пропитана его кровью.

– Ты действительно была права. Но вот в одном ошиблась … – он громко кашляет, прежде чем продолжить: – Времени у тебя нет.

Раздаётся взрыв, раскачивающий пол и стены. Со всех сторон мрамор даёт трещину. Айзек успевает схватить меня за свитер, когда я чуть не падаю, теряя равновесие.

Комментарий к Глава 13

http://vk.com/club75865569

Внешность Лу – всеми любимый Джаред Падалеки <3

http://bestactor.ru/media/actors/828/Padaleki-Djared-35961.jpg

========== Глава 14 ==========

Чем бы не был взрыв, он, должно быть, разнёс весь первый этаж. Абигейл плачет, Айзек просит её успокоится, а я подлетаю к Лу, который пытается сохранять спокойствие.

– Здесь есть запасной выход? – спрашиваю я, пытаясь перекричать всхлипы Абигейл.

Мужчина кивает.

– В северном крыле есть старая пожарная лестница, – отвечает он. – Что это было? Взрыв? Нас атакуют?

Я перевожу взгляд на Джека Кана. Он без сознания. Сейчас Абигейл, сидя на коленях, прижимает его к себе словно сына. Большинство истинных альтруистов – такие, как Абигейл: слишком восприимчивые к насилию, слишком впечатлительные, слишком слабые. Не все, разумеется. Есть ещё такие, как Айзек – их голова остаётся холодной даже в таких ситуациях.

– Нужно уходить, – произносит Айзек. – Если это нападение, то скоро они доберутся и до нас.

Нет времени думать. Я согласно киваю и прошу Айзека помочь Абигейл подняться. Женщину трясёт, она еле стоит на ногах и потому не сопротивляется, когда Лу и Айзек закидывают её руки на свои плечи. Мы выходим из комнаты в коридор: я бегу первая, Лу командует моим направлением, указывая, где нужно повернуть. Мимо нас проскальзывают испуганные правдолюбы. Я пытаюсь остановить кого-нибудь из них и спросить, что случилось, но они в такой панике, что едва ли осознают, что именно я говорю.

– Мама? – Чей-то громкий голос перекрикивает весь окружающий шум.

Я оборачиваюсь. Девушка лет шестнадцати с длинными светлыми волосами и большими карими глазами выглядывает из-за двери одной из смежных с коридором комнат. Абигейл тут же приходит в себя. Она отталкивает Лу и Айзека и бежит навстречу девушке.

– Эрика!

Девушка делает шаг прочь из комнаты. Мать и дочь обнимаются. Я жду пару секунд, а затем кричу, что у нас нет на это времени. Тогда Абигейл тянет Эрику за руку, чтобы та присоединилась к нам.

– Эрика, верно? – спрашиваю я на ходу. Блондинка кивает. – Ты не знаешь, что случилось?

– Бомба, – коротко отвечает она. – Моя соседка по комнате видела, что на Луизе был какой-то странный жилет. Она сказала, что это лишь небольшая плата за настоящий мир, а затем стукнула себя кулаком в грудь, и случился взрыв. Но он не убивает, он… парализует.

– Откуда ты знаешь?

– Моя соседка находилась в лифте, и двери почти успели закрыться, прежде чем Луиза сделала это. Но крохотная часть синего дыма сумела пробраться, и вся левая часть её тела оказалась парализованной.

– Где она? – спрашиваю я. – Где твоя соседка?

Мы останавливаемся перед дверью, ведущей к пожарной лестнице. Эрика смотрит прямо мне в глаза, когда честно отвечает:

– Я оставила её. Вместе бы мы не успели сбежать.

– Надо вернуться, – произношу я. – Надо спасти как можно больше людей.

– Нет, – Эрика качает головой и тянется к дверной ручке. – Перед тем, как активировать бомбу, Луиза сказала, что будут и другие…

Кто-то в конце коридора окликает нас. Я оборачиваюсь и вижу парня. На вид ему не больше тринадцати, у него длинные русые волосы, чёлка которых спадает на лоб, длинный шрам на щеке и дрожащие руки.

