Текст книги "I wanna see you be brave (СИ)"

Автор книги: nastiel

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)



========== Глава 1 ==========

– Тебя не должно быть здесь, – шепчет Дженим, когда я подхожу к нему со спины и хватаю за локоть.

– Я лихачка, мне этого никто не может запретить, – я тяну брата за ярко-жёлтый рукав рубашки, и ему приходится сделать несколько шагов назад и выйти из толпы поющих шестнадцатилеток, которые продвигаются к своему сектору в зале, предназначенном для Церемонии выбора.

Дженим сильно отличается от них, и я вижу это невооружённым взглядом. Он, несмотря на всю свою внутреннюю солнечность, не любит играть на банджо и собирать в саду яблоки, напевая при этом успокаивающие мотивы. Ещё в двенадцать он понял, что в хлебе, которым нас кормят, содержится специальная сыворотка, поддерживающая меланхолично-радужное настроение нашей фракции, а в четырнадцать у него уже были лучшие оценки по математике в школе среди всех фракций, кроме Эрудиции. И то, насколько лично я подозреваю, он специально всегда работал вполсилы, чтобы не выделяться.

Дженим – эрудит до мозга костей. Я лично украла из школы для него несколько книжек, которые он проглотил за три вечера. Он слишком умный для того, чтобы быть дружелюбным, поэтому я точно знаю, что когда назовут его имя, и он выйдет на сцену, чтобы порезать себе руку, его кровь окрасит именно кристально чистую воду Эрудиции.

Взгляд Дженима цепляется за мою свежую татуировку, покрывающую руку от плеча и до локтя – цветные чернила перекликаются с чёрными, образуя густой розовый кустарник. Массивная цепь и замок на ней оттеняют женственность раскрывшихся бутонов.

– Даже не думай глаза закатывать, тут же вырву, в кармане таскать будешь, – я прыскаю и легонько щёлкаю брата по носу.

Мы видимся с ним очень редко – после того, как я выбрала Лихость вместо своей родной фракции, мне пришлось исправно работать целый год, чтобы создать себе имя, достойное уважения. И лишь после этого я могла раз в месяц запрыгивать в поезд и проезжать через ограду, туда, где простираются сады Товарищества, туда, где мой умный братец тщетно пытается танцевать под общий ритм, туда, где мой отец, уважаемый во фракции человек, пытается улыбаться и смеяться, в то время, как на его душе скребут кошки после смерти жены и ухода дочери.

Дженим морщится и скрещивает руки на груди – он терпеть не может, когда я не воспринимаю его всерьёз. Настоящий эрудит. Я легко представляю его в очках в чёрной квадратной оправе и с ровным гладким пробором, разделяющим густые каштановые волосы.

– Джессика!

– Ладно, прости, – я наклоняю голову в сторону, затем опускаю свою ладонь брату на плечо. – Всё будет отлично, не волнуйся. Ты знаешь, какой сделать выбор. Ты знаешь, какой выбор будет правильным, – я делаю акцент на последнем слове, слегка сжимая плечо Дженима. – Я всегда буду на твоей стороне, что бы ты не выбрал, хорошо?

Дженим кивает и улыбается мне. Я отвожу взгляд в сторону и замечаю, что зал уже успокоился. К сцене идёт мужчина в серой одежде – Маркус Итон, лидер Альтруизма. Я, в отличие от многих присутствующих здесь, хорошо знаю его, но не лично, а по рассказам Тобиаса – моего лучшего друга, с которым мы вместе два года назад проходили инициацию как неофиты-переходники. И мне противен этот седовласый и располагающий к себе человек.

– Тебе пора, – я киваю в сторону сектора, где сидят ребята в ярких одеждах. Нахожу глазами нашего отца – он, в свою очередь, вертится на месте в поисках Дженима. – «Фракция превыше крови» – всё это дерьмо собачье, – шепчу я, не сводя взгляда с отца. Я слишком сильно по нему соскучилась. – Ты – мой брат, и на остальные правила мне плевать.

Дженим быстро обнимает меня. От него пахнет Товариществом – яблоками, свежим хлебом и влажной землёй. Однако я, как человек когда-то носивший эту яркую красную и жёлтую одежду в течение шестнадцати лет, могу различить лишний запах – чернила, которыми печатают книги.