– Это сын Луизы, – шепчет Лу. Только сейчас я замечаю на парне тот самый жилет, о котором говорила Эрика: чёрный, с какими-то синими вставками.

Парень заводит руку с ладонью, сжатой в кулак, перед собой, и одновременно с ним я поднимаю пистолет в воздух.

– Стой! Не делай этого, парень!

– Меня зовут Грэгори, – отвечает он сдавленным голосом. Похоже, он только недавно начал ломаться. – И я должен это сделать!

У Грэгори стеклянные карие глаза. Они одновременно и его, и не его вовсе. Грэгори смотрит в одну точку перед собой, и я не знаю, в какую именно.

– Это лишь небольшая плата за настоящий мир, – говорит он.

Я не могу стрелять в ребёнка. Вместо этого я кричу Эрике, и она толкает дверь от себя, за ней успевает проскочить Лу и Айзек. Я должна быть следующей, но меня оглушает взрыв, и мощная ударная волна бьёт меня в спину и выносит через открытый дверной проём. Пожарная лестница расположена снаружи; я врезаюсь животом в ржавую железную перекладину и перелетаю её головой вперёд. Успеваю схватиться за один из штырей, выворачивая собственную руку. Резкая боль пронзает каждую её клеточку. Я громко кричу. Мне с трудом удаётся развернуться, чтобы через промежутки между штырями увидеть, что происходит на этаже.

Лучше бы я этого не делала.

От Грэгори осталось только кровавое пятно на полу и брызги на стенах: бедный парень стал эпицентром ударной волны, которая разорвала его на мелкие части. Вижу Абигейл, её волной отбросило чуть левее меня, точно в стену. Сейчас она лежит, раскинув руки в стороны и широко распахнув глаза. Лоб женщины рассекает кривая кровоточащая рана. К ней медленно подбирается синий парализующий дым. Я осторожно опускаю голову вниз. Прыгать высоко, продолжать висеть – тоже не вариант.

Хватаюсь за ржавый штырь здоровой рукой, опуская раненую. Она повисает вдоль корпуса, словно верёвка. Я пытаюсь подтянуться, но ноги кажутся тяжелее, чем обычно.

Синий дым уже поглотил половину тела Абигейл. Она мертва, и теперь я следующая. Когда дым коснётся моих рук, они перестанут сжимать спасительный штырь, и я мешком рухну вниз. Даже если останусь жива, но навсегда стану калекой. А это в моей ситуации равносильно смерти.

– Джессика! – слышу я голос Айзека совсем близко.

Ещё через секунду он уже нависает надо мной, перекинувшись через перекладину, хватает меня чуть выше локтя и пытается поднять наверх. Я помогаю ему, подтягиваясь на здоровой руке. Синий дым уже практически переступил порог пожарной лестницы, и когда я наконец оказываюсь на ногах, мы с Айзеком сразу же пускаемся вниз по лестнице. Я перепрыгиваю через несколько ступенек сразу, и приземление на ноги каждый раз отдаётся глухой болью в руке.

Вот она, земля. Так близко, что я практически выдыхаю – спаслись. Но вдруг что-то с тяжёлым стуком падает за моей спиной. Я оборачиваюсь и вижу Айзека. Он плашмя развалился на ступеньках.

– Ноги! – кричит он.

Пока Айзек помогал мне, он совершенно не позаботился о том, что его может коснуться синий дым. Я поднимаюсь обратно. Паника подкатывает к горлу, вырываясь наружу приглушённым всхлипом. У меня ранена правая рука, обе ноги Айзека парализованы. Как мне его донести?

– Лу! – кричу я туда, куда практически сумела добраться. – ЛУ!

Остаётся лишь надеяться на то, что он ещё там, на то, что он – не предатель. И вот мужчина появляется в начале лестницы. Не задаёт вопросов и не просит поторопиться – лишь бежит ко мне навстречу, готовый помочь. Я киваю ему на Айзека, и он тут же подхватывает его за руки, приподнимая корпус, приседает, забрасывает тело парня себе на спину и снова выпрямляется. Айзек не маленький, но я только сейчас замечаю, что и Лу тоже.

Мы преодолеваем оставшееся расстояние до земли, а дальше по моему указанию бежим в сторону Втулки к центру города. Вокруг нас на улице в панике мечутся правдолюбы, сбивая друг друга с ног и сбиваясь в группы. Кто-то кричит, кто-то плачет, кто-то просит о помощи. Я позволяю себе остановиться и обернуться, чтобы посмотреть на Супермаркет Безжалостности. Он практически не пострадал, разве что на каждом этаже выбито или разбито хотя бы одно окно – такое своеобразное обозначение места, где последователь Джанин, Макса и Эрика привёл в действие парализующую бомбу. Из некоторых окон всё ещё продолжает валить синий дым.

– Где моя мама? – Эрика подходит ко мне, воспользовавшись тем, что я стою на месте и не понимаю, как можно двигаться дальше.

Она повторяет свой вопрос с интервалом в несколько секунд, стоя прямо перед моим лицом. Я молча качаю головой. Слёзы оставляют мокрые дорожки на моих щеках. И тут Эрике срывает крышу: она кидается на меня, толкая, и я падаю на спину, не в силах сопротивляться. Новый очаг боли открывается в пояснице. Эрика делает шаг вперёд, сжимая руки в кулаки, будто бы готовится ударить, но её отвлекает Лу, кричащий не своим голосом:

– Не время, Эрика! Уходим!

Подбородок Эрики дрожит. Она произносит что-то одними губами, а затем следует за Лу, несущим Айзека на спине. Я с трудом поднимаюсь, опираясь на здоровую руку. Ноги ватные, голова тоже. Крики правдолюбов слились в одну громкую и протяжную мольбу о помощи, а перед глазами всё ещё стоит пустое лицо мальчишки по имени Грэгори.

Война началась без объявления.

Мы бежим прочь от Супермаркета Безжалостности, когда как другие бегут туда, чтобы помочь правдолюбам. Я должна чувствовать укор совести за то, что не вернулась за ранеными, но всё, что чувствую – боль: в руке, в копчике, в сердце. Особенно в сердце.

За сдвинутыми планами Эрика, Макса и Джанин наверняка стоит что-то из ряда вон выходящее. Какова вероятность того, что Стайлз ещё жив? А Четыре? Дерек? И все те, кто хоть раз улыбнулся мне, хоть раз сказал что-то хорошее, хоть раз выпивал со мной?

Если они объявили войну раньше времени, значит, на это у них были причины. Наверняка, Эрик сразу прознал, что я ушла. Тот факт, что я не ошиваюсь рядом с друзьями, или братом, или другими неофитами, насторожил его в первую очередь. Он, должно быть, сразу же стал расспрашивать обо всём Четыре, а когда тот сказал ему то, что по нашему плану должен был сказать, Эрик забил тревогу.

Он никогда не поверил бы в то, что я ушла без веской на то причины.

– Джессика, ты в порядке?

Я трясу головой, пытаясь сконцентрировать внимание на лице Лу. Он остановился, чтобы сделать передышку, и сейчас осторожно прислоняет Айзека к фонарному столбу. Тот цепляется за металл пальцами и медленно скользит вниз, пока окончательно не приземляется на асфальт.

«Как я могу быть в порядке? Хочешь правды, правдолюб? Я, чёрт возьми, в панике, потому что не знаю, что происходит! Почему-то в своей собственной голове я представляла всё совсем по другому! А тут жертвы! Тут раненые люди!».

– Да, – рассеянно киваю я.

Но Лу не обмануть, и мы оба это понимаем, но вместо того, чтобы выяснять, кто прав, а кто виноват, принимаем негласный обет: он спрашивает – я вру, и все довольны.