Я слежу за тем, как Дженим направляется к своему месту, проходя мимо самого верхнего ряда стульев, где сидят люди в чёрных одеждах – моя новая фракция, лихачи. Прошу одного из шестнадцатилеток подвинуться, и он слушается, уступая мне половину стула.

Я знаю, что мне нельзя быть здесь, но я должна увидеть, как кровь моего брата раствориться в воде. Я хочу застать момент, когда он действительно станет тем, кто он есть.

– Добро пожаловать на Церемонию выбора, – голос Маркуса разносится по большому помещению. – Сегодня день, когда мы чтим демократическую философию своих предков, которая говорит нам, что каждый человек имеет право выбрать свой путь в этом мире. Нашим детям исполнилось шестнадцать. Они стоят на пороге взрослой жизни, и настала пора решить, какими людьми они станут. Десятилетия назад наши предки осознали, что не политическая идеология, религиозные верования, раса или национализм виновны в непрекращающихся войнах. Напротив, они решили, что это вина человеческой личности – склонности человечества ко злу, в какой бы форме это ни выражалось. Они разделились на фракции, стремившиеся искоренить те качества, которые считали виновными в мировом беспорядке. Те, кто винил агрессию, образовали Товарищество. Те, кто винил невежество, вступили в Эрудицию. Те, кто винил двуличие, создали Правдолюбие. Те, кто винил эгоизм, построили Альтруизм. А те, кто винил трусость, породили Лихость.

Винила ли я трусость, когда выбрала Лихачество? И почему же тогда не винила агрессию, если ушла из Товарищества?

Я запускаю руку в жёсткие от частой покраски волосы, на секунду поддаваясь воспоминаниям. Моя Церемония выбора. Моё имя, эхом разлетающееся вокруг. Мои ватные ноги, несущие меня в центр сцены к пяти чашам. Моя рука, что режет другую. Моя кровь, падающая на чёрные угли.

– Трудясь бок о бок, эти пять фракций живут в мире уже много лет, и каждая вносит вклад в свой сектор общества. Альтруизм удовлетворяет потребность в бескорыстных лидерах в правительстве; Правдолюбие обеспечивает надёжными и честными лидерами в юриспруденции; Эрудиция поставляет образованных учителей и исследователей; Товарищество даёт понимающих воспитателей и сиделок; Лихость гарантирует защиту от внутренних и внешних угроз. Но влияние каждой фракции не ограничено этими областями. Мы даём друг другу намного больше, чем можно описать словами. В своих фракциях мы находим смысл, находим цель, находим жизнь. Без них мы не выживем.

Выживем, просто станем бесфракционниками. Хотя, для многих в этом городе это и есть смерть.

– И потому сегодняшний день – это праздник; день, когда в наши ряды вливаются новые члены, которые будут трудится вместе с нами ради лучшего общества и лучшего мира.

Зал взрывается аплодисментами. Лихачи, по обычаю, гикают громче всех. Сидящий передо мной парень с оливковой кожей толкает локтем девушку слева и демонстрирует ей поднятый вверх палец и белоснежную улыбку. Я узнаю его – Юрайа, брат Зика – ещё одного моего хорошего друга. В моё время он тоже был неофитом-лихачом, как и его младший брат сейчас.

Маркус произносит имена, но я не акцентирую на этом внимание, и лишь привстаю с места и ищу взглядом Дженима. Вижу, как он склоняется к отцу, чтобы что-то ему шепнуть. Глаза отца начинают сканировать сектор Лихости, и я вжимаю голову в плечи – он ищет меня. Я люблю его, но даже спустя два года мне стыдно за то, что я оставила их одних, сбежала от воспоминаний, словно последняя трусиха.

Он находит меня. Его глаза всё так же грустны, как и в день, когда мы похоронили маму. Я поджимаю губы, ожидая его реакции. Он улыбается и произносит «Привет» одними губами. Во рту пересохло, я с трудом сглатываю. Папе, как и нам с Дженимом, до ужаса не идёт жёлтый цвет.

– Дженим Стилински.

Земля уходит из-под ног, словно это моё имя только что прогремело на всю аудиторию. Я выдыхаю. Вдыхаю. Встаю с места, чтобы лучше видеть, пячусь назад и упираюсь спиной в стену. Дженим быстро выходит на середину зала, к чашам. Его тело напряжено, словно натянутая струна. Я вижу это даже на таком дальнем расстоянии. Я чувствую его волнение, и оно током проходит под моей кожей.