– Почему ты бросила её? – спрашивает Эрика.

Я оборачиваюсь. Она стоит в нескольких шага от меня.

– Я не могла её спасти. Мне самой нужна была помощь… Если бы не Айзек…

– Зачем ты привела её с собой? – перебивает Эрика. Её голос режет не хуже ножа. – Она слабая. Всегда была слабой. Альтруизм был её спасательным жилетом, а ты взяла и скинула её с обрыва.

– Твоя мать сама пошла с нами, – подаёт голос Айзек. – Она подумала, что так тебе легче будет нам поверить. Она тебя хотела спасти, вот и пошла. Так что уймись, и если хочешь кого-нибудь обвинить, то попробуй начать с себя.

Эрика поджимает губы в тонкую полоску. Её красная помада смазывается, оставляя лишние линии на подбородке. Я отворачиваюсь и подхожу к Айзеку. Он упирается спиной в фонарный столб и смотрит на меня из-под густых ресниц. Я присаживаюсь рядом с ним на колени.

– Спасибо, что спас меня, – говорю я. Здоровой рукой поправляю его кофту, чтобы она снова прикрыла пистолет, заправленный за ремень штанов.

– Не очень-то у меня получилось, – ухмыляется он и опускает взгляд на свои ноги. – Как думаешь, надолго всё это?

– Понятия не имею, – честно отвечаю я.

– У меня хватит сил на то, чтобы дотащить тебя до общины альтруистов, – произносит Лу.

Мужчина снимает пиджак и остаётся лишь в одной белой футболке, обтягивающей его внушительную мускулатуру. Он заправляет волосы за уши, на мгновение накрывает ладонями лицо и тяжело вздыхает.

И я не виню его. Не вину его в том, что когда он убирает ладони от лица, дрожит его подбородок. Не виню Эрику в том, что она хочет одновременно и убить меня и упасть на землю, захлёбываясь в слезах. Не виню Айзека за то, что он беспомощно смотрит на свои ноги, надеясь на то, что снова сможет ходить.

Всё, что я делаю – это прижимаю опухшую руку к груди и закрываю глаза. Тяжело вдыхаю и долго выдыхаю.

– Не понимаю, – шепчу я с закрытыми глазами, – не понимаю. У нас должно было быть два дня. Я должна была предупредить их… Должна была спасти.

Чья-то ладонь ложится мне на плечо. Я открываю глаза. Передо мной на корточках сидит Лу. Он молча перехватывает мою больную руку и повязывает вокруг неё свой пиджак, фиксируя запястье. Рукава он связывает вместе и перекидывает мне через шею, словно повязку. Я благодарно улыбаюсь.

– Практически все остались живы. Когда сыворотка рассеется, можно будет вернуться и помочь раненым.

Я киваю. Лу прав, в конце концов, они не открыли по нам огонь или не использовали настоящие бомбы, способные убить всех. Возможно, именно в этом их главный просчёт: они разозлили тех, кого планировали уничтожить. Джанин, Эрик и Макс обозначили себя – теперь очередь за нами.

Лу помогает мне встать на ноги. Эрика продолжает стоять особняком и смотреть туда, где осталась её мама. Даже если девушка решит пойти с нами дальше, мне не хватит времени для того, чтобы подобрать нужные слова и объяснить ей, как мне жаль.

– Эрика, – зову я.

Плечи девушки опускаются на выдохе.

– Я не собираюсь…

Но оставшаяся часть её слов тонет в новом взрыве. Земля под ногами идёт ходуном. Я верчусь на месте, но не вижу ничего, что могло быть поражено, пока не слышу громкого крика Эрики. Девушка подрывается с места и бежит туда, откуда мы только что вернулись. Я, не думая, следую за ней. Когда квартал полуразрушенных многоэтажек остаётся позади и передо мной снова возникает Супермаркет Безжалостности, я прикладываю ладонь к губам, сдерживая всхлип: теперь здание в несколько этажей больше похоже на ту часть Чикаго, которая в наше время уже не пригодна для жилья. Супермаркет Безжалостности превратился в руины.