Маркус протягивает ему нож рукоятью вперёд. Дженим принимает его. Я вижу, как он оборачивается через плечо на отца, а затем поворачивает голову в другую сторону и находит глазами меня. Я улыбаюсь ему со всей возможной заботой. Хочу, чтобы он понял, что сказанные мною слова – не пустой звук.

Дженим касается правой руки лезвием ножа, и ни один мускул на его лице не дёргается от неприятной боли. Я, не глядя, щупаю свою ладонь, вспоминая то ощущение. Тогда я оказалась слишком храброй для того, чтобы уйти, и слишком слабой для того, чтобы остаться.

Дженим вытягивает руку перед собой. Она не дёргается, словно уверен в своём решении на все проценты в мире. Я вспоминаю страсть до новых знаний, которую увидела в его глазах, когда принесла ему украденные из кабинета книги по истории фракций. Я знаю, что ему пойдёт синий цвет.

Дженим сжимает руку в кулак, позволяя крови капать вниз. Моё дыхание перехватывает так, словно я нахожусь в тренировочном зале Лихости, и мне только что ударили под дых.

Несмотря на то, что я стою у самой дальней стены, кажется, я слышу, как его кровь шипит на углях Лихости. Мой брат, рождённый в Дружелюбии, но эрудит до мозга костей, выбрал Лихость – фракцию, которую выбрала я два года назад.

Я закрываю глаза и выдыхаю. Я знаю, как проходит Инициация в Лихости. И она убьёт его.

Дженим садится среди рождённых в Лихачестве неофитов и неофитов-переходников. Девушка с длинными чёрными волосами в майке с открытыми плечами, которая демонстрирует всем татуировку в виде трёх стрел на плече, хлопает его по спине. Рядом с ним сидит юноша в серой одежде – переходник из Альтруизма. Дженим поворачивает голову в мою сторону, и я округляю глаза, в надежде на то, что он поймёт, в каком я шоке.

Кто-то хватает меня за плечо, и я вздрагиваю.

– Где твои рефлексы лихача? – выражение лица Зика меняется с ухмыляющегося на обеспокоенное. Видимо, испуг на моём лице смутил его. – В чём дело?

Я трясу головой, но перед глазами всё ещё стоит Дженим, чьи капли крови падают на угли. Зачем он это сделал? Зачем выбрал фракцию, чьих интересов никогда не разделял?

– Эй? – Зик трясёт меня за плечо.

Я быстро моргаю, пока взгляд не фокусируется на лице друга. Он абсолютно не похож на своего младшего брата Юрайю, точно так же, как и мы с Дженимом.

Мой брат – высокий и тощий с яркими медово-карими глазами и россыпью веснушек на лице. Он – копия матери. Мне же от неё достались лишь пышные бёдра, которые не смогла уничтожить даже сверхвысокая физическая нагрузка, присущая фракции Лихости.

– Нам пора идти! – Зик кивает в сторону толпы. Люди встают со своих мест и направляются к выходу, разумеется, все, кроме альтруистов. Тобиас рассказывал, что взрослые остаются для того, чтобы расставить стулья и очистить чаши.

Я киваю, и Зик тянет меня наружу прочь из зала. Знаю, что лихачи побегут к лестнице, поэтому ускоряюсь, чтобы мы с Зиком успели проскочить туда первыми.

Пускаемся бегом, и вот мы уже на улице, направляемся туда, где поезд, что отвезёт нас в штаб Лихости, будет замедлять своё движение. Мы убегаем левее от места, где ориентировочно остановятся неофиты. Я перевожу взгляд на толпу подростков в чёрном, которые только что выбежали из «Втулки». Среди них отчётливо видны двое ребят в сером, несколько ребят в синем и чёрно-белом и двое ребят в красном и жёлтом, в одном из которых я тут же различаю Дженима. Он бежит ровно, толкая в бок парня в серой свободной рубашке. Его лицо краснеет, но, несмотря на это, он смеётся. Я отворачиваюсь обратно к рельсам, когда слышу знакомый звук: громкий и длинный гудок паровоза.

Зик притворно разминает ноги, приседая, словно ему это вообще нужно. За два года мы слишком часто запрыгивали на этот поезд, и кажется, что мы можем сделать это даже с завязанными за спиной руками. Толпа неофитов и их немногочисленных сопровождающих вытягивается в длинную очередь, и когда поезд подъезжает достаточно близко, рождённые в Лихости начинают запрыгивать внутрь. Они делают это с лёгкостью, присущей лишь настоящим бесстрашным.

– Наш последний! – кричит Зик, пытаясь перекричать шум поезда.

Я киваю, однако мой взгляд снова и снова скользит в оставшуюся толпу переходников. Дженим не смотрит на меня, всё его внимание приковано к поезду. Вижу, как девушка из Правдолюбия помогает девушке из Альтруизма запрыгнуть внутрь. Дженим медлит.

– Пора! – кричит Зик.

Мне приходится сконцентрироваться на поезде. Зик запрыгивает первым, я следую за ним. Пробегаю по ходу движения поезда несколько метров, хватаюсь за ручку и подтягиваюсь, затаскивая внутрь собственное тело. Тут же выглядываю наружу, чтобы убедиться, что Дженим не остался на земле. Никого, кроме эрудита-коротышки. Когда наш вагон пролетает мимо него, он падает на колени и обхватывает голову руками. Теперь он бесфракционник.

Я возвращаюсь обратно вглубь вагона и прижимаюсь спиной к его холодной металлической стенке.

– Не расскажешь, что тебя так беспокоит? – Зик поджимает колени к груди.

– Мой брат, он … Он выбрал Лихость, – я поджимаю губы.

Наверное, со стороны это звучит странно – я недовольна выбором Дженима, несмотря на то, что теперь он всегда будет рядом. Я должна радоваться, но не могу. Когда дело касается родных, я не настолько бесстрашна.

– Мой тоже, – Зик пожимает плечами.

– Твой там был рождён, как и ты сам, а это не то же самое.

– Да брось, Джесси, – Зик придвигается ко мне вплотную, так, что наши плечи соприкасаются. – Ты же сможешь помочь ему! В этом году ты советник для неофитов, и наравне с Четыре, Лорен и Эриком сможешь общаться с ними. Будешь помогать ему привыкнуть … И заодно, подтянешь моего братца-дуболома!

Зик пихает меня локтем в бок, и я хмыкаю. Он прав, в этом году Макс, лидер Лихости, зачем-то выбрал меня третьим инструктором для неофитов. В своё время мы были лучшими: первое место у Тобиаса, отрешенного парня из Альтруизма, второе у Эрика, самовлюблённого юноши из Эрудиции, третье у Лорен, лихачки от рождения, и четвёртое у меня, простой девчонки из Товарищества.

Я кладу голову Зику на плечо и прикрываю глаза. Сейчас я рада, что он навязался поехать со мной. Ему показалось, что будет забавным – нарушить правила во фракции, где за это могут жестоко наказать.

Я открываю глаза, когда чувствую, как Зик подо мной начинает вставать с места.

– Пора, – коротко произносит он и кивает в сторону выхода.

Я знаю, что ждёт сейчас неофитов – прыжок на крышу с поезда, что даже не притормозит. Я встаю на ноги и подхожу к Зику. Мы спрыгиваем на соседнее здание, и потому я уже не увижу, сможет ли Дженим преодолеть это препятствие. Мы с Зиком сразу же пускаемся бегом к пожарной лестнице, что ведёт с крыши прямиком в один из входов в штаб Лихости, о котором мало кто знает. Мы нашли его около четырёх месяцев назад, во время нашей ночной вылазки в город.

Лестница под нашими ногами противно поскрипывает и шатается. Возможно, нормальный человек подумал бы, что это опасно, но ведь мы – лихачи. Опасность – наше общее второе имя.

– Макс встретит переходников на той крыше, так что нам, считай, повезло, – произносит Зик за моей спиной. Лестница заканчивается, не доходя до земли чуть меньше метра, и нам снова приходится прыгать.

– Они подумают, что мы сумасшедшие, – я поворачиваю голову на Зика и встречаю его вопросительный взгляд. – Неофиты, – тут же поясняю. – Они будут гадать, что же находится на дне ямы, и есть ли там вообще хоть что-то.

Зик хмыкает.

– Я знал, что там будет сеть.