Я верчу головой, пытаясь сквозь толстую пелену пыли различить хоть одну живую душу.

Где-то вдалеке кричит женщина. Плачет ребёнок.

Кто-то зовёт папу. Кто-то проклинает богов.

Я стою в эпицентре того, что когда-то называлось кварталом Правдолюбия, и глотаю собственные слёзы вперемешку с пылью.

В воздухе стоит сильный запах металла.

Я закрываю глаза и проваливаюсь в темноту.

Прихожу в себя я не сразу. Сначала до меня доносятся чьи-то крики: где-то совсем рядом кто-то пытается достучаться до меня. А затем чувствую крепкую хватку тонких пальцев у себя на предплечьях и пытаюсь открыть глаза как можно шире, словно это поможет видеть окружающий мир лучше.

– Эй, очнись!

Я быстро-быстро моргаю. Надо мной нависает Эрика, её глаза блестят от слёз: некоторые из них прокладывают мокрые дорожки по линии её подбородка и обрушиваются на мой свитер. Я очнулась, я в сознании, я в порядке. Просто не было времени подготовиться.

Эрика выпускает меня, когда видит, что я пытаюсь встать. От помощи я бы не отказалась, но она её не предлагает. Супермаркет Безжалостности превратился не просто в руины – он стал братской могилой для целой фракции тех, кто ценил правду и справедливость.

Не знаю, сколько минут я была в отключке, но пыль немного рассеялась, и теперь я вижу, что кое-кому удалось выжить. В основном они ранены, но, по крайней мере, могут передвигаться. Я подбегаю к первому же человеку, который сидит на земле и, обхватив колени руками, раскачивается взад-вперёд.

– Ты в порядке? – зову я.

На меня поднимает глаза мужчина примерно одного возраста с Лу. Несмотря на крупное телосложение и щетину на лице, он кажется мне таким маленьким и хрупким, что я не обращаюсь к нему на «вы», когда предлагаю руку помощи. Мужчина отвечает, что в порядке, но его тут же рвёт прямо себе на ноги.

– Всё будет хорошо, – тихо бросаю я, а затем ищу глазами тех, кто более беспомощен, чем этот бедолага.

Эрика поднимает с земли маленькую девочку. Её ноги в белых колготах покрыты красными пятнами. Везде лежат правдолюбы: кто в сознании, кто нет. В четыре руки мы с Эрикой не сможем помочь всем – нам самим нужна помощь.

Я оглядываюсь. Взглядом цепляюсь за мостовую, и тут мне в голову приходит идея, которая больше смахивает на попытку самоубийства. В десяти метрах от меня и ещё на пару уровней выше пролегают железнодорожные пути. Пока мы были здесь, я не слышала, чтобы проезжал поезд, а значит, что он должен прийти с минуты на минуту. Я окликаю Эрику. Она держит малышку на руках и что-то ей говорит, но та никак не хочет успокаиваться.

– Есть идея! – кричу я сама себе, потому что Эрика меня не слышит.

Оборачиваюсь назад, но не вижу ни Лу, ни Айзека, а это значит, что они остались на том же месте. Пешком мы все вместе доберёмся до общины Альтруизма минут за тридцать, если брать в расчёт недееспособность одного из нас идти своим ходом, поэтому медицинскую помощь правдолюбы получат не раньше, чем через сорок минут – а это время может стать для кого-то из них решающим.

Железнодорожные пути находятся на высоте десяти метров на железном мосту, с которого удобно слезать, но на который совершенно не удобно забираться, особенно с одной рабочей рукой. Но восемнадцатилетняя лихачка, носящая гордое прозвище Вдова, не должна отчаиваться, даже если семь из восьми её лапок оторвал какой-то противный мальчишка.