– Ну конечно, ты знал, – смеюсь я.

Мы подходим к подвальной двери небольшого кирпичного здания, чей второй этаж снесён практически полностью и держится лишь на трёх железных балках. Зик тянет железную ручку на себя. Подвал скрыт непроглядной темнотой, и кажется, словно там и вовсе нет ничего, кроме черноты. Однако, мы с Зиком знаем, что там. И потому смело прыгаем внутрь.

Приземляться на ноги уже не больно – суставы привыкли к вечной тряске.

Я выпрямляюсь и дёргаю каждой ногой по очереди.

– Живее! – Зик хватает меня за локоть и тянет вперёд.

Мы пускаемся трусцой по каменному полу Ямы – штаба Лихости, моего нового дома. Поворот, ещё один, и вот мы в самом её центре. Здесь мы разделяемся – Зик переходит на шаг и направляется в столовую, а я бегу в противоположном направлении. Я должна успеть до того, как первый неофит совершит прыжок. Я должна увидеть всех неофитов. Я должна убедиться в том, что Дженим сумел.

Бегу по краю уступа, не замечая людей вокруг, даже тех, кто выкрикивает моё имя и машет мне, чтобы привлечь внимание. Сворачиваю в первый проём и наконец вижу толпу людей и натянутую сетку. Тобиас, или Четыре – так он предпочитает, чтобы его звали, – стоит поодаль от всех в ожидании первого прыгнувшего. Я замедляю шаг и направляюсь к нему.

– Опять? – Четыре приподнимает левую бровь – так он всегда делает, когда не одобряет глупость, придуманную мной или Зиком.

Я передёргиваю плечами.

– Ты знаешь, почему, Четыре, – я поджимаю губы. Между мной и ним вряд ли остались хоть какие-то секреты – нас даже поселили в одно большое помещение, разделённое на две комнаты каменной перегородкой. Все считают нас братом и сестрой. Мы заменяем друг другу семью. – Дженим, он …

Но я не успеваю закончить предложение, потому что кто-то со свистом падает с самого верха и приземляется на сетку. Она прогибается под телом, одетым в серую одежду Альтруизма. Человек смеётся звонким, высоким смехом. Девчонка. Одна из двух альтруистов, которых я приметила в толпе переходников. Она перекатывается к краю сетки, и Четыре помогает ей вылезти, хватая её за плечи и ставя на ноги на твёрдую почву.

– Спасибо, – произносит она немного дрожащим голосом.

Обычная. Альтруисты все похожи – волосы не темнее каштанового, бледная кожа, оттенённая серыми одеждами, худощавое нескладное телосложение из-за отсутствия изысков в еде. Я помню Тобиаса таким же. Но за два года он сильно изменился – набрал мышечную массу, немного отрастил волосы, стал мужчиной.

– Поверить не могу, – произносит голос, и я оборачиваюсь – это Лорен, она тоже была неофитом со мной, Тобиасом и Зиком. Но мы с ней не дружим, хотя я не могу сказать, почему именно. – Сухарь спрыгнул первым? Неслыханно.

– Она не просто так их оставила, Лорен, – Тобиас закатывает глаза. – Как тебя зовут? – обращается он уже к бывшей альтруистке.

– Эээ, – мнётся та.

И я снова окунаюсь в воспоминания. Мой прыжок не был первым, однако, своё имя я назвала с ходу. Придуманное ещё задолго до Церемонии выбора, оно словно было моим спрятанным далеко альтер-эго, которое так и ждало, чтобы выбраться наружу. Джессика Стилински – товарка в ярких одеждах ушла, и ей на смену пришла Джесси – лихачка, которая в первый же день покрасила свои каштановые волосы в золотистый цвет.

– Подумай как следует, второй раз выбирать не придётся, – произносит Четыре.

– Трис, – уже увереннее отвечает неофитка.

– Трис, – я непроизвольно произношу имя девушки вслух. Интересно, как её звали в Альтруизме?

– Объяви, Четыре, – говорит Лорен.

– Первой спрыгнула Трис!

Все вокруг начинают одобрительно кричать и махать руками, а я вижу, как кто-то падает в сеть. Чёрно-белый цвет одежды. Правдолюб. Четыре и Лорен помогают каждому новому спрыгнувшему неофиту спуститься на землю, а моё сердце тем временем опускается всё ниже к пяткам. Дженима всё нет.