Я бегом мчусь к подножью моста. От одного вида ржавых металлических перекладин больная рука начинает пульсировать, напоминая мозгу о том, что именно такие штуки и стали причиной травмы. Стискиваю зубы так сильно, что сводит челюсть, хватаюсь здоровой рукой за перила над головой, ставлю ногу на те, что пониже, и подтягиваюсь. С одной рукой это происходит у меня рывками, а опасность того, что я рухну назад спиной, если не схвачусь второй, возрастает с каждым пройденным сантиметром. Я проделываю одно и то же движение снова и снова, пока не преодолеваю половину расстояния. Ладонь опорной руки ноет: правдолюбы никогда не пользовались подобным способом перемещения, и потому железные палки мостовой в их квартале находятся в ужасном состоянии. Мне не надо смотреть на ладонь, чтобы понять, что в кожу впилось множество крошек облупившейся краски. Я смотрю на руку, болтающуюся в повязке, сделанной для меня Лу, и понимаю, что совершила самую огромную глупость в своей жизни, когда решила забраться наверх.

Проходят десятилетия, прежде чем мостовая начинает дрожать. Звук подъезжающего поезда раздаётся где-то совсем близко. Я ускоряюсь. Пошатывание перил действует на меня как успокоительное: я вспоминаю всё то, через что смогла пройти за последние годы, и думаю, что подъём – всего лишь очередное испытание.

Даже сейчас моя Инициация продолжается, потому что я всё ещё не до конца уверена, что сделала правильный выбор. Слёзы бегут по щекам раньше, чем я чувствую дикую острую боль, когда хватаюсь за перила больной рукой и подтягиваюсь. В животе всё скручивается в тугой узел, а голова совсем не соображает. Поднимаю глаза наверх: остались жалкие метры. А поезд подъезжает всё ближе. Мне придётся на свой страх и риск пытаться зацепиться за него с самой верхушки подъёма. Там не будет ни места для разгона, ни второй попытки.

Я замираю, когда вижу первый вагон. Поезд должен будет притормозить на повороте, и это единственное, что хоть как-то облегчит мне задачу.

Хватаюсь раненой рукой за самую верхнюю перекладину, встаю ногами максимально высоко к рельсам и жду, пока мне предоставится возможность прыгнуть.

Первые вагоны проносятся в миллиметрах от моего лица. Я отстраняюсь от поезда на вытянутой руке, когда чувствую, что подошло время, а затем делаю что-то невероятное: цепляюсь здоровой рукой за выступ возле двери и прыгаю. Не успеваю сразу поставить ноги на специальную ступеньку, отчего больно ударяюсь коленями о железную балку. То ли вой, то ли крик срывается с моих губ, когда поезд протаскивает мои висящие ноги несколько долгих метров, превратившихся в километры. В шаге от того, чтобы разжать пальцы и сдаться, я заставляю себя ладонью больной руки нажать на кнопку, открывающую дверь вагона, и, собирая последние граммы сил, подтягиваю своё тело внутрь.

Получилось.

Колени ноют, боль в руке я больше не чувствую, но это явно нехороший признак. У меня нет сил подняться на ноги, и я продолжаю лежать на боку и смотреть в открытую дверь до тех пор, пока не различаю знакомый центр и здание Втулки. Ещё немного, и нужно спрыгивать.

Но можно и остаться, и тогда поезд унесёт меня мимо родной крыши Лихости к садам Товарищества, где меня будет ждать папа. Он спасёт меня, и Стайлза, и весь Чикаго. Он сильный. А я вот слишком слабая.

Когда мост заканчивается и начинается зелёный спуск вниз, я подползаю боком к двери и просто вываливаюсь наружу, словно мешок с зерном. Качусь, не в силах затормозить, пока не приземляюсь спиной на асфальт. Еле встаю на ноги и бреду к железным ступенькам. Разумеется, в обычной жизни лихачи мало ими пользуются, но я просто не в состоянии снова сползать вниз с помощью рук.