Я отворачиваюсь. Чувствую, как почва уходит из-под ног. Нет, он обязан был оказаться тут. Возможно, он и должен был стать эрудитом, но он уж точно не трус.

– Вдова? – слышу я голос где-то позади, а затем чувствую, как пятерня ложится мне на спину ровно между лопаток. – Ты в порядке?

Вдова. Дурацкое прозвище, которое дал мне Четыре после того, как мы впервые прошли второй этап инициации – симуляция, где мы встречаемся лицом к лицу со своими страхами. Одним из моих были и остаются пауки.

Сначала это прозвище смешило меня, затем начало раздражать, а сейчас я уже просто привыкла. Для всех, кроме самых близких, я – Вдова, как и Тобиас – Четыре.

– Да, я …

Громкий, пронзительный визг оповещает всех присутствующих о том, что прыгает очередной неофит. Однако, если до этого мне было плевать, сейчас я резко поворачиваюсь, потому что узнаю этого голос. Четыре вопросительно приподнимает брови, а я кидаюсь к натянутой сетке.

Я не должна так реагировать, не должна никому давать понять, что мне знаком этот переходник из Товарищества, но я ничего не могу с собой поделать.

Я нагибаюсь вперёд, хватаю Дженима за ворот рубашки и тяну его к краю. Его щёки пылают, однако улыбка не сходит с лица ни на секунду. Когда он понимает, что это я встречаю его, в глазах загорается блеск.

– Дж …

– Тихо! – шепчу я, слегка встряхивая его.

Четыре помогает мне поставить Дженима на ноги.

– Ты слишком медлил, – произносит Четыре, показательно стряхивая невидимые пылинки с его рубашки.

– Извините, попал в пробку, пока сюда добирался, – Дженим пожимает плечами.

Я слышу, как по толпе за моей спиной прокатывается смешок, и сама не могу сдержаться от того, чтобы улыбнуться.

– Имя? – Четыре бросает косой взгляд на меня, и я киваю ему.

– Стайлз, – произносит он без доли сомнения.

Я распахиваю глаза. Стайлз – отличное имя для лихача, но совершенно не подходящее эрудиту. Не думаю, что он смог придумать его за то короткое время, что провёл в поезде по дороге сюда, а это значит, что он давно принял решение о переходе в Лихачество. Я поджимаю губы. Хорошо ли я знаю родного брата?

– Стайлз? Что ж, добро пожаловать в Лихачество.

Толпа одобрительно улюлюкает, и Дженим демонстрирует всем оттопыренный в кулаке большой палец. Мне хочется ударить этого «Стайлза» прямо в лицо, потому что я не могу найти в нём своего Дженима.

– Большую часть времени я работаю в диспетчерской, но следующие несколько недель я ваш инструктор.

Четыре стоит перед толпой неофитов-переходников, неофитов-лихачей минутами раньше забрала Лорен – именно она будет их инструктором.

– Меня зовут Четыре, – продолжает парень.

– Четыре? – переспрашивает правдолюбка, что стоит рядом с Трис. – Как цифра?

В сердцах я хмыкаю, хоть и лицо моё остаётся каменным. Я люблю смотреть на тех, кто слышит прозвище Тобиаса впервые – их взгляд требует объяснений, однако, они никогда их не получат.

– Да. Что-то не так?

– Нет.

– Хорошо. Сейчас мы пойдём в Яму, которую вы рано или поздно полюбите. Это …

– Яма? – фыркает та же правдолюбка. – Отличное название.

Четыре подходит к ней и наклоняется к её лицу. Я вижу лишь его спину, так как стою позади, но могу представить, как он прищуривается, заглядывая девушке в глаза.

– Как тебя зовут?

– Кристина.

– Вот что, Кристина, если бы я хотел мириться с наглецами-правдолюбами, я бы вступил в их фракцию. Вот первый урок, который я тебе преподам: держи язык за зубами. Поняла?

Она кивает, и Четыре делает шаг назад, затем поворачивается и кивает в мою сторону.

– Это Вдова, – произносит он, словно моё имя совершенно не похоже на какую-то глупую шутку. – Она будет моим помощником и вашим советником.

Я коротко киваю, пробегая взглядом по каждому из неофитов. Только сейчас замечаю, что Дженим – единственный переходник из Товарищества. Видимо, другой не смог спрыгнуть с поезда.

Стайлз. Не Дженим. Стайлз …

– Не советую смеяться над моим именем, – мой голос твёрд настолько, насколько это возможно. – Лучше задумайтесь, по какой причине я могла его получить.

Четыре идёт к проходу, и неофиты гуськом тянутся за ним. Я замыкаю колонну. Могу представить, какое сейчас будет на их лицах удивление, когда они увидят Яму, потому что я помню своё собственное. Восторг вперемешку со страхом. Что-то неописуемое.

Четыре движется к пропасти. Это важный моральный урок для всех, кто не видит грань между храбростью и безрассудством, между …

– … отвагой и глупостью! – доносится до меня конец предложения Четыре.

Шум воды заглушает другие его слова, но я могу представить, что именно он говорит. Наверняка, практически то же, что сказал нам наш инструктор в первый день. Адаптируйтесь.

Мы следуем к обеденному залу. Как только мы оказываемся внутри, лихачи начинают топать ногами, кричать и стучать приборами по столам. Я улыбаюсь и подхватываю общее настроение. Вижу Зика, он сидит рядом с Лорен, Юрайей и ещё одной лихачкой. Я видела её на Церемонии выбора – я запомнила её по татуировке в виде стрел на предплечье. Четыре занимает наш привычный стол с самого края комнаты.

Я плюхаюсь рядом с ним и тут же касаюсь пальцем краюшка шоколадного торта, собирая немного крема. Облизываю его и радостно выдыхаю. Вкуснятина.

– Я думал, твоего брата зовут Дженим, – Четыре берёт котлету и кладёт её на хлеб, сверху мажет немного кетчупа и впивается в этот импровизированный гамбургер зубами.

– Я думала, что мой брат выберет Эрудицию, – я пожимаю плечами. – Видимо, я знаю его не лучше, чем ты с моих слов.

Я успеваю лишь закончить предложение, как передо мной на скамейку напротив садится Стайлз. Рядом с ним опускается парень в одежде альтруистов. Я позволяю себе бросить на него быстрый изучающий взгляд. Его линия подбородка скошена с одной стороны, но это, скорее, придаёт ему очарования, нежели отталкивает. Юноша замечает, что я изучаю его, и протягивает мне руку, чтобы поздороваться. Странно. Я точно знаю, что альтруисты стараются избегать физических контактов – Четыре мне рассказывал.

– Меня зовут Скотт, – произносит он.

Я поворачиваюсь на Четыре. Жду его реакции.

– Не очень-то ты похож на альтруиста, Скотт, – говорит он.

Я ухмыляюсь. Вижу, как Скотт медленно убирает руку, смутившись.

– Очень приятно, Скотт, – я думаю о том, что мне стоит подбодрить человека, который, возможно, станет Стайлзу другом, и подмигиваю ему. – Именно поэтому он и пришёл к нам, Четыре, не будь занудой.

Рядом с Четыре присаживаются Трис и Кристина. Между ними завязывается разговор, в который я даже не пытаюсь вникнуть. Всё моё внимание приковано к Стайлзу, сидящему напротив. Он поедает гамбургер с фальшивым спокойствием, и я вижу это потому, как бегают его глаза в поисках того, за что можно было бы зацепиться. Он волнуется. Вероятно, он даже боится. Мало кто не боится, когда попадает сюда в первый день. Да и в следующие несколько недель тоже.

Я вытягиваю ноги вперёд и слегка пинаю Стайлза по колену. От неожиданности он роняет хлеб на тарелку. Одними губами произношу «Нужно поговорить». Стайлз еле заметно кивает. Вдруг все умолкают, и я знаю, что это значит. Мне не нужно даже вертеться на месте в поисках источника, что привлёк всеобщее внимание.

– Кто это? – шепчет Кристина.

– Его зовут Эрик, – отвечает Четыре. – Он Лидер Лихости.

Эрик подходит к нам и садится с краю, как раз возле меня.

– Не представите мне ваших собеседников? Четыре, Вдова?

Я поджимаю губы. Четыре знает, что я ненавижу Эрика с нашей первой встречи, и потому берёт слово на себя:

– Это Трис и Кристина, – затем он кивает в сторону парней. – Стайлз и Скотт.

– Ого, аж целых два Сухаря, – ухмыляется Эрик.

Трис никак не реагирует, Скотт тоже. Правильно делают, потому что в их нынешнем положении лучше быть тише воды, особенно когда дело касается Эрика.

Эрик смотрит на меня, я могу буквально чувствовать, как его холодный взгляд буравит во мне дыру размером со Вселенную.

– Вдова, – я тяжело выдыхаю и поворачиваюсь к нему всем корпусом. – Поздравляю с новой должностью. Конечно, до лидера тебе ещё очень далеко. Да и до инструктора тоже. Но, согласись, что советник всё же лучше, чем, например, охранник забора.

Я сжимаю руки в кулаки. Он любит выводить меня на эмоции, любит смотреть на то, как я пытаюсь подавить в себе желание вмазать ему подносом.

Я вспоминаю тот день, когда мы впервые встретились. Его волосы, что сейчас подстрижены максимально коротко, тогда были в два раза длиннее и лежали аккурат по ровному пробору. Тогда я была единственным переходником из Товарищества. Тогда он назвал меня наркоманкой, потому что как эрудит был в курсе наличия в нашем хлебе специальной сыворотки. Тогда он сказал, что моя фракция собрала в себе всех тех, кто не достоин быть умным, или храбрым, или самоотверженным. Тогда я врезала ему точно по очкам в светло-коричневой оправе. Тогда он столкнул меня в Яму, не дав самой совершить свой первый прыжок.

– Угу, – только и выдавливаю из себя я.

– Четыре, Макс искал тебя, – Эрик отклоняется назад и начинает барабанить костяшками пальцев по столу. – Он хочет предложить тебе работу.

– Я вполне доволен своим местом, – Четыре даже не поднимает на него взгляд.

– Что ж, будем надеяться, что он поймёт это.

Эрик встаёт, хлопает меня по спине сильнее, чем надо и уходит прочь. Я выпрямляюсь и расслабляюсь.

– Это только я, или парень действительно заставляет всех вокруг желать собственной смерти? – Стайлз скребёт вилкой по тарелке, размазывая остатки кетчупа.

– Осторожнее, Стайлз, – произношу я, делая акцент на его имени. – Всё-таки он – один из лидеров Лихости. И он будет следить за вашим обучением.

– Отлично, – выдыхает Трис.

После ужина мы с Четыре сразу же направляемся в свою комнату. Мы оба знаем, что сейчас Эрик будет толкать свою важную речь, после которой жизнь неофитов-переходников больше никогда не станет прежней. Ранги. Возможность вылететь из фракции ещё до прохождения инициации. Общая спальня.

– Помнишь, как ты ночью свалился с верхнего яруса и чуть не пришиб бедного Зика, что спал на нижнем? – я стягиваю с ног тяжёлые ботинки и откидываю их в угол в то время, как Четыре складывает свои показательно ровно. Я вижу, как дёргаются уголки его рта.

– По крайней мере я не явился на первое занятие по стрельбе из пистолета в штанах и лифчике.

– Эй! Эрик скинул мою кофту с обрыва! – я толкаю Четыре в бок, но он уворачивается, не давая лишить себя равновесия. – Спасибо, кстати, что выбил потом ему пару зубов.

Четыре садится на край своей кровати. Я останавливаюсь в нескольких шагах от него и скрещиваю руки на груди. Что-то в нём изменилось, но я не могу понять, что именно. Его взгляд направлен в точку на полу, глаза затуманены, словно он и вовсе сейчас не здесь. Но тогда где?

– Четыре? – я делаю шаг вперёд, пытаясь привлечь его внимание, но кажется, что юноша ушёл куда-то глубоко в себя, словно его накрыло внезапной волной воспоминаний, или что-то вроде того.

Я привыкла к такой его стороне. У меня заняло это около года, но всё же, я привыкла. Мало кто тут может похвастаться тем же, разве что Зик. Мы втроём были неразлучны с тех пор, как Амар пригласил меня и Тобиаса на вылазку с неофитами-лихачами. Он видел, что мне было тяжело адаптироваться к Лихости, и главной причиной этого был Эрик, а Четыре и вовсе был замкнут и скрыт, словно хранил в себе страшную тайну, что убивает его изнутри.